Страница:
57. Утопленники
Сонет
Лишь только там, на западе, в тумане, Утонет свет поблекнувшего дня, Мои мечты, как мертвые в Бретани, Неумолимо бродят вкруг меня.
Надежды, осужденные заране, Признания, умершие - стеня, Утопленники в темном Океане, Погибшие навек из-за меня.
Они хотят, в забвение обиды, Молитв заупокойной панихиды. Моих молитв, о, Боже, не отринь!
Ушли. Любовь! Лишь ты уйти не хочешь! Ты медлишь? Угрожаешь мне? Пророчишь? Будь проклята! Будь проклята! Аминь!
58. Проповедникам
Сонет
Есть много струй в подлунном этом мире, Ключи поют в пещерах, где темно, Звеня, как дух, на семиструнной лире, О том, что духам пенье суждено.
Нам в звонах наслаждение одно, Мы духи струн мирских на шумном пире. Но вам, врагам, понять нас не дано, Для рек в разливе надо русла шире.
Жрецы элементарных теорем, Проповедей вы ждете от поэта? Я проповедь скажу на благо света,
Не скукой слов, давно известных всем, А звучной полногласностью сонета, Не найденной пока еще никем!
59. Хвала сонету
Сонет
Люблю тебя, законченность сонета, С надменною твоею красотой, Как правильную четкость силуэта Красавицы изысканно-простой,
Чей стан воздушный, с грудью молодой, Хранит сиянье матового света, В волне волос недвижно-золотой, Чьей пышностью она полуодета.
Да, истинный сонет таков, как ты, Пластическая радость красоты,Но иногда он мстит своим напевом.
И не однажды в сердце поражал Сонет несущий смерть, горящий гневом, Холодный, острый, меткий, как кинжал.
60. Я не из тех
Сонет
Я не из тех, чье имя легион, Я не из царства духов безымянных. Пройдя пути среди равнин туманных, Я увидал безбрежный небосклон.
В моих зрачках - лишь мне понятный сон, В них мир видений зыбких и обманных, Таких же без конца непостоянных, Как дымка, что скрывает горный склон.
Ты думаешь, что в тающих покровах Застыл едва один-другой утес? Гляди: покров раскрыт дыханьем гроз.
И в цепи гор, для глаза вечно-новых, Как глетчер, я снега туда вознес, Откуда виден мир в своих основах!
61. Ожесточенному
Я знаю ненависть, и, может быть, сильней, Чем может знать ее твоя душа больная, Несправедливая, и полная огней Тобою брошенного рая.
Я знаю ненависть к звериному, к страстям Слепой замкнутости, к судьбе неправосудной, И к этим тлеющим кладбищенским костям, Нам данным в нашей жизни скудной.
Но, мучимый как ты, терзаемый года, Я связан был с тобой безмолвным договором, И вижу, ты забыл, что брат твой был всегда Скорей разбойником, чем вором.
С врагами - дерзкий враг, с тобой - я вечно твой, Я узнаю друзей в одежде запыленной. А ты, как леопард, укушенный змеей, Своих терзаешь, исступленный!
62. В башне
В башне с окнами цветными Я замкнулся навсегда, Дни бегут, и в светлом дыме Возникают города, Замки, башни, и над ними Легких тучек череда.
В башне, где мои земные Дни окончиться должны, Окна радостно-цветные Без конца внушают сны, Эти стекла расписные Мне самой Судьбой даны.
В них я вижу, как две тени Обнимаются, любя, Как, упавши на колени, Кто-то молится, скорбя, В них я вижу в быстрой смене Землю, небо и себя.
Там, за окнами, далеко, С непочатой вышины, Смотрит огненное око Неба, Солнца, и Луны, Но окно мое высоко, То, что мне внушает сны.
То, меж окнами цветными, На которое смотрю, В час когда, как в светлом дыме, Я приветствую зарю, И с виденьями родными Легкой грезой говорю.
На другие обращаю В час заката жадный взор, В час, когда уходит к раю Тихий вечер на дозор, И лепечет: "Обещаю, Вновь увидишь мой убор".
На другие я с отрадой Устремляю ночью взгляд, В час когда живет прохладой, Полный вздохов, сонный сад, И за призрачной оградой Светляки меж трав горят.
Так живу, как в светлом дыме Огнецветные цветы, Над ошибками земными Посмеиваясь с высоты, В башне с окнами цветными Переливчатой мечты.
63. К дальнему
Замкнуться, как в тюрьму, в одну идею, Я знаю этот сон, мой дальний брат, Я медленно, но верно холодею, И, раз уйдя, я не приду назад.
Ты отошел в страну без перемены, Оставивши безвольно мир земной, А я себе свободно создал стены, И упоен тюремной тишиной.
Есть в жизни смерть, спокойная, как травы, Хранимые, на память, за стеклом, Иссохший знак утраченной забавы, Пройденная эпоха, перелом.
Седые тесно сжатые виденья До времени с землей разлучены, Они забыть не могут наслажденье, И тайно дышат запахом весны.
Их кто-то чуждый взял своей рукою, И все ж они блаженствуют года. Так как же счастлив я с моей тоскою, Полюбленной свободно - навсегда!
64. От умершего к живому
Скажи ему, что я его люблю, Что я его как прежде понимаю, И, как корабль к чужому кораблю, Взываю в час, когда я погибаю,
К нему, к нему, далекому навек, Бегущему по водам Океана, Чтоб отдохнуть на устьях мощных рек, Средь стройных мачт родного каравана,
Меж тем как я, свой образ изменив, Несоразмерна тяжести влекомой, Забыв, что был и я, как он, красив, Склоняюсь к бездне жутко-незнакомой,
И ветры безучастные молю Протяжностью своих предсмертных звонов... Скажи ему, что я его люблю За то, что он - не слышал этих стонов!
65. Остров Вилиэ-Льявола
Где-то на острове Вилиэ-Льявола, Души есть, лишь пред собою преступные. Богом забытые, но недоступные Обетованиям лживого Дьявола.
Им захотелось разрыва гармонии: Цели испортив, упиться причинами, Розы любя, в их живом благовонии Смертью меняющей встать над долинами.
Смертью пытующей, в вечном течении, Вечною казнью казнить преходящее: Все в отдалении, все в отвлечении, Ярко одно размышленье глядящее.
Ведаю, вы ко всему прикоснулися, Жадные пчелы, стесненные сотами! Что же вы тайны своей ужаснулися, Вы, окруженные стройными гротами?
Жизнь разлюбившие, чувством уставшие, Что же самим вы себе прекословите? Все усмехаясь, как что-то понявшие, Что ж бесполезное не остановите?
То вы мелькнете воздушною ризою, Светлые духи, с улыбкой беспечною, То улыбаетесь с Моною Лизою, Мир осуждая с игрой его вечною.
То прошумите вы звуками Шумана, Стонами Манфреда, неукротимыми, Вновь упадаете, все передумано, Снова смеетесь над снами любимыми.
Кинетесь к слову, кричите Верлэнами, И возвещаете сладость молчания. Беспеременные за переменами, Миг вы мучительный, без окончания.
Старость возвратная, вечность раскаянья, Для непостижности жертва закланная, Самосжигание, мудрость отчаянья, Противоречие, правда обманная.
