Страница:
Специалисты МО против такого аргумента выдвигали свой: дескать, даже в США, в условиях динамично развивающейся экономики и при «жирном» военном бюджете, реформа протекала такой же период времени. И это соответствовало действительности. Конечно, концепция МО не была безупречной, но в основательности основных параметров преобразований ей трудно было отказать.
Главным достоинством концепции МО было то, что она охватывала всю систему обороны государства, а реформирование непосредственно Вооруженных сил рассматривалось как составная ее часть. План переустройства обороны включал следующие разделы: военная доктрина, военное искусство, организационно-штатная структура, техническое оснащение, тыловое обеспечение, комплектование и подготовка кадров, демократизация воинской жизни, социальная и правовая защита военнослужащих и членов их семей.
План реформы, предложенный группой Лопатина, был во многих местах похож на песочный замок. Даже симпатизировавший авторам этого проекта маршал Шапошников вынужден был признать, что в нем слабо были учтены «существующие политические, социально-экономические и военно-технические возможности государства».
Противостоящие реформаторские группировки вели ожесточенные споры. Так и доспорились до августа 1991 года…
В горбачевские времена минобороновские и генштабовские генералы и без «советов посторонних» хорошо понимали, что армию надо серьезно перестраивать. Арбатским стратегам было хорошо известно, что экономический позвоночник государства начинает опасно трещать под тяжестью военных расходов, что некоторые наши гигантские группировки на театрах военных действий уже не соответствовали уровню региональных военных угроз, что надо останавливать опасную гонку ракетно-ядерных и обычных вооружений, что необходимо менять саму природу воинской службы, создавая для людей все необходимые цивилизованной армии условия.
Лучший немец
Люди и цифры
Жертвы развода
Невольные беглецы
Главным достоинством концепции МО было то, что она охватывала всю систему обороны государства, а реформирование непосредственно Вооруженных сил рассматривалось как составная ее часть. План переустройства обороны включал следующие разделы: военная доктрина, военное искусство, организационно-штатная структура, техническое оснащение, тыловое обеспечение, комплектование и подготовка кадров, демократизация воинской жизни, социальная и правовая защита военнослужащих и членов их семей.
План реформы, предложенный группой Лопатина, был во многих местах похож на песочный замок. Даже симпатизировавший авторам этого проекта маршал Шапошников вынужден был признать, что в нем слабо были учтены «существующие политические, социально-экономические и военно-технические возможности государства».
Противостоящие реформаторские группировки вели ожесточенные споры. Так и доспорились до августа 1991 года…
В горбачевские времена минобороновские и генштабовские генералы и без «советов посторонних» хорошо понимали, что армию надо серьезно перестраивать. Арбатским стратегам было хорошо известно, что экономический позвоночник государства начинает опасно трещать под тяжестью военных расходов, что некоторые наши гигантские группировки на театрах военных действий уже не соответствовали уровню региональных военных угроз, что надо останавливать опасную гонку ракетно-ядерных и обычных вооружений, что необходимо менять саму природу воинской службы, создавая для людей все необходимые цивилизованной армии условия.
Лучший немец
Первый мощный удар по реформаторским замыслам генералов Минобороны и Генштаба еще в конце 80-х годов нанес сам инициатор перестройки: Михаил Горбачев некоторые свои военно-политические планы (сроки вывода наших войск из-за рубежа, темпы сокращения ядерных вооружений) начал осуществлять без учета мнений высшего военного руководства.
Порожденное «новым мышлением» решение Горбачева о быстром ретировании наших войск из-за рубежа вызывало истерические аплодисменты на Западе и зубовный скрежет арбатских полководцев. В генштабовских кабинетах мне много раз доводилось слышать в ту пору их запредельные откровения на сей счет. Они часто вспоминали добрым словом Леонида Ильича Брежнева, который в последний период своего генсекретарства хотя и давал немало поводов для скабрезных баек о своей «неадекватности», но зато не позволял унижать страну и армию.
Когда военные историки будут искать истоки провала военной реформы в России последнего десятилетия ХХ века, то многие из них они наверняка найдут еще там, в перестроечном времени. В частности, когда Президент СССР Михаил Горбачев подписал несколько международных договоров о выводе наших войск из-за границы в невероятно короткие сроки. Уже тогда на Арбате многие говорили, что «надо было долго и основательно торговаться», выжимать максимальные выгоды для себя. И уходить не спеша, с достоинством.
В то время многие офицеры Минобороны и Генштаба поднимали из архивов документы об опыте вывода иностранных войск с территорий других государств. И 20-тысячные контингенты выводились иногда по 8 лет. Уходили они неспешно (как говорили немцы, «один шаг — одна кружка пива»). Уходили в благоустроенные казармы и дома, на ухоженные полигоны и военные базы. Уходили, уважая себя, словно делая дорогое одолжение стране, в которой дислоцировались.
