Ох не люблю я эти примитивные летательные аппараты, так и лезут под ноги, соскребай их потом с силовых щитов.
Демона мы прижали только над Южным полюсом. Накрыли сверху энергетической ловушкой и заставили сесть. Он долго не выходил из своего звездолета. Кричал нам через люк, что всех порешит и сам себя кончит. Хорошо, что через люк. Голосище у него не слабый, уши закладывает.
Добрыня вполне резонно возражал ему, что порешить Асмагил никого не сможет, пока наружу не вылезет. Пусть вылезает, а тут посмотрим. Что же касается второй части угрозы, кончить себя, то ради бога. Если есть такое желание. Ему, Добрыне, для отчета совершенно не важно, в каком виде доставить демона в очередную тюрягу – живом или мертвом. Труп даже предпочтительнее – пить-есть не просит, и никакого беспокойства от него нет. А можно и кусками, если нашинковать мелко.
Орали они долго и нудно. Потом Добрыне надоело с ним препираться, он просто срезал замок, и мы влезли внутрь. Погрузили главаря к остальным. Отгулял Его Высочество, пора ему на здоровый, тщательно охраняемый режим при трехразовом дневном рационе.
На Южном полюсе было холодно. Это мы заметили, когда Добрыня улетел вместе с пленниками.
Потом из-за снежного, ослепительно сверкающего на солнце тороса показался трактор. Он тащил за собой вагончик. Еле полз, пыхтел, но тащил.
Алеша, проваливаясь в снегу, подошел к трактору. Постучал в окошко кабины. Окно приоткрылось.
– Эй, мужик, у тебя спички есть?
Полярный тракторист был волосат, бородат, закутан и чрезвычайно зол.
– Какие спички?! Какие тут, на хрен, спички?! – немедленно завопил он, перекрывая вибрирующий рев двигателя. – До базы полдня пути, движок еле тянет, печка работает через раз, еще ты тут со своими спичками лезешь! Нет у меня спичек! И никогда не было!
– Я же просто спросил, – попытался оправдаться Алеша.
– Спросил он! Маму свою спрашивай!
Окно трактора с треском захлопнулось. От переизбытка злости тот даже прибавил ход.
Алеша обернулся ко мне и развел руками:
– Я же только спросил.
– Холодно здесь, – сказал я.
– Зато не жарко, – ответил Попов.
– Не жарко, – согласился я. – Минус пятьдесят, если не меньше. Ну что, будем трансформироваться?
– А может, не будем? Может, пешком как-нибудь? Не люблю я этого дела, ты же знаешь, – сразу заныл Алеша Попов.
Как будто я люблю трансформироваться. По ощущениям межпространственная трансформация напоминает прохождение живого фарша через мясорубку. Когда ты сам этим фаршем и являешься.
– Давай лучше пешком, – снова предложил Алеша. – Далеко отсюда до Марьинска?
– Года через три дойдем. Если быстрым шагом. Через кеан вплавь придется.
– Айсберг можно попутный поймать.
– С зеленым огоньком? – спросил я. – Гляди, вон трактор уже назад повернул. Сообразил полярник, что два обалдуя в летней одежде, стреляющие спички на Южном полюсе, не такая уж обычная вещь.
– Ох, не люблю я все это дело, – сказал Алеша.
Это были его последние слова, перед тем как он растаял в воздухе. Я выдохнул воздух и тоже столкнул себя в мясорубку.
Мы с Алешей вернулись в Марьинск. Я вообще не люблю улетать не прощаясь. Хотя мне часто приходится это делать. Поэтому – особенно не люблю.
В дорогу баба Гаша приготовила мне трехлитровую банку молока. Банку она плотно запечатала крышкой, а сверху для верности перевязала целлофановым пакетом. Конструкция получилась прочной. Банку я, разумеется, взял, пообещав на будущий год тоже к ней.
– Небось не приедете, – она с сомнением покачала головой, плотно перевязанной цветастым платком с петухами.
– Не приедем, баба Гаша, – честно ответил я. – Но постараемся.
