Кеннет Балмер
Мир демонов
Глава ПЕРВАЯ
Он лежал ничком, растянувшись на выступающей воздушной платформе, бледный, расслабленный, без сознания и беспомощный как младенец.
— Спихните его через край, — посоветовал Старый Хроник, ветеран Форейджеров. Его глаза с тяжелыми мешками беспокойно двигались, беспрестанно оглядывая ряды Форейджеров, его кожистая шея морщилась и растягивалась как гармоника.
— Ну... — произнес Торбурн, заколебавшись. Он впервые шел в качестве лидера Форейджеров, и бремя ответственности упало на него в качестве нежелательного сюрприза. Сейчас он качал своей массивной головой, пытаясь думать и планировать, осознавая присутствие шестерых, за которых он отвечал, и стараясь не показать неуверенности, которую он ощущал. Он попытался получить поддержку от других, но его глаза все время двигались: вверх и вниз, влево и вправо, ища, высматривая и оценивая. Форейджер во время экспедиции очень редко смотрел на своих товарищей.
Старый Хроник хохотнул, щелкнул зубами, в его глазах вспыхивало раздражение. — Чего ты боишься, Торбурн? Он не бросится на тебя.
Остальные пятеро — трое мужчин и две девушки — кивнули и рассмеялись остроте. В этом была правда. Старый Хроник, возможно, был слишком стар, чтобы возглавить группу Форейджеров, но он долго прожил, занимаясь делом, которое довольно быстро приносило смерть. И сейчас они понимали мудрость его слов. И все время их глаза двигались, двигались, двигались.
Торбурн указал своим мозолистым пальцем на странную блестящую машину, неподвижно и безмолвно лежавшую рядом с такой же неподвижной фигурой на холодном мраморе.
— А что делать с этим?
Джулия, крупная и гибкая блондинка с тонкими членами, заглянула через край платформы, ее маскировочный плащ трепетал на ветру. Она гибко обернулась, бегло взглянула на остальных и вопросительно посмотрела на Старого Хроника.
— Давай, — сказал тот, задыхаясь на свежем воздухе.
Торбурн сказал: — Подождите-ка... — и замолчал. Его постоянно блуждающий взгляд обратился на внешнее небо, ослепительное бело-голубое сияние где-то вдали. Примерно в миле через бетонную пустыню поднимались другие здания, цветные скалы из металла, камня и пластика. В ярком свете ему ясно было видно каждую деталь. И все же очертания из-за расстояния были голубоватым туманом, мягкая дымка приглушала цвета и детали, и видимое казалось расплывчатым. — Я не знаю...
Мраморная воздушная платформа внезапно задрожала в слабой, едва ощутимой вибрации. Форейджеры немедленно среагировали. Четверо мужчин и две женщины более плотно завернулись в свои маскировочные плащи и торопливо бросились в тень здания, возвышавшегося на двести футов над ними.
Торбурн колебался. Новая опасность не рассеяла и не распутала возникшего замешательства, остановившего этого человека. Наконец ему показалось, что он знает, что должен сделать. Он без усилий поднял неподвижно лежавшего человека, придавленного своей странной машиной, перекинул его через плечо и последовал за своими товарищами широким уверенным шагом хорошо тренированного атлета. Он достиг спасительной тени здания, когда Демон ступил на балкон.
На незнакомце не было маскировочного плаща, а странный материал, из которого была сделана его одежда, приведшая в такое замешательство Форейджеров, не давала ключа к разгадке его происхождения, но ее цвет, тускло-коричневый и зеленовато-серый, достаточно хорошо смешивался с тенью, чтобы скрыть его от огромных, но рассеянных глаз Демона.
Замерев в нескольких ярдах от неподвижных товарищей, Торбурн смотрел, как Демон вышел на солнце. Его обдало ветром, когда мимо пронеслась одна гигантская нога. Он с благодарностью отметил, что на этот раз плащ Джулии плотно облегал ее, не хлопая предательски. Шум от спуска чудовищных ног вызывал колебания в многофутовой толще мрамора. Стремительная стена ярко-малинового цвета, проносящаяся мимо, казавшаяся бесконечной, скользящая по полу с ужасным скрежетом, мучительно отдававшимся в барабанных перепонках. Даже воздух дрожал, когда проходил Демон.
Торбурн не поднимал глаз, не шевелился, стоял застывший и съежившийся, сдерживая панику, пытаясь побороть многовековой страх перед Демонами, преследовавший человечество с самого начала.
— Бум-м, бум-м, бум-м, — стучали шаги Демона. При каждом гигантском ударе звук раздирал барабанные перепонки Торбурна. Когда эта пульсирующая ярко-малинового лавина прошла, и он смог осторожно приоткрыть глаза, защищенные капюшоном, он увидел белое напряженное, полное паники лицо Ханей: ее неподвижная поза красноречиво говорила скорее о глубоком первобытном страхе, а не преднамеренном и уравновешенном спокойствии.
Он немного поежился. Ханей была молода, это был ее второй выход; ему следовало бы быть рядом с ней. Но этот чужак, так безвольно обвисший у него на руках, отнимал его основное внимание. Он не мог объяснить свой поступок. Правила поведения были столь тверды, что не могло быть никаких разночтений, и прежде всего Форейджер должен был заботиться о своих товарищах. Если бы Демон вдруг заметил мужчину или женщину, все могло бы закончиться весьма печально.
При этой мысли Торбурн скосил глаза на Демона. Громадный, подавляюще огромный Демон вышел на воздушную платформу и облокотился на баллюстраду, возвышавшуюся на восемьдесят футов. За углом сверкнула вспышка, раздался приглушенный звук разрыва.
Медленно поднялась темная нога, вздымаясь как черное брюхо грозовой тучи, влекомой грозной силой. Странная блестящая машина чужака исчезла с края платформы. Она должна была пролететь через три тысячи футов пустоты, прежде чем разбилась внизу на земле на бесформенные обломки. Демон фыркнул, и это прозвучало как взрыв, захватывающий, напирающий ураган звука, перед которым все, что было раньше, показалось мелким. Торбурн стиснул зубы и ждал, когда пройдет этот шквал. Осмотревшись вокруг быстрым, стремительным, все охватывающим и фиксирующим взглядом Форейджера, Торбурн убедился, что Демон не смотрит в их сторону, подал своим товарищам сигнал к отступлению и в один момент перескочил из тени архитрава в тень ближайшей стены. Остальные присоединились к нему. Шестеро молниеносно двигающихся и неподвижно застывающих людей один за другим скрылись в тени под карнизом в пятнадцать футов высотой.
