Страница:
Столь длинная формулировка была официально принята после того, как пилот, которому освободили коридор на высоте один-один, не понял диспетчера. Вместо того чтобы подняться, он снизился до высоты тысяча сто и обнаружил горный пик там, где полагалось быть небу. Не зря говорят, что каждое летное правило — детище чьей-то ошибки!
«Вот теперь начнется самое трудное, — подумала Шторми. — Что ж, будем отрабатывать жалованье».
Выжав вперед все дроссели, она пошла на подъем. И в тот же миг засбоил четвертый двигатель: мерный гул сменился неровным дребезжанием. Почувствовав это через зажатую в лапе рукоять, Шторми плавно повела вперед рычаг топливосмесителя. Двигатель вошел в норму.
«Что-то тут не так», — подумала она.
— Привет, Ловкач, — обратился Бакстер к напарнику на служебной частоте воздушных эльфов. — Мы что, хотим испортить ее четвертый двигатель? Я-то думал, мы ограничимся погодой, и только. Не слишком ли опасно портить двигатель на таком участке?
Впереди по трассе Ловкач и Шустрик уже постарались на совесть: на энергии от вихря Шасты теплый воздух извергался в поднебесье, как из вулкана. Потом они подлили масла в огонь, вскрыв энергию Тахо и направив ее к северу, — и целый электрический лес воздвигся в поднебесье. Жгучие ветви молний вспыхивали и ломались с оглушительным треском.
— Ничего мы не делаем с ее мотором, Бакстер! — сквозь грохот прокричал Ловкач. — И ты не делай. Ей и так понадобится вся мощность, на какую она способна!
В этот миг вырвалась на свободу энергия Иосемита, и из динамиков донесся голос Эстер, старшей по энергии, зависшей на своем вертолете где-то высоко над Сьеррой:
— Внимание всему личному составу! Прорыв энергии из источника десять в направлении потока три-пять-пять, состыкованного с потоком восемь. Всем подразделениям соблюдать осторожность до момента стыковки.
Тут Эстер увидела вздымающуюся над горизонтом стену туч и завопила:
— Вот она идет! Берегитесь!
Ловкач увидел, как она надвигается на него с юга — целая лавина истерзанного воздуха, взметнувшегося от уровня моря до восьми тысяч лап! Клубы облаков, отороченных голубым огнем, валили на север вдоль трассы со скоростью лесного пожара. Когда этот ураган столкнется с первыми двумя потоками над Сискью…
Ой, что будет!
Вытаращив глаза, Ловкач развернул свою машину к северу и крикнул напарнику:
— Уносим лапы, Шустрик!
Тот не стал возражать. Два золотых вертолетика помчались на полной скорости навстречу «ХЛи-4», оседлав ударную волну сотворенного ими чудища.
— Бакстер! — позвал Ловкач. — Похоже, мы перестарались с бурей. Она вышла из-под контроля. Пока еще она далеко, но движется жутко быстро…
Шторми бросила взгляд на топливный датчик четвертого двигателя. Чуть-чуть колеблется. А масло как? Тоже чуть-чуть? Или все-таки слишком сильно? Шторми повернула голову и поглядела сквозь стекло наружу, в сторону четвертого двигателя. Ни искр, ни огня… Сплошная темнота.
Аварии никогда не случаются сами по себе, и Шторми прекрасно это знала. Любая катастрофа — конец длинной цепочки событий, а всякий взлет — начало такой цепочки. Шторми не могла не признать, что этой ночью она миновала уже немало звеньев. Она:
взлетела,
отправилась в полет одна,
летела по приборам,
ночью,
со сломанным автопилотом,
на слишком большой высоте,
где никак не миновать льда.
над неровным рельефом
и навстречу плохой погоде.
«А вот и еще одно звено, — подумала она, —
двигатель, который может отказать в любой момент».
Не нужно особого воображения, чтобы представить себе, какими словами будет заканчиваться отчет о несчастном случае:
«Пилоту не удалось флюгировать винт двигателя, вышедшего из строя. Из-за сильного обледенения самолет стал терять высоту и снижался вплоть до контакта с поверхностью высокогорья».
Шторми включила антиобледенитель винта: быть может, электричество разогреет тяжелые лопасти и хоть немного защитит двигатель от надвигающегося холода.
«Каждый сказал бы сейчас, что долг пилота — прервать цепочку до того, как она приведет к аварии, — подумала Шторми. — Но профессионал добавил бы, что на мне лежит и другой долг — доставить груз на юг до рассвета».
Нахмурившись, она как можно осторожнее потянула на себя штурвал, и «ХАи-4» стал подниматься. «Этот участок — хуже всего, — сказала себе Шторми. — Придется потрудиться, пока не выберемся из гор».
Подъем занял на минуту дольше, чем она рассчитывала, и, когда самолет набрал положенную высоту, крылья уже покрылись толстой ледяной коркой. Скорость сильно упала. Шторми включила свет за бортом и увидела именно то, что ожидала: белоснежными ангельскими крыльями ослепительно сверкал во тьме ледяной слои на поверхности металла.
Четвертый двигатель чихнул, умолк, но тут же снова ожил.
Хлопот у Хорьчихи Шторми прибавилось изрядно. «Даже испугаться толком некогда», — подумала она.
Она повысила температуру всех карбюраторов, а четвертый мотор разогрела на полную мощность. Тот снова умолк на мгновение, затем включился и заработал уже без перебоев.
— Шторми! — взывал Бакстер. — Постарайся меня услышать. Через две минуты… гм-м… ты уж извини, но через две минуты здесь заварится та еще каша. Мы все очень надеемся, что тебе удастся долететь до аэропорта в Реддинге…
«Пора включать протекторы», — подумала Шторми и нажала нужную кнопку.
Тотчас же лед сорвался с крыльев огромными, как витринное стекло, пластами и полетел куда-то в ночь, серебряными клинками взрезая тьму над необитаемым лесом.
Если бы Бакстер еще не пересек Радужный мост, лезвия льда достали бы его в мгновение ока. Он бы и хвостом дернуть не успел. Поэтому старые привычки велели ему увернуться, и Бакстер так и не понял: то ли удар обошел его стороной, то ли сверкающие кинжалы прошли насквозь через вертолет и его собственное новое тело, не причинив вреда.
«Все нормально, — подумал он. — Все идет по плану. Еще минута лету — и мы на месте».
— Ну, Шторми, — вслух сказала себе хорьчиха-летчица, — возьми себя в лапы. Все нормально. Самый обычный полет. Ничего особенного.
Любопытное зрелище предстало бы ей, взгляни она на себя со стороны глазами позорче: ее самолет упрямо пробивался вперед, а навстречу ему два воздушных эльфа улепетывали от творения собственных лап — неудержимо катящегося к северу грозового вала размером с Сицилию.
