Страница:
Да, местные жители пресловутое Кощеево царство надолго запомнили. Что явствует хотя бы из древних сказок, где все время кого-то едят или, на худой конец, рубят друг другу головы.
Кощей, как настоящий интернационалист, своих непокорных тоже не жаловал. Благополучно развешивал на кольях рядом с татарами. Остальное лояльное население он даже подкармливал. Население было нужно демону Асмагилу. Кощеевы подданные бегали по полям и ловили для него ворон. Вороны и черепа – так запомнил здешний люд Кощеево царство. Царство страха, как называл его сам Кощей.
Сразу скажу, из-за ворон демон и заварил всю эту кашу.
Насколько я знаю, космический пират Асмагил непосредственно пиратством промышлял только в начале своей извилистой карьеры. Потом нашел для себя более прибыльное и безопасное занятие: разграбление слаборазвитых планет, объявленных по закону запретными для проникновения зонами.
Естественно, никого не интересуют минералы или руды, которых хватает и на безатмосферных планетах. Самым дорогим в космосе была и остается органика. Мало ее в масштабах Вселенной, очень мало. И стоит она соответственно. Бизнес опасный и уголовно наказуемый, но исключительно прибыльный.
Аборигены часто сами не знают, какими богатствами располагают.
Другие критерии. Вот, например, здешняя птица ворона. Вроде дрянь птица, ни мяса, ни перьев, одно нахальство на голом месте. А стоит бешеных денег. Потому что в организме дрянь-птицы, как оказалось, содержится редкое вещество тагорин, незаменимое в парфюмерии. До сих пор его находили только у птицы тагор. Из-за него их почти истребили. У земных ворон тагорин обнаружили совершенно случайно. Лишнее доказательство того, что жизнь во Вселенной происходит из одного корня.
Но я сейчас не об этом. Наша парфюмерная промышленность настойчиво требовала жертв. Закон о запретных зонах двусмысленных толкований не допускал. Тогда за добычу тагорина взялись пираты. Всякую мелочь мы отогнали быстро. А вот Асмагил считался фигурой серьезной. Он имел несколько звездолетов, современную технику и большую команду. Прочно обосновался в промысловых местах. Очертил границы, провел административное деление, для успокоения масс поставил номинального главу. А главное, хорошо замаскировался под прикрытием местных преданий. Действовал уже не своими руками, просто помогал здешнему правителю по его настоятельной просьбе.
Я помню, вступив в союз с Асмагилом, новоиспеченный князь Кощей рехнулся быстро и окончательно. Каждый день с утра пораньше накачивался недобродившим пивом, а потом, под парами, выдавал такие государственные указы, что его подданные только крякали в предчувствии очередной всеобщей порки с «отрубанием голов дерзостных и членов ненадобных». Царя Кощея тоже можно понять. Постоянно видеть перед собой жуткие рожи бандитов Асмагила – тут и более трезвый муж бы не выдержал. Один Ящерт чего стоит. Холодная логика этих разумных земноводных рептилий вообще малопонятна для людей, а откровенно выраженные плотоядные наклонности обаяния ему не добавляют. Пограничные биороботы – Леший, Кикимора, Водяной, Соловей-разбойник, Змей Горыныч и старик Морок, настоящая нечистая сила, сконструированная на подпольном биозаводе по заказу Асмагила за большие деньги, тоже не добавляли оптимизма в его нетрезвую жизнь. Кощей и сам их боялся как огня.
В общем, князь Кощей был твердо уверен, что, связавшись с залетным демоном, загубил свою душу бесповоротно, поэтому одно-другое лишнее свирепство уже ничего не изменит. Гореть ему в аду синем пламенем, так хоть погуляет напоследок перед геенной огненной.
Потом мы с Алешей все это коммерческо-криминальное безобразие пресекли, конечно. Асмагила отправили куда положено, команду его частью выловили, частью разогнали, а Кощея разжаловали из князей обратно в бояре. Что с ним стало, я не в курсе. Думаю, его подданные, до оскомины наловившиеся ворон, сами о нем позаботились. Наверняка нашелся на него какой-нибудь добрый молодец. А добрые молодцы, как известно, народ лютый и, по младости лет, безжалостный.
Говорить в вертолете было невозможно. Слишком шумно и тряско. Аня сунулась было с докладом, но высокое начальство только вяло махнуло рукой. Мол, сиди уж, чего уж там.
Ее непосредственный начальник, майор Трошкин, рукой не махал, но его тяжелый взгляд обещал многое. Но ничего хорошего. А в чем она виновата? И что вообще происходит?
Нет, она ничего не понимала. Словно в тумане все. Смутно вспоминалось болото, деревянный дом лесника, какие-то вооруженные люди. Выходит, она тоже была на этом болоте, но зачем? Незачем ей там быть.
Когда Трошкин приказал ей следить за приезжим экстрасенсом, она восприняла это задание как легкое. Мало ли перевидала она подобных чудаков, специалистов по запудриванию мозгов. В том числе и себе. Себе – в первую очередь.
Ну следила. Ну и что?
Ничего. Настолько ничего, что даже страшно. Неуютно как-то. Словно провал. Словно взяли и стерли кусок памяти. Ерунда, конечно, разве такое возможно? Никак не возможно, уж кому знать, как не ей.
Сидя на жесткой откидной скамейке в салоне вертолета, Аня пыталась взять себя в руки и сосредоточиться. Это у нее не получалось. Перед глазами лишь отчетливо возникали огромная фигура и красивое, мужественное лицо с детскими голубыми глазами. Она сосредоточенно пыталась вспомнить, где она видела этого человека. Вспомнить не удавалось. Только было стойкое ощущение, словно она потеряла что-то важное и очень хорошее.
Отвернувшись от руководства, старший лейтенант смотрела через иллюминатор на землю. С высоты все казалось игрушечным. Блестела на солнце извилистая лента речки Марьи, домики села Оладушкино смотрелись сверху как спичечные коробки. Церковь на окраине села, поля, лес. Вон сразу за деревней полетел над лесом Змей Горыныч, лениво махая крыльями, как голубь, обожравшийся на помойке…
Стоп! Какой Змей Горыныч? Аня вздрогнула и на миг закрыла глаза. Потом осторожно открыла.
Ерунда, конечно. Померещилось. Нервы. В отпуск ей пора, вот что. На Черное море, на белый песок, под горячее солнце юга. Две недели назад, на рынке, она и купальник видела подходящий. Дорогой, правда, но стильный, как будто фирменный. Продавец еще скидку обещал. Лично ей.
