Балабуха Андрей Дмитриевич. Фантастические рассказы

   В воздухе вокруг глобуса переплетались маршруты дирижаблей и стратопланов, крутые кривые суборбитальников и обрывающиеся в полутора метрах от поверхности гиперболы космических линий, стягивающиеся к двум космодромам планеты. В целом все это походило на муляж нервной или кровеносной системы некоего организма. Да оно и было, в сущности, организмом, сложным, непослушным порой, - хотя и редко, очень редко, организмом, мозг которого размещался здесь, в комплексе Транспортного Совета.
   Конечно, системе этой было далеко до глобальности: наземные трассы покрывали только Эрийский материк, оставляя Пасифиду нетронутой за исключением узкой прибрежной полосы на востоке. Морские линии тоже соединяли лишь порты Эрии выбросив в океан всего два уса - к Архипелагу и к Восточному берегу Пасифиды. Естественно: ведь Ксения всего лишь второй век обживается Человечеством, и население ее составляет еще только полмиллиарда...
   Дубах допил сок, бросил стакан в утилизатор и в последний раз взглянул на глобус. Пусть системе этой далеко до совершенства, но она живет, растет развивается, - а в этом и его жизнь, жизнь координатора Транспортного Совета Тудора Дубаха.
   По дороге к себе он заглянул в диспетчерскую Звездного Флота, где Гаральд Свердлуф, навалившись грудью на стол, отмечал положение кораблей большого каботажа.
   Доброе утро, Гаральд!
   - Доброе утро, координатор, - откликнулся тот.
   Дубах заглянул в карту. Хорошо: все боты идут в графике. Впрочем, на каботажных маршрутах за последние десять лет сбой был лишь однажды...
   - Что транссистемники, Гаральд?
   Свердлуф поднял голову.
   - Каргоботы с Пиэрии вытормозятся из аутспайса завтра к двадцати ноль-ноль по среднегалактическому. "Бора" прибыл на Лиду, - АС-грамма принята сегодня в восемь семнадцать.
   - А "Дайна"? - спросил Дубах.
   - Там же, - тихо ответил Свердлуф и отвел глаза. Когда корабли опаздывали, он всегда почему-то чувствовал себя виноватым. - Все еще опаздывает... Маршевый греборатор - это серьезно, Тудор.
   - Знаю. И об этом я буду говорить с заводом. Но выход из графика - это тоже серьезно. Уже двое суток; Гаральд, Двое суток! А на "Дайне" - сколько пассажиров на "Дайне"?
   - Пятьсот.
   - В том-то и дело. Когда опаздывает каргобот - это плохо. Но когда опаздывает лайнер... Аварийник вышел?
   - Вчера.
   - Почему?
   - Болл хотел справиться сам.
   С греборатором? - Дубах усмехнулся. - Однако... Когда рандеву?
   - Аварийник идет на пределе, Тудор.
   - Когда?
   Свердлуф снова почувствовал себя виноватым.
   - Завтра. К семнадцати по среднегалактическому.
   Дубах кивнул.
   - Хорошо Гаральд. Если что-нибудь изменится - немедленно сообщите мне. И передайте по смене. Даже если ночью. Спокойной вахты!
   "Болл, - подумал Дубах, выйдя из диспетчерской. - Болл... Болл хороший пилот. Но - авантюрист слегка. Рассчитывает справиться с греборатором своими силами?! Жаль".
   Придя к себе, он прежде всего связался с отделом личного состава.
   - Лурд? Доброе утро. Да, Дубах. Вот что, Лурд: свяжитесь с базой Пионеров и узнайте, есть ли у них вакантные места пилотов. Есть? Сами запрашивали у вас? Превосходно. Откомандируйте в их распоряжение первого пилота Болла с транссистемного лайнера "Дайна". Пионерам нужен прекрасный пилот, а не мальчик, не так ли? И Болл подойдет им. Больше, чем нам, да. Нет, иначе я не дам добро на выход "Дайны". Ну вот и договорились. Спасибо!