Приблизившись к грузовому самолету, Ловкач и Шустрик развернулись и полетели обратно уже помедленней, опережая Шторми лап на сто. Они столкнутся с ураганом лишь мгновением раньше, чем «ХЛи-4».
Бакстер снова приблизился к кабине так, что лопасти его пропеллера теперь крутились всего в нескольких лапах от стекла.
«Она примет участие в судьбе моей Уиллоу», — подумал он, пристально глядя сквозь стекло на Шторми. Та всматривалась в показания приборов, а он всматривался в ее темные глаза и старался проникнуть в ее мысли. Потихонечку связь между ними налаживалась.
— Скажи ей, чтоб держалась, — пропыхтел Ловкач. — Иначе было нельзя. Но знаешь ли… То, что на нас идет, живо заставит ее передумать!
— Такова уж ее судьба, — добавил Шустрик, что для него всегда было самым лучшим оправданием. — Ей ведь суждено встретиться со Строубом!
Со всей возможной осторожностью Бакстер подлетел к кабине еще ближе и потянулся к сознанию Шторми утешительной мыслью: «Не бойся, все обойдется. Но ты обязательно должна приземлиться. Приземлиться в Реддинге!»
— Все! Начинается! — донесся до него голос Ловкача.
— Шторми — прокричал Бакстер. — Ты должна приземлиться!
Началось. «ХЛи-4» врезался в линию грозового фронта лоб в лоб. Восходящие потоки рвали воздух в клочья, нисходящие рушились стремительней Ниагарского водопада, трезубцы и копья медных молний сверкали со всех сторон и ударяли в крылья, проплавляя дыры в обшивке. Пилот, сидящий в кабине, почти никогда не слышит грома, но сейчас у Шторми заложило уши от непрестанного грохота. Буря сотрясала ее самолет так яростно, что приборная панель от трепетания стрелок слилась перед глазами летчицы в сплошное пятно.
Если бы в этот миг она выглянула наружу в духе любви и безмятежности, то увидела бы, как крохотный золотой вертолетик то взмывает вверх под свирепым порывом ветра, то вновь возникает у самого стекла кабины, то ныряет вниз и теряется из виду, не удержавшись под напором нисходящего потока.
Но заподозрить, что за окном летят воздушные эльфы, Шторми никак не могла. Она крепко сжимала штурвал обеими лапами, добиваясь только того, чтобы гироскопический горизонт повернулся под нужным углом, и от души надеясь, что приборы еще не разладились.
Ветровое стекло давным-давно обледенело, но Шторми и не пыталась его очистить. Скоро лед треснет от встречного ветра, и все уладится само собой… если только со льдом не треснет и стекло.
Стараясь не упустить рукоять, Шторми нажала кнопку микрофона на штурвале и проговорила:
— Сиэтл-Центральная, «Авиахорек три-пять» на связи. — Голос ее дребезжал так, будто она сидела в миксере. — Мы тут нахватались льда и попали в небольшую заварушку. Хотелось бы спуститься пониже — как только вам будет удобно.
Бакстер снова показался за стеклом и, отчаянно жестикулируя, выкрикнул:
— Снижайся!
Затем его опять снесло.
Далеко-далеко внизу хорек-диспетчер откликнулся на ее зов, не отрывая глаз от экрана радара:
— «Авиахорек три-пять», Сиэтл-Центральная на связи. Минимальная высота — один-ноль, десять тысяч лап. Если это вам поможет…
— Да, спасибо.
— Скажите ему, чтоб он ее предупредил! — возопил Бакстер. — Ловкач, скажи диспетчеру, чтоб он ее предупредил!
— «Авиахорек три-пять», — донеслось из диспетчерской, — высота один-ноль свободна. Повторяю, высота десять тысяч лап свободна.
Но и на десяти тысячах температура была ниже нуля. Лед быстро нарастал — как всегда бывает в грозу. Каждый раз, когда Шторми включала протекторы, «ХЛи-4» оказывался в центре гигантского небесного шоу: сверкающие пластины льда срывались с крыльев и разлетались во все стороны ослепительным фейерверком.
Насчет минимума в десять тысяч лап диспетчер, видимо, пошутил. О том, чтобы удержать высоту при такой болтанке, нечего было и мечтать. Приборная панель тряслась, как отбойный молоток.
— «Авиахорек три-пять»? — донеслось из центра. — Наш радар, к сожалению, на такую погоду не рассчитан, но, похоже, на всем пути вашего следования творится что-то ужасное.
Капитан Шторми не ответила. Ледяные покрывала теперь срывались с крыльев почти безостановочно, и все ее силы уходили на то, чтобы самолет не сбился с курса. Бакстер старался удержаться рядом с «ХЛи-4» и внушить летчице мысль о посадке. Ловкач и Шустрик на своих вертолетиках пристроились по бокам самолета и пока что не отставали.
Мячи-погремушки в грузовом отсеке безостановочно гремели: самолет как будто превратился в сани с бубенцами, мчащиеся по снежным сугробам в десяти тысячах лап над землей.
На всех незащищенных поверхностях — на носовом конусе и куполах пропеллеров, на радиоантеннах и навершиях рулей — лед намерзал непрерывно.
Мало-помалу буря брала верх. Шторми уже и не пыталась стабилизировать высоту: удержаться бы головой вверх — и на том спасибо! Ее то вжимало в кресло, то изо всей силы швыряло на ремень безопасности, но она лишь стискивала зубы, отгоняя назойливую мысль о том, что на сегодня с нее приключений довольно.
«Довольно или нет — какая разница, — повторяла она себе. — Нельзя сдаваться. Надо лететь вперед».
Но неботрясение не стихало. Шторми вспомнила о своем гидроплане, укрытом сейчас в ангаре от всех невзгод. Через несколько дней она снова будет катать щенков — знакомить их с небесами. При этой мысли она улыбнулась, несмотря на новую встряску: самолет как раз сбросил очередную порцию льда.
Прежде чем вызывать центр, Шторми как следует подумала. Сама она обычно не придавала большого значения донесениям о турбулентности и льде, но нельзя же допустить, чтобы какой-нибудь другой пилот полетел этим же маршрутом, не зная, что его ожидает! Любую машину поменьше «ХЛи-4» просто разнесет на куски!
Итак, решение было принято. Шторми потянулась к кнопке микрофона, но та буквально вывернулась из-под лапы. «Ох, нет!» — вскликнула про себя летчица и, вцепившись в штурвал что было силы, изготовилась встретить толчок. Тот не заставил себя долго ждать: самолет снова тряхнуло и подбросило кверху.
