Я получил у Ванека отличную шпагу и кинжал, а в обмен рассказал, кто последний владел шпагой, висевшей у меня на боку.
Он пришел в неистовый восторг от мысли об обладании трофеем, вырванным у заклятого врага.
- Ты говорил, что рукоять у нее ценная, - сказал я. - Послушай, не сохранишь ли для меня эти камни? - Я протянул Ванеку завернутые в тряпку драгоценности. Глоаг настоял, чтобы и его долю тоже взяли на хранение. Он говорил об этом крайне серьезно. С таким богатством Глоаг мог сколотить небольшое дело в свободном квартале и жить припеваючи до конца своих дней, пользуясь всеобщим уважением.
Когда я сказал Ванеку, что мне еще требуется, он рассмеялся, хлопнул себя по бедру и крикнул Энкару, чтобы тот приготовил ялик и подвез в нем одного из своих воинов, замаскированного так, чтобы его можно было принять за меня. Затем мы поднялись на крышу, и я не без трепета устроился в аэроботе. Я впервые оказался на подобном судне.
Это было чудом. Аэробот имел форму лепестка, с прозрачным лобовым стеклом спереди, ремнями для удержания пассажиров, шкурами и шелками для того, чтобы они могли укрыться. Мы с Глоагом пристегнули ремни. Возничий слова "пилот" я тогда не знал, кроме как в значении "лоцман" - заставил наше суденышко прыгнуть в воздух, в потоки закатного света алого солнца. Скоро за ним последует и зеленое. С течением времени, после затмения солнц, зеленое солнце станет предшествовать красному при восходе и заходе. Крегенский календарь в большой степени основывался на относительном вращении солнц. Я напрягся, когда мы понеслись вперед в красноватом меркнущем свете.
Я планировал опуститься в сад на крыше прежде, чем везущий моего двойника ялик доберется до пристани Эстеркари. Аэробот пошел по наклонной вниз, и я с радостью увидел, что сад под нами пуст. Мы с Глоагом спрыгнули, и аэробот отлетел на безопасное расстояние. Мы помчались по уже знакомой лестнице в жилье рабов. Даже если бы мы надели рабские набедренные повязки грязно-серого цвета, мы все равно привлекли бы внимание оружием, поэтому я предпочел оставаться в алой набедренной повязке и алом плаще, и Глоаг последовал моему примеру.
Мы нашли рабыню, которая под угрозой копья Глоага более чем охотно сообщила нам, что пленницу, которую она столь хорошо помнила, заперли в клетке над ямой с лимами. Я содрогнулся. Войти опять в опаловый дворец уже само по себе было плохо, но куда хуже спуститься в его подземелья, ниже уровня воды, где бегали вдоль влажных стен мохнатые, гибкие, злобные лимы. Там гнило уже много человеческих костей. Лим - восьминогий хищник, гибкий, как хорек или ласка, но размером с леопарда, с клинообразной головой и клыками, способными пробить насквозь дубовую дверь. На Великих равнинах мы убивали лимов без пощады. Они нападали на стада чункр, отдавая предпочтение детенышам, ибо взрослый чункра без труда мог насадить лима на рога, а потом отбросить на сотню ярдов.
Я видел, как одним ударом лапы с выпущенными когтями лим оторвал воину голову, а потом раздавил ее, словно гнилую тыкву.
И все же попасть к лимам было куда более предпочтительной участью для Делии с Синих гор, чем быть раздетой и выброшенной во двор к рапам.
Мы могли надеяться только на скорость и дерзость нашего предприятия.
Я надеялся, что Кидонес Эстеркари и его злодейка-дочь, принцесса Натема, будут вместе с Галной ждать на пристани прибытия ялика, о котором им наверняка доложили. И все же - а была ли Натема злодейкой? Если она и впрямь влюбилась в меня, учитывая столь несчастные для характера обстоятельства рождения и воспитания, разве она не действовала бы именно таким образом? Женщина, оскорбленная, что ею пренебрегли, - не та личность, к которой оскорбителю стоит поворачиваться спиной, особенно если она держит в руке кинжал или умеет метать терчик.
Мы осторожно шли по высокому карнизу над ямой с лимами. Стенки сочились влагой. Тут все провоняло лимами, той душащей, мохнатой, забивающей горло вонью, что столь тошнотворна в замкнутом пространстве. В прерии этот запах разносится ветром, улавливается дикими чункрами и предупреждает, что настало время стать в круг с детенышами в центре, выставив рога наружу.
Лимы кружили вдоль стен в яме под нами. В центре висела на канате клетка, в которой ничком лежала Делия со связанными запястьями. К клетке тянулись через блоки канаты, при помощи которых клетку можно было поднимать и опускать. Увидев нас, Делия вскрикнула, а лимы в яме зашипели, зафыркали и принялись прыгать на стенки, пытаясь добраться до нас.
Канатов было шесть. Я определил тот, что вытаскивал клетку, и взялся за него.
Нет, - возразил Глоаг. - Госпожа, - обратился он к Делии, - вы должны встать и зацепиться руками за прутья клетки. Держитесь крепче - ради собственной жизни!
Я не колебался.
- Делай, что тебе сказал Глоаг!
Спотыкаясь, со спадающими на лицо волосами, Делия встала и просунула связанные руки меж прутьев, повиснув на перекладине.
- Я готова, - сообщила она недрогнувшим голосом.
Я подтянул канат.
В тот же миг канат, шедший к низу клетки, натянулся, пол клетки разошелся в центре и распался на две половины. Если бы Делия осталась стоять там, ее выбросило бы, словно уголь из бункера, прямо в когти и клыки лимов.
Я втащил ее, поймал в объятья и опустил на карниз. На ней все еще оставалась алая набедренная повязка. Она вдруг неудержимо задрожала. Я поддержал ее и одним движением шпаги освободил от пут. Затем мы поспешили выбраться по карнизу из этой адской ямы.
Светильники отбрасывали полосы света на длинную гладкую спину Делии, блестевшую от пота. Мы добрались до крыши и увидели, что зеленое солнце уже зашло; теперь над нами плыла самая большая луна Крегена, Дева-с-Множеством-Улыбок, омывая сад розовой дымкой. Возничий аэробота держался наготове и, заметив нас, сразу стал спускаться по наклонной. Приближался, однако, еще один аэробот. Суда шли сходящимися курсами. Ночной ветерок шелестел цветками, закрывшими лепестки на закате, чтобы теперь предаться лунному свету. На лестнице послышались шаги и голоса, заплясал свет факелов, отблески шпаг и кинжалов.
Наш аэробот сел на крышу. Второй опустился рядом, из него выскочили чулики, сверкая в лунном свете изумрудно-серыми одеждами. Позади нас на крышу выскочили воины.
Я толкнул Делию к аэроботу, а Глоаг с копьем наперевес устремился навстречу чуликам.
