Помимо капитана и старшего помощника – невольного героя этой повести, команда межмирника состояла еще из четырех человек: младшего помощника, исполнявшего обязанности суперкарго, двух мотористов и грузчика, к которому в часы такелажных авралов присоединялся весь остальной экипаж, до капитана включительно. Посторонние попадали на межмирник очень редко – капитан не терпел лишних людей на судне. Даже свою собственную, многократно проверенную команду он постоянно изводил производственными собраниями с неизменной повесткой: «Без кого из нас мы сможем обойтись?».
   И все же сегодня в ходовой рубке «Леонида Кудрявцева» находился посторонний. Объяснялось это двумя причинами: во-первых, отсутствием на борту капитана – он вместе с суперкарго носился по Москве в поисках попутных грузов, а во-вторых тем, что старпом встретил своего старого знакомого. Когда-то в далеком порту «Н-ск – 2000» он познакомился с Серегой Стопарем. Тот был тогда одним из бригадников местного криминального авторитета Колупая и вел от его лица переговоры о возможности приобретения полиноида. За один экземпляр полиноида Колупай, по словам Стопаря, готов был отдать полмира. Старпома не интересовали колупаевские полмира, зато он был наслышан об имеющейся в «Н-ске – 2000» констракве – чудесном веществе, способном превращать глину в золото. Переговоры проходили весьма плодотворно, обе стороны темнили, как могли. Стопарь определенно обещал достать констракву (о которой впервые услышал от старпома), а старпом распространялся о чрезвычайной редкости полиноидов во Вселенной (хотя знал, что в Москве их продают оптом и на вес).
   Отбывая из «Н-ска – 2000», старпом был преисполнен радужных надежд и далеко идущих планов, вплоть до покупки собственного межмирника, оборудованного под перевозку констраквы. Прибыв в Москву, он сейчас же договорился в одном из магазинов Second-Hand о приобретении подержанного полиноида. Оставалось незаметно пронести его на корабль и спрятать в своей каюте (все операции производились, разумеется, в тайне от капитана, так как старпом твердо решил открыть собственное дело и заранее боялся конкуренции).
   И вдруг все рухнуло. Прогуливаясь сегодня по московским улицам от магазина к магазину, старпом вдруг повстречал в подземном переходе нищего, как две капли воды похожего на Серегу Стопаря. Нищий выпрашивал у прохожих трудовую медь, ссылаясь на то, что он инвалид какой-то неизвестной, но, по его словам, чрезвычайно кровопролитной битвы. Выглядел он так, будто вернулся прямо с Армагеддона. Старпом, однако, узнал его и привел с собой на межмирник, где велел накормить и выдать кое-что из одежды. Поступки старпома диктовались одними лишь филантропическими побуждениями, так как еще по дороге Стопарь без утайки рассказал ему всю правду. Известие о гибели Колупая и его мятежных бригадников, о страшном наступлении констраквы – словом, о полном крушении всякой надежды на прибыльную эксплуатацию порта «Н-ск – 2000» глубоко потрясло старпома.
   «Это ужасно! – думал он. – Просто кровь стынет в жилах! За что такая страшная судьба? Зачем я внес деньги за полиноид?! ...»
   Придя на межмирник, старпом с горя заперся у себя каюте. Он должен был обдумать создавшееся положение. Серега остался в рубке, где за миской каши и бутылкой пепси-колы поведал остальной команде о своей невероятной судьбе. Рассказ его был полон настоящего драматизма, напевен и страстен – видимо, Стопарь неплохо отрепетировал его, выступая в подземных переходах столицы. Вдобавок, перенесенные испытания и знакомство с московским андеграундом пробудили в нем доселе дремавшую духовную силу. Стопарь заговорил иносказательно, в глазах его, под обгорелыми бровями, засветилась святость страстотерпца. Те, кто знал Серегу раньше, определенно решили бы, что на него сошла благодать. Впрочем, это довольно часто случается с людьми в Москве, где, в отличие от остального отечества, всегда любили пророков, охотно их подкармливали и даже позволяли грубить царям.
