Балсекар Рамеш Садашива. Переживание Учения на опыте

   Чем же тогда мы являемся?
   Разве это не очевидно? Очень просто: мы есть «Я», никогда не осознающее того, что такое самость.
   То, что вы говорите, кажется таким ясным и таким очевидным, что трудно представить, как может быть по-другому. Как видимые проявления, мы можем быть лишь концепциями в расщепленном уме, то ли «своем», то ли в умах так называемых «других».
   А как может быть по-другому? Мудрецы, провидцы говорили об этом на протяжении тысячелетий.
   И все же люди не верят в это!
   Мудрецы не просили людей верить чему-либо. Вера также представляет собой концепцию. Они просто указывали на истину.
   Но как эти «я» могут действовать?
   «Могут действовать»? Как может действовать видимость? Об этом нам также говорили мудрецы тысячи лет назад, хотя, разумеется, словами и терминами, принятыми в те времена. Это, наверное, объясняет необходимость в таких книгах, как эта. В любом случае, все эти «я» не «действуют» — они только реагируют на внешние стимулы, как образы в уме.
   Каким конкретно образом такая реакция происходит?
   То, что видится как их действие, является концептуальной интерпретацией такого реагирования, функционированием, которое мы называем своей «жизнью».
   Но если все эти «я» являются лишь видимостями в сознании, образами в расщепленном уме, за ними должно что-то стоять. Что это?
   В этом-то вся проблема. Я имею в виду, что попытки выразить словами нечто, что является неописуемым, превращает это нечто в концепцию. Впрочем, мы можем попытаться понять это, размышляя об этом как о функционировании, представляющем собой спонтанное действие без какого-либо реагирования. Это даосский взгляд на это, и он так же хорош, как и любой другой, и лучше, чем большинство.
   Как бы вы объяснили это?
   Я, наверное, мог бы сказать, что ТО есть трансцендентная ноуменальность, которая имманентна в виде феноменальности (иначе феноменальность не имела бы «субстанции»), объективирование того, что есть, в виде того, чем мы видимся, через процесс дуалистического проявления в концептуальной протяженности среды, известной как «пространство» и «время».
   Как мы вписываемся в это функционирование?
   «Мы», как то, ЧТО-МЫ-ЕСТЬ, являясь всем, что есть, не можем существовать вне какого-либо функционирования. Как видимость в уме, мы являемся ничем; как то, ЧТО-МЫ-ЕСТЬ, вы являемся всем. Ноумен и феномен — это не две разные вещи, они не отличны друг от друга. Как я уже сказал, то, что они собой представляют, феноменально есть трансцендентность, а ноуменально —имманентность.

ГЛАВА 11
КЕМ ЯВЛЯЕТСЯ ВОСПРИНИМАЮЩИЙ?

   Есть ли некий один фактор, который можно было бы выделить как фактор, препятствующий постижению нашей истинной природы?
   Да, есть. Нисаргадатта Махарадж дал ответ на этот вопрос во время одной из своих бесед. Этим единственным фактором, препятствующим постижению, является неискоренимая привычка рассматривать все — каждое событие — с точки зрения «кого-то» как псевдосубъекта и «чего-то» как объекта, за которыми следуют «кого», «когда», «где» и «почему». Но, к сожалению, эта привычка усугубляется еще и тем фактом, что послание Мастеров обычно передается посредством существительных, в то время как на глубочайший смысл можно указать только с помощью глаголов и наречных форм. Другими словами, Учение на самом деле больше касается функционирования и его процесса, чем «кого-либо», кто функционирует или «чего-либо», что является результатом функционирования. И «кто» и «что» являются чем-то несущественным, умозаключительным и почти неуместным. Так, например, «жизнь» в этом мире — это сновидение, а человеческие существа — снящиеся персонажи, которые не имеют никакого значения, поскольку не обладают независимостью или свободой волеизъявления.
   Вы имеете в виду, что, хотя послание Мастеров заключается в том, что то, что является объективированным, будучи просто видимостью, не есть истина, сам язык, используемый для этой цели, носит объективный характер?