Было так, что офицер еще служил в Германии, но уже знал номер коттеджа, построенного для него на родине, за проливом или океаном. Когда же он влезал в «Боинг», чтобы лететь домой, в кармане позвякивали ключи от ожидающей его квартиры.
Многому можно было поучиться у американцев, англичан, французов. Но мы — русские. У нас скотское отношение к служивому человеку — вроде национальной черты. Десятки тысяч семей офицеров и прапорщиков приезжали домой не в коттеджи и даже не в коммуналки, а в пропахшие дымом «буржуек» палатки и будки посреди степей, лесов и полигонов. «Мужики — налево, бабы — направо». Голая попка — лютый мороз…
А Михаил Сергеевич звякал с Гельмутом Колем хрустальным фужерчиком шампанского.
У нас в одной только Германии стояла полумиллионная группировка, в которой в пиковое время насчитывалось почти 100 тысяч бесквартирных офицеров, прапорщиков, служащих. Эту 500-тысячную группировку Горбачев согласился убрать в Союз за 4 года. Только эту группировку. А еще были Польша, Чехословакия, Венгрия, Балтия. Следом — уйма наших частей, убегающих из республик бывшего СССР.
Черные дни переживал в то время Генштаб, которому приходилось не только составлять графики вывода дивизий, но и постоянно перекраивать их. Кремль бешено торопил. Арбатские генералы и офицеры уже не только по углам, но и на совещаниях говорили о том, что надо бы делать все толково, без авральной спешки: основательно подготовили для дивизии базу в СССР — вывели ее. И так — до последнего солдата. Куда было торопиться? Раз уж решили уходить, так с умом и достоинством.
Но иногда случалось, что командир дивизии, которому предписано было из Германии передислоцировать свое соединение в Поволжье, на Брестском вокзале узнавал, что поступила директива НГШ гнать эшелон в Узбекистан. А еще через полгода не успевшую обустроиться дивизию выдирали из узбекской дыры и толкали в Забайкалье.
Командующий Северо-Западной группой войск генерал-полковник Валерий Миронов на одном из совещаний в МО весной 1992 года в присутствии представителей президента открытым текстом сказал, что поспешный вывод его дивизий из Прибалтики превращается в издевательство над людьми: «Надо уходить, а не бежать».
Но машина была уже запущена.
Наше бегство домой из Германии и других стран Европы на неподготовленную базу привело к тому, что темпы вывода сначала в три, а потом уже и в пять, и в девять раз превышали темпы возведения домов, казарм и хранилищ. Резко увеличилось число бесквартирных офицеров, прапорщиков, служащих (со 160 до 270 тысяч человек). В течение короткого периода государство вынуждено было пойти на колоссальные дополнительные расходы на перевозку и размещение людей, боевой техники и имущества, на строительство объектов военной инфраструктуры.
Роспуск Союза нанес еще один удар по выводимым войскам: при Горбачеве германская сторона обязывалась построить более трех десятков военных городков на территории СССР. Германия выделила Союзу 7,8 млрд марок на строительство 36 тысяч квартир для офицеров выведенных с ее территории советских дивизий. Но в ходе вывода распался СССР, и многие военные городки оказались вне пределов России — фактически за рубежом. Германия добавила для русских 550 млн марок, правда, еще и за то, что Ельцин согласился на 4 месяца ускорить вывод.
Вокруг сотен миллионов немецких марок сразу закружило наше мафиозное гражданское и военное жулье. А поскольку к тому времени не были созданы жесткие механизмы контроля за расходованием немецких денег, то астрономические по тем временам суммы стали то и дело исчезать из поля зрения инспекторских органов в Москве и попадать в коммерческие банки.
А планы строительства жилья проваливались. До окончания вывода последних частей из ЗГВ оставалось чуть больше года, а в России было построено только немногим более 10% квартир от нужного количества.
На наших проблемах решили поиметь свою выгоду и поляки: они неожиданно потребовали выкуп за прохождение наших воинских эшелонов, следующих из Германии, по их территории. Хорошо помню, как после известия об этом материли наши офицеры польских спекулянтов от политики. Нас за предоплату в валюте вынуждали идти домой по земле, в которой лежит более 600 тысяч погибших советских солдат.
Но эта плата, оказывается, была уже не в счет.
Когда мы говорили об этом полякам, то некоторые из них пускали в ход убийственно циничный аргумент:
— А кто вас просил к нам приходить?
И мы уже по доброму не улыбались, как когда-то на совместных учениях армий стран Варшавского Договора, когда слышали хвастливую польскую песенку о том, как «Войско Польске Бэрлин брало, А Совьецьке помогало!»…
Главнокомандующий Северной Группой советских войск (Польша) генерал-полковник Виктор Дубынин тогда без дипломатических выкрутасов сказал в Сейме полякам все, что про них думал. Сказал так, что Кремлю и МИДу пришлось его одергивать. Дубыниным мы гордились.
