В. Н. Балязин
Последний император
НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ
Николай II вступил на престол после смерти своего отца Александра III за 6 лет до конца XIX столетия. В мире было неспокойно.
Осенью 1899 года в Южной Африке началась война англичан против буров, и она была еще в самом разгаре, когда в 1901 году шесть самых развитых государств Европы, США и Япония разгромили Ихэтуаньское восстание в Китае. Мир ждал от нового века процветания и покоя, торжества справедливости и разума, но реальность оказалась не столь прекраснодушной и уже в самые первые его годы показала подлинное лицо начавшейся эпохи – звериный оскал и отчаянную решимость радикалов всех оттенков добиться своего во что бы то ни стало.
Надежды человечества на господство науки во всех сферах общественной жизни и наступление «золотого века» благодаря успехам философии, социологии, этики и достижений физики, химии, биологии и техники оказались обманутыми. Человечество было ввергнуто в эру становления и развития чудовищных тоталитарных режимов и их смертельную борьбу друг с другом и со всем остальным миром. Первая половина нового века оказалась чрезвычайно кровавой, когда после беспрерывной череды локальных вооруженных конфликтов прогремели одна за другой две мировых войны, прокатились сокрушительные волны множества государственных переворотов и революций, резко изменившие политическую и социальную картину мира. А наука, которая, казалось бы, была надежным прибежищем интеллектуалов и гуманистов и могла бы стать мощнейшим оружием прогресса – неожиданно обернулась чуть ли не полной противоположностью для развития общества.
Может быть, потому, что все ее новейшие достижения: электричество, радио, телефон, автомобили, самолеты – прежде всего поступали на службу к военным. Автомобили стали основным средством переброски пехоты и армейских вооружений и грузов, самолеты превратились в новый вид вооруженных сил, а трансформация двигателей привела к появлению танков. И, таким образом, изначально человеколюбивая наука вдруг превратилась в кровожадного оборотня, предложившего людям не средства процветания и благоденствия, а прежде всего многообразнейший арсенал дотоле невиданных средств уничтожения и смерти. Один из нелегальных российских журналов «Накануне» писал летом 1899 года:
«В августе прошлого 1898 года царь обратился ко всем европейским державам с приглашением собраться на конференцию для обсуждения вопроса о разоружении. Приглашение это мотивировалось тем, что в настоящее время вооружения во всех странах мира достигли опасных размеров, ведущих к непроизводительной трате работы и капитала, парализующих национальную культуру, экономический прогресс, производство и пр. Многими это было принято за чистую монету и начались толки о полном разоружении – о всеобщем мире. Но по мере того как вопрос обсуждался в прессе, становилось все яснее и яснее, что это только громкие слова, а на деле все кончится пустяками, что и подтверждает последняя нота графа Муравьева, в которой уже ничего не говорится о высоких целях полного разоружения и всеобщего мира, а весь вопрос приводится к тому, чтобы прийти к соглашению приостановить дальнейший рост вооружений, чаще прибегать к арбитражу, не вводить нового огнестрельного оружия и новых взрывчатых веществ, не строить судов с тараном и подводных миноносок и пр. и пр.
А между тем вся Европа похожа на военный лагерь – вся молодежь в солдатах, огромные заводы и фабрики с сотнями тысяч рабочих изо дня в день заняты выработкой военных принадлежностей, значительная часть государственного бюджета тратится на военные расходы, чуть не половина человеческого труда уходит на приготовление военных принадлежностей и отбывание воинской повинности.
Огромная сумма интеллектуальной работы тратится на улучшение орудий и способов человекоубийства. И все это растет и растет и грозит разорением всем странам».
Эти проблемы – гонка вооружений и разоружение – окажутся вечными, неразрешимыми проблемами всего XX столетия.
Однако, когда был сорван последний листок с календаря 1900 года и на планету Земля вступил последний век Второго Тысячелетия, очень немногие люди могли представить себе, и то в самых общих чертах, какая бездна раскрывается перед человечеством и сколько усилий понадобится ему, чтобы не рухнуть в нее. Это было также трудно вообразить, как увидеть в лицах своих современников – молодых людей и совсем еще детей – будущих великих диктаторов и преобразователей.
Так, едва ли можно было угадать в 30-летнем тогда политическом эмигранте Владимире Ульянове (еще не известном, как Ленин) будущего вождя пролетариата России и руководителя III Интернационала – всемирной организации его единомышленников, готовившихся к свершению мировой революции. И уж никак нельзя было разглядеть будущего премьер-министра Великобритании и ее спасителя в 26-летнем военном корреспонденте в Южной Африке Уинстоне Черчилле. Никто не мог предположить, что здесь же, в Южной Африке, в одной из торговых фирм скромно трудится 30-летний юрист Мохандас Ганди – будущий «Махатма» («Великая душа») будущей независимой Индии.
Перед нами могли бы предстать 17-летний Бенито Муссолини из северо-итальянского города Форли; 16-летний ученик привилегированной частной школы из Гротона – Франклин Рузвельт, 11-летний австриец Адольф Шикльгрубер из Брауннау, через много лет ставший Гитлером; 10-летний гимназист Шарль де Голль из французского города Лилля, 9-летний крестьянский мальчик Иосип Тито из Хорватии и 8-летний деревенский мальчик Мао Цзэдун из китайской провинции Хуань.
На рубеже последних веков второго тысячелетия, казалось, несокрушимо восседали на прародительских тронах русский император Николай II, австро-венгерский император Франц-Иосиф I, император Германии Вильгельм II, королева Англии и императрица Индии Виктория, король Италии Виктор – Эммануил III, маньчжурская императрица и властительница Китая Цы-си. А два президента – Эмиль Лубе (Франция) и Уильям Мак-Кинли (США) – казались не столь устойчивыми на своих выборных постах, как монархи. И случилось так, что рухнули все пять империй – Российская, Австро-Венгерская, Германская, Китайская и Империя Индия, и уцелели лишь государственные институты Англии, Франции и США.