Воины позади, чулики впереди. Мы в меньшинстве и в западне - но все равно будем драться.
Я убил троих быстрыми выпадами, отступая к аэроботу. Чулики пытались добраться до Глоага, вонзавшего и вырывающего копье с дикой ликующей точностью. Он отворял чуликам кровь, орошая цветы. Я обхватил Делию левой рукой за талию.
- Отходи к аэроботу, Глоаг! - заорал я.
Он с громким криком прыгнул к нам. Возничий нашего аэробота тоже вступил в бой, его шпага сверкала огнем в лунном свете. Нас теснили. Делия извивалась, вырываясь из моей руки.
- Выпусти меня, дурень здоровенный!
Я послушался ее. Она подхватила упавший кинжал и вонзила его в сердце чулика, который собирался было проделать то же со мной, затем прыгнула к аэроботу чуликов. Я уложил следующего чулика, запрыгнул в аэробот, свалившись рядом с Делией, развернулся, словно лим, и рубанул по сунувшейся к нам физиономии вонзив шпагу глубоко в череп. От лобового стекла отскочила стрела. Я заорал глухо и неистово, и возница Глоага круто направил свое суденышко вверх. Возничий аэробота чуликов, на вид мягкотелый юнец в зеленом мундире Эстеркари, уставился на мой клинок, сглотнул и положил руки на рычаги управления. Мы начали взлетать. Вокруг нас разливался розовый лунный свет. Ветер развевал мой алый плащ.
Чья-то рука схватилась за планшир судна, накренив его. В мое поле зрения попал чулик с кинжалом в зубах и нацеленной в сердце Делии шпагой. Я с силой обрушил клинок ему на голову. Он только коротко вскрикнул, его рука со шпагой дернулась, кинжал выпал из зубов, и он рухнул вниз, прихватив с собой мою шпагу, застрявшую в костях его черепа.
Сзади прозвучал длинный тихий стон. Я стремительно обернулся, и весь мир прыгнул мне в горло. Делия?..
Стрела сразила возничего, пронзив его насквозь, град новых стрел просвистел там, где только что была моя голова, звякая и оперяя панель управления. Аэробот дико запрыгал...
И взлетел, как пробка, по дуге. Ветер подхватил его и погнал в лунном свете.
Далеко внизу раздавались крики.
Я столкнул возничего с наклонного сиденья и выкинул за борт.
А затем беспомощно уставился на управление.
- Оно сломано, Дрей Прескот, - подтвердила подозрения Делия из Дельфонда. - Аэробот неуправляем.
Ветер все быстрее и быстрее нес нас над городом. В одно мгновение громадные здания уменьшились в размерах и стали похожи на кубики на полу в детской. Потом они исчезли в лунном мареве, и мы остались одни, беспомощно дрейфуя над поверхностью равнин под лунами Крегена.
Глава 16
В ВЕЛИКИХ ПРЕРИЯХ СЕГЕСТЕСА
Если вы скажете, что Креген, ввиду его двух солнц, обладает неумеренным, чтобы не сказать чрезмерным, числом лун, я могу только ответить, что природа вообще по сути своей избыточна. Таков уж Креген. Дикий, жестокий и прекрасный, беспощадный к слабым и неумелым, терпимый к честолюбцам и наемникам, положительно щедрый к смелым и неразборчивым в средствах. Креген - планета, где достоинства иные, чем у нас на Земле.
Земная Луна и планета Марс, которая относительно невелика, как я понимаю, возникли из отлетевшей расплавленной земной коры во времена, когда шел процесс образования солнечной системы. Таким образом в космосе пропало что-то около двух третей земной коры, лишив нас большей площади поверхности суши и, соответственно, более глубоких морей. На Крегене улетучилось лишь около половины первоначальной поверхности, образовав не одну луну и планету, а семь лун. Астрономически это вполне допустимо.
Из девяти островов Крегена ни один не уступает по площади Австралии. Есть, конечно, бессчетное количество островов поменьше, рассеянных по морям, и никто толком не может сказать, кто или что там живет.
Мы - Делия с Синих гор и я, Дрей Прескот, летели на поврежденном аэроботе в глубь Великих Равнин континента Сегестес.
Разговаривали мы мало. Я - от того, что ощущал в девушке обиду на меня, естественные чувства негодования и презрения, какие она должна была испытывать ко мне, несмотря на мое преклонение перед ней, не имеющее себе равных ни на Земле, ни на Крегене. Но Делия по-прежнему не знала - и не должна была знать - о моей эгоистичной страсти.
Сперва Делия отказалась от предложенного алого плаща; но перед рассветом, когда Дева-с-Множеством-Улыбок побледнела на небе и стало прохладно, она согласилась его принять. Взошло красное солнце. Это солнце в Зеникке называли Зим. Зеленое солнце называли Генодрас. Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь знает все великое множество названий солнц и лун Крегена, бытующих на планете.
- Лахал, Дрей Прескот, - сказала Делия, когда над горизонтом появился краешек солнца.
- Лахал, Делия с Синих гор, - ответил я. Говорил я мрачно, и моя неприветливая физиономия, должно быть, угнетала ее, так как она резко отвернулась. Я увидел, что она рыдает.
- Если ты заглянешь в черный ящик под штурвал, - произнесла она через некоторое время все еще приглушенным голосом, - то найдешь там пару серебряных шкатулок. Если ты сможешь раздвинуть их, хоть самую малость...
Я последовал указаниям. Там действительно стояли две почти соприкасающиеся серебряные шкатулки, и я, крякнув, развел их в стороны. Аэробот стал плавно снижаться.
Я искренне удивился.
- Почему ты... - начал было я.
Но Делия повернулась ко мне великолепно-округлым плечиком и посильнее закуталась в алый плащ - и я воздержался от вопросов.
Наконец мы приземлились, и я оказался на равнинах, где провел пять насыщенных событиями лет. Я снова стал кланнером. За исключением одного вокруг меня не было никаких кланов.
Единственным оружием, которым мы располагали, был кинжал, а также наши руки и мозги.
Вскоре я поймал дикого букса - хорошая еда, если изжарить его, обмазав глиной, чтобы удобнее было удалить иглы. Мы напились из чистого ключа и сидели у костра. Я любовался красотой Делии и находил в душе способность быть довольным.
Мы находились на широкой и плодородной полосе земли, что примыкает к морю, в которое впадает Никка, называемому здешними жителями Морем Заката, поскольку находится на западном краю континента. Оно напоминает мне теперь о море, в которое погружается солнце в Сан-Франциско с его фантастическими видами. Мы находились на окраине Великих равнин. Зеникка черпает свои доходы - рабов, минералы из рудников и продукты с полей - не только с глубины материка, но и со всего побережья. Я питал надежду, что нам повезет и какой-нибудь караван наткнется на нас прежде, чем мы решим возвращаться в город пешком.
