мог заснуть. Ночной ветер слегка раскачивал могучие хвойные деревья, и
когда какая-нибудь ветка освобождалась от груза снега, с шумом сбрасывая
его на землю, герцог всякий раз вздрагивал. Это было глупо; он понимал,
что Нанкус и остатки его отряда не смогут преследовать их в темноте,
однако расшалившиеся нервы не давали ему покоя, а обостренные органы
чувств напряженно ловили каждый звук, каждый подозрительный шорох.
Когда Дэрин все-таки смыкал тяжелые веки, перед глазами начинали
плавать яркие световые пятна и оживали отдельные картины минувшего дня. Он
снова видел себя беспомощным пленником, видел, как Гэйлон подкрадывается
сзади к двум стражникам, беспечно играющим в кости в двух шагах от спящего
Нанкуса. Герцог все еще слышал тяжелый вздох, вырвавшийся из груди
лейтенанта, когда острие кинжала принца пронзило его сердце. Стэггер
удивленно глядел на то, как его товарищ с мукой на лице валится вперед, на
промасленный коврик, но тут смерть настигла и его, так и не стерев с его
губ недоуменного выражения. Принц прикончил обоих быстрее, чем Дэрин успел
бы вздохнуть.
Покончив с солдатами, Гэйлон вытер нож о рукав Роми и приблизился к
Нанкусу, который продолжал спать тяжелым пьяным сном. Гэйлон не стал
убивать капитана. В его позе и движениях герцог заметил нерешительность,
но не мог понять, чем она вызвана. Когда Гэйлон подошел к Дэрину, герцог
обратил внимание на то, что лицо его пылает, а глаза горят, как у больного
лихорадкой. Первым делом принц отвязал Эмбер и лишь потом разрезал веревки
на руках и ногах своего спутника.
Двигаясь бесшумно, они схватили каждый свой меч, и герцог, двигаясь за
Гэйлоном к тому месту, где была спрятана Кэти, отвязал двух лошадей с
телами убитых, ведя их за собой. Принц вопросительно посмотрел на него, и
Дэрин пробормотал:
- Мы выпустим их, когда отъедем подальше. Тогда у капитана появится
лишняя пара следов, и он не будет знать, по которым же ему последовать за
нами.
Гэйлон только хмуро кивнул, садясь в седло.
Когда они уже отъехали довольно далеко, Дэрин внимательно посмотрел на
принца и задумался о том, сможет ли он когда-нибудь подумать о
десятилетнем мальчике как о ребенке. Еще позднее, когда стемнело и они
продолжили свой путь пешком, Гэйлон вдруг упал на снег, не в силах сделать
больше ни шагу, и Дэрин, преодолевая собственную неимоверную усталость,
поднял Гэйлона на руки и пронес его последние несколько десятков шагов.
Именно тогда, когда он почувствовал его тонкие кости даже сквозь грубый
плащ, Дэрин осознал, что Гэйлон все еще по-детски раним и легко уязвим.
Устроившись внутри пня, он набросил сверху одеяло наподобие палатки,
стараясь удержать при помощи него даже малейшую частицу тепла, которое
покидало их тела вместе с дыханием. Гэйлон открыл глаза и слабо позвал
его:
- Дэрин?
Горькие воспоминания немедленно рассеялись, и Дэрин повернулся на звук
этого слабого голоса, хотя в темноте он не мог разглядеть даже своих
собственных рук. Гэйлон, дрожа, прижался к нему еще теснее.
- Что случилось? - спросил Дэрин.
- Мне стало страшно, что я никогда больше ее не увижу.
- Кого? - Дэрин знал ответ на этот вопрос.
- Джессмин. Как там она? Не грозит ли ей опасность? Скажи, что ты об
этом думаешь?
- Она никогда не представляла для Люсьена угрозы, и мне кажется, у него
нет оснований желать ей зла.