XX век начался острыми военно-политическими кризисами в разных уголках мира – на Балканах, в Африке, на Дальнем Востоке. Великие державы играли мускулами, присматриваясь друг к другу и исподволь готовясь к решительной схватке. Уже в первое десятилетие нового века сильнейшие державы мира разделились на две противоборствующие группы – «Тройственный Союз» (Германия, Австро-Венгрия и Италия) и «Антанту» (Россия, Англия и Франция).
1 августа 1914 года между этими коалициями вспыхнула война, почти сразу же ставшая мировой, ибо в нее оказались втянутыми 33 государства с населением в полтора млрд человек. Эта всемирная бойня обошлась ее участникам более чем в 450 млрд золотых рублей. На ее фронтах было убито свыше 10 и ранено свыше 20 млн человек. В результате невиданного обострения всех социальных противоречий произошли государственные перевороты, восстания и революции, приведшие к краху почти всех европейских монархий. Им на смену пришли новые тоталитарные государства: в России – большевистская диктатура пролетариата, в Германии – фашистская, национал-социалистическая тирания, поддержавшая близкие ей политические системы в Италии и Испании. Почти во всех других европейских странах возникли военно-полицейские режимы, готовые противостоять угрозе и с Востока, и с Запада. И лишь часть государств традиционно оставались приверженными демократическим ценностям, несовместимым с разбушевавшимся тоталитаризмом.
Естественно все важнейшие события, происходившие в мире, так или иначе влияли на Россию, на ее внутреннюю и внешнюю политику.
Как же развивалась ситуация в Российской державе после смерти Александра III?
Осенью 1899 года в Южной Африке началась война англичан против буров, и она была еще в самом разгаре, когда в 1901 году шесть самых развитых государств Европы, США и Япония разгромили Ихэтуаньское восстание в Китае. Мир ждал от нового века процветания и покоя, торжества справедливости и разума, но реальность оказалась не столь прекраснодушной и уже в самые первые его годы показала подлинное лицо начавшейся эпохи – звериный оскал и отчаянную решимость радикалов всех оттенков добиться своего во что бы то ни стало.
Надежды человечества на господство науки во всех сферах общественной жизни и наступление «золотого века» благодаря успехам философии, социологии, этики и достижений физики, химии, биологии и техники оказались обманутыми. Человечество было ввергнуто в эру становления и развития чудовищных тоталитарных режимов и их смертельную борьбу друг с другом и со всем остальным миром. Первая половина нового века оказалась чрезвычайно кровавой, когда после беспрерывной череды локальных вооруженных конфликтов прогремели одна за другой две мировых войны, прокатились сокрушительные волны множества государственных переворотов и революций, резко изменившие политическую и социальную картину мира. А наука, которая, казалось бы, была надежным прибежищем интеллектуалов и гуманистов и могла бы стать мощнейшим оружием прогресса – неожиданно обернулась чуть ли не полной противоположностью для развития общества.
Может быть, потому, что все ее новейшие достижения: электричество, радио, телефон, автомобили, самолеты – прежде всего поступали на службу к военным. Автомобили стали основным средством переброски пехоты и армейских вооружений и грузов, самолеты превратились в новый вид вооруженных сил, а трансформация двигателей привела к появлению танков. И, таким образом, изначально человеколюбивая наука вдруг превратилась в кровожадного оборотня, предложившего людям не средства процветания и благоденствия, а прежде всего многообразнейший арсенал дотоле невиданных средств уничтожения и смерти. Один из нелегальных российских журналов «Накануне» писал летом 1899 года:
«В августе прошлого 1898 года царь обратился ко всем европейским державам с приглашением собраться на конференцию для обсуждения вопроса о разоружении. Приглашение это мотивировалось тем, что в настоящее время вооружения во всех странах мира достигли опасных размеров, ведущих к непроизводительной трате работы и капитала, парализующих национальную культуру, экономический прогресс, производство и пр. Многими это было принято за чистую монету и начались толки о полном разоружении – о всеобщем мире. Но по мере того как вопрос обсуждался в прессе, становилось все яснее и яснее, что это только громкие слова, а на деле все кончится пустяками, что и подтверждает последняя нота графа Муравьева, в которой уже ничего не говорится о высоких целях полного разоружения и всеобщего мира, а весь вопрос приводится к тому, чтобы прийти к соглашению приостановить дальнейший рост вооружений, чаще прибегать к арбитражу, не вводить нового огнестрельного оружия и новых взрывчатых веществ, не строить судов с тараном и подводных миноносок и пр. и пр.
А между тем вся Европа похожа на военный лагерь – вся молодежь в солдатах, огромные заводы и фабрики с сотнями тысяч рабочих изо дня в день заняты выработкой военных принадлежностей, значительная часть государственного бюджета тратится на военные расходы, чуть не половина человеческого труда уходит на приготовление военных принадлежностей и отбывание воинской повинности.
Огромная сумма интеллектуальной работы тратится на улучшение орудий и способов человекоубийства. И все это растет и растет и грозит разорением всем странам».
Эти проблемы – гонка вооружений и разоружение – окажутся вечными, неразрешимыми проблемами всего XX столетия.
Однако, когда был сорван последний листок с календаря 1900 года и на планету Земля вступил последний век Второго Тысячелетия, очень немногие люди могли представить себе, и то в самых общих чертах, какая бездна раскрывается перед человечеством и сколько усилий понадобится ему, чтобы не рухнуть в нее. Это было также трудно вообразить, как увидеть в лицах своих современников – молодых людей и совсем еще детей – будущих великих диктаторов и преобразователей.