По властному жесту лидера Симс и Валлас, оба молодые и подвижные, сообразительные, гибкие, двинулись вперед параллельно трещине, где деревянный карниз не полностью совпадал с мощеным полом. Так же, как необходимо следить за Демонами, ревущими и тяжело шагающими наверху снаружи, Форейджер должен также замечать любую темную трещину и щель, каждую расщелину и угол в своем собственном мире.
В конце группы шел Кардон, который был намного старше Симса и Валласа и немного старше Торбурна. Яростный, темноглазый, чернобровый парень, известный вспыльчивым характером, казалось, постоянно ходящий согнув шею и откинув голову назад. Его глаза все время осматривали путь, которым они пришли. Вся группа зависела от замыкающего.
Теперь, когда Демон остался позади, к лицу Ханей вновь вернулись краски, когда она озиралась вокруг, ее темные глаза блестели так же ярко и разумно, как и у остальных. Она просунула руку под плащ и прикоснулась к теплому металлу переговорного устройства, укрепленного у нее на спине. Это прикосновение придало ей уверенности. Ее должность радиосвязного в этой экспедиции придавала ей значительность, по крайней мере, в ее собственных глазах, это было дело, которому она могла посвятить все свое внимание и попытаться, хотя и с незначительными успехами, побороть тот яростный первородный страх, возникающий в присутствии устрашающего Демона во плоти.
Джулия сказала:
— Стоп! Здесь проход, по которому мы пробирались ползком. Тут балка во всю длину в футе от пола. Все вниз.
— Сначала вы, Симс, Валлас, — приказал Торбурн, чтобы показать, кто ведет отряд. Джулия, оператор радара, пыталась превзойти саму себя. — Когда вы удостоверитесь, что все в порядке, мы последуем за вами. Джулия, ты и Старый Хроник, вы поможете мне с чужаком. — Торбурн положил бесчувственное тело на пол в футе от балки и смотрел, как Джулия проверяет показания своих приборов. Она почувствовала его вопросительный взгляд.
— Все то же, — Джулия начала фразу почти с вызовом.
— Ничуть не изменилось пока — балка все еще достаточно высоко. Но когда это меняется? Нашим предкам не надо было беспокоиться из-за двигающихся балок...
— Но нам нужно, — сказал Торбурн, обрывая ее. — Пойдем, вон сигнал от Симса.
Джулия взглянула на него, и ее взгляд красноречиво говорил: — Ну и проваливай! — Затем она послушно распласталась — что было непросто с ее фигурой — и протиснулась вперед. Толкая и вытягивая, они втроем протолкнули чужака под балкой. Почему он возится с этим человеком? Торбурн и сам не знал полностью ответа на это, но ясно понял, что ответ частично связан со взглядом Джулии. Ханей пробиралась испуганно, но довольно ловко, для ее гибкой фигуры это было просто, а затем последовал Кардон, бросив последний долгий взгляд назад.
Внутри они прошли по краю мощеной площадки и увидели свою цель — площадку лестницы, окруженную перилами, отдаленную и зияющую, в трехстах футах от них. Им потребовалось время, чтобы осмотреть скрытый тенью карниз, проверяя каждую мелочь, а затем они преодолели его в одном направленном броске, после чего неподвижно застыли.
— Это маленький дом, — сказал Торбурн обеспокоенно.
— И бедный. Я удивлен, что у Демонов вообще есть здесь движущаяся балка. И штаб-квартира совершенно неправильно информировала. Ни грамма стали здесь нет, — закончил он с многовековым сарказмом Форейджера по отношению к своему командованию.
Симс и Валлас, будучи моложе, машинально похлопали по своим пустым рюкзакам. — Сталь тяжело весит, — сказал Симс. — Без нее легче бежать, — добавил Валлас.
Оба улыбнулись, как будто изрекли что-то мудрое. Старый Хроник хмыкнул над ними, щелкнув зубами. — Мы живем в бедной империи, ребята. Любая частичка всего, чего бы то ни было, может оказаться полезной. Не радуйтесь пустым рюкзакам.
Немного раскаиваясь, Симс и Валлас двинулись к началу лестницы. Здесь Торбурн проверил батареи, как того требовали правила. На этот раз это была простая формальность, он знал, что они использовали свои антигравы только один раз на пути сюда, чтобы подняться по лестнице, по которой они сейчас должны будут спуститься. — Хорошо, — сказал он, более крепко перехватив чужака, лежащего через плечо. — Ханей, ты самая легкая, помоги мне с ним.
Вообще-то, помощь при спуске с такой ношей на антиграве не была необходима — они могли безопасно опускаться с рюкзаком весом в триста фунтов — но он чувствовал потребность отдавать приказы. Эта экспедиция не принесла тех результатов, на какие он рассчитывал. А Старый Хроник, почти отрешившись от того, что должен делать настоящий Форейджер, все следил за ним, хмыкая и бормоча что-то про себя. Пора поставить старого дурака на место!
Семеро Форейджеров и бесчувственный пришелец падали вниз, стремительно пролетая мимо этажей, и даже этот долгий спуск не мог дать им исчерпывающего представления о том, как выглядит это место. Оно было слишком большим, чтобы понять, что оно представляет собой в целом. Дом — они знали это по тщательным архитектурным изображениям их ведущих географов — представлялся им как огромное число отдельных местечек — темный угол, освещенный дверной проем, площадка, долгий спуск вниз на антигравах, удобная дыра, целая серия удобных щелей, куда они могли юркнуть в тот момент, когда фырканье, толчки и вибрации пола предупредят их о приближении Демона.
Охватить взглядом всю панораму было невозможно. Только если смотреть со стороны — предпочтительно с возвышения — и смотреть вдаль, можно понять, что мир представлял собой серию зданий. Не так много людей имели возможность видеть это, и еще меньше из них действительно поняли, как это только недавно понял Торбурн, что из себя в действительности представляет мир.
Человек проживал свою жизнь, делая свое дело, внизу; только Форейджеры и Охотники имели шанс видеть Демона, а многие мужчины и женщины рождались, жили и умирали, ни разу не увидев и не услышав Демона. Торбурн знал, что он счастлив не быть одним из них, но цена этого была очень высока.