Гэйлон внезапно заговорил о другом:
- Это он так хорошо меня подготовил. Люсьен научил меня убивать тихо и
быстро - показал мне место, откуда легче всего достать до сердца ножом. Он
говорил, что человек не чувствует никакой боли, если лезвие движется вдоль
позвоночника, рассекая нервы. А в конце нужно провернуть рукоятку, чтобы в
сердце получилась большая рана...
Дэрин внезапно почувствовал озноб, холод гораздо более сильный, чем
холод зимней ночи, пронзил все его тело.
- Тише, - прошептал он, - ты устал, и тебе нужно поспать.
- Нет, когда я сплю, мне начинают сниться сны.
Дэрин почувствовал, что мальчик затрясся сильнее.
- Тебя все еще тревожат плохие сны?
- Не так, как в начале. Просто сегодня мне снова снится огонь и кровь.
Мне приснилась и Джессмин тоже, и во сне она плакала, словно у нее сердце
разбито, и было еще кое-что похуже... - Гэйлон замолчал, потом продолжил:
- Я думал, что сегодня я тоже умру, и мне было себя ни капли не жалко. Мне
только казалось, что будет гораздо лучше, если я присоединюсь к отцу и со
всеми страданиями будет покончено, вот только кое-что осталось
недоделанным...
- Молчи, - предостерег его Дэрин, - нельзя слишком задумываться о
смерти.
- Но я не могу не задумываться. Сегодня я убил троих, и это доставило
мне удовольствие.
- Гэйлон! - резко окликнул его Дэрин.
- Подожди! Выслушай меня. Я испытал удовольствие не от убийства. Я
испытал это удовольствие _после_, когда осознал, что сам остался жить...
Ты понимаешь, что я хочу сказать? Есть ли в этом какой-нибудь смысл?
- Да, - с беспокойством и смущением признал герцог.
- Теперь он не станет преследовать нас, - заметил принц.
- Гм-м-м?
- Я имею в виду Нанкуса. Он ранен, и у него осталось всего четверо
солдат. Первым делом он поспешит в замок, чтобы доложить своему господину,
что произошло.
- Скорее всего.
- Это дает нам дней восемь, даже больше, если рана загноится. Он даже
может умереть.
- Мы можем только надеяться.
- Но не раньше, чем он расскажет Люсьену о том, что я жив.
- Так вот почему ты не прикончил его, когда у тебя была возможность.
- А теперь я хочу отдохнуть, - внезапно заявил Гэйлон, ясно давая
понять, что разговор окончен.
Дэрин напряженно прислушивался до тех пор, пока дыхание мальчика
наконец не успокоилось, став глубоким и ровным. Сосредоточившись на этом
монотонном звуке, Дэрин и сам незаметно для себя уснул, но сон его был
беспокойным и тревожным.



    9



Мальчик и мужчина перевалили через горный хребет к полудню следующего
дня. Лошади выдохлись, а Кэти к тому же припадала на правую переднюю ногу.
Колено маленькой гнедой распухло и было горячим на ощупь. Дэрин обмотал
ногу широкой полосой материи, оторванной им от подола плаща, затолкав под
повязку снег. Дальше они двигались еще медленнее, вдвоем оседлав Эмбер.
После падения в злосчастном овражке Гэйлон тоже выглядел не слишком
здоровым: его нижняя губа была рассечена и распухла, увеличившись чуть ли
не вдвое, а на щеке красовался черный кровоподтек после удара Нанкуса.
Несмотря на эти раны, юношеская жизнерадостность скоро взяла свое, и он
снова преисполнился привычного энтузиазма.
Вскоре они обнаружили в лесу большую поляну. Она располагалась глубоко
внизу на западном склоне хребта, где снега почти не было. На поляне
сохранилось немного травы для лошадей - грубой и жесткой, - зато не было
недостатка в валежнике для костра. По краю поляны протекал шумливый,
чистый ручей, и Дэрин решил остановиться здесь на отдых. Под голыми
ветвями огромного дуба они сложили из камней грубый очаг, а герцог еще и
выкопал для костра неглубокую ямку, действуя преимущественно руками и
острым обломком древесного сука, подобранным неподалеку. Однако собранное
ими холодное и сырое дерево никак не желало воспламеняться, и вскоре
герцог вспотел от усилий и стал сыпать проклятьями.