Так, едва ли можно было угадать в 30-летнем тогда политическом эмигранте Владимире Ульянове (еще не известном, как Ленин) будущего вождя пролетариата России и руководителя III Интернационала – всемирной организации его единомышленников, готовившихся к свершению мировой революции. И уж никак нельзя было разглядеть будущего премьер-министра Великобритании и ее спасителя в 26-летнем военном корреспонденте в Южной Африке Уинстоне Черчилле. Никто не мог предположить, что здесь же, в Южной Африке, в одной из торговых фирм скромно трудится 30-летний юрист Мохандас Ганди – будущий «Махатма» («Великая душа») будущей независимой Индии.
Перед нами могли бы предстать 17-летний Бенито Муссолини из северо-итальянского города Форли; 16-летний ученик привилегированной частной школы из Гротона – Франклин Рузвельт, 11-летний австриец Адольф Шикльгрубер из Брауннау, через много лет ставший Гитлером; 10-летний гимназист Шарль де Голль из французского города Лилля, 9-летний крестьянский мальчик Иосип Тито из Хорватии и 8-летний деревенский мальчик Мао Цзэдун из китайской провинции Хуань.
На рубеже последних веков второго тысячелетия, казалось, несокрушимо восседали на прародительских тронах русский император Николай II, австро-венгерский император Франц-Иосиф I, император Германии Вильгельм II, королева Англии и императрица Индии Виктория, король Италии Виктор – Эммануил III, маньчжурская императрица и властительница Китая Цы-си. А два президента – Эмиль Лубе (Франция) и Уильям Мак-Кинли (США) – казались не столь устойчивыми на своих выборных постах, как монархи. И случилось так, что рухнули все пять империй – Российская, Австро-Венгерская, Германская, Китайская и Империя Индия, и уцелели лишь государственные институты Англии, Франции и США.
XX век начался острыми военно-политическими кризисами в разных уголках мира – на Балканах, в Африке, на Дальнем Востоке. Великие державы играли мускулами, присматриваясь друг к другу и исподволь готовясь к решительной схватке. Уже в первое десятилетие нового века сильнейшие державы мира разделились на две противоборствующие группы – «Тройственный Союз» (Германия, Австро-Венгрия и Италия) и «Антанту» (Россия, Англия и Франция).
1 августа 1914 года между этими коалициями вспыхнула война, почти сразу же ставшая мировой, ибо в нее оказались втянутыми 33 государства с населением в полтора млрд человек. Эта всемирная бойня обошлась ее участникам более чем в 450 млрд золотых рублей. На ее фронтах было убито свыше 10 и ранено свыше 20 млн человек. В результате невиданного обострения всех социальных противоречий произошли государственные перевороты, восстания и революции, приведшие к краху почти всех европейских монархий. Им на смену пришли новые тоталитарные государства: в России – большевистская диктатура пролетариата, в Германии – фашистская, национал-социалистическая тирания, поддержавшая близкие ей политические системы в Италии и Испании. Почти во всех других европейских странах возникли военно-полицейские режимы, готовые противостоять угрозе и с Востока, и с Запада. И лишь часть государств традиционно оставались приверженными демократическим ценностям, несовместимым с разбушевавшимся тоталитаризмом.
Естественно все важнейшие события, происходившие в мире, так или иначе влияли на Россию, на ее внутреннюю и внешнюю политику.
Как же развивалась ситуация в Российской державе после смерти Александра III?
НАЧАЛО ПОСЛЕДНЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ
Печальная свадьба
Похоронив императора-отца, приехавшие из разных стран многочисленные августейшие родственники тут же стали перестраиваться на новый лад, ибо ровно через неделю после погребения должна была состояться свадьба императора-сына.
Николай, как и всякий молодой влюбленный, конечно же, сгорал от нетерпения соединиться с молодой, красивой и тоже очень любящей его невестой. Но вместе с тем три траурных недели не могли не произвести на него самого удручающего впечатления, ибо он горячо и искренне любил своего отца, сильно жалел мать, с которой при воспоминаниях о покойном даже случались обмороки.
Иноземные принцы и принцессы, ожидавшие свадьбу, невольно раздражали Николая, ибо трудно было представить себе более нелепую ситуацию, когда в полном смятении чувств из-за только что случившейся смерти горячо любимого отца, нужно было заниматься приготовлениями к свадьбе. Николай – христианин, любящий сын и хорошо воспитанный человек – не мог не понимать нелепой противоречивости и одиозности создавшегося положения. И все же на седьмой день после похорон, в понедельник, 14 ноября 1894 года наступил день свадьбы.
Вот что написал об этом в дневнике Николай: «После общего кофе пошли одеваться: я надел гусарскую форму и в 11 1/2 поехал с Мишей (младшим братом – В. Б.) в Зимний дворец. По всему Невскому стояли войска для проезда Мама и Аликс. Пока совершался ее туалет в Малахитовой, мы все ждали в Арабской комнате.
В 10 минут первого начался выход в Большую церковь, откуда я вернулся женатым человеком! Шаферами у меня были: Миша, Джорджи и Сергей (Великие князья – дядя Сергей, родной брат Михаил, и двоюродные братья – королевич греческий Георгий Георгиевич и Кирилл Владимирович – В. Б.). В Малахитовой нам поднесли громадного серебряного лебедя от семейства. Переодевшись, Аликс села со мною в карету с русской упряжью с форейтором, и мы поехали в Казанский собор. Народу на улицах было пропасть – едва могли проехать! По приезде в Аничков на дворе встретил почетный караул от ее (Аликс) Лейб-гвардии Уланского полка. Мама ждала с хлебом-солью в наших комнатах. Сидели весь вечер и отвечали на телеграммы. Обедали в 8 часов. Завалились спать рано, так как у нее сильно разболелась голова».
А о чувствах своих, нахлынувших на него в день свадьбы, Николай чуть позже рассказал в письме к родному брату Георгию: «День свадьбы был ужасным мучением для нее и для меня. Мысль о том, что дорогого, беззаветно любимого нашего Папа не было между нами и что ты далек от семьи и совсем один, не покидала меня во время венчания; нужно было напрячь все свои силы, чтобы не разреветься тут в церкви при всех. Теперь все немного успокоилось – жизнь пошла совсем новая для меня... Я не могу достаточно благодарить Бога за то сокровище, какое он мне послал в виде жены. Я неизмеримо счастлив с моей душкой Аликс и чувствую, что также счастливо доживем мы до конца жизни нашей».