Через полчаса они прилетели. Вертолеты приземлились на тайном военном аэродроме, о существовании которого в области мало кто знал, но все догадывались.
Спецназовцы быстро выгрузились и удалились, громко топая тяжелыми ботинками по бетонным плитам.
На взлетной полосе остались только высокое начальство и Трошкин с Аней.
Генерал-майор Кабзюк, человек в органах известный, легендарный диверсант-разведчик времен «холодной войны», топтался на бетоне и оглядывался вокруг с видом маленького ребенка, уснувшего дома, а проснувшегося в дремучем лесу. Странный взгляд для сурового генерал-майора государственной безопасности. Нехарактерный. На лице у него было написано искреннее непонимание того, что он тут делает и что тут вообще происходит.
Подполковник Черный, его референт, тоже не понимал. Но по его лицу было видно, что он поймет и сделает выводы. Со всеми вытекающими последствиями. Для многих. А для здесь присутствующих – в первую очередь. Где, значит, вакантная должность начальника районного отделения? В Нарьян-Маре? Хороший климат, бодрящий, холодильник можно с собой не везти…
Ушлют куда-нибудь, как пить дать ушлют к черту на кулички охранять от врагов внешних и внутренних берега Северного Ледовитого океана, обреченно думал Трошкин. Что, собственно, случилось и почему его должны услать куда подальше, Трошкин тоже не понимал. Но от этого было не легче. Еще хуже. Как туман в голове.
Это неудивительно. От себя могу добавить, что любой гипервнушитель побочным действием все-таки обладает. Что бы ни говорили о гуманности этого вида оружия, чувствуешь себя после него как пыльным мешком по голове получил.
Когда Добрыня приказал им всем убираться и все забыть, забыли они не все. Только главное. Какие-то обрывки все равно остаются в памяти. Это как заноза в пальце: найти не можешь, но постоянно ею обо что-то цепляешься. По себе знаю.
Генерал Кабзюк сделал три шага вперед и три назад. Опять задумчиво остановился, сосредоточенно разглядывая пыльные бетонные плиты аэродрома. Подполковник тоже внимательно изучил бетонный рисунок.
Майор Трошкин пристроился за ними понурой тенью. Его лицо, обычно круглое и улыбающееся, уже осунулось и потемнело.
Неожиданно запиликал мобильный телефон. Подполковник вынул трубку из кармана, нажал на кнопку, несколько секунд послушал и передал ее генералу. Тот слушал долго, отвечая собеседнику односложным хмыканьем. Когда кончил слушать и передал трубку подполковнику, его уже было не узнать. Он снова стал похож на собственные портреты.
– Ну, девочки-мальчики, кончай ночевать, – сказал генерал. – Американского шпиона поймали. Работал в Марьинске под видом бомжа Петровича. Несколько лет уже работал. Закопался так, что не откопаешь. Матерый волчара. Так что отличились твои люди, Трошкин. Готовь дырку для очередной звездочки.
Генерал неторопливо, с удовольствием, достал импортную сигарету. Размял ее в пальцах, как солдатскую папиросу. Полковник чиркнул зажигалкой, заботливо прикрыв огонек от ветра.
– Да, сотрудницу не забудь отметить. Хорошие у тебя сотрудники. И сотрудницы.
Он уже улыбался. В его взгляде Аня с удовольствием уловила нормальный интерес не старого еще мужчины к красивой девушке.
Подполковник Черный тоже посмотрел на нее с лукавинкой. Трошкин поддернул пиджак, как китель, и приосанился.
Аня кокетливо поправила спутавшиеся пряди волос. Улыбнулась начальству. А почему бы и нет? Генерал еще вполне ничего, мужчина весь из себя представительный. В конце концов, сколько можно мотаться по захолустным райотделам. Не девочка уже, третий десяток на исходе.
Только что она такое забыла? Сон, может, хороший приснился?
– Кончай, – сказал мастер Михалыч и нарисовал рукой в воздухе круг. Глуши станок значит, рабочий день кончился. Для выразительности прибавил длинное матерное ругательство.
За шумом станка рабочий Сидор Сидоркин, он же космический пират Упырь В, его не слышал, но понял его основную мысль, понял и матерное ругательство, которое Михалыч добавлял всегда. Покивал головой, мол, сейчас доделаю и кончаю.
Толстяк-мастер еще раз выругался, сплюнул вниз, попал в ботинок. Пришлось нагибаться и вытирать ботинок древесной стружкой. Михалыч постоял еще немного, пожал плечами и пошел в раздевалку. Странный он, этот Сидоркин, ему как человеку говоришь, рабочии день кончился, а он – доделаю, мол. Непонятно это. Малахольный, наверное. И почему хорошие работники всегда малахольные, думал Михалыч.
Упырь В, он же рабочий-станочник марьинской лесопилки Сидор Сидоркин, наконец допилил бревно и выключил станок. Сразу стало тихо. В цеху уже никого не было. Вкусно пахло свежими досками и сосновой смолой. Ему нравился этот запах. Ему здесь все нравилось. Понятная, неспешная жизнь. Сколько лет, покинув родную ветку, он мотается как заведенный по космосу, устает, как лютый зверь орг во время случки, а зачем? Пожить бы здесь два-три года, отдохнуть душой…
В раздевалке, наоборот, было оживленно. Рабочий народ гоношил на бутылку. Михалыч, который бросил пить четыре с половиной дня назад, косился на них неодобрительно, сопел, кряхтел, но ничего не говорил. А что тут скажешь? Смена закончилась, имеют право. Самого пять дней назад тащили до дома втроем и по дороге два раза теряли.
Упырь В дал общественному гонцу Паше Тихому двести рублей. Объяснил, что у него праздник. Какой праздник, Тихий не стал уточнять. Впрочем, никто не спрашивал, магазин поблизости уже закрывался, не до нежностей было.
Вместе с мужиками Упырь В выпил в раздевалке три раза по полстакана, потом долго и тепло прощался с каждым. Шел в приподнятом настроении. Хотя и жалко, что на лесопилку он больше не вернется.
Настроение ему слегка подпортил какой-то новый русский, как их здесь называли, бычара с золотой цепью через всю шею. Бычара выкатился из дорогого кабака, наступил на ногу, да еще и обругал между делом. Закипев пролетарским гневом, Упырь В с удовольствием набил ему морду. Мужик был здоровый, тренированный, боксер, наверное, но кто может устоять против бывалого упыря? Даже говорить несерьезно.
Потом, от греха подальше, смылся в переулок. Улыбался на бегу. Все рабочие на лесопилке мечтали набить морду какому-нибудь новому русскому. А то понаворовали себе, понахапали и жируют, прохода нет рабочему человеку. Асмагил всегда его ругал, что он слишком вживается в образ, не оторвешь. А он просто добросовестный от природы. Упыри с ветки «В» все такие.