Я решил подождать с неделю. Возможность, что нас найдут кланнеры, особо не радовала. Я не мог надеяться, что это будут люди из клана Фельшраунг или Лонгуэльм. Любой же другой клан окажется враждебным. И тогда девушка сильно затруднит переговоры.
Мы прождали шесть дней, прежде чем увидели караван. За это время я обнаружил, что трещина в стене, которая отделяла меня от Делии, несколько расширилась. Делия начала терять холодную сдержанность и становиться импульсивной, прекрасной, своенравной девушкой, какой была на самом деле. Она не рассказывала мне ни о Дельфонде, ни о семье, ни о прошлом. А я так и не расспросил единственных людей, способных сообщить мне, где находится Дельфонд - в Доме Эвард, - а рабы о нем не ведали.
Мы разбили небольшой лагерь, и Делия охотно помогала по хозяйству. Я сработал из дерева стурм крепкий заостренный кол - и он пригодился, когда мне пришлось драться с самкой линга. Она неожиданно выскочила из-под кустов и попыталась уволочь Делию. Линги живут среди кустов и камней малой равнины, где есть деревья и ручьи. Величиной они с собаку колли, но на шести ногах, с длинной шелковистой шкурой и когтями, достигающими четырех дюймов длины, способные вспороть шкуру чункре. Я сработал из убитой самки великолепную меховую накидку для Делии, которая ей очень шла. В мехах она выглядела великолепной и женственной.
Первый сигнал, что караван близко, не был звуком бубенцов, стуком мозолистых подушечек на ногах калсаниев или криком погонщиков. Это были пронзительные вопли дерущихся людей и похожие на звон гонга удары стали о сталь.
Я прыгнул к зарослям кустов возле лагеря, сжимая в кулаке заостренный кол.
Этот период отношений с Делией стал для меня по-настоящему драгоценным. Обманывал ли я себя или она смягчилась по отношению ко мне? Она всегда вела себя корректно, вежливо, мягко и услужливо в мелких вопросах хозяйственных забот. Мы избегали тем, подвергнутых табу по молчаливому уговору, но могли говорить на досуге много часов о всевозможных вещах - от такого волнующего вопроса, кто был первым существом на Крегене, до обсуждения наилучшего способа носить белые шелковистые меха линга. Да, это время было воистину драгоценно - время, проведенное под лунами Крегена у лагерного костра ночью. Такие мысли пронеслись у меня в голове, когда я увидел небольшой караван, подвергшийся нападению кланнеров. Зачем впутываться? Лучше подождать, пока все закончится, кланнеры заберут добычу и пленных, за которых можно получить выкуп, и ускачут восвояси, распевая дикие и шумные песни. Любое вмешательство с моей стороны вполне может закончиться тем, что секира пробьет мою глупую башку и прекратит слишком короткий сладкий период дружбы между мной и Делией.
- Смотри, Дрей Прескот, - сказала Делия, присоединившаяся ко мне, всмотревшись сквозь кусты. - Зелено-синее! Это караван Знатного Дома Эвард.
- Вижу, - буркнул я.
Кланнеры принадлежали к неизвестному мне клану. Повстречайся мы с ними, когда я скакал по Великим равнинам среди моих кланнеров, меж нами не обошлось бы без кровопролития. И если бы я остался в живых, дело кончилось бы взятием или отдачей оби. Эти кланнеры значили для меня ничуть не больше, чем воины Эварда. Но Делия сжала губы и посмотрела на меня, глаза ее опасно искрились - по крайней мере, такими они казались мне, для которого не существовало на двух планетах ни одной женщины, достойной нести шлейф ее платья.
- Отлично, - сказал я. В последнее время я что-то очень много говорил. Неразговорчивый от природы, кроме тех случаев, когда речь идет о волнующей меня теме, я за последнее время, как теперь выражаются, распустил язык. Приняв решение, я не терял времени даром. Я встал, вскинул свое оружие и устремился в свалку.
Воины в зелено-синем верхом на полувавах яростно сражались с кланнерами на зорках. Это давало жителям города некоторый шанс. Шпаги проникали сквозь неуклюжую защиту и пронзали мускулистые тела. Секиры описывали широкие круги и раскалывали черепа, расшвыривая мозги.
Кланнеры были небольшим отрядом налетчиков - об этом мне сказали их зорки, - и, должно быть, наткнулись на караван, сами не ожидая. Я оказался среди них прежде, чем кто-то сообразил, что в бой вступила новая сила. Я не издал ни звука.
Через минуту я спешил двух кланнеров, вооружился секирой и помчался к группе из трех всадников, пытавшихся сорвать драпировки с роскошно отделанного паланкина. Я отбросил мысль поднять шум, словно я передовой боец целой армии. Одет я был не как кланнер, не как горожанин, а как охотник Афразои, и обе стороны быстро бы раскусили хитрость.
Секира отделила голову моего противника от туловища, пошла, обратно разрезав щеку другого, и сшибла его с седла. Третий поднял на дыбы забившего копытами зорка, готовый зарубить меня и вполне способный это сделать. Я отпрянул, и его удар рассек пустой воздух. Драпировки раздвинулись, и неуверенно высунулась голова, увенчанная широкой плоской шляпой. Я увидел, как позади всадника, готового напасть на меня, воин в зелено-синем вонзил шпагу в горло кланнеру, клинок застрял, и воин с миг бестолково дергал его. В следующий миг железная птица должна была погрузиться в спину воина Эварда.
Я сильно метнул секиру, применив старую хитрость кланнеров, и отточенные шесть дюймов стали вонзились в грудь всадника на зорке. Тот тупо посмотрел на секиру, а потом свалился.
Кланнер, что находился передо мной, рванул вперед и обрушил на меня собственную секиру. Я бросился под замах удара, избежал зубов зорка - с вавом я был бы уже покойником - и, подпрыгнув, обхватил воина за талию. Мы оба рухнули наземь. Когда я поднялся и огляделся, мой кинжал уже алел от его крови.
- Отлично, джикай! - услышал я хриплый крик.
Кланнеры решили, что с них хватит. То, чему полагалось быть милым неспешным убийством и грабежом, превратилось в кровавую баню. С дикими и недоуменными криками они поскакали восвояси.
Мы избежали их последних парфянских выстрелов - стрелы воткнулись в землю. Если бы они задержались, у нас хватило бы луков, чтобы ответить на их стрельбу с довеском.
Ныне я частенько невольно улыбаюсь, читая невежественное употребление слов, когда земляне говорят о варварском оружии. Часто читаешь, что лучники "открыли пальбу". Я, бывало, применял кремень и кресало, открывая огонь из мушкета, палил из пистолета, много раз открывал огонь из автомата. Я даже применял зажженный фитиль, обмотанный вокруг пальника, стреляя из тридцатидвухфунтовой пушки на качающейся орудийной палубе трехпалубного корабля. Но во всем этом дыму и пламени я никогда не открывал огонь из лука. Никто не палит из лука стрелами. Возможно, это выражение можно отнести к особым случаям, когда мы, кланнеры, привязывали к стрелам горящие тряпки и применяли их для поджога фургонов наших врагов, как поступили мы однажды в дикий день в Ущелье Утоптанных листьев.