   Жаль. Впрочем, у Пионеров Боллу будет только лучше. И Пионеры не связаны никакими графиками. И не перевозят людей. А на линейных маршрутах нужны пилоты, при любых обстоятельствах приходящие вовремя.
   Насколько все-таки проще с наземными коммуникациями: все автоматизировано до предела, человек выполняет только контрольные функции. Да и на воздушных - тоже. Хуже всего приходится отделам Звездного Флота, морских перевозок и индивидуального транспорта - им пространство поддаетс труднее.
   Пространство... Дубах не признавал его. Потому что пространство - лишь функция времени. Оно измеряется не километрами, не парсеками, а временем потребным на его преодоление. И Дубах боролся с ним, стремясь уменьшить это время. Потому что время, затраченное на преодоление пространства, потерянное. И пусть жизнь человека за последние несколько веков изменилась без малого вдвое, но увеличились и расстояния...
   Дубах взглянул на часы. Пора. Он включил селектор.
   - Прошу дать сводку по отделам.
   Сводка была хорошей. Вот только... Он вызвал Баррогский стройотряд.
   - Панков? Доброе утро. Говорит координатор. Что там у вас стряслось, Виктор?
   - Между отрогом Хао-Ян и водоразделом пошли породы повышенной тугоплавкости. Геологи подкачали слегка.
   - С них спрос особый.
   - Плавление полотна замедлилось в полтора раза.
   - И?..
   - Войдем в график, когда пройдем водораздел.
   - Прекрасно. - Дубах улыбнулся. - А пока люди должны добираться до Рудного воздухом? На гравитрах? Вибропланами? Энтокарами? Триста километров гравитром - это, наверное, очень хорошо? Как вы думаете?
   - А где я возьму энергию? Скажите все это план-энергетику, - не выдержал Панков.
   - Скажу. И энергия вам будет - спрашивайте! Спрашивайте все, что нужно. Но зато - давайте мне время. Ваша ТВП-трасса сэкономит каждому работающему в Рудном больше часа, Виктор. Больше часа!
   - Мы не на Земле, координатор. И энергобаланс у нас пока что другой.
   - Да, не на Земле. Там шесть миллиардов людей, а у нас - пятьсот миллионов. Но разве поэтому они должны пользоваться меньшим комфортом? Конкретно: что вам нужно, чтобы войти в график? Энергии у нас хватит, и не надо беречь ее там где речь идет о людях!
   - Два "аргуса", комплект каналов Литтла и хотя бы три комбайна.
   - Будут вам "аргусы", - пообещал Дубах. - Но...
   - Ладно, - сказал Панков, и Дубах почувствовал, что тот улыбается. Остальное наше дело.
   "Аргусы" - атомные реакторы на гусеничном ходу - это дефицит. Их привозят с Лиды и с Марса, а на самой Ксении пока что производить их негде. И Дубах еще не знал, где он их достанет. Но в том, что достанет, не сомневался. Правда, ему предстоял пренеприятный разговор с план-энергетиком, но к этому они оба уже привыкли, и споры и препирательства их были скорее традицией, чем необходимостью. В том, что при всей своей прижимистости Захаров "аргусы" выделит, Дубах был уверен. А комбайны и каналы Литтла - это несложно, можно перебросить откуда-нибудь хоть с Терры например.
   Он снова включил селектор.
   - Весли, прошу вас, подготовьте мне быстренько цифры по пассажиропотоку к Рудному, - для Захарова. А то баррожцы застряли с ТВП-трассой и им нужна дополнительная энергия.
   - Когда?
   - Пары часов хватит?
   Слышно было, как Тероян выразительно вздохнул.
   - Вот и прекрасно, - сказал Дубах. - Спасибо Весли.
   Заверещал сигнал видеовызова. Дубах включил экран. Это был Ходокайнен из морского отдела.
   - Тудор, в Лабиринте сел на риф контейнер...
