Бак Кэрол. Несгораемая страсть

   Вызов на дежурство предоставил бы ей прекрасную возможность уйти. Любую другую причину для расставания Шкаф бы не принял. Любую, кроме работы. Эта часть ее жизни остается для него запретной. Работа пожарного значит для нее так же много, как и для него самого.
   А может, даже больше.
   Шкаф склонился к ее уху, вдыхая ее опьяняющий аромат, и ощутил едва заметную примесь собственного запаха. Он вздрогнул, наткнувшись на это свидетельство недавней близости. Интересно, не остался ли его вкус у нее на губах. Один быстрый поцелуй поможет это выяснить.
   — Кизия, — хрипло прошептал Шкаф, думая о своем запахе на ее коже. — Ох, Кизия.
   У него чуть сердце не разорвалось, когда, оказавшись с ней в постели, он почувствовал ее страх. Но ее внезапный испуг не был такой уж неожиданностью. Хотя Шкаф и желал всей душой, чтобы призраки прошлого перестали мучить Кизию, он понимал, что чем скорее она раскроется перед ним, тем меньше будет защищена от последствий своей связи с Тайреллом Бэбкоком.
   Если бы отказ от собственных сексуальных желаний был единственным лекарством против ее страха, Шкаф пошел бы на это. Он был готов остановиться в любой момент.
   Но, слава Богу, этого не случилось. Он передал инициативу любимой женщине, и она воспользовалась этим. Результат превзошел все ожидания.
   Кизия шевельнулась, ее ресницы дрогнули. Она уткнулась лицом в его грудь, лизнув языком кнопочку его правого соска. Шкаф перевел дыхание, напрягшись всем телом. Она что-то неразборчиво пробормотала. Шкаф испытал глубинную вспышку удовлетворения, поняв, что этим «чем-то» было его имя.
   — Малыш, — выдохнул он, чувствуя, как оживает его мужская гордость.
   Его давнишняя любовь… и недавняя любовница… сонно заворочалась. Одеяло соскользнуло, открыв взгляду ее маленькие груди. Кожа цвета молочного шоколада соблазнительно блестела в лунном свете. От прохладного воздуха соски сморщились, превратившись в крохотные бутончики.
   И тогда Кизия подняла ресницы. Она глядела на него радостно и удивленно. Чувственный рот изогнулся в улыбке.
   — Шкаф, — сказала она, произнося его прозвище с нескрываемым удовольствием.
   Искушение прикоснуться к ней было слишком сильным. Шкаф начал ласкать свою спутницу губами и ладонями. Она снова промурлыкала его имя.
   Внезапно она потянулась к нему, явно выражая свое желание.
   — Ты все еще мой, Ральф Рэндалл? — гортанным голосом спросила Кизия.
   — Твой навсегда, — поклялся он, и доказал ей это.
 
   Кизия проснулась в одиночестве на огромной кровати, застеленной темными простынями, в просторной, залитой солнечным светом комнате. Ей понадобилась целая секунда, чтобы вспомнить, где она и почему.
   — Ой, — выдохнула она. Ее тело откликнулось на внезапный прилив воспоминаний. Пульс ускорился. Соски затвердели. Нежная плоть между ног затрепетала и увлажнилась. — Ой… Шкаф.
   Она никогда раньше не чувствовала себя так, как в это мгновение. Никогда не испытывала того, что пережила в объятиях Шкафа прошлой ночью. Честно говоря, даже не думала, что способна на такое.
   Кизия лишилась девственности со своим мужем. Однако вовсе не в медовый месяц. Нет, она преподнесла этот подарок Тайреллу Бэбкоку на заднем сидении его потрепанного «шевроле» примерно за год до свадьбы.
   Тайрелл оставался ее единственным любовником до встречи с Ральфом Букером Рэндаллом. Иногда бывший муж похвалялся тем, что сделал из нее женщину. Сейчас она понимала, что в этом он лгал, как лгал во многом другом. Что бы ни сделал из нее бывший муж — если он хоть что-то мог из нее «сделать» — это не имело ничего общего с сексуальностью.