Группа опустилась в тени нижней ступеньки. Осмотрелись, замерли, а затем кинулись к щели под входной дверью в пятьсот футов высотой. Неясная и туманная возвышалась эта дверь, и свет Внешнего Неба просвечивал сквозь огромные пространства цветного стекла. Казалось, все спокойно. Они пробрались через щель, где дерево и плитка не соприкасались плотно, спотыкаясь в слабом отраженном свете. Человек мог видеть почти в полной темноте, только бы хватило света, чтобы ответить на удары из-за углов и выступов. Теперь Торбурн приказал им включать лампы попеременно, так чтобы на двоих светил один фонарь. Он хотел доставить этого бесчувственного чужака домой. Ответственность, которую он так поспешно взвалил на себя, теперь давила на него, к тому же он был расстроен тем, что экспедиция не удалась. В штаб-квартире наверняка наговорят неприятностей по этому поводу.
Свет Внешнего Неба был сегодня не ярок, и Форейджеры не надевали темных очков, хотя обычно им приходилось это делать. И даже при этом было облегчением возвращаться из абсолютной обнаженности внешнего мира в безопасные каналы знакомого мира людей.
— Держитесь ближе, — сказал Торбурн. Этого приказа не требовалось, но в нем все еще была потребность командовать. Он был выбран лидером, и, как лидер, он принял решение принести с собой этого чужака. Он хотел, чтобы остальные знали и помнили, что он был лидером.
До этого не представлялось случая, чтобы осмотреть незнакомца. Бледный он лежал и слабо дышал — бесчувственный груз на плече Торбурна. Старый Хроник высказал мысль, которая мучила Торбурна.
— Он не один из нас, — сказал Старый Хроник, подсасывая зуб так, что его челюсти постукивали. — Он враг, это наверняка. Что ты собираешься делать, когда он проснется, Торбурн?
Торбурн, в общем-то, не думал об этом. Он ответил наобум. — Возможно, он враг, — сказал он медленно, проходя по темным каналам. — А возможно... возможно, что и нет. Но он человек. Я не мог оставить его, чтобы Демон наткнулся на него и сбросил через край.
— Ты дурак, Торбурн, — сказал Старый Хроник по праву своего возраста.
К удивлению, Джулия повернулась к старику.
— Попридержи язык, Старый Хроник. Торбурн лидер. Помни это.
Торбурн в задумчивости даже не взглянул на Джулию. Он чувствовал в себе странную пустоту, и, отказавшись вначале поверить в то, что это было на самом деле, принял ее за слабость.
— Приближается пропускной пункт, — сообщил Валлас. Их приветствовал слабый голубой свет. Они прошли рисуясь, с важным видом, как и все Форейджеры вели себя дома, их глаза все шарили и шарили вокруг. Часовой в стальном шлеме опустил свое ружье. Он поприветствовал Торбурна. Сержант за ним нажал на рычаг, и шлагбаум поднялся.
— Привет, — сказал сержант, громкоголосый, грузный мужчина, казавшийся огромным в своих доспехах. — Что это у тебя там?
— Чужак. — Торбурн был краток с солдатом. — Мы доставим его в штаб-квартиру Форейджеров.
Этого хватило, чтобы болтливый сержант замолчал.
Вскоре Торбурн смог опустить свою ношу на диван в прихожей Форейджеров. Он не чувствовал напряжения, когда нес человека, но, опустив его, он почувствовал, как с его плеч упал груз, груз, который отнюдь не был чисто физическим. Уилкинс подошел и остановился, задумчиво глядя на диван.
— Рассказывай, — сказал Уилкинс мягко.
Торбурн сглотнул. Уилкинс, будучи Форейджером, был Контролером. А Контролеры управляли всей жизнью, всем, во что они считали необходимым вмешаться. Контролеры говорили не так, как низшие классы, думали не так, как они. Контролеры представляли собой достижение человечества, смущавшее и, однако, вполне принимавшееся людьми в положении Торбурна. Торбурн ответил Уилкинсу, наблюдая украдкой за аскетичным лицом и тонкими руками Контролера, замечая легкую складку, собирающуюся между этими аристократическими глазами, глядя на складки вокруг рта.
— Я понимаю. Что ж, нам, наверное, лучше написать рапорт.
— Когда он придет в себя, я поговорю с ним. — Уилкинс заметил, конечно, пустые рюкзаки, как только отряд вошел. — Пусто, Торбурн? Если это все, на что ты способен, нам придется еще раз подумать о твоем лидерстве.
— Но, сэр...
— Хватит об этом. Продиктуй свой рапорт писцу.
Уилкинс отвернулся. Вскрик Ханей заставил его вновь обернуться. Предчувствие дурного, легкое беспокойство омрачили его аристократическое лицо.
— Посмотрите! — сказала Ханей, вне себя. — Чужак! Он приходит в себя!
Торбурн склонился над фигурой в зеленом одеянии. Голубоватые губы слабо двигались; веки колебались как занавеси на ветру. Рот приоткрылся, горло дернулось. Слова словно рождались с трудом.
— Стэд, — сказал незнакомец и повторил вновь с отчаянной энергией. И весь невообразимый всплеск энергии вылился в одно бессмысленное слово. — Стэд...
Они стояли и смотрели на него, лежащего, бледного, теперь уже в сознании. Но этого сознания у него было не более, чем у новорожденного младенца.
— Спихните его через край, — посоветовал Старый Хроник, ветеран Форейджеров. Его глаза с тяжелыми мешками беспокойно двигались, беспрестанно оглядывая ряды Форейджеров, его кожистая шея морщилась и растягивалась как гармоника.
— Ну... — произнес Торбурн, заколебавшись. Он впервые шел в качестве лидера Форейджеров, и бремя ответственности упало на него в качестве нежелательного сюрприза. Сейчас он качал своей массивной головой, пытаясь думать и планировать, осознавая присутствие шестерых, за которых он отвечал, и стараясь не показать неуверенности, которую он ощущал. Он попытался получить поддержку от других, но его глаза все время двигались: вверх и вниз, влево и вправо, ища, высматривая и оценивая. Форейджер во время экспедиции очень редко смотрел на своих товарищей.
Старый Хроник хохотнул, щелкнул зубами, в его глазах вспыхивало раздражение. — Чего ты боишься, Торбурн? Он не бросится на тебя.
Остальные пятеро — трое мужчин и две девушки — кивнули и рассмеялись остроте. В этом была правда. Старый Хроник, возможно, был слишком стар, чтобы возглавить группу Форейджеров, но он долго прожил, занимаясь делом, которое довольно быстро приносило смерть. И сейчас они понимали мудрость его слов. И все время их глаза двигались, двигались, двигались.
Торбурн указал своим мозолистым пальцем на странную блестящую машину, неподвижно и безмолвно лежавшую рядом с такой же неподвижной фигурой на холодном мраморе.
— А что делать с этим?