— Сиэтл…
На три секунды все небо заполыхало ослепительной белизной — не просто вспышка, а целая завеса молний. Какое-то время Шторми пришлось вести самолет на ощупь.
Внезапно из багажного отделения донесся жуткий грохот, перекрывший на мгновение и гул моторов, и рев ураганного ветра. Шторми поняла, что в одном из отсеков сломалось крепление. Плохо дело. Если контейнер начнет швырять по всему фюзеляжу, это конец.
Внизу скользили горы — так медленно и тяжело, будто «ХЛи-4» пробивался сквозь камень. С превеликим трудом — панель селектора все время ускользала из-под лапы — Шторми переключилась на частоту Оклендского центра. До чего же ей хотелось спуститься пониже — туда, где тепло и не трясет!
На антеннах антиобледенителей не было. Шторми вспомнила об этом, когда поступило сообщение из центра:
— «Авиахорек три-пять», Окленд-Центральная на связи. Просим принять к сведению Слож-Мет Альфа-1, конвек…
Шторми мысленно договорила предостережение за диспетчера. Она поняла, чем вызван этот внезапный обрыв связи: обледеневшая антенна наконец сломалась. Радио глухо молчало. Ни звука, кроме треска помех — белого шума, под стать бушующему за стеклом бурану.
Предупреждать ее о «сложных метеорологических условиях», которые принято было обозначать деликатным «Слож-Мет», не было ни малейшего смысла. Избежать непогоды она уже не могла. Кратчайший путь от ненастья — напрямую через бурю.
То проваливаясь в воздушную яму, то взмывая от толчка, «ХЛи-4» рассекал воздух, как грузовой пароход — штормовое море. Летчица включила резервное радио, почти не надеясь, что вторая антенна продержится еще хоть несколько минут.
— Привет, Центральная. «Авиахорек три-пять».
— «Авиахорек три-пять»? Просим принять к сведению Слож-Мет…
— Мы уже летим через эти Слож-Мет! — Шторми внезапно вышла из себя. — Мы потеряли основную антенну. Примите к сведению, что, если откажет и резервная, мы продолжим следование маршрутом до Салинаса.
Это была стандартная процедура, но Шторми хотела, чтобы все было зафиксировано. В пилотской сумке у нее лежала портативная рация на батарейках. Этой ночью она наверняка еще пригодится.
— Вас понял, «Авиахорек три-пять». Прогноз погоды над Салинасом: ветер умеренный, скорость ветра пятьсот лап, облачность, небольшой дождь, туман…
Шторми кивнула. Ну разумеется. Центр намекает, что в Салинасе погода хуже, чем обещают синоптики, и что ей стоило бы приземлиться где-нибудь в другом месте, попроще…
— Да! — вскричал Бакстер. — Садись в Реддинге! Если ты полетишь дальше, не очень-то красиво это будет выглядеть в отчете о несчастном случае!
«Сегодня даже мой собственный разум шутит со мной шутки, — подумала она, цепляясь за штурвал. — Все хотят, чтобы я сдалась. Ну уж нет. Не дождутся».
Шторми угрюмо улыбнулась. Она решила не отступать, отлично сознавая, что добавляет в цепочку еще одно звено:
«Несмотря на то что самолет получил повреждения во время грозы, пилот не воспользовалась возможностью аварийной посадки».
Попадать в такую переделку ей еще не доводилось. Самолет шел юзом, карты и планшет летали по всей кабине. Но Шторми помнила маршрут наизусть, а столкнуться этой ночью над Сискью с другим летчиком было невозможно. Другого такого сумасшедшего быть не может.
«Нет, — сказала себе Шторми, затягивая ремень безопасности как можно туже и крепко сжимая штурвал в ожидании следующего толчка. — Не сумасшедшего. Непреклонного».
— Ловкач! Шустрик! — прокричал Бакстер. — Она решила лететь дальше! Поддайте жару!
— Мы выложились, Бакстер, — прерывающимся голосом откликнулся Шустрик. — Хуже уже быть не может!
Минуты растянулись в месяцы. «ХЛи-4» подпрыгивал и трясся, словно сошедший с рельсов товарняк на огромных квадратных колесах. Шторми так стискивала зубы, что у нее заболела челюсть; она уже и не помнила, что показывал альтиметр, когда его еще можно было рассмотреть.
Двиагоризонт на табло вертелся волчком; судя по поведению гироскопа, можно было подумать, будто «ХЛи-4» опрокинулся брюхом вверх и вошел в штопор.
«Нет», — пробормотала летчица и потянула рычаг сброса настроек.
Инструмент опомнился.
В грузовом отсеке сломалось второе крепление, а затем и третье. Но Шторми полностью сосредоточилась на своей задаче. Пусть она потеряла контроль над машиной, но она по-прежнему может лететь вперед.
Из далекой-далекой радиорубки донесся спокойный голос диспетчера:
— «Авиахорек три-пять», высота девять тысяч лап свободна начиная от Шасты. Доложите о погодных условиях в вашем районе.
— Окленд-Центральная, «Авиахорек три-пять» на связи, — ответила она, с трудом переводя дыхание. — У нас сильный дождь со снегом. Обледенение. Турбулентность — в пределах от сильной до экстремальной…
До пика Шасты, высившегося к югу отсюда терпеливой гранитной громадой, оставались еще долгие минуты.
Часто моргая, чтобы удержать перед глазами изображение трясущейся шкалы, хорьчиха-летчица ухитрилась прочесть показания на топливном датчике четвертого двигателя. Давление масла, само собой, упало. Выше минимума… на волосок.
Дурной знак.
Но Шторми отказывалась поверить, что мотор подведет именно сейчас, когда неприятностей и без того слишком много.
«Шаста уже совсем рядом», — подумала Шторми, хотя на самом деле это было не совсем так.
Она снова потянула рычаг антиобледенителя, но пластины льда так и не сорвались с крыльев. Система дала сбой.
«Гадюка! — выругалась про себя Шторми, снова судорожно вцепляясь в штурвал. — Только этого не хватало!»
Перезапустить систему антиобледенения оказалось непросто: «ХЛи-4» вертелся и вставал на дыбы, и рычаг все время выскальзывал из-под лапы. Наконец ей все-таки удалось дернуть рукоять, и на сей раз самолет послушно стряхнул лед. Но через несколько секунд система опять отключилась.
«Добавь еще одно звено, — велела себе Шторми. — Антиобледенитель вышел из строя».
— Шаста уже совсем рядом, — повторила она вслух, а про себя добавила:
«Лед нарастает, скорость падает. Четвертый двигатель вот-вот откажет. Автопилот сломался. Главная радиоантенна сломалась. Резервное радио долго не продержится. Антиобледенителю конец. Не так уже много звеньев осталось до крушения».
