Страница:
После убийства Н. П. Боголепова эсеры поняли, что эпоха смертных казней отошла в прошлое и вплотную занялись созданием партии. Инициатором этого стал руководитель московских эсеров А. А. Аргунов. Однажды у него на квартире появился приехавший из-за границы эсер Евно Фишелевич Азеф, пользовавшийся репутацией честного и стойкого революционера, на самом же деле – агент московского Охранного отделения. Полностью доверяя Азефу, Аргунов вскоре узнал, что его новый товарищ уезжает за границу, и тут же вручил ему все адреса, явки, пароли и фамилии и отрекомендовал Азефа с самой лучшей стороны как представителя эсеров-москвичей. Одновременно поехал за границу с той же целью представитель эсеров-южан и северян Григорий Андреевич Гершуни. Встретившись, Азеф и Гершуни быстро обо всем договорились и в дальнейших переговорах – в Берлине, Берне и Париже – держались вместе и выступали заодно.
Временным центром партии был объявлен Саратов, где находилась старая народоволка Е. К. Брешко-Брешковская, названная впоследствии «бабушкой русской революции». Главный печатный орган, газету «Революционная Россия», решено было выпускать в Швейцарии. Ее редакторами стали А. Р. Гоц и В. М. Чернов. Читателю может показаться излишним подробное перечисление эсеров – основателей партии, однако здесь названы только те, кто впоследствии сыграет важную роль в революции и в гибели династии Романовых. Эти люди составили руководящее ядро новой партии, и Азеф оказался тесно связанным с каждым из них.
В конце января 1902 года Гершуни отправился в Россию, чтобы объехать все организации и договориться об их участии в предстоящем учредительном съезде. Разумеется, еще до выезда Азеф уведомил Департамент полиции и о сроках, и о маршруте его поездки, решительно настаивая, чтобы жандармы ни в коем случае не арестовывали его, но неотступно следили за всеми, с кем он станет встречаться. Жандармы так и сделали, надеясь, что в конце поездки Гершуни досконально выявит весь будущий актив партии. Однако Гершуни с самого начала заметил слежку и ловко ушел от преследователей.
Первым делом он занялся подготовкой покушения на министра внутренних дел Д. С. Сипягина. Совершить это убийство вызвался киевский студент Степан Балмашов. В случае, если бы Сипягина убить не удалось, следующей жертвой должен был стать К. П. Победоносцев. Приготовления к терракту велись в Финляндии. 2 апреля 1902 года Балмашов, одетый в форму офицера, приехал в Петербург и направился в Мариинский дворец, где вскоре должен был собраться Государственный совет. Отрекомендовавшись адъютантом великого князя Сергея Александровича, он был пропущен в приемную Сипягина, и когда тот вошел, Балмашов вручил ему конверт, в котором будто бы находилось письмо от Сергея Александровича (на самом же деле там находился приговор министру). И как только Сипягин разорвал конверт, Балмашов двумя выстрелами в упор сразил его.
По распоряжению Николая II Балмашова судил военный трибунал, а это означало, что его ждет смерть, ибо гражданские суды к смерти приговаривать не могли (потому-то Карпович в свое время и отделался каторгой). Балмашова приговорили к повешению, и 3 мая в Шлиссельбурге он был казнен. Это была первая политическая казнь в царствование Николая II.
На место Сипягина уже через 2 дня был назначен статс-секретарь по делам Финляндии, сторонник крутых мер в борьбе с терроризмом Вячеслав Константинович Плеве – сын калужского аптекаря, выучившийся на медные деньги в университете и в душе глубоко презиравший аристократию. Существовало мнение, что Плеве, как умный администратор, притворялся перед каждым нужным ему человеком искренним слугою родины и народа и любил в туманных выражениях обнаруживать якобы таившиеся в нем залежи либерального золота, на деле бывшего лишь серным колчеданом, считали, что это была нешаблонная, сложная натура, на голову превосходившая всех влиятельных членов правительства... Плеве не был трусом и любил обуславливать свои обещания стереотипным: «Если завтра буду жив».
Плеве поставил перед собой задачу централизовать государственный аппарат, отождествляя степень централизации с мощью государства. Своими главными противниками он считал революционеров и земства, а в дальней перспективе – самого С. Ю. Витте, после того как в августе 1903 года тот стал Председателем Совета министров.
Созданной эсерами Боевой организацией, прототипом которой был Исполнительный комитет «Народной воли», с самого начала руководил полный смелых планов Гершуни. После убийства Сипягина он стал готовить покушение на Плеве, одновременно прорабатывая и покушение на уфимского губернатора Н. М. Богдановича, виновного в расстреле рабочих-стачечников в Златоусте, произошедшем 13 марта 1903 года. А уже 6 мая, когда Богданович прогуливался в одной из укромных аллей Соборного сада, к нему подошли два молодых человека, вручили приговор Боевой организации и расстреляв его из браунингов, скрылись. Поиски их оказались совершенно безрезультатными.
А вот Гершуни не повезло: по дороге из Уфы в Киев он был арестован, немедленно препровожден в Петербург и отдан под трибунал, который и приговорил его к смерти. Однако по кассации смерть ему заменили вечной каторгой, после чего он повторил то, что сделал до него Карпович – осенью 1906 года бежал из акатуйской тюрьмы и через Китай и США добрался до Европы. Правда, жить ему оставалось недолго – в 1908 году он умер в Цюрихе.
Главным же во всей истории с Г. А. Гершуни было то, что на его месте во главе Боевой организации эсеров оказался Евно Азеф.
Когда он «принял дела», главным из которых была подготовка убийства Плеве, Россия переживала и негодовала из-за недавно произошедших в Кишиневе кровавых и широкомасштабных еврейских погромов. Главным виновником и даже организатором их называли Плеве. И таким образом, убийство министра внутренних дел становилось не просто очередной задачей, но актуальной политической необходимостью. К тому же, не следует забывать, что сам Азеф был евреем.
