Страница:
Кейт прошла чуть глубже в лес в поисках более прочной почвы под ногами. Листья и побеги хлестали ее по щекам и рукам. Повсюду роились и летали насекомые, в том числе и громадные синие стрекозы. В джунглях царили всевозможные шумы – стрекотание, рев, мычание.
Ощущение реальности просто пугало, такой подлинности Кейт не чувствовала ни в одном виртуальном путешествии.
– Впечатляет, правда?
Рядом с ней стоял Бобби, одетый в шорты, рубашку цвета хаки и широкополую шляпу в стиле сафари; через плечо он перебросил старомодного вида винтовку.
– Где мы? В смысле…
– Когда мы? Это Аризона; поздний триас, около двух миллионов лет назад. Больше на Африку похоже, верно? Этот период подарил нам окаменелости Раскрашенной пустыни[9]. Гигантские хвощи, папоротники, плауны… Но в некотором роде этот мир очень скучен. Эволюция цветов – в далеком будущем. Заставляет задуматься, да?
Кейт наступила на бревно и попыталась руками счистить с ноги грязь. Жара изматывала, жажда мучила нестерпимо. Оголенное предплечье Кейт покрывали мириады капелек пота, сверкавших вполне убедительно. Они были такими горячими, что казалось, вот-вот вскипят.
Бобби указал вверх.
– Поглядите.
Это была птица, неуклюже хлопавшая крыльями посреди листьев дерева… Нет, для птицы это существо было слишком большим и несуразным. Кроме того, у него не было перьев. Наверное, это была какая-то летающая рептилия. Зашуршали ее лиловые кожистые крылья, и Кейт поежилась.
– Признайтесь, – проговорил Бобби, – это впечатляюще.
Кейт пошевелила руками и ногами, наклонилась вправо, влево.
– Телесные ощущения очень сильные. Я чувствую руки и ноги, возникает ощущение верха и низа при наклонах. Но я полагаю, что по-прежнему лежу на кушетке и пускаю слюни на ваш манер.
– Да. Проприоцепция «Ока разума» у вас просто потрясающая. Вы даже не потеете. Хотя нет, все-таки есть немного испарины кое-где. Это техника виртуальной реальности четвертого поколения, если считать от примитивных «очков и перчаток». За ними последовали сенсорные органные имплантаты, как у вас, а за ними – имплантаты, вживляемые непосредственно в кору головного мозга. Они позволяли обеспечивать прямой интерфейс между внешними системами и центральной нервной системой человека.
– Варварство, – фыркнула Кейт.
– Возможно, – негромко отозвался Бобби. – И вот теперь – «Око разума». Обруч производит магнитные поля, способные стимулировать определенные участки головного мозга. И физическое вмешательство не нужно. Но радует не только отсутствие необходимости в имплантатах, – продолжал он бегло. – Радуют точность и масштабы стимуляции, которые могут быть достигнуты. К примеру, прямо сейчас на зрительной области коры вашего головного мозга рисуется широкоугольная карта места действия. Мы стимулируем миндалину и островок височной доли, чтобы обеспечить вас обонянием. Это важно для ощущения подлинности происходящего. Запахи напрямую поступают в лимбическую систему мозга – средоточие эмоций. Вот почему запахи столь многое в нас пробуждают, знаете? Мы даже способны вызывать легкую боль, стимулируя поясок передней доли мозга – центр если не самих болевых ощущений, то осознания боли как таковой. И конечно, мы проводим большую работу с лимбической системой, дабы все, что вы видите, вызывало у вас эмоции. Кроме того, существует проприорецепция – телесные ощущения. Они очень сложны. Сюда относятся сенсорные сигналы от кожи, мышц и сухожилий, зрительная и двигательная информация от головного мозга, сведения о равновесии от вестибулярного аппарата. Для того чтобы все получилось, пришлось немало трудиться над картированием головного мозга. Но теперь мы способны добиться того, чтобы вы падали, летали, кувыркались, не покидая кушетки… а еще мы можем сделать так, чтобы вы видели чудеса, как сейчас.
– А вы неплохо освоились со всей этой белибердой. Вы этим гордитесь, да?
– Конечно. Ведь это моя разработка.
Бобби моргнул, и Кейт вдруг осознала, что он впервые смотрит прямо на нее уже несколько минут. Даже здесь, в фальшивых триасовых джунглях, под его взглядом Кейт чувствовала себя немного неловко – хотя ее в какой-то мере, несомненно, к нему тянуло.
– Бобби, в каком смысле эта разработка ваша? Ее провели по вашей инициативе? Вы ее спонсировали?
– Я – сын своего отца. Я работаю в его корпорации. Я осуществляю надзор за исследованиями, посвященными «Оку разума». И еще я провожу полевые испытания готовой продукции.
– Полевые испытания? В смысле, ложитесь вот тут на кушетку и играете в охоту на динозавров?
– Я бы не стал называть это игрой, – мягко возразил Бобби. – Позвольте, я вам покажу кое-что.
Он резко встал и, раздвинув перед собой ветки, шагнул глубже в джунгли.
Кейт попыталась последовать за ним. У нее не было мачете, и вскоре ее тонкая одежда начала рваться, задевая о сучья и шипы. Острые колючки вонзались в кожу. Было больно, но не очень – естественно. Все было не по-настоящему, а как в какой-то треклятой приключенческой игре. Кейт пробиралась по джунглям следом за Бобби, ругая про себя на чем свет стоит упаднические технологии и лишние деньги.
Она добрались до опушки, где лежали поваленные обуглившиеся деревья, из стволов которых пытались пробиться маленькие зеленые побеги. Возможно, поляна образовалась после удара молнии.
Бобби поднял руку в знак того, чтобы дальше Кейт не шла.
– Смотрите.
Посреди обугленных обломков деревьев какое-то животное раскапывало землю носом и лапами. Оно было метра два длиной, с головой, похожей на волчью, с длинными клыками. Несмотря на волкоподобную наружность, зверь похрюкивал, как свинья.
– Цинодонт, – прошептал Бобби. – Протомлекопитающее.
– Наш предок?
– Нет. Ветвь истинных млекопитающих уже сформировалась. Цинодонты – эволюционный тупик… Черт.
Из подлеска на дальней стороне поляны послышался громкий треск. Это был динозавр из «Парка юрского периода», ростом не меньше двух метров. Он вышел из леса на массивных задних лапах, раззявив зубастую пасть и сверкая чешуей.