   Верно. Об этом необходимо помнить, когда происходит передача Учения в той или иной форме. По крайней мере, в этом случае понимание будет более точным. Интересный момент в контексте того, что использование частей речи является существенным препятствием к достижению понимания, заключается в том, что Учение индийской Махаяны (которое уже давным-давно распространилось за пределы Индии) лучше всего изучать на письменном языке Китая, в котором части речи практически отсутствуют. Нельзя отрицать тот факт, что Реальность, или Истина, не может быть выражена, разве что на нее можно указать или намекнуть. Но в силу того, что язык все же должен использоваться, следует проявлять осторожность как говорящему, так и слушающему, чтобы не забывать, что существительные указывают в противоположном направлении и, таким образом, создают ошибочное понимание.
   Возьмите термины «время» и «пространство». Они сразу подразумевают «объекты», в то время как они просто соотносятся с функционированием, которое использует их лишь как концепции. Чувства также имею значение лишь в том смысле, что они концептуализируются с целью обслуживания этого функционирования. Использование существительных для описания чувств — при том, что, конечно, использование существительных является неизбежным — отбрасывает само функционирование на второй план и выводит на первый план концепцию «кто», хотя «он» и не имеет «своей» собственной природы. Таким образом, когда происходит рассмотрение «восприятия», функция восприятия остается без внимания, а вся важность придается «воспринимающему» и воспринимаемому объекту.
   И каково же решение данной ситуации?
   Решение в том, чтобы постоянно помнить о тех обстоятельствах, которые привели к данной ситуации. Сконцентрируйте внимание на функционировании и поместите снящиеся персонажи, марионетки, чувствующие существа, на второй план. Именно по этой причине, с целью продемонстрировать полную иллюзорность этого «кто», Нисаргадатта Махарадж часто прерывал человека, задающего вопрос и спрашивал его: «Кто хочет знать это?» Таким образом он отводил ум вопрошающего от сущности «я», от концепции «кто» к функционированию, которому должно быть посвящено все внимание целиком. В глубоком сне нет проявленного мира, нет вселенной, нет функционирования, нет «я», через которое происходит это функционирование. Все это начинает существовать только тогда, когда сознание возникает в форме состояния бодрствования. Давайте проследим, что происходит в процессе пробуждения в виде «замедленной съемки». В первые мгновения после пробуждения сознание сохраняет свою безличностную природу, особенно если процесс пробуждения был естественным, и вы не были разбужены будильником или другим человеком. Особенно это легко прочувствовать, если вы находитесь за городом, и процесс пробуждения не ограничен временными рамками. Пока сознание в течение этого короткого периода времени сохраняет свою безличностную природу, восприятие внешнего мира не запятнано дуальностью «субъект-объект», ощущением «я»/«не я». Но очень скоро псевдосубъект берет ситуацию под свой контроль, и все восприятия переходят в руки «я». Даже при таких условиях, если бы мы проанализировали то, что воспринимается, мы бы обнаружили, что мы можем воспринимать «наши» собственные руки и ноги как находящиеся в пределах воспринимаемого; вместе с другими «нашими» частями тела они являются объектами по отношению к тому, что совершает восприятие. Но мы не можем воспринимать то, «что воспринимает». Причина этого заключается в том, что то, что совершает данное восприятие — «воспринимающий» — не находится в пределах этого объема или пространства.
   Вы хотите сказать, что воспринимающий — то, что воспринимает — есть нечто, что находится вне пределов того, в чем наш психосоматический механизм, наше тело, может восприниматься?
   Это было бы неизбежным заключением, не так ли? Поскольку воспринимающий субъект воспринимает объем воспринимаемого объекта, то то, что является восприятием, должно обязательно быть вне объективных границ, составляющих «объем». Тогда возникает вопрос: кто или что осуществляет восприятие и где он находится? Как мы видели, то, что воспринимает, должно быть «вне пределов» трех объективных измерений объема пространства. Другими словами, точно так же, как объем включает в себя площадь, так и центр восприятия должен включать объем. К тому же, этот центр должен быть везде и он также должен быть способным воспринимать все время, ибо восприятие совершается неким чувствующим существом, находящимся где-то все время. Следовательно, этот субъективный воспринимающий центр не может быть ничем иным, как бесконечностью и безвременностью — действующими здесь и сейчас.