   Ведь если рассуждать здраво, Тайреллу не нужна была женщина. Ему нужна была жертва.
   Боже мой, неужели она…
   Кизия вздрогнула, не додумав мысль до конца, и села на кровати. Подоткнув под себя одеяло, она взглянула на часы, стоящие на тумбочке. И чуть не упала от удивления, увидев, сколько сейчас времени.
   Без двадцати одиннадцать? Не может быть! Она не просыпалась позже семи с тех пор… надо же, и не вспомнить. По крайней мере, с год. Может, и больше. Внутренние часы не позволяли ей валяться в постели, попусту растрачивая время.
   Эта мысль всколыхнула в ней новую волну возбуждения. Отголоски бурно проведенной ночи вновь напомнили о себе.
   Кто сказал, что при валянии в постели время уходит попусту? — подумала Кизия, осторожно потрогав сосок. Если валяться с кем-то, это может быть очень…
   Гм.
   Она прикоснулась к другой своей груди. Очертила пальцем шелковистый кружок. Вздрогнула от удовольствия.
   Да.
   Может быть. Очень.
   Внезапный приступ зевоты застал Кизию врасплох. Она подняла руку, прикрыв рот ладонью. И вспомнила, как делала то же самое… по другой причине… в тот вечер, когда Шкаф целовался с ней на пороге ее квартиры.
   В тот вечер собственные губы показались ей незнакомыми. А сейчас кажутся…
   Незнакомыми. Все тело кажется незнакомым! Но в этом нет ничего страшного. Удивительное ощущение.
   Это часть правды о самой себе, — подсказал ей внутренний голос. Так было всегда. Просто не хватало смелости поверить…
   Дверь спальни слегка приоткрылась. Шкаф заглянул в комнату. Его лицо расплылось в улыбке, когда он убедился, что Кизия проснулась.
   — Шкаф! — воскликнула Кизия срывающимся голосом. Она потянула на себя одеяло, чтобы прикрыть грудь, не сразу заметив, что ее левая нога оказалась обнаженной до самого бедра.
   — Привет, Спящая Красавица, — поздоровался ее любовник, сильнее открывая дверь. Он был босиком и без рубашки, в одних только спортивных шортах. Его фигура заполнила собой весь дверной проем. — Я уже начал думать, что ты весь день собираешься проваляться в кровати.
   Кизия вспыхнула.
   — Ой, н-нет, — задыхаясь, возразила она, все еще пытаясь поправить одеяло. В глубине души она понимала, что уже поздно разыгрывать из себя скромницу. Но это ее не остановило. — Я никогда так не делаю.
   Шкаф изогнул бровь, окинув ее взглядом с головы до ног.
   — Очень жаль, — заметил он. — Я всегда считал, что валяться в кровати весь день — большое удовольствие…
   Кизия сглотнула.
   — …если делать это с подходящим человеком.
   Она сглотнула снова, надеясь, что не изменилась в лице. Ее щеки, казалось, просто огнем горят.
   — М-может быть, — выдавила она через пару секунд. — С подходящим… человеком.
   Шкаф по-кошачьи потянулся. Его шорты поползли вниз, открыв большую часть живота, твердого, как гладильная доска. Он поправил штаны без малейших признаков смущения, затем повел плечами, словно они у него затекли. Его мускулы перекатывались под кожей при каждом движении.
   Он устроил настоящее представление. Кизия не знала, отвести взгляд или зааплодировать. Еще более заманчивым было желание попросить его раздеться совсем.
   — Ты всегда такая милая по утрам, киска? — спросил он наконец, присаживаясь на край кровати.
   Кизия проглотила комок в горле, пытаясь взять себя в руки. Она взрослая женщина, а не легкомысленная школьница. У нее в голове мозги, а не каша. Она способна справиться с этой ситуацией. Способна справиться со Шкафом Рэндаллом. Способна справиться с собой.
   Кизия вскинула подбородок, вспомнив, что не следует так отчаянно цепляться за одеяло.