   – Светел был град мой, – рассказывал блаженный Стопарь, – тих и невинен, славен мужами праведными – Колупаем приснопамятным, Федулом-угодником... Благославенно было место сие! Воистину – вертоград просиянный! Я, грешный, на таких тачках ездил, какие вам и не снились! М-да... Но разверзлась тьма средь миров и из тьмы вышли демоны. Числом – трое, видом – ужасны и соблазнительны. И вострубил первый демон: "Я, в натуре, знаю, где в граде сем спрятан клад несметный! ". И восстал брат на брата, и сын на отца и этот... племянник на дядю. И пошли друг на друга ради клада сего... Тогда вострубил второй демон, и от трубного гласа его, силы охрененной, случились землетрясения по местам. И канула в бездну местность, называемая Промзона, а из бездны поднялись исчадия и двинулись на праведников, собравшихся в месте сем для молитвы. И сколько ни отстреливались праведники из автоматов и гранатометов, всех их поглотили исчадия. Одному мне, грешному, удалось спастись. И вот – вышел из бездны третий демон, видом – женщина, соблазна необыкновенного, ноги, талия, грудь – вы себе не представляете! Из глаз – зеленые молнии бьют, с пальцев – алые искры сыплются, земля под ногами дымится. Словом – диаволица. Пал я тогда на лицо свое и очи сомкнул, жду смерти, яко мученик. И вот слышу голос, точно с небес...
   – Где старпом?
   При звуках этого голоса, неожиданно раздавшего в рубке «Кудрявцева», вся команда вздрогнула и разом повернула головы. В дверях стояла княжна Ольга с аннигилятором, неприятно нацеленным на собравшихся. За ее спиной маячили еще две рослые фигуры.
   – Она! – прошептал Стопарь. – Диаволица!
   – Старпом где? – нетерпеливо повторила Ольга.
   – Чур меня! Чур меня! – заголосил Стопарь и замахал рукой в сторону трюма. – Там он! В келии! Отыди от меня, сатана!
   – Спокойно! – Ольга не узнала Стопаря и прошла мимо него к люку, ведущему в трюм. За ней по-гвардейски вышагивали Гонзо и граф Бруклин.
   Увидев их, Серега безумно улыбнулся и, повернувшись к мотористам, с ликованием произнес:
   – Демоны. Те самые! – после чего закрыл глаза и рухнул на пол.
 
   * * *
 
   Старпом сидел в своей келии, или каюте, или в своем ящике от телевизора – как угодно. Все его размышления о создавшемся положении сводились к одной неконструктивной мысли: "Вот ведь мать-перемать! ".
   Было от чего прийти в уныние. С самого начала этого злополучного рейса старшему помощнику не везло. В Узловом его надул какой-то прохвост – всучил партию коньяка, из которой только один ящик оказался настоящим, а все остальные даже не паленка, а так – мираж... За эту покупку капитан его чуть не убил, младший помощник, он же суперкарго, ел поедом и на собраниях ставил вопрос, зачем это на их небольшом межмирнике два помощника капитана. Коньяк на Дороге Миров покупали из рук вон плохо, но капитан не позволял сбавить цену, он требовал, чтобы старпом этим ящиком окупил всю оплаченную партию. А как ее окупишь? Одну бутылку взял спесивый помещик в «Хвалыни-1853», да две бутылки – Бегун, начальник «Н-ска – 2000». Вот и все покупатели... В Н-ске, правда, удача снова стала поворачиваться лицом – наметилась комбинация с констраквой. Старпом воспрял было духом, но по прибытии в Москву, как назло, поломался межмирник. Вместо того, чтобы молниеносно крутнуться с полиноидом обратно в Н-ск за констраквой, пришлось становиться на ремонт, разыскивать дефицитные запчасти и вообще заниматься рутиной. Все это время старпом не находил себе места. Сгорая от нетерпения, он разыскал самый дешевый в Москве полиноид, и чтобы тот не ушел как-нибудь в чужие руки, заранее за него заплатил. Он убедил капитана, разумеется, под совсем иным предлогом, в необходимости совершить повторный рейс в «Н-ск – 2000». Он до мелочей разработал весь план кампании... и тут встретил блаженного Стопаря. Блестяще разработанный план пошел коту под хвост. Колупая нет, бригады его нет, полиноид никому не нужен, констраква бушует и подобраться к ней нельзя...