Спешно убегая из-за границы, мы сами создавали себе колоссальные финансовые, материально-технические, организационные и моральные проблемы и этим во многом уже тогда подписывали смертный приговор планам военной реформы. По этому поводу в одном из аналитических материалов Пентагона говорилось:
Армия играла желваками и стучала зубами под покрытыми изморозью офицерскими шинелями и солдатскими бушлатами в занесенных снегом палатках. Простуженные офицерские дети кашляли кровью.
В тот период на имя министра обороны поступило страшное письмо — белый лист бумаги с размазанной по нему кровью и надписью: «Вот до какой степени простудился мой ребенок, живя в палатке после Германии. Спасибо за внимание. Жена офицера».
Правильнее было бы послать то письмо в Кремль, а не на Арбат…
Порожденное «новым мышлением» решение Горбачева о быстром ретировании наших войск из-за рубежа вызывало истерические аплодисменты на Западе и зубовный скрежет арбатских полководцев. В генштабовских кабинетах мне много раз доводилось слышать в ту пору их запредельные откровения на сей счет. Они часто вспоминали добрым словом Леонида Ильича Брежнева, который в последний период своего генсекретарства хотя и давал немало поводов для скабрезных баек о своей «неадекватности», но зато не позволял унижать страну и армию.
Когда военные историки будут искать истоки провала военной реформы в России последнего десятилетия ХХ века, то многие из них они наверняка найдут еще там, в перестроечном времени. В частности, когда Президент СССР Михаил Горбачев подписал несколько международных договоров о выводе наших войск из-за границы в невероятно короткие сроки. Уже тогда на Арбате многие говорили, что «надо было долго и основательно торговаться», выжимать максимальные выгоды для себя. И уходить не спеша, с достоинством.
В то время многие офицеры Минобороны и Генштаба поднимали из архивов документы об опыте вывода иностранных войск с территорий других государств. И 20-тысячные контингенты выводились иногда по 8 лет. Уходили они неспешно (как говорили немцы, «один шаг — одна кружка пива»). Уходили в благоустроенные казармы и дома, на ухоженные полигоны и военные базы. Уходили, уважая себя, словно делая дорогое одолжение стране, в которой дислоцировались.
Было так, что офицер еще служил в Германии, но уже знал номер коттеджа, построенного для него на родине, за проливом или океаном. Когда же он влезал в «Боинг», чтобы лететь домой, в кармане позвякивали ключи от ожидающей его квартиры.
Многому можно было поучиться у американцев, англичан, французов. Но мы — русские. У нас скотское отношение к служивому человеку — вроде национальной черты. Десятки тысяч семей офицеров и прапорщиков приезжали домой не в коттеджи и даже не в коммуналки, а в пропахшие дымом «буржуек» палатки и будки посреди степей, лесов и полигонов. «Мужики — налево, бабы — направо». Голая попка — лютый мороз…
А Михаил Сергеевич звякал с Гельмутом Колем хрустальным фужерчиком шампанского.
У нас в одной только Германии стояла полумиллионная группировка, в которой в пиковое время насчитывалось почти 100 тысяч бесквартирных офицеров, прапорщиков, служащих. Эту 500-тысячную группировку Горбачев согласился убрать в Союз за 4 года. Только эту группировку. А еще были Польша, Чехословакия, Венгрия, Балтия. Следом — уйма наших частей, убегающих из республик бывшего СССР.
Черные дни переживал в то время Генштаб, которому приходилось не только составлять графики вывода дивизий, но и постоянно перекраивать их. Кремль бешено торопил. Арбатские генералы и офицеры уже не только по углам, но и на совещаниях говорили о том, что надо бы делать все толково, без авральной спешки: основательно подготовили для дивизии базу в СССР — вывели ее. И так — до последнего солдата. Куда было торопиться? Раз уж решили уходить, так с умом и достоинством.
Но иногда случалось, что командир дивизии, которому предписано было из Германии передислоцировать свое соединение в Поволжье, на Брестском вокзале узнавал, что поступила директива НГШ гнать эшелон в Узбекистан. А еще через полгода не успевшую обустроиться дивизию выдирали из узбекской дыры и толкали в Забайкалье.
Командующий Северо-Западной группой войск генерал-полковник Валерий Миронов на одном из совещаний в МО весной 1992 года в присутствии представителей президента открытым текстом сказал, что поспешный вывод его дивизий из Прибалтики превращается в издевательство над людьми: «Надо уходить, а не бежать».
Но машина была уже запущена.
Наше бегство домой из Германии и других стран Европы на неподготовленную базу привело к тому, что темпы вывода сначала в три, а потом уже и в пять, и в девять раз превышали темпы возведения домов, казарм и хранилищ. Резко увеличилось число бесквартирных офицеров, прапорщиков, служащих (со 160 до 270 тысяч человек). В течение короткого периода государство вынуждено было пойти на колоссальные дополнительные расходы на перевозку и размещение людей, боевой техники и имущества, на строительство объектов военной инфраструктуры.