   — Когда как.
   Шкафа, видимо, удивил ее ответ. Затем он криво улыбнулся.
   — Ага, — согласился он. — Наверное, так и есть.
   Наступила тишина.
   — Гм, — хмыкнула Кизия.
   Шкаф помешал ей продолжить, наклонившись вперед и прикоснувшись губами к ее рту.
   — Позволь, я принесу тебе завтрак, — пробормотал он. — А ты тем временем прикрой те части своего тела, которые мне видеть не положено.
 
   Кизия сумела вернуть утраченное самообладание к возвращению друга, внезапно ставшего любовником. Она как раз размышляла о том, не надеть ли футболку Шкафа, когда в коридоре послышались его шаги. Кизия нырнула в постель, подсунула под спину пару подушек и натянула одеяло до самых подмышек.
   — Войдите, — крикнула она.
   Именно в эту секунду Шкаф распахнул дверь. Он вошел в комнату, неся в руках заставленный едой поднос. Кизия попыталась убедить себя, что у нее потекли слюнки от вкусных запахов… а вовсе не при виде Шкафа. Врожденная честность заставила ее признать, что виноваты оба фактора.
   — В первый раз в жизни меня приглашают войти в собственную спальню, — спокойно заметил он, ленивой походкой приблизившись к кровати.
   — Просто я почувствовала себя как дома, — ответила Кизия, а затем закусила губу, осознав полный смысл своих слов. Ее сердце странно екнуло в груди. Господи. Она не хотела…
   — Рад это слышать, — сказал Шкаф, по-видимому, восприняв ее признание как ничего не значащую любезность. Он опустил поднос на колени Кизии и сел на краешек кровати. Упругий матрас заметно продавился под его тяжестью.
   Кизия слегка отодвинулась, удерживая поднос одной рукой и одновременно пытаясь поправить сползающее одеяло. Она старалась не встречаться взглядом со Шкафом, зная, что ее смущение бросается в глаза. С одной стороны, ей бы хотелось обладать достаточным сексуальным опытом, чтобы в подобной ситуации оставаться спокойной и невозмутимой, но с другой стороны, ей претила сама мысль о близости с любым другим мужчиной кроме Ральфа Рэндалла.
   — Киска?
   Она заставила себя взглянуть на него. Его лицо было непроницаемым.
   — Что?
   Шкаф протянул руку и одернул край одеяла.
   — Ты снова раскрылась, — пояснил он.
   Кизия невольно засмеялась.
   — Я не хотел подсматривать, — добавил он, склонив голову. Уголок его рта пополз вверх в намеке на улыбку. — Если только ты не прячешь там что-то такое, чего я не видел прошлой ночью.
   У нее перехватило дыхание при воспоминании о нежности, с которой он любил ее прошлой ночью. Что-то, чего он не видел? Да он делал с ней все, разве что в микроскоп не разглядывал! И если на ее теле остался хоть один участок, которого он не касался бы руками или губами, она понятия не имеет, где это!
   — Нет, наверное, — согласилась она еле слышно.
   Снова воцарилось молчание. Опустив взгляд, Кизия взяла салфетку с подноса и начала ее разворачивать.
   — Может, мне уйти, — тихо сказал Шкаф.
   Кизия резко подняла голову. Я все испортила, — мелькнула у нее мысль. Не важно, что она знала… была уверена!… что прошлой ночью доставила ему настоящее удовольствие. Это было вчера. А сегодня она ведет себя как полная дура.
   — Почему? — спросила она.
   — Потому что я явно действую тебе на нервы, малыш. Тебе нужно некоторое время побыть одной. Я понимаю. Но я так долго ждал, пока ты проснешься…
   — Нет! — возразила Кизия, когда Шкаф попытался встать. — Нет, пожалуйста. Не уходи, Шкаф. Я не… нервничаю.
   — Нет?
   Она поморщилась.
   — Ладно, — призналась она, поняв, что ее ответ не вызвал у него доверия. — Может и нервничаю. Но не из-за тебя. А из-за себя самой!