   – Ну просто мать-перемать!
   В тоске старпом протянул руку и ткнул пальцем в кнопку крохотного телевизора, стоявшего на крохотном столике у крохотного окна его крохотной каюты (окно выходило в трюм и предназначалось для надзора за грузами). Экран осветился. Запищала музыка. Зрелых лет мужчина в шутовском наряде, отчаянно кривляясь и нарочно коверкая слова, повел речь о какой-то уморительно смешной викторине, имеющей состояться прямо сейчас. Но старпома не увлекали заковыристые вопросы викторины, пересыпанные забавными прибаутками. Без улыбки смотрел он на экран, почти не воспринимая происходящего, до тех пор, пока один из зрителей в студии не выиграл приз за первый конкурс.
   На экране вдруг появились темные бутылки туманного стекла с золотыми этикетками, знакомыми до боли. Старпом ахнул и сунул руку под кровать. Так хватается за карман обворованный в трамвае. Но ящик был на месте, и все шесть неликвидных бутылок оставались нетронутыми. Старпом вынул одну из них. Cognac Napoleon. Точь-в-точь такую же бутылку ведущий вручал победителю конкурса в качестве приза.
   Гады, грустно подумал старпом. Размочили монополию. Уж это верный признак: если по телевизору показывают, значит в ближайшее время и рынок наводнят. По бросовым ценам. Вот тебе и окупил всю партию! Опять облом! Да что ж так не везет-то мне?! Это уже не мать-перемать, это уже просто... просто не знаю, что!
   На экране, тем временем, счастливые победители получали все новые и новые призы с золотыми этикетками.
   Спаивают русский народ, сволочи! Старпом в негодовании метался по каюте, так что фанерные щиты ходили ходуном. Со злости он чуть не грохнул об пол свой маленький телевизор, но тут, к счастью, проклятые бутылки исчезли с экрана, начался очередной рекламный блок. Старпом слегка успокоился. Он сидел на кровати, держась за голову, лысеющую от выпавших на ее долю страданий, и думал о своей нелегкой коммерческой доле. Еще он думал о том, какие идиоты сидят на телевидении. От этой мысли ему становилось легче.
   Вот, к примеру, реклама. Сидит деваха и щебечет не поймешь что, на черт-те каком языке. Умники! Рекламируют и сами не знают, что рекламируют! А, да чего на них смотреть! Гори оно все синим пламенем!
   Старпом решительно взял со стола бутылку, сорвал фольгу и ударил в донышко тяжелым кулаком...
 
   * * *
 
   Ольга пинком распахнула дверь и, подняв аннигилятор, шагнула в теплый застоявшийся полумрак. Каюта старпома была пуста, постель смята (княжна не знала, что это нормальное состояние постели старпома), из-под кровати торчал угол знакомого ящика. Ольга рывком вытащила ящик на середину узкого прохода. Тускло блеснули, качнувшись, пять головок, обернутых фольгой. Шестая бутылка стояла на столике рядом с телевизором. Она была пуста.
   – Ушшел, гад! – прошипел из-за спины Христофор.
   – Кто ушел? Куда ушел? – разом загалдели мотористы и грузчик. Они вбежали в грузовой отсек вслед за графом и теперь наседали на него с трех сторон, впрочем довольно деликатно, без рук. Команда считала нелишним задать несколько вопросов, прежде чем вступать в драку с вооруженными людьми.
   – Чего вам надо от старпома? – спросил один из мотористов, заботливо протирая ветошью разводной ключ.
   – От старпома! – передразнил его Христофор, появляясь из каюты с ящиком в руках. – Был старпом, да весь вышел!