После долгой и тщательной подготовки покушение было назначено на 31 марта 1903 года, но потом перенесено на 14 апреля. Однако и в ночь перед этим самым днем на собственной бомбе подорвался один из террористов – Покотилов. Плеве был убит 15 июля. Террорист Егор Созонов (недоучившийся студент, революционер-подпольщик, бежавший из сибирской ссылки за границу и нелегально вернувшийся в Россию) бросил внутрь кареты 12-фунтовую бомбу, которая разнесла на куски и министра и его карету.
Место министра внутренних дел пустовало полтора месяца. И только 26 августа появился новый министр, чье имя не внушало особых ожиданий к переменам. Князь Петр Данилович Святополк-Мирский, генерал-лейтенант, в 1900–1902 годах товарищ Плеве по министерству и одновременно командующий Корпусом жандармов, по мнению многих, должен был проводить прежнюю линию. Однако наиболее сведущие в политических делах уверяли, что князь, хотя и бывший шеф жандармов, но является сторонником либерализации и сближения власти с умеренной оппозицией.
Из-за того, что Плеве никогда никаких надежд на ослабление режима не подавал и был виновником и кишиневского еврейского погрома, и ужесточения содержания заключенных, и расстрела рабочей сходки в Златоусте, то и реакция общества на его убийство оказалась на редкость единодушной – интеллигенция ликовала. И как это не походило на реакцию общества, когда бомбы бросали в министров Александра II!
Узнав об участии сына в покушении, Созонов-отец – крестьянин-старообрядец, ставший лесопромышленником, – стыдясь глядеть людям в глаза, ночью сел в поезд и из Уфы поехал в Москву, чтобы затем добраться до Петербурга. По дороге его случайно узнали, и в вагон стали заходить люди, желавшие поглядеть на отца террориста, познакомиться с ним, расспросить о сыне. Все они пожимали С. Л. Созонову руку, поздравляли его с тем, что у него такой прекрасный сын. А когда он вошел на одной из станций в буфет, то к нему с бокалами подошла компания офицеров и выпила за его здоровье: русское общество не воспринимало больше террористов, как исчадий ада, а видело в них благородных борцов за народное счастье.
Когда отец Созонова приехал в Петербург, он узнал, что сын его жив, но тяжело ранен. Это обстоятельство смягчило участь убийцы в глазах судей, которые приговорили его не к смерти, а к пожизненной каторге.
Впрочем каторга для Созонова оказалась недолгой: в 1910 году, он в знак протеста против порки двух каторжан, покончил с собой, приняв яд.
РУССКО-ЯПОНСКАЯ ВОЙНА
На дальневосточном направлении
Первые месяцы войны
Бои в Маньчжурии
Осада Порт-Артура
Цусима
Временным центром партии был объявлен Саратов, где находилась старая народоволка Е. К. Брешко-Брешковская, названная впоследствии «бабушкой русской революции». Главный печатный орган, газету «Революционная Россия», решено было выпускать в Швейцарии. Ее редакторами стали А. Р. Гоц и В. М. Чернов. Читателю может показаться излишним подробное перечисление эсеров – основателей партии, однако здесь названы только те, кто впоследствии сыграет важную роль в революции и в гибели династии Романовых. Эти люди составили руководящее ядро новой партии, и Азеф оказался тесно связанным с каждым из них.
В конце января 1902 года Гершуни отправился в Россию, чтобы объехать все организации и договориться об их участии в предстоящем учредительном съезде. Разумеется, еще до выезда Азеф уведомил Департамент полиции и о сроках, и о маршруте его поездки, решительно настаивая, чтобы жандармы ни в коем случае не арестовывали его, но неотступно следили за всеми, с кем он станет встречаться. Жандармы так и сделали, надеясь, что в конце поездки Гершуни досконально выявит весь будущий актив партии. Однако Гершуни с самого начала заметил слежку и ловко ушел от преследователей.
Первым делом он занялся подготовкой покушения на министра внутренних дел Д. С. Сипягина. Совершить это убийство вызвался киевский студент Степан Балмашов. В случае, если бы Сипягина убить не удалось, следующей жертвой должен был стать К. П. Победоносцев. Приготовления к терракту велись в Финляндии. 2 апреля 1902 года Балмашов, одетый в форму офицера, приехал в Петербург и направился в Мариинский дворец, где вскоре должен был собраться Государственный совет. Отрекомендовавшись адъютантом великого князя Сергея Александровича, он был пропущен в приемную Сипягина, и когда тот вошел, Балмашов вручил ему конверт, в котором будто бы находилось письмо от Сергея Александровича (на самом же деле там находился приговор министру). И как только Сипягин разорвал конверт, Балмашов двумя выстрелами в упор сразил его.
По распоряжению Николая II Балмашова судил военный трибунал, а это означало, что его ждет смерть, ибо гражданские суды к смерти приговаривать не могли (потому-то Карпович в свое время и отделался каторгой). Балмашова приговорили к повешению, и 3 мая в Шлиссельбурге он был казнен. Это была первая политическая казнь в царствование Николая II.
На место Сипягина уже через 2 дня был назначен статс-секретарь по делам Финляндии, сторонник крутых мер в борьбе с терроризмом Вячеслав Константинович Плеве – сын калужского аптекаря, выучившийся на медные деньги в университете и в душе глубоко презиравший аристократию. Существовало мнение, что Плеве, как умный администратор, притворялся перед каждым нужным ему человеком искренним слугою родины и народа и любил в туманных выражениях обнаруживать якобы таившиеся в нем залежи либерального золота, на деле бывшего лишь серным колчеданом, считали, что это была нешаблонная, сложная натура, на голову превосходившая всех влиятельных членов правительства... Плеве не был трусом и любил обуславливать свои обещания стереотипным: «Если завтра буду жив».
Плеве поставил перед собой задачу централизовать государственный аппарат, отождествляя степень централизации с мощью государства. Своими главными противниками он считал революционеров и земства, а в дальней перспективе – самого С. Ю. Витте, после того как в августе 1903 года тот стал Председателем Совета министров.