Цинодонт замер на месте, он не сводил глаз с хищника.
Ящер вспрыгнул на спину цинодонта, и тот распластался на земле под весом ящера. Они стали кататься по поляне, ломая молодые деревца. Цинодонт пронзительно визжал.
Кейт, схватив Бобби за руку, попятилась назад. Она чувствовала, как сотрясается земля.
«Да, да, впечатляюще», – согласилась она.
Хищный ящер одержал победу. Придавив жертву к земле своим весом, он наклонился к шее протомлекопитающего и, только раз щелкнув зубами, прокусил ее. Цинодонт еще дергался, но на его шее обнажились белые кости и хлынула кровь. А когда динозавр распорол брюхо своей жертвы, по поляне разнеслась мерзкая вонь гнилого мяса, и Кейт чуть не стошнило…
Чуть не – но все же не стошнило. Конечно нет. А если получше приглядеться, то можно было заметить, что уж слишком неестественно блестящей была хлещущая кровь протомлекопитающего, слишком ярко сверкали чешуи у динозавра. Всякая виртуальная реальность грешила этим – все было ярко, но имелись свои ограничения, даже в вони и шуме, смоделированных для удобства пользователя. Все так же безвредно, а потому так же бессмысленно, как прогулка по тематическому парку.
– Думаю, это дилофозавр, – пробормотал Бобби, – фантастика. Вот за что я так люблю этот период. Тут словно бы перекресток жизни. Одно накладывается на другое, старое встречается с новым, наши предки и первые динозавры…
– Да, – подтвердила Кейт, придя в себя. – Но это не настоящее.
Бобби постучал себя пальцем по макушке.
– Как всякий вымысел. Нужно избавляться от своего неверия.
– Но ведь на самом деле просто-напросто какое-то магнитное поле воздействует на мой головной мозг. Это даже не настоящий триас, черт возьми, – это всего лишь слабенькая догадка академиков, к которой ради виртуального туриста добавлено немного красочек.
Бобби улыбнулся ей.
– Вы всегда такая сердитая. Вы хотите сказать, что…
Она посмотрела в его пустые голубые глаза. До сих пор парадом командовал он.
«Если хочешь еще чего-то добиться, – сказала она себе, – если хочешь подобраться хоть на шажок ближе к тому, ради чего пришла сюда, нужно противоречить ему».
– Бобби, в данный момент вы лежите на кушетке в затемненной комнате. Все это не считается.
– Звучит так, словно вам меня жаль.
Судя по всему, ему стало любопытно.
– Похоже, у вас вся жизнь такая. Сколько бы вы ни разглагольствовали о ВР-проектах и корпоративной ответственности, на самом деле никаким настоящим контролем вы ни над чем не обладаете, так ведь? Мир, в котором вы живете, так же нереален, как любая виртуальная симуляция. Подумайте об этом: пока я не пришла, вы пребывали в гордом одиночестве.
Бобби немного подумал.
– Возможно. Но вы таки пришли. – Он поправил винтовку на плече. – Пойдемте. Пора поужинать с отцом. – Он вздернул бровь. – Может быть, вы задержитесь и после того, как вытряхнете из нас то, что вам от нас нужно.
– Бобби…
Но он уже поднес руки к металлическому обручу.
Ужин получился трудным.
Они втроем сидели под куполообразной крышей особняка Хайрема. В просветах между плывущими по небу тучами показывались то звезды, то тоненький серп луны. Более красивый вид неба трудно было себе представить, но Кейт была потрясена мыслью о том, что благодаря инфопроводам Хайрема небо очень скоро станет гораздо более скучным – когда в атмосфере сгорят последние спутники связи.
Еда, как и ожидала Кейт, была отлично приготовлена, а прислуживали за столом молчаливые дроны-роботы. Вот только подавали всего-навсего блюда из морепродуктов, какими можно было бы угоститься в любом из ресторанов Сиэтла, а вино оказалось бесхитростным калифорнийским шардоне. Никаких тебе намеков на непростое происхождение Хайрема, никакой оригинальности самовыражения.
Хайрем между тем постоянно держал Кейт в фокусе внимания.
Он засыпал ее вопросами, а стоило ей ответить, спрашивал еще и еще – о ее прошлом, о семье, о карьере; и всякий раз Кейт ловила себя на том, что сказала больше, чем хотела сказать.
Во враждебности Хайрема она не сомневалась, хотя тот и старался прятать ее под маской вежливости.
«Он знает, зачем я здесь», – решила Кейт.
Бобби вел себя тихо, ел мало. Невзирая на неприятную привычку избегать подолгу смотреть в глаза, он все-таки теперь словно бы больше замечал Кейт. Она чувствовала, что его влечет к ней, понять это было нетрудна – но к влечению явно примешивалось удивление. Быть может, ей удалось каким-то образом проколоть его неподатливую и скользкую шкуру, как она и надеялась.
«Или – что более вероятно, – подумала Кейт, – Бобби попросту озадачен тем, как на меня реагирует».
А возможно, все это были ее собственные фантазии и ей не стоило копаться в голове у других людей. Такую привычку у других она терпеть не могла.
– Не могу понять, – произнес Хайрем, – почему Полынь не могли обнаружить до две тысячи тридцать третьего года – объект диаметром четыреста километров? Да-да, я знаю, она находится за Ураном, но все же…
– Она необычайно темная и очень медленно движется, – объяснила Кейт. – По всей вероятности, это комета, но она намного крупнее любой из известных комет. Мы не знаем, откуда она взялась; возможно, существует целое облако таких объектов – где-то дальше Нептуна. Да в ту сторону никто особенно пристально и не смотрел. Даже система космического дозора сосредоточивает свое внимание на околоземном пространстве, на тех объектах, которые могут ударить по Земле в ближайшем будущем. Полынь была обнаружена компанией астрономов-любителей.
– Гм-м-м, – промычал Хайрем. – И вот теперь она направляется сюда.
– Да. Это случится через пятьсот лет.
– Но это еще так далеко. – Бобби махнул крепкой ухоженной рукой. – Наверняка есть какие-то планы на случай подобных непредвиденных обстоятельств.
– Какие планы? Бобби, Полынь – гигант. Мы не знаем ни единого способа, как можно было бы оттолкнуть эту тварь, – даже в теории. А когда этот камешек рухнет на Землю, прятаться будет негде.