Всадник на полуваве вытащил наконец шпагу из горла врага и посмотрел на меня с выражением любопытства на бронзовом энергичном лице с черными глазами. Подстриженные волосы покрывал стальной шлем. Всадник оценивающе смерил взглядом меня, а я - его. Гибкий и статный, он хорошо держался в седле, и я видел, как он фехтует: несмотря на последнее досадное происшествие из-за шейных костей - а они иногда ведут себя весьма подло, зажимая клинок, - он держался превосходно.
Всадник поскакал в мою сторону.
Проехав мимо, он обеспокоено нагнулся к паланкину.
- Тетя Шуша! Ты не пострадала?
Голова в широкой плоской шляпе показалась вновь. На этот раз старая женщина высунулась дальше, и я увидел, что в обтянутой перчаткой правой руке она держала изящный кинжальчик. Лицо у нее было древнее - морщины и мешки под глазами говорили о ее преклонных годах, но глаза смотрели достаточно живо, яркие и злые.
- Незачем зря болтать, юный Варден! Конечно, я не пострадала! Не думаешь же ты, что я дам себя напугать несчастной шайке заморышей вроде этих надоедливых кланнеров?
Она собралась выйти, и воины подбежали, чтобы спустить паланкин с высоты между двух калсаниев. Она спустилась - маленькая, невероятно живая старушка. Синее платье было повсюду прострочено алыми нитями - точно солнце на воде.
- Тетя Шуша! - в притворном ужасе запротестовал юноша, который, как я теперь понял, был принцем Варденом Ванеком из дома Эвард. - Ты не должна себя утомлять.
- Да цыц ты! Ты даже не сказал "лахал" этому молодому человеку... Она пригляделась ко мне выцветшими глазами. - Посмотри на него: бегает полуголый и убивает людей с такой же легкостью, как я продеваю иголку сквозь гобелен. - Она живо заковыляла ко мне. - Лахал, молодой человек. И спасибо за все, что вы сделали. Мне это напоминает... - Она оборвала фразу, и Варден спрыгнул с высокого седла, чтобы поддержать ее. - Цвет... цвет! Он живо напоминает мне...
- Лахал, госпожа, - поздоровался я, постаравшись смягчить свой голос, но он все равно напоминал угрожающее рычание.
Варден, поддерживавший тетку, уставился на меня. Глаза его смотрели прямо.
- Лахал, джикай, - поздоровался он. - Виноват, я проявил нерадивость, не поблагодарив тебя как подобает. Но моя тетя - она стара...
Она постучала обтянутым перчаткой пальцем по его бронзовой руке.
- Хватит тебе, юный сумасброд, оскорблять меня. Я не старше, чем мне положено.
Я знал, что на Крегене мужчины и женщины могут ожидать, если не погибнут и не заболеют, куда более продолжительной жизни, чем на Земле. Этой старой леди, прикинул я, скорее двести, чем сто.
Все это время я не улыбался.
- Лахал, принц Варден Ванек Эвардский. Я - Дрей Прескот.
- Лахал, Дрей Прескот.
- Ты ведь не видел, как Дрей Прескот спас твою шкуру, так ведь, племянничек? - И она объяснила, как я метнул секиру, спасая Вардена.
- Это настоящий джикай, - закончила она, чуточку запыхавшись.
- У меня еще имелся хикдар, госпожа, - поскромничал я, показывая кинжал.
Она засмеялась и закашлялась.
- Так же как и у меня - мой маленький дельдар.
Я взглянул. Верно, ее кинжальчик оказался терчиком.
Удивленный возглас вернул наше внимание к окружающему. С возвышенности к нам спускалась Делия с Синих гор. Одетая в алую набедренную повязку, с белыми мехами, колышущимися в такт ее гибким движениям, с восхитительно смотрящимися в свете солнц длинными проворными ножками, она вызвала возгласы благоговения из уст всех воинов. Я затаил дыхание. Она была великолепна.
После того как я представил их друг другу, оставалось только вернуться в город с эвардским караваном. Он вез тетю Шушу из ее ежегодного паломничества к горячим источникам Бенги Десте. Бенга, спешу объяснить, это крегенское слово, больше всего соответствующее земному "святая".
Не могу объяснить почему, но когда я задал новым знакомым свой привычный вопрос, на этот раз я испытывал напряженное чувство ожидания. На морщинистом лице тети Шуши появилось рассеянное выражение.
- Афразоя? Город савантов? Кажется, я слышала некогда о таком месте. Но это было очень-очень давно, и моя бедная голова не может вспомнить.
Глава 17
БОЕЦ-БРАВИ ЗЕНИККИ
Теперь жизнь для меня, Дрея Прескота, потекла по совершенно иному руслу. Раньше мне недоставало товарищества. Я нашел этот редкий на Крегене товар только среди шатров и фургонов кланнеров в лице Хэпа Лодера и ему подобных. Масперо и прочие, как я думал, богоподобные существа из Афразои всегда внушали мне глубокое благоговение, но не больше. И вот теперь я снова обрел товарищей в лице принца Вардена и его ближайших соратников в доме Эвард города Зеникки. А также, самое странное, я нашел чувство дружбы, теплой, человечной - настоящей роскоши для меня, в виде мудрого общения с тетей Шушей. Я признавал, что она может однажды вспомнить то, что знала об Афразое, но не нуждался в этой надежде, чтобы восхищаться ею. Признаться честно, моя привязанность к ней граничила с глупостью - если приязнь вообще может быть глупостью.
Аэроботы были в Сегестесе предметом редким и дорогим, и Ванек отправил отряд починить и доставить обратно тот, на котором сбежали мы с Делией, рассматривая его как еще один трофей, вырванный у ненавистных Эстеркари. Делия сказала, что знакома с аэроботами, и добавила, что ее страна имеет непосредственное отношение к их производству.
Я с немалым воодушевлением подключился к планам Дома Эвард сбить спесь с Дома Эстеркари. Одетый в зелено-синие цвета Эварда, я щеголял вместе с другими молодыми бойцами, когда мы прогуливались по пассажам, навещали питейные заведения и участвовали в различных развлечениях в местном эквиваленте Сохо в Зеникке. Я заходил во впечатляющее здание Собрания и наблюдал, как проходили нескончаемые дебаты, а мужчины и женщины входили и выходили, покидая или занимая кресла, отведенные их Домам. Мы даже вступили в пару стычек между брави - сплошные развевающиеся плащи, лязг и звон шпаг и кинжалов, крики и смех, а затем поспешное отступление, когда мы заметили изумрудно-алые мундиры городской стражи, спешившей разнять дерущихся.