   А как насчет воспринимающего, которого имеет в виду каждый человек, говоря «я воспринимаю»?
   На основе проведенного ранее анализа можно было бы определить личный воспринимающий центр каждого человеческого существа. Если субъективный функциональный центр — бесконечность и безвременность — есть «Я-Я», то, несомненно, объективный действующий центр должен быть трехмерным психосоматическим механизмом, с которым каждое человеческое существо отождествляется в виде «я». Другими словами, тот субъективный, находящийся вне трехмерности, центр, не имеющий ни имени, ни формы, является тем, что мы ЕСТЬ как «Я», в то время как этот объективный трехмерный центр — нама-рупа (имя и форма) — есть то, чем мы видимся как «я» в пространстве-времени.
   Вы имеете в виду, что то, что феноменально присутствует, является психосоматическим аппаратом, представляющим «я» как объективный действующий центр, в то время как то, что феноменально отсутствует — в силу своей бесформенности — является субъективным функциональным центром, который есть вечное ПРИСУТСТВИЕ в виде бесконечного и безвременного «Я-Я».
   Очень хорошо выражено. Все, что теперь нужно — мгновенное постижение этого, без необходимости выражать.

ГЛАВА 12
ИСТИННОЕ ВОПРИЯТИЕ

   Мы довольно часто сталкиваемся со словами «истинное восприятие». Что именно они должны передавать?
   Истинное восприятие означает восприятие феноменальности как таковой — и, следовательно, феноменальных объектов — после постижения тождественности феноменальности и ноуменальности. Феноменальность есть лишь протяжение ноуменальности в пространстве и времени — они не есть две различные вещи. Ноумен объективировал себя в феноменальность с тем, чтобы он мог быть воспринимаем в пространственно-временной дуальности. Истинное восприятие — это восприятие того, что на самом деле нет никаких отношений «воспринимающий-воспринимаемое», а есть лишь функция ВОСПРИЯТИЯ.
   Значит, истинное восприятие означает восприятие с точки зрения субъективного функционального центра, а не с точки зрения объективного действующего центра.
   Верно. В то время как объективный действующий центр представлен трехмерным психосоматическим видимым проявлением, субъективный центр лишен формы и феноменально отсутствует, ибо феноменальное появление в пространстве-времени сделало бы его объектом. Субъективный центр присутствует везде и всегда, но не связан с «где» и «когда», поскольку он находится вне пределов пространства и времени. Он является бесконечностью и безвременностью — существуя вечно ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС. Говоря кратко, истинное восприятие — это восприятие того, что любое восприятие между двумя чувствующими существами может быть лишь ложным восприятием, ибо они оба являются объектами.
   Ложным восприятием?
   Восприятие, которое обычно осуществляется человеческим существом, обязательно является ложным, поскольку и предполагаемый субъект и воспринимаемый объект представляют собой объекты, видимости в сознании. Псевдосубъект сам становится объектом, когда он воспринимается другим объектом, принимающим позу псевдосубъекта. Когда же сознание отсутствует, как это бывает в состоянии сна или под воздействием седативных средств, никакого восприятия в этом смысле быть не может, хотя псевдосубъект существует. На самом деле любое восприятие, как его понимают человеческие существа, является ложным. Истинное восприятие в действительности является не-восприятием, восприятием, находящимся вне пределов тела и мысли. Когда есть истинное восприятие (сознание воспринимающее проявленный мир в пределах самого себя), что есть такое, что можно воспринимать? Весь проявленный мир представляет собой лишь объективное выражение единого субъекта. Восприятие этого является истинным восприятием — выход за рамки дуальности «субъект-объект».
   Однажды Нисаргадатте Махараджу задали вопрос, отличается ли его видение мира от того, что видят другие люди. Он ответил, что видит те же самые вещи, но само видение полностью отлично. Он не рассматривал «других людей» как других людей!