– Банку потом верните, – сказала баба Гаша. – Если что.
Банку я пообещал вернуть. Конечно, вещь в хозяйстве необходимая. Трехлитровыми банками кидаться – все добро прокидаешь.
Пал Палыч тоже пришел нас проводить. С собой он принес бутылку водки и банку рыбных консервов. Сосредоточенно разлили всем на посошок. Мы выпили и закусили консервами.
– Значит, уезжаете? – нейтрально спросил Пал Палыч.
– Приходится, Пал Палыч, – ответил я.
– Уезжаем, Палыч, домой пора, – подтвердил Алеша.
– Или улетаете? – решился, наконец, он.
– Может, и полетим, Пал Палыч, – охотно согласился я. – Все может быть. Воздушный транспорт, как известно, – это скорость, комфорт и безопасность. Если он, конечно, не падает вверх колесами, что тоже случается.
Пал Палыч наконец решился.
– А вот что я хотел спросить, Паисий Егорович… – осторожно начал он.
– Спрашивай, Пал Палыч, – разрешил я.
– Как там, в космосе, красиво?
– Красиво, Пал Палыч, – сказал я. – Конечно, разные глаза видят все по-разному, сам понимаешь, строение сетчатки, то да се, но в космосе всяким глазам есть на что посмотреть. При любом спектре зрения. В космосе все есть.
Похоже, он опять меня не очень понял. Задумался.
«Извини, Пал Палыч, – мысленно продолжил я, – но говорить нам, в сущности, не о чем. Может, как-нибудь потом. В другой раз. В другую эпоху. Времени у нас еще много». Он даже не догадывается пока, насколько его много.
– Ну что, первая пошла – вторую позвала? – Пал Палыч опять налил рюмки.
Вот это по-нашему, по-земному. Мы еще выпили. Третью рюмку мы с Алешей отвергли решительно и бесповоротно. Дорога впереди долгая. Пал Палыч, ввиду своей озадаченности, выпил один за всех. Потом он довез нас на своих «Жигулях». Провожать дальше мы его мягко отговорили.
Пешком добрались до знакомого болота. Перед одной заводью, плотно заросшей ряской, я остановился.
– Здесь? – спросил Алеша.
– Здесь, здесь, – сказал я. – Тебе нырять.
– Опять мне? – возмутился он.
– А кто начальник? – аргументировал я.
Возразить ему было нечего. Как был, в одежде, он бухнулся в воду и ушел вниз с головой. Через полминуты густая болотная вода забурлила, лягушки и стрекозы шарахнулись в стороны, и над поверхностью повисла огромная блестящая капля, она же патрульный катер СК 34В.
Прямо к моим ногам опустился трап. В проеме кессонной камеры показался Алеша.
– Пожал те, ваше благородие, – буркнул он.
Все-таки субординация – великая вещь. Здесь, на Земле, знают толк в иерархических отношениях, надо отдать им должное.
В последнее мгновение Алеша Попов обернулся и помахал рукой далеким кустам. Я сделал вид, что ничего не заметил.
Стартовали мы быстро и резко. Отвыкнув от нашей чуткой аппаратуры, я, пожалуй, даже переборщил со скоростью.
– Как там Пал Палыч, не задели мы его волной при старте? – спросил Алеша.
– Ничего, нормально, он издалека наблюдал, – ответил я.
– Пусть порадуется мужик, – сказал Алеша, – увидит долгожданное НЛО во всем его великолепии.
– Да, теперь ему развлечения хватит. Думать будет, анализировать, вспоминать. Что тогда я сказал, что он ответил, а что ты сказал, а что после этого произошло. Постепенно вспомнит даже то, чего не было. Еще, пожалуй, какую-нибудь ассоциацию создаст, что-то вроде «Свидетелей первого контакта»… А что, идея хорошая, и занятие ему на всю оставшуюся жизнь.
– Не свихнется? – озабоченно спросил Алеша.
