Бахрошин Николай. Пока живой

   Поэтому мне и потребовался Витек. В качестве исполнителя плана, с равной долей в пятьдесят процентов. Известно, можно делить по-честности, а можно – поровну. Поровну – никому не обидно. На самом деле я им просто прикрылся, как щитом. Мол, если что – это Витек, все Витек, а при чем тут я? Да нет, меня там и близко не было…
   Витек, помню, долго сомневался вначале. Потом сам загорелся. Он уже хотел стать бизнесменом.
   Все честно, идея наша – исполнение ваше.
   Честно? Положа руку на сердце, нет. Я просто придумал, закрыл глаза от страха, а когда открыл – все было кончено. Единственное, что я сделал, два раза встречался с бабушкой Адой, подтвердил ей всю придуманную нами подноготную этой истории. Мне она поверила. Витьку могла бы не поверить, не тот типаж, а мне – да. Мы с Аликом вместе кушали ее хаш, еще будучи в третьем классе. Лучший друг, которого, меняя на новых двух, еще подумаешь, как бы не продешевить.
   В общем, афера получилась достаточно простая. Просто наглая. Как рев трактора в шесть утра во дворе.
   А самое смешное – до того как мы разделили деньги, я почти месяц ночевал у случайной подруги, про которую никто не знал. Проверялся на пути к ней, как в шпионском романе. Боялся, Витек меня убьет, чтобы не делиться. С живым-то он не поделиться не мог, я, по природной осторожности, хорошо подстраховался, записал два наших ключевых разговора с бабушкой на диктофон. Там весь обман виден, как на ладони. Даже для суда было бы достаточно, для Алика – тем более.
   Ох, как же я тогда боялся Витька!.. Только застарелая привычка носить свою хладнокровную маску удерживала меня на людях от желания кусаться и биться в истерике…
   Теперь я думаю иногда: убил бы меня Витек, если бы не мои предосторожности? Кинул бы мимо денег? Интересный вопрос…
   Скорее, нет. Не убил и даже не кинул бы. Теперь я это хорошо понимаю. Несмотря на все его отрицательные качества, бьющие в глаза, как полуденное солнце, был у него глубоко внутри своеобразный моральный стержень. Точнее, не стержень, конечно – к его извилистой, как змея, морали понятие «стержень» не подходит категорически, тут нечто более примитивно-обнаженное. Скажем, чувство стаи, деление на своих и чужих, своеобразная честность к подельникам, как в воровском мире между членами одной шайки существуют какие-то внутренние понятия честности.
   Все объяснимо: человеку трудно никому не верить. Не хочется ему никому не верить, ох как не хочется… Если человек никому не верит – он обречен на самое глубокое одиночество. Такого безнадежного одиночества люди интуитивно боятся. Я хорошо разбираюсь в одиночестве…
   Думаю, поэтому Витек и преуспел в бизнесе, что понимал свое место в общей стае. Пусть не осознанно, на уровне спинного мозга, но хорошо понимал. Там ведь тоже бесшабашных кидал и жуликов долго не держат, там все с зубами, я-то прекрасно знаю.

2

   Похороны… Холод и смерть. Пластиковые венки, их целлофановые обертки, брошенные у колес автобуса.
   Она не смотрела на меня. Девочка Лена. Бывшая любимая девочка Лена. Не замечала. Как пустое место. Принципиально и окончательно.
   Думаю, что Лена первой раскусила меня. Она – женщина, женщины умеют думать душой.
   Впрочем, я сам виноват. Сам раскрылся.
   Это ведь я свел ее с Витьком.
   Конечно, кто бы еще смог это сделать, кроме меня? Старый друг. Пашкин друг. Алик тоже друг, но с кавказской кровью. У наших женщин всегда особое отношение к кавказцам. Хоть и обрусел давно, а вдруг кинется?
   А я спокойный. Свой. Со мной можно безбоязненно куда-нибудь сходить, например. Или просто встретиться, поговорить про Пашку – про него она могла говорить часами, любимая тема. Первое время она только о нем говорила.
   Потом Витек начал к нам присоединяться, с моей подачи. Тоже до предела корректно. А что, тоже ведь почти друг.
   Это она еще про таблетку не знает…
   Или – знает? Я до сих пор гадаю, проболтался Витек или нет? Он уверял, что нет. Но вдруг? Жена все-таки. Ночная кукушка, которая, известно, против дневной куда кукушистей.
   Впрочем, нет. Наверняка нет. Витек-покойник был хоть и мурлом, но не идиотом…
   Хорошо, что Лена и Пашка с того времени категорически не общаются, думаю я частенько. Я всегда ему советовал: плюнь на нее. Не стоит она того. Зачеркнул и забыл, так надо, это правильно, это по-мужски…
   Пашка любит поступать по-мужски, он – такой. Погряз в этих псевдомужественных стереотипах, всю жизнь буксует в них, как трактор в болоте. Этого я ему, конечно, никогда не говорил, просто посмеивался. Про себя.