Он пришел в неистовый восторг от мысли об обладании трофеем, вырванным у заклятого врага.
- Ты говорил, что рукоять у нее ценная, - сказал я. - Послушай, не сохранишь ли для меня эти камни? - Я протянул Ванеку завернутые в тряпку драгоценности. Глоаг настоял, чтобы и его долю тоже взяли на хранение. Он говорил об этом крайне серьезно. С таким богатством Глоаг мог сколотить небольшое дело в свободном квартале и жить припеваючи до конца своих дней, пользуясь всеобщим уважением.
Когда я сказал Ванеку, что мне еще требуется, он рассмеялся, хлопнул себя по бедру и крикнул Энкару, чтобы тот приготовил ялик и подвез в нем одного из своих воинов, замаскированного так, чтобы его можно было принять за меня. Затем мы поднялись на крышу, и я не без трепета устроился в аэроботе. Я впервые оказался на подобном судне.
Это было чудом. Аэробот имел форму лепестка, с прозрачным лобовым стеклом спереди, ремнями для удержания пассажиров, шкурами и шелками для того, чтобы они могли укрыться. Мы с Глоагом пристегнули ремни. Возничий слова "пилот" я тогда не знал, кроме как в значении "лоцман" - заставил наше суденышко прыгнуть в воздух, в потоки закатного света алого солнца. Скоро за ним последует и зеленое. С течением времени, после затмения солнц, зеленое солнце станет предшествовать красному при восходе и заходе. Крегенский календарь в большой степени основывался на относительном вращении солнц. Я напрягся, когда мы понеслись вперед в красноватом меркнущем свете.
Я планировал опуститься в сад на крыше прежде, чем везущий моего двойника ялик доберется до пристани Эстеркари. Аэробот пошел по наклонной вниз, и я с радостью увидел, что сад под нами пуст. Мы с Глоагом спрыгнули, и аэробот отлетел на безопасное расстояние. Мы помчались по уже знакомой лестнице в жилье рабов. Даже если бы мы надели рабские набедренные повязки грязно-серого цвета, мы все равно привлекли бы внимание оружием, поэтому я предпочел оставаться в алой набедренной повязке и алом плаще, и Глоаг последовал моему примеру.
Мы нашли рабыню, которая под угрозой копья Глоага более чем охотно сообщила нам, что пленницу, которую она столь хорошо помнила, заперли в клетке над ямой с лимами. Я содрогнулся. Войти опять в опаловый дворец уже само по себе было плохо, но куда хуже спуститься в его подземелья, ниже уровня воды, где бегали вдоль влажных стен мохнатые, гибкие, злобные лимы. Там гнило уже много человеческих костей. Лим - восьминогий хищник, гибкий, как хорек или ласка, но размером с леопарда, с клинообразной головой и клыками, способными пробить насквозь дубовую дверь. На Великих равнинах мы убивали лимов без пощады. Они нападали на стада чункр, отдавая предпочтение детенышам, ибо взрослый чункра без труда мог насадить лима на рога, а потом отбросить на сотню ярдов.
Я видел, как одним ударом лапы с выпущенными когтями лим оторвал воину голову, а потом раздавил ее, словно гнилую тыкву.
И все же попасть к лимам было куда более предпочтительной участью для Делии с Синих гор, чем быть раздетой и выброшенной во двор к рапам.
Мы могли надеяться только на скорость и дерзость нашего предприятия.
Я надеялся, что Кидонес Эстеркари и его злодейка-дочь, принцесса Натема, будут вместе с Галной ждать на пристани прибытия ялика, о котором им наверняка доложили. И все же - а была ли Натема злодейкой? Если она и впрямь влюбилась в меня, учитывая столь несчастные для характера обстоятельства рождения и воспитания, разве она не действовала бы именно таким образом? Женщина, оскорбленная, что ею пренебрегли, - не та личность, к которой оскорбителю стоит поворачиваться спиной, особенно если она держит в руке кинжал или умеет метать терчик.
Мы осторожно шли по высокому карнизу над ямой с лимами. Стенки сочились влагой. Тут все провоняло лимами, той душащей, мохнатой, забивающей горло вонью, что столь тошнотворна в замкнутом пространстве. В прерии этот запах разносится ветром, улавливается дикими чункрами и предупреждает, что настало время стать в круг с детенышами в центре, выставив рога наружу.
Лимы кружили вдоль стен в яме под нами. В центре висела на канате клетка, в которой ничком лежала Делия со связанными запястьями. К клетке тянулись через блоки канаты, при помощи которых клетку можно было поднимать и опускать. Увидев нас, Делия вскрикнула, а лимы в яме зашипели, зафыркали и принялись прыгать на стенки, пытаясь добраться до нас.
Канатов было шесть. Я определил тот, что вытаскивал клетку, и взялся за него.
Нет, - возразил Глоаг. - Госпожа, - обратился он к Делии, - вы должны встать и зацепиться руками за прутья клетки. Держитесь крепче - ради собственной жизни!
Я не колебался.
- Делай, что тебе сказал Глоаг!
Спотыкаясь, со спадающими на лицо волосами, Делия встала и просунула связанные руки меж прутьев, повиснув на перекладине.
- Я готова, - сообщила она недрогнувшим голосом.
Я подтянул канат.
В тот же миг канат, шедший к низу клетки, натянулся, пол клетки разошелся в центре и распался на две половины. Если бы Делия осталась стоять там, ее выбросило бы, словно уголь из бункера, прямо в когти и клыки лимов.
Я втащил ее, поймал в объятья и опустил на карниз. На ней все еще оставалась алая набедренная повязка. Она вдруг неудержимо задрожала. Я поддержал ее и одним движением шпаги освободил от пут. Затем мы поспешили выбраться по карнизу из этой адской ямы.
Светильники отбрасывали полосы света на длинную гладкую спину Делии, блестевшую от пота. Мы добрались до крыши и увидели, что зеленое солнце уже зашло; теперь над нами плыла самая большая луна Крегена, Дева-с-Множеством-Улыбок, омывая сад розовой дымкой. Возничий аэробота держался наготове и, заметив нас, сразу стал спускаться по наклонной. Приближался, однако, еще один аэробот. Суда шли сходящимися курсами. Ночной ветерок шелестел цветками, закрывшими лепестки на закате, чтобы теперь предаться лунному свету. На лестнице послышались шаги и голоса, заплясал свет факелов, отблески шпаг и кинжалов.
Наш аэробот сел на крышу. Второй опустился рядом, из него выскочили чулики, сверкая в лунном свете изумрудно-серыми одеждами. Позади нас на крышу выскочили воины.
Я толкнул Делию к аэроботу, а Глоаг с копьем наперевес устремился навстречу чуликам.
Воины позади, чулики впереди. Мы в меньшинстве и в западне - но все равно будем драться.