   Шкаф поерзал на краешке кровати. Он набрал полную грудь воздуха и решительно выдохнул. В конце концов он тихо спросил:
   — Ты не могла бы объясниться, Кизия Лоррейн?
   Да, конечно. И может, если она сумеет объяснить все ему, это поможет ей самой разобраться.
   — Киска? — он приподнял ее подбородок кончиком указательного пальца.
   — У меня… плохо… получается, Шкаф, — сказала Кизия.
   — Что?
   Она взмахнула рукой, не желая вдаваться в подробности.
   — Ну, это!
   — То есть, просыпаться рядом с мужчиной после того, как занималась с ним любовью ночь напролет?
   — Да.
   — Вижу. — Шкаф кивнул. — И что именно, по-твоему, плохо у тебя получается, пробуждение или любовь?
   От нежности в его голосе она чуть было не раскисла. Но солгать ему не осмелилась.
   — Кроме Тайрелла…
   Он заставил ее умолкнуть, приложив палец к ее губам. Его темные глаза гневно вспыхнули.
   — Я не хочу даже слышать о нем, Кизия, — резко сказал он. — Не сейчас. Не в это утро.
   Она слегка подалась назад, испуганная его внезапным гневом, но все же полная решимости довести свое признание до конца.
   — Что ж, я тоже не хочу говорить о нем, — продолжила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Не сейчас. Никогда больше. Но мне нужно, чтобы ты знал… понимал… что кроме него ты единственный мужчина, с которым я была близка. Поэтому, если я не знаю, что делать или как себя вести…
   — Ох, малыш, — воскликнул Шкаф, качая головой. — Ох… малыш.
   Кизия уставилась на него во все глаза. И затаила дыхание.
   — Ты знал, правда? — прошептала она.
   — Что знал? Что я у тебя первый после… — Он не мог произнести это имя.
   Она кивнула.
   — Нет. Не совсем. Но какой-то частью души… надеялся. И это означает, что часть моей души оказалась чертовски эгоистичной.
   — Эгоистичной?
   — Ты рассказывала, что происходило между тобой и… — снова он пропустил имя, — …вне кровати. Ну, я не думаю, что в постели было намного лучше. Поэтому надеяться на то, что это был весь твой опыт… эгоистично.
   У нее перехватило горло. Она торопливо заморгала, борясь с подступающими слезами.
   — Ох, Шкаф…
   — Не надо плакать из-за меня, киска, — хрипло сказал он, схватив салфетку и поднеся к ее глазам. — Пожалуйста. Потому что если уж говорить о том, кто что не умеет, так это я не умею справляться с женскими слезами!
   Возможно, в его признании и была часть правды. Но с каким видом он это произнес! Настроение Кизии совершенно изменилось, и она тихонечко рассмеялась сквозь слезы.
   — Эй, — сказала она через секунду, отобрав у Шкафа салфетку. Когда их пальцы соприкоснулись, по ее телу пробежали мурашки. — Дай, я сама лицо вытру.
   — Незачем вытирать, — ответил Шкаф. Его легкомысленный тон странным образом не вязался с выражением глаз. — Просто промокни здесь и здесь.
   На этот раз Кизия засмеялась в полный голос.
   — Теперь лучше? — спросила она.
   Шкаф улыбнулся, морщинки в уголках его рта стали глубже.
   — Гораздо лучше.
   Кизия положила салфетку на колени и начала изучать содержимое подноса. Предложенный ей завтрак включал в себя чашку свежих ягод, несколько тостов, обильно смазанных маслом, и кружку черного кофе, уже начавшего остывать.
   — Выглядит очень заманчиво, — честно призналась она. Затем, решив сохранять шутливый тон, продолжила, — Хотя один недостаток надо бы исправить.
   Шкаф нахмурился.
   — Скажи, какой?
   Кизия взмахнула ресницами.