Созданной эсерами Боевой организацией, прототипом которой был Исполнительный комитет «Народной воли», с самого начала руководил полный смелых планов Гершуни. После убийства Сипягина он стал готовить покушение на Плеве, одновременно прорабатывая и покушение на уфимского губернатора Н. М. Богдановича, виновного в расстреле рабочих-стачечников в Златоусте, произошедшем 13 марта 1903 года. А уже 6 мая, когда Богданович прогуливался в одной из укромных аллей Соборного сада, к нему подошли два молодых человека, вручили приговор Боевой организации и расстреляв его из браунингов, скрылись. Поиски их оказались совершенно безрезультатными.
А вот Гершуни не повезло: по дороге из Уфы в Киев он был арестован, немедленно препровожден в Петербург и отдан под трибунал, который и приговорил его к смерти. Однако по кассации смерть ему заменили вечной каторгой, после чего он повторил то, что сделал до него Карпович – осенью 1906 года бежал из акатуйской тюрьмы и через Китай и США добрался до Европы. Правда, жить ему оставалось недолго – в 1908 году он умер в Цюрихе.
Главным же во всей истории с Г. А. Гершуни было то, что на его месте во главе Боевой организации эсеров оказался Евно Азеф.
Когда он «принял дела», главным из которых была подготовка убийства Плеве, Россия переживала и негодовала из-за недавно произошедших в Кишиневе кровавых и широкомасштабных еврейских погромов. Главным виновником и даже организатором их называли Плеве. И таким образом, убийство министра внутренних дел становилось не просто очередной задачей, но актуальной политической необходимостью. К тому же, не следует забывать, что сам Азеф был евреем.
После долгой и тщательной подготовки покушение было назначено на 31 марта 1903 года, но потом перенесено на 14 апреля. Однако и в ночь перед этим самым днем на собственной бомбе подорвался один из террористов – Покотилов. Плеве был убит 15 июля. Террорист Егор Созонов (недоучившийся студент, революционер-подпольщик, бежавший из сибирской ссылки за границу и нелегально вернувшийся в Россию) бросил внутрь кареты 12-фунтовую бомбу, которая разнесла на куски и министра и его карету.
Место министра внутренних дел пустовало полтора месяца. И только 26 августа появился новый министр, чье имя не внушало особых ожиданий к переменам. Князь Петр Данилович Святополк-Мирский, генерал-лейтенант, в 1900–1902 годах товарищ Плеве по министерству и одновременно командующий Корпусом жандармов, по мнению многих, должен был проводить прежнюю линию. Однако наиболее сведущие в политических делах уверяли, что князь, хотя и бывший шеф жандармов, но является сторонником либерализации и сближения власти с умеренной оппозицией.
Из-за того, что Плеве никогда никаких надежд на ослабление режима не подавал и был виновником и кишиневского еврейского погрома, и ужесточения содержания заключенных, и расстрела рабочей сходки в Златоусте, то и реакция общества на его убийство оказалась на редкость единодушной – интеллигенция ликовала. И как это не походило на реакцию общества, когда бомбы бросали в министров Александра II!
Узнав об участии сына в покушении, Созонов-отец – крестьянин-старообрядец, ставший лесопромышленником, – стыдясь глядеть людям в глаза, ночью сел в поезд и из Уфы поехал в Москву, чтобы затем добраться до Петербурга. По дороге его случайно узнали, и в вагон стали заходить люди, желавшие поглядеть на отца террориста, познакомиться с ним, расспросить о сыне. Все они пожимали С. Л. Созонову руку, поздравляли его с тем, что у него такой прекрасный сын. А когда он вошел на одной из станций в буфет, то к нему с бокалами подошла компания офицеров и выпила за его здоровье: русское общество не воспринимало больше террористов, как исчадий ада, а видело в них благородных борцов за народное счастье.
Когда отец Созонова приехал в Петербург, он узнал, что сын его жив, но тяжело ранен. Это обстоятельство смягчило участь убийцы в глазах судей, которые приговорили его не к смерти, а к пожизненной каторге.
Впрочем каторга для Созонова оказалась недолгой: в 1910 году, он в знак протеста против порки двух каторжан, покончил с собой, приняв яд.
РУССКО-ЯПОНСКАЯ ВОЙНА
На дальневосточном направлении
Во внешней политике Николай II предлагал всем странам всеобщее разоружение и всеобщий вечный мир, но собравшиеся на Всемирную конференцию в Гааге европейские политики боялись подвоха, подозревая друг друга в коварстве, которое приведет к ослаблению их военной мощи. Да и другие страны – США, Япония – довольно прохладно отнеслись к этим предложениям, хотя три конвенции о мире были все же приняты.
Однако центр тяжести своей внешней политики русский царь переместил на Восток. Путешествие по странам Африки и Азии оказало сильнейшее на него воздействие, и он под неизгладимым впечатлением от увиденного стал считать, что интересы России и даже ее мессианское предназначение – не в Европе, а в Азии. Спутник царя по путешествию князь Э. Э. Ухтомский, полностью поддерживая это стремление Николая II, писал: «Там за Алтаем и за Памиром, та же неоглядная, неисследованная никакими мыслителями еще неосознанная допетровская Русь, с ее непочатой ширью предания и неиссякаемой любовью к чудесному, с ее смиренной покорностью, посылаемым за греховность стихийным и прочим бедствиям, с отпечатком строгого величия на всем своем духовном облике... Иные говорят: “К чему нам это? У нас и так земли много”. И, повторим: “Для Всероссийской державы нет другого исхода: или стать тем, чем она от века призвана быть – мировой силой, сочетающей Запад с Востоком, или бесславно и незаметно пойти по пути падения, потому что Европа сама по себе нас в конце концов подавит внешним превосходством своим, а не нами пробужденные азиатские народы будут еще опаснее, чем западные иноплеменники”».