Роспуск Союза нанес еще один удар по выводимым войскам: при Горбачеве германская сторона обязывалась построить более трех десятков военных городков на территории СССР. Германия выделила Союзу 7,8 млрд марок на строительство 36 тысяч квартир для офицеров выведенных с ее территории советских дивизий. Но в ходе вывода распался СССР, и многие военные городки оказались вне пределов России — фактически за рубежом. Германия добавила для русских 550 млн марок, правда, еще и за то, что Ельцин согласился на 4 месяца ускорить вывод.
Вокруг сотен миллионов немецких марок сразу закружило наше мафиозное гражданское и военное жулье. А поскольку к тому времени не были созданы жесткие механизмы контроля за расходованием немецких денег, то астрономические по тем временам суммы стали то и дело исчезать из поля зрения инспекторских органов в Москве и попадать в коммерческие банки.
А планы строительства жилья проваливались. До окончания вывода последних частей из ЗГВ оставалось чуть больше года, а в России было построено только немногим более 10% квартир от нужного количества.
На наших проблемах решили поиметь свою выгоду и поляки: они неожиданно потребовали выкуп за прохождение наших воинских эшелонов, следующих из Германии, по их территории. Хорошо помню, как после известия об этом материли наши офицеры польских спекулянтов от политики. Нас за предоплату в валюте вынуждали идти домой по земле, в которой лежит более 600 тысяч погибших советских солдат.
Но эта плата, оказывается, была уже не в счет.
Когда мы говорили об этом полякам, то некоторые из них пускали в ход убийственно циничный аргумент:
— А кто вас просил к нам приходить?
И мы уже по доброму не улыбались, как когда-то на совместных учениях армий стран Варшавского Договора, когда слышали хвастливую польскую песенку о том, как «Войско Польске Бэрлин брало, А Совьецьке помогало!»…
Главнокомандующий Северной Группой советских войск (Польша) генерал-полковник Виктор Дубынин тогда без дипломатических выкрутасов сказал в Сейме полякам все, что про них думал. Сказал так, что Кремлю и МИДу пришлось его одергивать. Дубыниным мы гордились.
Спешно убегая из-за границы, мы сами создавали себе колоссальные финансовые, материально-технические, организационные и моральные проблемы и этим во многом уже тогда подписывали смертный приговор планам военной реформы. По этому поводу в одном из аналитических материалов Пентагона говорилось:
«…Возвращение многих российских офицеров с семьями из Европы и бывших союзных республик еще больше усилило нагрузку на военную структуру, препятствуя ее нормальному функционированию… Колоссальная задача передислокации войск в совокупности с огромной нехваткой жилья и элементов инфраструктуры должна была решаться одновременно с созданием новых группировок. Но была значительная неопределенность относительно характера угроз и того, кого можно считать союзниками, а кого нет. Это самым негативным образом сказалось на моральном состоянии людей и послужило важной причиной развала армии как единого организма…»Европа яростно аплодировала лучшему «русскому немцу», окропляющему свои очередные «исторические» договоры брызгами шампанского.
Армия играла желваками и стучала зубами под покрытыми изморозью офицерскими шинелями и солдатскими бушлатами в занесенных снегом палатках. Простуженные офицерские дети кашляли кровью.
В тот период на имя министра обороны поступило страшное письмо — белый лист бумаги с размазанной по нему кровью и надписью: «Вот до какой степени простудился мой ребенок, живя в палатке после Германии. Спасибо за внимание. Жена офицера».
Правильнее было бы послать то письмо в Кремль, а не на Арбат…
Люди и цифры
Бегство наших дивизий, бригад и полков из дальнего и ближнего зарубежья тяжелым грузом ложилось на плечи российских властей, Минобороны и Генштаба. Фактически в Россию из-за рубежа прибыла еще одна армия, почти равная той, что уже дислоцировалась на территории республики. Но денег на содержание и благоустройство такой гигантской армады в российском бюджете не было.
Наиболее активный вывод наших войск с территорий других государств охватывает период с 1989 по 1994 год. По своим масштабам и срокам он не имел аналогов в отечественной и мировой военной истории.
В 1989 году за пределами СССР (в Группах войск, Монголии и на Кубе) находилась группировка в составе 35 общевойсковых дивизий, 2 отдельных мотострелковых, 2 десантно-штурмовых, 7 артиллерийских, 17 ракетных, 15 зенитно-ракетных бригад, 43 авиационных и 18 вертолетных полков общей численностью свыше 620 тысяч военнослужащих.
Только 1989-1990 годах из-за границы на территорию СССР были выведены 6 танковых дивизий, 1 зенитно-ракетная бригада, 2 отдельные десантно-штурмовые бригады, 3 отдельных общевойсковых полка, 3 отдельных учебных танковых полка, 2 зенитно-ракетных полка, 5 десантно-штурмовых батальонов, 3 отдельных автомобильных батальона, другие части и учреждения. Но учебно-материальная и жилищная базы для них не были подготовлены. Все эти проблемы достались затем в «наследство» России…
В 1992 году в связи с распадом СССР и суверенизацией его бывших республик значительно расширилась география регионов вывода наших войск: к дальнему зарубежью прибавилось «ближнее» — Прибалтика, Закавказье, Молдавия. 4 марта 1992 года все войска, находящиеся за пределами России (Западная, Северная, Северо-Западная Группы войск и Группа войск в Закавказье, 14-я общевойсковая армия в Молдавии), были взяты под юрисдикцию России.