– Вряд ли. Не та организация психики. Если она у него эту жуткую водку выдерживает, то НЛО для нее как семечки.
– Он же выпивши был, ему не поверят.
– Он всегда выпивши, – сказал я. – Ему и не нужно, чтоб кто-нибудь верил.
Главное, чтоб он сам себе поверил.
– Все-таки он хотел летающую тарелку увидеть, – сказал Алеша.
– Ну, ничего, увидел шар.
– Вернее, овал, – уточнил Алеша. – Или нет, как еще здесь эта геометрическая форма называется?
– Сопля, – подсказал я.
– Очень остроумно. Мы помолчали.
– С тех пор как неподалеку разбился транспортник с детскими игрушками, они все помешались на этих тарелках, – сказал я.
– А что, игрушки красивые. Летают, огоньками блестят разноцветными. Слушай, все хотел тебя спросить, да забывал. Что такое синдром Кусатого?
– Психологический феномен, – объяснил я. – Несоответствие изначальной цели получаемому результату. Это если научно выражаться. А проще говоря, когда делаешь одно, а получается нечто совсем другое. Очень распространенное явление. На Земле случается сплошь и рядом.
– Это я уже понял. А почему это происходит?
– Не знаю, синдром Кусатого я так и не изучил. Времени не было. Потому что даже мы с тобой прилетели на Землю с заданием найти редуктор, тихо изъять его и бесшумно удалиться. А вместо этого взялись ловить демона Асмагила, нашумели и нахулиганили по всей атмосфере. Так почему это происходит?
– Может быть, воздух такой? Избыток кислорода, например, – предположил умный Алеша. – Молоком-то угостишь, наконец?
Впрочем, уже не Алеша. Наши земные имена остались там, внизу. Как и вся планета Земля. Хорошая планета, надо отметить. Молоко вкусное.
– Возьмешь управление? – спросил я.
– Как скажешь, шеф.
Я откинулся в кресле, заложил руки за голову и с удовольствием, до хруста в позвонках, потянулся.
В открытом космосе звезды были большими и яркими. Я не соврал Пал Палычу. Красиво тут.
Демона мы прижали только над Южным полюсом. Накрыли сверху энергетической ловушкой и заставили сесть. Он долго не выходил из своего звездолета. Кричал нам через люк, что всех порешит и сам себя кончит. Хорошо, что через люк. Голосище у него не слабый, уши закладывает.
Добрыня вполне резонно возражал ему, что порешить Асмагил никого не сможет, пока наружу не вылезет. Пусть вылезает, а тут посмотрим. Что же касается второй части угрозы, кончить себя, то ради бога. Если есть такое желание. Ему, Добрыне, для отчета совершенно не важно, в каком виде доставить демона в очередную тюрягу – живом или мертвом. Труп даже предпочтительнее – пить-есть не просит, и никакого беспокойства от него нет. А можно и кусками, если нашинковать мелко.
Орали они долго и нудно. Потом Добрыне надоело с ним препираться, он просто срезал замок, и мы влезли внутрь. Погрузили главаря к остальным. Отгулял Его Высочество, пора ему на здоровый, тщательно охраняемый режим при трехразовом дневном рационе.
* * *
На Южном полюсе было холодно. Это мы заметили, когда Добрыня улетел вместе с пленниками.
Потом из-за снежного, ослепительно сверкающего на солнце тороса показался трактор. Он тащил за собой вагончик. Еле полз, пыхтел, но тащил.
Алеша, проваливаясь в снегу, подошел к трактору. Постучал в окошко кабины. Окно приоткрылось.
– Эй, мужик, у тебя спички есть?
Полярный тракторист был волосат, бородат, закутан и чрезвычайно зол.
– Какие спички?! Какие тут, на хрен, спички?! – немедленно завопил он, перекрывая вибрирующий рев двигателя. – До базы полдня пути, движок еле тянет, печка работает через раз, еще ты тут со своими спичками лезешь! Нет у меня спичек! И никогда не было!
– Я же просто спросил, – попытался оправдаться Алеша.