Военный министр, генерал от инфантерии Алексей Николаевич Куропаткин записал в своем дневнике, что в голове у Николая II сформировался глобальный план захватить Маньчжурию, Корею и Тибет, а затем Иран, Босфор и Дарданеллы. Первым шагом в этом направлении стало создание русской лесной концессии на реке Ялу в Корее. Инициатором стал полковник Александр Михайлович Безобразов, служивший в Восточной Сибири. В 1901 году, опираясь на поддержку статс-секретаря (а в скором будущем – министра внутренних дел) В. К. Плеве, князя Ф. Ф. Юсупова, князя И. И. Воронцова и группы крупных предпринимателей, он создал «Русское лесопромышленное товарищество», получив государственную субсидию в 2 млн рублей. Эта компания дельцов-авантюристов, получившая по фамилии ее руководителя название «Безобразовской клики», стала проводить откровенно агрессивную политику по отношению к Японии, что через 3 года привело к войне между двумя странами. На Дальнем Востоке сторонники Безобразова в 1903 году добились создания Наместничества и Особого Комитета, которые подчинялись непосредственно императору. Наместником Дальнего Востока был назначен вице-адмирал Е. И. Алексеев – в недалеком прошлом командир крейсера «Адмирал Корнилов», на котором в 1891 году цесаревич Николай совершал свое плавание. После этого плавания карьера Алексеева круто пошла вверх: в 1899 году он уже был командующим Тихоокеанским флотом и войсками Квантунской области, оккупированной русскими частями Маньчжурии. Он же возглавил и Особый Комитет по делам Дальнего Востока, практически изъяв у петербургских дипломатов все дальневосточные дела.
Безобразовское лобби в Петербурге добилось отставки своего главного противника – министра финансов С. Ю. Витте, чем окончательно развязало себе руки. Клика исходила из того, что маленькая победоносная война крайне необходима России для укрепления ее внутреннего положения. Мысль о том, что война с Японией может быть иной, не возникала ни у одного из русских политиков.
Японцы, зная это, стали усиленно готовиться к войне, ставшей к началу 1904 года неизбежной. В конце января 1904 года они нанесли внезапный удар по русской эскадре, стоявшей на внешнем рейде Порт-Артура.
Однако центр тяжести своей внешней политики русский царь переместил на Восток. Путешествие по странам Африки и Азии оказало сильнейшее на него воздействие, и он под неизгладимым впечатлением от увиденного стал считать, что интересы России и даже ее мессианское предназначение – не в Европе, а в Азии. Спутник царя по путешествию князь Э. Э. Ухтомский, полностью поддерживая это стремление Николая II, писал: «Там за Алтаем и за Памиром, та же неоглядная, неисследованная никакими мыслителями еще неосознанная допетровская Русь, с ее непочатой ширью предания и неиссякаемой любовью к чудесному, с ее смиренной покорностью, посылаемым за греховность стихийным и прочим бедствиям, с отпечатком строгого величия на всем своем духовном облике... Иные говорят: “К чему нам это? У нас и так земли много”. И, повторим: “Для Всероссийской державы нет другого исхода: или стать тем, чем она от века призвана быть – мировой силой, сочетающей Запад с Востоком, или бесславно и незаметно пойти по пути падения, потому что Европа сама по себе нас в конце концов подавит внешним превосходством своим, а не нами пробужденные азиатские народы будут еще опаснее, чем западные иноплеменники”».
Военный министр, генерал от инфантерии Алексей Николаевич Куропаткин записал в своем дневнике, что в голове у Николая II сформировался глобальный план захватить Маньчжурию, Корею и Тибет, а затем Иран, Босфор и Дарданеллы. Первым шагом в этом направлении стало создание русской лесной концессии на реке Ялу в Корее. Инициатором стал полковник Александр Михайлович Безобразов, служивший в Восточной Сибири. В 1901 году, опираясь на поддержку статс-секретаря (а в скором будущем – министра внутренних дел) В. К. Плеве, князя Ф. Ф. Юсупова, князя И. И. Воронцова и группы крупных предпринимателей, он создал «Русское лесопромышленное товарищество», получив государственную субсидию в 2 млн рублей. Эта компания дельцов-авантюристов, получившая по фамилии ее руководителя название «Безобразовской клики», стала проводить откровенно агрессивную политику по отношению к Японии, что через 3 года привело к войне между двумя странами. На Дальнем Востоке сторонники Безобразова в 1903 году добились создания Наместничества и Особого Комитета, которые подчинялись непосредственно императору. Наместником Дальнего Востока был назначен вице-адмирал Е. И. Алексеев – в недалеком прошлом командир крейсера «Адмирал Корнилов», на котором в 1891 году цесаревич Николай совершал свое плавание. После этого плавания карьера Алексеева круто пошла вверх: в 1899 году он уже был командующим Тихоокеанским флотом и войсками Квантунской области, оккупированной русскими частями Маньчжурии. Он же возглавил и Особый Комитет по делам Дальнего Востока, практически изъяв у петербургских дипломатов все дальневосточные дела.
Безобразовское лобби в Петербурге добилось отставки своего главного противника – министра финансов С. Ю. Витте, чем окончательно развязало себе руки. Клика исходила из того, что маленькая победоносная война крайне необходима России для укрепления ее внутреннего положения. Мысль о том, что война с Японией может быть иной, не возникала ни у одного из русских политиков.
Японцы, зная это, стали усиленно готовиться к войне, ставшей к началу 1904 года неизбежной. В конце января 1904 года они нанесли внезапный удар по русской эскадре, стоявшей на внешнем рейде Порт-Артура.
Первые месяцы войны
...Это произошло в ночь на 27 января, когда десять японских эсминцев, воспользовавшись тем, что внешний рейд Порт-Артура не был защищен никакими средствами охраны, торпедировали лучшие русские броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан» и крейсер «Паллада». «Ретвизан» не потонул только потому, что сел на мель.
Поврежденные корабли (кроме «Ретвизана» – его сняли с мели через месяц) отвели на внутренний рейд, а японские эсминцы ушли восвояси. На следующее утро перед городом появилась большая японская эскадра, но русский флот, уже оправившийся от первого удара, вышел в море и с помощью береговых батарей отогнал ее. В тот же день 6 японских крейсеров и 8 миноносцев напали в корейском порту Чемульпо на крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец» и после упорного боя потопили их.