За период с января 1992 по август 1994 года на территорию РФ было выведено:
— управлений групп войск — 3 (ЗГВ, СГВ, СЗГВ)
— управлений армий и флотилий — 12
— управлений корпусов — 2
— общевойсковых, танковых, воздушно-десантных и других дивизий — 42
— бригад различного назначения — 50
— авиационных полков — 51
— вертолетных полков — 15.
За этот же период времени было выведено свыше 14200 танков. Из Германии — 7900, Польши — 685, Чехословакии — 1412, Венгрии — 1292, Монголии — 1866, стран Балтии — 682, Закавказья — 44. Боевых бронированных машин — 19440. Из Германии — 7537, Польши — 963, Чехословакии — 2563, Венгрии — 1679, Монголии — 2531, стран Балтии — 2504, Закавказья — 474, Молдавии — 54. Орудий и минометов калибра свыше 120 мм — 10376 единиц. Из Германии — 4414, Польши — 449, Чехословакии — 1240, Венгрии — 798, Монголии — 1416, стран Балтии — 1265, Закавказья — 60, Молдавии — 26. Самолетов и вертолетов — 2729/1855. Из Германии — 940/785, Польши — 300/134, Чехословакии — 127/189, Венгрии — 270/160, Монголии — 192/123, стран Балтии — 588/141, Закавказья — 297/312, Молдавии — 8/0.
в ВС Украины — 29137
в ВС Казахстана — 1096
в ВС Молдовы — 849
в ВС Туркменистана — 162
в ВС Азербайджана — 1455
в ВС Беларуси — 4811
в ВС Киргизии — 328
в ВС Таджикистана — 91
в ВС Узбекистана — 838
в ВС Грузии — 67
в ВС Армении — 431…
Но и при этом экономический пресс продолжал сильнее всего давить на шею России. И вместо того чтобы притормозить и скоординировать сроки вывода взятых под юрисдикцию РФ войск за рубежом и реальные финансовые, материальные возможности государства в подготовке мест их приема, Ельцин пошел по стопам Горбачева и продолжал подписывать договоры об ускоренном выводе войск уже не только из Германии, но и Прибалтики.
Еще летом 1992 года российский Генеральный штаб стал обращать внимание Кремля и правительства на то, что компенсационные расходы Германии на вывод наших войск явно не соответствуют объемам недвижимого имущества, которое Россия оставляет в местах дислокации частей ЗГВ (почти за 50 лет существования Группы войск мы построили свыше 17 тысяч капитальных объектов, которые не подлежали вывозу, а их стоимость часто оценивалась «на глазок»).
С самого начала вывода наших войск из Германии многократные попытки Минобороны, Генштаба, командования ЗГВ прийти к единому знаменателю в оценке стоимости объектов недвижимости, за которые Германия была обязана нам уплатить баснословные суммы, так ни к чему и не привели. Горбачев считал, что наша недвижимость в Германии тянет на 30 млрд дойчмарок (беседа с генералом Бурлаковым), а Руцкой позже назвал цифру аж… в 300 млрд (выступление в Верховном Совете весной 93-го).
Методика подходов Москвы и Берлина к взаиморасчетам была слишком разной. Немцы делали все, чтобы до максимума срезать траты со своей стороны, цеплялись за «экологический ущерб». И своего добились. В 1992 году российское руководство уже официально признало, что наша недвижимость в Германии «тянет» уже не на 30, а всего лишь на 10 млрд марок.
Но и это еще не все. В свое время между Ельциным и Колем состоялись переговоры по так называемому «поушальному варианту», в соответствии с которым немцы выплачивали нам всего 7-8 миллиардов марок, а 2-3 миллиарда шли в счет погашения экологического ущерба, нанесенного Германии нашими войсками.
Пока шла утряска деталей, дата окончательного вывода приближалась. Немцы умышленно тянули резину. В конце концов, мы очутились в таком цейтноте, что вынуждены были отказаться от продажи своих военных городков. А это — гигантские деньги, которые дозарезу нужны были нам дома, чтобы строить жилье.
Еще шли ожесточенные споры между нашими и немецкими специалистами по поводу оценки остаточной стоимости зданий и объектов, принадлежащих России, а наши войсковые эшелоны и корабли уже уходили на восток.