   Он поставил ящик на клепаный металлический пол и любовно погладил золотые горлышки бутылок. Те самые. Ни капельки не изменились. И даже ящик какой-то родной, знакомый каждой царапиной. Сколько пришлось из-за него помучиться! И вот, наконец, удача. Все-таки это была огромная удача – сразу пять сосудов с ифритами. Предыдущие три достались гораздо трудней. И хоть погоня за ифритами на этом еще не кончалась, приятно было сознавать, что поймать осталось только одного. Один – не шесть! Одного-то уж как-нибудь...
   – А старпома своего, – сказал Гонзо, обращаясь к мотористам. – вы, ребята, лучше и не ищите. Заболел он. Подхватил на Дороге Миров такое, что не дай вам бог сейчас его встретить!
   – Кого это не дай бог встретить? – гулко раздалось вдруг в пустоте трюма. – Вы чего в каюту полезли? От, народ! Уже спиртное почуяли! В гальюн нельзя отлучиться!
   Из темноты выступил грузный мужчина в тельняшке и брюках-клеш, которые он застегивал на ходу. Гонзо сразу узнал его. Это был старший помощник капитана межмирника «Леонид Кудрявцев».
   – Так, – прогремел старпом, подходя ближе, – это что такое?! Почему на судне посторонние? Кто пустил?!
   При первых звуках его голоса Ольга вышла из каюты и, поигрывая оружием, двинулась навстречу.
   – Кто такие? – гаркнул на нее старпом и тут же умолк, тупо уставясь на аннигилятор.
   Ольга не стала вступать с ним в переговоры. Она прямо начала читать заклинание:
   – Слушай меня, существо из другого мира! К тебе обращается твой хозяин...
   Все вокруг притихли, а некоторые, из числа наиболее впечатлительных, даже затаили дыхание. Но самое удивительное действие ольгино колдовство произвело на старпома. Услыхав первые фразы заклинания, он перевел растерянный взгляд с аннигилятора на лицо княжны, прищурился, подался вперед, всматриваясь, как в водяные знаки на стотысячной купюре... Минута прошла в невыносимом напряжении... Старпом вдруг хлопнул себя по лбу.
   – Ну точно! А я-то голову ломаю: где мог слышать сегодня вот это самое? В рекламе! Конечно! Вот ведь, мать-пере... пардон! Так вы с телевидения? А это у вас, надо полагать, телекамера? Надо же! На аннигилятор здорово похожа. Я даже испугался сначала, ей-богу!
   – Оля, что происходит? – тихо спросил Христофор, не ожидавший ничего подобного.
   – Это не ифрит, – так же тихо ответила княжна.
   – Я вижу, что не ифрит! – пробормотал Гонзо, старательно отворачиваясь от старпома. – Но где же тогда ифрит?
   – Скажите, – с очень натуральным волнением в голосе спросила Ольга. – Вы открывали хоть одну бутылку из этого ящика?
   Старпом внимательно посмотрел на ящик, потом снова на княжну.
   – Ну да, – сказал он нетвердо. – Только что. Открыл и выпил. Гадость ужасная! А что?
   – Как выпил?! – прошептал Христофор. – Ничего не понимаю!
   Ольга вдруг сорвалась с места, бросилась обратно в каюту и вышла из нее с пустой бутылкой. Закрыв глаза, княжна принюхивалась к остаткам содержимого бутылки, попыталась вытряхнуть хоть каплю на ладонь, но это ей не удалось.
   – Оля! – шептал Гонзо. – Это что, опять не наши бутылки?
   – Наши, – бесцветным голосом произнесла княжна.
   Бутылка выпала из ее руки и покатилась по полу. Ольга повернулась к старпому.
   – Вы говорите, гадость, – спросила она устало. – Значит вы не допили того, что было в бутылке? Вылили?
   Старпом от возмущения хлопнул себя по коленкам.
