На самом деле Ральф Рэндалл был обязан своим прозвищем одному маленькому мальчику. Станция, на которой он служил, находилась рядом с начальной школой и вызывала у детей огромное любопытство. Однажды много лет назад он столкнулся нос к носу с детсадовцем, отбившимся от своей группы. Малыш окинул его долгим, внимательным взглядом и пропищал: «Дядя пожарный, ты такой же большой, как шкаф в комнате у моей мамы!» Сослуживцы нашли это невинное замечание весьма забавным и с тех пор начали называть его Шкафом.
   — Я…
   Треск, донесшийся из колонок, помешал ему ответить на явно провокационный вопрос. Спустя мгновение музыка заиграла снова. На этот раз была выбрана медленная, романтическая мелодия, по-видимому, специально предназначенная для того, чтобы мужчина и женщина могли, стоя, получить столько же удовольствия, как и в лежачем положении.
   Бернадина взвизгнула от восторга и бросилась на шею Шкафу. Он слегка поморщился, когда несколько бусинок, вплетенных в ее волосы, врезались в его грудь, словно мелкокалиберные пули. С такими ногтями и прической эта женщина способна причинить мужчине значительные телесные повреждения.
   — У-у-ух, как я люблю эту песню! — воскликнула она, извиваясь всем телом. — Давай, малыш. Потанцуй со мной.
   Конечно, он мог отказаться. Но не решился, потому что, на взгляд его мамы, это было бы невежливо.
 
   Кизия покинула собравшихся вокруг нее пожарных через несколько секунд после того, как партнерша Шкафа приклеилась к нему намертво. Ее уход остался незамеченным. Все были слишком поглощены обсуждением истории с одним местным телерепортером, имевшим наглость сунуть микрофон под нос работающему спасателю.
   Речь шла о том, что учудил этот надоедливый придурок прошлой ночью после ужасной автокатастрофы с несколькими жертвами на восемьдесят пятом шоссе. Раздраженный его поведением и доведенный до крайности врач «скорой» заставил его умокнуть, вложив ему в руки чью-то оторванную конечность.
   Кизия только успела подойти к столику, как ее окликнули. Обернувшись, она увидела хорошенькую юную блондинку. Следом за ней шел высокий мужчина с соломенными волосами, бронзовым загаром и яркими голубыми глазами.
   Это был Джексон Миллер, лучший друг Шкафа. И его пятнадцатилетняя дочь, Лорелея.
   — Привет, Кизия! — Лорелея радостно ей помахала.
   Выросшая в Детройте, Кизия с некоторым трудом привыкла к южному акценту Лорелеи. Но очень быстро полюбила ее протяжный говорок. Девочка оказалась милой и сообразительной. Кроме того она стала страстной поклонницей Кизии, и смотрела на нее, как на икону. Во-первых, потому что она — женщина-пожарный, и во-вторых, что более важно — независимая женщина.
   Мало сказать, что поначалу ее восторженное отношение Кизия воспринимала с трудом. Когда они познакомились три года назад, она еще не пришла в себя после неудачного брака. Мысль о том, что кто-то (а тем более, белая девочка из благополучной семьи) может видеть в ней образец для подражания, казалась глупой шуткой. Но со временем Кизия поверила в искренность Лорелеи. И это стало исцеляющим бальзамом для ее пошатнувшейся самооценки.
   — Привет, милая. — Она улыбнулась девочке и кивнула ее отцу. — Здравствуй, Джексон.
   — Добрый вечер, Кизия.
   — А вы уже слышали про журналиста, врача и оторванную руку? — возбужденно спросила Лорелея.
   — Оторванную руку? — нахмурилась Кизия. — А по-моему, это была ступня.
   — Какая разница. — Лорелея легкомысленно взмахнула ладонью, давая понять, что подробности ее не волнуют. Затем ее лицо стало серьезным, — Вы можете поверить, что есть люди, способные на такое?
   — Ты имеешь в виду врача? — уточнила Кизия.