   Этого Дубах всегда боялся, - контейнеры с нефтью, буксируемые через Проливы... Дотянут они нефтепровод, наконец? На мгновенье перед Дубахом встала прекрасная в своей законченности картина. Он увидел расставленные через каждые триста метров трехногие опоры с катушками толкателей на вершинах и летящую сквозь них тяжеловесную нефтяную струю... Когда?! Впрочем, теперь уже...
   - Сколько? - теперь уже оставалась только робкая надежда на то, что контейнер малотоннажный.
   - Десять тысяч.
   Десять тысяч тонн нефти, пленкой, мономолекулярной пленкой покрывающие акваторию Проливов...
   - Совет Геогигиены оповещен?
   - Да. Химэскадрилья поднята... - Ходокайнен взглянул на часы, - ...семь минут назад. Через шесть они будут над Проливами.
   - Так, - сказал Дубах, чувствуя, что у него начинают болеть скулы. Что с бактериологами?
   - Извещены.
   Подведем итоги. Химэскадрилья прекратит расползание, локализует очаг, но и только. Дело за микрофауной, которая должна эту нефть уничтожить. Но ей нужно время, время...
   - Кто руководит операцией в целом?
   - Вазов.
   Это хорошо. Значит, ничего не будет упущено.
   - По окончании операции капитана буксира ко мне.
   Ходокайнен кивнул. Ему было жалко капитана, но Дубах, наверное прав. Почему-то получается, что Дубах всегда прав...
   2
   О предстоящей поездке к Бихнеру он вспомнил только в три часа. Словно сработал в нем какой-то механизм, выудивший из памяти нужную карточку: ведь, казалось, забыл, напрочь забыл, но в последний момент вспомнил-таки. И ровно за тридцать секунд до того, как прозвучал контрольный сигнал Таймера.
   ...Бихнер позвонил вчера в конце дня.
   - Добрый день, Тудор! Знаю вашу постоянную занятость, но все же хочу попросить вас завтра в четыре поприсутствовать при одном нашем эксперименте. Любопытном, я бы сказал, эксперименте. Надеюсь, вам тоже будет любопытно.
   - Хорошо, - сказал Дубах. Непременно буду. Спасибо, Эзра.
   Лаборатория Бихнера весь последний год терроризировала его. Они ежемесячно съедали годовой энергетический лимит, и Дубах сам не до конца понимал, каким образом ему удавалось получить от Захарова энергию для их ненасытной аппаратуры. Но похоже они добились чего-то стоящего - судя по тону Эзры и его непривычному лаконизму.
   Дубах в последний раз включил селектор.
   - Я буду в Исследовательском, у Бихнера. Если поступят информации о "Дайне" и Проливах - передайте мне немедленно. Спасибо!
   Исследовательский Центр находился на равнине, километрах в пятидесяти от Совета и Дубах решил добираться энтокаром. Это минут пятнадцать. Впрочем, через несколько месяцев здесь пройдет линия метрополитена, и тогда время сократится до двенадцати минут. Каждая минута, отвоеванная у пространства, была для Дубаха личной победой, потому что борьбе этой он отдал всего себя. В среднем согласно статистике каждый житель Ксении ежедневно тратит на транспорт около полутора часов. А это значит, что на полтора часа человек выбывает из активной жизни. Конечно, в дороге можно думать; можно читать, разговаривать по связи. Но все это - паллиативные решения. Компромисс. Уступка вынужденности. Дубах всегда ненавидел компромиссы, хотя ему и случалось - достаточно часто случалось - идти на них.
   Бихнер поднялся ему навстречу.
   - По вашему появлению можно проверять часы, Тудор! Признайтесь по секрету - я никому не скажу! - с вами не занимались вивисекторы из группы Оффенгартена?
   Дубах рассмеялся: Оффенгартен занимался проблемой биологических часов.
   - Нет, - сказал он. - И не выдавайте меня: я по характеру не гожусь в подопытные. И вообще - давайте без дипломатии. Знаю я эту вашу слабость, как и вы мою... Так какими чудесами вы хотите меня поразить?
   - Как вам сказать, Тудор?.. Имейте терпение; сами увидите.