Джулия, крупная и гибкая блондинка с тонкими членами, заглянула через край платформы, ее маскировочный плащ трепетал на ветру. Она гибко обернулась, бегло взглянула на остальных и вопросительно посмотрела на Старого Хроника.
— Давай, — сказал тот, задыхаясь на свежем воздухе.
Торбурн сказал: — Подождите-ка... — и замолчал. Его постоянно блуждающий взгляд обратился на внешнее небо, ослепительное бело-голубое сияние где-то вдали. Примерно в миле через бетонную пустыню поднимались другие здания, цветные скалы из металла, камня и пластика. В ярком свете ему ясно было видно каждую деталь. И все же очертания из-за расстояния были голубоватым туманом, мягкая дымка приглушала цвета и детали, и видимое казалось расплывчатым. — Я не знаю...
Мраморная воздушная платформа внезапно задрожала в слабой, едва ощутимой вибрации. Форейджеры немедленно среагировали. Четверо мужчин и две женщины более плотно завернулись в свои маскировочные плащи и торопливо бросились в тень здания, возвышавшегося на двести футов над ними.
Торбурн колебался. Новая опасность не рассеяла и не распутала возникшего замешательства, остановившего этого человека. Наконец ему показалось, что он знает, что должен сделать. Он без усилий поднял неподвижно лежавшего человека, придавленного своей странной машиной, перекинул его через плечо и последовал за своими товарищами широким уверенным шагом хорошо тренированного атлета. Он достиг спасительной тени здания, когда Демон ступил на балкон.
На незнакомце не было маскировочного плаща, а странный материал, из которого была сделана его одежда, приведшая в такое замешательство Форейджеров, не давала ключа к разгадке его происхождения, но ее цвет, тускло-коричневый и зеленовато-серый, достаточно хорошо смешивался с тенью, чтобы скрыть его от огромных, но рассеянных глаз Демона.
Замерев в нескольких ярдах от неподвижных товарищей, Торбурн смотрел, как Демон вышел на солнце. Его обдало ветром, когда мимо пронеслась одна гигантская нога. Он с благодарностью отметил, что на этот раз плащ Джулии плотно облегал ее, не хлопая предательски. Шум от спуска чудовищных ног вызывал колебания в многофутовой толще мрамора. Стремительная стена ярко-малинового цвета, проносящаяся мимо, казавшаяся бесконечной, скользящая по полу с ужасным скрежетом, мучительно отдававшимся в барабанных перепонках. Даже воздух дрожал, когда проходил Демон.
Торбурн не поднимал глаз, не шевелился, стоял застывший и съежившийся, сдерживая панику, пытаясь побороть многовековой страх перед Демонами, преследовавший человечество с самого начала.
— Бум-м, бум-м, бум-м, — стучали шаги Демона. При каждом гигантском ударе звук раздирал барабанные перепонки Торбурна. Когда эта пульсирующая ярко-малинового лавина прошла, и он смог осторожно приоткрыть глаза, защищенные капюшоном, он увидел белое напряженное, полное паники лицо Ханей: ее неподвижная поза красноречиво говорила скорее о глубоком первобытном страхе, а не преднамеренном и уравновешенном спокойствии.
Он немного поежился. Ханей была молода, это был ее второй выход; ему следовало бы быть рядом с ней. Но этот чужак, так безвольно обвисший у него на руках, отнимал его основное внимание. Он не мог объяснить свой поступок. Правила поведения были столь тверды, что не могло быть никаких разночтений, и прежде всего Форейджер должен был заботиться о своих товарищах. Если бы Демон вдруг заметил мужчину или женщину, все могло бы закончиться весьма печально.
При этой мысли Торбурн скосил глаза на Демона. Громадный, подавляюще огромный Демон вышел на воздушную платформу и облокотился на баллюстраду, возвышавшуюся на восемьдесят футов. За углом сверкнула вспышка, раздался приглушенный звук разрыва.
Медленно поднялась темная нога, вздымаясь как черное брюхо грозовой тучи, влекомой грозной силой. Странная блестящая машина чужака исчезла с края платформы. Она должна была пролететь через три тысячи футов пустоты, прежде чем разбилась внизу на земле на бесформенные обломки. Демон фыркнул, и это прозвучало как взрыв, захватывающий, напирающий ураган звука, перед которым все, что было раньше, показалось мелким. Торбурн стиснул зубы и ждал, когда пройдет этот шквал. Осмотревшись вокруг быстрым, стремительным, все охватывающим и фиксирующим взглядом Форейджера, Торбурн убедился, что Демон не смотрит в их сторону, подал своим товарищам сигнал к отступлению и в один момент перескочил из тени архитрава в тень ближайшей стены. Остальные присоединились к нему. Шестеро молниеносно двигающихся и неподвижно застывающих людей один за другим скрылись в тени под карнизом в пятнадцать футов высотой.
По властному жесту лидера Симс и Валлас, оба молодые и подвижные, сообразительные, гибкие, двинулись вперед параллельно трещине, где деревянный карниз не полностью совпадал с мощеным полом. Так же, как необходимо следить за Демонами, ревущими и тяжело шагающими наверху снаружи, Форейджер должен также замечать любую темную трещину и щель, каждую расщелину и угол в своем собственном мире.
В конце группы шел Кардон, который был намного старше Симса и Валласа и немного старше Торбурна. Яростный, темноглазый, чернобровый парень, известный вспыльчивым характером, казалось, постоянно ходящий согнув шею и откинув голову назад. Его глаза все время осматривали путь, которым они пришли. Вся группа зависела от замыкающего.
Теперь, когда Демон остался позади, к лицу Ханей вновь вернулись краски, когда она озиралась вокруг, ее темные глаза блестели так же ярко и разумно, как и у остальных. Она просунула руку под плащ и прикоснулась к теплому металлу переговорного устройства, укрепленного у нее на спине. Это прикосновение придало ей уверенности. Ее должность радиосвязного в этой экспедиции придавала ей значительность, по крайней мере, в ее собственных глазах, это было дело, которому она могла посвятить все свое внимание и попытаться, хотя и с незначительными успехами, побороть тот яростный первородный страх, возникающий в присутствии устрашающего Демона во плоти.
Джулия сказала:
— Стоп! Здесь проход, по которому мы пробирались ползком. Тут балка во всю длину в футе от пола. Все вниз.
— Сначала вы, Симс, Валлас, — приказал Торбурн, чтобы показать, кто ведет отряд. Джулия, оператор радара, пыталась превзойти саму себя. — Когда вы удостоверитесь, что все в порядке, мы последуем за вами. Джулия, ты и Старый Хроник, вы поможете мне с чужаком. — Торбурн положил бесчувственное тело на пол в футе от балки и смотрел, как Джулия проверяет показания своих приборов. Она почувствовала его вопросительный взгляд.