Без покровительства Бога и Дьявола, Вечно томитесь вы, снам недоступные. О, неподкупные, души преступные, Где-то на острове Вилиэ-Льявола.
66. После бала
Весь полный розовых и голубых мечтаний, Овеян душностью влюбляющих духов, Весь в крыльях бабочек, в отливах трепетаний Полуисторгнутых, но замедленных слов,
Окутан звуками заученных мелодий, Как будто созданных мечтой лишь для того, Чтоб убаюканным шептаться на свободе, О том, что сладостней и вкрадчивей всего,Весь воплощенная полуночная чара, Как пир среди чумы, манящий с давних пор, Как странный вымысел безумного Эдгара, Для нас пропевшего навеки "Nevermore",
Наш бал, раскинутый по многошумным залам, Уже закончил лик сокрытой красоты, И чем-то веяло холодным и усталым С внезапно дрогнувшей над нами высоты.
Да, полночь отошла с своею пышной свитой Проникновеннейших мгновений и часов, От люстры здесь и там упал хрусталь разбитый, И гул извне вставал враждебных голосов.
Измяты, желтизной подернулися лица, Крылом изломанным дрожали веера, В сердцах у всех была дочитана страница, И новый в окнах свет шептал: "Пора! Пора!"
И вдруг все замерли,- вот, скорбно доцветают, Стараяся продлить молчаньем забытье: Так утром демоны колдуний покидают, Сознавши горькое бессилие свое.
67. Разлука
Сонет
Разлука ты, разлука, Чужая сторона, Никто меня не любит, Как мать-сыра-земля. Песня бродяги.
Есть люди, присужденные к скитаньям, Где б ни был я,- я всем чужой, всегда. Я предан переменчивым мечтаньям, Подвижным, как текучая вода.
Передо мной мелькают города, Деревни, села, с их глухим страданьем. Но никогда, о, сердце, никогда С своим я не встречался ожиданьем.
Разлука! След чужого корабля! Порыв волны - к другой волне, несхожей. Да, я бродяга, топчущий поля.
Уставши повторять одно и то же, Я падаю на землю. Плачу. Боже! Никто меня не любит, как земля!
68. Молитва о жертве
Пилой поющею подточен яркий ствол Еще не выжившей свой полный век березы. На землю ниспроверг ее не произвол, Не налетевшие прерывистые грозы.
Она, прекрасная, отмечена была, Рукой сознательной для бытия иного: Зажечься и гореть,- блестя, сгореть дотла,И в помыслах людей теплом зажечься снова.
Но прежде, чем она зардеет и сгорит, Ей нужен долгий путь, ей надо исказиться: Расчетвертована, она изменит вид, Блестящая кора, иссохнув, затемнится.
Под дымным пламенем скоробится она, И соки жил ее проступят точно слезы, Победно вспыхнет вдруг, вся свету предана,И огненной листвой оделся дух березы!
Я с жадностью смотрю на блеск ее огня: Как было ей дано, погибшей, осветиться! - Скорее, Господи, скорей, войди в меня, И дай мне почернеть, иссохнуть, исказиться!
Мимолетное
От острова к острову... Шелли
69. Лесные травы
Я люблю лесные травы Ароматные, Поцелуи и забавы, Невозвратные.
Колокольные призывы, Отдаленные, Над ручьем уснувшим ивы, Полусонные.
Очертанья лиц мелькнувших, Неизвестные, Тени сказок обманувших, Бестелесные.
Все, что манит и обманет Нас загадкою, И навеки сердце ранит Тайной сладкою.
70. Бледная травка
Бледная травка под ветхим забором К жизни проснулась в предутренний час, Миру дивясь зеленеющим взором. Бледная травка, ты радуешь нас.
Месяцу, воздуху, Солнцу, и росам Ты отдаешься, как светлой судьбе, Ты ни одним не смутишься вопросом, Не задрожишь в безысходной борьбе.
Чуть расцветешь, и уже отцветаешь, Не доживешь до начала зимы. Ты пропадаешь, но ты не страдаешь, Ты умираешь отрадней, чем мы.
71. Аромат Солнца
Запах Солнца? Что за вздор! Нет, не вздор. В Солнце звуки и мечты, Ароматы и цветы Все слились в согласный хор, Все сплелись в один узор.
Солнце пахнет травами, Свежими купавами, Пробужденною весной, И смолистою сосной.
Нежно-светлоткаными, Ландышами пьяными, Что победно расцвели В остром запахе земли.
Солнце светит звонами, Листьями зелеными, Дышит вешним пеньем птиц, Дышит смехом юных лиц.
Так и молви всем слепцам: Будет вам! Не узреть вам райских врат. Есть у Солнца аромат, Сладко внятный только нам, Зримый птицам и цветам!
72. Глушь
Луг - болото - поле - поле, Над речонкой ивы. Сладко дышится на воле, Все цветы красивы!
Все здесь нежит глаз и ухо Ласкою веселой. Прожужжала где-то муха, Шмель гудит тяжелый.
Всюду - божии коровки, Розовые кашки, Желто-белые головки Полевой ромашки.
Нежно-тонки очертанья Задремавшей дали... Полно, разве есть страданья? Разве есть печали?
73. Затон
Когда ты заглянешь в прозрачные воды затона, Под бледною ивой, при свете вечерней звезды, Невнятный намек на призыв колокольного звона К тебе донесется из замка хрустальной воды.
И ты, наклонившись, увидишь прекрасные лица, Испуганным взором заметишь меж ними себя, И в сердце твоем за страницею вспыхнет страница. Ты будешь читать их, как дух, не скорбя, не любя.
И будут расти ото дна до поверхности влаги Узоры упрямо и тесно сплетенных ветвей, И будут расти и меняться,- как призраки саги Растут, изменяясь в значенье и в силе своей.
И все, что в молчании ночи волнует и манит, Что тайною чарой нисходит с далеких планет, Тебя в сочетанья свои завлечет - и обманет, И сердце забудет, что с ними слияния нет.
Ты руку невольно протянешь над сонным затоном, И вмиг все бесследно исчезнет,- и только вдали, С чуть слышной мольбою, с каким-то заоблачным
звоном, Незримо порвется струна от небес до земли.
74. Последний луч
Прорезав тучу, темную, как дым, Последний луч, в предчувствии заката, Горит угрюмо,- он, что был живым Когда-то!
Тесниной смутных гор враждебно сжата, Одна долина светом золотым Еще живет, блистательно-богата.
Но блеск ушел к вершинам вековым, Где нет ни трав, ни снов, ни аромата. - О, да, я помню! Да! я был живым, Когда-то!
75. Закатные цветы
О, краски закатные! О, лучи невозвратные! Повисли гирляндами облака просветленные. Равнины туманятся, и леса необъятные, Как будто не жившие, навсегда утомленные.
И розы небесные, облака бестелесные, На долы печальные, на селения бедные, Глядеть с состраданием, на безвестных
безвестные, Поникшие, скорбные, безответные, бледные!
76. Равнина
Необозримая равнина, Неумолимая земля, Леса, холмы, болота, тина, Тоскливо-скудные поля.
Полгода - холод беспощадный, Полгода - дождь и душный зной, Расцвет природы безотрадной С ее убогою весной.