   — Ой, нет. — Девочка выразительно покачала головой. — По-моему, то, что он сделал, просто замечательно! Я говорю об этом ужасном журналисте с телевидения, — выпалила она с раздражением, ее огромные голубые глаза горели от негодования. — И вообще, за кого он себя принимает? Сует микрофон в лицо людям, спасающим человеческие жизни. Требует ответа на свои бессмысленные вопросы. Мне просто тошно стало. Кстати, пару недель назад он поставил свою студийную машину прямо на шланг с водой во время тушения пожара! Нет, я верю, что нужна свобода прессы. Но если придурок-журналист перекрывает работающий шланг… что ж, тогда его даже Первая Поправка не спасет!
   Джексон хмыкнул и взъерошил льняные волосы девочки.
   — Говоришь, как истинная дочь пожарного.
   Лорелея обернулась, явно задетая его насмешкой.
   — Ты ведь то же самое говорил, папа. И Шкаф тоже. Помнишь? В прошлый понедельник. Когда он ужинал у нас. Он сказал, что ему хотелось взять в руки топор и показать этому тупице, где раки зимуют.
   — Ходят слухи, что журналист собрался в суд подавать, — вмешалась Кизия, желая направить разговор в другое русло. Кроме того она знала, что Джексон в курсе всех событий в департаменте. Не важно, что он всего лишь лейтенант. У этого парня все схвачено.
   — Может обращаться в суд, если захочет, — ответил Джексон. — Но я не думаю, что он пойдет на это. Ведь существует видеозапись, из которой ясно, что толкнуло врача на такой поступок, и у кого-то в Главном управлении имеется копия. Если у журналюги хватит дурости подать в суд, ее покажут по всем местным телеканалам. И это плохо для него кончится.
   Кизии потребовалась пара секунд, чтобы представить себе последствия. Хотя она не знала лично этого журналиста, судя по его репутации, ничего хорошего он не заслуживает.
   — Это обнадеживает, — заявила она. — Но как же врач?
   Джексон поморщился.
   — Ему посоветовали нанять адвоката. И, возможно, его лишат премии.
   — Вот это совершенно несправедливо, — убежденно воскликнула Лорелея.
   — В этой жизни многое несправедливо, лапочка, — заметил Джексон с оттенком грусти в голосе. Кизия решила, что он вспомнил о безвременной гибели своей жены и отца.
   — Ага, но… — девочка умолкла, уставившись на что-то, происходящее за спиной Кизии. Через мгновение она нахмурила светлые брови, — Она все еще с ним танцует.
   — Кто? — Сбитая с толку, Кизия оглянулась через плечо.
   — Та женщина, — странным голосом пояснила Лорелея. — Она все еще танцует со Шкафом.
   — Это делают два человека, лапочка, — напомнил ей Джексон. Что-то в его тоне подсказывало, что эта тема поднимается не впервые. — Шкаф тоже танцует с ней.
   О, конечно, — мрачно подумала Кизия. — Если эта грудастая, патлатая девка придвинется чуть ближе, они срастутся, как сиамские близнецы.
   Фыркнув с отвращением, она отвернулась от Миллеров. Нечего обижаться, — сказала она себе. У нее нет никаких прав на Шкафа Рэндалла. И если он собирается выставлять свою личную жизнь напоказ всему миру… ну и пусть! Ее это не колышет.
   — Папа говорит, что не знает ее, Кизия, — обратилась к ней Лорелея. — А ты?
   — Первый раз вижу.
   — Гм. — Лорелея покачала головой. Уголки ее мягко очерченного рта поползли вниз. Через несколько секунд она добавила, — По-моему, он вовсе не в восторге.
   — Лорелея Офелия…
   — Раньше было по-другому, — продолжила девочка, не обратив внимания на окрик отца. — Когда играли быстрый танец, Шкаф весь был в музыке. А теперь… ну, сам посмотри, папа! Разве не видишь, Кизия? Он какой-то… скованный. Как аршин проглотил!