   И Дубах увидел. Внешне все выглядело весьма буднично. Стол - большой лабораторный стол метров пять длиной с матовым покрытием из лондропласта. На каждом конце стола стояло по маленькой клетке, в одной из них спокойно охорашивался белый мышонок. От обеих клеток вертикально вверх уходил пучок проводов.
   - Начнем? - спросил Бихнер.
   - Я весь внимание - сказал Дубах, и это было правдой.
   Исследовательский Центр был его детищем в полном смысле слова. Если транспорт на Ксении существовал задолго до появления Дубаха и он лишь способствовал росту, расширению, совершенствованию коммуникаций, то Центр создавал он - от начала и до конца. Он сумел подключить к работе самых талантливых и оригинальных ученых - не только Ксении, но и с других планет. Бихнера, например, он сманил из Института Физики Пространства на Земле. Центр доставлял Дубаху хлопот не меньше чем все транспортные сети, вместе взятые. Он поглощал энергию в неимоверных, фантастических количествах. Он требовал уникальную аппаратуру чуть ли не до ее появления: стоило просочиться сообщению, что где-нибудь на Пиэрии разработана нова конструкция ментотрона например, как неизбежно оказывалось, что Центру он нужен прямо-таки позарез, и Феликс Хардтман из отдела снабжения хваталс за голову и обрушивал на Дубаха такое... Но зато Центр работал. Как это бывает всегда, девяносто девять из ста их идей оказывались просто бредом, но они наталкивали на ту сотую... Кто знает, может быть сейчас ему покажут результат именно сотой идеи?
   - Смотрите, - сказал Бихнер. - Смотрите внимательно. - И в сторону: Вано, пуск!
   Сперва Дубах вообще ничего не заметил. И лишь через несколько секунд осознал что мышонок продолжает умываться уже в _другой_ клетке.
   - Что это? - спросил он у Бихнера.
   - Не кажется ли вам, координатор, что вы хотите от меня слишком многого? Я вам показал - этого мало?
   - Мало, - сказал Дубах каким-то петушиным голосом.
   - Условно мы назвали его "телепортом". Весьма условно. Суть мгновенное перемещение объекта в пространстве.
   - Мгновенное, - повторил Дубах. - Мгновенное. Очень интересно... Но как?
   - Мы сами еще до конца не понимаем. Очень грубо, я бы даже сказал примитивно грубо, это можно уподобить тому, как электрон не существует в момент перехода с орбиты на орбиту, исчезая с одной и одновременно появляясь на другой. Но это не аналогия, пожалуй. Это скорее метафора.
   - Дистанция?
   - Как вам сказать, Тудор... Пока мы дошли до пяти метров. Причем переброска одного этого мышонка через стол обошлась по крайней мере в полет к Лиде. Да и проживет этот мышонок не дольше суток: происходят какие-то изменения на субатомном уровне, а какие именно - мы еще не установили. Обещали помочь ребята из Биоцентра, но боюсь, им этот орешек не по зубам. Вот если бы привлечь группу Арендса и Ривейры, - они занимаются сходной проблемой... - Бихнер метнул на Дубаха косой взгляд; тот кивнул, - что ж, ничего невозможного. - Потому-то мы пока и пригласили только вас, Тудор. Строить, как это называлось?.. Триумфальную арку вот, строить ее еще рано. До практического применения - годы, а то и десятилетия. Эффект получен экспериментально; его нужно обосновать, изучить, изменить. Многое, очень многое, - да что я вам объясняю, Тудор! Дальние же перспективы вы видите лучше меня.
   Дубах видел.
   Это была победа. Победа окончательная и обжалованию не подлежащая. И уверенность в этом ему придавала будничность, заурядность обстановки. Победа! Ибо время перемещения в пространстве сведено к нулю. К _нулю_! Это - последнее поражение пространства, которое до сих пор лишь отступало, медленно, с трудом, огрызаясь, требуя жертв, - и временем, и людьми даже, что еще страшнее, что самое странное, самое нетерпимое для человека. Но от этого удара пространству уже не оправиться. Никогда. Во веки веков.