Полупогаснувшие взоры Навек поблекшего лица, Неизреченные укоры, Порабощенность без конца.
Невоплощенные зачатья,О, трижды скорбная страна, Твое название - проклятье, Ты навсегда осуждена.
77. Молебен
Темной толпою, в часовне убогой, Путь завершив, и пред новой дорогой, Суетность нашу забыв на мгновенье, Тупо мы слушаем сонное пенье.
В тесном пространстве, где дух наш взрастил Тайное древо невидимых сил, Тает вздыхающий дым от кадил.
Что-то есть страшное в этих бряцаньях, В этих покорных глухих восклицаньях, Молятся звуки и души послушно, Что же им в узкой часовне так душно?
Явственно чувствую горький упрек, В звуки молитв проскользнувший намек Тайное слышащих, дышащих строк.
В потные стекла не видно лазури, В дверь не проникнут ни ветры, ни бури, Силою дней закопчены иконы, Вечны пред ними бессильные стоны.
Грустно склонивши морщинистый лоб, Что-то вещает нам загнанный поп: "Жизнь наша - душная - темная... - Гроб!"
78. В окрестностях Одессы
Узкая полоска синего Лимана, Желтая пустыня выжженных песков. Город, измененный дымкою тумана, Медленные тени белых облаков.
Чахлая трава, измученная зноем, Вдоль прямой дороги серые столбы. Все здесь дышит скучным тягостным покоем, Всюду здесь недвижность пасмурной судьбы.
Только вечный ветер носится бесцельно, Душным дуновеньем, духом мертвеца. Только облака проходят беспредельно, Скучною толпой проходят без конца.
79. Воспоминание о вечере в Амстердаме
Медленные строки
О, тихий Амстердам, С певучим перезвоном Старинных колоколен! Зачем я здесь,- не там, Зачем уйти не волен, О, тихий Амстердам, К твоим церковным звонам, К твоим, как бы усталым, К твоим, как бы затонам, Загрезившим каналам, С безжизненным их лоном, С закатом запоздалым, И ласковым, и алым, Горящим здесь и там, По этим сонным водам, По сумрачным мостам, По окнам и по сводам Домов и колоколен, Где, преданный мечтам, Какой-то призрак болен, Упрек сдержать не волен, Тоскует с долгим стоном, И вечным перезвоном Поет и здесь и там... О, тихий Амстердам! О, тихий Амстердам!
80. Исландия
Валуны, и равнины, залитые лавой, Сонмы глетчеров, брызги горячих ключей. Скалы, полные грусти своей величавой, Убеленные холодом бледных лучей.
Тени чахлых деревьев, и Море... О, Море! Волны, пена, и чайки, пустыня воды! Здесь забытые скальды, на влажном просторе, Пели песни при свете вечерней звезды.
Эти Снорри, Сигурды, Тормодды, Гуннары, С именами железными, духи морей, От ветров получили суровые чары Для угрюмой томительной песни своей.
И в строках перепевных доныне хранится Ропот бури, и гром, и ворчанье волны, В них кричит альбатрос, длиннокрылая птица, Из воздушной, из мертвой, из вольной страны.
Антифоны
Я ношу в своей душе отраженье бесплодных богатств многочисленных забытых царей. Вилье де Лиль-Адам
81. * * *
Нам нравятся поэты, Похожие на нас, Священные предметы, Дабы украсить час,
Волшебный час величья, Когда, себя сильней, Мы ценим без различья Сверканья всех огней,
Цветы с любым узором, Расцветы всех начал, Лишь только б нашим взорам Их пламень отвечал,
Лишь только б с нашей бурей Сливался он в одно, От неба или фурий,Не все ли нам равно!
82. К Гермесу Трисмегисту
О, Гермес Трисмегист, троекратно великий учитель, Бог наук и искусств и души роковой искуситель!
Ты мне передал власть возрождать то, что сердце
забыло, Как Египет весной возрожден от разлития Нила.
От разлитья реки, чьи истоки окутаны тайной, И случайно зажглись, но приносят расцвет
не случайный.
Недостойный металл в благородный могу
превращать я, От тебя восприняв драгоценные чары заклятья.
От тебя получил я ту влагу целебную жизни, Что меня навсегда приобщает к небесной отчизне.
И во имя тебя я бессмертие всем обещаю, И умерших людей я к загробным мирам приобщаю.
Ты со мною везде и безгласно твердишь о святыне, Как глубокий покой задремавшей Либийской пустыни.
Ты в венце из огня предо мною, о, бог
многоликий, О, Гермес Трисмегист, о, мудрец, троекратно
великий!
83. К Бодлеру
Как страшно-радостный и близкий мне пример, Ты все мне чудишься, о, царственный Бодлер, Любовник ужасов, обрывов, и химер!
Ты, павший в пропасти, но жаждавший вершин, Ты, видевший лазурь сквозь тяжкий желтый сплин, Ты, между варваров заложник-властелин!
Ты, знавший Женщину, как демона мечты, Ты, знавший Демона, как духа красоты, Сам с женскою душой, сам властный демон ты!
Познавший таинства мистических ядов, Понявший образность гигантских городов, Поток бурлящийся, рожденный царством льдов!
Ты, в чей богатый дух навек перелита В одну симфонию трикратная мечта: Благоухания, и звуки, и цвета!
Ты, дух блуждающий в разрушенных мирах, Где привидения друг в друге будят страх, Ты, черный, призрачный, отверженный монах!
Пребудь же призраком навек в душе моей, С тобой дай слиться мне, о, маг и чародей, Чтоб я без ужаса мог быть среди людей!
84. К Лермонтову
Нет, не за то тебя я полюбил, Что ты поэт и полновластный гений, Но за тоску, за этот страстный пыл Ни с кем неразделяемых мучений, За то, что ты нечеловеком был.
О, Лермонтов, презрением могучим К бездушным людям, к мелким их страстям, Ты был подобен молниям и тучам, Бегущим по нетронутым путям, Где только гром гремит псалмом певучим.
И вижу я, как ты в последний раз Беседовал с ничтожными сердцами, И жестким блеском этих темных глаз Ты говорил: "Нет, я уже не с вами!" Ты говорил: "Как душно мне средь вас!"
85. Гипербореи
За горами Рифейскими, где-то на север от Понта, В странах мирных и ясных, где нет ни ветров,
ни страстей, От нескромных укрытые светлою мглой горизонта, Существуют издревле селенья блаженных людей.
Не бессмертны они, эти люди с блистающим
взглядом, Но они непохожи на нас, утомленных грозой, Эти люди всегда отдаются невинным усладам, И питаются только цветами и свежей росой.
Почему им одним предоставлена яркая слава, Безмятежность залива, в котором не пенится вал, Почему неизвестна им наших мучений отрава, Этой тайны святой самый мудрый из нас не узнал.
Не бессмертны они, эти люди, меж нами - другие, Но помногу веков предаются они бытию, И, насытившись жизнью, бросаются в воды морские, Унося в глубину сокровенную тайну свою.
86. Страна исседонов
Сие приятное баснословие. Карамзин
На восток от аргиппеев, Там, в Татарии Великой, Змей живет, краса всех змеев, Многочудный, многоликий.