– Спросил он! Маму свою спрашивай!
Окно трактора с треском захлопнулось. От переизбытка злости тот даже прибавил ход.
Алеша обернулся ко мне и развел руками:
– Я же только спросил.
– Холодно здесь, – сказал я.
– Зато не жарко, – ответил Попов.
– Не жарко, – согласился я. – Минус пятьдесят, если не меньше. Ну что, будем трансформироваться?
– А может, не будем? Может, пешком как-нибудь? Не люблю я этого дела, ты же знаешь, – сразу заныл Алеша Попов.
Как будто я люблю трансформироваться. По ощущениям межпространственная трансформация напоминает прохождение живого фарша через мясорубку. Когда ты сам этим фаршем и являешься.
– Давай лучше пешком, – снова предложил Алеша. – Далеко отсюда до Марьинска?
– Года через три дойдем. Если быстрым шагом. Через кеан вплавь придется.
– Айсберг можно попутный поймать.
– С зеленым огоньком? – спросил я. – Гляди, вон трактор уже назад повернул. Сообразил полярник, что два обалдуя в летней одежде, стреляющие спички на Южном полюсе, не такая уж обычная вещь.
– Ох, не люблю я все это дело, – сказал Алеша.
Это были его последние слова, перед тем как он растаял в воздухе. Я выдохнул воздух и тоже столкнул себя в мясорубку.
* * *
Мы с Алешей вернулись в Марьинск. Я вообще не люблю улетать не прощаясь. Хотя мне часто приходится это делать. Поэтому – особенно не люблю.
В дорогу баба Гаша приготовила мне трехлитровую банку молока. Банку она плотно запечатала крышкой, а сверху для верности перевязала целлофановым пакетом. Конструкция получилась прочной. Банку я, разумеется, взял, пообещав на будущий год тоже к ней.
– Небось не приедете, – она с сомнением покачала головой, плотно перевязанной цветастым платком с петухами.
– Не приедем, баба Гаша, – честно ответил я. – Но постараемся.
– Банку потом верните, – сказала баба Гаша. – Если что.
Банку я пообещал вернуть. Конечно, вещь в хозяйстве необходимая. Трехлитровыми банками кидаться – все добро прокидаешь.
Пал Палыч тоже пришел нас проводить. С собой он принес бутылку водки и банку рыбных консервов. Сосредоточенно разлили всем на посошок. Мы выпили и закусили консервами.
– Значит, уезжаете? – нейтрально спросил Пал Палыч.
– Приходится, Пал Палыч, – ответил я.
– Уезжаем, Палыч, домой пора, – подтвердил Алеша.
– Или улетаете? – решился, наконец, он.
– Может, и полетим, Пал Палыч, – охотно согласился я. – Все может быть. Воздушный транспорт, как известно, – это скорость, комфорт и безопасность. Если он, конечно, не падает вверх колесами, что тоже случается.
Пал Палыч наконец решился.
– А вот что я хотел спросить, Паисий Егорович… – осторожно начал он.
– Спрашивай, Пал Палыч, – разрешил я.
– Как там, в космосе, красиво?
– Красиво, Пал Палыч, – сказал я. – Конечно, разные глаза видят все по-разному, сам понимаешь, строение сетчатки, то да се, но в космосе всяким глазам есть на что посмотреть. При любом спектре зрения. В космосе все есть.
Похоже, он опять меня не очень понял. Задумался.
«Извини, Пал Палыч, – мысленно продолжил я, – но говорить нам, в сущности, не о чем. Может, как-нибудь потом. В другой раз. В другую эпоху. Времени у нас еще много». Он даже не догадывается пока, насколько его много.
– Ну что, первая пошла – вторую позвала? – Пал Палыч опять налил рюмки.
Вот это по-нашему, по-земному. Мы еще выпили. Третью рюмку мы с Алешей отвергли решительно и бесповоротно. Дорога впереди долгая. Пал Палыч, ввиду своей озадаченности, выпил один за всех. Потом он довез нас на своих «Жигулях». Провожать дальше мы его мягко отговорили.