   Кизия снова обернулась. Она знала, что не должна этого делать, но не смогла удержаться. С лихорадочно стучащим сердцем она взглянула на Шкафа и его яркую партнершу.
   Кажется… кажется, ему и впрямь неуютно, — решила она через пару секунд. Хоть Шкаф и не слишком отстранялся от своей эффектной подружки, но и не прижимался к ней. Если честно, теперь, при ближайшем рассмотрении… что-то в его осанке напоминало о том случае, когда он потянул спину, вытащив из горящей квартиру перепуганную толстуху в сто восемьдесят килограмм весом.
   А затем, неожиданно, Шкаф встретился с ней взглядом. У Кизии перехватило дыхание. Ее колени подкосились. Рука сама собой потянулась к волосам. Жесткие завитки черных, коротко остриженных кудрей щекотали кончики пальцев, внезапно ставших до странности чувствительными.
   — Знаешь, Кизия, — донесся до нее голос Лорелеи, заглушив гулко стучащее сердце. — По-моему, Шкаф с гораздо большим удовольствием станцевал бы с тобой.

Вторая глава

   — Потанцуешь со мной? — спросил Шкаф пять минут спустя.
   Хоть и с трудом, но все же ему удалось вырваться из цепких объятий Бернадины Уоллес, когда медленная, чувственная композиция наконец подошла к концу. Затем он пересек зал и настиг Кизию у самого выхода. После обмена приветствиями и дружеской болтовни он решился ее пригласить.
   Кизия вскинула голову.
   — С тобой?
   — Ага.
   Боже, как же она шикарно выглядит, — подумал Шкаф. — Вблизи еще лучше, чем издалека, хотя, к сожалению, у большинства женщин бывает как раз наоборот. Глубокий треугольный вырез ее пуловера… ммм, как соблазнительно! А то, как струится кремовая ткань по ее груди… Потрясающе!
   Что касается черной кожаной мини-юбки… так это полный отпад. Она отлично идет к длиннющим ногах Кизии Лоррейн Кэрью.
   — Мне завтра на дежурство, — ответила Кизия, поигрывая правой серьгой. Хоть Шкафу и не очень нравилось, когда женщины кокетничают на людях, что-то в ее легкомысленном жесте глубоко его тронуло. — Мне и вправду пора домой.
   — Один танец. — Хоть он и не собирался быть слишком настойчивым, получить такой быстрый отказ тоже не очень хотелось. Шкаф знал, что своими уговорами рискует оттолкнуть Кизию, но в глубине души был уверен, что она согласится. — Один коротенький танец, и сразу же распрощаемся.
   — Разве у тебя бывает, — она сделала паузу, ее глаза цвета топаза вызывающе заблестели, — хоть что-то «коротенькое»?
   — Размер — вещь относительная, сестренка Кэрью, — ответил он, понизив голос. — Бывало, мое «коротенькое» казалось кое-кому ужасно большим.
   Шкаф сообразил, что сболтнул лишку. Кизию пугали его размеры. Он понял это еще при первой встрече, задолго до того, как узнал ужасную историю, объясняющую ее страхи. Затем, осторожничая, она затеяла с ним игру в «кошки-мышки». Можно было только надеяться, что она не положит конец своей игре, исчезнув из его жизни.
   В течение нескольких секунд Шкаф был уверен, что она сейчас уйдет. Лицо Кизии окаменело. Казалось, она погружена в себя. В свои воспоминания. А затем она его удивила. Наверное, и себя тоже. Ее лицо мгновенно оживилось. На ярких губах заиграла улыбка, от которой у Шкафа дух захватывало.
   — И что хорошего в «ужасно большом», если не уметь им пользоваться? — медовым голосом заявила она. — Но давай сменим тему. Ведь если ты действительно собрался танцевать со мной…
   — Да, собрался, — подтвердил Шкаф.
   — Что ж, братец Рэндалл, тогда начнем прямо сейчас. Музыка для нашего единственного танца уже играет.