Когда он добрался до лагеря на старом кладбище, Демон и Ящерт уже костерили его на два голоса.
– Где ты болтаешься?! – обрушился на него Асмагил. – Сколько можно ждать, черная дыра твоя родина?!
– Работает он, план перевыполняет, видишь ты, – вторил ему подхалим Ящерт, – неймется ему, не может он без работы.
Упырь В скромно присел в сторонке, ожидая, когда Его Высочество изволит перестать брызгать слюнями. На подхалимов он не обращал внимания принципиально, подчеркивая это всем своим видом.
Ну, добросовестный он, что тут сделаешь? Ветка «В» всегда этим славилась.
– Ладно, – сказал Асмагил. – Есть у меня новый план. Ты, Ящерт, для начала подкачаешь энергией биороботов. Зря, что ли, я за них такие деньжищи отвалил…
Упырь В подпер голову рукой и заранее расстроился. Заметут их, как пить дать, с новым планом точно теперь заметут.
Глава 4
Кощей, как настоящий интернационалист, своих непокорных тоже не жаловал. Благополучно развешивал на кольях рядом с татарами. Остальное лояльное население он даже подкармливал. Население было нужно демону Асмагилу. Кощеевы подданные бегали по полям и ловили для него ворон. Вороны и черепа – так запомнил здешний люд Кощеево царство. Царство страха, как называл его сам Кощей.
Сразу скажу, из-за ворон демон и заварил всю эту кашу.
Насколько я знаю, космический пират Асмагил непосредственно пиратством промышлял только в начале своей извилистой карьеры. Потом нашел для себя более прибыльное и безопасное занятие: разграбление слаборазвитых планет, объявленных по закону запретными для проникновения зонами.
Естественно, никого не интересуют минералы или руды, которых хватает и на безатмосферных планетах. Самым дорогим в космосе была и остается органика. Мало ее в масштабах Вселенной, очень мало. И стоит она соответственно. Бизнес опасный и уголовно наказуемый, но исключительно прибыльный.
Аборигены часто сами не знают, какими богатствами располагают.
Другие критерии. Вот, например, здешняя птица ворона. Вроде дрянь птица, ни мяса, ни перьев, одно нахальство на голом месте. А стоит бешеных денег. Потому что в организме дрянь-птицы, как оказалось, содержится редкое вещество тагорин, незаменимое в парфюмерии. До сих пор его находили только у птицы тагор. Из-за него их почти истребили. У земных ворон тагорин обнаружили совершенно случайно. Лишнее доказательство того, что жизнь во Вселенной происходит из одного корня.
Но я сейчас не об этом. Наша парфюмерная промышленность настойчиво требовала жертв. Закон о запретных зонах двусмысленных толкований не допускал. Тогда за добычу тагорина взялись пираты. Всякую мелочь мы отогнали быстро. А вот Асмагил считался фигурой серьезной. Он имел несколько звездолетов, современную технику и большую команду. Прочно обосновался в промысловых местах. Очертил границы, провел административное деление, для успокоения масс поставил номинального главу. А главное, хорошо замаскировался под прикрытием местных преданий. Действовал уже не своими руками, просто помогал здешнему правителю по его настоятельной просьбе.
Я помню, вступив в союз с Асмагилом, новоиспеченный князь Кощей рехнулся быстро и окончательно. Каждый день с утра пораньше накачивался недобродившим пивом, а потом, под парами, выдавал такие государственные указы, что его подданные только крякали в предчувствии очередной всеобщей порки с «отрубанием голов дерзостных и членов ненадобных». Царя Кощея тоже можно понять. Постоянно видеть перед собой жуткие рожи бандитов Асмагила – тут и более трезвый муж бы не выдержал. Один Ящерт чего стоит. Холодная логика этих разумных земноводных рептилий вообще малопонятна для людей, а откровенно выраженные плотоядные наклонности обаяния ему не добавляют. Пограничные биороботы – Леший, Кикимора, Водяной, Соловей-разбойник, Змей Горыныч и старик Морок, настоящая нечистая сила, сконструированная на подпольном биозаводе по заказу Асмагила за большие деньги, тоже не добавляли оптимизма в его нетрезвую жизнь. Кощей и сам их боялся как огня.
В общем, князь Кощей был твердо уверен, что, связавшись с залетным демоном, загубил свою душу бесповоротно, поэтому одно-другое лишнее свирепство уже ничего не изменит. Гореть ему в аду синем пламенем, так хоть погуляет напоследок перед геенной огненной.
Потом мы с Алешей все это коммерческо-криминальное безобразие пресекли, конечно. Асмагила отправили куда положено, команду его частью выловили, частью разогнали, а Кощея разжаловали из князей обратно в бояре. Что с ним стало, я не в курсе. Думаю, его подданные, до оскомины наловившиеся ворон, сами о нем позаботились. Наверняка нашелся на него какой-нибудь добрый молодец. А добрые молодцы, как известно, народ лютый и, по младости лет, безжалостный.
* * *
Говорить в вертолете было невозможно. Слишком шумно и тряско. Аня сунулась было с докладом, но высокое начальство только вяло махнуло рукой. Мол, сиди уж, чего уж там.
Ее непосредственный начальник, майор Трошкин, рукой не махал, но его тяжелый взгляд обещал многое. Но ничего хорошего. А в чем она виновата? И что вообще происходит?
Нет, она ничего не понимала. Словно в тумане все. Смутно вспоминалось болото, деревянный дом лесника, какие-то вооруженные люди. Выходит, она тоже была на этом болоте, но зачем? Незачем ей там быть.
Когда Трошкин приказал ей следить за приезжим экстрасенсом, она восприняла это задание как легкое. Мало ли перевидала она подобных чудаков, специалистов по запудриванию мозгов. В том числе и себе. Себе – в первую очередь.
Ну следила. Ну и что?
Ничего. Настолько ничего, что даже страшно. Неуютно как-то. Словно провал. Словно взяли и стерли кусок памяти. Ерунда, конечно, разве такое возможно? Никак не возможно, уж кому знать, как не ей.
Сидя на жесткой откидной скамейке в салоне вертолета, Аня пыталась взять себя в руки и сосредоточиться. Это у нее не получалось. Перед глазами лишь отчетливо возникали огромная фигура и красивое, мужественное лицо с детскими голубыми глазами. Она сосредоточенно пыталась вспомнить, где она видела этого человека. Вспомнить не удавалось. Только было стойкое ощущение, словно она потеряла что-то важное и очень хорошее.