   Это наиболее точный ответ, который можно было ожидать от Махараджа.
   Но что на самом деле означал этот ответ? Он не давал дальнейших объяснений.
   Разве он не дал бы дальнейших объяснений, если бы считал это необходимым? Должно быть, он считал, что объяснение придет само во время медитации.
   Может быть, мы могли бы сейчас помедитировать над этим в ходе происходящей беседы.
   Может быть, Махарадж и не давал подробного объяснения, но он давал намек, предлагая задающему вопрос заглянуть в два зеркала, находившиеся в комнате. Теперь представьте, что перед вами висят два, три или более зеркал под разными углами. Зеркальных отражений будет несколько, но лишь один вы. Все движения этих отражений будут контролироваться вами, сами по себе они не будут иметь свободы действий. А теперь представьте, что вы также можете наделить эти отражения чувствительностью, так чтобы они могли «воспринимать» друг друга. Разве не ясно, что взаимное восприятие отражениями — каждый из которых является псевдосубъектом, в то время как другие представляют собой объекты — будет ложным восприятием? Истинным является лишь то восприятие, которое осуществляется субъективным центром, находящимся вне пределов зеркал, истинным субъектом. На самом деле это истинное всоприятие есть не-восприятие, ибо все, что есть — это ОДИН субъект без каких-либо объектов. Если бы субъект мог видеть другой объект, обладающий независимым существованием, сам этот субъект был бы объектом!
   Таким образом, истинное восприятие — это поворот расщепленного ума от внешнего объективирования (что и означает восприятие в дуальности) к внутреннему, к его целостности, или к его не-обективности, из которой возникает объективность.
   Это сравнение с зеркалами вызывает различные трудности...
   Конечно! И поэтому Мастера не обращались к сравнениям бездумно. Каждое сравнение должно быть воспринято лишь с определенной точки зрения, которую оно призвано проиллюстрировать. В любом случае, все сравнения сами могут быть лишь объективированиями. Цель любой аналогии — отвернуть расщепленный ум от объективирования и вернуть его к его истинной целостности. Если об этом забывается, цель аналогии не будет достигнута. Таким образом, классическая аналогия с глиной и, созданным из нее горшком (горшок — это лишь глина, которой придали определенную форму), в своей основе является несовершенной, ибо она означает, что то, что бесформенно, оказывается представленным посредством объективных образов.
   Подобным образом, обсуждение того, является некий объект, включая человеческое тело, плотным или нет, вызывает вопрос, ибо на самом деле нет никакого объекта, а есть лишь видимость в сознании; и обсуждение определенного качества (или его отсутствие) в объекте может очень легко подорвать саму цель — в силу предположения о существовании объекта как такового.
   Истинное восприятие означает восприятие иллюзорности псведосубъекта, единственного фактора, который препятствует тому, чтобы мы БЫЛИ этой субъективной единственностью. Как только это истинное восприятие, это понимание становится спонтанным, мы будем испытывать переживание Учения на собственном опыте, ибо тогда, говоря словами великого китайского мудреца Шен-хуи, мы обретем «безмолвное отождествление с не-бытием».
   Вы могли бы суммировать все сказанное одним предложением?
   Как насчет того, что «истинное восприятие — это ноуменальная функция, в которой нет ни вещи, которая бы воспринимала, ни вещи, которая могла бы быть воспринятой»?
   Кто я такой, чтобы спорить?!

ГЛАВА 13
СУТЬ ПОНИМАНИЯ

   Я прав, считая, что главной частью Учения является то, что все, что мы можем воспринимать и познавать, не имеет существования, кроме того, что кажется существующим в «уме», который сам является содержанием сознания?
   Чего же вы ждете?
   Я думал, вы собираетесь сделать какой-то вывод из сказанного, а выразились вы верно.
   Я надеялся, что вы в своей неподражаемой манере подхватите мою мысль и пуститесь в путь разъяснения тонкостей истины.