Я убил троих быстрыми выпадами, отступая к аэроботу. Чулики пытались добраться до Глоага, вонзавшего и вырывающего копье с дикой ликующей точностью. Он отворял чуликам кровь, орошая цветы. Я обхватил Делию левой рукой за талию.
- Отходи к аэроботу, Глоаг! - заорал я.
Он с громким криком прыгнул к нам. Возничий нашего аэробота тоже вступил в бой, его шпага сверкала огнем в лунном свете. Нас теснили. Делия извивалась, вырываясь из моей руки.
- Выпусти меня, дурень здоровенный!
Я послушался ее. Она подхватила упавший кинжал и вонзила его в сердце чулика, который собирался было проделать то же со мной, затем прыгнула к аэроботу чуликов. Я уложил следующего чулика, запрыгнул в аэробот, свалившись рядом с Делией, развернулся, словно лим, и рубанул по сунувшейся к нам физиономии вонзив шпагу глубоко в череп. От лобового стекла отскочила стрела. Я заорал глухо и неистово, и возница Глоага круто направил свое суденышко вверх. Возничий аэробота чуликов, на вид мягкотелый юнец в зеленом мундире Эстеркари, уставился на мой клинок, сглотнул и положил руки на рычаги управления. Мы начали взлетать. Вокруг нас разливался розовый лунный свет. Ветер развевал мой алый плащ.
Чья-то рука схватилась за планшир судна, накренив его. В мое поле зрения попал чулик с кинжалом в зубах и нацеленной в сердце Делии шпагой. Я с силой обрушил клинок ему на голову. Он только коротко вскрикнул, его рука со шпагой дернулась, кинжал выпал из зубов, и он рухнул вниз, прихватив с собой мою шпагу, застрявшую в костях его черепа.
Сзади прозвучал длинный тихий стон. Я стремительно обернулся, и весь мир прыгнул мне в горло. Делия?..
Стрела сразила возничего, пронзив его насквозь, град новых стрел просвистел там, где только что была моя голова, звякая и оперяя панель управления. Аэробот дико запрыгал...
И взлетел, как пробка, по дуге. Ветер подхватил его и погнал в лунном свете.
Далеко внизу раздавались крики.
Я столкнул возничего с наклонного сиденья и выкинул за борт.
А затем беспомощно уставился на управление.
- Оно сломано, Дрей Прескот, - подтвердила подозрения Делия из Дельфонда. - Аэробот неуправляем.
Ветер все быстрее и быстрее нес нас над городом. В одно мгновение громадные здания уменьшились в размерах и стали похожи на кубики на полу в детской. Потом они исчезли в лунном мареве, и мы остались одни, беспомощно дрейфуя над поверхностью равнин под лунами Крегена.
Глава 16
В ВЕЛИКИХ ПРЕРИЯХ СЕГЕСТЕСА
Если вы скажете, что Креген, ввиду его двух солнц, обладает неумеренным, чтобы не сказать чрезмерным, числом лун, я могу только ответить, что природа вообще по сути своей избыточна. Таков уж Креген. Дикий, жестокий и прекрасный, беспощадный к слабым и неумелым, терпимый к честолюбцам и наемникам, положительно щедрый к смелым и неразборчивым в средствах. Креген - планета, где достоинства иные, чем у нас на Земле.
Земная Луна и планета Марс, которая относительно невелика, как я понимаю, возникли из отлетевшей расплавленной земной коры во времена, когда шел процесс образования солнечной системы. Таким образом в космосе пропало что-то около двух третей земной коры, лишив нас большей площади поверхности суши и, соответственно, более глубоких морей. На Крегене улетучилось лишь около половины первоначальной поверхности, образовав не одну луну и планету, а семь лун. Астрономически это вполне допустимо.
Из девяти островов Крегена ни один не уступает по площади Австралии. Есть, конечно, бессчетное количество островов поменьше, рассеянных по морям, и никто толком не может сказать, кто или что там живет.
Мы - Делия с Синих гор и я, Дрей Прескот, летели на поврежденном аэроботе в глубь Великих Равнин континента Сегестес.
Разговаривали мы мало. Я - от того, что ощущал в девушке обиду на меня, естественные чувства негодования и презрения, какие она должна была испытывать ко мне, несмотря на мое преклонение перед ней, не имеющее себе равных ни на Земле, ни на Крегене. Но Делия по-прежнему не знала - и не должна была знать - о моей эгоистичной страсти.
Сперва Делия отказалась от предложенного алого плаща; но перед рассветом, когда Дева-с-Множеством-Улыбок побледнела на небе и стало прохладно, она согласилась его принять. Взошло красное солнце. Это солнце в Зеникке называли Зим. Зеленое солнце называли Генодрас. Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь знает все великое множество названий солнц и лун Крегена, бытующих на планете.
- Лахал, Дрей Прескот, - сказала Делия, когда над горизонтом появился краешек солнца.
- Лахал, Делия с Синих гор, - ответил я. Говорил я мрачно, и моя неприветливая физиономия, должно быть, угнетала ее, так как она резко отвернулась. Я увидел, что она рыдает.
- Если ты заглянешь в черный ящик под штурвал, - произнесла она через некоторое время все еще приглушенным голосом, - то найдешь там пару серебряных шкатулок. Если ты сможешь раздвинуть их, хоть самую малость...
Я последовал указаниям. Там действительно стояли две почти соприкасающиеся серебряные шкатулки, и я, крякнув, развел их в стороны. Аэробот стал плавно снижаться.
Я искренне удивился.
- Почему ты... - начал было я.
Но Делия повернулась ко мне великолепно-округлым плечиком и посильнее закуталась в алый плащ - и я воздержался от вопросов.
Наконец мы приземлились, и я оказался на равнинах, где провел пять насыщенных событиями лет. Я снова стал кланнером. За исключением одного вокруг меня не было никаких кланов.
Единственным оружием, которым мы располагали, был кинжал, а также наши руки и мозги.
Вскоре я поймал дикого букса - хорошая еда, если изжарить его, обмазав глиной, чтобы удобнее было удалить иглы. Мы напились из чистого ключа и сидели у костра. Я любовался красотой Делии и находил в душе способность быть довольным.
Мы находились на широкой и плодородной полосе земли, что примыкает к морю, в которое впадает Никка, называемому здешними жителями Морем Заката, поскольку находится на западном краю континента. Оно напоминает мне теперь о море, в которое погружается солнце в Сан-Франциско с его фантастическими видами. Мы находились на окраине Великих равнин. Зеникка черпает свои доходы - рабов, минералы из рудников и продукты с полей - не только с глубины материка, но и со всего побережья. Я питал надежду, что нам повезет и какой-нибудь караван наткнется на нас прежде, чем мы решим возвращаться в город пешком.