– Мы не знаем ни единого способа? – сухо переспросил Бобби.
– Я имела в виду астрономов…
– А по вашему тону я уже почти представил себе, что вы ее и открыли.
Она была ему нужна. Так он отвечал на ее предыдущие уколы.
– Как легко спутать собственное достижение с тем, на которое надеются люди, верно? – Хайрем хихикнул. – А вы неплохо ладите, ребятки. Если уж между вами возникают споры… А вы, мисс Манцони, конечно, полагаете, что люди имеют право знать о том, что через пятьсот лет наступит конец света?
– А вы так не полагаете?
Бобби сказал:
– И вам безразличны последствия – самоубийства, подскок числа абортов, отказ от выполнения целого ряда проектов по защите окружающей среды?
– Я принесла плохую весть, – натянуто проговорила Кейт, – но не я принесла Полынь. Послушайте, если мы не будем информированы, мы не сможем действовать ни хорошо ни плохо; мы не сможем позаботиться о себе – за то время, какое у нас осталось. Правда, нельзя сказать, что перспективы у нас радужные. Возможно, самое лучшее из того, что мы могли бы предпринять, это отправить горстку людей в какое-нибудь более безопасное место – на Луну, на Марс, на какой-то астероид. Но даже это не станет гарантией сохранения вида, если только мы не обеспечим наличие размножающейся популяции. Спасутся, – тяжелым голосом произнесла она, – вне всякого сомнения, те, кто сейчас нами правит, и их отпрыски. Если только мы не очнемся от электронного наркоза.
Хайрем оттолкнулся от стола и загоготал.
– Электронный наркоз! Как это верно сказано! То есть – покуда средства для наркоза продаю я. – Он посмотрел на Кейт в упор. – Вы мне нравитесь, мисс Манцони.
«Лжец», – подумала она и сказала:
– Благодарю вас…
– Зачем вы здесь?
Последовала долгая пауза.
– Вы меня пригласили.
– Шесть месяцев и семь дней назад. Почему же только сейчас? Вы работаете на моих конкурентов?
– Нет, – вспыхнула Кейт. – Я – свободный художник.
Он кивнул.
– Тем не менее что-то вам здесь нужно. Сюжет, естественно. Полынь уже становится достоянием прошлого, и вам нужны свежеиспеченные триумфы, новые масштабы. Этим живут такие люди, как вы. Разве нет, мисс Манцони? Но что бы это могло быть такое? Наверняка – ничего личного. В моей жизни слишком мало того, что не освещено в средствах массовой информации.
Кейт осторожно проговорила:
– Осмелюсь заметить, несколько моментов существует. – Она вдохнула поглубже. – Я слышала, что у вас имеется новый проект. Новая область применения «червоточин», далекая от простых инфопроводов, которые…
– Вы явились сюда, чтобы разнюхать факты, – заключил Хайрем.
– Будет вам, Хайрем. Весь мир опутан вашими «червоточинами». Если бы я могла охватить остальное…
– Но вам ничего не известно.
«Я тебе покажу, что мне известно». Кейт возмутилась.
– Вы родились под именем Хирдамани Пейтел. Но еще до того, как вы родились, семья вашего отца была вынуждена бежать из Уганды. Этнические чистки, так ведь?
Хайрем был готов испепелить ее взглядом.
– Это все знают. В Уганде мой отец был банковским менеджером. В Норфолке он водил автобусы, поскольку никто не пожелал признать его квалификацию.
– Короче говоря, в Англии у вас особых радостей в жизни не было, – напирала Кейт. – Вы не смогли преодолеть расовые и классовые барьеры. И тогда вы уехали в Америку. Вы отреклись от имени, полученного при рождении, и приняли его англизированную версию. Вы приобрели известность как типичная модель поведения азиатов в Америке. И все же вы отрезали себя от своих этнических корней. Обе ваши жены были американками англосаксонского происхождения.
Бобби широко раскрыл глаза.
– Обе… жены?! Отец…
– Семья – это для вас все, – холодно продолжала Кейт, старательно удерживая внимание отца и сына. – И похоже, с помощью Бобби вы пытаетесь здесь создать династию. Возможно, это связано с тем, что вы ушли из семьи, бросили своего отца в Англии.
– Ах! – Хайрем театрально всплеснул ладонями, вымученно улыбнулся. – А я-то все гадал, когда же наконец к нашему застолью присоединится папаша Зигмунд! Так вот какой у вас сюжет. Хайрем Паттерсон создает «Наш мир», поскольку чувствует вину перед отцом!
Бобби нахмурился.
– Кейт, о каком это новом проекте вы говорите? «Неужели Бобби на самом деле не знал?»
Не сводя глаз с Хайрема и наслаждаясь нежданной властью над ним, Кейт проговорила:
– Проект настолько значительный, что ваш отец вызвал вашего брата из Франции.
– Брата…
– Настолько значительный, что он пригласил в качестве партнера-инвестора Билли-боба Микса. Микса, основателя «Мира Откровения». Вы слышали об этом, Бобби? Об этой новейшей замороченной и высасывающей денежки извращенческой религии, которая увлекла жалких легковерных граждан Америки…
– Это не имеет никакого отношения к делу, – отрезал Хайрем. – Да, я сотрудничаю с Миксом. Я буду сотрудничать с кем угодно. Если люди желают покупать мое оборудование для виртуальной реальности, чтобы увидеть Иисуса и Его апостолов, отплясывающих чечетку, я продам им мое оборудование. Кто я такой, чтобы кого-то судить? Не все такие ханжи, как вы, мисс Манцони. Не всем дана такая роскошь.
Но Бобби в упор смотрел на Хайрема.
– Мой брат?
Кейт изумилась и снова мысленно прокрутила в голове весь разговор.
– Бобби… Вы ничего об этом не знали, совсем ничего? Не только о проекте, но и о другой жене Хайрема, о его другом ребенке… – Она в изумлении уставилась на Хайрема. – Но как можно такое хранить в секрете?
Хайрем поджал губы. По взгляду было видно, как ненавистна ему Кейт.
– Сводный брат, Бобби. Всего лишь сводный.
Кейт тоном диктора добавила:
– Его зовут Давид. – Она произнесла это имя на французский манер. – Его мать была француженка. Ему тридцать два года – он на семь лет старше вас, Бобби. Он физик. Дела у него идут хорошо, его называют новым Хокингом[10]. О, и еще он – католик. Истинно верующий, судя по всему.