Тем временем Гэйлон, прислушиваясь к злобному бормотанию Дэрина,
вытащил из седельных сумок промасленные коврики и одеяла, которые должны
были служить им постелями. Костер у герцога никак не желал разгораться, и
принц занялся тем, что распаковал сыр и хлеб, который дала им в дорогу
Миск. Несколько минут он задумчиво вертел в руках почерневший котелок, в
котором можно было бы приготовить горячий чай, если, конечно, Дэрину
удастся добыть огонь. Не выдержав, он подошел поближе и стал смотреть.
Герцог скорчился над ямой, глядя на свой перстень с Колдовским Камнем и
прижимая ко лбу пальцы правой руки. Камень лениво вспыхивал голубым. Дрова
только дымились без малейших признаков огня, и герцог вполголоса бормотал
черные ругательства.
- Можно я помогу? - спросил Гэйлон.
- Как?
- Я мог бы отыскать дрова получше.
- Я в состоянии обойтись тем, что есть. Просто мне нужно
сосредоточиться. Пожалуйста, не отвлекай меня.
Гэйлон не обиделся, только пожал плечами и отошел, предоставив Дэрину
продолжать свое бестолковое, как ему казалось, занятие. Принц помнил, что
выше по ручью они видели поваленную пихту. Король-отец однажды научил
Гэйлона одному трюку, и мальчик надеялся, что сумеет сильно облегчить
Дэрину его задачу. Отыскав подгнившее бревно, мальчик стал разбивать его
ударами ноги. Внутри он и отыскал то, что было ему необходимо: несколько
пригоршней сухого как трут трухлявого дерева, а также целую колонию
термитов. Соблазн оказался слишком велик, и мальчик некоторое время
забавлялся тем, что прорывал в теплом зимнем домике насекомых новые ходы,
причиняя этим немалый урон постройке, прежде чем вспомнил, зачем он
пришел. Чувствуя себя несколько виноватым за задержку, принц быстро набил
карманы сухими гнилушками, подбирая и пеньки сучков, которые попадались
ему среди трухи. Их древесина была плотнее, и Гэйлон рассчитывал, что они
станут гореть дольше и жарче.
Закончив, Гэйлон выпрямился и посмотрел на небо. Небо у него над
головой было светло-голубым, без единого облака, и принц подумал, что
после захода солнца наверняка будет мороз. Первое дыхание ночного холода
уже ощущалось в воздухе, и он повернулся, чтобы спешить на поляну.
Краем глаза Гэйлон заметил, как что-то странно блеснуло в распадке на
берегу ручья, блеснуло и пропало. Он сделал шаг назад и медленно повернул
голову. Вспышка света повторилась, и на этот раз принц успел разглядеть,
что свет был голубым, словно глубокое летнее небо на мгновение проглянуло
между серыми валунами. Выронив сухой древесный мусор, который он держал в
руках, принц с мальчишеским энтузиазмом принялся исследовать участок
берега, откуда, как ему казалось, на него падал отраженный блик
предзакатного солнца. В результате он обнаружил только довольно тусклый
обломок пирита в палец длиной. Разочарованный, он небрежно засунул находку
в карман и хотел было уходить, но голубое сияние снова ударило ему в
глаза, и принц неуверенно остановился.
Наконец он сдвинулся с места, держась так, чтобы видеть голубое
свечение краешком глаза. Совсем рядом с его ногами пенился и бурлил ручей.
Гэйлон бочком, с опаской приблизился к яркой голубой искорке, чувствуя
себя совершенным дураком, который выслеживает неизвестно что - чем бы оно
там ни оказалось. Медленно, с осторожностью он протянул руку, наклонился,
нащупал между валунами... и схватил это! Пальцы сомкнулись вокруг чего-то
небольшого, округлого, шершавого, слегка нагретого солнцем. Предмет этот,
однако, продолжал мерцать голубым светом даже в его ладони, до тех пор
пока Гэйлон не посмотрел на него прямо. Тогда он превратился в довольно
заурядный, ничем не примечательный, слегка скатанный водой речной камень.