Минуту спустя она переключила четвертый двигатель на три четверти мощности.
— Окленд-Центральная? — проговорила она в микрофон. — «Авиахорек три-пять» на связи. Мы над Шастой, спускаемся с десяти до девяти тысяч.
Ответа не последовало. Шторми подождала несколько секунд, но из динамика не донеслось ни звука.
— Окленд? «Авиахорек три-пять», проверка связи. Глухое молчание.
Итак, сломалась и резервная антенна. Шторми пожала плечами. Какая разница? Разрешение снизиться получено.
Сбросить высоту оказалось несложно: обледеневшая машина сама рвалась к земле.
«Надо было сразу подниматься выше, — запоздало подумала Шторми. — Как только я увидела лед, нужно было подниматься как можно выше. Я могла бы пролететь над зоной обледенения». Она помотала головой. Нет, не то. Восходящие потоки поднимают влагу слишком высоко. Льда было бы еще больше, и все равно пришлось бы снижаться.
Бакстер за окном кабины беспомощно смотрел, как победа ускользает прямо из лап. Хорьчиха Шторми прорвалась сквозь самое страшное, что под силу было сотворить воздушным эльфам. Еще чуть-чуть — и она выйдет в спокойную зону.
— Шторми! — прокричал ангел-хорек, а затем в отчаянии воскликнул: — Дженина! Ради Уиллоу! Сажай самолет!
И Шторми услышала его. Этот чистый незнакомый голос, казалось, прозвучал прямо у нее в мозгу.
«Даже мой ум сегодня выкидывает трюки». — Летчица затрясла головой, отшвырнув непрошеный совет.
Стоило ей снизиться до девяти тысяч, все разом успокоилось. Товарняк на квадратных колесах одолел все ухабы и покатился по ровному, как зеркало, склону. На замерзшем ветровом стекле затрепетали голубые огоньки — тихие, ласковые. Нежные пальчики статического электричества заплясали по обшивке.
Это призрачное свечение проникало в кабину даже сквозь ледяной покров толщиной в пол-лапы, и белоснежная мордочка летчицы окрасилась голубизной.
Любая другая хорьчиха на ее месте расплакалась бы от счастья. Но Шторми только радостно вздохнула. «Какое чудо! — подумала она. — Я вижу приборную панель!»
Осветительные лампы на доске полопались, кабина была усеяна осколками стекла. Цел остался только плафон на потолке.
За бортом потеплело до плюс двух. «Подниматься выше уже не придется до самого Салинаса», — подумала Шторми и беспечно дернула рычаг антиобледенителя. Выключатель глухо щелкнул — и больше ничего не произошло. Система вышла из строя окончательно.
Шторми вздохнула и, наклонившись, нашарила на полу пилотскую сумку. В кармашке на молнии, рядом с запаянным в хрустальный шарик пропеллером от первой в ее жизни модели самолета, лежала портативная рация. Шторми приладила антенну и прижала к уху под летным шлемом крошечный динамик.
— Окленд-Центральная? «Авиахорек три-пять» на связи. Как слышите?
— «Авиахорек три-пять», мы вас ведем. Продолжайте следовать по маршруту.
Летчица расслабилась — разом спал остаток напряжения, о котором она до сих пор даже не подозревала.
— Окленд? «Авиахорек три-пять». Вышли на девять тысяч, просим разрешения снизиться до восьми.
Приветливый голос откликнулся с такой готовностью, как будто и не было никаких проблем… впрочем, в мирной радиорубке центральной зоны Окленда их и не было.
— «Авиахорек три-пять», разрешение на снижение до восьми тысяч даем. Действуйте по своему усмотрению.
Летчица подтвердила прием и направила машину вниз, к долгожданному теплу. На восьми тысячах лап с крыльев сорвалось первое полотнище льда, а спустя мгновение треснула и исчезла ледяная корка на ветровом стекле. В окно кабины снова застучал дождь.
Шторми включила освещение антиобледенителя. Снега больше не было — только капли дождя проносились в луче света. Вертолетиков Шторми не заметила.
— Все пропало, — сказал Бакстер. — Мы ее не остановили. Она полетит дальше.
— Не всем удается помочь, Бакстер, — отозвался Шустрик. — Я таких уже видал. Они такие упрямые, что с ними ничего не поделаешь. Ни нам это не под силу, ни их ангелам-хранителям. Они не спрашивают совета и даже не задумываются о своем предназначении. Шторми решила, что ее судьба — доставить груз до цели. Доставить груз, а не встретиться со Строубом. Доставить груз, а не изменить мир.
— Наше дело — предложить, — добавил Ловкач. — Она — смертная, ей и решать.
— Но моя Уиллоу…
— С твоей внучкой все образуется, — мягко сказал Шустрик таким тоном, как будто ему было известно об этом больше, чем Бакстеру.
Увеличивать нагрузку на четвертый двигатель Шторми не стала: он может еще пригодиться при посадке.
Из динамика донесся чей-то новый голос:
— Окленд-Центральная? «Пуш-два-ноль» на связи, рейс на Медфорд. Миновали Реддинг, просим разрешения подняться с семи тысяч на высоту один-два, двенадцать тысяч лап. Сообщите самолету, следующему на юг, о сложных погодных условиях в районе Сакраменто.
Шторми заморгала, не веря своим ушам. «Рейс на Медфорд? Этот пилот собирается лететь через участок, где мой „ХЛи-4“ чуть не разнесло на клочки?»
Эльфы тоже все слышали.
— Это он! — воскликнул Бакстер. — Это Строуб!
Шторми ждала, что пилоту «Пуш-20» передадут ее сообщение о грозе и сильной турбулентности над
Сискью. Но диспетчер молчал. Странно. Может быть, на дежурство заступила новая смена?
Она поспешно нажала кнопку микрофона.
— Окленд-Центральная? «Авиахорек три-пять» на связи. Сообщение для пилота «Пуш-два-ноль»… если он сможет принять мой сигнал…
— «Пуш-два-ноль», можете принять сигнал от «Авиахорька три-пять»? — осведомился диспетчер. — У нее для вас сообщение.
Первый голос зазвучал вновь — прерывисто, словно пилоту трудно было удерживать кнопку микрофона.
— Слышу вас, «Авиа»… «Авиахорек». Говорите.
Шторми постаралась изложить все как можно короче.
— «Пуш», на связи «Авиахорек». «ХАи-четыре», летим на юг по трассе «Виктор два-три». Если вы собираетесь лететь до Медфорда по «Виктор два-три», примите к сведению крайне тяжелые погодные условия на этом маршруте. На высоте один-один сильное обледенение, турбулентность такая, что в багажном отсеке сломались крепления, удержать высоту очень сложно.