Бобби, похоже, не разозлился. Он был еще более озадачен.
– Почему ты мне не говорил? – спросил он у Хайрема.
Тот ответил:
– Тебе не надо было знать.
– А этот новый проект – каким бы он ни был? Почему ты мне о нем ничего не рассказывал?
Хайрем встал.
– С вами было на редкость приятно пообщаться, мисс Манцони. Дроны проводят вас.
Кейт поднялась.
– Вы не помешаете мне напечатать то, что мне известно.
– Печатайте что хотите. Ничего серьезного у вас нет.
«Он прав». Кейт понимала это.
Она направилась к выходу. Эйфория быстро таяла.
«Я все испортила, – думала она. – Я хотела сблизиться с Хайремом. А мне пришлось порезвиться и превратить его в своего врага».
Она обернулась. Бобби все еще сидел за столом. Он смотрел ей вслед, широко раскрыв странные глаза, похожие на витражи.
«Мы еще увидимся, – подумала Кейт. – Может быть, еще не все кончено».
Створки дверей начали закрываться. Последнее, что увидела Кейт, было то, как Хайрем заботливо накрыл руку сына своей рукой.
/3/
Ощущение реальности просто пугало, такой подлинности Кейт не чувствовала ни в одном виртуальном путешествии.
– Впечатляет, правда?
Рядом с ней стоял Бобби, одетый в шорты, рубашку цвета хаки и широкополую шляпу в стиле сафари; через плечо он перебросил старомодного вида винтовку.
– Где мы? В смысле…
– Когда мы? Это Аризона; поздний триас, около двух миллионов лет назад. Больше на Африку похоже, верно? Этот период подарил нам окаменелости Раскрашенной пустыни[9]. Гигантские хвощи, папоротники, плауны… Но в некотором роде этот мир очень скучен. Эволюция цветов – в далеком будущем. Заставляет задуматься, да?
Кейт наступила на бревно и попыталась руками счистить с ноги грязь. Жара изматывала, жажда мучила нестерпимо. Оголенное предплечье Кейт покрывали мириады капелек пота, сверкавших вполне убедительно. Они были такими горячими, что казалось, вот-вот вскипят.
Бобби указал вверх.
– Поглядите.
Это была птица, неуклюже хлопавшая крыльями посреди листьев дерева… Нет, для птицы это существо было слишком большим и несуразным. Кроме того, у него не было перьев. Наверное, это была какая-то летающая рептилия. Зашуршали ее лиловые кожистые крылья, и Кейт поежилась.
– Признайтесь, – проговорил Бобби, – это впечатляюще.
Кейт пошевелила руками и ногами, наклонилась вправо, влево.
– Телесные ощущения очень сильные. Я чувствую руки и ноги, возникает ощущение верха и низа при наклонах. Но я полагаю, что по-прежнему лежу на кушетке и пускаю слюни на ваш манер.
– Да. Проприоцепция «Ока разума» у вас просто потрясающая. Вы даже не потеете. Хотя нет, все-таки есть немного испарины кое-где. Это техника виртуальной реальности четвертого поколения, если считать от примитивных «очков и перчаток». За ними последовали сенсорные органные имплантаты, как у вас, а за ними – имплантаты, вживляемые непосредственно в кору головного мозга. Они позволяли обеспечивать прямой интерфейс между внешними системами и центральной нервной системой человека.
– Варварство, – фыркнула Кейт.
– Возможно, – негромко отозвался Бобби. – И вот теперь – «Око разума». Обруч производит магнитные поля, способные стимулировать определенные участки головного мозга. И физическое вмешательство не нужно. Но радует не только отсутствие необходимости в имплантатах, – продолжал он бегло. – Радуют точность и масштабы стимуляции, которые могут быть достигнуты. К примеру, прямо сейчас на зрительной области коры вашего головного мозга рисуется широкоугольная карта места действия. Мы стимулируем миндалину и островок височной доли, чтобы обеспечить вас обонянием. Это важно для ощущения подлинности происходящего. Запахи напрямую поступают в лимбическую систему мозга – средоточие эмоций. Вот почему запахи столь многое в нас пробуждают, знаете? Мы даже способны вызывать легкую боль, стимулируя поясок передней доли мозга – центр если не самих болевых ощущений, то осознания боли как таковой. И конечно, мы проводим большую работу с лимбической системой, дабы все, что вы видите, вызывало у вас эмоции. Кроме того, существует проприорецепция – телесные ощущения. Они очень сложны. Сюда относятся сенсорные сигналы от кожи, мышц и сухожилий, зрительная и двигательная информация от головного мозга, сведения о равновесии от вестибулярного аппарата. Для того чтобы все получилось, пришлось немало трудиться над картированием головного мозга. Но теперь мы способны добиться того, чтобы вы падали, летали, кувыркались, не покидая кушетки… а еще мы можем сделать так, чтобы вы видели чудеса, как сейчас.
– А вы неплохо освоились со всей этой белибердой. Вы этим гордитесь, да?
– Конечно. Ведь это моя разработка.
Бобби моргнул, и Кейт вдруг осознала, что он впервые смотрит прямо на нее уже несколько минут. Даже здесь, в фальшивых триасовых джунглях, под его взглядом Кейт чувствовала себя немного неловко – хотя ее в какой-то мере, несомненно, к нему тянуло.
– Бобби, в каком смысле эта разработка ваша? Ее провели по вашей инициативе? Вы ее спонсировали?
– Я – сын своего отца. Я работаю в его корпорации. Я осуществляю надзор за исследованиями, посвященными «Оку разума». И еще я провожу полевые испытания готовой продукции.
– Полевые испытания? В смысле, ложитесь вот тут на кушетку и играете в охоту на динозавров?
– Я бы не стал называть это игрой, – мягко возразил Бобби. – Позвольте, я вам покажу кое-что.
Он резко встал и, раздвинув перед собой ветки, шагнул глубже в джунгли.
Кейт попыталась последовать за ним. У нее не было мачете, и вскоре ее тонкая одежда начала рваться, задевая о сучья и шипы. Острые колючки вонзались в кожу. Было больно, но не очень – естественно. Все было не по-настоящему, а как в какой-то треклятой приключенческой игре. Кейт пробиралась по джунглям следом за Бобби, ругая про себя на чем свет стоит упаднические технологии и лишние деньги.