Отвернувшись от руководства, старший лейтенант смотрела через иллюминатор на землю. С высоты все казалось игрушечным. Блестела на солнце извилистая лента речки Марьи, домики села Оладушкино смотрелись сверху как спичечные коробки. Церковь на окраине села, поля, лес. Вон сразу за деревней полетел над лесом Змей Горыныч, лениво махая крыльями, как голубь, обожравшийся на помойке…
Стоп! Какой Змей Горыныч? Аня вздрогнула и на миг закрыла глаза. Потом осторожно открыла.
Ерунда, конечно. Померещилось. Нервы. В отпуск ей пора, вот что. На Черное море, на белый песок, под горячее солнце юга. Две недели назад, на рынке, она и купальник видела подходящий. Дорогой, правда, но стильный, как будто фирменный. Продавец еще скидку обещал. Лично ей.
Через полчаса они прилетели. Вертолеты приземлились на тайном военном аэродроме, о существовании которого в области мало кто знал, но все догадывались.
Спецназовцы быстро выгрузились и удалились, громко топая тяжелыми ботинками по бетонным плитам.
На взлетной полосе остались только высокое начальство и Трошкин с Аней.
Генерал-майор Кабзюк, человек в органах известный, легендарный диверсант-разведчик времен «холодной войны», топтался на бетоне и оглядывался вокруг с видом маленького ребенка, уснувшего дома, а проснувшегося в дремучем лесу. Странный взгляд для сурового генерал-майора государственной безопасности. Нехарактерный. На лице у него было написано искреннее непонимание того, что он тут делает и что тут вообще происходит.
Подполковник Черный, его референт, тоже не понимал. Но по его лицу было видно, что он поймет и сделает выводы. Со всеми вытекающими последствиями. Для многих. А для здесь присутствующих – в первую очередь. Где, значит, вакантная должность начальника районного отделения? В Нарьян-Маре? Хороший климат, бодрящий, холодильник можно с собой не везти…
Ушлют куда-нибудь, как пить дать ушлют к черту на кулички охранять от врагов внешних и внутренних берега Северного Ледовитого океана, обреченно думал Трошкин. Что, собственно, случилось и почему его должны услать куда подальше, Трошкин тоже не понимал. Но от этого было не легче. Еще хуже. Как туман в голове.
Это неудивительно. От себя могу добавить, что любой гипервнушитель побочным действием все-таки обладает. Что бы ни говорили о гуманности этого вида оружия, чувствуешь себя после него как пыльным мешком по голове получил.
Когда Добрыня приказал им всем убираться и все забыть, забыли они не все. Только главное. Какие-то обрывки все равно остаются в памяти. Это как заноза в пальце: найти не можешь, но постоянно ею обо что-то цепляешься. По себе знаю.
Генерал Кабзюк сделал три шага вперед и три назад. Опять задумчиво остановился, сосредоточенно разглядывая пыльные бетонные плиты аэродрома. Подполковник тоже внимательно изучил бетонный рисунок.
Майор Трошкин пристроился за ними понурой тенью. Его лицо, обычно круглое и улыбающееся, уже осунулось и потемнело.
Неожиданно запиликал мобильный телефон. Подполковник вынул трубку из кармана, нажал на кнопку, несколько секунд послушал и передал ее генералу. Тот слушал долго, отвечая собеседнику односложным хмыканьем. Когда кончил слушать и передал трубку подполковнику, его уже было не узнать. Он снова стал похож на собственные портреты.
– Ну, девочки-мальчики, кончай ночевать, – сказал генерал. – Американского шпиона поймали. Работал в Марьинске под видом бомжа Петровича. Несколько лет уже работал. Закопался так, что не откопаешь. Матерый волчара. Так что отличились твои люди, Трошкин. Готовь дырку для очередной звездочки.
Генерал неторопливо, с удовольствием, достал импортную сигарету. Размял ее в пальцах, как солдатскую папиросу. Полковник чиркнул зажигалкой, заботливо прикрыв огонек от ветра.
– Да, сотрудницу не забудь отметить. Хорошие у тебя сотрудники. И сотрудницы.
Он уже улыбался. В его взгляде Аня с удовольствием уловила нормальный интерес не старого еще мужчины к красивой девушке.
Подполковник Черный тоже посмотрел на нее с лукавинкой. Трошкин поддернул пиджак, как китель, и приосанился.
Аня кокетливо поправила спутавшиеся пряди волос. Улыбнулась начальству. А почему бы и нет? Генерал еще вполне ничего, мужчина весь из себя представительный. В конце концов, сколько можно мотаться по захолустным райотделам. Не девочка уже, третий десяток на исходе.
Только что она такое забыла? Сон, может, хороший приснился?
* * *
– Кончай, – сказал мастер Михалыч и нарисовал рукой в воздухе круг. Глуши станок значит, рабочий день кончился. Для выразительности прибавил длинное матерное ругательство.
За шумом станка рабочий Сидор Сидоркин, он же космический пират Упырь В, его не слышал, но понял его основную мысль, понял и матерное ругательство, которое Михалыч добавлял всегда. Покивал головой, мол, сейчас доделаю и кончаю.
Толстяк-мастер еще раз выругался, сплюнул вниз, попал в ботинок. Пришлось нагибаться и вытирать ботинок древесной стружкой. Михалыч постоял еще немного, пожал плечами и пошел в раздевалку. Странный он, этот Сидоркин, ему как человеку говоришь, рабочии день кончился, а он – доделаю, мол. Непонятно это. Малахольный, наверное. И почему хорошие работники всегда малахольные, думал Михалыч.
Упырь В, он же рабочий-станочник марьинской лесопилки Сидор Сидоркин, наконец допилил бревно и выключил станок. Сразу стало тихо. В цеху уже никого не было. Вкусно пахло свежими досками и сосновой смолой. Ему нравился этот запах. Ему здесь все нравилось. Понятная, неспешная жизнь. Сколько лет, покинув родную ветку, он мотается как заведенный по космосу, устает, как лютый зверь орг во время случки, а зачем? Пожить бы здесь два-три года, отдохнуть душой…
В раздевалке, наоборот, было оживленно. Рабочий народ гоношил на бутылку. Михалыч, который бросил пить четыре с половиной дня назад, косился на них неодобрительно, сопел, кряхтел, но ничего не говорил. А что тут скажешь? Смена закончилась, имеют право. Самого пять дней назад тащили до дома втроем и по дороге два раза теряли.
Упырь В дал общественному гонцу Паше Тихому двести рублей. Объяснил, что у него праздник. Какой праздник, Тихий не стал уточнять. Впрочем, никто не спрашивал, магазин поблизости уже закрывался, не до нежностей было.