Гэйлон долго рассматривал свою находку. Ему в голову пришла одна
догадка, но он отбросил ее как невероятную... и снова вернулся к ней,
ощутив какие-то смутные движения своей души, происходящие помимо его воли.
Камень оживал только в его руках, начиная слегка светиться бледно-голубым
светом. Во всем теле Гэйлон почувствовал легкое покалывание, словно
какая-то посторонняя энергия питала его. Мир вокруг стал
кристально-прозрачным и ясным, а тусклые зимние цвета ландшафта заиграли
новыми красками. В ушах звенела песня ручья. Тем временем камень в его
ладони стал таким холодным, что Гэйлон вздрогнул, как от ожога, и поспешно
стиснул его в кулаке, словно боясь, что он может выпасть и снова
затеряться среди своих серых собратьев, которыми было выложено ложе ручья.
Колдовской Камень! Это был его Колдовской Камень!
Ощущение холода исчезло так же быстро, как и возникло, а острота
восприятия окружающего притупилась и стала почти нормальной. Гэйлон
понятия не имел, каким образом нужно пробуждать Камень и как им
пользоваться, но был уверен: Дэрин все покажет, Дэрин научит его
обращаться с чудесной находкой. Почти бегом он поспешил к лагерю, но на
половине пути передумал и пошел медленнее, по дороге ощупав карманы и
подобрав оброненные щепки.
Он размышлял. Дэрин редко пользовался своим Камнем и никогда не говорил
ни о какой магии. Почему-то Гэйлону казалось, что герцог не обрадуется его
сокровищу.
Когда он вернулся на поляну, вокруг наступили сумерки. Солнце
опускалось за горизонт в ореоле света, который отражался от поверхности
далекого Западного моря. Дэрин все так же сидел возле костра, который
отказывался гореть. Повернув к Гэйлону покрывшееся испариной лицо, он
ничего не сказал, однако мрачное выражение его глаз еще больше ослабило
решимость принца поделиться своим радостным открытием. Гэйлон высыпал свои
деревяшки в очаг. Ему показалось, что теперь - не самый лучший момент для
разговора о волшебных Камнях.
"Может быть, после ужина", - подумал он нерешительно, пряча Камень в
карман камзола.
Опустившись на колени рядом с герцогом, Гэйлон отодвинул в сторону
сырой хворост. Дэрин молча смотрел, как Гэйлон укладывает сухие гнилушки
небольшой пирамидой; крупные куски наверх, а всю мелочь - вниз.
- Попробуй еще раз, - предложил Гэйлон, вставая с колен и отряхивая
руки.
Дэрин тяжело вздохнул и снова приложил ко лбу пальцы. Гэйлон отвернулся
и пошел через поляну туда, где были сложены их вещи. В животе начинало
урчать. То, что он замыслил, было, конечно, глупостью, но он не мог
справиться с искушением. Нащупав в кармане Камень, он вынул его и, держа
перед собой, попробовал вернуть внутренние движения души, которые немного
испугали его на берегу ручья. Поток энергии хлынул в него почти сразу,
гораздо сильнее, чем в первый раз, покалывание поднялось по руке и
разлилось по груди. Уставившись в свой камень так, как делал это Дэрин,
Гэйлон вообразил себе пылающий костер.
Пламя с ревом рванулось вверх за его спиной, и герцог едва успел
отпрянуть, повалившись на спину возле очага. Кружащийся огненный шар,
словно кипя, унесся в темнеющее небо, а в яме заплясали веселые язычки
костра.
- Клянусь черной бородой Черного Короля! - вскричал Дэрин. - Что это?!
Гэйлон помог ему подняться, участливо глядя на герцога широко
раскрытыми глазами.
- С тобой ничего не случилось?