Она добрались до опушки, где лежали поваленные обуглившиеся деревья, из стволов которых пытались пробиться маленькие зеленые побеги. Возможно, поляна образовалась после удара молнии.
Бобби поднял руку в знак того, чтобы дальше Кейт не шла.
– Смотрите.
Посреди обугленных обломков деревьев какое-то животное раскапывало землю носом и лапами. Оно было метра два длиной, с головой, похожей на волчью, с длинными клыками. Несмотря на волкоподобную наружность, зверь похрюкивал, как свинья.
– Цинодонт, – прошептал Бобби. – Протомлекопитающее.
– Наш предок?
– Нет. Ветвь истинных млекопитающих уже сформировалась. Цинодонты – эволюционный тупик… Черт.
Из подлеска на дальней стороне поляны послышался громкий треск. Это был динозавр из «Парка юрского периода», ростом не меньше двух метров. Он вышел из леса на массивных задних лапах, раззявив зубастую пасть и сверкая чешуей.
Цинодонт замер на месте, он не сводил глаз с хищника.
Ящер вспрыгнул на спину цинодонта, и тот распластался на земле под весом ящера. Они стали кататься по поляне, ломая молодые деревца. Цинодонт пронзительно визжал.
Кейт, схватив Бобби за руку, попятилась назад. Она чувствовала, как сотрясается земля.
«Да, да, впечатляюще», – согласилась она.
Хищный ящер одержал победу. Придавив жертву к земле своим весом, он наклонился к шее протомлекопитающего и, только раз щелкнув зубами, прокусил ее. Цинодонт еще дергался, но на его шее обнажились белые кости и хлынула кровь. А когда динозавр распорол брюхо своей жертвы, по поляне разнеслась мерзкая вонь гнилого мяса, и Кейт чуть не стошнило…
Чуть не – но все же не стошнило. Конечно нет. А если получше приглядеться, то можно было заметить, что уж слишком неестественно блестящей была хлещущая кровь протомлекопитающего, слишком ярко сверкали чешуи у динозавра. Всякая виртуальная реальность грешила этим – все было ярко, но имелись свои ограничения, даже в вони и шуме, смоделированных для удобства пользователя. Все так же безвредно, а потому так же бессмысленно, как прогулка по тематическому парку.
– Думаю, это дилофозавр, – пробормотал Бобби, – фантастика. Вот за что я так люблю этот период. Тут словно бы перекресток жизни. Одно накладывается на другое, старое встречается с новым, наши предки и первые динозавры…
– Да, – подтвердила Кейт, придя в себя. – Но это не настоящее.
Бобби постучал себя пальцем по макушке.
– Как всякий вымысел. Нужно избавляться от своего неверия.
– Но ведь на самом деле просто-напросто какое-то магнитное поле воздействует на мой головной мозг. Это даже не настоящий триас, черт возьми, – это всего лишь слабенькая догадка академиков, к которой ради виртуального туриста добавлено немного красочек.
Бобби улыбнулся ей.
– Вы всегда такая сердитая. Вы хотите сказать, что…
Она посмотрела в его пустые голубые глаза. До сих пор парадом командовал он.
«Если хочешь еще чего-то добиться, – сказала она себе, – если хочешь подобраться хоть на шажок ближе к тому, ради чего пришла сюда, нужно противоречить ему».
– Бобби, в данный момент вы лежите на кушетке в затемненной комнате. Все это не считается.
– Звучит так, словно вам меня жаль.
Судя по всему, ему стало любопытно.
– Похоже, у вас вся жизнь такая. Сколько бы вы ни разглагольствовали о ВР-проектах и корпоративной ответственности, на самом деле никаким настоящим контролем вы ни над чем не обладаете, так ведь? Мир, в котором вы живете, так же нереален, как любая виртуальная симуляция. Подумайте об этом: пока я не пришла, вы пребывали в гордом одиночестве.
Бобби немного подумал.
– Возможно. Но вы таки пришли. – Он поправил винтовку на плече. – Пойдемте. Пора поужинать с отцом. – Он вздернул бровь. – Может быть, вы задержитесь и после того, как вытряхнете из нас то, что вам от нас нужно.
– Бобби…
Но он уже поднес руки к металлическому обручу.
Ужин получился трудным.
Они втроем сидели под куполообразной крышей особняка Хайрема. В просветах между плывущими по небу тучами показывались то звезды, то тоненький серп луны. Более красивый вид неба трудно было себе представить, но Кейт была потрясена мыслью о том, что благодаря инфопроводам Хайрема небо очень скоро станет гораздо более скучным – когда в атмосфере сгорят последние спутники связи.
Еда, как и ожидала Кейт, была отлично приготовлена, а прислуживали за столом молчаливые дроны-роботы. Вот только подавали всего-навсего блюда из морепродуктов, какими можно было бы угоститься в любом из ресторанов Сиэтла, а вино оказалось бесхитростным калифорнийским шардоне. Никаких тебе намеков на непростое происхождение Хайрема, никакой оригинальности самовыражения.
Хайрем между тем постоянно держал Кейт в фокусе внимания.
Он засыпал ее вопросами, а стоило ей ответить, спрашивал еще и еще – о ее прошлом, о семье, о карьере; и всякий раз Кейт ловила себя на том, что сказала больше, чем хотела сказать.
Во враждебности Хайрема она не сомневалась, хотя тот и старался прятать ее под маской вежливости.
«Он знает, зачем я здесь», – решила Кейт.
Бобби вел себя тихо, ел мало. Невзирая на неприятную привычку избегать подолгу смотреть в глаза, он все-таки теперь словно бы больше замечал Кейт. Она чувствовала, что его влечет к ней, понять это было нетрудна – но к влечению явно примешивалось удивление. Быть может, ей удалось каким-то образом проколоть его неподатливую и скользкую шкуру, как она и надеялась.
«Или – что более вероятно, – подумала Кейт, – Бобби попросту озадачен тем, как на меня реагирует».
А возможно, все это были ее собственные фантазии и ей не стоило копаться в голове у других людей. Такую привычку у других она терпеть не могла.