В то время во властных структурах страны, в МО и штабе Западной группы войск было немало шустрых людей, которые даже были заинтересованны в том, чтобы строгого контроля над нашим движимым и недвижимым имуществом в Германии не было. Ибо такое положение было идеальной средой для проворачивания криминальных сделок и откровенного воровства: уже тогда стали исчезать из поля зрения Москвы не только десятки миллионов долларов и дойчмарок, но и целые эшелоны со стройматериалами, мебелью, сантехникой, техническими средствами пропаганды, библиотеками. Творились дела и покруче: однажды в Приволжский военный округ прибыл из ЗГВ (по документам) эшелон с боевой техникой. Но вместо нее приемщики обнаружили металлолом.
И только при министре обороны Родионове в декабре 1996 года была сделана попытка провести строгую инвентаризацию всего вывезенного из ЗГВ. Но уже в мае 97-го он был смещен, что помешало осуществить эту задачу. Итоги инвентаризации наверняка могли бы потрясти Россию гигантскими масштабами пропавшего военного имущества и оружия. Мне довелось держать в руках толстенные папки документов — своеобразную летопись растаскивания нашего зарубежного движимого и недвижимого имущества. Почти на каждой странице — вывод: «Контроль не обеспечивался».
Германию в начале 90-х буквально заполонили многие сотни российских дельцов, которые в спешном порядке стремились за бесценок выкупить военные заводы, мастерские, коттеджи и другие объекты, принадлежащие России. Они приезжали из Москвы с разрешениями, на которых стояли визы высоких правительственных и министерских чиновников. Большинство этих виз стоило очень дорого…
Уже тогда был дан «зеленый свет» обворовыванию своей же армии, которая при иных подходах могла бы еще долго не клянчить у государства резкого увеличения трат на бытовое устройство и реформу. За счет того, что принадлежало Вооруженным силам, шло бурное накапливание первичного капитала сотнями коммерческих структур и различными фондами, от которых за версту несло криминалом.
В ту пору меня умиляла особенно трогательная забота различных фондов о социальной защите военнослужащих и членов их семей. Такие фонды появлялись, как грибы после дождя, и часто первоосновой их существования становились капиталы, добытые за счет продажи излишков военной техники и войскового имущества групп войск.
В конце 1992 года таких фондов насчитывалось в России уже около 200. Когда же Минфин провел проверку их деятельности, то оказалось, что лишь 15% имеющихся на их счетах сумм используются в соответствии с уставами. Я своими глазами видел такое заключение в правительственном конфиденциальном документе, на котором стояла роспись замминистра финансов Андрея Вавилова.
Гигантский воровской ажиотаж охватывал Россию и армию. В Минобороны и Генштаб почти через день наезжали сами или присылали письма прыткие люди, которые предлагали сотни и тысячи коммерческих проектов, осуществление которых якобы должно было идти на пользу Вооруженным силам.
И мне уже казалось, что нет больше в армии таких материальных ценностей, на которые бы не положили глаз эти хитроглазые и напористые люди с радиотелефонами и внушительными кейсами, с нежной заботой ратующие за процветание армии. Они с пеной у рта доказывали нашим генералам, что предлагаемые им бизнес-планы — это отличная возможность вырваться из нищеты. И многие им верили, проталкивая «наверх» заманчивые коммерческие предложения. Потом «благотворители-бизнесмены» исчезали, планы их проваливались, фирмы разорялись, минобороновские средства вылетали в трубу. А в остатке было лишь то, что жулики и воры хорошо наживались за счет армии.
Наиболее активный вывод наших войск с территорий других государств охватывает период с 1989 по 1994 год. По своим масштабам и срокам он не имел аналогов в отечественной и мировой военной истории.
В 1989 году за пределами СССР (в Группах войск, Монголии и на Кубе) находилась группировка в составе 35 общевойсковых дивизий, 2 отдельных мотострелковых, 2 десантно-штурмовых, 7 артиллерийских, 17 ракетных, 15 зенитно-ракетных бригад, 43 авиационных и 18 вертолетных полков общей численностью свыше 620 тысяч военнослужащих.
Только 1989-1990 годах из-за границы на территорию СССР были выведены 6 танковых дивизий, 1 зенитно-ракетная бригада, 2 отдельные десантно-штурмовые бригады, 3 отдельных общевойсковых полка, 3 отдельных учебных танковых полка, 2 зенитно-ракетных полка, 5 десантно-штурмовых батальонов, 3 отдельных автомобильных батальона, другие части и учреждения. Но учебно-материальная и жилищная базы для них не были подготовлены. Все эти проблемы достались затем в «наследство» России…
В 1992 году в связи с распадом СССР и суверенизацией его бывших республик значительно расширилась география регионов вывода наших войск: к дальнему зарубежью прибавилось «ближнее» — Прибалтика, Закавказье, Молдавия. 4 марта 1992 года все войска, находящиеся за пределами России (Западная, Северная, Северо-Западная Группы войск и Группа войск в Закавказье, 14-я общевойсковая армия в Молдавии), были взяты под юрисдикцию России.
За период с января 1992 по август 1994 года на территорию РФ было выведено:
— управлений групп войск — 3 (ЗГВ, СГВ, СЗГВ)
— управлений армий и флотилий — 12
— управлений корпусов — 2
— общевойсковых, танковых, воздушно-десантных и других дивизий — 42
— бригад различного назначения — 50
— авиационных полков — 51
— вертолетных полков — 15.