   – Вылили! Да ты знаешь, девочка, сколько стоит такая бутылка? Коньяк в такую цену не выливают! Ну, не понравилось с непривычки. Не пропадать же добру! Что мне бутылка коньяку? Тьфу! Разболтал – и в рот. До сих пор что-то не забирает... Говорю же – гадость.
   На Ольгу было страшно смотреть. Вокруг глаз у нее появились темные круги, губы пересохли, растрепанные золотые волосы казались седыми прядями, торчащими во все стороны. Сейчас она как никогда была похожа на ведьму. Но это были лишь фокусы дурного трюмного освещения. Злое веселье на миг вспыхнуло в зеленых ведьминых глазах и сейчас же сменилось выражением безжалостной, окончательной решимости.
   – Идем! – сказала она старпому.
   Тот сейчас же беспрекословно направился к выходу.
   – Прихвати ящик, – небрежно бросила княжна.
   Старпом послушно вернулся за ящиком.
   – Оля, ты куда? – растерянно спросил Христофор.
   – Мне нужно поговорить с ним наедине, – сказала княжна, не глядя на Гонзо. – Подождите здесь...
   Она повернулась и пошла вслед за старпомом к выходу. У Христофора вдруг нехорошо, толчками заходило сердце, словно подталкивая его куда-то.
   – Постой! – крикнул он, бросаясь за ней. – Куда же ты... уходишь...
   И остановился, с удивлением глядя в дуло направленного на него аннигилятора.
   – Я сказала, подождите здесь, – сухо произнесла Ольга. – Это касается всех...
   Она шагнула за дверь и захлопнула ее за собой. Глухо проскрежетал наружный засов. В грузовом отсеке межмирника «Леонид Кудрявцев» наступила ночь.

Глава 23

   Через два часа капитан «Леонида Кудрявцева» вернулся из похода по бесчисленным московским учреждениям, пороги которых он обивал в поисках выгодного груза. Усталый и злой, он очень ругался, не обнаружив в рубке межмирника ни одной живой души (Стопарь, полежав в обмороке, сколько положено, поднялся и ушел, куда глаза глядят, совсем просветленный). Команда судна и Гонзо с графом, запертые в трюме, сумели, в конце концов, привлечь внимание капитана отчаянным стуком в дверь и энергичными высказываниями в замочную скважину. Увидев на судне посторонних, капитан еще больше рассвирепел, даже хотел вызвать милицию, но Христофор предъявил ему удостоверение следователя по особо важным делам Богоушека, после чего величественно удалился и графа прихватил с собой.
   Оказавшись на улице, отставные охотники за ифритами растерянно огляделись. Ни Ольги, ни старпома поблизости не было.
   – Куда она отправилась, зачем? – недоумевал Христофор. – Для чего взяла с собой этого кабана – старпома? И где ее теперь искать?
   – С меня хватит, – заявил вдруг граф. – Я еду в порт, сажусь в межмирник и отправляюсь домой.
   – А как же Ольга? – спросил Гонзо. – Вдруг она попадет в беду?
   – Она еще попадет или нет, а я уже попал! У меня отпуск давно кончился. Наш герцог шутить не любит, не успеешь оглянуться, как попадешь в патруль, мутантов ловить. А эта работа не по мне... Я уж не говорю о том, что мои подданные, наверное, и ждать перестали своего графа! В общем, я уезжаю. Встретишь ее – передавай привет. Скажи: захочет вернуться, так знает, где меня искать. А не захочет – и не надо. Я себе таких еще сотню найду! За мной толпами ходят...
   – Балда ты, ваше благородие, – устало сказал Христофор.
   – Че-го?!
   – А чего слышал. Не для тебя эта девчонка. Такую, как она, во всем Параллелье не найти...
   Джек шумно засопел, сжимая и разжимая кулаки. Потом вдруг отвернулся и зло произнес:
   – Прекрасно! Вот ты ее и ищи. А мне надоело. Только вряд ли у тебя с ней что-нибудь получится. Она ведь хочет Вселенной управлять! Ей не мужчина нужен, а сам Сатана. А ты – голодранец. И как мужик, наверняка, не для нее... после меня-то!