– Не могу понять, – произнес Хайрем, – почему Полынь не могли обнаружить до две тысячи тридцать третьего года – объект диаметром четыреста километров? Да-да, я знаю, она находится за Ураном, но все же…
– Она необычайно темная и очень медленно движется, – объяснила Кейт. – По всей вероятности, это комета, но она намного крупнее любой из известных комет. Мы не знаем, откуда она взялась; возможно, существует целое облако таких объектов – где-то дальше Нептуна. Да в ту сторону никто особенно пристально и не смотрел. Даже система космического дозора сосредоточивает свое внимание на околоземном пространстве, на тех объектах, которые могут ударить по Земле в ближайшем будущем. Полынь была обнаружена компанией астрономов-любителей.
– Гм-м-м, – промычал Хайрем. – И вот теперь она направляется сюда.
– Да. Это случится через пятьсот лет.
– Но это еще так далеко. – Бобби махнул крепкой ухоженной рукой. – Наверняка есть какие-то планы на случай подобных непредвиденных обстоятельств.
– Какие планы? Бобби, Полынь – гигант. Мы не знаем ни единого способа, как можно было бы оттолкнуть эту тварь, – даже в теории. А когда этот камешек рухнет на Землю, прятаться будет негде.
– Мы не знаем ни единого способа? – сухо переспросил Бобби.
– Я имела в виду астрономов…
– А по вашему тону я уже почти представил себе, что вы ее и открыли.
Она была ему нужна. Так он отвечал на ее предыдущие уколы.
– Как легко спутать собственное достижение с тем, на которое надеются люди, верно? – Хайрем хихикнул. – А вы неплохо ладите, ребятки. Если уж между вами возникают споры… А вы, мисс Манцони, конечно, полагаете, что люди имеют право знать о том, что через пятьсот лет наступит конец света?
– А вы так не полагаете?
Бобби сказал:
– И вам безразличны последствия – самоубийства, подскок числа абортов, отказ от выполнения целого ряда проектов по защите окружающей среды?
– Я принесла плохую весть, – натянуто проговорила Кейт, – но не я принесла Полынь. Послушайте, если мы не будем информированы, мы не сможем действовать ни хорошо ни плохо; мы не сможем позаботиться о себе – за то время, какое у нас осталось. Правда, нельзя сказать, что перспективы у нас радужные. Возможно, самое лучшее из того, что мы могли бы предпринять, это отправить горстку людей в какое-нибудь более безопасное место – на Луну, на Марс, на какой-то астероид. Но даже это не станет гарантией сохранения вида, если только мы не обеспечим наличие размножающейся популяции. Спасутся, – тяжелым голосом произнесла она, – вне всякого сомнения, те, кто сейчас нами правит, и их отпрыски. Если только мы не очнемся от электронного наркоза.
Хайрем оттолкнулся от стола и загоготал.
– Электронный наркоз! Как это верно сказано! То есть – покуда средства для наркоза продаю я. – Он посмотрел на Кейт в упор. – Вы мне нравитесь, мисс Манцони.
«Лжец», – подумала она и сказала:
– Благодарю вас…
– Зачем вы здесь?
Последовала долгая пауза.
– Вы меня пригласили.
– Шесть месяцев и семь дней назад. Почему же только сейчас? Вы работаете на моих конкурентов?
– Нет, – вспыхнула Кейт. – Я – свободный художник.
Он кивнул.
– Тем не менее что-то вам здесь нужно. Сюжет, естественно. Полынь уже становится достоянием прошлого, и вам нужны свежеиспеченные триумфы, новые масштабы. Этим живут такие люди, как вы. Разве нет, мисс Манцони? Но что бы это могло быть такое? Наверняка – ничего личного. В моей жизни слишком мало того, что не освещено в средствах массовой информации.
Кейт осторожно проговорила:
– Осмелюсь заметить, несколько моментов существует. – Она вдохнула поглубже. – Я слышала, что у вас имеется новый проект. Новая область применения «червоточин», далекая от простых инфопроводов, которые…
– Вы явились сюда, чтобы разнюхать факты, – заключил Хайрем.
– Будет вам, Хайрем. Весь мир опутан вашими «червоточинами». Если бы я могла охватить остальное…
– Но вам ничего не известно.
«Я тебе покажу, что мне известно». Кейт возмутилась.
– Вы родились под именем Хирдамани Пейтел. Но еще до того, как вы родились, семья вашего отца была вынуждена бежать из Уганды. Этнические чистки, так ведь?
Хайрем был готов испепелить ее взглядом.
– Это все знают. В Уганде мой отец был банковским менеджером. В Норфолке он водил автобусы, поскольку никто не пожелал признать его квалификацию.
– Короче говоря, в Англии у вас особых радостей в жизни не было, – напирала Кейт. – Вы не смогли преодолеть расовые и классовые барьеры. И тогда вы уехали в Америку. Вы отреклись от имени, полученного при рождении, и приняли его англизированную версию. Вы приобрели известность как типичная модель поведения азиатов в Америке. И все же вы отрезали себя от своих этнических корней. Обе ваши жены были американками англосаксонского происхождения.
Бобби широко раскрыл глаза.
– Обе… жены?! Отец…
– Семья – это для вас все, – холодно продолжала Кейт, старательно удерживая внимание отца и сына. – И похоже, с помощью Бобби вы пытаетесь здесь создать династию. Возможно, это связано с тем, что вы ушли из семьи, бросили своего отца в Англии.
– Ах! – Хайрем театрально всплеснул ладонями, вымученно улыбнулся. – А я-то все гадал, когда же наконец к нашему застолью присоединится папаша Зигмунд! Так вот какой у вас сюжет. Хайрем Паттерсон создает «Наш мир», поскольку чувствует вину перед отцом!
Бобби нахмурился.
– Кейт, о каком это новом проекте вы говорите? «Неужели Бобби на самом деле не знал?»
Не сводя глаз с Хайрема и наслаждаясь нежданной властью над ним, Кейт проговорила:
– Проект настолько значительный, что ваш отец вызвал вашего брата из Франции.
– Брата…
– Настолько значительный, что он пригласил в качестве партнера-инвестора Билли-боба Микса. Микса, основателя «Мира Откровения». Вы слышали об этом, Бобби? Об этой новейшей замороченной и высасывающей денежки извращенческой религии, которая увлекла жалких легковерных граждан Америки…
– Это не имеет никакого отношения к делу, – отрезал Хайрем. – Да, я сотрудничаю с Миксом. Я буду сотрудничать с кем угодно. Если люди желают покупать мое оборудование для виртуальной реальности, чтобы увидеть Иисуса и Его апостолов, отплясывающих чечетку, я продам им мое оборудование. Кто я такой, чтобы кого-то судить? Не все такие ханжи, как вы, мисс Манцони. Не всем дана такая роскошь.