* * *
Всего же начиная с 1989 года было выведено из стран дальнего и ближнего зарубежья свыше 700 тысяч военнослужащих. В том числе из Германии — свыше 360 тысяч, Чехословакии — 75 тысяч, Венгрии — 60 тысяч, Польши — около 46 тысяч, Монголии — 75 тысяч, Кубы — 560 человек, Литвы, Латвии и Эстонии — около 68 тысяч, из Закавказья — свыше 36 тысяч человек. А с учетом гражданского персонала и членов семей военнослужащих в Россию возвратилось более 1 млн 200 тыс. человек.За этот же период времени было выведено свыше 14200 танков. Из Германии — 7900, Польши — 685, Чехословакии — 1412, Венгрии — 1292, Монголии — 1866, стран Балтии — 682, Закавказья — 44. Боевых бронированных машин — 19440. Из Германии — 7537, Польши — 963, Чехословакии — 2563, Венгрии — 1679, Монголии — 2531, стран Балтии — 2504, Закавказья — 474, Молдавии — 54. Орудий и минометов калибра свыше 120 мм — 10376 единиц. Из Германии — 4414, Польши — 449, Чехословакии — 1240, Венгрии — 798, Монголии — 1416, стран Балтии — 1265, Закавказья — 60, Молдавии — 26. Самолетов и вертолетов — 2729/1855. Из Германии — 940/785, Польши — 300/134, Чехословакии — 127/189, Венгрии — 270/160, Монголии — 192/123, стран Балтии — 588/141, Закавказья — 297/312, Молдавии — 8/0.
* * *
Львиная доля забот о выведенных из-за рубежа войсках, их обустройстве и расквартировании лежала на России. Эта нагрузка становилась непомерной: в Российской армии в то время только офицеров насчитывалось более 600 тысяч человек. Но объективности ради надо сказать, что многие офицеры и прапорщики уходили в другие национальные армии. Это хоть в какой-то мере ослабляло давление на военный бюджет. В 1992-1993 годах было откомандировано 39265 офицеров из Вооруженных сил РФ в армии других бывших республик СССР:в ВС Украины — 29137
в ВС Казахстана — 1096
в ВС Молдовы — 849
в ВС Туркменистана — 162
в ВС Азербайджана — 1455
в ВС Беларуси — 4811
в ВС Киргизии — 328
в ВС Таджикистана — 91
в ВС Узбекистана — 838
в ВС Грузии — 67
в ВС Армении — 431…
Но и при этом экономический пресс продолжал сильнее всего давить на шею России. И вместо того чтобы притормозить и скоординировать сроки вывода взятых под юрисдикцию РФ войск за рубежом и реальные финансовые, материальные возможности государства в подготовке мест их приема, Ельцин пошел по стопам Горбачева и продолжал подписывать договоры об ускоренном выводе войск уже не только из Германии, но и Прибалтики.
Еще летом 1992 года российский Генеральный штаб стал обращать внимание Кремля и правительства на то, что компенсационные расходы Германии на вывод наших войск явно не соответствуют объемам недвижимого имущества, которое Россия оставляет в местах дислокации частей ЗГВ (почти за 50 лет существования Группы войск мы построили свыше 17 тысяч капитальных объектов, которые не подлежали вывозу, а их стоимость часто оценивалась «на глазок»).
С самого начала вывода наших войск из Германии многократные попытки Минобороны, Генштаба, командования ЗГВ прийти к единому знаменателю в оценке стоимости объектов недвижимости, за которые Германия была обязана нам уплатить баснословные суммы, так ни к чему и не привели. Горбачев считал, что наша недвижимость в Германии тянет на 30 млрд дойчмарок (беседа с генералом Бурлаковым), а Руцкой позже назвал цифру аж… в 300 млрд (выступление в Верховном Совете весной 93-го).
Методика подходов Москвы и Берлина к взаиморасчетам была слишком разной. Немцы делали все, чтобы до максимума срезать траты со своей стороны, цеплялись за «экологический ущерб». И своего добились. В 1992 году российское руководство уже официально признало, что наша недвижимость в Германии «тянет» уже не на 30, а всего лишь на 10 млрд марок.
Но и это еще не все. В свое время между Ельциным и Колем состоялись переговоры по так называемому «поушальному варианту», в соответствии с которым немцы выплачивали нам всего 7-8 миллиардов марок, а 2-3 миллиарда шли в счет погашения экологического ущерба, нанесенного Германии нашими войсками.
Пока шла утряска деталей, дата окончательного вывода приближалась. Немцы умышленно тянули резину. В конце концов, мы очутились в таком цейтноте, что вынуждены были отказаться от продажи своих военных городков. А это — гигантские деньги, которые дозарезу нужны были нам дома, чтобы строить жилье.