   - Эзра, - сказал Дубах. - Вы знаете, что это такое? Это не жалкие клочки, не увеличение скорости карвейра. Это - победа!
   Бихнер счастливо улыбнулся:
   - До победы еще очень далеко, Тудор. Оч-чень. Но я рад, что вы понимаете это так. Я знал, что вы первый, кто поймет это. Спасибо!
   3
   Перед уходом Дубах еще раз связался с Советом. Аварийник шел к точке рандеву с "Дайной", выжимая из своих гребораторов все, что можно. Может быть, он придет даже раньше, чем обещал. Бактериологи вылетели и сейчас уже приступают к севу. Похоже, на этот раз все обойдется более или менее благополучно. Хотя о каком благополучии можно говорить, когда по поверхности Проливов разлилось десять тысяч тонн нефти?! "Да, веселый будет разговор в Совете Геогигиены, - подумал Дубах. И они будут правы, абсолютно правы. Когда же, наконец, нефтяники справятся с нефтепроводом и мы скинем с плеч танкерный флот? Нескоро еще ох, нескоро..."
   Дубах с места рванул энтокар вверх прямо в седьмой - скоростной горизонт. До дому отсюда около часа лету. Он перевел управление на автоматику, повернул к себе проектор и вставил в него маленькую кассетку книгофильма.
   "Пройдет десять, пусть двадцать даже лет, - и не нужно будет ни энтокаров, ни вибропланов, ни карвейров, - подумалось ему. - Это всегда казалось мечтой, недостижимой, как горизонт. Целью, к которой можно лишь асимптотически приближаться, как к скорости света в обычном пространстве. И вот мечта стала реальностью, хотя и отдаленной еще, но уже вполне достижимой и ощутимой. Доживу ли я до этого, - подумал он. - Очень хочетс дожить..."
   И вдруг ему стало грустно. Он понял, не только разумом, но всем существом ощутил, что жизнь его уже _сделана_. Как бывает сделана вещь. Может быть, причина крылась в его фанатической почти приверженности одной идее?
   "Нет, - сказал он себе. - Нет, так нельзя. Думай о том, как это будет победа".
   "Я и думаю, - ответил он себе, - и я сделаю все, чтобы победа пришла скорее. Как делал до сих пор. Как не умею делать иначе. Но все-таки хорошо, что она наступит еще не сегодня. Будь она возможна сегодня сделал бы все, что могу. Но это будет еще нескоро - "телепорт", - как говорит Эзра. И, может быть, я просто не доживу. Ведь победа победе рознь. И бывают сокрушительные победы, - как эта, потому что она отменит меня. Ведь я знаю, как жить для победы. Точнее - как жить для борьбы за победу. Но что делать, когда победа отменяет тебя?.."
   На мгновенье его охватило острое сочувствие к пространству пространству, с которым он боролся всю жизнь. Ведь, уничтожив пространство, "телепорт" отменит и Дубаха, координатора Транспортного Совета Ксении.
   В это время раздался сигнал вызова.
   - Слушаю, - сказал Дубах.
   - Говорит Свердлуф. Болл сообщил, что авария ликвидирована и "Дайна" идет своим ходом. Я возвращаю аварийник координатор, - последнее было сказано тоном полувопросительным-полуутвердительным.
   - Да, - сказал Дубах, чувствуя, как отходит куда-то его ненужная тоска. - Правильно Гаральд. Спасибо.
   "Все-таки молодец этот Болл! С таким пилотом расставаться жаль. Но у Пионеров ему будет только лучше. А на линейных трассах нужны пилоты, не выходящие из графика ни при каких обстоятельствах. Потому что... Зачем объясняю все это себе, - подумал Дубах. - Оправдываюсь? В чем? Разве что-нибудь неясно? Разве я сомневаюсь? Нет. Все правильно. Все идет так. Как должно быть".