 
   Песня, под которую Ральф Букер Рэндалл заключил в свои объятия Кизию Лоррейн Кэрью, обладала чувственным ритмом, заставляющим сердце биться быстрее.
   Хотя желание привлечь свою партнершу как можно ближе стало почти непреодолимым к концу первого куплета, Шкаф сумел сдержаться. Их сексуальная болтовня перед началом танца распалила его, но он знал, что Кизия рядом с ним чувствует себя неловко. Это ощущалось по ее скованности. По ее поверхностному, неровному дыханию.
   Доверься мне, малыш, — мысленно просил он, нежно поглаживая ее спину. — Прошу тебя. Доверься. Я не такой, как тот ублюдок Тайрелл Бэбкок. Я никогда тебя не обижу.
   Постепенно Кизия начала расслабляться в кольце его рук. Напряжение, охватившее ее стройное, сильное тело, начало спадать. Дыхание замедлилось. Расстояние между ними становилось все меньше и меньше, пока не исчезло совсем.
   Ее ладони скользнули по плечам Шкафа и сомкнулись на его шее. Прикосновение ее пальцев подействовало на него, как удар током.
   Она не липла к нему, как его предыдущая партнерша. Но их тела прижимались друг другу все ближе и ближе. Шкафу это казалось сущей пыткой, но он не возражал. Он был готов на что угодно, лишь бы Кизия избавилась от своих страхов.
   — Я боялся, что ты не придешь сегодня, — пробормотал он, вдыхая чувственный запах ее темной кожи.
   — Почему? — ее голос казался чуточку хрипловатым.
   — Прошел целый час с начала вечеринки, а тебя все не было…
   Кизия слегка отстранилась, подняла голову и взглянула на него. Выражение ее лица трудно было понять. Подозрительность, смешанная со множеством других чувств.
   — Ты меня высматривал? — спросила она после недолгого молчания.
   Шкаф подумал о том волнующем мгновении, когда, во время танца с Бернадиной, их взгляды встретились. Он несколько мгновений смотрел в глаза Кизии, желая вызвать в ее памяти этот момент. Судя по тому, как затрепетали ее тонкие ноздри, она вспомнила.
   — А ты как думаешь, киска?
   Подозрительность на лице Кизии сменилась нахальной усмешкой.
   — По-моему, тебе некогда было смотреть на входную дверь и дожидаться моего появления, — возразила она, пренебрежительно фыркнув.
   — Ты имеешь в виду Бернадину? — переспросил Шкаф через несколько секунд. Он сомневался, что между этими женщинами возможно соперничество. Но немного ревности поможет пролить свет на чувства Кизии…
   — Это ее имя?
   — Так она сказала. Мисс Бернадина Уоллес.
   — Новенькая?
   — Чья-то сестра.
   — Сестра?
   — Угу.
   — Чья?
   Шкаф пожал плечами.
   — Не помню.
   Кизия, моргнув, уставилась на него.
   — Ну да, — произнесла она наконец крайне скептическим тоном. Затем повернула голову и прижалась щекой к его груди, что-то тихо пробормотав. Шкаф не разобрал ни единого слова. Это не имело значения. Смысл сказанного был очевиден. Кизия могла обозвать его предыдущую партнершу как угодно, но только не сестрой.
   Секунд десять-пятнадцать они танцевали молча. Краем глаза Шкаф заметил Джексона Миллера и его дочурку. Кажется, они спорили. Судя по жестам Лорелеи, речь шла о них с Кизией.
   — Почему ты опоздала? — спросил наконец Шкаф. Ему пришло в голову, что его влечение к Кизии Кэрью гораздо заметнее, чем он думал вначале. Джексон, естественно, догадался раньше всех. Мама тоже пару раз высказывалась на эту тему. Но остальные…
   Нет, — сказал он себе. Если бы еще хоть одна живая душа узнала о его чувствах к Кизии, новость тут же разнеслась бы по всему департаменту. Парни со станции уже вовсю изводили бы его своими насмешками!
   Кизия снова что-то произнесла. Но теперь Шкаф решил, что это был ответ на его вопрос.