Там, без тягостных законов, В заколдованной долине, Жило племя исседонов, Говорят, живет доныне.
Судьбы их - гиероглифы, Край их - золотом богатый, И таинственные грифы Стерегут тот край заклятый.
Восемь месяцев - целебный Холод дышит над страною, И летает змей волшебный, И мерцает чешуею.
Кто туда неосторожно Из другой страны заглянет, Тот,- предание неложно,В изумленьи камнем станет.
Все пути туда закляты, Возле самого преддверья Льды восходят, как палаты, Снег и град, как пух и перья.
Камни, золото и холод, Закаленная природа, И никто ни стар, ни молод, Неизменно в год из года.
Только змей в игре извивов, Золотисто-изумрудный, Изменяет цвет отливов, Многоликий, многочудный.
87. Избраннику
Отчего так бесплодно в душе у тебя Замолкают созвучья миров? Отчего, не любя ни других, ни себя, Ты печален, как песня без слов?
Ты мечтой полусонной уходишь за грань Отдаленных небесных глубин. Пробудись и восстань, и воздушную ткань, Развернув, созерцай не один.
О, раскрой перед нами узоры мечты, Загоревшейся в сердце твоем! Покажи нам черты сверхземной красоты, Мы полюбим ее и поймем!
Те же мысли у каждого дремлют в тиши, И мгновенья заветного ждут. О, приди, поспеши, и для каждой души, От созвучья, цветы расцветут.
Мы ответим как Море на ласку Луны, А не вражеским криком врагу: Мы как брызги волны из одной глубины, Мы умрем на одном берегу!
88. * * *
Мой друг, есть радость и любовь, Есть все, что будет вновь и вновь, Хотя в других сердцах, не в наших. Но, милый брат, и я, и ты Мы только грезы Красоты, Мы только капли в вечных чашах Неотцветающих цветов, Непогибающих садов.
89. Из Зенд-Авесты
Гимн
Три бога есть: Гаома, Веретрагна, И Тистрия. Гаома - бог Бессмертья, Могучий Веретрагна - бог Победы, И Тистрия - молниеносных Бурь. Но выше их есть бог - Агурамазда, Он создал все, в чем знание и жизнь. Молитва - дочь его; святое слово Его душа; святое помышленье Есть луч от Солнца правды запредельной, Есть отзвук сочетаний мировых, Проникновенный взгляд Агурамазды. Воздайте же Всевышнему хвалу! О, ты, всегда единый в разных формах! Пресветлый бог порядка, Ашаван! Агура, пышно-царственный властитель! Датар, создатель света, бог огня! Всевидящий, всеведущий, Маздао!
90. Оттуда
Я обещаю вам сады... Коран
Я обещаю вам сады, Где поселитесь вы навеки, Где свежесть утренней звезды. Где спят нешепчущие реки.
Я призываю вас в страну, Где нет печали, ни заката, Я посвящу вас в тишину, Откуда к бурям нет возврата.
Я покажу вам то, одно, Что никогда вам не изменит, Как камень, канувший на дно, Верховных волн собой не вспенит.
Идите все на зов звезды, Глядите, я горю пред вами. Я обещаю вам сады С неомраченными цветами.
91. Луна
Луна богата силою внушенья, Вокруг нее всегда витает тайна. Она нам вторит: "Жизнь есть отраженье, Но этот призрак дышит не случайно".
Своим лучом, лучом бледно-зеленым, Она ласкает, странно так волнуя, И душу побуждает к долгим стонам Влияньем рокового поцелуя.
Своим ущербом, смертью двухнедельной, И новым полновластным воссияньем, Она твердит о грусти не бесцельной, О том, что свет нас ждет за умираньем.
Но нас маня надеждой незабвенной, Сама она уснула в бледной дали, Красавица тоски беспеременной, Верховная владычица печали!
92. Тучи
Но разве тучи не рабы? Случевский
Нет рабства в мире, если все - одно. Сам создал я неправду мирозданья, Чтоб было ей в грядущем суждено,
Пройдя пути измены и страданья, Вернуться вновь к таинственной черте, Где примет все иные очертанья,
Где те же мысли - вот, уже не те. Так серые пары, покинув травы, Возносятся к безмерной высоте,
Роняют тень на долы, на дубравы, Их светел путь, их манит гул борьбы, И радугой они пред миром правы.
Нет, ты неправ! Нет, тучи не рабы!
93. * * *
Я в глазах у себя затаил Отраженье сокровищ чужих, Красоту позабытых могил, И другим недосказанный стих.
Я в душе у себя отыскал Гармонически бьющий родник: Этих струй уже кто-то алкал, Но губами он к ним не приник.
Оттого-то в словах у меня Так загадочно много огней: Я закат непогасшего дня, Я потомок могучих царей.
Прогалины
Вы как пропасти, а в глубинах ваших скрыты тайны лазури. Зигмунт Красинский
94. Путь правды
Сонет
Пять чувств - дорога лжи. Но есть восторг экстаза, Когда нам истина сама собой видна. Тогда таинственно для дремлющего глаза Горит узорами ночная глубина.
Бездонность сумрака, неразрешенность сна, Из угля черного - рождение алмаза. Нам правда каждый раз - сверхчувственно дана, Когда мы вступим в луч священного экстаза.
В душе у каждого есть мир незримых чар, Как в каждом дереве зеленом есть пожар, Еще не вспыхнувший, но ждущий пробужденья.
Коснись до тайных сил, шатни тот мир, что спит, И, дрогнув радостно от счастья возрожденья, Тебя нежданное так ярко ослепит.
95. Папоротник
Тенью легкой и неслышной Я замедлил у пути, Там где папоротник пышный Должен будет расцвести.
Освященный нож доставши, Очертил заклятый круг; Возле скатерть разостлавши, Жду. Но чу! Шипящий звук!
Это дьяволы толпою Собрались вокруг меня, Смотрят, манят за собою, Брызжут искрами огня.
Но бесстрастный, безучастный, Я стою в своем кругу. С этой челядью подвластной Посчитаться я могу.
И толпою разъяренной Умножаются они, Страшен лик их искаженный, И сильней горят огни.
Но в груди сдержав волненье, Заклинанья я шепчу, Жду заветного мгновенья, И дождусь, чего хочу.
Сон придет. Цветок волшебный, Что блестит однажды в год, Златоцветный и целебный, На мгновенье расцветет.
И смущенный, изумленный, Я тогда его сорву. Тотчас папоротник сонный Озарит кругом траву.
Я пройду толпу видений. Без оглядки убегу, И источник наслаждений Возле сердца сберегу.
И навеки этот властный, Драгоценный амулет Будет мне светить, как ясный, Но никем не зримый свет.
Доверяясь этой жгучей И таинственной звезде, Я пройду, как дух могучий, По земле и по воде.
Мне понятны будут строки Ненаписанных страниц И небесные намеки, И язык зверей и птиц.
Мир тому, кто не боится Ослепительной мечты, Для него восторг таится, Для него цветут цветы!
96. Пробуждение
Сонет
Бог входит в существа, как Солнце сквозь окно, Когда оно встает за гранью кругозора. Откроем занавес, нам всем светить дано, Быть жгучими, любить, быть частию узора.