Алексеев до самого начала войны был убежден, что японцы станут сносить любые унижения, но на нападение не решатся, и потому к войне почти не готовился. Первый удар противника застал его врасплох. На следующий день после начала войны, 28 января 1904 года, Алексеев был назначен Главнокомандующим всеми морскими и сухопутными силами России на Дальнем Востоке, сохранив за собой и должность Наместника Дальнего Востока. Его Главная квартира сначала находилась в Порт-Артуре, но в апреле он перенес ее в Мукден.
Как только на театр военных действий приехал Куропаткин, назначенный командующим сухопутными силами, 7 февраля между ним и Алексеевым сразу же возникли непреодолимые разногласия. Последний настаивал на немедленном наступлении, а Куропаткин – на отступлении для концентрации сил, разбросанных на огромном пространстве. Из-за этого генералы получали противоречивые приказания от того и другого и не знали, что предпринимать. Куропаткина тут же стали называть «современным Барклаем-де-Толли», предоставив, таким образом, Алексееву амплуа Кутузова. Но ни тот, ни другой в глазах России великими полководцами не были. Крупным флотоводцем был командующий флотом вице-адмирал Макаров, приехавший в Порт-Артур 24 февраля. Он пользовался огромным авторитетом во флоте, ибо был известен не только как прекрасный моряк, родившийся к тому же в семье солдата, но и как крупный и разносторонний ученый-океанограф, кораблестроитель и полярный исследователь. Все это не позволяло Главнокомандующему вести себя по отношению к Макарову так, как он вел себя с Куропаткиным.
Однако недолго было суждено Макарову командовать флотом: 31 марта 1904 года он погиб: броненосец «Петропавловск», на котором находился командующий флотом, подорвался на японской мине. В тот же день получил пробоину еще один броненосец – «Победа», к счастью, не затонувший. Все это надолго сковало порт-артурскую эскадру, занятую ремонтом «Победы», и других кораблей: броненосцев «Цесаревич» и «Ретвизан», крейсеров «Паллада» и «Боярин» и минного тральщика «Енисей» (два последних подорвались на собственных минах).
31 марта Николай II записал в дневнике: «Утром пришло тяжелое и невыразимо грустное известие о том, что при возвращении нашей эскадры к Порт-Артуру броненосец „Петропавловск“ наткнулся на мину, взорвался и затонул, причем погибли – адмирал Макаров, большинство офицеров и команды. Кирилл – легко раненный (Кирилл Владимирович, великий князь, двоюродный брат Николая II), Яковлев – командир, несколько офицеров и матросов – все раненные – были спасены. Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья».
Поврежденные корабли (кроме «Ретвизана» – его сняли с мели через месяц) отвели на внутренний рейд, а японские эсминцы ушли восвояси. На следующее утро перед городом появилась большая японская эскадра, но русский флот, уже оправившийся от первого удара, вышел в море и с помощью береговых батарей отогнал ее. В тот же день 6 японских крейсеров и 8 миноносцев напали в корейском порту Чемульпо на крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец» и после упорного боя потопили их.
Алексеев до самого начала войны был убежден, что японцы станут сносить любые унижения, но на нападение не решатся, и потому к войне почти не готовился. Первый удар противника застал его врасплох. На следующий день после начала войны, 28 января 1904 года, Алексеев был назначен Главнокомандующим всеми морскими и сухопутными силами России на Дальнем Востоке, сохранив за собой и должность Наместника Дальнего Востока. Его Главная квартира сначала находилась в Порт-Артуре, но в апреле он перенес ее в Мукден.
Как только на театр военных действий приехал Куропаткин, назначенный командующим сухопутными силами, 7 февраля между ним и Алексеевым сразу же возникли непреодолимые разногласия. Последний настаивал на немедленном наступлении, а Куропаткин – на отступлении для концентрации сил, разбросанных на огромном пространстве. Из-за этого генералы получали противоречивые приказания от того и другого и не знали, что предпринимать. Куропаткина тут же стали называть «современным Барклаем-де-Толли», предоставив, таким образом, Алексееву амплуа Кутузова. Но ни тот, ни другой в глазах России великими полководцами не были. Крупным флотоводцем был командующий флотом вице-адмирал Макаров, приехавший в Порт-Артур 24 февраля. Он пользовался огромным авторитетом во флоте, ибо был известен не только как прекрасный моряк, родившийся к тому же в семье солдата, но и как крупный и разносторонний ученый-океанограф, кораблестроитель и полярный исследователь. Все это не позволяло Главнокомандующему вести себя по отношению к Макарову так, как он вел себя с Куропаткиным.
Однако недолго было суждено Макарову командовать флотом: 31 марта 1904 года он погиб: броненосец «Петропавловск», на котором находился командующий флотом, подорвался на японской мине. В тот же день получил пробоину еще один броненосец – «Победа», к счастью, не затонувший. Все это надолго сковало порт-артурскую эскадру, занятую ремонтом «Победы», и других кораблей: броненосцев «Цесаревич» и «Ретвизан», крейсеров «Паллада» и «Боярин» и минного тральщика «Енисей» (два последних подорвались на собственных минах).
31 марта Николай II записал в дневнике: «Утром пришло тяжелое и невыразимо грустное известие о том, что при возвращении нашей эскадры к Порт-Артуру броненосец „Петропавловск“ наткнулся на мину, взорвался и затонул, причем погибли – адмирал Макаров, большинство офицеров и команды. Кирилл – легко раненный (Кирилл Владимирович, великий князь, двоюродный брат Николая II), Яковлев – командир, несколько офицеров и матросов – все раненные – были спасены. Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья».
Бои в Маньчжурии
На море русский флот терпел одно поражение за другим, на суше дела тоже обстояли не лучше: Порт-Артур сначала был осажден силами всего лишь одной японской дивизии, но впоследствии там развернулась 50-тысячная 3-я армия генерала Ноги.