   — Что ты сказала? — переспросил он.
   — У меня машина барахлит. — Кизия глубоко вздохнула, уткнувшись в его футболку.
   Так он и думал. Можно было не спрашивать.
   — Трансмиссия? — В прошлый раз проблема заключалась именно в ней.
   — Может быть.
   — А как свечи? — Это позапрошлая поломка.
   Еще один вздох.
   — Может, дело в них.
   Как бы сильно ему ни нравилось чувствовать грудью ее теплое дыхание, Шкаф решил, что пора отодвинуться и взглянуть ей в глаза. Так он и поступил.
   — Киска, — начал он, глядя на Кизию. — Я знаю, что лезу не в свое дело, но эта твоя машина — самая жуткая развалюга из всех, что я видел. Тебе давно пора купить новую.
   — Можешь не говорить. Но если я не выиграю в лотерею, мне придется отложить покупку до осени. Я хочу заплатить за мебель, прежде чем влезать в новые долги.
   Шкаф уже много лет возился с машинами. Судя по его опыту и по близкому знакомству с «тачкой» Кизии, вряд ли ей удастся дотянуть до осени. Но он не собирался высказывать свои сомнения. Если слух его не обманывает, песня, под которую они танцуют с Кизией, подходит к концу. И не стоит тратить время на споры о том, как долго останется на ходу ее старая консервная банка.
   — Я попрошу маму, чтобы она помянула твою машину в своих молитвах, — пообещал Шкаф, крепче прижав к себе партнершу.
   Кизия рассмеялась.
   — Если честно, — сказала она, позволив ему обнять себя, — я надеюсь, что она попросит преподобного Диксона провести с моей машиной сеанс гипноза. Кажется, она умеет на него надавить.
   — Мама может надавить на кого угодно, — с усмешкой ответил Шкаф. Он имел в виду не только ее влияние в афроамериканской общине Атланты. Хелена Роза Рэндалл была очень внушительной женщиной. Судя по ее старым фотографиям, она не только не сохранила свою девичью фигуру, а удвоила ее… если не утроила. — Я не сомневаюсь, что она с радостью поговорит с преподобным Диксоном.
   Затем они замолчали, танцуя под последний куплет. Шкаф наслаждался близостью Кизии. Такое приятное чувство. Такое… правильное.
   Пожалуйста, Господи, — подумал он. — Пусть это продлится подольше.
   Песня закончилась. Но они не сразу отошли друг от друга. В действительности Кизии тоже не хотелось расставаться. Но затем она все же разомкнула объятия и шагнула назад. Вопреки своим инстинктам Шкаф не воспрепятствовал этому. Он просто позволил ей отступить.
   Некоторое время она смотрела на него, в глубине ее необычных, прекрасных глаз вспыхивали искры. Шкаф видел бьющуюся жилку у основания ее длинной, гордой шеи. Ее вздымающиеся груди привлекли его внимание на несколько томительных секунд, но затем он снова заставил себя взглянуть ей в лицо.
   — Спасибо, — сказала она.
   — Мне было приятно, — честно ответил он.
   Наступила тишина. Кизия взглянула на часы
   — Ну… — начала она.
   — Я провожу тебя, — торопливо предложил Шкаф. У него было несколько причин не отпускать ее одну. И среди них то, что этот район города был не из самых безопасных.
   Она покачала головой.
   — Это не обязательно.
   — Знаю, — ответил Шкаф, подавив раздражение, вызванное ее высокомерным отказом. Он ценил независимость Кизии Кэрью. И все же ждал дня, когда она поймет, что принятое предложение помощи не обязательно влечет за собой удар в лицо. — Но я хочу этого.
 
   Шкаф обнимал Кизию за плечи, когда они вместе подошли к ее дому полтора часа спустя. В его жесте не было назойливости, ничего такого, что могло бы смутить Кизию. Но все же в глубине души она опасалась, что испытываемое ею чувство защищенности может оказаться ловушкой. Может пошатнуть ее уверенность в себе. Сделать уязвимой. Опасно полагаться на мужчин. Женщина должна рассчитывать только на себя.