   – Слушай, Джек, – нетерпеливо сказал Гонзо, – я ведь не посмотрю, что ты граф...
   – Ага! Не любишь правды! Но я-то знаю: бросит она тебя рано или поздно. Если еще не бросила. Чего, думаешь, она этого старпома подцепила? Тоже он ей для каких-то колдовских дел понадобился. Мы все для нее не люди, а так, ингредиенты. Вроде сушеных жаб или печени крокодила – сварит и выбросит. А я не желаю, чтобы меня бросали. Сроду я сам всех бросал и впредь буду сам!
   – Ну и проваливай, – сказал Христофор. – Обойдемся как-нибудь...
   – Но самое интересное, – продолжал граф, – что ты все это понимаешь не хуже меня. Если, конечно, не идиот... Когда-нибудь мы с тобой еще встретимся и от души похохочем над тем, как эта ведьма водила нас за нос. See you later!
   Джек Милдэм повернулся и зашагал прочь.
   Христофор некоторое время смотрел ему вслед, а затем пошел своей дорогой. Он решил вернуться в гостиницу и ждать Ольгу там. Может быть, она вернется туда даже раньше его. Если вообще вернется...
   Нельзя сказать, что слова графа не произвели на Гонзо никакого впечатления. Порой он действительно чувствовал себя печенью крокодила в ольгином колдовском котле. Сварит и выбросит... Что ж, может быть. Но не сейчас. У него ведь есть ее обещание...
   Гонзо заторопился. Расталкивая прохожих, он не сразу заметил, что пробирается уже сквозь идущую навстречу колонну демонстрантов. Над головой захлопали красные, синие, черные флаги, затрещали туго натянутые транспаранты: "Евреи, убирайтесь в Израиль! ", "Латыши, убирайтесь в Латвию! ", "Подольцы, убирайтесь в свой Подольск! ", "Пролетарии всех стран, соединяйтесь! " Эта была последняя на сегодня, вечерняя демонстрация патриотических сил, которые пребывали в оппозиции лишь до двадцати четырех часов, после чего обязаны были составить правящую коалицию. Ярче всех выделялась в колонне группа Степана Ивановича Кучко. Он шел в окружении целой толпы соратников. У боярина в петличке горела красная гвоздика, у остальных – у кого розочка, у кого незабудка, у кого – ромашка... Чтобы избежать встречи с родным кандидатом, Христофору пришлось юркнуть в антикварный магазин сексуальных принадлежностей и притаиться за украшающим витрину бюстом Екатерины Великой. Переждав колонну в укрытии, Гонзо бегом припустил по улице в направлении гостиницы.
   Ольги в гостинице не оказалось, и по словам ключницы, она не заходила. Христофор вошел в опустевший номер и в волнении принялся мерить его шагами. Из-под кровати высунулась голова нюшка, понаблюдала за ним некоторое время, потом тихо хрюкнула, намекая на то, что добрые люди в это время садятся ужинать. Христофор налил ему в миску электролит и поставил заряжаться. Нюшок обиженно поворчал, дескать, давно надо было сообразить, теперь вот жди...
   – Потерпи уж, – сказал ему Христофор. – Я же терплю! Вот придет Оля, принесет нам чего-нибудь вкусненького...
   Он выглянул в окно. В небе над Москвой уже сияли звезды. Улицы превратились в реки плывущих огней. Вдали светились совсем игрушечные отсюда Храм Христа-Спасителя, Дворец Советов и бассейн «Москва». И где-то на этом огромном светящемся пространстве, от торчащего на севере шпиля Останкинской телебашни до поднимающегося на юге Университета, должна была находиться Ольга...
   Ведь она дала обещание! Сегодня она определенно сказала Христофору, что он может сопровождать ее, по крайней мере, до тех пор, пока не будет найден пресловутый Эликсир Владения.