Вместе с мужиками Упырь В выпил в раздевалке три раза по полстакана, потом долго и тепло прощался с каждым. Шел в приподнятом настроении. Хотя и жалко, что на лесопилку он больше не вернется.
Настроение ему слегка подпортил какой-то новый русский, как их здесь называли, бычара с золотой цепью через всю шею. Бычара выкатился из дорогого кабака, наступил на ногу, да еще и обругал между делом. Закипев пролетарским гневом, Упырь В с удовольствием набил ему морду. Мужик был здоровый, тренированный, боксер, наверное, но кто может устоять против бывалого упыря? Даже говорить несерьезно.
Потом, от греха подальше, смылся в переулок. Улыбался на бегу. Все рабочие на лесопилке мечтали набить морду какому-нибудь новому русскому. А то понаворовали себе, понахапали и жируют, прохода нет рабочему человеку. Асмагил всегда его ругал, что он слишком вживается в образ, не оторвешь. А он просто добросовестный от природы. Упыри с ветки «В» все такие.
Когда он добрался до лагеря на старом кладбище, Демон и Ящерт уже костерили его на два голоса.
– Где ты болтаешься?! – обрушился на него Асмагил. – Сколько можно ждать, черная дыра твоя родина?!
– Работает он, план перевыполняет, видишь ты, – вторил ему подхалим Ящерт, – неймется ему, не может он без работы.
Упырь В скромно присел в сторонке, ожидая, когда Его Высочество изволит перестать брызгать слюнями. На подхалимов он не обращал внимания принципиально, подчеркивая это всем своим видом.
Ну, добросовестный он, что тут сделаешь? Ветка «В» всегда этим славилась.
– Ладно, – сказал Асмагил. – Есть у меня новый план. Ты, Ящерт, для начала подкачаешь энергией биороботов. Зря, что ли, я за них такие деньжищи отвалил…
Упырь В подпер голову рукой и заранее расстроился. Заметут их, как пить дать, с новым планом точно теперь заметут.
Глава 4
– Ты этот, как там тебя, дядя Сидор? – спросила наглая, желтоглазая рожа.
Марьинский авторитет заморгал глазами.
Нет, незнакомая рожа не исчезла, а, наоборот, придвинулась ближе, обдавая его смрадом нечистого дыхания. В руке или лапе, черт ее разберет, его неожиданный посетитель держал синюшную свежемороженую курицу, от которой откусывал большие куски, довольно прижмуриваясь и облизываясь от избытка вкусности широким, как лопата, коричневым языком. Скрипело на страшных зубах заледеневшее в морозилке мясо, хрустели разгрызаемые кости, и вообще картина была настолько пакостной, что хотелось закрыть глаза и, не откладывая на потом, умереть.
Дядя Сидор в ужасе закрыл глаза и пискляво прочирикал что-то. Сам не ожидал от себя такого неприличного грудничкового звука.
Всю ночь ему снилась какая-то бессвязная муть. Он убегал, от него убегали, но это было еще полбеды, всего лишь сон, он и во сне знал, что это сон. Хуже другое. Даже во сне дядя Сидор не мог забыть орла-полковника Дробышева и этого клятого болота, напичканного автоматчиками вместо лягушек. Да что же творится кругом, люди добрые?
Пробуждение оказалось не лучше. Проснулся он, как обычно, в своей спальне, на привычной кровати из карельской березы с удобным ортопедическим матрасом. Только все остальное в картину обычного утра никак не укладывалось. Жуткая рожа так и маячит перед глазами, а дом, между прочим, со всех сторон охраняется.
– Давай, давай, просыпайся. Сколько можно без задних ног ночевать? Дело к тебе, – сказала желтоглазая рожа. – Меня Ящерт зовут. Прошу, так сказать, любить и жаловать. Любить, впрочем, не обязательно. Хочешь курочки?
Прямо перед его носом возникла недоеденная тушка с глубокими, как траншеи, отпечатками жутких зубов. Курица оттаивала, и с нее на шелковый пододеяльник капала какая-то вонючая дрянь.
Дядя Сидор отрицательно помотал головой. На голос он пока не надеялся.
– Ну, не хочешь, как хочешь. Мне больше достанется, – не стал настаивать Ящерт. – Я к тебе по делу, от демона Асмагила. Ты это, власти хочешь?
Конечно, за свою долгую жизнь дядя Сидор бывал в разных переделках. И просыпаться ему приходилось по-разному, приходилось и просто соскакивать. Вечный бой, покой нам только снится, как любил говорить старый кентуха Саня Питерский, фармазон и картежник, который чалился с ним на соседней шконке в мордовской зоне.
Незаметно под одеялом он нащупал рукой тревожную кнопку на спинке кровати и несколько раз нажал.
Круглые желтые глава наблюдали за ним с интересом.
– Не звони, не надо, – сказал Ящерт. – Все равно никто не придет.
– А где охрана? – довольно глупо спросил Сыроегин.
– В погребе, – охотно объяснил страшный посетитель, продолжая смаковать курицу. – Я их связал всех. На всякий случай. Буйные они у тебя. И невежливые.
А потом случилось то, о чем дядя Сидор долго вспоминал, скрипя зубами, готовый молиться хоть Богу, хоть черту, хоть тому самому демону Асмагилу, лишь бы никто из его былых блатных корешей не узнал про такой позор.
Когда было нужно, он умел двигаться очень быстро. В его первой профессии, вора-карманника, без этого было никак нельзя. Неожиданно выхватив из-под подушки «магнум», криминальный авторитет всадил три пули подряд прямо в наглые желтые глаза.
И не попал. Через секунду желтые глаза смотрели с другой стороны кровати. Зато венское зеркало на стене в резной раме разлетелось на брызнувшие во все стороны осколки вместе с рамой. Дальше, как в кошмарном сне, он расстрелял всю обойму своего крупнокалиберного «магнума», разгромил телевизор, видик, шкаф с одеждой и старинный комод работы какого-то знаменитого комодного мастера.
И все равно не попал. Желтоглазая рожа все время маячила где-то сбоку, хрустела курицей, нахальничала и издевалась. А потом сильные, холодные, как у покойника, руки подхватили его без всякого усилия, словно маленького ребенка, и окунули головой в снежную белизну унитаза. В парашу, значит, если по-простому. Вот так просто. Как последнего пидора. И воду спустили.
Потом те же руки снова бросили его на кровать. После водной процедуры в толчке авторитет кашлял, тер глаза и отфыркивался.