   Внизу, под энтокаром, стремительно скользила назад травянистая равнина с одинокими купами деревьев, отталкивающихся от своих вытянутых теней. Пространство ее казалось безграничным - от горизонта до горизонта. И столь же безграничное воздушное пространство охватывало точку машины со всех сторон. Но Дубах явно ощущал всю эфемерность, обреченность пространства. Ибо каким бы ни казалось оно могучим, уже существовал маленький белый мышонок, спокойно охорашивающийся в своей клетке. И сейчас Дубах думал об этом с отстраненным спокойствием триумфатора, одержавшего сокрушительную победу.
   Андрей Балабуха. Усть-Уртское диво
   Чем больше времени проходит со дня, когда явилось нам "усть-уртское диво", тем чаще я вспоминаю и думаю о нем. Интересно, происходит ли то же с остальными? Как-нибудь, когда все мы соберемся вместе, я спрошу об этом. Впрочем, все мы не соберемся никогда. Потому что... Мне кажется, что это должен был пойти туда, но тогда у меня просто не хватило смелости. Да и сейчас - хватило бы? Не знаю. К тому же это неразумно, нерационально, наконец, просто глупо - в чем я был уверен еще тогда, остаюсь убежден и сейчас. И все же...
   "Усть-уртское диво..." О нем говорили и писали не много. Была статья в "Технике-молодежи", в разделе "Антология таинственных случаев", с более чем скептическим послесловием; небольшую заметку поместил "Вокруг света"; "Вечерний Усть-Урт" опубликовал взятое у нас интервью, которое с разнообразными комментариями перепечатали несколько молодежных газет... Вот и я хочу об этом написать.
   Зачем? Может быть, в надежде, что, описанное, оно отстранится от меня, отделится, уйдет, и не будет больше смутного и тоскливого предутреннего беспокойства. Может быть, чтобы еще раз вспомнить - обо всем, во всех деталях и подробностях, потому что, вспомнив, я, наверное, что-то пойму, найду не замеченный раньше ключ. Может быть, ради оправдания, ибо порой мне кажется, что все мы так и остались на подозрении. Впрочем, не это важно. Я хочу, я должен написать...
   Как всегда, разбудил нас в то утро Володька. Хотя "всегда" - это слишком громко сказано. Просто за пять дней похода мы привыкли уже, что он первым вылезает из палатки - этакий полуобнаженный юнги бог - и, звучно шлепая по тугим крышам наших надувных микродомов, орет во всю мочь:
   - Вставайте, дьяволы! День пламенеет!
   И мы, ворча, что вот не спится ему - и без того, мол, вечно не высыпаешься, так нет же, и в отпуске не дают, находятся тут всякие джеклондоновские сверхчеловека! - выбирались в колючую прохладу рассвета.
   Но на этот раз вашему возмущению не было предела. Потому что день еще и не собирался пламенеть, и деревья черными тенями падали в звездную глубину неба.
   - Ты что, совсем ополоумел? - не слишком вежливо осведомился Лешка и согнулся, чтобы залезть обратно в палатку.
   Я промолчал: не то чтобы мне нечего было сказать - просто я еще не проснулся до конца, что вполне понятно после вчерашней болтовни у костра, затянувшейся часов до трех. Промолчали и Толя с Наташей - думаю, по той же причине. Все-таки будить через два часа - это садизм.
   - Сам сейчас ополоумеешь, - нагло пообещал Володька. - А ну-ка пошли, ребята!
   Хотя Володька был самым младшим из нас, двадцатилетний студент, мальчишка супротив солидных двадцатисемилетних дядей и тетей, но командовать од умел здорово. Было в его голосе что-то, заставившее нас пойти за ним без особого сопротивления. К счастью, идти пришлось недалеко - каких-нибудь метров сто.
   - Это что за фокусы? - холодно поинтересовался Лешка и пообещал: - Ох и заработаешь ты у меня когда-нибудь, супермен, сердцем чую...
   - А хороший проектор! - причмокнул Толя. - Где ты его раздобыл?