   — Я очень благодарна, что ты отвез меня домой, Шкаф, — тихо сказала она.
   — Мне было приятно. — Тот же ответ, то же признание, что и после танца.
   Кизия глубоко вздохнула, наслаждаясь мягкими, сладковатыми запахами, плывущими в ночном воздухе. Весна в Атланте выдалась на редкость ранней. В начале февраля зацвели анютины глазки, в середине марта деревья покрылись листвой. Сейчас шла вторая неделя мая, и все вокруг цвело и пахло. Но даже эта красота имеет свою цену. Кизия знала, что в «скорую помощь» звонят десятки людей с жалобами на сердечный приступ, хотя на самом деле у них аллергия на цветочную пыльцу.
   — И еще спасибо, что позвонил в гараж своему другу, — добавила она через секунду, искоса взглянув на Шкафа. У него впечатляющая внешность, доставшаяся в наследство от африканских предков. Его с легкостью можно представить в красочном одеянии племенного вождя, добившего власти благодаря своей духовной и физической силе.
   Ты можешь ему довериться, — внезапно прошептал ее внутренний голос.
   Кизия хотела бы поверить. Она стремилась к этому душой и сердцем. И ее тело тоже не прочь попытать судьбу. Тем более после такого танца. Она до сих пор чувствует жар страсти, растекающийся по жилам. Не много усилий потребуется, чтобы превратить его в бушующее пламя.
   Но одного желания поверить недостаточно. Однажды сердце посоветовало ей довериться Тайреллу Бэбкоку, и это оказалось роковой ошибкой. С тех пор она больше не может полагаться на свой внутренний голос…
   Шкаф улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
   — Джамал — лучший механик из всех, кого я знаю. Хоть он и обматерил твою «тачку», зато к концу недели она будет как новенькая.
   Они подошли к подъезду. Кизия выскользнула из-под мускулистой руки Шкафа и повернулась к нему лицом. Она прикусила нижнюю губу, обдумывая вопрос, который беспокоил ее с того самого момента, когда Джамал отбуксировал в гараж ее многострадальную машину.
   — Я так и не выяснила у Джамала, сколько он запросит за ремонт.
   — Он недорого возьмет, Кизия.
   Она совсем не это хотела услышать. Хотя… если честно… и это тоже, учитывая ее денежные проблемы. Естественно, ей не хотелось переплачивать приятелю Шкафа! Но и скидки ей не нужны.
   — Только бы не слишком дешево, — произнесла она через секунду, глядя в темные глаза своего спутника. Она хотела подчеркнуть, что не шутит. — Я слышала, что он обязан тебе спасением сына…
   — Всю грязную работу сделал Саймон, — перебил ее Шкаф, пожав плечами. Его внушительные мускулы были отлично заметны даже под пиджаком. — Я просто поймал Джамала-младшего, когда он выпрыгнул из окна.
   — Может и так, — согласилась Кизия, хотя сомневалась в этом. Из слов Джамала-старшего у нее сложилось впечатление, что спасение ребенка было делом очень рискованным. — Просто я заметила, какими глазами смотрит на тебя Джамал. Я не хочу, чтобы он делал для меня скидку из благодарности к тебе.
   Шкаф вздохнул, его лицо исказилось.
   — Потому что ты не хочешь быть мне обязанной.
   Кизия замерла, не зная, как понимать его тон. Он казался… каким? Рассерженным? Нет. Скорее… обиженным.
   Мысль о том, что она могла причинить боль Ральфу Рэндаллу, потрясла ее. Этот человек с самой первой их встречи не делал ей ничего, кроме добра.
   — Шкаф…
   — Все хорошо, малыш, — сказал он. Выражение его лица мгновенно изменилось Он приложил к ее губам указательный палец. — Забудь мои слова.