А две другие японские армии (1-я и 2-я) и часть 4-й вскоре образовали фронт в Маньчжурии. Им противостояли русские войска численностью более 200 тысяч штыков и сабель под общим командованием генерала А. Н. Куропаткина. В Маньчжурии были и великий князь Борис Владимирович и царская семья. Пережившая страх за Кирилла Владимировича, теперь она боялась и за жизнь Бориса, и, таким образом, война в Маньчжурии не была для царской фамилии абстракцией. Романовы могли каждый день ожидать сообщения о других «ужасных несчастьях».
И такие сообщения не заставили себя долго ждать. 18 апреля на реке Ялу японцы разбили отряд генерала Засулича, нанеся первое поражение русским сухопутным войскам. Вслед затем беспрепятственно высадившаяся 2-я японская армия перерезала железную дорогу на Порт-Артур и в середине мая заняла город Дальний (ныне Далян), полностью блокировав Порт-Артур с суши. Для его деблокады Николай II приказал двинуть 1-й Сибирский корпус генерал-лейтенанта Штакельберга, но в двухдневном бою под Вафангоу (1–2 июля) он был разбит. Еще более серьезное поражение потерпели войска Куропаткина в Ляоянском сражении, длившемся десять дней (с 11 по 21 августа), в котором с обеих сторон действовало около 300 тысяч солдат и офицеров (с небольшим перевесом сил у русских в пехоте и кавалерии и со значительным – в артиллерии). И все же из-за необоснованных отходов, плохой разведки, неиспользования в бою части сил и преувеличения сил противника русские снова отступили и перешли к обороне.
К 23 октября русские войска были переформированы, составив три отдельные армии, и заняли позиции на реке Шахэ, образовав почти сплошной фронт длиной в 100 километров. 12 октября 1904 года, после проигрыша сражения при Шахэ, Алексеев сдал полномочия Главнокомандующего Куропаткину и вскоре был отозван в Петербург, удовольствовавшись там местом члена Государственного совета.
В результате всех этих операций основная масса русских войск отступила далеко на север от Порт-Артура, оставив крепость один на один с превосходящими силами японцев и на суше, и на море.
А две другие японские армии (1-я и 2-я) и часть 4-й вскоре образовали фронт в Маньчжурии. Им противостояли русские войска численностью более 200 тысяч штыков и сабель под общим командованием генерала А. Н. Куропаткина. В Маньчжурии были и великий князь Борис Владимирович и царская семья. Пережившая страх за Кирилла Владимировича, теперь она боялась и за жизнь Бориса, и, таким образом, война в Маньчжурии не была для царской фамилии абстракцией. Романовы могли каждый день ожидать сообщения о других «ужасных несчастьях».
И такие сообщения не заставили себя долго ждать. 18 апреля на реке Ялу японцы разбили отряд генерала Засулича, нанеся первое поражение русским сухопутным войскам. Вслед затем беспрепятственно высадившаяся 2-я японская армия перерезала железную дорогу на Порт-Артур и в середине мая заняла город Дальний (ныне Далян), полностью блокировав Порт-Артур с суши. Для его деблокады Николай II приказал двинуть 1-й Сибирский корпус генерал-лейтенанта Штакельберга, но в двухдневном бою под Вафангоу (1–2 июля) он был разбит. Еще более серьезное поражение потерпели войска Куропаткина в Ляоянском сражении, длившемся десять дней (с 11 по 21 августа), в котором с обеих сторон действовало около 300 тысяч солдат и офицеров (с небольшим перевесом сил у русских в пехоте и кавалерии и со значительным – в артиллерии). И все же из-за необоснованных отходов, плохой разведки, неиспользования в бою части сил и преувеличения сил противника русские снова отступили и перешли к обороне.
К 23 октября русские войска были переформированы, составив три отдельные армии, и заняли позиции на реке Шахэ, образовав почти сплошной фронт длиной в 100 километров. 12 октября 1904 года, после проигрыша сражения при Шахэ, Алексеев сдал полномочия Главнокомандующего Куропаткину и вскоре был отозван в Петербург, удовольствовавшись там местом члена Государственного совета.
В результате всех этих операций основная масса русских войск отступила далеко на север от Порт-Артура, оставив крепость один на один с превосходящими силами японцев и на суше, и на море.
Осада Порт-Артура
После нападения на Порт-Артур, гибели С. О. Макарова, высадки 2-й японской армии и поражения 1-го Сибирского корпуса Штакельберга, крепость оказалась блокированной и с моря, и с суши. Ее оборону возглавлял генерал-лейтенант А. М. Стессель – военачальник самовлюбленный, невежественный, упрямый и лживый.
Не очень удачным оказался и выбор преемника Макарова – контр-адмирала В. К. Витгефта, человека пассивного, нерешительного и не верившего в успех обороны крепости. Ему тоже недолго пришлось возглавлять порт-артурскую эскадру: 28 июля, когда она вышла в море, контр-адмирал был убит в первом же бою, а эскадра вынуждена была вернуться обратно.
Душой обороны крепости и организатором того, что Порт-Артур продержался почти год, был генерал-лейтенант инженерных войск Р. И. Кондратенко. Под его руководством за очень короткий срок была модернизирована система укреплений крепости и отбиты четыре штурма неприятеля. Он тоже погиб, но это случилось в самом конце обороны – 2 декабря 1904 года.
17 июля японцы вышли к главной линии обороны крепости и через неделю начали ее обстрел. К концу ноября после исключительно тяжелых боев, длившихся около четырех месяцев, они захватили господствовавшие над городом высоты и начали вести прицельный огонь по остаткам порт-артурской эскадры и уже полуразрушенным укреплениям крепости. 16 декабря Стессель собрал военный совет, и тот постановил: сражаться дальше. Однако, нарушив устав и проигнорировав мнение военного совета, командующий своей властью через четыре дня подписал акт о капитуляции. 21 декабря к Николаю, находившемуся в очередной инспекционной поездке по западным военным округам, пришло сообщение о случившемся.
«Получил ночью потрясающее известие от Стесселя о сдаче Порт-Артура японцам ввиду громадных потерь и болезненности среди гарнизона и полного израсходования снарядов! – записал царь в дневнике. – Тяжело и больно, хотя оно и предвиделось, но хотелось верить, что армия выручит крепость. Защитники все герои и сделали более того, что можно было предполагать».