Через десять дней после свадьбы Николай записал: «Каждый день, что проходит, я благословляю Господа и благодарю его от глубины души за то счастье, каким он меня наградил! Большего или лучшего благополучия на этой земле человек не вправе желать. Моя любовь и почитание к дорогой Аликс растет постоянно».
Пройдет 20 лет и Николай напишет почти то же самое: «Не верится, что сегодня двадцатилетие нашей свадьбы! Редким семейным счастьем Господь благословил нас; лишь бы суметь в течение оставшейся жизни оказаться достойным столь великой Его милости».
Николай, как и всякий молодой влюбленный, конечно же, сгорал от нетерпения соединиться с молодой, красивой и тоже очень любящей его невестой. Но вместе с тем три траурных недели не могли не произвести на него самого удручающего впечатления, ибо он горячо и искренне любил своего отца, сильно жалел мать, с которой при воспоминаниях о покойном даже случались обмороки.
Иноземные принцы и принцессы, ожидавшие свадьбу, невольно раздражали Николая, ибо трудно было представить себе более нелепую ситуацию, когда в полном смятении чувств из-за только что случившейся смерти горячо любимого отца, нужно было заниматься приготовлениями к свадьбе. Николай – христианин, любящий сын и хорошо воспитанный человек – не мог не понимать нелепой противоречивости и одиозности создавшегося положения. И все же на седьмой день после похорон, в понедельник, 14 ноября 1894 года наступил день свадьбы.
Вот что написал об этом в дневнике Николай: «После общего кофе пошли одеваться: я надел гусарскую форму и в 11 1/2 поехал с Мишей (младшим братом – В. Б.) в Зимний дворец. По всему Невскому стояли войска для проезда Мама и Аликс. Пока совершался ее туалет в Малахитовой, мы все ждали в Арабской комнате.
В 10 минут первого начался выход в Большую церковь, откуда я вернулся женатым человеком! Шаферами у меня были: Миша, Джорджи и Сергей (Великие князья – дядя Сергей, родной брат Михаил, и двоюродные братья – королевич греческий Георгий Георгиевич и Кирилл Владимирович – В. Б.). В Малахитовой нам поднесли громадного серебряного лебедя от семейства. Переодевшись, Аликс села со мною в карету с русской упряжью с форейтором, и мы поехали в Казанский собор. Народу на улицах было пропасть – едва могли проехать! По приезде в Аничков на дворе встретил почетный караул от ее (Аликс) Лейб-гвардии Уланского полка. Мама ждала с хлебом-солью в наших комнатах. Сидели весь вечер и отвечали на телеграммы. Обедали в 8 часов. Завалились спать рано, так как у нее сильно разболелась голова».
А о чувствах своих, нахлынувших на него в день свадьбы, Николай чуть позже рассказал в письме к родному брату Георгию: «День свадьбы был ужасным мучением для нее и для меня. Мысль о том, что дорогого, беззаветно любимого нашего Папа не было между нами и что ты далек от семьи и совсем один, не покидала меня во время венчания; нужно было напрячь все свои силы, чтобы не разреветься тут в церкви при всех. Теперь все немного успокоилось – жизнь пошла совсем новая для меня... Я не могу достаточно благодарить Бога за то сокровище, какое он мне послал в виде жены. Я неизмеримо счастлив с моей душкой Аликс и чувствую, что также счастливо доживем мы до конца жизни нашей».
Через десять дней после свадьбы Николай записал: «Каждый день, что проходит, я благословляю Господа и благодарю его от глубины души за то счастье, каким он меня наградил! Большего или лучшего благополучия на этой земле человек не вправе желать. Моя любовь и почитание к дорогой Аликс растет постоянно».
Пройдет 20 лет и Николай напишет почти то же самое: «Не верится, что сегодня двадцатилетие нашей свадьбы! Редким семейным счастьем Господь благословил нас; лишь бы суметь в течение оставшейся жизни оказаться достойным столь великой Его милости».
Заявка на внутреннюю и внешнюю политику
В первые же дни только что начавшегося царствования Николаю следовало ответить на два вопроса: какой будет его внутренняя политика и какой будет его политика внешняя – именно его, ибо роль самодержавного монарха в их определении трудно было переоценить.
...Рассказывая о дне свадьбы и в дневнике, и в письме к брату Георгию, Николай упустил один момент, который петербуржцы посчитали весьма значительным. Увидев на Невском шпалеры войск, он приказал им вернуться в казармы, потому что царская карета с трудом проезжала сквозь обступившую ее огромную толпу. Александр III так не поступал, и это расценили как красивый и смелый жест нового императора.
Однако вскоре Россия убедилась, что ни о каких существенных переменах не может быть и речи. Обращаясь к депутатам земств 17 января 1895 года, Николай сказал: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный родитель». Это заявление и в России, и за границей было расценено как твердое намерение нового императора продолжать политику предыдущего царствования.
Что же касается политики внешней, то здесь дело обстояло по-другому. В какой-то мере под воздействием незабываемых впечатлений от путешествия на Восток, и не без влияния Э. Э. Ухтомского, Николаю импонировала мысль перенести центр тяжести русской внешней политики из Европы в Азию. Квинтэссенция идеи Ухтомского, считавшего Азию и ее народы близкими по духу и складу характера народам России, выражалась им следующим образом: «Для Всероссийской державы нет другого исхода, – или стать тем, чем она от века призвана быть мировой силой, сочетающей Запад с Востоком, – или бесславно и незаметно пойти по пути падения, потому что Европа сама по себе подавит нас в конце концов своим внешним превосходством, а азиатские народы, не нами побужденные, будут еще опаснее, чем западные иноплеменники». Стало быть, задача состояла в том, чтобы азиатские народы побуждались к новой жизни Россией, и главным своим союзником в этом Николай видел Китай.