Ответ ее удивил.
— Вас понял, «Авиахорек». Если вы летите на юг по «Виктор два-три», у вас будут проб…
И снова молчание. Неужели «Пуш» тоже потерял антенну?
«Вот теперь начнется самое трудное, — подумала Шторми. — Что ж, будем отрабатывать жалованье».
Выжав вперед все дроссели, она пошла на подъем. И в тот же миг засбоил четвертый двигатель: мерный гул сменился неровным дребезжанием. Почувствовав это через зажатую в лапе рукоять, Шторми плавно повела вперед рычаг топливосмесителя. Двигатель вошел в норму.
«Что-то тут не так», — подумала она.
— Привет, Ловкач, — обратился Бакстер к напарнику на служебной частоте воздушных эльфов. — Мы что, хотим испортить ее четвертый двигатель? Я-то думал, мы ограничимся погодой, и только. Не слишком ли опасно портить двигатель на таком участке?
Впереди по трассе Ловкач и Шустрик уже постарались на совесть: на энергии от вихря Шасты теплый воздух извергался в поднебесье, как из вулкана. Потом они подлили масла в огонь, вскрыв энергию Тахо и направив ее к северу, — и целый электрический лес воздвигся в поднебесье. Жгучие ветви молний вспыхивали и ломались с оглушительным треском.
— Ничего мы не делаем с ее мотором, Бакстер! — сквозь грохот прокричал Ловкач. — И ты не делай. Ей и так понадобится вся мощность, на какую она способна!
В этот миг вырвалась на свободу энергия Иосемита, и из динамиков донесся голос Эстер, старшей по энергии, зависшей на своем вертолете где-то высоко над Сьеррой:
— Внимание всему личному составу! Прорыв энергии из источника десять в направлении потока три-пять-пять, состыкованного с потоком восемь. Всем подразделениям соблюдать осторожность до момента стыковки.
Тут Эстер увидела вздымающуюся над горизонтом стену туч и завопила:
— Вот она идет! Берегитесь!
Ловкач увидел, как она надвигается на него с юга — целая лавина истерзанного воздуха, взметнувшегося от уровня моря до восьми тысяч лап! Клубы облаков, отороченных голубым огнем, валили на север вдоль трассы со скоростью лесного пожара. Когда этот ураган столкнется с первыми двумя потоками над Сискью…
Ой, что будет!
Вытаращив глаза, Ловкач развернул свою машину к северу и крикнул напарнику:
— Уносим лапы, Шустрик!
Тот не стал возражать. Два золотых вертолетика помчались на полной скорости навстречу «ХЛи-4», оседлав ударную волну сотворенного ими чудища.
— Бакстер! — позвал Ловкач. — Похоже, мы перестарались с бурей. Она вышла из-под контроля. Пока еще она далеко, но движется жутко быстро…
Шторми бросила взгляд на топливный датчик четвертого двигателя. Чуть-чуть колеблется. А масло как? Тоже чуть-чуть? Или все-таки слишком сильно? Шторми повернула голову и поглядела сквозь стекло наружу, в сторону четвертого двигателя. Ни искр, ни огня… Сплошная темнота.
Аварии никогда не случаются сами по себе, и Шторми прекрасно это знала. Любая катастрофа — конец длинной цепочки событий, а всякий взлет — начало такой цепочки. Шторми не могла не признать, что этой ночью она миновала уже немало звеньев. Она:
взлетела,
отправилась в полет одна,
летела по приборам,
ночью,
со сломанным автопилотом,
на слишком большой высоте,
где никак не миновать льда.
над неровным рельефом
и навстречу плохой погоде.
«А вот и еще одно звено, — подумала она, —
двигатель, который может отказать в любой момент».
Не нужно особого воображения, чтобы представить себе, какими словами будет заканчиваться отчет о несчастном случае:
«Пилоту не удалось флюгировать винт двигателя, вышедшего из строя. Из-за сильного обледенения самолет стал терять высоту и снижался вплоть до контакта с поверхностью высокогорья».
Шторми включила антиобледенитель винта: быть может, электричество разогреет тяжелые лопасти и хоть немного защитит двигатель от надвигающегося холода.
«Каждый сказал бы сейчас, что долг пилота — прервать цепочку до того, как она приведет к аварии, — подумала Шторми. — Но профессионал добавил бы, что на мне лежит и другой долг — доставить груз на юг до рассвета».
Нахмурившись, она как можно осторожнее потянула на себя штурвал, и «ХАи-4» стал подниматься. «Этот участок — хуже всего, — сказала себе Шторми. — Придется потрудиться, пока не выберемся из гор».
Подъем занял на минуту дольше, чем она рассчитывала, и, когда самолет набрал положенную высоту, крылья уже покрылись толстой ледяной коркой. Скорость сильно упала. Шторми включила свет за бортом и увидела именно то, что ожидала: белоснежными ангельскими крыльями ослепительно сверкал во тьме ледяной слои на поверхности металла.
Четвертый двигатель чихнул, умолк, но тут же снова ожил.
Хлопот у Хорьчихи Шторми прибавилось изрядно. «Даже испугаться толком некогда», — подумала она.
Она повысила температуру всех карбюраторов, а четвертый мотор разогрела на полную мощность. Тот снова умолк на мгновение, затем включился и заработал уже без перебоев.
— Шторми! — взывал Бакстер. — Постарайся меня услышать. Через две минуты… гм-м… ты уж извини, но через две минуты здесь заварится та еще каша. Мы все очень надеемся, что тебе удастся долететь до аэропорта в Реддинге…
«Пора включать протекторы», — подумала Шторми и нажала нужную кнопку.
Тотчас же лед сорвался с крыльев огромными, как витринное стекло, пластами и полетел куда-то в ночь, серебряными клинками взрезая тьму над необитаемым лесом.
Если бы Бакстер еще не пересек Радужный мост, лезвия льда достали бы его в мгновение ока. Он бы и хвостом дернуть не успел. Поэтому старые привычки велели ему увернуться, и Бакстер так и не понял: то ли удар обошел его стороной, то ли сверкающие кинжалы прошли насквозь через вертолет и его собственное новое тело, не причинив вреда.
«Все нормально, — подумал он. — Все идет по плану. Еще минута лету — и мы на месте».
— Ну, Шторми, — вслух сказала себе хорьчиха-летчица, — возьми себя в лапы. Все нормально. Самый обычный полет. Ничего особенного.
Любопытное зрелище предстало бы ей, взгляни она на себя со стороны глазами позорче: ее самолет упрямо пробивался вперед, а навстречу ему два воздушных эльфа улепетывали от творения собственных лап — неудержимо катящегося к северу грозового вала размером с Сицилию.