– Ну что, остыл? Больше хулиганить не будешь? – заботливо спросил Ящерт.
Дядя Сидор отрицательно помотал головой, коснувшись щекой чего-то липкого. Он скосил глаза. Недоеденная синюшная курица нахально расположилась прямо рядом с ним на подушке.
– Ладно, смотри у меня.
Для наглядности огромные зубы щелкнули, а желтые глаза моргнули.
– Я вообще-то не люблю людей бить, – сказал Ящерт. – Я вообще-то их сразу ем. Не унижая достоинства, так сказать. Подошел сзади тихохонько, голову откусил, никто и не заметит. А если бить – мясо невкусное становится, адреналин все-таки выделяется. Нет, не вкусное, – покрутил он головой. – Но тебя я сейчас есть не стану. Пока не стану, имей в виду. А дело к тебе такое. Будешь у нас царем…
Дядя Сидор смирно слушал его и думал, что именно так, медленно и постепенно, сходят с ума.
Почему-то он больше не сомневался, что остался несъеденным только в силу случайной необходимости. А то хрустеть бы ему на зубах, как этой мороженой курице. Его страшный гость вел странное толковище про какого-то прежнего, старого и глупого, царя Кощея, про биороботов, про будущую власть, неограниченную, но в пределах дозволенного. Определять которые будет какой-то там демон Асмагил, вот тоже имечко, сплюнуть три раза, прежде чем выговорить.
Красиво по ушам ездит, заслушаешься, думал дядя Сидор, постепенно приходя в себя. Только он тоже не пальцем деланный. Ага, царем, как бы не так. Политику шьют, понимал он. Нашли пацана. Подстава, в натуре. За политику и не такие мозги, как он, деревянные бушлаты надевали. Подстава чистой воды, и думать нечего.
В глубине души криминальный авторитет тосковал и представлял себе, как хорошо было бы проснуться еще раз. И чтоб ничего этого не было. Главное, чтоб никого не было. А еще лучше проснуться в детстве, повязать пионерский галстук и отправиться вместе со всем отрядом собирать на благо Родины металлолом за бесплатно.
Одолевают колдуны проклятые, понимал авторитет, уже одолели. С ними только свяжись, враз глаза к жопе приставят.
Ему было не просто страшно. Жутко было и муторно. Как давно не было. А может, никогда не было.
– Смотри у меня, – повторил еще раз на прощанье Ящерт и исчез так же неожиданно, как появился.
Пролежав выжидающе несколько минут, дядя Сидор несколько раз перекрестился, как молодой вскочил с кровати, натянул какие-то шмотки и резвой пулей помчался в гараж. С ходу вскочил в первую попавшуюся машину, джип, кажется.
Опомнился он, только когда мощный автомобиль отмахал от города километров сто. Нащупал в кармане трубку мобильного телефона, набрал свой домашний номер. После долгих гудков трубку взял Гоша. Это обрадовало. Живой, значит.
– Ты уже на свободе? – спросил его дядя Сидор.
Гоша в ответ только нечленораздельно хрюкнул.
– В доме есть посторонние? Последовало долгое молчание.
Дядя Сидор насторожился.
– Ух, Федорыч, – наконец прорезался в трубке Гоша. – Вроде нет никого. А ты где? Что это было, в натуре? Ни хрена не понимаю.
– Потом объясню, – значительно сказал Сыроегин.
Объяснить он ничего не мог, самому бы кто объяснил, но шестеркам об этом знать не обязательно.
– Слушай меня сюда, сделаешь вот что… – приказал он Гоше.
Минуты две он объяснял, что надо сделать, потом отключился, бросил трубку на сиденье рядом с собой.
Еще поджал педаль газа, увеличивая скорость. Могучий японский внедорожник послушно и мягко глотал набегающие километры.
Возвращаться в Марьинск дядя Сидор не собирался. Нет уж, дудки, нашли фраера. Непонятно, что там за буза замастырилась, но понятно, что ховаться надо по-тяжелому, пока своя жопа под раздачу не попала. А в том, что раздача началась, он больше не сомневался. Чутье его никогда еще не подводило.
Дядя Сидор пошарил в бардачке, нашел пачку сигарет и карту области. Закурил и, придерживая одной рукой руль, углубился в карту. Бывший карманный вор Федька Ломакин всегда, еще с малолетства, знал, что когда приходит пора рвать когти, их надо рвать и не оглядываться.
– Синдром Кусатого, – сказал я. – Куда ни плюнь, получаешь синдром Кусатого. Просто заколдованная планета какая-то.
– Ты это о чем, шеф? – откликнулся Алеша Попов.
– Игнат Кусатый, – объяснил я, – известный российский маг, алхимик и звездочет времен царя Ивана Грозного. В своем знаменитом трактате «Яко прибудет, тако и убудет» исследовал странное явление здешней действительности, когда делаешь одно, а получаешь совсем другое. Умнейший был человек. Только пил много.
– Да это я уже слышал.
– Уроженец здешних мест, между прочим, – уточнил я.
Алеша сочувственно посмотрел на меня:
– Тебе когда в отпуск?
– Как только – так сразу. Ладно, будем работать.
Вообще, все происшедшее в Марьинске было полностью в духе Демона. Его, можно сказать, характерный пиратский почерк. Налететь, перебаламутить все, а потом рыбачить в мутной воде. Получилось это у него, как всегда, бестолково. Я понимаю, что он хотел сразить жителей города наповал, продемонстрировав им нечистую силу по старой, проверенной схеме, обкатанной лет семьсот назад в пресловутом Кощеевом царстве.
Итак, силовое поле оживило, разбудило и накачало энергией всех дремлющих биороботов-монстров, оставшихся по лесам и болотам со времен Кощеева царства. На этом и строился новый план Асмагила, когда он убедился, что драгоценный редуктор ему не достать. Демон решил ввергнуть, так сказать, город в пучину ужаса и террора. При помощи всей этой нечисти и под его непосредственным руководством. А самому тем временем закачивать в аккумуляторы энергию чистого страха. Которая на черном рынке у криминальных дельцов стоит бешеных денег. А энергия страха целого города – вообще состояние.
Все просто, если разобраться.
Первая осечка вышла у него с авторитетом дядей Сидором. Старый волк, он же стреляный воробей, или как тут это еще называется, категорически не захотел становиться на место бывшего марионеточного царя Кощея.
Все началось вроде бы с мелочей. Например, Кикимора, охочая до всякой ядреной зелени, выела весь чеснок с двух-трех десятков приусадебных огородов. После чего хозяева целый день обсуждали это событие и сошлись на версии новозеландской чесночной саранчи, сделавшей неожиданную остановку в Марьинске пролетом в Южную Америку. Вроде даже по телевизору об этом передавали. Кто-то слышал.