- Ничего, если не считать спаленных бровей и поджаренного носа. Ты
видел _это_? - спросил он, не замечая, как дрожат руки мальчика.
- Это, наверное, сухое дерево, - пробормотал Гэйлон. - Мне очень жаль,
Дэрин... Я хотел только помочь.
Герцог поскреб заросший щетиной подбородок.
- Ну, ничего страшного ведь не произошло... - рассеянно сказал он.
Гэйлон кивнул, думая о своем. Радостное возбуждение пришло на смену
тревоге за безопасность Дэрина. Он может! Он только что сам сделал это!
Разумеется, если судить беспристрастно, то с огненным шаром он немного
перестарался. Совсем немного. Почему все-таки Дэрин так неохотно
пользуется своей магической силой? Самому Гэйлону новое ощущение пришлось
весьма по душе, словно нашлась и с силой расправилась какая-то мышца, о
существовании которой он раньше не подозревал.
Сумерки сгущались над поляной, и путники, завернувшись в плащи, подсели
поближе к огню. В закопченном медном котелке булькала вода для чая, а
скудная трапеза состояла из сыра и затвердевшего хлеба.
- Если бы я сумел раньше разжечь костер, осталось бы время поставить
силки, - посетовал Дэрин, откусывая хлеб. - Кроличьи норы меньше чем в
десятке шагов от нашей стоянки. Вон там, - он ткнул пальцем куда-то в
промежуток между освещенными пламенем костра стволами деревьев. - Конечно,
грех жаловаться на то, что у нас уже есть, но я не перестаю мечтать о
нежной крольчатине, которая могла бы сейчас жариться над огнем.
На самом деле, кроме крольчатины, герцог мечтал и о том, чтобы вместо
брусничного чая в его кружке оказалось вино, однако об этом он не стал
распространяться. Посмотрев сквозь пламя костра на Гэйлона, сидевшего
напротив него, он подумал, что мальчик что-то слишком задумчив и тих
сегодня. В отблесках пламени его песочного цвета волосы отсвечивали
красным, а взгляд был устремлен вдаль. Сейчас он, как никогда раньше,
напоминал своего отца, однако по-детски узкие плечи мальчика были сведены
напряжением, а в позе чувствовалась какая-то странная сила, происхождение
которой Дэрин определить не мог. Когда Дэрин заговорил о кроликах, Гэйлон
лишь на миг поднял на него глаза и слегка улыбнулся, продолжая думать о
чем-то своем.
Герцог маленькими глотками пил свой остывающий чай. На поляне
раздавалось громкое ржание двух кобыл, да где-то далеко угрюмо кричал
филин. Искры от костра плавной спиралью взмывали к небу вместе с горьким
дымом, одна за другой растворяясь между подмигивающими звездами. В
нескольких шагах от костра было уже очень холодно, однако возле него были
и тепло, и молчаливое чувство товарищества, которые навевали сладкие
надежды на благополучное будущее. В голове Дэрина сам собой возник образ
Хэбби, причинив ему боль, но даже эта боль была сладка. Несмотря на это,
он попытался отогнать от себя воспоминания; когда-нибудь он, может быть,
вернется в старую гостиницу у реки. Когда-нибудь... За какое-то неуловимое
мгновение герцог перешел от состояния комфорта к меланхолии, и ему
захотелось взять в руки лютню, чтобы выразить свои чувства песней и
музыкой.
Инструмент его оказался там же, куда Гэйлон сложил их нехитрые пожитки.