Приблизившись к грузовому самолету, Ловкач и Шустрик развернулись и полетели обратно уже помедленней, опережая Шторми лап на сто. Они столкнутся с ураганом лишь мгновением раньше, чем «ХЛи-4».
Бакстер снова приблизился к кабине так, что лопасти его пропеллера теперь крутились всего в нескольких лапах от стекла.
«Она примет участие в судьбе моей Уиллоу», — подумал он, пристально глядя сквозь стекло на Шторми. Та всматривалась в показания приборов, а он всматривался в ее темные глаза и старался проникнуть в ее мысли. Потихонечку связь между ними налаживалась.
— Скажи ей, чтоб держалась, — пропыхтел Ловкач. — Иначе было нельзя. Но знаешь ли… То, что на нас идет, живо заставит ее передумать!
— Такова уж ее судьба, — добавил Шустрик, что для него всегда было самым лучшим оправданием. — Ей ведь суждено встретиться со Строубом!
Со всей возможной осторожностью Бакстер подлетел к кабине еще ближе и потянулся к сознанию Шторми утешительной мыслью: «Не бойся, все обойдется. Но ты обязательно должна приземлиться. Приземлиться в Реддинге!»
— Все! Начинается! — донесся до него голос Ловкача.
— Шторми — прокричал Бакстер. — Ты должна приземлиться!
Началось. «ХЛи-4» врезался в линию грозового фронта лоб в лоб. Восходящие потоки рвали воздух в клочья, нисходящие рушились стремительней Ниагарского водопада, трезубцы и копья медных молний сверкали со всех сторон и ударяли в крылья, проплавляя дыры в обшивке. Пилот, сидящий в кабине, почти никогда не слышит грома, но сейчас у Шторми заложило уши от непрестанного грохота. Буря сотрясала ее самолет так яростно, что приборная панель от трепетания стрелок слилась перед глазами летчицы в сплошное пятно.
Если бы в этот миг она выглянула наружу в духе любви и безмятежности, то увидела бы, как крохотный золотой вертолетик то взмывает вверх под свирепым порывом ветра, то вновь возникает у самого стекла кабины, то ныряет вниз и теряется из виду, не удержавшись под напором нисходящего потока.
Но заподозрить, что за окном летят воздушные эльфы, Шторми никак не могла. Она крепко сжимала штурвал обеими лапами, добиваясь только того, чтобы гироскопический горизонт повернулся под нужным углом, и от души надеясь, что приборы еще не разладились.
Ветровое стекло давным-давно обледенело, но Шторми и не пыталась его очистить. Скоро лед треснет от встречного ветра, и все уладится само собой… если только со льдом не треснет и стекло.
Стараясь не упустить рукоять, Шторми нажала кнопку микрофона на штурвале и проговорила:
— Сиэтл-Центральная, «Авиахорек три-пять» на связи. — Голос ее дребезжал так, будто она сидела в миксере. — Мы тут нахватались льда и попали в небольшую заварушку. Хотелось бы спуститься пониже — как только вам будет удобно.
Бакстер снова показался за стеклом и, отчаянно жестикулируя, выкрикнул:
— Снижайся!
Затем его опять снесло.
Далеко-далеко внизу хорек-диспетчер откликнулся на ее зов, не отрывая глаз от экрана радара:
— «Авиахорек три-пять», Сиэтл-Центральная на связи. Минимальная высота — один-ноль, десять тысяч лап. Если это вам поможет…
— Да, спасибо.
— Скажите ему, чтоб он ее предупредил! — возопил Бакстер. — Ловкач, скажи диспетчеру, чтоб он ее предупредил!
— «Авиахорек три-пять», — донеслось из диспетчерской, — высота один-ноль свободна. Повторяю, высота десять тысяч лап свободна.
Но и на десяти тысячах температура была ниже нуля. Лед быстро нарастал — как всегда бывает в грозу. Каждый раз, когда Шторми включала протекторы, «ХЛи-4» оказывался в центре гигантского небесного шоу: сверкающие пластины льда срывались с крыльев и разлетались во все стороны ослепительным фейерверком.
Насчет минимума в десять тысяч лап диспетчер, видимо, пошутил. О том, чтобы удержать высоту при такой болтанке, нечего было и мечтать. Приборная панель тряслась, как отбойный молоток.
— «Авиахорек три-пять»? — донеслось из центра. — Наш радар, к сожалению, на такую погоду не рассчитан, но, похоже, на всем пути вашего следования творится что-то ужасное.
Капитан Шторми не ответила. Ледяные покрывала теперь срывались с крыльев почти безостановочно, и все ее силы уходили на то, чтобы самолет не сбился с курса. Бакстер старался удержаться рядом с «ХЛи-4» и внушить летчице мысль о посадке. Ловкач и Шустрик на своих вертолетиках пристроились по бокам самолета и пока что не отставали.
Мячи-погремушки в грузовом отсеке безостановочно гремели: самолет как будто превратился в сани с бубенцами, мчащиеся по снежным сугробам в десяти тысячах лап над землей.
На всех незащищенных поверхностях — на носовом конусе и куполах пропеллеров, на радиоантеннах и навершиях рулей — лед намерзал непрерывно.
Мало-помалу буря брала верх. Шторми уже и не пыталась стабилизировать высоту: удержаться бы головой вверх — и на том спасибо! Ее то вжимало в кресло, то изо всей силы швыряло на ремень безопасности, но она лишь стискивала зубы, отгоняя назойливую мысль о том, что на сегодня с нее приключений довольно.
«Довольно или нет — какая разница, — повторяла она себе. — Нельзя сдаваться. Надо лететь вперед».
Но неботрясение не стихало. Шторми вспомнила о своем гидроплане, укрытом сейчас в ангаре от всех невзгод. Через несколько дней она снова будет катать щенков — знакомить их с небесами. При этой мысли она улыбнулась, несмотря на новую встряску: самолет как раз сбросил очередную порцию льда.
Прежде чем вызывать центр, Шторми как следует подумала. Сама она обычно не придавала большого значения донесениям о турбулентности и льде, но нельзя же допустить, чтобы какой-нибудь другой пилот полетел этим же маршрутом, не зная, что его ожидает! Любую машину поменьше «ХЛи-4» просто разнесет на куски!
Итак, решение было принято. Шторми потянулась к кнопке микрофона, но та буквально вывернулась из-под лапы. «Ох, нет!» — вскликнула про себя летчица и, вцепившись в штурвал что было силы, изготовилась встретить толчок. Тот не заставил себя долго ждать: самолет снова тряхнуло и подбросило кверху.
— Сиэтл…
На три секунды все небо заполыхало ослепительной белизной — не просто вспышка, а целая завеса молний. Какое-то время Шторми пришлось вести самолет на ощупь.