   «Интересно, – удивлялся сам себе Гонзо, – почему я так свято верю в это ее обещание? Кого и обмануть, как не меня – афериста, жулика и, прямо будем говорить, вора? Может быть я так верю ей потому, что кроме этого обещания у меня ничего нет? Ну, ну! К чему пессимизм? Я ей нужен. Объективно необходим. Да, я вор. Но когда нужно отыскать нечто сверхъестественно важное, я – незаменимый вор. Так что не будем раньше времени впадать в отчаяние и рвать на себе пуговицы... Придет. Никуда не денется.»
   Словно в ответ на его мысли раздался громкий стук в дверь. Гонзо подскочил от неожиданности, хотя именно этого стука ждал и жаждал больше всего на свете.
   «Наконец-то! Где же ты пропадала, горе мое?» – успел отрепетировать Христофор, пока летел к двери.
   Но дверь сама раскрылась ему навстречу. Едва не попав в его объятья, в номер ввалился граф.
   – Ты знаешь, – произнес он, дико тараща глаза, – а межмирника-то нету!
   Через минуту они уже мчались в такси по направлению к городскому порту Дороги Миров.
   – Я подумал, может ты знаешь, куда она собиралась, – объяснял граф. – И вообще – ты же вор... то есть я в хорошем смысле слова... Ты же специалист по всяким там угонам и так далее... может, найдем? По горячим следам. А то мне герцог голову снимет.
   – Что ж ты не позвонил? – отчитывал его Гонзо. – Я бы давно там был!
   – Представляешь, не сообразил! – признался граф. – Словно обухом по голове! Ай да Оля! Ну, не говорил ли я? Знал ведь, что она на все способна! Но чтоб такое! ...
   В порту Христофор сразу вынул свое удостоверение следователя по особо важным делам и показал его диспетчеру по перевозкам – миловидной девушке в строгом форменном кителе с золотыми пуговицами.
   – Так. Не п_о_няла, – сказала девушка с ударением на первый слог. – А что случилось?
   – Что ж ты, диспетчер, не смотришь, что у тебя на стартовой делается! – прокуренным басом рявкнул Гонзо. – Межмирники с-под носа угоняют! Где «Флеш Гордон»?
   – В смысле? – девушка глянула в распечатку. – Убыл в двадцать один ноль семь.
   – Как это – убыл?! А капитана кто-нибудь видел?
   – В смысле? – девушка снова поводила по распечатке ногтем с облупившимся лаком. – Капитан Джек Милдэм поднялся на борт в двадцать пятьдесят восемь. С ним один пассажир. Че вы мне...
   Граф вдруг лихорадочно захлопал себя по карманам. Наконец, он со вздохом облегчения вынул свои права на вождение межмирника и положил их перед диспетчером.
   – Не п_о_няла! – девушка изумленно округлила глаза. – Он же мне точь-в-точь такое же удостоверение показывал! Только фотокарточка...
   – Фотокарточка! – передразнил ее Христофор. – Ладно, об этом в другом месте поговорим. Куда он прыгнул?
   Девушка склонилась над распечаткой.
   – Так. Пункт назначения... Опа! Не указан... – она испуганно посмотрела на Гонзо.
   Тот вынул записную книжку и со зловещим видом нарисовал в ней домик с трубой.
   – Спите на работе! А в порту жулики орудуют... На какой стоянке он парковался?
   – На ТС-сто семнадцать... – уныло сказала девушка.
   Христофор пририсовал к трубе дым и спрятал книжку в карман.
   – Ну, веди, показывай! – сказал он диспетчеру.
   Стартовая площадка была ярко освещена, но идти к ней нужно было через темную, обсаженную деревьями полосу отчуждения. Здесь не было нужды строить из себя следователя, и Христофор на минуту отдался собственным мыслям.
   Все-таки сбежала, с горечью думал он. Ну конечно! Кто она, и кто он! Княжна, волшебница, повелительница ифритов, и мелкий жулик. Следователь липовый. Не сегодня-завтра поймают и опять в тюрьму. Так что все правильно. Пингвин и русалка, они, если честно, не пара... Но попрощаться-то можно было по-человечески? Эх, Оля, Оля!