* * *

   Таблетку я купил у своего однокурсника. Заплатил пятьдесят рублей, бешеные деньги по тем временам, больше моей стипендии.
   Эту таблетку я до сих пор помню. Светло-сиреневая капсула в аптекарском бумажном пакетике.
   Однокурсник мне клятвенно пообещал, что с этой чудо-таблеткой можно овладеть любой женщиной. Мол, разламываешь капсулу, добавляешь в вино, ее можно со спиртным, даже лучше, если со спиртным, вино только усугубляет действие. А дальше – самая строптивая баба становится покорной, как корова на дойке. Секретная разработка, мол, прямо из лаборатории КГБ. Ему самому двоюродный брат по блату достал несколько штук, он в этой системе работает.
   До сих пор не знаю, что это было. Транквилизатор, галлюциноген или еще какая-нибудь химия. И за то, что эта таблетка действительно имела отношение к КГБ, я бы тоже теперь не поручился.
   Но сработало – этот заслуженный онанист не соврал.
   Кстати, припоминаю: я так и не взял с Витька половину денег. Он клятвенно обещал отдать четвертак, когда разживется. Зажилил, получается…

* * *

   В тот вечер мы встретились у Витька. Я, он и Лена. Благо у него предки отвалили на дачу.
   Девочка, между прочим, могла бы не приходить в компанию двух мужиков. Но пришла. Музыка, пирожные, две бутылки сладкого десертного вина, она всегда любила сладкое, а мы любили вино.
   Лена прочитала нам отрывки из последнего Пашкиного письма, пропуская слишком личные фразы. Он в юмористических красках описывал, как «деды» сделали его «патриотом». Отпечатали на щеке звезду, хлестанув по лицу пряжкой ремня. Отпечаток звездочки, он писал, еще несколько дней был всем виден. Я же говорил, служба у него была – обхохо-чешься…
   Отсюда, из московской квартиры, его Сибирь и казарма выглядели жутко. Мы посокрушались все вместе над его нелегкой судьбой. Я и Витек дружно ее успокаивали, твердили: два года пролетят – не заметишь, сами в это не веря. Тогда, в розовой юности, два года казались сумасшедшим сроком.
   Потом она еще глотнула вина и отрубилась, прямо сидя в кресле.
   Правильно. А чего мы ждали? Эротических танцев на столе, стриптиза с разрыванием на груди бюстгальтера?
   Мы еще подождали немного, допили оставшееся вино. Нервничали оба. Два молодых орла-стервятника перед охотой. Витек сильно потел, вытирал лицо скатертью. Как он потом сознался, это была первая женщина в его жизни.
   Мы покурили, скомкали сигареты в пепельнице. Пусть, мол, таблетка покрепче подействует. Витек, помню, принес родительского спирта, мы разбавили его, тоже выпили. Прямо теплый, только что разбавленный, редкостная дрянь. Вставал в горле жгучим комком. Но по голове шарахнул. Стало лучше. Точнее, легче.
   Лена так и лежала в кресле, закинув голову и приоткрыв рот. С уголка рта вытекла небольшая струйка слюны. На всякий случай попробовали ее растолкать. Нет, даже не шелохнулась, моталась как кукла, таблетка действовала безотказно.
   Мы вдвоем отнесли ее в родительскую спальню, раздели на широкой, как танковое поле, кровати. Витек сразу принялся шарить руками по ее гладкому телу, пахнущему духами и хорошим мылом.
   Потом я выгнал его за дверь спальни и заблокировал ручку стулом.