Внезапно из багажного отделения донесся жуткий грохот, перекрывший на мгновение и гул моторов, и рев ураганного ветра. Шторми поняла, что в одном из отсеков сломалось крепление. Плохо дело. Если контейнер начнет швырять по всему фюзеляжу, это конец.
Внизу скользили горы — так медленно и тяжело, будто «ХЛи-4» пробивался сквозь камень. С превеликим трудом — панель селектора все время ускользала из-под лапы — Шторми переключилась на частоту Оклендского центра. До чего же ей хотелось спуститься пониже — туда, где тепло и не трясет!
На антеннах антиобледенителей не было. Шторми вспомнила об этом, когда поступило сообщение из центра:
— «Авиахорек три-пять», Окленд-Центральная на связи. Просим принять к сведению Слож-Мет Альфа-1, конвек…
Шторми мысленно договорила предостережение за диспетчера. Она поняла, чем вызван этот внезапный обрыв связи: обледеневшая антенна наконец сломалась. Радио глухо молчало. Ни звука, кроме треска помех — белого шума, под стать бушующему за стеклом бурану.
Предупреждать ее о «сложных метеорологических условиях», которые принято было обозначать деликатным «Слож-Мет», не было ни малейшего смысла. Избежать непогоды она уже не могла. Кратчайший путь от ненастья — напрямую через бурю.
То проваливаясь в воздушную яму, то взмывая от толчка, «ХЛи-4» рассекал воздух, как грузовой пароход — штормовое море. Летчица включила резервное радио, почти не надеясь, что вторая антенна продержится еще хоть несколько минут.
— Привет, Центральная. «Авиахорек три-пять».
— «Авиахорек три-пять»? Просим принять к сведению Слож-Мет…
— Мы уже летим через эти Слож-Мет! — Шторми внезапно вышла из себя. — Мы потеряли основную антенну. Примите к сведению, что, если откажет и резервная, мы продолжим следование маршрутом до Салинаса.
Это была стандартная процедура, но Шторми хотела, чтобы все было зафиксировано. В пилотской сумке у нее лежала портативная рация на батарейках. Этой ночью она наверняка еще пригодится.
— Вас понял, «Авиахорек три-пять». Прогноз погоды над Салинасом: ветер умеренный, скорость ветра пятьсот лап, облачность, небольшой дождь, туман…
Шторми кивнула. Ну разумеется. Центр намекает, что в Салинасе погода хуже, чем обещают синоптики, и что ей стоило бы приземлиться где-нибудь в другом месте, попроще…
— Да! — вскричал Бакстер. — Садись в Реддинге! Если ты полетишь дальше, не очень-то красиво это будет выглядеть в отчете о несчастном случае!
«Сегодня даже мой собственный разум шутит со мной шутки, — подумала она, цепляясь за штурвал. — Все хотят, чтобы я сдалась. Ну уж нет. Не дождутся».
Шторми угрюмо улыбнулась. Она решила не отступать, отлично сознавая, что добавляет в цепочку еще одно звено:
«Несмотря на то что самолет получил повреждения во время грозы, пилот не воспользовалась возможностью аварийной посадки».
Попадать в такую переделку ей еще не доводилось. Самолет шел юзом, карты и планшет летали по всей кабине. Но Шторми помнила маршрут наизусть, а столкнуться этой ночью над Сискью с другим летчиком было невозможно. Другого такого сумасшедшего быть не может.
«Нет, — сказала себе Шторми, затягивая ремень безопасности как можно туже и крепко сжимая штурвал в ожидании следующего толчка. — Не сумасшедшего. Непреклонного».
— Ловкач! Шустрик! — прокричал Бакстер. — Она решила лететь дальше! Поддайте жару!
— Мы выложились, Бакстер, — прерывающимся голосом откликнулся Шустрик. — Хуже уже быть не может!
Минуты растянулись в месяцы. «ХЛи-4» подпрыгивал и трясся, словно сошедший с рельсов товарняк на огромных квадратных колесах. Шторми так стискивала зубы, что у нее заболела челюсть; она уже и не помнила, что показывал альтиметр, когда его еще можно было рассмотреть.
Двиагоризонт на табло вертелся волчком; судя по поведению гироскопа, можно было подумать, будто «ХЛи-4» опрокинулся брюхом вверх и вошел в штопор.
«Нет», — пробормотала летчица и потянула рычаг сброса настроек.
Инструмент опомнился.
В грузовом отсеке сломалось второе крепление, а затем и третье. Но Шторми полностью сосредоточилась на своей задаче. Пусть она потеряла контроль над машиной, но она по-прежнему может лететь вперед.
Из далекой-далекой радиорубки донесся спокойный голос диспетчера:
— «Авиахорек три-пять», высота девять тысяч лап свободна начиная от Шасты. Доложите о погодных условиях в вашем районе.
— Окленд-Центральная, «Авиахорек три-пять» на связи, — ответила она, с трудом переводя дыхание. — У нас сильный дождь со снегом. Обледенение. Турбулентность — в пределах от сильной до экстремальной…
До пика Шасты, высившегося к югу отсюда терпеливой гранитной громадой, оставались еще долгие минуты.
Часто моргая, чтобы удержать перед глазами изображение трясущейся шкалы, хорьчиха-летчица ухитрилась прочесть показания на топливном датчике четвертого двигателя. Давление масла, само собой, упало. Выше минимума… на волосок.
Дурной знак.
Но Шторми отказывалась поверить, что мотор подведет именно сейчас, когда неприятностей и без того слишком много.
«Шаста уже совсем рядом», — подумала Шторми, хотя на самом деле это было не совсем так.
Она снова потянула рычаг антиобледенителя, но пластины льда так и не сорвались с крыльев. Система дала сбой.
«Гадюка! — выругалась про себя Шторми, снова судорожно вцепляясь в штурвал. — Только этого не хватало!»
Перезапустить систему антиобледенения оказалось непросто: «ХЛи-4» вертелся и вставал на дыбы, и рычаг все время выскальзывал из-под лапы. Наконец ей все-таки удалось дернуть рукоять, и на сей раз самолет послушно стряхнул лед. Но через несколько секунд система опять отключилась.
«Добавь еще одно звено, — велела себе Шторми. — Антиобледенитель вышел из строя».
— Шаста уже совсем рядом, — повторила она вслух, а про себя добавила:
«Лед нарастает, скорость падает. Четвертый двигатель вот-вот откажет. Автопилот сломался. Главная радиоантенна сломалась. Резервное радио долго не продержится. Антиобледенителю конец. Не так уже много звеньев осталось до крушения».
Минуту спустя она переключила четвертый двигатель на три четверти мощности.