Сонет
Лишь только там, на западе, в тумане, Утонет свет поблекнувшего дня, Мои мечты, как мертвые в Бретани, Неумолимо бродят вкруг меня.
Надежды, осужденные заране, Признания, умершие - стеня, Утопленники в темном Океане, Погибшие навек из-за меня.
Они хотят, в забвение обиды, Молитв заупокойной панихиды. Моих молитв, о, Боже, не отринь!
Ушли. Любовь! Лишь ты уйти не хочешь! Ты медлишь? Угрожаешь мне? Пророчишь? Будь проклята! Будь проклята! Аминь!
58. Проповедникам
Сонет
Есть много струй в подлунном этом мире, Ключи поют в пещерах, где темно, Звеня, как дух, на семиструнной лире, О том, что духам пенье суждено.
Нам в звонах наслаждение одно, Мы духи струн мирских на шумном пире. Но вам, врагам, понять нас не дано, Для рек в разливе надо русла шире.
Жрецы элементарных теорем, Проповедей вы ждете от поэта? Я проповедь скажу на благо света,
Не скукой слов, давно известных всем, А звучной полногласностью сонета, Не найденной пока еще никем!
59. Хвала сонету
Сонет
Люблю тебя, законченность сонета, С надменною твоею красотой, Как правильную четкость силуэта Красавицы изысканно-простой,
Чей стан воздушный, с грудью молодой, Хранит сиянье матового света, В волне волос недвижно-золотой, Чьей пышностью она полуодета.
Да, истинный сонет таков, как ты, Пластическая радость красоты,Но иногда он мстит своим напевом.
И не однажды в сердце поражал Сонет несущий смерть, горящий гневом, Холодный, острый, меткий, как кинжал.
60. Я не из тех
Сонет
Я не из тех, чье имя легион, Я не из царства духов безымянных. Пройдя пути среди равнин туманных, Я увидал безбрежный небосклон.
В моих зрачках - лишь мне понятный сон, В них мир видений зыбких и обманных, Таких же без конца непостоянных, Как дымка, что скрывает горный склон.
Ты думаешь, что в тающих покровах Застыл едва один-другой утес? Гляди: покров раскрыт дыханьем гроз.
И в цепи гор, для глаза вечно-новых, Как глетчер, я снега туда вознес, Откуда виден мир в своих основах!
61. Ожесточенному
Я знаю ненависть, и, может быть, сильней, Чем может знать ее твоя душа больная, Несправедливая, и полная огней Тобою брошенного рая.
Я знаю ненависть к звериному, к страстям Слепой замкнутости, к судьбе неправосудной, И к этим тлеющим кладбищенским костям, Нам данным в нашей жизни скудной.
Но, мучимый как ты, терзаемый года, Я связан был с тобой безмолвным договором, И вижу, ты забыл, что брат твой был всегда Скорей разбойником, чем вором.
С врагами - дерзкий враг, с тобой - я вечно твой, Я узнаю друзей в одежде запыленной. А ты, как леопард, укушенный змеей, Своих терзаешь, исступленный!
62. В башне
В башне с окнами цветными Я замкнулся навсегда, Дни бегут, и в светлом дыме Возникают города, Замки, башни, и над ними Легких тучек череда.
В башне, где мои земные Дни окончиться должны, Окна радостно-цветные Без конца внушают сны, Эти стекла расписные Мне самой Судьбой даны.
В них я вижу, как две тени Обнимаются, любя, Как, упавши на колени, Кто-то молится, скорбя, В них я вижу в быстрой смене Землю, небо и себя.
Там, за окнами, далеко, С непочатой вышины, Смотрит огненное око Неба, Солнца, и Луны, Но окно мое высоко, То, что мне внушает сны.
То, меж окнами цветными, На которое смотрю, В час когда, как в светлом дыме, Я приветствую зарю, И с виденьями родными Легкой грезой говорю.
На другие обращаю В час заката жадный взор, В час, когда уходит к раю Тихий вечер на дозор, И лепечет: "Обещаю, Вновь увидишь мой убор".
На другие я с отрадой Устремляю ночью взгляд, В час когда живет прохладой, Полный вздохов, сонный сад, И за призрачной оградой Светляки меж трав горят.
Так живу, как в светлом дыме Огнецветные цветы, Над ошибками земными Посмеиваясь с высоты, В башне с окнами цветными Переливчатой мечты.
63. К дальнему
Замкнуться, как в тюрьму, в одну идею, Я знаю этот сон, мой дальний брат, Я медленно, но верно холодею, И, раз уйдя, я не приду назад.
Ты отошел в страну без перемены, Оставивши безвольно мир земной, А я себе свободно создал стены, И упоен тюремной тишиной.
Есть в жизни смерть, спокойная, как травы, Хранимые, на память, за стеклом, Иссохший знак утраченной забавы, Пройденная эпоха, перелом.
Седые тесно сжатые виденья До времени с землей разлучены, Они забыть не могут наслажденье, И тайно дышат запахом весны.
Их кто-то чуждый взял своей рукою, И все ж они блаженствуют года. Так как же счастлив я с моей тоскою, Полюбленной свободно - навсегда!
64. От умершего к живому
Скажи ему, что я его люблю, Что я его как прежде понимаю, И, как корабль к чужому кораблю, Взываю в час, когда я погибаю,
К нему, к нему, далекому навек, Бегущему по водам Океана, Чтоб отдохнуть на устьях мощных рек, Средь стройных мачт родного каравана,
Меж тем как я, свой образ изменив, Несоразмерна тяжести влекомой, Забыв, что был и я, как он, красив, Склоняюсь к бездне жутко-незнакомой,
И ветры безучастные молю Протяжностью своих предсмертных звонов... Скажи ему, что я его люблю За то, что он - не слышал этих стонов!
65. Остров Вилиэ-Льявола
Где-то на острове Вилиэ-Льявола, Души есть, лишь пред собою преступные. Богом забытые, но недоступные Обетованиям лживого Дьявола.
Им захотелось разрыва гармонии: Цели испортив, упиться причинами, Розы любя, в их живом благовонии Смертью меняющей встать над долинами.
Смертью пытующей, в вечном течении, Вечною казнью казнить преходящее: Все в отдалении, все в отвлечении, Ярко одно размышленье глядящее.
Ведаю, вы ко всему прикоснулися, Жадные пчелы, стесненные сотами! Что же вы тайны своей ужаснулися, Вы, окруженные стройными гротами?
Жизнь разлюбившие, чувством уставшие, Что же самим вы себе прекословите? Все усмехаясь, как что-то понявшие, Что ж бесполезное не остановите?
То вы мелькнете воздушною ризою, Светлые духи, с улыбкой беспечною, То улыбаетесь с Моною Лизою, Мир осуждая с игрой его вечною.
То прошумите вы звуками Шумана, Стонами Манфреда, неукротимыми, Вновь упадаете, все передумано, Снова смеетесь над снами любимыми.
Кинетесь к слову, кричите Верлэнами, И возвещаете сладость молчания. Беспеременные за переменами, Миг вы мучительный, без окончания.
Старость возвратная, вечность раскаянья, Для непостижности жертва закланная, Самосжигание, мудрость отчаянья, Противоречие, правда обманная.