   — Где же чувство опасности? — спросила она, напомнив о его странной теории, которую они обсуждали накануне. — Если ты, конечно, не украл эти ягоды с поля, охраняемого толпой вооруженных ку‑клукс‑клановцев и их фанатичных…
   — Ой, перестань, — хмыкнул Шкаф.
   — А если не перестану?
   — Тогда не получишь кусок шоколадного торта.
   У Кизии заурчало в животе.
   — Где шоколадный торт? — спросила она, мысленно облизываясь. Шоколад был ее слабостью.
   Шкаф хмыкнул снова.
   — Если ты не соврала насчет той прелестной коробочки, которую принесла с собой прошлым вечером, у нас определенно будет шоколадный торт.
   Прелестная коробочка…
   Господи, совсем из головы вылетело.
   — Точно, — пробормотала она. — Обещанные… сладости.
   — Которые мы так и не попробовали.
   Шкаф посмотрел на ее грудь. Кизия перехватила его взгляд и торопливо подтянула одеяло.
   — По-моему, я ничего не потерял.
   Топазовые глаза встретились с карими.
   — Я рада, — сказала Кизия после недолгого молчания.
   — Если честно, — Шкаф внимательно изучал рисунок на ткани, прикрывающей ее бедра, — сегодня утром я чувствовал себя совершенно сытым.
   Она выдержала его взгляд в течение нескольких мгновений, а затем накинулась на еду. Ее собеседник молчал, рассеянно поглаживая ее ногу через одеяло.
   — Думаю, я бы легко привыкла к этому, — сказала наконец Кизия, пытаясь не замечать сумасшедший ритм своего сердца.
   — От тебя требуется совсем немного.
   Кизия в растерянности на него взглянула.
   — Скажи одно слово, киска.
   — Одно… слово?
   — Ага.
   — Гм… — задумалась она. — Тортик.
   — Не-а.
   Она затаила дыхание, заметив выражение, промелькнувшее в глубине его глаз. Но все же сделала следующую попытку.
   — Как насчет… пожалуйста?
   Ральф Букер Рэндалл замер. Выражение его лица стало серьезным.
   — Нет, киска, — спокойно ответил он глубоким и волнующим голосом. — Это слово «да».

Седьмая глава

   — Итак, он попросил твоей руки.
   Кизия подавила вздох. Это ошибка, — подумала она. Три дня отпуска, проведенные с якобы больной мамой, оказались ошибкой. Разговаривая по телефону, она могла обходить стороной опасные темы. Но с глазу на глаз…
   — Кизия?
   — Что?
   — Нечего «чтокать», юная леди. Не притворяйся, что не слышишь меня. Разве Ральф Рэндалл не предложил тебе пожениться еще месяц назад?
   Кизия взглянула на мать. Элоиза Бакстер была красивой женщиной, с кожей цвета корицы, седеющими волосами и светло-карими глазами. Она была замужем в четвертый раз. Первый ее брак распался через шесть месяцев. Второй, с отцом Кизии, длился шесть лет. Третий бросок в пучину семейной жизни оказался неожиданно счастливым, но закончился трагедией, когда ее муж попытался помешать ограблению и был застрелен шестнадцатилетним наркоманом.
   Мужем номер четыре стал Уилл Бакстер из Мемфиса, штат Теннеси, бывший военный, нашедший себе работу преподавателя. Они с Элоизой поженились полтора года назад, но судя по всему, их медовый месяц так до сих пор и не кончился. Тем более что предполагаемая болезнь сердца у Элоизы на поверку оказалась растяжением мышц на почве чрезмерного рвения при выполнении супружеских обязанностей.
   — Да, мам, — тихо согласилась Кизия. — В прошлом месяце Шкаф сделал мне предложение. — Двадцать девять дней назад, если быть точной. А еще через две недели повторил его.
   — И ты ему отказала.
   — Не совсем.
   — Но «да» ведь не ответила!
   — Мама, мы уже говорили об этом. Сколько бы мы ни обсуждали, ничего не изменится.
   — А вдруг это поможет мне понять причину.