Распоясавшийся дед Морок завел в тупик местного психиатра Остапченко. В прямом смысле этого слова. Доктор потом долго недоумевал, каким образом он, почти дойдя от больницы до собственного дома, очутился на задворках туалета бабы Гаши. И выпил-то всего ничего, две рюмки разбавленного медицинского для будущего аппетита, а надо же, какие последствия. Нет, опаскудилось все, думал Остапченко, продираясь через буйные лопухи за вонючей будкой, опаскудилось и развалилось. И даже последний оплот врача, чистый медицинский спирт, ЧМС, как уважительно называли они его еще в институте, и тот сдался. Никакой он теперь не чистый, так, непонятно что, Суррогат Иванович напополам с Брагой Аркадьевной. Такая бело-горячая семейка. Как жить дальше? Для чего жить? Потом гнилые доски треснули под его массой. Психиатр провалился в выгребную яму, и вопрос смысла жизни сам собой перешел в разряд неактуальных.
Марьинский авторитет заморгал глазами.
Нет, незнакомая рожа не исчезла, а, наоборот, придвинулась ближе, обдавая его смрадом нечистого дыхания. В руке или лапе, черт ее разберет, его неожиданный посетитель держал синюшную свежемороженую курицу, от которой откусывал большие куски, довольно прижмуриваясь и облизываясь от избытка вкусности широким, как лопата, коричневым языком. Скрипело на страшных зубах заледеневшее в морозилке мясо, хрустели разгрызаемые кости, и вообще картина была настолько пакостной, что хотелось закрыть глаза и, не откладывая на потом, умереть.
Дядя Сидор в ужасе закрыл глаза и пискляво прочирикал что-то. Сам не ожидал от себя такого неприличного грудничкового звука.
Всю ночь ему снилась какая-то бессвязная муть. Он убегал, от него убегали, но это было еще полбеды, всего лишь сон, он и во сне знал, что это сон. Хуже другое. Даже во сне дядя Сидор не мог забыть орла-полковника Дробышева и этого клятого болота, напичканного автоматчиками вместо лягушек. Да что же творится кругом, люди добрые?
Пробуждение оказалось не лучше. Проснулся он, как обычно, в своей спальне, на привычной кровати из карельской березы с удобным ортопедическим матрасом. Только все остальное в картину обычного утра никак не укладывалось. Жуткая рожа так и маячит перед глазами, а дом, между прочим, со всех сторон охраняется.
– Давай, давай, просыпайся. Сколько можно без задних ног ночевать? Дело к тебе, – сказала желтоглазая рожа. – Меня Ящерт зовут. Прошу, так сказать, любить и жаловать. Любить, впрочем, не обязательно. Хочешь курочки?
Прямо перед его носом возникла недоеденная тушка с глубокими, как траншеи, отпечатками жутких зубов. Курица оттаивала, и с нее на шелковый пододеяльник капала какая-то вонючая дрянь.
Дядя Сидор отрицательно помотал головой. На голос он пока не надеялся.
– Ну, не хочешь, как хочешь. Мне больше достанется, – не стал настаивать Ящерт. – Я к тебе по делу, от демона Асмагила. Ты это, власти хочешь?
Конечно, за свою долгую жизнь дядя Сидор бывал в разных переделках. И просыпаться ему приходилось по-разному, приходилось и просто соскакивать. Вечный бой, покой нам только снится, как любил говорить старый кентуха Саня Питерский, фармазон и картежник, который чалился с ним на соседней шконке в мордовской зоне.
Незаметно под одеялом он нащупал рукой тревожную кнопку на спинке кровати и несколько раз нажал.
Круглые желтые глава наблюдали за ним с интересом.
– Не звони, не надо, – сказал Ящерт. – Все равно никто не придет.
– А где охрана? – довольно глупо спросил Сыроегин.
– В погребе, – охотно объяснил страшный посетитель, продолжая смаковать курицу. – Я их связал всех. На всякий случай. Буйные они у тебя. И невежливые.
А потом случилось то, о чем дядя Сидор долго вспоминал, скрипя зубами, готовый молиться хоть Богу, хоть черту, хоть тому самому демону Асмагилу, лишь бы никто из его былых блатных корешей не узнал про такой позор.
Когда было нужно, он умел двигаться очень быстро. В его первой профессии, вора-карманника, без этого было никак нельзя. Неожиданно выхватив из-под подушки «магнум», криминальный авторитет всадил три пули подряд прямо в наглые желтые глаза.
И не попал. Через секунду желтые глаза смотрели с другой стороны кровати. Зато венское зеркало на стене в резной раме разлетелось на брызнувшие во все стороны осколки вместе с рамой. Дальше, как в кошмарном сне, он расстрелял всю обойму своего крупнокалиберного «магнума», разгромил телевизор, видик, шкаф с одеждой и старинный комод работы какого-то знаменитого комодного мастера.
И все равно не попал. Желтоглазая рожа все время маячила где-то сбоку, хрустела курицей, нахальничала и издевалась. А потом сильные, холодные, как у покойника, руки подхватили его без всякого усилия, словно маленького ребенка, и окунули головой в снежную белизну унитаза. В парашу, значит, если по-простому. Вот так просто. Как последнего пидора. И воду спустили.
Потом те же руки снова бросили его на кровать. После водной процедуры в толчке авторитет кашлял, тер глаза и отфыркивался.
– Ну что, остыл? Больше хулиганить не будешь? – заботливо спросил Ящерт.
Дядя Сидор отрицательно помотал головой, коснувшись щекой чего-то липкого. Он скосил глаза. Недоеденная синюшная курица нахально расположилась прямо рядом с ним на подушке.
– Ладно, смотри у меня.
Для наглядности огромные зубы щелкнули, а желтые глаза моргнули.
– Я вообще-то не люблю людей бить, – сказал Ящерт. – Я вообще-то их сразу ем. Не унижая достоинства, так сказать. Подошел сзади тихохонько, голову откусил, никто и не заметит. А если бить – мясо невкусное становится, адреналин все-таки выделяется. Нет, не вкусное, – покрутил он головой. – Но тебя я сейчас есть не стану. Пока не стану, имей в виду. А дело к тебе такое. Будешь у нас царем…
Дядя Сидор смирно слушал его и думал, что именно так, медленно и постепенно, сходят с ума.