В 1897 году тихоокеанская эскадра контр-адмирала Ф. В. Дубасова заняла китайский портовый город Люйшуньхоу на Гуаньдунском полуострове. 15 марта 1898 года полуостров был взят Россией в аренду у Китая на 25 лет и на месте Люйшуня была построена крепость Порт-Артур, связанная с Россией построенной в Северо-Восточном Китае железной дорогой (КВЖД). Интенсивно строилась и Великая Транссибирская магистраль, стратегическое значение которой приобретало в контексте русских намерений на Дальнем Востоке первостепенное значение.
Политика России в Европе оставалась без существенных перемен: с одной стороны, балансирование между Англией, Австро-Венгрией и Германией, с другой – все более укрепляющееся сотрудничество с Францией. Разумеется, что традиционными сферами интересов России оставались Балканы, Турция, и тесно связанный с этим вечный вопрос о черноморских проливах. И хотя до начала Первой мировой войны оставалось еще 20 лет, именно из-за этих вопросов она и началась, приведя в конце концов к краху трех европейских империй.
Но до этого пока еще было далеко, а положение в России было спокойнее и устойчивее, чем когда-либо: богатейшие в мире недра, почти 122-миллионное быстрорастущее население, здоровая финансовая система; самая большая в мире армия (правда, давно уже не воевавшая и почивавшая на лаврах своих прошлых побед, но все равно грозная и сильная), выраставший прямо на глазах огромный военно-морской флот; хотя и рутинное, но вполне дееспособное чиновничество, набирающая силу промышленность; признанные всем цивилизованным миром наука и искусство – вот что мог записать в свой актив молодой император.
...Спустя три года, когда в России была проведена первая Всеобщая перепись населения, Николай узнал, что под его скипетром находится 128 миллионов подданных. Как и все российские граждане, император тоже отвечал на вопросы переписи и когда прочитал вопрос шестой: «Сословие, состояние или звание», то ответил: «Хозяин земли русской». Но этот ответ он дал спустя полтора года после коронации, а в начале 1895 года он хоть уже и чувствовал себя «хозяином земли русской», но ощущение это было неполным, ибо его союз с Землей Русской еще не был освящен союзом с Богом – миропомазанием при будущей коронации.
...Рассказывая о дне свадьбы и в дневнике, и в письме к брату Георгию, Николай упустил один момент, который петербуржцы посчитали весьма значительным. Увидев на Невском шпалеры войск, он приказал им вернуться в казармы, потому что царская карета с трудом проезжала сквозь обступившую ее огромную толпу. Александр III так не поступал, и это расценили как красивый и смелый жест нового императора.
Однако вскоре Россия убедилась, что ни о каких существенных переменах не может быть и речи. Обращаясь к депутатам земств 17 января 1895 года, Николай сказал: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный родитель». Это заявление и в России, и за границей было расценено как твердое намерение нового императора продолжать политику предыдущего царствования.
Что же касается политики внешней, то здесь дело обстояло по-другому. В какой-то мере под воздействием незабываемых впечатлений от путешествия на Восток, и не без влияния Э. Э. Ухтомского, Николаю импонировала мысль перенести центр тяжести русской внешней политики из Европы в Азию. Квинтэссенция идеи Ухтомского, считавшего Азию и ее народы близкими по духу и складу характера народам России, выражалась им следующим образом: «Для Всероссийской державы нет другого исхода, – или стать тем, чем она от века призвана быть мировой силой, сочетающей Запад с Востоком, – или бесславно и незаметно пойти по пути падения, потому что Европа сама по себе подавит нас в конце концов своим внешним превосходством, а азиатские народы, не нами побужденные, будут еще опаснее, чем западные иноплеменники». Стало быть, задача состояла в том, чтобы азиатские народы побуждались к новой жизни Россией, и главным своим союзником в этом Николай видел Китай.
В 1897 году тихоокеанская эскадра контр-адмирала Ф. В. Дубасова заняла китайский портовый город Люйшуньхоу на Гуаньдунском полуострове. 15 марта 1898 года полуостров был взят Россией в аренду у Китая на 25 лет и на месте Люйшуня была построена крепость Порт-Артур, связанная с Россией построенной в Северо-Восточном Китае железной дорогой (КВЖД). Интенсивно строилась и Великая Транссибирская магистраль, стратегическое значение которой приобретало в контексте русских намерений на Дальнем Востоке первостепенное значение.
Политика России в Европе оставалась без существенных перемен: с одной стороны, балансирование между Англией, Австро-Венгрией и Германией, с другой – все более укрепляющееся сотрудничество с Францией. Разумеется, что традиционными сферами интересов России оставались Балканы, Турция, и тесно связанный с этим вечный вопрос о черноморских проливах. И хотя до начала Первой мировой войны оставалось еще 20 лет, именно из-за этих вопросов она и началась, приведя в конце концов к краху трех европейских империй.
Но до этого пока еще было далеко, а положение в России было спокойнее и устойчивее, чем когда-либо: богатейшие в мире недра, почти 122-миллионное быстрорастущее население, здоровая финансовая система; самая большая в мире армия (правда, давно уже не воевавшая и почивавшая на лаврах своих прошлых побед, но все равно грозная и сильная), выраставший прямо на глазах огромный военно-морской флот; хотя и рутинное, но вполне дееспособное чиновничество, набирающая силу промышленность; признанные всем цивилизованным миром наука и искусство – вот что мог записать в свой актив молодой император.
...Спустя три года, когда в России была проведена первая Всеобщая перепись населения, Николай узнал, что под его скипетром находится 128 миллионов подданных. Как и все российские граждане, император тоже отвечал на вопросы переписи и когда прочитал вопрос шестой: «Сословие, состояние или звание», то ответил: «Хозяин земли русской». Но этот ответ он дал спустя полтора года после коронации, а в начале 1895 года он хоть уже и чувствовал себя «хозяином земли русской», но ощущение это было неполным, ибо его союз с Землей Русской еще не был освящен союзом с Богом – миропомазанием при будущей коронации.