* * *

   Никогда не подозревал, что так сложно войти членом в отключившуюся женщину. До этого у меня уже были женщины, целых две, себе я казался опытным. Но тут оказалось совсем другое.
   Я несколько раз переворачивал ее с живота на спину, все пристраивал поудобнее небольшое, но удивительно тяжелое в отключке тело. Подкладывал подушки, одеяла, возил ее по кровати, как куклу.
   Все-таки я добился своего. Она лежала передо мной голая. Эрекция, помню, была такая, что, казалось, член оторвется от напряжения.
   Первый раз я быстро кончил, моментально. Просто потерся о ее попу, я уже знал тогда, что в попу тоже можно, просто не пробовал ни разу. Внутрь я вроде бы так и не попал, потыкал куда-то между ягодиц.
   Для второго раза я все-таки уложил ее достаточно удачно. Вошел, начал двигаться, теребя ее груди.
   И тут она застонала, не открывая глаз. Протяжно так, страстно.
   А вдруг она все понимает, только проснуться не может, помню, мелькнуло в голове. Вот тогда я по-настоящему испугался. Ко всему прочему, это еще и изнасилование, уголовная статья и срок в колонии.
   Я не закончил. Выскочил из спальни и запустил туда Витька. Сам побежал домой, даже шапку у него забыл.
   Страшной для меня была эта ночь.
   Я ворочался в кровати, вспоминал ее тело, яростно занимался онанизмом и трусил до лихорадки.

* * *

   Она поверила!
   Вечером мне позвонил Витек и взахлеб сообщил: она поверила, что просто перепила вина. Может, в вине что-то было, на заводе какой-нибудь новый укрепляющий суррогат подмешали. Скорее всего, подмешали, даже наверняка… Юрка вон до сих пор дома лежит, страдает, в себя не может прийти. Ему родители ночью «скорую» вызывали. Он, Витек, просто пил одну водку, поэтому бодрый.
   Поверила…
   А какая женщина, Юра, если бы ты знал!
   (Кому он это рассказывает?)
   Потрясающая женщина! Мечта! Сказка!
   Девять раз у них с утра было, откровенничал со мной счастливый Витек. Два раза ночью, но это не интересно, она еще в отрубе была. Зато с утра, он как проснулся, сразу на нее, она так и очнулась – уже в процессе… А он ей – сразу два раза подряд, не вынимая. И третий начал, только покурить захотелось, прервались.
   Да нет, все нормально, полный о’кей, соловьем заливался Витек. Она вроде бы начала верещать сначала, что против. Но какое там против, если уже пыль столбом! Сверху кричит – против, а внизу подмахивает – за.
   Быстро расслабилась девочка, моментально. Расслабься и получай удовольствие – это, между прочим, женщины придумали, учись, Юрок, твердил он.
   (Он еще меня и учил!)
   А как кричала, Юра, если бы ты слышал! От оргазмов, конечно, не подумай чего плохого. Хрусталь в шкафу звенел, вот как кричала!
   Она потом сама призналась, что с Пашкой никогда такого не испытывала. Знай наших! Ты-то как, ничего?
   Я подтвердил, что ничего.
   Ничего хорошего, конечно. Пыль столбом от оргазмов, надо же! Я уже понимал, что сделал большую глупость, самую большую глупость в жизни. Я потерял ее. Витек и Лена…
   Все-таки Витек гораздо смелее меня. Был.

* * *

   Девять раз! Два раза подряд – не вынимая! Лена-Леночка, нежная моя любовь! С этой жабой – не вынимая!
   Да, признаюсь, на повышенную сексуальность Витька я никак не закладывался. Я же не знал, что он окажется монстром в постели!
   Откуда мне было знать? Он и сам, наверное, не знал, пока не дорвался.
   Поверила, не поняла… Как камень с души…
   Это с одной стороны. А с другой – как раз упомянутая душа корчилась от его хвастливо-сексуальных рассказав, как закоренелый грешник на сковородке.
   Ведь это я должен был быть на месте Витька! Это я должен был проснуться с ней в одной постели и рассказать басню, как девочка перепила через меру и захотела по пьянке любви и ласки от лучшего друга. Разве не реальная ситуация? Когда тебе нет еще и двадцати, когда ты искренне веришь, что бытие определяет сознание, а корень бытия – вот он, торчком в штанах, вполне правдоподобное объяснение…
   Я!!!
   Витек – что, его я позвал для фона, для моральной поддержки, так сказать. Ну, и квартира у него часто была свободной, родители – на дачу, а Витек – кум королю. Я ведь как думал, как соображал: раз женщина попала ко мне в кровать, значит, она моя, в восемнадцать с хвостиком в это еще можно верить…
   Просто я испугался в последний момент. Я – испугался, а Витек – нет… Ему приз!
   Впрочем, даже после этого я еще на что-то надеялся. Могу признаться, даже разрабатывал стратегические планы…