— Все то же, — Джулия начала фразу почти с вызовом.
— Ничуть не изменилось пока — балка все еще достаточно высоко. Но когда это меняется? Нашим предкам не надо было беспокоиться из-за двигающихся балок...
— Но нам нужно, — сказал Торбурн, обрывая ее. — Пойдем, вон сигнал от Симса.
Джулия взглянула на него, и ее взгляд красноречиво говорил: — Ну и проваливай! — Затем она послушно распласталась — что было непросто с ее фигурой — и протиснулась вперед. Толкая и вытягивая, они втроем протолкнули чужака под балкой. Почему он возится с этим человеком? Торбурн и сам не знал полностью ответа на это, но ясно понял, что ответ частично связан со взглядом Джулии. Ханей пробиралась испуганно, но довольно ловко, для ее гибкой фигуры это было просто, а затем последовал Кардон, бросив последний долгий взгляд назад.
Внутри они прошли по краю мощеной площадки и увидели свою цель — площадку лестницы, окруженную перилами, отдаленную и зияющую, в трехстах футах от них. Им потребовалось время, чтобы осмотреть скрытый тенью карниз, проверяя каждую мелочь, а затем они преодолели его в одном направленном броске, после чего неподвижно застыли.
— Это маленький дом, — сказал Торбурн обеспокоенно.
— И бедный. Я удивлен, что у Демонов вообще есть здесь движущаяся балка. И штаб-квартира совершенно неправильно информировала. Ни грамма стали здесь нет, — закончил он с многовековым сарказмом Форейджера по отношению к своему командованию.
Симс и Валлас, будучи моложе, машинально похлопали по своим пустым рюкзакам. — Сталь тяжело весит, — сказал Симс. — Без нее легче бежать, — добавил Валлас.
Оба улыбнулись, как будто изрекли что-то мудрое. Старый Хроник хмыкнул над ними, щелкнув зубами. — Мы живем в бедной империи, ребята. Любая частичка всего, чего бы то ни было, может оказаться полезной. Не радуйтесь пустым рюкзакам.
Немного раскаиваясь, Симс и Валлас двинулись к началу лестницы. Здесь Торбурн проверил батареи, как того требовали правила. На этот раз это была простая формальность, он знал, что они использовали свои антигравы только один раз на пути сюда, чтобы подняться по лестнице, по которой они сейчас должны будут спуститься. — Хорошо, — сказал он, более крепко перехватив чужака, лежащего через плечо. — Ханей, ты самая легкая, помоги мне с ним.
Вообще-то, помощь при спуске с такой ношей на антиграве не была необходима — они могли безопасно опускаться с рюкзаком весом в триста фунтов — но он чувствовал потребность отдавать приказы. Эта экспедиция не принесла тех результатов, на какие он рассчитывал. А Старый Хроник, почти отрешившись от того, что должен делать настоящий Форейджер, все следил за ним, хмыкая и бормоча что-то про себя. Пора поставить старого дурака на место!
Семеро Форейджеров и бесчувственный пришелец падали вниз, стремительно пролетая мимо этажей, и даже этот долгий спуск не мог дать им исчерпывающего представления о том, как выглядит это место. Оно было слишком большим, чтобы понять, что оно представляет собой в целом. Дом — они знали это по тщательным архитектурным изображениям их ведущих географов — представлялся им как огромное число отдельных местечек — темный угол, освещенный дверной проем, площадка, долгий спуск вниз на антигравах, удобная дыра, целая серия удобных щелей, куда они могли юркнуть в тот момент, когда фырканье, толчки и вибрации пола предупредят их о приближении Демона.
Охватить взглядом всю панораму было невозможно. Только если смотреть со стороны — предпочтительно с возвышения — и смотреть вдаль, можно понять, что мир представлял собой серию зданий. Не так много людей имели возможность видеть это, и еще меньше из них действительно поняли, как это только недавно понял Торбурн, что из себя в действительности представляет мир.
Человек проживал свою жизнь, делая свое дело, внизу; только Форейджеры и Охотники имели шанс видеть Демона, а многие мужчины и женщины рождались, жили и умирали, ни разу не увидев и не услышав Демона. Торбурн знал, что он счастлив не быть одним из них, но цена этого была очень высока.
Группа опустилась в тени нижней ступеньки. Осмотрелись, замерли, а затем кинулись к щели под входной дверью в пятьсот футов высотой. Неясная и туманная возвышалась эта дверь, и свет Внешнего Неба просвечивал сквозь огромные пространства цветного стекла. Казалось, все спокойно. Они пробрались через щель, где дерево и плитка не соприкасались плотно, спотыкаясь в слабом отраженном свете. Человек мог видеть почти в полной темноте, только бы хватило света, чтобы ответить на удары из-за углов и выступов. Теперь Торбурн приказал им включать лампы попеременно, так чтобы на двоих светил один фонарь. Он хотел доставить этого бесчувственного чужака домой. Ответственность, которую он так поспешно взвалил на себя, теперь давила на него, к тому же он был расстроен тем, что экспедиция не удалась. В штаб-квартире наверняка наговорят неприятностей по этому поводу.
Свет Внешнего Неба был сегодня не ярок, и Форейджеры не надевали темных очков, хотя обычно им приходилось это делать. И даже при этом было облегчением возвращаться из абсолютной обнаженности внешнего мира в безопасные каналы знакомого мира людей.
— Держитесь ближе, — сказал Торбурн. Этого приказа не требовалось, но в нем все еще была потребность командовать. Он был выбран лидером, и, как лидер, он принял решение принести с собой этого чужака. Он хотел, чтобы остальные знали и помнили, что он был лидером.
До этого не представлялось случая, чтобы осмотреть незнакомца. Бледный он лежал и слабо дышал — бесчувственный груз на плече Торбурна. Старый Хроник высказал мысль, которая мучила Торбурна.
— Он не один из нас, — сказал Старый Хроник, подсасывая зуб так, что его челюсти постукивали. — Он враг, это наверняка. Что ты собираешься делать, когда он проснется, Торбурн?
Торбурн, в общем-то, не думал об этом. Он ответил наобум. — Возможно, он враг, — сказал он медленно, проходя по темным каналам. — А возможно... возможно, что и нет. Но он человек. Я не мог оставить его, чтобы Демон наткнулся на него и сбросил через край.
— Ты дурак, Торбурн, — сказал Старый Хроник по праву своего возраста.
К удивлению, Джулия повернулась к старику.