Лютня была прислонена к стволу могучего дуба, но когда Дэрин наклонился за
ней, внимание его привлек странный шорох, раздавшийся в траве сразу за
кругом света, отбрасываемого костром. Дэрин прислушался. Шорох повторился
- громче и ближе, затем зашуршало в другой стороне, и Дэрин потянулся к
рукояти меча, который лежал вместе с остальным багажом. Не успел он,
однако, вытащить меч из ножен, как на поляну выскочил из темноты боязливый
кролик. Крошечное существо замерло в траве совсем недалеко от Дэрина,
сгорбившись и уложив на спину длинные уши. Гэйлон у огня начал медленно
подниматься на ноги, но Дэрин осторожно поднес палец к губам, сделав
мальчику знак сесть на место. Затем он аккуратно снял плащ и стал медленно
наклоняться, чтобы накинуть его на зверька. Кролик заметил его только
тогда, когда герцог поднял вверх руки, и сделал неожиданный скачок в
сторону. Дэрин повернулся за ним и бросился. Испуганный зверек высоко
подпрыгнул, разворачиваясь в воздухе назад, и Дэрин, в последний момент
тщетно попытавшись скорректировать свой бросок, запутался в собственных
ногах и упал, покатившись по траве. А потом ему показалось, что кролик
прыгнул прямо к нему в руки...
Герцог поднялся с холодной земли, крепко держа свой охотничий трофей.
Мягкое, серебристо-серое тельце кролика трепетало в его руках, однако
зверек не делал никаких попыток освободиться. Гэйлон, все еще сидя у
костра, захихикал. Дэрин, почувствовав, как что-то прикасается к его
ногам, посмотрел вниз и обмер: это был еще один кролик. Сидя на задних
лапах, он барабанил передними по ноге герцога чуть выше ботинка. Третий
кролик прошмыгнул между ногами Дэрина. Потом появились еще и еще зверьки.
Внезапно вся поляна оказалась запружена сотнями кроликов, взявшихся
неведомо откуда.
Это было уже чересчур даже для Дэрина. Еле слышно застонав, он выронил
кролика, которого держал в руках, и ринулся к костру, топая ногами и
громко выкрикивая:
- Кыш! Кыш! Пошли прочь!
До смерти перепуганные зверьки метались по поляне во всех направлениях,
а Гэйлон скорчился от хохота и никак не мог остановиться.
Наконец поляна опустела. Дэрин, изогнув бровь, подмигнул Гэйлону,
который все еще вздрагивал и утирал слезы с лица:
- Похоже, я пропустил занятное представление!
- Милорд, - с напускной серьезностью отвечал ему Гэйлон, - впредь вам
придется быть крайне осторожным, если вы чего-то хотите. Это наглядный
урок, который вы мне преподнесли.
Только через некоторое время до Дэрина дошла вся необычайность и
нелепость происшедшего. Он закашлялся, пытаясь справиться со смехом, но
Гэйлон не выдержал и снова расхохотался. Они хохотали до тех пор, пока у
них не заболели все внутренности. Кроме того, теперь у них был кролик - не
тот, первый, а другой, на которого Дэрин случайно наступил в суматохе,
сломя голову мчась к огню.


Наконец усталый принц отправился спать. Не раздеваясь, он завернулся в
одеяло возле костра. Несмотря на усталость, сон долго не шел к нему.
Приподнятое настроение последних дней покинуло его, и он лежал неподвижно,
прислушиваясь к тому, как Дэрин поет. Ему было странно, что такая старая и
побитая лютня способна издавать столь чарующие звуки. Склоны отдаленных
холмов эхом откликались на переливы голоса Дэрина, который пел старинную
балладу о призраке прекрасной девушки, вернувшемся с того света, чтобы
навещать бывшего возлюбленного. Возлюбленный оказался коварным и лживым
человеком, недостойным ее великой любви, который долго раскаивался и в
конце концов покончил с собой. Финал песни был счастливым, если можно
считать счастьем воссоединение с любимым человеком после смерти.
Зажав в кулаке Колдовской Камень и прислушиваясь к песням герцога,
Гэйлон все же заснул, и ему снились кролики, призрачные девы и колдовство.
Затем начался совсем другой сон...
Прозрачный звездный свет лился на укутанный толстым снежным покрывалом
дивный сад. Подобно духам зимы, неподвижно замерли статуи и замерзшие
водопады фонтанов. При помощи своих вновь обострившихся чувств Гэйлон
очень быстро понял, что сад ему снится, и статуи и деревья послушно
исчезли. Твердый наст на снегу продолжал похрустывать под башмаками
Гэйлона, и он, вдыхая полной грудью морозный воздух, протянул руку и
потрогал снег под ногами. Снег был холодным и... не очень холодным.