Но Бобби в упор смотрел на Хайрема.
– Мой брат?
Кейт изумилась и снова мысленно прокрутила в голове весь разговор.
– Бобби… Вы ничего об этом не знали, совсем ничего? Не только о проекте, но и о другой жене Хайрема, о его другом ребенке… – Она в изумлении уставилась на Хайрема. – Но как можно такое хранить в секрете?
Хайрем поджал губы. По взгляду было видно, как ненавистна ему Кейт.
– Сводный брат, Бобби. Всего лишь сводный.
Кейт тоном диктора добавила:
– Его зовут Давид. – Она произнесла это имя на французский манер. – Его мать была француженка. Ему тридцать два года – он на семь лет старше вас, Бобби. Он физик. Дела у него идут хорошо, его называют новым Хокингом[10]. О, и еще он – католик. Истинно верующий, судя по всему.
Бобби, похоже, не разозлился. Он был еще более озадачен.
– Почему ты мне не говорил? – спросил он у Хайрема.
Тот ответил:
– Тебе не надо было знать.
– А этот новый проект – каким бы он ни был? Почему ты мне о нем ничего не рассказывал?
Хайрем встал.
– С вами было на редкость приятно пообщаться, мисс Манцони. Дроны проводят вас.
Кейт поднялась.
– Вы не помешаете мне напечатать то, что мне известно.
– Печатайте что хотите. Ничего серьезного у вас нет.
«Он прав». Кейт понимала это.
Она направилась к выходу. Эйфория быстро таяла.
«Я все испортила, – думала она. – Я хотела сблизиться с Хайремом. А мне пришлось порезвиться и превратить его в своего врага».
Она обернулась. Бобби все еще сидел за столом. Он смотрел ей вслед, широко раскрыв странные глаза, похожие на витражи.
«Мы еще увидимся, – подумала Кейт. – Может быть, еще не все кончено».
Створки дверей начали закрываться. Последнее, что увидела Кейт, было то, как Хайрем заботливо накрыл руку сына своей рукой.
/3/
ЧЕРВЯТНИК
Хайрем ждал Давида Керзона в зале прибытия Международного аэропорта Сиэтла. Он сразу пошел в атаку – немедленно обнял Давида за плечи и притянул к себе. Давид почувствовал запах крепкого одеколона, синтетического табака, каких-то специй. Хайрему скоро должно было исполниться семьдесят лет, но по тому, как он выглядел, трудно было сказать, что это так, – без сомнения, благодаря омолаживающей терапии и умелым пластическим операциям. Он был высок и темноволос, а Давид, который пошел в мать, был более приземист, светловолос и склонен к полноте.
Этот голос, которого Давид не слышал с тех пор, как ему было пять лет, это лицо – голубые глаза, крупный нос, – нависшее над ним, будто гигантская луна…
– Мой мальчик. Как же мы давно не виделись… Пойдем, нам нужно многое наверстать.
Большую часть времени, пока Давид летел в Сиэтл из Англии, он мысленно готовился к этой встрече.
«Тебе тридцать два года, – твердил он себе. – У тебя прочное положение в Оксфорде. Твои работы, твою популярную книгу по экзотической математике в области квантовой физики очень хорошо приняли. Пусть этот человек – твой отец. Но он бросил тебя и не имеет над тобой никакой власти. Ты уже взрослый. У тебя есть вера. Тебе нечего бояться».
Но Хайрем, как наверняка и намеревался, за первые же пять секунд после встречи разрушил все рубежи обороны Давида. Давид, совершенно обескураженный, позволил себя увести.
Хайрем повез сына прямо в научно-исследовательский центр, который он окрестил «Червятником», – на север от Сиэтла. Поездка в «роллс-ройсе», оборудованном «умным» двигателем, получилась быстрой и немного страшноватой. Управляемые позиционными спутниками и бортовым искусственным интеллектом автомобили неслись по автострадам со скоростью выше ста пятидесяти километров в час, и при этом расстояние между задним бампером одной машины и передним – другой было не больше нескольких сантиметров; такого экстремального дорожного движения Давид в Европе не видел.
А вот город – то немногое в нем, что удалось заметить по пути, – показался Давиду вполне европейским: красивые, заботливо ухоженные дома с прекрасными видами на горы и море.
Современные детали архитектуры разумно и изящно сочетались с общим ощущением пространства. В центре города царило оживление: начался сезон рождественских распродаж.
С детства у Давида о Сиэтле сохранились отрывочные воспоминания: он помнил небольшую лодку, которую отец, бывало, выводил из Саунда[11], прогулки по снегу зимой. Конечно, он и прежде не раз возвращался в Америку – теоретическая физика была международной наукой. Но он никогда не бывал с тех пор в Сиэтле – с того самого дня, когда его мать незабываемо бурно собрала вещи и вместе с сыном покинула дом Хайрема.
Хайрем говорил беспрестанно, засыпая сына вопросами.
– Ну, так ты окончательно обосновался в Англии?
– Ты же знаешь, какой там климат. Но даже в заледеневшем Оксфорде жить замечательно. Особенно с тех пор, как за кольцевую дорогу запретили въезжать на личном автотранспорте, и…
– А эти выпендрежники британцы не дразнят тебя за твой французский акцент?
– Отец, я француз. Это моя сущность.
– Но не твое гражданство. – Хайрем хлопнул сына по колену. – Ты американец. Не забывай об этом. – Он чуть опасливо посмотрел на Давида. – Ты все еще подвизаешься?
Давид улыбнулся.
– Ты имеешь в виду, католик ли я все еще? Да, отец.
Хайрем проворчал:
– Все твоя треклятая мамочка. Самая моя большая ошибка – это то, что я с ней связался, не приняв в расчет ее религию. А она взяла и заразила тебя вирусом святошества.
Давид вспыхнул.
– Это звучит оскорбительно.
– Да. Прости. Так что же, в Англии сегодня католикам живется хорошо?
– С тех пор как католическая церковь восстановлена в правах, Англия стала обладательницей одной из самых здоровых католических общин в мире.
Хайрем буркнул:
– Не так часто услышишь слова «здоровый» и «католический» в одном предложении… Мы приехали.