— Попридержи язык, Старый Хроник. Торбурн лидер. Помни это.
Торбурн в задумчивости даже не взглянул на Джулию. Он чувствовал в себе странную пустоту, и, отказавшись вначале поверить в то, что это было на самом деле, принял ее за слабость.
— Приближается пропускной пункт, — сообщил Валлас. Их приветствовал слабый голубой свет. Они прошли рисуясь, с важным видом, как и все Форейджеры вели себя дома, их глаза все шарили и шарили вокруг. Часовой в стальном шлеме опустил свое ружье. Он поприветствовал Торбурна. Сержант за ним нажал на рычаг, и шлагбаум поднялся.
— Привет, — сказал сержант, громкоголосый, грузный мужчина, казавшийся огромным в своих доспехах. — Что это у тебя там?
— Чужак. — Торбурн был краток с солдатом. — Мы доставим его в штаб-квартиру Форейджеров.
Этого хватило, чтобы болтливый сержант замолчал.
Вскоре Торбурн смог опустить свою ношу на диван в прихожей Форейджеров. Он не чувствовал напряжения, когда нес человека, но, опустив его, он почувствовал, как с его плеч упал груз, груз, который отнюдь не был чисто физическим. Уилкинс подошел и остановился, задумчиво глядя на диван.
— Рассказывай, — сказал Уилкинс мягко.
Торбурн сглотнул. Уилкинс, будучи Форейджером, был Контролером. А Контролеры управляли всей жизнью, всем, во что они считали необходимым вмешаться. Контролеры говорили не так, как низшие классы, думали не так, как они. Контролеры представляли собой достижение человечества, смущавшее и, однако, вполне принимавшееся людьми в положении Торбурна. Торбурн ответил Уилкинсу, наблюдая украдкой за аскетичным лицом и тонкими руками Контролера, замечая легкую складку, собирающуюся между этими аристократическими глазами, глядя на складки вокруг рта.
— Я понимаю. Что ж, нам, наверное, лучше написать рапорт.
— Когда он придет в себя, я поговорю с ним. — Уилкинс заметил, конечно, пустые рюкзаки, как только отряд вошел. — Пусто, Торбурн? Если это все, на что ты способен, нам придется еще раз подумать о твоем лидерстве.
— Но, сэр...
— Хватит об этом. Продиктуй свой рапорт писцу.
Уилкинс отвернулся. Вскрик Ханей заставил его вновь обернуться. Предчувствие дурного, легкое беспокойство омрачили его аристократическое лицо.
— Посмотрите! — сказала Ханей, вне себя. — Чужак! Он приходит в себя!
Торбурн склонился над фигурой в зеленом одеянии. Голубоватые губы слабо двигались; веки колебались как занавеси на ветру. Рот приоткрылся, горло дернулось. Слова словно рождались с трудом.
— Стэд, — сказал незнакомец и повторил вновь с отчаянной энергией. И весь невообразимый всплеск энергии вылился в одно бессмысленное слово. — Стэд...
Они стояли и смотрели на него, лежащего, бледного, теперь уже в сознании. Но этого сознания у него было не более, чем у новорожденного младенца.
Глава ВТОРАЯ
Но он и вправду ребенок! — Амнезия, моя дорогая, — сказал Саймон, потирая тонкими пальцами свой подбородок. — Все исчезло. Все. И это странно. Человек обычно помнит язык, привычки, общую информацию. Обычно он забывает только свою личную историю.
— Его мозг просто не работает. — Делла поднесла один тонкий палец к губам, мысленно исправляя это плоское заявление. — Я имею в виду высшее сознание его мозга не работает. Таламус, контролирующий рефлексы, в порядке. Он крепкий парень, не так ли?
Она обернулась под лампами в пустой аскетической комнате, где стоял единственный стол и стул, и уставилась на чужака, который лежал на столе, обнаженный и угрюмый. Повязка у него на голове белым пятном выделялась на его темной коже. Его широко раскрытые бледно-голубые глаза смотрели в потолок без всякой искры знания, без признаков ума, без всякого проблеска сознания.
Чужак лежал здесь на столе; с первого взгляда было ясно, что это лежит крепкий, способный, безжалостный, упрямый человек, в то же время обладающий отзывчивостью и юмором. Его лицо, сейчас расслабленное и открытое, было хорошо сложено, нос был с благородной горбинкой, губы большие и узкие, подбородок упрямый, однако мягкий — сильное лицо, лицо, привыкшее справляться с людьми и ситуациями и подчинять их воле мозга, управлявшего этой головой и телом. Однако сейчас эта эффективная человеческая машина не была наделена ни умом, ни самосознанием.
— Просто ребенок, — сказала Делла, один уголок ее рта слегка кривился в усмешке, которую не совсем одобрил бы Саймон, она знала. — Как ты назвал его?
— Стэд, — сказал Саймон. Он взглянул на своего ассистента, грозную и прекрасную Деллу, с варварски коротко обрезанными рыжими завитками, которые никто пока не видел потемневшими, с высокой и гибкой фигурой, которая будоражила мужчин с неожиданной дикой силой. Саймон взглянул на нее, вздохнул, и, как уже было тысячу раз, подумал о том, что хотел бы стать на двадцать лет моложе.
— Стэд, — повторил он. — Это было первое слово, которое он сказал, когда пришел в сознание. Первое и единственное слово.
— Стэд. Что ж, оно ничего не значит ни на одном языке, который я знаю. Это может быть его имя. — Делла замолчала. Затем она сказала:
— Рапорт, который ты мне передал, показался мне довольно путаным. Я бы хотела сама встретиться с лидером Форейджеров Торбурном, если ты не против. Если бы мы знали, что именно случилось с чужаком, со Стэдом, до того, как он потерял сознание, у нас, возможно, был бы ключ к его памяти.
— Он, вероятнее всего, был в опасности. Так что это слово может быть криком о помощи, предупреждением его товарищам.
— По-моему, в рапорте указано, что он был один.
— Это так. — Саймон повернулся, когда расслабленная фигура на столе издала низкий булькающий всхлип. — Но прежде чем строить дальнейшие догадки, Делла, я бы хотел, чтобы ты осмотрела вещицы, найденные при нем. Они представляют крайне исключительную коллекцию. А, он снова собирается плакать.
Направляясь к двери, Делла сказала с улыбкой, от которой у нее на щеках появились ямочки:
— Все дети плачут. По крайней мере, так мне говорили.
Саймон не мог смотреть, как она выходит из комнаты. Его прошедшая юность яростно вопила о том, что безжалостный ход времени непоправимо разделил их. Затем, с видимым усилием, отразившемся на его костлявом теле и тощей фигуре, он выкинул из головы Деллу и повернулся к мужчине-ребенку на столе.