Чувствуя, как сердце его бешено забилось, Гэйлон осознал, что каким-то
образом его сон перешел в явь, и что он на самом деле находится в каком-то
ином месте, не в лагере и не спит, а бодрствует. Паника охватила его, и
Гэйлон проснулся, судорожно ловя ртом воздух. Некоторое время он лежал
неподвижно, наслаждаясь реальностью жесткой, промерзшей земли поляны.
Дэрин все еще пел, и Гэйлон, крепче сжав Камень в кулаке, снова смежил
глаза.
Ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы заставить себя
расслабиться и уснуть. Ему опять начал сниться тот же заснеженный сад, но
теперь он оказался там не один. Среди статуй стояла крошечная фигура в
плаще с капюшоном, настолько неподвижная, что казалась высеченной из
мрамора. Оглядевшись по сторонам, принц узнал это место: это были сады
Каслкипа. Теперь он догадался, кто стоит здесь в плаще, утопая в глубоком
снегу.
- Джессмин, - тихо позвал он, боясь громким звуком нарушить безмолвие
неподвижного сада.
Принцесса повернулась в его сторону, откидывая на спину капюшон плаща.
Свет звезд замерцал на ее бледных щеках, и Гэйлон догадался, что она
беззвучно плачет. В растерянности принц сделал несколько шагов ей
навстречу, но чем ближе он подходил, тем шире открывала она рот в гримасе
изумления и тревоги. Он был уже довольно близко, чтобы рассмотреть
написанный на ее лице ужас, и потому не слишком удивился, когда девочка
бросилась назад в замок.
- Джессмин! - крикнул он ей вслед, не желая гнаться за ней и пугать ее
еще больше. Принцесса исчезла среди деревьев, и Гэйлон почувствовал себя
одиноким и потерянным. С силой зажмурившись, он попытался проснуться.
Вместо этого он испытал странное головокружение; потом ему почудился тихий
шепот, словно голос Дэрина раздавался откуда-то издалека, напевая:

И до щеки упругой
Касается перстом,
И льнет к устам желанным
В лобзанье ледяном...

Последняя нота долго дрожала в ушах, пока не затихла. Последовала
минута мертвой тишины. Затем раздалось шарканье и шуршание, словно порыв
осеннего ветра гнал опавшие листья по дорожкам парка, и принц открыл
глаза. Он оказался не в парке, а в отцовской библиотеке в замке. Огромная
комната была погружена в темноту, и только на столе горела оплывшая,
толстая свеча, стоя в лужице грязного света. За столом кто-то сидел,
сильно сутулясь и с присвистом дыша, склонившись над толстой книгой в
кожаном переплете, медленно и осторожно переворачивая шелестящие страницы.
Гэйлон замер без движения, боясь пошевелиться и выдать свое присутствие.
Мужчина за столом вдруг замер и быстро обернулся, уставившись в
пространство комнаты. Его взгляд скользнул по фигуре принца, не видя его.
- Кто здесь? - спросил Фейдир.
Гэйлон остался стоять неподвижно, и посланник привстал, чтобы загасить
свечу. Луч света в последний раз мигнул и погас, и в библиотеке воцарился
непроницаемый чернильный мрак. Снова послышались шорох ткани о кожу и
шаркающие шаги. В самой середине комнаты запульсировал крошечный голубой
огонек, слабая искорка голубого цвета, и Гэйлоном овладело сильнейшее
беспокойство, сразу превратившееся в страх. Фейдир тоже владел Колдовским
Камнем! Старик тем временем забормотал что-то глухо и непонятно, а его
подсвеченные голубым тонкие пальцы принялись двигаться в пустоте, проводя
в воздухе светящуюся линию. Прозвучала еще одна странная фраза, и во мраке
засветилась вторая линия, сошедшаяся с первой под прямым углом.