Они поравнялись с просторной автостоянкой. Машина подъехала к свободному парковочному месту и остановилась. Давид вышел и последовал за отцом. Океан был совсем рядом, и Давида сразу окутал прохладный, пропитанный морской солью воздух.
Автостоянка примыкала к большой, грубовато сработанной постройке из бетона и гофрированного металла, похожей на авиационный ангар. Гигантские ворота в торце здания были приоткрыты. Около «ангара» было сложено много картонных коробок. Автокары-роботы перевозили их внутрь здания.
Хайрем подвел сына к небольшой, в рост человека, двери, вырезанной в боковой стене. В сравнении с размерами постройки дверь казалась предназначенной для карликов.
– Добро пожаловать в центр вселенной! – пригласил Хайрем Давида и вдруг устыдился. – Послушай, я сразу потащил тебя сюда, не подумал. Ты ведь только что прилетел. Тебе нужно отдохнуть, принять душ…
Хайрем, похоже, искренне заботился о его благе, и Давид не смог удержаться от улыбки.
– Может быть, кофе я бы выпил чуть попозже. Ну, показывай свою новую игрушку.
Внутри было холодно, как в пещере. Звук шагов по пыльному бетонному полу эхом отлетал от стен. Повсюду под рифленым потолком висели яркие лампы. Помещение было залито холодным, всюду проникающим дневным светом. Царило ощущение спокойствия, безмолвия. Обстановка больше напомнила Давиду храм, чем техническое учреждение.
Этот голос, которого Давид не слышал с тех пор, как ему было пять лет, это лицо – голубые глаза, крупный нос, – нависшее над ним, будто гигантская луна…
– Мой мальчик. Как же мы давно не виделись… Пойдем, нам нужно многое наверстать.
Большую часть времени, пока Давид летел в Сиэтл из Англии, он мысленно готовился к этой встрече.
«Тебе тридцать два года, – твердил он себе. – У тебя прочное положение в Оксфорде. Твои работы, твою популярную книгу по экзотической математике в области квантовой физики очень хорошо приняли. Пусть этот человек – твой отец. Но он бросил тебя и не имеет над тобой никакой власти. Ты уже взрослый. У тебя есть вера. Тебе нечего бояться».
Но Хайрем, как наверняка и намеревался, за первые же пять секунд после встречи разрушил все рубежи обороны Давида. Давид, совершенно обескураженный, позволил себя увести.
Хайрем повез сына прямо в научно-исследовательский центр, который он окрестил «Червятником», – на север от Сиэтла. Поездка в «роллс-ройсе», оборудованном «умным» двигателем, получилась быстрой и немного страшноватой. Управляемые позиционными спутниками и бортовым искусственным интеллектом автомобили неслись по автострадам со скоростью выше ста пятидесяти километров в час, и при этом расстояние между задним бампером одной машины и передним – другой было не больше нескольких сантиметров; такого экстремального дорожного движения Давид в Европе не видел.
А вот город – то немногое в нем, что удалось заметить по пути, – показался Давиду вполне европейским: красивые, заботливо ухоженные дома с прекрасными видами на горы и море.
Современные детали архитектуры разумно и изящно сочетались с общим ощущением пространства. В центре города царило оживление: начался сезон рождественских распродаж.
С детства у Давида о Сиэтле сохранились отрывочные воспоминания: он помнил небольшую лодку, которую отец, бывало, выводил из Саунда[11], прогулки по снегу зимой. Конечно, он и прежде не раз возвращался в Америку – теоретическая физика была международной наукой. Но он никогда не бывал с тех пор в Сиэтле – с того самого дня, когда его мать незабываемо бурно собрала вещи и вместе с сыном покинула дом Хайрема.
Хайрем говорил беспрестанно, засыпая сына вопросами.
– Ну, так ты окончательно обосновался в Англии?
– Ты же знаешь, какой там климат. Но даже в заледеневшем Оксфорде жить замечательно. Особенно с тех пор, как за кольцевую дорогу запретили въезжать на личном автотранспорте, и…
– А эти выпендрежники британцы не дразнят тебя за твой французский акцент?
– Отец, я француз. Это моя сущность.
– Но не твое гражданство. – Хайрем хлопнул сына по колену. – Ты американец. Не забывай об этом. – Он чуть опасливо посмотрел на Давида. – Ты все еще подвизаешься?
Давид улыбнулся.
– Ты имеешь в виду, католик ли я все еще? Да, отец.
Хайрем проворчал:
– Все твоя треклятая мамочка. Самая моя большая ошибка – это то, что я с ней связался, не приняв в расчет ее религию. А она взяла и заразила тебя вирусом святошества.
Давид вспыхнул.
– Это звучит оскорбительно.
– Да. Прости. Так что же, в Англии сегодня католикам живется хорошо?
– С тех пор как католическая церковь восстановлена в правах, Англия стала обладательницей одной из самых здоровых католических общин в мире.
Хайрем буркнул:
– Не так часто услышишь слова «здоровый» и «католический» в одном предложении… Мы приехали.
Они поравнялись с просторной автостоянкой. Машина подъехала к свободному парковочному месту и остановилась. Давид вышел и последовал за отцом. Океан был совсем рядом, и Давида сразу окутал прохладный, пропитанный морской солью воздух.
Автостоянка примыкала к большой, грубовато сработанной постройке из бетона и гофрированного металла, похожей на авиационный ангар. Гигантские ворота в торце здания были приоткрыты. Около «ангара» было сложено много картонных коробок. Автокары-роботы перевозили их внутрь здания.
Хайрем подвел сына к небольшой, в рост человека, двери, вырезанной в боковой стене. В сравнении с размерами постройки дверь казалась предназначенной для карликов.
– Добро пожаловать в центр вселенной! – пригласил Хайрем Давида и вдруг устыдился. – Послушай, я сразу потащил тебя сюда, не подумал. Ты ведь только что прилетел. Тебе нужно отдохнуть, принять душ…
Хайрем, похоже, искренне заботился о его благе, и Давид не смог удержаться от улыбки.
– Может быть, кофе я бы выпил чуть попозже. Ну, показывай свою новую игрушку.
Внутри было холодно, как в пещере. Звук шагов по пыльному бетонному полу эхом отлетал от стен. Повсюду под рифленым потолком висели яркие лампы. Помещение было залито холодным, всюду проникающим дневным светом. Царило ощущение спокойствия, безмолвия. Обстановка больше напомнила Давиду храм, чем техническое учреждение.