Лицо Стэда сморщилось. Его глаза закрылись, а веки вздулись. Его рот открылся. — Уау! — произнес Стэд.
— Флора, — позвал Саймон. Он внезапно почувствовал себя одиноким здесь, с этим плачущим ребенком. Мгновенное чувство отчаянной необходимости выяснить, почему плачет ребенок, и прекратить это каким-то подходящим образом наполнило его тревогой.
— Да, сэр, — ворвалась Флора, широкая, улыбающаяся, успокаивающая; ее обтягивающий белый передник шелестел при каждом вздохе. — Не беспокойтесь о нем, Контролер Саймон, сэр. Я скоро покормлю его. Тогда с ним все будет в порядке. — Она усмехнулась. — Хорошо еще мне не придется заставлять его срыгнуть. Представьте, как я похлопываю его по спинке.
Саймон оставил ее возиться с бутылкой, стаканом и трубочкой для кормления, не обращая внимания на ее шутку. Проблему этого чужака свалили на него, и как ученый он с жаром стремился разрешить ее, но как холостяка все эти детские тайны пугали и смущали его и даже вызывали легкое отвращение. Он не женился, так как не нашел, как он считал, подходящей женщины, а сейчас, когда Делла пришла работать его ассистенткой, было уже слишком поздно.
В соседней комнате, где на рабочем столе была разложена одежда чужака, Делла рассматривала странную цельную верхнюю одежду Стэда.
— Практично, — сказала она, вертя в руках зеленовато-серый легко скользящий материал. — Никаких пуговиц, только эта хитрая маленькая скользящая штучка, которая раскрывает его от шеи до лодыжек. Кому-то пришлось немало подумать, чтобы изобрести это.
Нижняя одежда человека лежала аккуратной стопкой в стороне: белая, гигиенично чистая, и, опять же, сделанная из какого-то материала, который был ей не знаком. Видно было, что это мужское нижнее белье. Она быстро бросила эти вещи назад. Она прикасалась к ним только кончиками своих тонких изящных пальцев.
На нем, очевидно, не было шлема. По крайней мере, сюда его не доставили. И, по-видимому, на нем не было никаких доспехов. Делле это показалось странным. По работе она сталкивалась с Форейджерами, крепкими, грубоватыми мужчинами и женщинами с атлетическими телами, жесткими инстинктами и невероятно гибким умом, и она знала, что ни один человек не рискнет выйти наружу без всех возможных предохранительных средств. Даже здесь, внутри лабиринта, предосторожности были иногда необходимы.
Электрический свет падал прямо на ручное оружие. Кто-то примотал курок проволокой, чтобы его нельзя было нажать. К нему была привязана табличка: — Опасно. Не трогать без разрешения.
Но что интересно, не было никакого указания на то, кто должен дать это разрешение. Делла вновь приложила один палец к губам, а другим слегка пошевелила пистолет.
Он не казался тяжелым. Остроконечный приклад, курок и предохранитель, барабан, тонкое в части дула и заметно утолщающееся в районе квадратного магазина. Она решила, что это должен быть магазин, хотя не могла увидеть, как он открывается. Что ж, Тони или кому-нибудь еще в отделе физики придется этим заняться.
Кроме этого еще было приспособление для письма, блокнот с чистыми листами, наручные часы без колесика для завода, коробка с необычайно тонкой и прочной папиросной бумагой, кожаный бумажник из ненастоящей кожи, содержащий бумаги и маленькие книжечки, заполненные строчка за строчкой невероятно аккуратными печатными буквами на языке, который ничего не говорил для Деллы. В маленьком прозрачном футлярчике была фотография Стэда. Эта фотография мало чем отличалась от других когда-либо виденных Деллой фотографий симпатичного молодого мужчины, неулыбающиеся спокойные серо-голубые глаза застыли во внимательном серьезном взгляде. И в этом, конечно, было одно отличие. Так как эта фотография, если это была фотография, была цветной. И эти цвета не были нанесены фотографической водной краской, а светились и блестели прямо с самой бумаги.
— Где-то, — сказала Делла про себя, — где-то на земле есть империя или федерация, намного опередившая нас.
Эта мысль ей не понравилась. Как и любая молодая женщина с научным образованием, она гордилась своей Империей Аркон, веря в свою психологическую работу, только частично веря в рассказы о Демонах. Более того, она осознавала высшую судьбу человечества, которая может окончиться где угодно или, по крайней мере, вдали от этих стен, в которых заключена человеческая раса сейчас.
Среди вещей лежал кусочек бумаги, ярко-розовый, с печатным текстом, глубоко вдавленным в толстую бумагу. Делла сразу же узнала его. Такие приходные квитанции она много раз заполняла, когда конфисковала какие-нибудь предметы у рабочего, или у церковника, или Форейджера, или Солдата; она перевернула его одним ноготком и увидела, что он подписан Шардилоу.
— Его мозг просто не работает. — Делла поднесла один тонкий палец к губам, мысленно исправляя это плоское заявление. — Я имею в виду высшее сознание его мозга не работает. Таламус, контролирующий рефлексы, в порядке. Он крепкий парень, не так ли?
Она обернулась под лампами в пустой аскетической комнате, где стоял единственный стол и стул, и уставилась на чужака, который лежал на столе, обнаженный и угрюмый. Повязка у него на голове белым пятном выделялась на его темной коже. Его широко раскрытые бледно-голубые глаза смотрели в потолок без всякой искры знания, без признаков ума, без всякого проблеска сознания.
Чужак лежал здесь на столе; с первого взгляда было ясно, что это лежит крепкий, способный, безжалостный, упрямый человек, в то же время обладающий отзывчивостью и юмором. Его лицо, сейчас расслабленное и открытое, было хорошо сложено, нос был с благородной горбинкой, губы большие и узкие, подбородок упрямый, однако мягкий — сильное лицо, лицо, привыкшее справляться с людьми и ситуациями и подчинять их воле мозга, управлявшего этой головой и телом. Однако сейчас эта эффективная человеческая машина не была наделена ни умом, ни самосознанием.
— Просто ребенок, — сказала Делла, один уголок ее рта слегка кривился в усмешке, которую не совсем одобрил бы Саймон, она знала. — Как ты назвал его?
— Стэд, — сказал Саймон. Он взглянул на своего ассистента, грозную и прекрасную Деллу, с варварски коротко обрезанными рыжими завитками, которые никто пока не видел потемневшими, с высокой и гибкой фигурой, которая будоражила мужчин с неожиданной дикой силой. Саймон взглянул на нее, вздохнул, и, как уже было тысячу раз, подумал о том, что хотел бы стать на двадцать лет моложе.