Без покровительства Бога и Дьявола, Вечно томитесь вы, снам недоступные. О, неподкупные, души преступные, Где-то на острове Вилиэ-Льявола.
66. После бала
Весь полный розовых и голубых мечтаний, Овеян душностью влюбляющих духов, Весь в крыльях бабочек, в отливах трепетаний Полуисторгнутых, но замедленных слов,
Окутан звуками заученных мелодий, Как будто созданных мечтой лишь для того, Чтоб убаюканным шептаться на свободе, О том, что сладостней и вкрадчивей всего,Весь воплощенная полуночная чара, Как пир среди чумы, манящий с давних пор, Как странный вымысел безумного Эдгара, Для нас пропевшего навеки "Nevermore",
Наш бал, раскинутый по многошумным залам, Уже закончил лик сокрытой красоты, И чем-то веяло холодным и усталым С внезапно дрогнувшей над нами высоты.
Да, полночь отошла с своею пышной свитой Проникновеннейших мгновений и часов, От люстры здесь и там упал хрусталь разбитый, И гул извне вставал враждебных голосов.
Измяты, желтизной подернулися лица, Крылом изломанным дрожали веера, В сердцах у всех была дочитана страница, И новый в окнах свет шептал: "Пора! Пора!"
И вдруг все замерли,- вот, скорбно доцветают, Стараяся продлить молчаньем забытье: Так утром демоны колдуний покидают, Сознавши горькое бессилие свое.
67. Разлука
Сонет
Разлука ты, разлука, Чужая сторона, Никто меня не любит, Как мать-сыра-земля. Песня бродяги.
Есть люди, присужденные к скитаньям, Где б ни был я,- я всем чужой, всегда. Я предан переменчивым мечтаньям, Подвижным, как текучая вода.
Передо мной мелькают города, Деревни, села, с их глухим страданьем. Но никогда, о, сердце, никогда С своим я не встречался ожиданьем.
Разлука! След чужого корабля! Порыв волны - к другой волне, несхожей. Да, я бродяга, топчущий поля.
Уставши повторять одно и то же, Я падаю на землю. Плачу. Боже! Никто меня не любит, как земля!
68. Молитва о жертве
Пилой поющею подточен яркий ствол Еще не выжившей свой полный век березы. На землю ниспроверг ее не произвол, Не налетевшие прерывистые грозы.
Она, прекрасная, отмечена была, Рукой сознательной для бытия иного: Зажечься и гореть,- блестя, сгореть дотла,И в помыслах людей теплом зажечься снова.
Но прежде, чем она зардеет и сгорит, Ей нужен долгий путь, ей надо исказиться: Расчетвертована, она изменит вид, Блестящая кора, иссохнув, затемнится.
Под дымным пламенем скоробится она, И соки жил ее проступят точно слезы, Победно вспыхнет вдруг, вся свету предана,И огненной листвой оделся дух березы!
Я с жадностью смотрю на блеск ее огня: Как было ей дано, погибшей, осветиться! - Скорее, Господи, скорей, войди в меня, И дай мне почернеть, иссохнуть, исказиться!
Мимолетное
От острова к острову... Шелли
69. Лесные травы
Я люблю лесные травы Ароматные, Поцелуи и забавы, Невозвратные.
Колокольные призывы, Отдаленные, Над ручьем уснувшим ивы, Полусонные.
Очертанья лиц мелькнувших, Неизвестные, Тени сказок обманувших, Бестелесные.
Все, что манит и обманет Нас загадкою, И навеки сердце ранит Тайной сладкою.
70. Бледная травка
Бледная травка под ветхим забором К жизни проснулась в предутренний час, Миру дивясь зеленеющим взором. Бледная травка, ты радуешь нас.
Месяцу, воздуху, Солнцу, и росам Ты отдаешься, как светлой судьбе, Ты ни одним не смутишься вопросом, Не задрожишь в безысходной борьбе.
Чуть расцветешь, и уже отцветаешь, Не доживешь до начала зимы. Ты пропадаешь, но ты не страдаешь, Ты умираешь отрадней, чем мы.
71. Аромат Солнца
Запах Солнца? Что за вздор! Нет, не вздор. В Солнце звуки и мечты, Ароматы и цветы Все слились в согласный хор, Все сплелись в один узор.
Солнце пахнет травами, Свежими купавами, Пробужденною весной, И смолистою сосной.
Нежно-светлоткаными, Ландышами пьяными, Что победно расцвели В остром запахе земли.
Солнце светит звонами, Листьями зелеными, Дышит вешним пеньем птиц, Дышит смехом юных лиц.
Так и молви всем слепцам: Будет вам! Не узреть вам райских врат. Есть у Солнца аромат, Сладко внятный только нам, Зримый птицам и цветам!
72. Глушь
Луг - болото - поле - поле, Над речонкой ивы. Сладко дышится на воле, Все цветы красивы!
Все здесь нежит глаз и ухо Ласкою веселой. Прожужжала где-то муха, Шмель гудит тяжелый.
Всюду - божии коровки, Розовые кашки, Желто-белые головки Полевой ромашки.
Нежно-тонки очертанья Задремавшей дали... Полно, разве есть страданья? Разве есть печали?
73. Затон
Когда ты заглянешь в прозрачные воды затона, Под бледною ивой, при свете вечерней звезды, Невнятный намек на призыв колокольного звона К тебе донесется из замка хрустальной воды.
И ты, наклонившись, увидишь прекрасные лица, Испуганным взором заметишь меж ними себя, И в сердце твоем за страницею вспыхнет страница. Ты будешь читать их, как дух, не скорбя, не любя.
И будут расти ото дна до поверхности влаги Узоры упрямо и тесно сплетенных ветвей, И будут расти и меняться,- как призраки саги Растут, изменяясь в значенье и в силе своей.
И все, что в молчании ночи волнует и манит, Что тайною чарой нисходит с далеких планет, Тебя в сочетанья свои завлечет - и обманет, И сердце забудет, что с ними слияния нет.
Ты руку невольно протянешь над сонным затоном, И вмиг все бесследно исчезнет,- и только вдали, С чуть слышной мольбою, с каким-то заоблачным
звоном, Незримо порвется струна от небес до земли.
74. Последний луч
Прорезав тучу, темную, как дым, Последний луч, в предчувствии заката, Горит угрюмо,- он, что был живым Когда-то!
Тесниной смутных гор враждебно сжата, Одна долина светом золотым Еще живет, блистательно-богата.
Но блеск ушел к вершинам вековым, Где нет ни трав, ни снов, ни аромата. - О, да, я помню! Да! я был живым, Когда-то!
75. Закатные цветы
О, краски закатные! О, лучи невозвратные! Повисли гирляндами облака просветленные. Равнины туманятся, и леса необъятные, Как будто не жившие, навсегда утомленные.
И розы небесные, облака бестелесные, На долы печальные, на селения бедные, Глядеть с состраданием, на безвестных
безвестные, Поникшие, скорбные, безответные, бледные!
76. Равнина
Необозримая равнина, Неумолимая земля, Леса, холмы, болота, тина, Тоскливо-скудные поля.
Полгода - холод беспощадный, Полгода - дождь и душный зной, Расцвет природы безотрадной С ее убогою весной.