Я решил подождать с неделю. Возможность, что нас найдут кланнеры, особо не радовала. Я не мог надеяться, что это будут люди из клана Фельшраунг или Лонгуэльм. Любой же другой клан окажется враждебным. И тогда девушка сильно затруднит переговоры.
Мы прождали шесть дней, прежде чем увидели караван. За это время я обнаружил, что трещина в стене, которая отделяла меня от Делии, несколько расширилась. Делия начала терять холодную сдержанность и становиться импульсивной, прекрасной, своенравной девушкой, какой была на самом деле. Она не рассказывала мне ни о Дельфонде, ни о семье, ни о прошлом. А я так и не расспросил единственных людей, способных сообщить мне, где находится Дельфонд - в Доме Эвард, - а рабы о нем не ведали.
Мы разбили небольшой лагерь, и Делия охотно помогала по хозяйству. Я сработал из дерева стурм крепкий заостренный кол - и он пригодился, когда мне пришлось драться с самкой линга. Она неожиданно выскочила из-под кустов и попыталась уволочь Делию. Линги живут среди кустов и камней малой равнины, где есть деревья и ручьи. Величиной они с собаку колли, но на шести ногах, с длинной шелковистой шкурой и когтями, достигающими четырех дюймов длины, способные вспороть шкуру чункре. Я сработал из убитой самки великолепную меховую накидку для Делии, которая ей очень шла. В мехах она выглядела великолепной и женственной.
Первый сигнал, что караван близко, не был звуком бубенцов, стуком мозолистых подушечек на ногах калсаниев или криком погонщиков. Это были пронзительные вопли дерущихся людей и похожие на звон гонга удары стали о сталь.
Я прыгнул к зарослям кустов возле лагеря, сжимая в кулаке заостренный кол.
Этот период отношений с Делией стал для меня по-настоящему драгоценным. Обманывал ли я себя или она смягчилась по отношению ко мне? Она всегда вела себя корректно, вежливо, мягко и услужливо в мелких вопросах хозяйственных забот. Мы избегали тем, подвергнутых табу по молчаливому уговору, но могли говорить на досуге много часов о всевозможных вещах - от такого волнующего вопроса, кто был первым существом на Крегене, до обсуждения наилучшего способа носить белые шелковистые меха линга. Да, это время было воистину драгоценно - время, проведенное под лунами Крегена у лагерного костра ночью. Такие мысли пронеслись у меня в голове, когда я увидел небольшой караван, подвергшийся нападению кланнеров. Зачем впутываться? Лучше подождать, пока все закончится, кланнеры заберут добычу и пленных, за которых можно получить выкуп, и ускачут восвояси, распевая дикие и шумные песни. Любое вмешательство с моей стороны вполне может закончиться тем, что секира пробьет мою глупую башку и прекратит слишком короткий сладкий период дружбы между мной и Делией.
- Смотри, Дрей Прескот, - сказала Делия, присоединившаяся ко мне, всмотревшись сквозь кусты. - Зелено-синее! Это караван Знатного Дома Эвард.
- Вижу, - буркнул я.
Кланнеры принадлежали к неизвестному мне клану. Повстречайся мы с ними, когда я скакал по Великим равнинам среди моих кланнеров, меж нами не обошлось бы без кровопролития. И если бы я остался в живых, дело кончилось бы взятием или отдачей оби. Эти кланнеры значили для меня ничуть не больше, чем воины Эварда. Но Делия сжала губы и посмотрела на меня, глаза ее опасно искрились - по крайней мере, такими они казались мне, для которого не существовало на двух планетах ни одной женщины, достойной нести шлейф ее платья.
- Отлично, - сказал я. В последнее время я что-то очень много говорил. Неразговорчивый от природы, кроме тех случаев, когда речь идет о волнующей меня теме, я за последнее время, как теперь выражаются, распустил язык. Приняв решение, я не терял времени даром. Я встал, вскинул свое оружие и устремился в свалку.
Воины в зелено-синем верхом на полувавах яростно сражались с кланнерами на зорках. Это давало жителям города некоторый шанс. Шпаги проникали сквозь неуклюжую защиту и пронзали мускулистые тела. Секиры описывали широкие круги и раскалывали черепа, расшвыривая мозги.
Кланнеры были небольшим отрядом налетчиков - об этом мне сказали их зорки, - и, должно быть, наткнулись на караван, сами не ожидая. Я оказался среди них прежде, чем кто-то сообразил, что в бой вступила новая сила. Я не издал ни звука.
Через минуту я спешил двух кланнеров, вооружился секирой и помчался к группе из трех всадников, пытавшихся сорвать драпировки с роскошно отделанного паланкина. Я отбросил мысль поднять шум, словно я передовой боец целой армии. Одет я был не как кланнер, не как горожанин, а как охотник Афразои, и обе стороны быстро бы раскусили хитрость.
Секира отделила голову моего противника от туловища, пошла, обратно разрезав щеку другого, и сшибла его с седла. Третий поднял на дыбы забившего копытами зорка, готовый зарубить меня и вполне способный это сделать. Я отпрянул, и его удар рассек пустой воздух. Драпировки раздвинулись, и неуверенно высунулась голова, увенчанная широкой плоской шляпой. Я увидел, как позади всадника, готового напасть на меня, воин в зелено-синем вонзил шпагу в горло кланнеру, клинок застрял, и воин с миг бестолково дергал его. В следующий миг железная птица должна была погрузиться в спину воина Эварда.
Я сильно метнул секиру, применив старую хитрость кланнеров, и отточенные шесть дюймов стали вонзились в грудь всадника на зорке. Тот тупо посмотрел на секиру, а потом свалился.
Кланнер, что находился передо мной, рванул вперед и обрушил на меня собственную секиру. Я бросился под замах удара, избежал зубов зорка - с вавом я был бы уже покойником - и, подпрыгнув, обхватил воина за талию. Мы оба рухнули наземь. Когда я поднялся и огляделся, мой кинжал уже алел от его крови.
- Отлично, джикай! - услышал я хриплый крик.
Кланнеры решили, что с них хватит. То, чему полагалось быть милым неспешным убийством и грабежом, превратилось в кровавую баню. С дикими и недоуменными криками они поскакали восвояси.
Мы избежали их последних парфянских выстрелов - стрелы воткнулись в землю. Если бы они задержались, у нас хватило бы луков, чтобы ответить на их стрельбу с довеском.
Ныне я частенько невольно улыбаюсь, читая невежественное употребление слов, когда земляне говорят о варварском оружии. Часто читаешь, что лучники "открыли пальбу". Я, бывало, применял кремень и кресало, открывая огонь из мушкета, палил из пистолета, много раз открывал огонь из автомата. Я даже применял зажженный фитиль, обмотанный вокруг пальника, стреляя из тридцатидвухфунтовой пушки на качающейся орудийной палубе трехпалубного корабля. Но во всем этом дыму и пламени я никогда не открывал огонь из лука. Никто не палит из лука стрелами. Возможно, это выражение можно отнести к особым случаям, когда мы, кланнеры, привязывали к стрелам горящие тряпки и применяли их для поджога фургонов наших врагов, как поступили мы однажды в дикий день в Ущелье Утоптанных листьев.