   — Но…
   — Все хорошо, малыш, — решительно повторил он. — Я понял, что ты хотела мне сказать. Я объясню это Джамалу. Он поймет. Может, он даже удвоит цену, лишь бы ты не подумала, что мы с ним сговорились оказать тебе дружескую услугу. Но… что ж, такова жизнь.
   Кизия разинула рот. Он серьезно? Неужели он действительно попросит своего друга назначить цену побольше, раз она не захотела уступить?
   Но затем она заметила веселые искорки в глазах Шкафа и поняла, что он шутит. С явным облегчением она рассмеялась. Ее спутник рассмеялся тоже.
   — Ты не зайдешь на несколько минут? — спросила она неожиданно. Сначала она не собиралась его приглашать. Но раз уж решилась…
   — В твою квартиру?
   Кизия кивнула, удивленная прозвучавшим в его голосе сомнением.
   — Я могла бы… э… сварить тебе кофе.
   Шкаф несколько секунд смотрел на нее.
   — Это не обязательно, Кизия, — произнес он наконец.
   Он предоставил ей прекрасную возможность пойти на попятный. Но почему-то Кизия даже не подумала воспользоваться этим.
   — Знаю, — сказала она, выдержав пристальный взгляд Шкафа. А затем ответила его же словами. — Но я хочу этого.
 
   Шкаф принял внезапное приглашение Кизии по многим причинам. Не последней из них был кофе, который она варила. Он знал по опыту, что ее кофе крепкий, черный и сладкий — именно то, что он любит.
   — Трудно поверить, что это тот самый дом, куда мы с Джексоном перевезли тебя в прошлом месяце, — одобрительно заметил Шкаф, осмотревшись по сторонам. Они сидели в гостиной ее маленькой квартирки. Он устроился на уютном диване, заваленном подушками. Кизия сбросила туфли и свернулась калачиком в кресле, справа от него. Керамическая кружка с кофе стояла на маленьком столике с инкрустированной столешницей. Рыжая кошка Кизии по имени Шабаз разлеглась на коленях у Шкафа, непрерывно мурлыча.
   — Прибралась маленько, — согласилась Кизия. В ее скромном ответе звучала сдержанная гордость. — Вот это, — она указала на коллекцию корзинок, развешанных на стене напротив, — я купила на следующий день в галерее рядом с музеем. Сделано вручную в Зимбабве. И пятьдесят процентов скидка.
   — Впечатляет, — усмехнулся Шкаф, почесывая спинку Шабаз. Он познакомился с кошкой примерно в то же время, что и с ее хозяйкой. На первой неделе практики Кизия сняла с дерева беременную маму Шабаз после того, как несколько опытных пожарных потерпели позорное поражение. Спустя месяц на станцию заявилась владелица кошки с коробкой орущих котят. Убедив капитана, что в инструкции, запрещающей пожарным принимать подарки от пострадавших, не указаны домашние пироги и беспомощные зверушки, Кизия забрала самого маленького котенка.
   — Наверное, ты мажешься валерьянкой вместо одеколона, Шкаф Рэндалл, — строгим голосом заявила она через несколько секунд. — На всех остальных гостей Шабаз злится, шипит и выпускает когти. А ты…
   — Что я могу сказать? — спросил Шкаф, медленно поглаживая кошку с головы до основания хвоста. Он опустил глаза, удивившись контрасту между цветом своей кожи и окраской шелковистого кошачьего меха. С каждым его движением Шабаз урчала все громче. — Я умею обращаться с некоторыми женщинами.
   — Гм.
   Что-то в этом звуке заставило Шкафа перевести взгляд с кошки на ее хозяйку. Кизия смотрела на Шабаз. Вернее, на то, как он ласкает Шабаз. Она, не отрываясь, следила за его руками. Ее зрачки расширились, губы дрожали. Высокие скулы покрылись легким румянцем возбуждения. Она казалась… зачарованной.
   Шкаф вспомнил свои недавние ощущения, испытанные им при виде Кизии, теребящей золотую серьгу. Его тело напряглось. Кровь, горячая и густая, быстрее заструилась по жилам.