* * *

   Теперь, спустя много времени, я понимаю, что мой план был откровенно наивным и глупым. Дурацким. Любое крепкое выражение здесь подходит. Но тогда он казался мне верхом интеллектуального коварства и тонкой, психологической игры на нервах женской души.
   Как сейчас помню, рассуждал я примерно так.
   Вот Пашка, крепкий, как утес над бушующим океаном. Лена с ним. При таком положении дел я не просто третий лишний, а третий – абсолютно ненужный. Как прошлогодний снег в канун Рождества. Но тут возникает Витек, встревает между ними, как змей-искуситель. Пусть с моей подачи, но кто про это узнает? После такой подлости общаться с Витьком Пашка и Алик уже не будут, я их знаю. А сам я в этой ситуации получаю полное моральное право. Увожу Лену уже не у друга Пашки, а у похабника Витька, которому так и надо.
   Логично? Мне казалось, что да.
   Даже сам Пашка, даже Алик с его мушкетерско-рыцарским, вычитанным из приключенческих книг благородством не найдут здесь ничего нарушающего каноны дружбы. Даже наоборот. Я, выходит дело, отомстил за всех. Наказал Витька Подлого в самое больное место.
   В довершение ко всему я ведь хотел еще и другом остаться. Уже тогда понимал, что других друзей у меня не будет. Кроме, пожалуй, Витька. Я же говорю: трусость мне во многом помешала в жизни.
   Поведение Лены тоже было продумано мною детально, в полном соответствии со своей подростково-озобоченной логикой. Не будет же она возвращаться к Пашке после того, как изменила ему с кем попало на третий месяц после ухода в армию, рассуждал я. А Витек – это как раз кто попало со всех точек зрения. Мягкость вообще не в характере Пашки. Не простит. Значит, она остается свободной, и никого, кроме меня, у нее больше нет. Моя она, и все тут! Другими словами, детская задачка про волка, козу и капусту решается к полному удовольствию самого лодочника, который, накинув волчий тулуп, помешивает в котелке щи из козлятины, восхищался я сам собой.
   Психолог хренов! С ударением на псих!
   Единственная любовь все-таки… Значит, я единственный раз в жизни был психом…
   Тем более я не предполагал, что они поженятся. Думал, как раз наоборот – секс со свинообразным Витьком настолько ее поразит, что она больше и слышать не захочет этого имени. Ну, не знал я, не знал, что Витек – сексуальный монстр!
   Так что я погорячился, сказав, что талантов у него не было. Один – точно был, плодитесь и размножайтесь. К его члену еще бы более-менее приличную внешность, Казанова бы в гробу извертелся от зависти. А некоторые еще утверждают, что мир устроен разумно. Когда таким Витькам полный карт-бланш в обзаведении потомством, в разумности мироздания начинаешь искренне сомневаться…

3

   Они поженились. И прожили вместе всю жизнь, между прочим. Всю его жизнь, если быть точным. Теперь, после похорон, можно быть точным, этого не отнять.
   Хорошо они жили или плохо? А как ответить на этот вопрос, не прибегая к старой детской формуле «если бы да кабы»…
   На мой взгляд – плохо, очень мне хотелось, чтобы плохо, каждый отрицательный фактик я тут же складывал в свою мысленную копилку.
   Два раза они разводились, но так и не развелись ни разу. Лена родила от Витька трех детей. Выходила его, когда он сильно разбился на машине по пьяной лавочке. Один раз Лена пыталась покончить жизнь самоубийством, наглоталась таблеток. Два раза Витек лечил ее от алкоголизма. Нет, на мой взгляд, она не пила серьезно, скорее, прикидывалась алкоголичкой, чтобы без помех уходить в свой внутренний мир, где, наверное, было все так идеально, как мечталось в юности. Я знаю, видел, у нас в стране этого трудно не знать, – настоящие алкоголики не вылечиваются. Для них любой случайный глоток – трубный сигнал к штыковой атаке на белую горячку. А она бросила и спокойно выпивала бокал-другой, если был повод. Значит, я прав – прикидывалась. Может, привлекала к себе внимание Витька таким нетрадиционным способом. Чтоб возился с ней. Он ведь тогда был по уши занят, раскручивал свой бизнес по восемнадцать часов в сутки.