Всадник на полуваве вытащил наконец шпагу из горла врага и посмотрел на меня с выражением любопытства на бронзовом энергичном лице с черными глазами. Подстриженные волосы покрывал стальной шлем. Всадник оценивающе смерил взглядом меня, а я - его. Гибкий и статный, он хорошо держался в седле, и я видел, как он фехтует: несмотря на последнее досадное происшествие из-за шейных костей - а они иногда ведут себя весьма подло, зажимая клинок, - он держался превосходно.
Всадник поскакал в мою сторону.
Проехав мимо, он обеспокоено нагнулся к паланкину.
- Тетя Шуша! Ты не пострадала?
Голова в широкой плоской шляпе показалась вновь. На этот раз старая женщина высунулась дальше, и я увидел, что в обтянутой перчаткой правой руке она держала изящный кинжальчик. Лицо у нее было древнее - морщины и мешки под глазами говорили о ее преклонных годах, но глаза смотрели достаточно живо, яркие и злые.
- Незачем зря болтать, юный Варден! Конечно, я не пострадала! Не думаешь же ты, что я дам себя напугать несчастной шайке заморышей вроде этих надоедливых кланнеров?
Она собралась выйти, и воины подбежали, чтобы спустить паланкин с высоты между двух калсаниев. Она спустилась - маленькая, невероятно живая старушка. Синее платье было повсюду прострочено алыми нитями - точно солнце на воде.
- Тетя Шуша! - в притворном ужасе запротестовал юноша, который, как я теперь понял, был принцем Варденом Ванеком из дома Эвард. - Ты не должна себя утомлять.
- Да цыц ты! Ты даже не сказал "лахал" этому молодому человеку... Она пригляделась ко мне выцветшими глазами. - Посмотри на него: бегает полуголый и убивает людей с такой же легкостью, как я продеваю иголку сквозь гобелен. - Она живо заковыляла ко мне. - Лахал, молодой человек. И спасибо за все, что вы сделали. Мне это напоминает... - Она оборвала фразу, и Варден спрыгнул с высокого седла, чтобы поддержать ее. - Цвет... цвет! Он живо напоминает мне...
- Лахал, госпожа, - поздоровался я, постаравшись смягчить свой голос, но он все равно напоминал угрожающее рычание.
Варден, поддерживавший тетку, уставился на меня. Глаза его смотрели прямо.
- Лахал, джикай, - поздоровался он. - Виноват, я проявил нерадивость, не поблагодарив тебя как подобает. Но моя тетя - она стара...
Она постучала обтянутым перчаткой пальцем по его бронзовой руке.
- Хватит тебе, юный сумасброд, оскорблять меня. Я не старше, чем мне положено.
Я знал, что на Крегене мужчины и женщины могут ожидать, если не погибнут и не заболеют, куда более продолжительной жизни, чем на Земле. Этой старой леди, прикинул я, скорее двести, чем сто.
Все это время я не улыбался.
- Лахал, принц Варден Ванек Эвардский. Я - Дрей Прескот.
- Лахал, Дрей Прескот.
- Ты ведь не видел, как Дрей Прескот спас твою шкуру, так ведь, племянничек? - И она объяснила, как я метнул секиру, спасая Вардена.
- Это настоящий джикай, - закончила она, чуточку запыхавшись.
- У меня еще имелся хикдар, госпожа, - поскромничал я, показывая кинжал.
Она засмеялась и закашлялась.
- Так же как и у меня - мой маленький дельдар.
Я взглянул. Верно, ее кинжальчик оказался терчиком.
Удивленный возглас вернул наше внимание к окружающему. С возвышенности к нам спускалась Делия с Синих гор. Одетая в алую набедренную повязку, с белыми мехами, колышущимися в такт ее гибким движениям, с восхитительно смотрящимися в свете солнц длинными проворными ножками, она вызвала возгласы благоговения из уст всех воинов. Я затаил дыхание. Она была великолепна.
После того как я представил их друг другу, оставалось только вернуться в город с эвардским караваном. Он вез тетю Шушу из ее ежегодного паломничества к горячим источникам Бенги Десте. Бенга, спешу объяснить, это крегенское слово, больше всего соответствующее земному "святая".
Не могу объяснить почему, но когда я задал новым знакомым свой привычный вопрос, на этот раз я испытывал напряженное чувство ожидания. На морщинистом лице тети Шуши появилось рассеянное выражение.
- Афразоя? Город савантов? Кажется, я слышала некогда о таком месте. Но это было очень-очень давно, и моя бедная голова не может вспомнить.
Глава 17
БОЕЦ-БРАВИ ЗЕНИККИ
Теперь жизнь для меня, Дрея Прескота, потекла по совершенно иному руслу. Раньше мне недоставало товарищества. Я нашел этот редкий на Крегене товар только среди шатров и фургонов кланнеров в лице Хэпа Лодера и ему подобных. Масперо и прочие, как я думал, богоподобные существа из Афразои всегда внушали мне глубокое благоговение, но не больше. И вот теперь я снова обрел товарищей в лице принца Вардена и его ближайших соратников в доме Эвард города Зеникки. А также, самое странное, я нашел чувство дружбы, теплой, человечной - настоящей роскоши для меня, в виде мудрого общения с тетей Шушей. Я признавал, что она может однажды вспомнить то, что знала об Афразое, но не нуждался в этой надежде, чтобы восхищаться ею. Признаться честно, моя привязанность к ней граничила с глупостью - если приязнь вообще может быть глупостью.
Аэроботы были в Сегестесе предметом редким и дорогим, и Ванек отправил отряд починить и доставить обратно тот, на котором сбежали мы с Делией, рассматривая его как еще один трофей, вырванный у ненавистных Эстеркари. Делия сказала, что знакома с аэроботами, и добавила, что ее страна имеет непосредственное отношение к их производству.
Я с немалым воодушевлением подключился к планам Дома Эвард сбить спесь с Дома Эстеркари. Одетый в зелено-синие цвета Эварда, я щеголял вместе с другими молодыми бойцами, когда мы прогуливались по пассажам, навещали питейные заведения и участвовали в различных развлечениях в местном эквиваленте Сохо в Зеникке. Я заходил во впечатляющее здание Собрания и наблюдал, как проходили нескончаемые дебаты, а мужчины и женщины входили и выходили, покидая или занимая кресла, отведенные их Домам. Мы даже вступили в пару стычек между брави - сплошные развевающиеся плащи, лязг и звон шпаг и кинжалов, крики и смех, а затем поспешное отступление, когда мы заметили изумрудно-алые мундиры городской стражи, спешившей разнять дерущихся.