   Действительно, первое, что пришло нам в голову, - это мысль о проекторе. И естественно. Между двумя соснами был натянут экран, а на нем замер фантастический пейзаж в стиле Андрея Соколова. Четкость в глубина изображения вызывали восхищение. Казалось, между соснами-косяками открылась волшебная дверь, ведущая в чужой мир. Багровое солнце заливало густым, словно сжиженным светом темный лесок, волнами уходивший вдаль туда, где вычертились в изумрудно-зеленом небе горы, внизу неопределенно темные, не то исчерна-синие, не то иссиня-зеленые, увенчанные алыми снежными шапками. Справа высилась густо-фиолетовая скала, отбрасывавша ломаную, какую-то даже изорванную тень. Формой она походила на морского конька, стилизованного под новомодные детские игрушки, изображающие зверей, и в этой тени едва ощутимо чувствовалось что-то - не то куст, не то щупальца какого-то животного.
   - Замечательно красиво! - Наташа передернула плечами. - Молодец, Володька, днем не рассмотреть было бы!
   - Да при чем здесь я! - обиделся Володька. - Я из палатки вылез, отошел сюда, увидел - и побежал вас, чертей, будить!
   - А проектор сюда господь бог принес? - невинно полюбопытствовал Лешка.
   - В самом деле, Володька, хватит, - поддержал я. - Поиграли - и будет. Мы не в обиде, картинка великолепная...
   - Дался вам проектор! Да где он? Где? И где его луч?
   Луча и впрямь не было - сразу это как-то не дошло.
   Мы переглянулись.
   - Может, голограмма? - неуверенно спросила Наташа.
   Никто ей не ответил: представления о голографии у нас были одинаково смутные. Кто его знает!..
   - Или мираж?.. - предположил я.
   - Мираж? - переспросил Толя с убийственным презрением. - Где ты видел мираж ночью? Да еще с таким неземным пейзажем?
   - Неземным? - настороженно повторил Володька. - Ты сказал - неземным? Верно ведь! А если это...
   - ...мир иной? - съязвил Лешка. - Вогнуто-выпуклые пространства? Тоже мне Гектор Сервадак! Робинзон космоса!
   - А я верю, - тихо проговорила Наташа. Наверное, женщины больше нас подготовлены к восприятию чуда. - Это действительно - мир иной. Только какой?
   - Бред, - бросил Лешка, помолчал, потом развернул свою мысль более пространно: - Поймите вы, я сам фантастику читаю и почитаю. Но всерьез новая гипотеза может привлекаться лишь тогда, когда ранее известное не объясняет факта. Это - азы корректности. Зачем звать пришельцев из космоса, когда загадки земной истории можно объяснить земными же причинами? Зачем говорить об иных мирах, когда мы еще не выяснили - не галлюцинация ли это? Не мираж ли? Не какое-нибудь наведенное искусственное изображение? Мы не видим луча проектора? Но ведь есть и иные способы создания изображения. Мираж ночью? А вы точно знаете, что ночных миражей не бывает? Можете за это поручиться? Ты? Ты? Ты? - Он поочередно тыкал пальцем в каждого из нас. - Так зачем же зря фантазировать? Это всегда успеется.
   Возразить было трудно. Мы стояли, молча вглядываясь в картину.
   - Стоп! - сказал вдруг Володька. - Сейчас мы все проверим. Я мигом, ребята! - И он убежал к палаткам.
   - А ведь это... диво появилось недавно, - сказал Толя. Так родилось это слово - "диво": усть-уртское диво. - Часа три назад. От силы - четыре. Когда сушняк для костра собирали, я как раз между этими соснами прошел тут еще куст есть, я об пего ободрался, о можжевельник чертов...
   - Любопытно. - Лешка закурил, огонек отразился в стеклах очков. Знаете, чего мы не сообразили? Проектор, проектор... А экран? Мы ведь его только вообразили: есть проектор - должен быть и экран. Ведь эта штуковина болтается в воздухе. Правда, сейчас умеют создавать изображения и в воздухе, насколько я знаю.