Предзнаменование при венчании на царство
Последняя в истории России коронация стала самой пышной и самой дорогой. По смете, составленной Комиссией по проведению коронационных торжеств, возглавляемой великим князем Сергеем Александровичем, расходы предусматривались в сумме 110 миллионов рублей. Но истрачено было больше.
Торжества были рассчитаны на три недели и должны были проходить в Москве с 6 по 26 мая 1895 года. Еще до начала торжеств в разукрашенную, принаряженную, вычищенную и прибранную Москву стали съезжаться тысячи гостей. Здесь был «весь Петербург», делегации из тех мест, по которым во время своего почти кругосветного путешествия цесаревич Николай проехал от Владивостока до Царского Села, делегаты из Средней Азии и с Кавказа, а также многочисленные представители из-за границы. На коронацию приехали королева Греции Ольга, три великих герцога, два владетельных князя, двенадцать наследных принцев, шестнадцать принцев и принцесс, три православных патриарха (Антиохийский, Иерусалимский и Александрийский), а Папа Римский и архиепископ Кентерберийский послали своих епископов. Китайскую делегацию возглавлял один из крупнейших политических деятелей страны Ли-Хан Чжан (генерал-губернатор Кантона) и старый знакомый Николая.
На коронационные торжества было аккредитовано рекордное для того времени число русских и иностранных репортеров – более двухсот. И здесь же, впервые в истории России, появились кинооператоры, присланные изобретателями кино – братьями Люмьер, чтобы снять документальный фильм о предстоящем событии. Его многочисленные копии позволили сохраниться фильму до наших дней.
Тверская улица, по которой император должен был следовать в Кремль, была украшена триумфальными арками, колоннами, обелисками, легкими павильонами, мачтами с развевающимися флагами. С балконов и из окон домов свисали ковры, шелковые и парчовые ткани. По стенам домов, по столбам и колоннам вились гирлянды зелени и цветов.
К ночи над Кремлем вспыхивала грандиозная электрическая иллюминация, превращавшая его в огромный, сказочно сверкающий ковчег, словно парящий над Москвой-рекой. Иллюминованы были и храм Христа Спасителя, и Исторический музей, и здание Верхних торговых рядов на Красной площади, в которых тогда помещалось около тысячи магазинов.
Николай приехал в Москву 6 мая – в свой день рождения. По традиции он провел три первых дня в Петровском дворце, а 9 мая состоялся его торжественный въезд в Кремль. Все пространство от Петровского парка до Кремля было заполнено сотнями тысяч людей, еще с вечера 8 мая занявших места вдоль Царской дороги.
Под деревьями парка расположились живописные группы людей, а с раннего утра 9 мая по Тверской улице и по бульварам потекла непрерывная кавалькада экипажей и всадников, двигавшихся к Петровскому дворцу. В журнале «Всемирная иллюстрация» об этом сообщалось так: «Блестящие мундиры, сияющие каски, треугольные шляпы с плюмажем, роскошные халаты представителей Азии – все это очень эффектно выглядело при ярком освещении. Народ с видимым удовольствием и с выражением серьезного достоинства встречал и рассматривал съехавшихся в таком обилии иностранных гостей, гордясь таким проявлением уважения к нам со стороны всего света. К 12 часам все переулки, ведущие к Тверской, были затянуты канатами и запружены массой народа. Войска встали шпалерами по сторонам улицы. Из каждого окна дома московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, выглядывала масса зрителей; тут были и блестящие мундиры английских адмиралов, и испанцы, и японцы, и китайцы, и красивые французские кавалерийские офицеры в блестящих, золоченых, на манер древнегреческих, шлемах с развевающимися позади конскими хвостами. Весь длинный балкон был занят множеством изящнейших дам высшего света в роскошных белых туалетах и шляпах».
В полдень грянуло 9 пушечных выстрелов, и навстречу императору из Кремля в Петровский дворец выехал со свитой великий князь Владимир Александрович, и только в половине третьего новые залпы и сплошной колокольный звон известили, что царь выехал в Кремль. Около пяти часов на Красную площадь сначала въехал передовой взвод полевой жандармерии, а за ним Собственный Его Величества Конвой, и затем последовательно: золотые кареты сенаторов, скороходы, арапы, кавалергарды, бухарский эмир и хивинский хан со свитами и телохранителями и снова кавалергарды. И только после них, накатом, постепенно приближаясь загремело «Ура!» стоявших вдоль Тверской полков, грянули оркестры, и на белом арабском скакуне проехал император – молодой, торжественный и чуть уставший.
Следующие пять дней пролетели, как один сплошной праздник, когда приемы иностранных делегаций следовали с утра и до вечера. Наконец 14 мая наступил день коронования. Сановники и знать начали съезжаться в Кремль с семи часов утра.
В девять часов, открывая церемониальный выход, первой появилась на Красном крыльце вдовствующая императрица Мария Федоровна. Она шла под большим золотым балдахином – в пурпурной мантии с вышитым на спине большим двуглавым орлом и в сверкающей бриллиантовой короне. За нею широкой желтой рекой хлынули придворные в расшитых золотом генеральских и камергерских мундирах.
Императрица прошла в Успенский собор, а еще через полчаса с Красного крыльца сошел взвод кавалергардов, зазвучали фанфары и трубы, и под стотысячное «Ура!» заполнивших Кремль солдат, офицеров, горожан и гостей вышли Николай II и Александра Федоровна, сопровождаемые министрами, членами Государственного Совета и Сената и тоже под золотыми балдахинами пошли в Собор.
На паперти их встретил Московский митрополит Сергий. Обращаясь к Николаю, он, в частности, сказал: «Благочестивый Государь! Как нет выше, так нет труднее на земле царской власти, нет бремени тяжелее царского служения».