   Нет необходимости льстить. Я увидел, что ваше вводное утверждение содержит явное заключение, но я надеялся, что именно вы пуститесь в разъяснения. И кстати, истина является, наверное, самой очевидной вещью, какую только можно найти — или не найти — и все тонкости в процессе обретения понимания ее, несомненно, будут нашим собственным творением, благодаря нашей неистребимой привычке концептуализировать. Если бы мы прекратили концептуализировать, мы бы обнаружили, что истина смотрит прямо нам в глаза.
   Это мне понятно. Но как насчет этого очевидного заключения, о котором вы говорили?
   Если есть постижение того, что все, что бы ни воспринималось, является лишь видимостью в сознании (уме), тогда это должно совпадать с осознанием того, что сознание также не может иметь никакого независимого существования.
   Почему?
   По той простой причине, что ум-сознание просто символизирует то, чем мы сами ЯВЛЯЕМСЯ; мы (как восприятие) не можем видеть его как объект, независимый от того, что осуществляет восприятие. Глаз может видеть все остальное, но не может видеть сам себя (без зеркала), язык может ощущать вкус чего угодно, но не может ощутить вкус самого себя; кинжал может проколоть любую вещь, но только не себя.
   Вы хотите сказать, что «мы» есть сознание и то, что называется «умом». Но зачем объекты, как видимости в сознании, вообще создаются?
   Если вы имеете в виду почему мы (как сознание) вообще создаем объекты, ответ заключается в том, что мы играем в игру, лилу, в которой различные объекты, обладающие нама-рупой (именем и формой) входят во взаимоотношения. Если вы имеете в виду как «мы» создаем объекты — механизм этого процесса — ответ заключается в том, что объекты создаются тогда, когда происходит размышление или концептуализация на основе противопоставления «я» и «другие». Это «я» включает друзей в дружественный «круг», который расширяется и сжимается, а также меняет свою форму в зависимости от обстоятельств. Под «другими» подразумеваются враги в остальном мире!
   Другими словами, концептуализация обращает ум вовне, после чего ум совершает разделение себя на основе дуальности «субъект-объект» и создает объекты.
   На самом деле это означает, что сознание-ум, которое являет собой «Я» (и которое как ноумен есть все, чем Я может быть), создает, как то, что видится как объект, нечто отличное от Я, и таким образом ум оказывается расщепленным на я-субъект и ты-объект, на «себя» и «других». Но существенный фактор в этом механизме, который часто выпускается из виду, заключается в том, что, несмотря на разделение ума на я-субъект и ты-объет, «Я», как ноуменальный объект, всегда остается «Я», лишенным какого бы то ни было объективного существования и атрибутов. Лила возникает по той причине, что каждый чувствующий объект рассматривает себя как «я-субъект», а других — как «ты-объект». Таким образом, мы все представляем собой мнимые объекты того, чем мы действительно ЯВЛЯЕМСЯ — ноумена «Я». Эта ситуация может быть рассмотрена в виде единого источника света, отражающегося в «десяти тысячах» зеркал и давая, таким образом, бесконечное разнообразие в соответствии с формой каждого из зеркал и его расположением.
   Значит, процесс объективирования обуславливает концептуальное расщепление «ума» (сознание, как «Я», всегда сохраняет свою цельность) на относительную дуальность противоположных элементов субъект-объект.
   Противоположные элементы — это не только субъект—объект, являющие собой основополагающую пару, а все остальные всевозможные пары взаимосвязанных противостоящих друг другу концепций, таких как положительное и отрицательное, удовольствие и боль, любовь и ненависть. Именно это стремление к удовольствию и «любви» при исключении связанных с ними противоположностей, является причиной того, что рассматривается как связанность.
   Но что мешает всем «я-субъектам» осознать свою истинную природу «Я»?
   Что является тем посредником, без которого видимости в сознании, которыми мы являемся, не были бы воспринимаемы и познаваемы? Для того, чтобы быть воспринимаемым и познаваемым, эти образы должны иметь «объем», а этот объем (форма, или рупа), растянутый в пространстве, должен обладать минимальной протяженностью (которую мы называем «временем»), в которой он может быть воспринят и познан.