   Граф, шедший впереди и уже достигший стартовой площадки межмирников, вдруг вскрикнул и сломя голову бросился к стояночным местам.
   – Не п_о_няла! – с ударением на первый слог произнесла девушка-диспетчер и раскрыла папку с бумагами.
   Но Гонзо и без бумаг узнал стоящий на прежнем месте, до боли знакомый межмирник «Флеш Гордон». Он был еще горячий после прыжка сквозь бесчисленные пространства и стоял несколько скособочившись – видно где-то при посадке подмял одну из опор. Дверь межмирника была настежь распахнута, внутри горел свет. Граф и Гонзо в одно мгновение осмотрели все помещения и убедились, что людей на судне нет. Джек сразу принялся возиться с пультом, от которого еще поднимался сизый дымок, а Христофор вошел в крохотную ольгину каютку и сел на диван.
   Он сразу увидел письмо – сложенный пополам лист с крупной надписью: «Джеку и Христофору». Гонзо развернул его и стал читать:
   «Прежде чем вы разойдетесь по домам, хочу сообщить, что наша экспедиция успешно завершена, и поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. Возвращаю межмирник, мне он больше не нужен. Впрочем, они все скоро будут не нужны. В самое ближайшее время я отменю Дорогу Миров. Она перестанет существовать вместе с Параллельем – просто вдруг выяснится, что ничего подобного никогда не было, нет и не будет. Я теперь располагаю всем, чтобы добиться своей цели. Дело в том, что из девяти бутылок, которые вез для меня „Старец Елизарий“, только восемь были с ифритами, а в девятой находился Эликсир Владения. Если не веришь, Христофор, перечитай Предания. Тот мой „дядя“, который прислал мне эти бутылки, не был полковником корпуса Мюрата. Он был верховным жрецом Ассуры. Его имя Ктор. Он так и не смог покинуть проклятый мир ТИОН-500, куда забросил его безумный Адилхан, но перед смертью сумел переслать мне Эликсир и собранных им ифритов. Восьми ифритов вполне достаточно, чтобы справиться с Медными Стражами. Но Эликсир по незнанию выпил не тот человек, которому он предназначался. Бывший старший помощник капитана „Леонида Кудрявцева“ является теперь единственным во Вселенной существом, способным управлять параллельными пространствами. Он – новый Повелитель, хозяин Чаши Джамшида, и, значит, мне по пути только с ним. Его именем я буду распоряжаться тем миром, который сотворю по своему вкусу.... Я пока не выбрала точную модель Вселенной, в которой буду жить. Знаю лишь, что в истории моего мира будет занимать видное место князь Гостомысл Киевский, мой отец. Остальное – детали... Только не пытайтесь меня преследовать. Однажды я уже побывала в Порту-Ноль и ни перед чем не остановлюсь, чтобы не допустить ошибки второй раз. Постарайтесь меня понять и не поминайте лихом. Ваша княжна Ольга – Вайле.»
   Христофор перечитал письмо два раза, бережно сложил и спрятал в карман. Вряд ли стоит сообщать графу, что Ольга собирается строить мир, в котором нет места межмирникам, нет места параллельным пространствам, а значит, скорее всего, и им обоим – Христофору Гонзо и Джеку Милдэму.
   «Выяснится вдруг, что меня вообще никогда не было на свете, – подумал он. – Но кто же тогда встретил тебя, Оля, там, в Узловом, и по уши влюбился с первого взгляда? Что это был за человек? Неужели, он был так плох, что ему и вовсе не стоило существовать?»
   Христофор поднял глаза, чтобы посмотреть на себя в зеркало, которое Ольга сама повесила на двери своей каюты. Он вдруг почувствовал, что глаза его застилает пелена, смахнул слезы и тогда только убедился, что это не обман зрения. На зеркале губной помадой была выведена торопливая надпись: «Ялта-1903. Неплохая модель Вселенной! Стоит подумать...»