Вступив в Успенский собор, Николай, взяв в руки державу и скипетр, прочел коронационную молитву, выслушал ответную молитву митрополита Палладия и отстоял торжественную литургию, сняв с себя корону. Заключительным актом коронации был обряд миропомазания, когда освященным елеем (оливковым маслом) на лбу помазанника рисуется крест.
Обряд миропомазания должен был совершаться в алтаре, куда следовало пройти через Царские врата. В этот миг снова ударили колокола и грянули пушки, начиная салют в 101 залп. И только Николай двинулся к алтарю, чтобы принять миропомазание, неожиданно лопнула бриллиантовая цепь с орденом Андрея Первозванного и упала к его ногам. Это тут же расценили как весьма дурное предзнаменование. Немногие старые царедворцы, присутствовавшие на коронации императора Александра II вспомнили, как здесь же, в Успенском соборе, старик Горчаков выронил подушку, на которой лежала «Держава». Тогда это тоже было воспринято как плохое предвестие и нехорошая примета, исполнившаяся 1 марта 1881 года, когда помазанник был разорван на части бомбой террориста.
Николай чуть приостановился, цепь и орден подобрали и внесли в алтарь. Но примета оправдалась вскоре же – на 13-й день после начала коронационных торжеств.
Торжества были рассчитаны на три недели и должны были проходить в Москве с 6 по 26 мая 1895 года. Еще до начала торжеств в разукрашенную, принаряженную, вычищенную и прибранную Москву стали съезжаться тысячи гостей. Здесь был «весь Петербург», делегации из тех мест, по которым во время своего почти кругосветного путешествия цесаревич Николай проехал от Владивостока до Царского Села, делегаты из Средней Азии и с Кавказа, а также многочисленные представители из-за границы. На коронацию приехали королева Греции Ольга, три великих герцога, два владетельных князя, двенадцать наследных принцев, шестнадцать принцев и принцесс, три православных патриарха (Антиохийский, Иерусалимский и Александрийский), а Папа Римский и архиепископ Кентерберийский послали своих епископов. Китайскую делегацию возглавлял один из крупнейших политических деятелей страны Ли-Хан Чжан (генерал-губернатор Кантона) и старый знакомый Николая.
На коронационные торжества было аккредитовано рекордное для того времени число русских и иностранных репортеров – более двухсот. И здесь же, впервые в истории России, появились кинооператоры, присланные изобретателями кино – братьями Люмьер, чтобы снять документальный фильм о предстоящем событии. Его многочисленные копии позволили сохраниться фильму до наших дней.
Тверская улица, по которой император должен был следовать в Кремль, была украшена триумфальными арками, колоннами, обелисками, легкими павильонами, мачтами с развевающимися флагами. С балконов и из окон домов свисали ковры, шелковые и парчовые ткани. По стенам домов, по столбам и колоннам вились гирлянды зелени и цветов.
К ночи над Кремлем вспыхивала грандиозная электрическая иллюминация, превращавшая его в огромный, сказочно сверкающий ковчег, словно парящий над Москвой-рекой. Иллюминованы были и храм Христа Спасителя, и Исторический музей, и здание Верхних торговых рядов на Красной площади, в которых тогда помещалось около тысячи магазинов.
Николай приехал в Москву 6 мая – в свой день рождения. По традиции он провел три первых дня в Петровском дворце, а 9 мая состоялся его торжественный въезд в Кремль. Все пространство от Петровского парка до Кремля было заполнено сотнями тысяч людей, еще с вечера 8 мая занявших места вдоль Царской дороги.
Под деревьями парка расположились живописные группы людей, а с раннего утра 9 мая по Тверской улице и по бульварам потекла непрерывная кавалькада экипажей и всадников, двигавшихся к Петровскому дворцу. В журнале «Всемирная иллюстрация» об этом сообщалось так: «Блестящие мундиры, сияющие каски, треугольные шляпы с плюмажем, роскошные халаты представителей Азии – все это очень эффектно выглядело при ярком освещении. Народ с видимым удовольствием и с выражением серьезного достоинства встречал и рассматривал съехавшихся в таком обилии иностранных гостей, гордясь таким проявлением уважения к нам со стороны всего света. К 12 часам все переулки, ведущие к Тверской, были затянуты канатами и запружены массой народа. Войска встали шпалерами по сторонам улицы. Из каждого окна дома московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, выглядывала масса зрителей; тут были и блестящие мундиры английских адмиралов, и испанцы, и японцы, и китайцы, и красивые французские кавалерийские офицеры в блестящих, золоченых, на манер древнегреческих, шлемах с развевающимися позади конскими хвостами. Весь длинный балкон был занят множеством изящнейших дам высшего света в роскошных белых туалетах и шляпах».
В полдень грянуло 9 пушечных выстрелов, и навстречу императору из Кремля в Петровский дворец выехал со свитой великий князь Владимир Александрович, и только в половине третьего новые залпы и сплошной колокольный звон известили, что царь выехал в Кремль. Около пяти часов на Красную площадь сначала въехал передовой взвод полевой жандармерии, а за ним Собственный Его Величества Конвой, и затем последовательно: золотые кареты сенаторов, скороходы, арапы, кавалергарды, бухарский эмир и хивинский хан со свитами и телохранителями и снова кавалергарды. И только после них, накатом, постепенно приближаясь загремело «Ура!» стоявших вдоль Тверской полков, грянули оркестры, и на белом арабском скакуне проехал император – молодой, торжественный и чуть уставший.
Следующие пять дней пролетели, как один сплошной праздник, когда приемы иностранных делегаций следовали с утра и до вечера. Наконец 14 мая наступил день коронования. Сановники и знать начали съезжаться в Кремль с семи часов утра.