   Это кажется довольно элементарным.
   Истина очень элементарна — проста и довольно очевидна. По этой-то причине ее и не замечают. В любом случае, то, что пространственно-временной элемент является просто концептуальной средой, в которой объекты могут возникать, является, как вы выразились, элементарным. Но нет понимания того, что этот пространственно-временной элемент явно не есть нечто объективное для нас как для феноменальных объектов. Пространство-время — это не нечто, имеющее независимое существование, к чему мы «привязаны», а лишь некая механическая растянутость, которая делает нас объективно воспринимаемыми для субъективного восприятия. Нет необходимости добавлять, что поскольку мы все являемся объектами, это восприятие должно обязательно относиться к совершенно иному измерению субъектвности.
   Прошу меня простить, но я все равно не понял.
   Наша идея о том, что мы связаны — и, следовательно, нуждаемся в освобождении — как раз и является той самой иллюзией, что мы есть независимые сущности, подверженные воздействию времени. Именно эта концепция времени позволяет идее независимой сущности не только существовать, но и длиться. Если бы эти мнимые «я» не возникали на какое-то время — если бы они не были временными — разве они не были бы безвременными, тем, чем является Я ЕСТЬ, безвременностью?
   Нисаргадатта Махарадж — и другие Мастера — говорили нам, что освобождение существует в разрушении иллюзии независимого «я». Говорилось ли что-либо о длительности или временности?
   Разве вы не помните о том совете, который неоднократно давал Махарадж: недостаточно слышать ушами, что должно быть слушание умом и сердцем? А постоянные жалобы от людей на то, что в какой-то момент они, похоже, достигли понимания Учения, но затем потеряли его? Все дело в том, что даже если бы мы могли устранить на мгновение концепцию «я», а мы делаем это довольно часто, ее протяженность во времени остается, и она возвращается снова и снова. Мы не можем уничтожить наше «я» без уничтожения его длительности — эти две концепции неразделимы, это два аспекта одного и того же понятия.
   И тогда следует логический вопрос: как нам это сделать? Как нам навсегда устранить концепцию «я» и ее длительность?
   В том то и дело. В том, что мы обсуждаем, логика и диалектика неуместны. Мне также вспомнился обычный вопрос Махараджа: Кто задает вопрос? Кто должен «делать» что-либо? Единственная задача заключается в том, чтобы осознать, что время — это не только не нечто объективное по отношению к «нам», но оно также может быть существенным элементом того, чем мы кажемся как феноменальные объекты в сознании-уме. Нет никакой необходимости предпринимать усилия для обнаружения нашей безвременности, которую мы, как «Я», никогда не теряли. Следует осознать тот основополагающий факт, что пространство-время есть лишь концепция, которая дает возможность феноменальному проявлению произойти, и что как «Я» — которое есть все, чем мы только можем быть — мы являемся бесконечностью и безвременностью. Постижение этого есть переживание Учения на опыте. «Мы» можем испытать на опыте лишь то, чем мы являемся как «Я», а также то, что «наша» подверженность воздействию противоположных элементов, таких как удовольствие и боль, есть неизбежный результат дуальности, существенной частью которой является эта концепция «мы». Мы можем по-настоящему испытать лишь то, что мы ЕСТЬ как «Я» — больше нет абсолютно ничего, что можно было бы пережить на опыте. И это понимание, это постижение само по себе является деянием, переживанием.
   Другими словами, избежать подчинения относительной дуальности можно путем отождествления с этим, путем постижения того, что это то, чем мы являемся субъективно.
   Именно. С осознанием того, что временность не есть нечто внешнее по отношению к нам, мы также осознаем, что временность и безвременность неразделимы, как два аспекта того, чем мы являемся — один из которых проявляется в движении, а другой статичен. Именно это осознание Нисаргадатта Махарадж хотел дать нам, когда говорил «Я есть время». Мы все есть время. Мы безвременны как «время» (или длительность) и мы есть время как «безвременность».