Полупогаснувшие взоры Навек поблекшего лица, Неизреченные укоры, Порабощенность без конца.
Невоплощенные зачатья,О, трижды скорбная страна, Твое название - проклятье, Ты навсегда осуждена.
77. Молебен
Темной толпою, в часовне убогой, Путь завершив, и пред новой дорогой, Суетность нашу забыв на мгновенье, Тупо мы слушаем сонное пенье.
В тесном пространстве, где дух наш взрастил Тайное древо невидимых сил, Тает вздыхающий дым от кадил.
Что-то есть страшное в этих бряцаньях, В этих покорных глухих восклицаньях, Молятся звуки и души послушно, Что же им в узкой часовне так душно?
Явственно чувствую горький упрек, В звуки молитв проскользнувший намек Тайное слышащих, дышащих строк.
В потные стекла не видно лазури, В дверь не проникнут ни ветры, ни бури, Силою дней закопчены иконы, Вечны пред ними бессильные стоны.
Грустно склонивши морщинистый лоб, Что-то вещает нам загнанный поп: "Жизнь наша - душная - темная... - Гроб!"
78. В окрестностях Одессы
Узкая полоска синего Лимана, Желтая пустыня выжженных песков. Город, измененный дымкою тумана, Медленные тени белых облаков.
Чахлая трава, измученная зноем, Вдоль прямой дороги серые столбы. Все здесь дышит скучным тягостным покоем, Всюду здесь недвижность пасмурной судьбы.
Только вечный ветер носится бесцельно, Душным дуновеньем, духом мертвеца. Только облака проходят беспредельно, Скучною толпой проходят без конца.
79. Воспоминание о вечере в Амстердаме
Медленные строки
О, тихий Амстердам, С певучим перезвоном Старинных колоколен! Зачем я здесь,- не там, Зачем уйти не волен, О, тихий Амстердам, К твоим церковным звонам, К твоим, как бы усталым, К твоим, как бы затонам, Загрезившим каналам, С безжизненным их лоном, С закатом запоздалым, И ласковым, и алым, Горящим здесь и там, По этим сонным водам, По сумрачным мостам, По окнам и по сводам Домов и колоколен, Где, преданный мечтам, Какой-то призрак болен, Упрек сдержать не волен, Тоскует с долгим стоном, И вечным перезвоном Поет и здесь и там... О, тихий Амстердам! О, тихий Амстердам!
80. Исландия
Валуны, и равнины, залитые лавой, Сонмы глетчеров, брызги горячих ключей. Скалы, полные грусти своей величавой, Убеленные холодом бледных лучей.
Тени чахлых деревьев, и Море... О, Море! Волны, пена, и чайки, пустыня воды! Здесь забытые скальды, на влажном просторе, Пели песни при свете вечерней звезды.
Эти Снорри, Сигурды, Тормодды, Гуннары, С именами железными, духи морей, От ветров получили суровые чары Для угрюмой томительной песни своей.
И в строках перепевных доныне хранится Ропот бури, и гром, и ворчанье волны, В них кричит альбатрос, длиннокрылая птица, Из воздушной, из мертвой, из вольной страны.
Антифоны
Я ношу в своей душе отраженье бесплодных богатств многочисленных забытых царей. Вилье де Лиль-Адам
81. * * *
Нам нравятся поэты, Похожие на нас, Священные предметы, Дабы украсить час,
Волшебный час величья, Когда, себя сильней, Мы ценим без различья Сверканья всех огней,
Цветы с любым узором, Расцветы всех начал, Лишь только б нашим взорам Их пламень отвечал,
Лишь только б с нашей бурей Сливался он в одно, От неба или фурий,Не все ли нам равно!
82. К Гермесу Трисмегисту
О, Гермес Трисмегист, троекратно великий учитель, Бог наук и искусств и души роковой искуситель!
Ты мне передал власть возрождать то, что сердце
забыло, Как Египет весной возрожден от разлития Нила.
От разлитья реки, чьи истоки окутаны тайной, И случайно зажглись, но приносят расцвет
не случайный.
Недостойный металл в благородный могу
превращать я, От тебя восприняв драгоценные чары заклятья.
От тебя получил я ту влагу целебную жизни, Что меня навсегда приобщает к небесной отчизне.
И во имя тебя я бессмертие всем обещаю, И умерших людей я к загробным мирам приобщаю.
Ты со мною везде и безгласно твердишь о святыне, Как глубокий покой задремавшей Либийской пустыни.
Ты в венце из огня предо мною, о, бог
многоликий, О, Гермес Трисмегист, о, мудрец, троекратно
великий!
83. К Бодлеру
Как страшно-радостный и близкий мне пример, Ты все мне чудишься, о, царственный Бодлер, Любовник ужасов, обрывов, и химер!
Ты, павший в пропасти, но жаждавший вершин, Ты, видевший лазурь сквозь тяжкий желтый сплин, Ты, между варваров заложник-властелин!
Ты, знавший Женщину, как демона мечты, Ты, знавший Демона, как духа красоты, Сам с женскою душой, сам властный демон ты!
Познавший таинства мистических ядов, Понявший образность гигантских городов, Поток бурлящийся, рожденный царством льдов!
Ты, в чей богатый дух навек перелита В одну симфонию трикратная мечта: Благоухания, и звуки, и цвета!
Ты, дух блуждающий в разрушенных мирах, Где привидения друг в друге будят страх, Ты, черный, призрачный, отверженный монах!
Пребудь же призраком навек в душе моей, С тобой дай слиться мне, о, маг и чародей, Чтоб я без ужаса мог быть среди людей!
84. К Лермонтову
Нет, не за то тебя я полюбил, Что ты поэт и полновластный гений, Но за тоску, за этот страстный пыл Ни с кем неразделяемых мучений, За то, что ты нечеловеком был.
О, Лермонтов, презрением могучим К бездушным людям, к мелким их страстям, Ты был подобен молниям и тучам, Бегущим по нетронутым путям, Где только гром гремит псалмом певучим.
И вижу я, как ты в последний раз Беседовал с ничтожными сердцами, И жестким блеском этих темных глаз Ты говорил: "Нет, я уже не с вами!" Ты говорил: "Как душно мне средь вас!"
85. Гипербореи
За горами Рифейскими, где-то на север от Понта, В странах мирных и ясных, где нет ни ветров,
ни страстей, От нескромных укрытые светлою мглой горизонта, Существуют издревле селенья блаженных людей.
Не бессмертны они, эти люди с блистающим
взглядом, Но они непохожи на нас, утомленных грозой, Эти люди всегда отдаются невинным усладам, И питаются только цветами и свежей росой.
Почему им одним предоставлена яркая слава, Безмятежность залива, в котором не пенится вал, Почему неизвестна им наших мучений отрава, Этой тайны святой самый мудрый из нас не узнал.
Не бессмертны они, эти люди, меж нами - другие, Но помногу веков предаются они бытию, И, насытившись жизнью, бросаются в воды морские, Унося в глубину сокровенную тайну свою.
86. Страна исседонов
Сие приятное баснословие. Карамзин
На восток от аргиппеев, Там, в Татарии Великой, Змей живет, краса всех змеев, Многочудный, многоликий.