— Окленд-Центральная? — проговорила она в микрофон. — «Авиахорек три-пять» на связи. Мы над Шастой, спускаемся с десяти до девяти тысяч.
Ответа не последовало. Шторми подождала несколько секунд, но из динамика не донеслось ни звука.
— Окленд? «Авиахорек три-пять», проверка связи. Глухое молчание.
Итак, сломалась и резервная антенна. Шторми пожала плечами. Какая разница? Разрешение снизиться получено.
Сбросить высоту оказалось несложно: обледеневшая машина сама рвалась к земле.
«Надо было сразу подниматься выше, — запоздало подумала Шторми. — Как только я увидела лед, нужно было подниматься как можно выше. Я могла бы пролететь над зоной обледенения». Она помотала головой. Нет, не то. Восходящие потоки поднимают влагу слишком высоко. Льда было бы еще больше, и все равно пришлось бы снижаться.
Бакстер за окном кабины беспомощно смотрел, как победа ускользает прямо из лап. Хорьчиха Шторми прорвалась сквозь самое страшное, что под силу было сотворить воздушным эльфам. Еще чуть-чуть — и она выйдет в спокойную зону.
— Шторми! — прокричал ангел-хорек, а затем в отчаянии воскликнул: — Дженина! Ради Уиллоу! Сажай самолет!
И Шторми услышала его. Этот чистый незнакомый голос, казалось, прозвучал прямо у нее в мозгу.
«Даже мой ум сегодня выкидывает трюки». — Летчица затрясла головой, отшвырнув непрошеный совет.
Стоило ей снизиться до девяти тысяч, все разом успокоилось. Товарняк на квадратных колесах одолел все ухабы и покатился по ровному, как зеркало, склону. На замерзшем ветровом стекле затрепетали голубые огоньки — тихие, ласковые. Нежные пальчики статического электричества заплясали по обшивке.
Это призрачное свечение проникало в кабину даже сквозь ледяной покров толщиной в пол-лапы, и белоснежная мордочка летчицы окрасилась голубизной.
Любая другая хорьчиха на ее месте расплакалась бы от счастья. Но Шторми только радостно вздохнула. «Какое чудо! — подумала она. — Я вижу приборную панель!»
Осветительные лампы на доске полопались, кабина была усеяна осколками стекла. Цел остался только плафон на потолке.
За бортом потеплело до плюс двух. «Подниматься выше уже не придется до самого Салинаса», — подумала Шторми и беспечно дернула рычаг антиобледенителя. Выключатель глухо щелкнул — и больше ничего не произошло. Система вышла из строя окончательно.
Шторми вздохнула и, наклонившись, нашарила на полу пилотскую сумку. В кармашке на молнии, рядом с запаянным в хрустальный шарик пропеллером от первой в ее жизни модели самолета, лежала портативная рация. Шторми приладила антенну и прижала к уху под летным шлемом крошечный динамик.
— «Авиахорек три-пять», мы вас ведем. Продолжайте следовать по маршруту.
Летчица расслабилась — разом спал остаток напряжения, о котором она до сих пор даже не подозревала.
— Окленд? «Авиахорек три-пять». Вышли на девять тысяч, просим разрешения снизиться до восьми.
Приветливый голос откликнулся с такой готовностью, как будто и не было никаких проблем… впрочем, в мирной радиорубке центральной зоны Окленда их и не было.
— «Авиахорек три-пять», разрешение на снижение до восьми тысяч даем. Действуйте по своему усмотрению.
Летчица подтвердила прием и направила машину вниз, к долгожданному теплу. На восьми тысячах лап с крыльев сорвалось первое полотнище льда, а спустя мгновение треснула и исчезла ледяная корка на ветровом стекле. В окно кабины снова застучал дождь.
Шторми включила освещение антиобледенителя. Снега больше не было — только капли дождя проносились в луче света. Вертолетиков Шторми не заметила.
— Все пропало, — сказал Бакстер. — Мы ее не остановили. Она полетит дальше.
— Не всем удается помочь, Бакстер, — отозвался Шустрик. — Я таких уже видал. Они такие упрямые, что с ними ничего не поделаешь. Ни нам это не под силу, ни их ангелам-хранителям. Они не спрашивают совета и даже не задумываются о своем предназначении. Шторми решила, что ее судьба — доставить груз до цели. Доставить груз, а не встретиться со Строубом. Доставить груз, а не изменить мир.
— Наше дело — предложить, — добавил Ловкач. — Она — смертная, ей и решать.
— Но моя Уиллоу…
— С твоей внучкой все образуется, — мягко сказал Шустрик таким тоном, как будто ему было известно об этом больше, чем Бакстеру.
Увеличивать нагрузку на четвертый двигатель Шторми не стала: он может еще пригодиться при посадке.
Из динамика донесся чей-то новый голос:
— Окленд-Центральная? «Пуш-два-ноль» на связи, рейс на Медфорд. Миновали Реддинг, просим разрешения подняться с семи тысяч на высоту один-два, двенадцать тысяч лап. Сообщите самолету, следующему на юг, о сложных погодных условиях в районе Сакраменто.
Шторми заморгала, не веря своим ушам. «Рейс на Медфорд? Этот пилот собирается лететь через участок, где мой „ХЛи-4“ чуть не разнесло на клочки?»
Эльфы тоже все слышали.
— Это он! — воскликнул Бакстер. — Это Строуб!
Шторми ждала, что пилоту «Пуш-20» передадут ее сообщение о грозе и сильной турбулентности над
Сискью. Но диспетчер молчал. Странно. Может быть, на дежурство заступила новая смена?
Она поспешно нажала кнопку микрофона.
— Окленд-Центральная? «Авиахорек три-пять» на связи. Сообщение для пилота «Пуш-два-ноль»… если он сможет принять мой сигнал…
— «Пуш-два-ноль», можете принять сигнал от «Авиахорька три-пять»? — осведомился диспетчер. — У нее для вас сообщение.
Первый голос зазвучал вновь — прерывисто, словно пилоту трудно было удерживать кнопку микрофона.
— Слышу вас, «Авиа»… «Авиахорек». Говорите.
Шторми постаралась изложить все как можно короче.
— «Пуш», на связи «Авиахорек». «ХАи-четыре», летим на юг по трассе «Виктор два-три». Если вы собираетесь лететь до Медфорда по «Виктор два-три», примите к сведению крайне тяжелые погодные условия на этом маршруте. На высоте один-один сильное обледенение, турбулентность такая, что в багажном отсеке сломались крепления, удержать высоту очень сложно.
Ответ ее удивил.
— Вас понял, «Авиахорек». Если вы летите на юг по «Виктор два-три», у вас будут проб…
И снова молчание. Неужели «Пуш» тоже потерял антенну?