Почему-то он больше не сомневался, что остался несъеденным только в силу случайной необходимости. А то хрустеть бы ему на зубах, как этой мороженой курице. Его страшный гость вел странное толковище про какого-то прежнего, старого и глупого, царя Кощея, про биороботов, про будущую власть, неограниченную, но в пределах дозволенного. Определять которые будет какой-то там демон Асмагил, вот тоже имечко, сплюнуть три раза, прежде чем выговорить.
Красиво по ушам ездит, заслушаешься, думал дядя Сидор, постепенно приходя в себя. Только он тоже не пальцем деланный. Ага, царем, как бы не так. Политику шьют, понимал он. Нашли пацана. Подстава, в натуре. За политику и не такие мозги, как он, деревянные бушлаты надевали. Подстава чистой воды, и думать нечего.
В глубине души криминальный авторитет тосковал и представлял себе, как хорошо было бы проснуться еще раз. И чтоб ничего этого не было. Главное, чтоб никого не было. А еще лучше проснуться в детстве, повязать пионерский галстук и отправиться вместе со всем отрядом собирать на благо Родины металлолом за бесплатно.
Одолевают колдуны проклятые, понимал авторитет, уже одолели. С ними только свяжись, враз глаза к жопе приставят.
Ему было не просто страшно. Жутко было и муторно. Как давно не было. А может, никогда не было.
– Смотри у меня, – повторил еще раз на прощанье Ящерт и исчез так же неожиданно, как появился.
Пролежав выжидающе несколько минут, дядя Сидор несколько раз перекрестился, как молодой вскочил с кровати, натянул какие-то шмотки и резвой пулей помчался в гараж. С ходу вскочил в первую попавшуюся машину, джип, кажется.
Опомнился он, только когда мощный автомобиль отмахал от города километров сто. Нащупал в кармане трубку мобильного телефона, набрал свой домашний номер. После долгих гудков трубку взял Гоша. Это обрадовало. Живой, значит.
– Ты уже на свободе? – спросил его дядя Сидор.
Гоша в ответ только нечленораздельно хрюкнул.
– В доме есть посторонние? Последовало долгое молчание.
Дядя Сидор насторожился.
– Ух, Федорыч, – наконец прорезался в трубке Гоша. – Вроде нет никого. А ты где? Что это было, в натуре? Ни хрена не понимаю.
– Потом объясню, – значительно сказал Сыроегин.
Объяснить он ничего не мог, самому бы кто объяснил, но шестеркам об этом знать не обязательно.
– Слушай меня сюда, сделаешь вот что… – приказал он Гоше.
Минуты две он объяснял, что надо сделать, потом отключился, бросил трубку на сиденье рядом с собой.
Еще поджал педаль газа, увеличивая скорость. Могучий японский внедорожник послушно и мягко глотал набегающие километры.
Возвращаться в Марьинск дядя Сидор не собирался. Нет уж, дудки, нашли фраера. Непонятно, что там за буза замастырилась, но понятно, что ховаться надо по-тяжелому, пока своя жопа под раздачу не попала. А в том, что раздача началась, он больше не сомневался. Чутье его никогда еще не подводило.
Дядя Сидор пошарил в бардачке, нашел пачку сигарет и карту области. Закурил и, придерживая одной рукой руль, углубился в карту. Бывший карманный вор Федька Ломакин всегда, еще с малолетства, знал, что когда приходит пора рвать когти, их надо рвать и не оглядываться.
* * *
– Синдром Кусатого, – сказал я. – Куда ни плюнь, получаешь синдром Кусатого. Просто заколдованная планета какая-то.
– Ты это о чем, шеф? – откликнулся Алеша Попов.
– Игнат Кусатый, – объяснил я, – известный российский маг, алхимик и звездочет времен царя Ивана Грозного. В своем знаменитом трактате «Яко прибудет, тако и убудет» исследовал странное явление здешней действительности, когда делаешь одно, а получаешь совсем другое. Умнейший был человек. Только пил много.
– Да это я уже слышал.
– Уроженец здешних мест, между прочим, – уточнил я.
Алеша сочувственно посмотрел на меня:
– Тебе когда в отпуск?
– Как только – так сразу. Ладно, будем работать.
Вообще, все происшедшее в Марьинске было полностью в духе Демона. Его, можно сказать, характерный пиратский почерк. Налететь, перебаламутить все, а потом рыбачить в мутной воде. Получилось это у него, как всегда, бестолково. Я понимаю, что он хотел сразить жителей города наповал, продемонстрировав им нечистую силу по старой, проверенной схеме, обкатанной лет семьсот назад в пресловутом Кощеевом царстве.
Итак, силовое поле оживило, разбудило и накачало энергией всех дремлющих биороботов-монстров, оставшихся по лесам и болотам со времен Кощеева царства. На этом и строился новый план Асмагила, когда он убедился, что драгоценный редуктор ему не достать. Демон решил ввергнуть, так сказать, город в пучину ужаса и террора. При помощи всей этой нечисти и под его непосредственным руководством. А самому тем временем закачивать в аккумуляторы энергию чистого страха. Которая на черном рынке у криминальных дельцов стоит бешеных денег. А энергия страха целого города – вообще состояние.
Все просто, если разобраться.
Первая осечка вышла у него с авторитетом дядей Сидором. Старый волк, он же стреляный воробей, или как тут это еще называется, категорически не захотел становиться на место бывшего марионеточного царя Кощея.
* * *
Все началось вроде бы с мелочей. Например, Кикимора, охочая до всякой ядреной зелени, выела весь чеснок с двух-трех десятков приусадебных огородов. После чего хозяева целый день обсуждали это событие и сошлись на версии новозеландской чесночной саранчи, сделавшей неожиданную остановку в Марьинске пролетом в Южную Америку. Вроде даже по телевизору об этом передавали. Кто-то слышал.
Распоясавшийся дед Морок завел в тупик местного психиатра Остапченко. В прямом смысле этого слова. Доктор потом долго недоумевал, каким образом он, почти дойдя от больницы до собственного дома, очутился на задворках туалета бабы Гаши. И выпил-то всего ничего, две рюмки разбавленного медицинского для будущего аппетита, а надо же, какие последствия. Нет, опаскудилось все, думал Остапченко, продираясь через буйные лопухи за вонючей будкой, опаскудилось и развалилось. И даже последний оплот врача, чистый медицинский спирт, ЧМС, как уважительно называли они его еще в институте, и тот сдался. Никакой он теперь не чистый, так, непонятно что, Суррогат Иванович напополам с Брагой Аркадьевной. Такая бело-горячая семейка. Как жить дальше? Для чего жить? Потом гнилые доски треснули под его массой. Психиатр провалился в выгребную яму, и вопрос смысла жизни сам собой перешел в разряд неактуальных.