Там, без тягостных законов, В заколдованной долине, Жило племя исседонов, Говорят, живет доныне.
Судьбы их - гиероглифы, Край их - золотом богатый, И таинственные грифы Стерегут тот край заклятый.
Восемь месяцев - целебный Холод дышит над страною, И летает змей волшебный, И мерцает чешуею.
Кто туда неосторожно Из другой страны заглянет, Тот,- предание неложно,В изумленьи камнем станет.
Все пути туда закляты, Возле самого преддверья Льды восходят, как палаты, Снег и град, как пух и перья.
Камни, золото и холод, Закаленная природа, И никто ни стар, ни молод, Неизменно в год из года.
Только змей в игре извивов, Золотисто-изумрудный, Изменяет цвет отливов, Многоликий, многочудный.
87. Избраннику
Отчего так бесплодно в душе у тебя Замолкают созвучья миров? Отчего, не любя ни других, ни себя, Ты печален, как песня без слов?
Ты мечтой полусонной уходишь за грань Отдаленных небесных глубин. Пробудись и восстань, и воздушную ткань, Развернув, созерцай не один.
О, раскрой перед нами узоры мечты, Загоревшейся в сердце твоем! Покажи нам черты сверхземной красоты, Мы полюбим ее и поймем!
Те же мысли у каждого дремлют в тиши, И мгновенья заветного ждут. О, приди, поспеши, и для каждой души, От созвучья, цветы расцветут.
Мы ответим как Море на ласку Луны, А не вражеским криком врагу: Мы как брызги волны из одной глубины, Мы умрем на одном берегу!
88. * * *
Мой друг, есть радость и любовь, Есть все, что будет вновь и вновь, Хотя в других сердцах, не в наших. Но, милый брат, и я, и ты Мы только грезы Красоты, Мы только капли в вечных чашах Неотцветающих цветов, Непогибающих садов.
89. Из Зенд-Авесты
Гимн
Три бога есть: Гаома, Веретрагна, И Тистрия. Гаома - бог Бессмертья, Могучий Веретрагна - бог Победы, И Тистрия - молниеносных Бурь. Но выше их есть бог - Агурамазда, Он создал все, в чем знание и жизнь. Молитва - дочь его; святое слово Его душа; святое помышленье Есть луч от Солнца правды запредельной, Есть отзвук сочетаний мировых, Проникновенный взгляд Агурамазды. Воздайте же Всевышнему хвалу! О, ты, всегда единый в разных формах! Пресветлый бог порядка, Ашаван! Агура, пышно-царственный властитель! Датар, создатель света, бог огня! Всевидящий, всеведущий, Маздао!
90. Оттуда
Я обещаю вам сады... Коран
Я обещаю вам сады, Где поселитесь вы навеки, Где свежесть утренней звезды. Где спят нешепчущие реки.
Я призываю вас в страну, Где нет печали, ни заката, Я посвящу вас в тишину, Откуда к бурям нет возврата.
Я покажу вам то, одно, Что никогда вам не изменит, Как камень, канувший на дно, Верховных волн собой не вспенит.
Идите все на зов звезды, Глядите, я горю пред вами. Я обещаю вам сады С неомраченными цветами.
91. Луна
Луна богата силою внушенья, Вокруг нее всегда витает тайна. Она нам вторит: "Жизнь есть отраженье, Но этот призрак дышит не случайно".
Своим лучом, лучом бледно-зеленым, Она ласкает, странно так волнуя, И душу побуждает к долгим стонам Влияньем рокового поцелуя.
Своим ущербом, смертью двухнедельной, И новым полновластным воссияньем, Она твердит о грусти не бесцельной, О том, что свет нас ждет за умираньем.
Но нас маня надеждой незабвенной, Сама она уснула в бледной дали, Красавица тоски беспеременной, Верховная владычица печали!
92. Тучи
Но разве тучи не рабы? Случевский
Нет рабства в мире, если все - одно. Сам создал я неправду мирозданья, Чтоб было ей в грядущем суждено,
Пройдя пути измены и страданья, Вернуться вновь к таинственной черте, Где примет все иные очертанья,
Где те же мысли - вот, уже не те. Так серые пары, покинув травы, Возносятся к безмерной высоте,
Роняют тень на долы, на дубравы, Их светел путь, их манит гул борьбы, И радугой они пред миром правы.
Нет, ты неправ! Нет, тучи не рабы!
93. * * *
Я в глазах у себя затаил Отраженье сокровищ чужих, Красоту позабытых могил, И другим недосказанный стих.
Я в душе у себя отыскал Гармонически бьющий родник: Этих струй уже кто-то алкал, Но губами он к ним не приник.
Оттого-то в словах у меня Так загадочно много огней: Я закат непогасшего дня, Я потомок могучих царей.
Прогалины
Вы как пропасти, а в глубинах ваших скрыты тайны лазури. Зигмунт Красинский
94. Путь правды
Сонет
Пять чувств - дорога лжи. Но есть восторг экстаза, Когда нам истина сама собой видна. Тогда таинственно для дремлющего глаза Горит узорами ночная глубина.
Бездонность сумрака, неразрешенность сна, Из угля черного - рождение алмаза. Нам правда каждый раз - сверхчувственно дана, Когда мы вступим в луч священного экстаза.
В душе у каждого есть мир незримых чар, Как в каждом дереве зеленом есть пожар, Еще не вспыхнувший, но ждущий пробужденья.
Коснись до тайных сил, шатни тот мир, что спит, И, дрогнув радостно от счастья возрожденья, Тебя нежданное так ярко ослепит.
95. Папоротник
Тенью легкой и неслышной Я замедлил у пути, Там где папоротник пышный Должен будет расцвести.
Освященный нож доставши, Очертил заклятый круг; Возле скатерть разостлавши, Жду. Но чу! Шипящий звук!
Это дьяволы толпою Собрались вокруг меня, Смотрят, манят за собою, Брызжут искрами огня.
Но бесстрастный, безучастный, Я стою в своем кругу. С этой челядью подвластной Посчитаться я могу.
И толпою разъяренной Умножаются они, Страшен лик их искаженный, И сильней горят огни.
Но в груди сдержав волненье, Заклинанья я шепчу, Жду заветного мгновенья, И дождусь, чего хочу.
Сон придет. Цветок волшебный, Что блестит однажды в год, Златоцветный и целебный, На мгновенье расцветет.
И смущенный, изумленный, Я тогда его сорву. Тотчас папоротник сонный Озарит кругом траву.
Я пройду толпу видений. Без оглядки убегу, И источник наслаждений Возле сердца сберегу.
И навеки этот властный, Драгоценный амулет Будет мне светить, как ясный, Но никем не зримый свет.
Доверяясь этой жгучей И таинственной звезде, Я пройду, как дух могучий, По земле и по воде.
Мне понятны будут строки Ненаписанных страниц И небесные намеки, И язык зверей и птиц.
Мир тому, кто не боится Ослепительной мечты, Для него восторг таится, Для него цветут цветы!
96. Пробуждение
Сонет
Бог входит в существа, как Солнце сквозь окно, Когда оно встает за гранью кругозора. Откроем занавес, нам всем светить дано, Быть жгучими, любить, быть частию узора.