Россия воздала и героям, и трусам. Прах генерала Кондратенко был перевезен в Петербург и с воинскими почестями захоронен в Александро-Невской лавре. А генерала Стесселя в 1907 году отдали под военный суд, который признал его главным виновником сдачи крепости и приговорил к расстрелу. Правда, сердобольный царь заменил смертную казнь 10-летним тюремным заключением, а в 1909 году и вовсе помиловал его.
Но возвратимся к войне, которая с падением Порт-Артура еще не окончилась. После взятия крепости японцы значительно улучшили свое положение, ибо смогли усилиться в Маньчжурии за счет войск, высвободившихся на Ляодунском полуострове. Не теряя времени, они перешли в наступление под Мукденом и во второй половине февраля 1905 года снова разбили русских, потерявших 89 тысяч солдат и офицеров, и заставили их отступить на 160 километров. Главные силы Куропаткина остановились на Сыпингайских позициях и оставались на них до конца войны.
28 февраля Николай II собрал совещание с участием великих князей Алексея Александровича и Николая Николаевича, министра Императорского двора В. Б. Фредерикса и генералов В. А. Сухомлинова, М. И. Драгомирова, К. В. Комарова, П. П. Гессе, Х. Х. Роопа и И. И. Воронцова-Дашкова, на котором было решено заменить Куропаткина генералом от инфантерии Н. П. Линевичем, занимавшим должность командующего 1-й армией. На суше смена Главнокомандующего ничего не изменила в ходе войны, центр сражений переместился на море.
Не очень удачным оказался и выбор преемника Макарова – контр-адмирала В. К. Витгефта, человека пассивного, нерешительного и не верившего в успех обороны крепости. Ему тоже недолго пришлось возглавлять порт-артурскую эскадру: 28 июля, когда она вышла в море, контр-адмирал был убит в первом же бою, а эскадра вынуждена была вернуться обратно.
Душой обороны крепости и организатором того, что Порт-Артур продержался почти год, был генерал-лейтенант инженерных войск Р. И. Кондратенко. Под его руководством за очень короткий срок была модернизирована система укреплений крепости и отбиты четыре штурма неприятеля. Он тоже погиб, но это случилось в самом конце обороны – 2 декабря 1904 года.
17 июля японцы вышли к главной линии обороны крепости и через неделю начали ее обстрел. К концу ноября после исключительно тяжелых боев, длившихся около четырех месяцев, они захватили господствовавшие над городом высоты и начали вести прицельный огонь по остаткам порт-артурской эскадры и уже полуразрушенным укреплениям крепости. 16 декабря Стессель собрал военный совет, и тот постановил: сражаться дальше. Однако, нарушив устав и проигнорировав мнение военного совета, командующий своей властью через четыре дня подписал акт о капитуляции. 21 декабря к Николаю, находившемуся в очередной инспекционной поездке по западным военным округам, пришло сообщение о случившемся.
«Получил ночью потрясающее известие от Стесселя о сдаче Порт-Артура японцам ввиду громадных потерь и болезненности среди гарнизона и полного израсходования снарядов! – записал царь в дневнике. – Тяжело и больно, хотя оно и предвиделось, но хотелось верить, что армия выручит крепость. Защитники все герои и сделали более того, что можно было предполагать».
Россия воздала и героям, и трусам. Прах генерала Кондратенко был перевезен в Петербург и с воинскими почестями захоронен в Александро-Невской лавре. А генерала Стесселя в 1907 году отдали под военный суд, который признал его главным виновником сдачи крепости и приговорил к расстрелу. Правда, сердобольный царь заменил смертную казнь 10-летним тюремным заключением, а в 1909 году и вовсе помиловал его.
Но возвратимся к войне, которая с падением Порт-Артура еще не окончилась. После взятия крепости японцы значительно улучшили свое положение, ибо смогли усилиться в Маньчжурии за счет войск, высвободившихся на Ляодунском полуострове. Не теряя времени, они перешли в наступление под Мукденом и во второй половине февраля 1905 года снова разбили русских, потерявших 89 тысяч солдат и офицеров, и заставили их отступить на 160 километров. Главные силы Куропаткина остановились на Сыпингайских позициях и оставались на них до конца войны.
28 февраля Николай II собрал совещание с участием великих князей Алексея Александровича и Николая Николаевича, министра Императорского двора В. Б. Фредерикса и генералов В. А. Сухомлинова, М. И. Драгомирова, К. В. Комарова, П. П. Гессе, Х. Х. Роопа и И. И. Воронцова-Дашкова, на котором было решено заменить Куропаткина генералом от инфантерии Н. П. Линевичем, занимавшим должность командующего 1-й армией. На суше смена Главнокомандующего ничего не изменила в ходе войны, центр сражений переместился на море.
Цусима
Как мы видели самый первый удар в этой войне японцы нанесли по русскому флоту. И в последующее время они продолжали уничтожать разрозненные российские эскадры и отряды, рассредоточенные в разных портах – Владивостоке, Порт-Артуре, Дальнем, Чемульпо. Блокировав главные силы Тихоокеанского флота в Порт-Артуре (7 броненосцев, 9 крейсеров, 27 миноносцев и 4 канонерские лодки), японцы сразу же стали полновластными хозяевами морских коммуникаций. Владивостокский отряд контр-адмирала К. П. Иессена был в три раза малочисленнее порт-артурского отряда.
Для усиления 1-й Тихоокеанской эскадры осенью 1904 года из Балтийского моря вышла 2-я Тихоокеанская эскадра из 7 броненосцев, 8 крейсеров и 9 эсминцев, которой командовал вице-адмирал З. П. Рожественский, бывший перед тем начальником Главного Морского штаба.
После ее выхода из портов Балтики японцы активизировали свои действия против Порт-Артура, чтобы не дать соединиться двум русским эскадрам. Они преуспели в этом, взяв Порт-Артур и уничтожив на его рейде остатки 1-й Тихоокеанской эскадры.