В девять часов, открывая церемониальный выход, первой появилась на Красном крыльце вдовствующая императрица Мария Федоровна. Она шла под большим золотым балдахином – в пурпурной мантии с вышитым на спине большим двуглавым орлом и в сверкающей бриллиантовой короне. За нею широкой желтой рекой хлынули придворные в расшитых золотом генеральских и камергерских мундирах.
Императрица прошла в Успенский собор, а еще через полчаса с Красного крыльца сошел взвод кавалергардов, зазвучали фанфары и трубы, и под стотысячное «Ура!» заполнивших Кремль солдат, офицеров, горожан и гостей вышли Николай II и Александра Федоровна, сопровождаемые министрами, членами Государственного Совета и Сената и тоже под золотыми балдахинами пошли в Собор.
На паперти их встретил Московский митрополит Сергий. Обращаясь к Николаю, он, в частности, сказал: «Благочестивый Государь! Как нет выше, так нет труднее на земле царской власти, нет бремени тяжелее царского служения».
Вступив в Успенский собор, Николай, взяв в руки державу и скипетр, прочел коронационную молитву, выслушал ответную молитву митрополита Палладия и отстоял торжественную литургию, сняв с себя корону. Заключительным актом коронации был обряд миропомазания, когда освященным елеем (оливковым маслом) на лбу помазанника рисуется крест.
Обряд миропомазания должен был совершаться в алтаре, куда следовало пройти через Царские врата. В этот миг снова ударили колокола и грянули пушки, начиная салют в 101 залп. И только Николай двинулся к алтарю, чтобы принять миропомазание, неожиданно лопнула бриллиантовая цепь с орденом Андрея Первозванного и упала к его ногам. Это тут же расценили как весьма дурное предзнаменование. Немногие старые царедворцы, присутствовавшие на коронации императора Александра II вспомнили, как здесь же, в Успенском соборе, старик Горчаков выронил подушку, на которой лежала «Держава». Тогда это тоже было воспринято как плохое предвестие и нехорошая примета, исполнившаяся 1 марта 1881 года, когда помазанник был разорван на части бомбой террориста.
Николай чуть приостановился, цепь и орден подобрали и внесли в алтарь. Но примета оправдалась вскоре же – на 13-й день после начала коронационных торжеств.
Ходынка
Среди множества мероприятий, предусмотренных Коронационной комиссией, была запланирована и раздача 400 тысяч царских гостинцев. Причем заранее известили о дате и о месте раздачи – 18 мая, Ходынское поле. «Гостинец» включал полфунта колбасы (200 г), сайку, кулек конфет, кулек орехов, пряник и памятную эмалированную кружку с царским вензелем. Все это было завернуто в яркий ситцевый женский платок. Так как раздача подарков готовилась заранее, москвичи (особенно беднота) с интересом следили за тем, что происходило на Ходынке, и внимательно прислушивались к гуляющей по городу молве.
А на Ходынском поле, где в обычные дни проходили полевые войсковые учения, построили царский павильон и 20 бараков-складов, куда свезли подарки и сотни бочек водки и вина.
Вдоль Петербургского шоссе в сторону Ваганькова построили 150 павильонов – буфетов, помосты для выступления артистов цирка и театров. Зрители должны были увидеть сцены из оперы «Руслан и Людмила», спектакль «Конек-горбунок», народное массовое действо «Ермак Тимофеевич», знаменитого дрессировщика с труппой дрессированных животных, любимца москвичей Владимира Дурова.
Было решено использовать и традиционные развлечения простонародья на ярмарках и гуляньях: в нескольких местах Ходынки врыли высокие гладко обструганные столбы, на макушках которых должны были появиться сапоги, самовары, шапки и иные призы для тех ловкачей, которые сумеют добраться до желанной награды. Кроме того, по Москве гуляли слухи, что в каждом тысячном подарке лежит ассигнация: кто говорил в 10, а кто и в 100 рублей.
Следует отметить, что поле, пригодное для учебных боев и пехотных маневров, было изрыто солдатскими окопами, стрелковыми ячейками и траншеями. Кроме того, там было немало природных оврагов и ям, оставшихся после добычи песка и глины.
18 мая был субботним днем, ночь накануне выдалась очень теплой, и сотни тысяч москвичей (в первую очередь бедняков) решили провести время с вечера до утра под открытым небом, прямо на Ходынском поле, чтобы не опоздать к раздаче подарков. Причем, народ шел на Ходынку, как на праздник, – целыми семьями, а то и домами.
А на Ходынском поле, где в обычные дни проходили полевые войсковые учения, построили царский павильон и 20 бараков-складов, куда свезли подарки и сотни бочек водки и вина.
Вдоль Петербургского шоссе в сторону Ваганькова построили 150 павильонов – буфетов, помосты для выступления артистов цирка и театров. Зрители должны были увидеть сцены из оперы «Руслан и Людмила», спектакль «Конек-горбунок», народное массовое действо «Ермак Тимофеевич», знаменитого дрессировщика с труппой дрессированных животных, любимца москвичей Владимира Дурова.
Было решено использовать и традиционные развлечения простонародья на ярмарках и гуляньях: в нескольких местах Ходынки врыли высокие гладко обструганные столбы, на макушках которых должны были появиться сапоги, самовары, шапки и иные призы для тех ловкачей, которые сумеют добраться до желанной награды. Кроме того, по Москве гуляли слухи, что в каждом тысячном подарке лежит ассигнация: кто говорил в 10, а кто и в 100 рублей.
Следует отметить, что поле, пригодное для учебных боев и пехотных маневров, было изрыто солдатскими окопами, стрелковыми ячейками и траншеями. Кроме того, там было немало природных оврагов и ям, оставшихся после добычи песка и глины.
18 мая был субботним днем, ночь накануне выдалась очень теплой, и сотни тысяч москвичей (в первую очередь бедняков) решили провести время с вечера до утра под открытым небом, прямо на Ходынском поле, чтобы не опоздать к раздаче подарков. Причем, народ шел на Ходынку, как на праздник, – целыми семьями, а то и домами.