   Кизия чуть было не рассмеялась. Сдержалась она потому, что ее смех мог показаться злым и жестоким. Спустя мгновение она закрыла глаза. А еще через секунду начала вспоминать…
 
   Она не сразу поняла, что подразумевает Шкаф под «одним словом». Сначала она ушам своим не поверила. Потом решила, что он шутит.
   — Д-да? — заикаясь, переспросила Кизия. Ее сердце чуть не выскочило из груди. Ложка, которой она ела ягоды, выскользнула из пальцев и со звяканьем упала на поднос. — Ты… ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж?
   Шкаф окинул ее странным взглядом и убрал руку с ее колена.
   — Конечно, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
   — Но… — Ее переполняли самые противоречивые чувства. Она была не готова к этому. Совершенно не готова.
   — Но… что? — потребовал ответа Шкаф, изменившись в лице. — Ты думала, я хочу от тебя только… этого?
   От звуков его голоса Кизию бросило в дрожь. «Это», — вспомнила она его слова. Как же он говорил? Что-то насчет пробуждения рядом с мужчиной после ночи любви.
   — А что плохого в… этом? — спросила она в отчаянии. Зачем он так настаивает? Им очень хорошо вместе. Они были близкими друзьями. А после прошлой ночи стали прекрасными любовниками. И теперь рисковать всем этим ради брака…
   Она не может. Не потому, что не верит в возможность семейного счастья. В жизни она встречала множество примеров удачного супружества. Но для нее…
   «Ты моя жена! — кричал ей когда-то бывший муж прямо в лицо. Она видела ярость в его глазах. Чувствовала кислый запах из его рта. Капли его слюны падали на ее покрытую синяками кожу. — Моя жена, Кизия! Ты понимаешь, что это означает?»
   О, да. Она понимала. Он вбил в нее это понимание.
   Шкаф Рэндалл не такой, как Тайрелл Бэбкок, — успокаивал ее внутренний голос. — Он никогда не был таким. И никогда не будет.
   Она это знала. Верила. Но все же…
   — В «этом» нет ничего плохого, — ответил Шкаф, вернув ее к действительности.
   — Тогда зачем…
   Он резко встал, взглянув на нее с высоты своего почти двухметрового роста.
   — Я не для того ждал три долгих года, чтобы трахнуть тебя, Кизия Лоррейн!
   Кизия ни разу не слышала от него таких грубых слов. Даже если бы он неожиданно дал ей пощечину, она была бы менее шокирована. Видимо, ее реакция отразилась на лице, поскольку Шкаф внезапно почувствовал себя виноватым.
   — Прости, — сказал он сдавленным голосом. Он начал было присаживаться на кровать, но остановился, словно испугавшись, что Кизия от него отшатнется. — Прости. Я не хотел…
   — Хотел, хотел, — возразила Кизия, внезапно обретя уверенность в себе.
   — Кизия…
   Она похлопала по матрасу, не отводя взгляд, безмолвно подтверждая, что не боится его. После некоторого колебания он воспользовался ее предложением и сел. Но тронуть ее не пытался.
   — Три года? — спросила она наконец.
   Шкаф глубоко вздохнул.
   — С тех пор, как моя мама нас познакомила.
   — Ой, Шкаф.
   — Я люблю тебя, киска.
   — И я… — У Кизии сдавило горло. Она судорожно сглотнула. А потом протянула руку и накрыла его ладонь своей. Почувствовала, как он напрягся. — Я т‑тоже люблю тебя.
   — Но не настолько, чтобы выйти за меня замуж?
   Она покачала головой.
   — Дело не в этом, Шкаф.
   — Тогда в чем? — Он сжал ее ладонь двумя руками и, поднеся к губам, поцеловал пальцы.
   — Я не… готова.
   Непонятное чувство промелькнуло в глубине его выразительных карих глаз.
   — Но когда-нибудь ты будешь готова.
   У нее заныло сердце. Она почувствовала приступ паники. Истоков своего страха она не знала, но единственное, что могла сделать, это повторить обычное заклинание:
   — Мне нужно время.