— Стэд, — повторил он. — Это было первое слово, которое он сказал, когда пришел в сознание. Первое и единственное слово.
— Стэд. Что ж, оно ничего не значит ни на одном языке, который я знаю. Это может быть его имя. — Делла замолчала. Затем она сказала:
— Рапорт, который ты мне передал, показался мне довольно путаным. Я бы хотела сама встретиться с лидером Форейджеров Торбурном, если ты не против. Если бы мы знали, что именно случилось с чужаком, со Стэдом, до того, как он потерял сознание, у нас, возможно, был бы ключ к его памяти.
— Он, вероятнее всего, был в опасности. Так что это слово может быть криком о помощи, предупреждением его товарищам.
— По-моему, в рапорте указано, что он был один.
— Это так. — Саймон повернулся, когда расслабленная фигура на столе издала низкий булькающий всхлип. — Но прежде чем строить дальнейшие догадки, Делла, я бы хотел, чтобы ты осмотрела вещицы, найденные при нем. Они представляют крайне исключительную коллекцию. А, он снова собирается плакать.
Направляясь к двери, Делла сказала с улыбкой, от которой у нее на щеках появились ямочки:
— Все дети плачут. По крайней мере, так мне говорили.
Саймон не мог смотреть, как она выходит из комнаты. Его прошедшая юность яростно вопила о том, что безжалостный ход времени непоправимо разделил их. Затем, с видимым усилием, отразившемся на его костлявом теле и тощей фигуре, он выкинул из головы Деллу и повернулся к мужчине-ребенку на столе.
Лицо Стэда сморщилось. Его глаза закрылись, а веки вздулись. Его рот открылся. — Уау! — произнес Стэд.
— Флора, — позвал Саймон. Он внезапно почувствовал себя одиноким здесь, с этим плачущим ребенком. Мгновенное чувство отчаянной необходимости выяснить, почему плачет ребенок, и прекратить это каким-то подходящим образом наполнило его тревогой.
— Да, сэр, — ворвалась Флора, широкая, улыбающаяся, успокаивающая; ее обтягивающий белый передник шелестел при каждом вздохе. — Не беспокойтесь о нем, Контролер Саймон, сэр. Я скоро покормлю его. Тогда с ним все будет в порядке. — Она усмехнулась. — Хорошо еще мне не придется заставлять его срыгнуть. Представьте, как я похлопываю его по спинке.
Саймон оставил ее возиться с бутылкой, стаканом и трубочкой для кормления, не обращая внимания на ее шутку. Проблему этого чужака свалили на него, и как ученый он с жаром стремился разрешить ее, но как холостяка все эти детские тайны пугали и смущали его и даже вызывали легкое отвращение. Он не женился, так как не нашел, как он считал, подходящей женщины, а сейчас, когда Делла пришла работать его ассистенткой, было уже слишком поздно.
В соседней комнате, где на рабочем столе была разложена одежда чужака, Делла рассматривала странную цельную верхнюю одежду Стэда.
— Практично, — сказала она, вертя в руках зеленовато-серый легко скользящий материал. — Никаких пуговиц, только эта хитрая маленькая скользящая штучка, которая раскрывает его от шеи до лодыжек. Кому-то пришлось немало подумать, чтобы изобрести это.
Нижняя одежда человека лежала аккуратной стопкой в стороне: белая, гигиенично чистая, и, опять же, сделанная из какого-то материала, который был ей не знаком. Видно было, что это мужское нижнее белье. Она быстро бросила эти вещи назад. Она прикасалась к ним только кончиками своих тонких изящных пальцев.
На нем, очевидно, не было шлема. По крайней мере, сюда его не доставили. И, по-видимому, на нем не было никаких доспехов. Делле это показалось странным. По работе она сталкивалась с Форейджерами, крепкими, грубоватыми мужчинами и женщинами с атлетическими телами, жесткими инстинктами и невероятно гибким умом, и она знала, что ни один человек не рискнет выйти наружу без всех возможных предохранительных средств. Даже здесь, внутри лабиринта, предосторожности были иногда необходимы.
Электрический свет падал прямо на ручное оружие. Кто-то примотал курок проволокой, чтобы его нельзя было нажать. К нему была привязана табличка: — Опасно. Не трогать без разрешения.
Но что интересно, не было никакого указания на то, кто должен дать это разрешение. Делла вновь приложила один палец к губам, а другим слегка пошевелила пистолет.
Он не казался тяжелым. Остроконечный приклад, курок и предохранитель, барабан, тонкое в части дула и заметно утолщающееся в районе квадратного магазина. Она решила, что это должен быть магазин, хотя не могла увидеть, как он открывается. Что ж, Тони или кому-нибудь еще в отделе физики придется этим заняться.
Кроме этого еще было приспособление для письма, блокнот с чистыми листами, наручные часы без колесика для завода, коробка с необычайно тонкой и прочной папиросной бумагой, кожаный бумажник из ненастоящей кожи, содержащий бумаги и маленькие книжечки, заполненные строчка за строчкой невероятно аккуратными печатными буквами на языке, который ничего не говорил для Деллы. В маленьком прозрачном футлярчике была фотография Стэда. Эта фотография мало чем отличалась от других когда-либо виденных Деллой фотографий симпатичного молодого мужчины, неулыбающиеся спокойные серо-голубые глаза застыли во внимательном серьезном взгляде. И в этом, конечно, было одно отличие. Так как эта фотография, если это была фотография, была цветной. И эти цвета не были нанесены фотографической водной краской, а светились и блестели прямо с самой бумаги.
— Где-то, — сказала Делла про себя, — где-то на земле есть империя или федерация, намного опередившая нас.
Эта мысль ей не понравилась. Как и любая молодая женщина с научным образованием, она гордилась своей Империей Аркон, веря в свою психологическую работу, только частично веря в рассказы о Демонах. Более того, она осознавала высшую судьбу человечества, которая может окончиться где угодно или, по крайней мере, вдали от этих стен, в которых заключена человеческая раса сейчас.
Среди вещей лежал кусочек бумаги, ярко-розовый, с печатным текстом, глубоко вдавленным в толстую бумагу. Делла сразу же узнала его. Такие приходные квитанции она много раз заполняла, когда конфисковала какие-нибудь предметы у рабочего, или у церковника, или Форейджера, или Солдата; она перевернула его одним ноготком и увидела, что он подписан Шардилоу.