Пешком добрались до знакомого болота. Перед одной заводью, плотно заросшей ряской, я остановился.
– Здесь? – спросил Алеша.
– Здесь, здесь, – сказал я. – Тебе нырять.
– Опять мне? – возмутился он.
– А кто начальник? – аргументировал я.
Возразить ему было нечего. Как был, в одежде, он бухнулся в воду и ушел вниз с головой. Через полминуты густая болотная вода забурлила, лягушки и стрекозы шарахнулись в стороны, и над поверхностью повисла огромная блестящая капля, она же патрульный катер СК 34В.
Прямо к моим ногам опустился трап. В проеме кессонной камеры показался Алеша.
– Пожал те, ваше благородие, – буркнул он.
Все-таки субординация – великая вещь. Здесь, на Земле, знают толк в иерархических отношениях, надо отдать им должное.
В последнее мгновение Алеша Попов обернулся и помахал рукой далеким кустам. Я сделал вид, что ничего не заметил.
Стартовали мы быстро и резко. Отвыкнув от нашей чуткой аппаратуры, я, пожалуй, даже переборщил со скоростью.
– Как там Пал Палыч, не задели мы его волной при старте? – спросил Алеша.
– Ничего, нормально, он издалека наблюдал, – ответил я.
– Пусть порадуется мужик, – сказал Алеша, – увидит долгожданное НЛО во всем его великолепии.
– Да, теперь ему развлечения хватит. Думать будет, анализировать, вспоминать. Что тогда я сказал, что он ответил, а что ты сказал, а что после этого произошло. Постепенно вспомнит даже то, чего не было. Еще, пожалуй, какую-нибудь ассоциацию создаст, что-то вроде «Свидетелей первого контакта»… А что, идея хорошая, и занятие ему на всю оставшуюся жизнь.
– Не свихнется? – озабоченно спросил Алеша.
– Вряд ли. Не та организация психики. Если она у него эту жуткую водку выдерживает, то НЛО для нее как семечки.
– Он же выпивши был, ему не поверят.
– Он всегда выпивши, – сказал я. – Ему и не нужно, чтоб кто-нибудь верил.
Главное, чтоб он сам себе поверил.
– Все-таки он хотел летающую тарелку увидеть, – сказал Алеша.
– Ну, ничего, увидел шар.
– Вернее, овал, – уточнил Алеша. – Или нет, как еще здесь эта геометрическая форма называется?
– Сопля, – подсказал я.
– Очень остроумно. Мы помолчали.
– С тех пор как неподалеку разбился транспортник с детскими игрушками, они все помешались на этих тарелках, – сказал я.
– А что, игрушки красивые. Летают, огоньками блестят разноцветными. Слушай, все хотел тебя спросить, да забывал. Что такое синдром Кусатого?
– Психологический феномен, – объяснил я. – Несоответствие изначальной цели получаемому результату. Это если научно выражаться. А проще говоря, когда делаешь одно, а получается нечто совсем другое. Очень распространенное явление. На Земле случается сплошь и рядом.
– Это я уже понял. А почему это происходит?
– Не знаю, синдром Кусатого я так и не изучил. Времени не было. Потому что даже мы с тобой прилетели на Землю с заданием найти редуктор, тихо изъять его и бесшумно удалиться. А вместо этого взялись ловить демона Асмагила, нашумели и нахулиганили по всей атмосфере. Так почему это происходит?
– Может быть, воздух такой? Избыток кислорода, например, – предположил умный Алеша. – Молоком-то угостишь, наконец?
Впрочем, уже не Алеша. Наши земные имена остались там, внизу. Как и вся планета Земля. Хорошая планета, надо отметить. Молоко вкусное.
– Возьмешь управление? – спросил я.
– Как скажешь, шеф.
Я откинулся в кресле, заложил руки за голову и с удовольствием, до хруста в позвонках, потянулся.
В открытом космосе звезды были большими и яркими. Я не соврал Пал Палычу. Красиво тут.