   Шкаф пристально смотрел на нее несколько мучительных секунд, выражение его лица оставалось непроницаемым. Уверенность Кизии начала рассеиваться на глазах, утекая, словно вода между пальцев.
   А если время уже вышло? — мелькнула пугающая мысль. Он и так ждал три долгих года.
   Боже мой. А вдруг Шкафу нужно все или ничего?
   Вопрос сорвался с ее губ отчаянным признанием.
   — А ты захочешь… б-быть… со мной, если я не…?
   И снова в его взгляде появилось какое-то непонятное выражение. Затем, к ее удивлению, он грустно улыбнулся.
   — То есть, хватит ли у меня сил сопротивляться влечению плоти, если мы не будем связаны брачными узами?
   Ну да. Или… нет. Ей бы самой не пришло в голову обсуждать эту тему с религиозной точки зрения. Но ведь она даже не задумывалась о том, что Шкаф Рэндалл может чувствовать себя виноватым, вступая с ней во внебрачные отношения.
   Кизия кивнула.
   Шкаф выпустил ее руку, и погладил по щеке. Это было прикосновение любовника. Медленное. Чувственное. Несколько секунд спустя он провел пальцем по ее горлу, задержавшись на нежной ложбинке, где чувствовалось биение пульса.
   — Нет, малыш. У меня не настолько сильная воля, — просто ответил он. — Тем более, в отношении тебя.
   — Я ведь не первая твоя женщина. — Кизия сказала это не из ревности. С первой встречи она знала, что у Шкафа Рэндалла сильный характер. Но последние несколько минут убедили ее в том, что он гораздо более сложный человек, чем ей казалось вначале.
   — Нет, не первая, — тихо признался он. И попытался убрать руку. Кизия ему помешала, накрыв его пальцы своей ладонью. Он замер на секунду, а затем продолжил ее поглаживать. — Хотя я не особенно горжусь этим.
   — Я и не думала…
   — Понимаю. Но частично я всегда верил, что не только женщины должны хранить невинность до свадьбы. К сожалению, есть и другая часть, из-за которой можно… слегка потерять голову… иногда.
   Кизия не смогла сдержать улыбку. По ее полуобнаженному телу пробежала волна чувственной дрожи.
   — Или потерять голову окончательно.
   — Тебе было хорошо прошлой ночью? — В его вопросе эгоизм смешивался с неуверенностью. Противоречивая смесь. И очень, очень мужская.
   — Я даже не ожидала, Шкаф, — призналась Кизия, надеясь, что выражение ее лица и чувства, сквозящие в голосе, помогут возместить недостаток красноречия. У нее и вправду не было слов, чтобы описать прекрасное ощущение, пережитое в его объятиях. — Такого удовольствия… я даже не ожидала.
   Шкаф кивнул, его глаза потемнели. Затем он склонился к ней и поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй, дрожа от возбуждения.
   — Это еще не все, Кизия, — прошептал он. — Я останусь твоим другом и твоим любовником. Только это не предел для меня. Я хочу стать твоим мужем. Я хочу стать папой детей, о которых ты мечтаешь. Но если тебе нужно время…
 
   — …Тайрелл Бэбкок?
   Звук маминого голоса вырвал Кизию из задумчивости. Ей понадобилась еще пара секунд, чтобы придти в себя.
   — Чего? — промямлила она.
   На этот раз мама не стала обвинять ее в попытке уйти от темы. Элоиза Бакстер нахмурилась, в ее эффектно подведенных глазах отразилась смесь тревоги и сожаления.
   — Так ты из-за Тайрелла Бэбкока не можешь ответить «да» Ральфу Рэндаллу? — повторила она свой вопрос.
   Кизия почувствовала приступ дурноты. Она набрала полную грудь воздуха.
   — По-твоему, я все еще люблю его?
   Мама ужаснулась.
   — Нет, милая! О, нет! — воскликнула она, тряхнув тщательно уложенными локонами. — Конечно, нет.