И все же Николай II решил оставить старый план в действии, дополнив его тем, что послал вдогонку еще одну эскадру – 3-ю, состоявшую из 4 броненосцев и 1-го крейсера. Эскадра вышла в начале февраля 1905 года из Либавы (ныне Лиепая) под флагом контр-адмирала Н. И. Небогатова. 26 апреля 2-я и 3-я эскадры соединились и утром 14 мая вошли в Корейский пролив, держа курс на Владивосток. Но неподалеку от острова Цусима они были обнаружены японским дозорным крейсером, после чего в 13 часов дня появились главные силы неприятельского флота (121 боевой корабль) и перерезали путь русскому флоту, состоявшему из 39 кораблей. Кроме того японские корабли имели бо2льшую, чем у русских, маневренность, и более высокую скорострельность: каждую минуту японцы посылали 360 снарядов, а русские могли ответить на это лишь 134 выстрелами.
Рожественский потерял управление боем, а когда сдал командование Небогатову, тот уже никак не мог изменить его ход в свою пользу. День 14 мая закончился гибелью 4-х русских броненосцев, одного крейсера и одного транспорта, а ночью, после атаки японских миноносцев, затонули еще один броненосец и один крейсер. Эскадра Небогатова утром 15 мая была окружена превосходящими силами противника и сдалась на милость победителей. Сдался и эсминец «Бедовый», на котором находился раненый Рожественский. Еще три крейсера повернули на юг и ушли в Манилу, где были интернированы. И лишь один крейсер «Изумруд» прорвался на север, надеясь дойти до Владивостока, но в заливе Владимира сел на мель и был взорван командой.
Остальные корабли продолжали бой и 15 мая. Но так как силы стали еще более неравными, японцы утопили в этот день 2 броненосца, 3 крейсера и эсминец; 3 эсминца были потоплены своими командами и один интернировался в Шанхае. Во Владивосток прорвались лишь крейсер «Алмаз» и 2 эсминца – это было все, что осталось от русского военного флота на Тихом океане.
...В тот день, когда крейсер «Алмаз» и два эсминца вошли в бухту Золотой Рог, Николай II еще не знал о произошедшей катастрофе. 16 мая он записал в дневнике: «Сегодня стали приходить самые противоречивые вести и сведения о бое нашей эскадры с японским флотом – все насчет наших потерь и полное умолчание о их повреждениях. Такое неведение ужасно гнетет!».
Запись от 17 мая: «...тяжелые и противоречивые известия продолжали приходить относительно неудачного боя в Цусимском проливе». От 19 мая: «...окончательно подтвердились ужасные известия о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою». И, наконец, 25 мая появилась еще одна запись: «Принял американского посла Мейера с поручением от Рузвельта».
Для усиления 1-й Тихоокеанской эскадры осенью 1904 года из Балтийского моря вышла 2-я Тихоокеанская эскадра из 7 броненосцев, 8 крейсеров и 9 эсминцев, которой командовал вице-адмирал З. П. Рожественский, бывший перед тем начальником Главного Морского штаба.
После ее выхода из портов Балтики японцы активизировали свои действия против Порт-Артура, чтобы не дать соединиться двум русским эскадрам. Они преуспели в этом, взяв Порт-Артур и уничтожив на его рейде остатки 1-й Тихоокеанской эскадры.
И все же Николай II решил оставить старый план в действии, дополнив его тем, что послал вдогонку еще одну эскадру – 3-ю, состоявшую из 4 броненосцев и 1-го крейсера. Эскадра вышла в начале февраля 1905 года из Либавы (ныне Лиепая) под флагом контр-адмирала Н. И. Небогатова. 26 апреля 2-я и 3-я эскадры соединились и утром 14 мая вошли в Корейский пролив, держа курс на Владивосток. Но неподалеку от острова Цусима они были обнаружены японским дозорным крейсером, после чего в 13 часов дня появились главные силы неприятельского флота (121 боевой корабль) и перерезали путь русскому флоту, состоявшему из 39 кораблей. Кроме того японские корабли имели бо2льшую, чем у русских, маневренность, и более высокую скорострельность: каждую минуту японцы посылали 360 снарядов, а русские могли ответить на это лишь 134 выстрелами.
Рожественский потерял управление боем, а когда сдал командование Небогатову, тот уже никак не мог изменить его ход в свою пользу. День 14 мая закончился гибелью 4-х русских броненосцев, одного крейсера и одного транспорта, а ночью, после атаки японских миноносцев, затонули еще один броненосец и один крейсер. Эскадра Небогатова утром 15 мая была окружена превосходящими силами противника и сдалась на милость победителей. Сдался и эсминец «Бедовый», на котором находился раненый Рожественский. Еще три крейсера повернули на юг и ушли в Манилу, где были интернированы. И лишь один крейсер «Изумруд» прорвался на север, надеясь дойти до Владивостока, но в заливе Владимира сел на мель и был взорван командой.
Остальные корабли продолжали бой и 15 мая. Но так как силы стали еще более неравными, японцы утопили в этот день 2 броненосца, 3 крейсера и эсминец; 3 эсминца были потоплены своими командами и один интернировался в Шанхае. Во Владивосток прорвались лишь крейсер «Алмаз» и 2 эсминца – это было все, что осталось от русского военного флота на Тихом океане.
...В тот день, когда крейсер «Алмаз» и два эсминца вошли в бухту Золотой Рог, Николай II еще не знал о произошедшей катастрофе. 16 мая он записал в дневнике: «Сегодня стали приходить самые противоречивые вести и сведения о бое нашей эскадры с японским флотом – все насчет наших потерь и полное умолчание о их повреждениях. Такое неведение ужасно гнетет!».
Запись от 17 мая: «...тяжелые и противоречивые известия продолжали приходить относительно неудачного боя в Цусимском проливе». От 19 мая: «...окончательно подтвердились ужасные известия о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою». И, наконец, 25 мая появилась еще одна запись: «Принял американского посла Мейера с поручением от Рузвельта».