Еще шли ожесточенные споры между нашими и немецкими специалистами по поводу оценки остаточной стоимости зданий и объектов, принадлежащих России, а наши войсковые эшелоны и корабли уже уходили на восток.
В то время во властных структурах страны, в МО и штабе Западной группы войск было немало шустрых людей, которые даже были заинтересованны в том, чтобы строгого контроля над нашим движимым и недвижимым имуществом в Германии не было. Ибо такое положение было идеальной средой для проворачивания криминальных сделок и откровенного воровства: уже тогда стали исчезать из поля зрения Москвы не только десятки миллионов долларов и дойчмарок, но и целые эшелоны со стройматериалами, мебелью, сантехникой, техническими средствами пропаганды, библиотеками. Творились дела и покруче: однажды в Приволжский военный округ прибыл из ЗГВ (по документам) эшелон с боевой техникой. Но вместо нее приемщики обнаружили металлолом.
И только при министре обороны Родионове в декабре 1996 года была сделана попытка провести строгую инвентаризацию всего вывезенного из ЗГВ. Но уже в мае 97-го он был смещен, что помешало осуществить эту задачу. Итоги инвентаризации наверняка могли бы потрясти Россию гигантскими масштабами пропавшего военного имущества и оружия. Мне довелось держать в руках толстенные папки документов — своеобразную летопись растаскивания нашего зарубежного движимого и недвижимого имущества. Почти на каждой странице — вывод: «Контроль не обеспечивался».
Германию в начале 90-х буквально заполонили многие сотни российских дельцов, которые в спешном порядке стремились за бесценок выкупить военные заводы, мастерские, коттеджи и другие объекты, принадлежащие России. Они приезжали из Москвы с разрешениями, на которых стояли визы высоких правительственных и министерских чиновников. Большинство этих виз стоило очень дорого…
Уже тогда был дан «зеленый свет» обворовыванию своей же армии, которая при иных подходах могла бы еще долго не клянчить у государства резкого увеличения трат на бытовое устройство и реформу. За счет того, что принадлежало Вооруженным силам, шло бурное накапливание первичного капитала сотнями коммерческих структур и различными фондами, от которых за версту несло криминалом.
В ту пору меня умиляла особенно трогательная забота различных фондов о социальной защите военнослужащих и членов их семей. Такие фонды появлялись, как грибы после дождя, и часто первоосновой их существования становились капиталы, добытые за счет продажи излишков военной техники и войскового имущества групп войск.
В конце 1992 года таких фондов насчитывалось в России уже около 200. Когда же Минфин провел проверку их деятельности, то оказалось, что лишь 15% имеющихся на их счетах сумм используются в соответствии с уставами. Я своими глазами видел такое заключение в правительственном конфиденциальном документе, на котором стояла роспись замминистра финансов Андрея Вавилова.
Гигантский воровской ажиотаж охватывал Россию и армию. В Минобороны и Генштаб почти через день наезжали сами или присылали письма прыткие люди, которые предлагали сотни и тысячи коммерческих проектов, осуществление которых якобы должно было идти на пользу Вооруженным силам.
И мне уже казалось, что нет больше в армии таких материальных ценностей, на которые бы не положили глаз эти хитроглазые и напористые люди с радиотелефонами и внушительными кейсами, с нежной заботой ратующие за процветание армии. Они с пеной у рта доказывали нашим генералам, что предлагаемые им бизнес-планы — это отличная возможность вырваться из нищеты. И многие им верили, проталкивая «наверх» заманчивые коммерческие предложения. Потом «благотворители-бизнесмены» исчезали, планы их проваливались, фирмы разорялись, минобороновские средства вылетали в трубу. А в остатке было лишь то, что жулики и воры хорошо наживались за счет армии.
Жертвы развода
…Когда-то я думал, что власть умна и могущественна, как Бог. Когда-то я думал, что в Кремле сидят почти святые люди. И вполне серьезно относился к тому, что Горбачева народ в шутку называл «Мишкой меченым». И хотя от этого веяло бестактностью, у меня некоторое время было все же убеждение, что Михаил Сергеевич после двух его предшественников-генсеков (один из которых работал «на батарейках», а второй «от сети») — посланник Всевышнего со Ставрополья.
Потом пришел Борис Николаевич — «Волшебник изумрудного города» (в бытность первым секретарем Свердловского обкома партии он обожал выкрашивать зеленым ядовитым цветом заборы к приезду московского начальства). Но тогда многие этого еще не знали, и у них была твердая вера, что это помазанник Божий с Урала.
Теперь я знаю, что в Кремле сидят нормальные русские мужики: как их давние и близкие предшественники, они способны дурить народ, покупать власть, совершать глупости, ловко воровать и даже организовывать массовые заказные убийства наподобие чеченского.
Когда власть совершает глупости, армия поначалу пытается сказать ей об этом эзоповым языком.
Когда армии при Ельцине стало совсем плохо, в некоторых аналитических документах Минобороны и Генштаба появились туманные, но многозначительные выводы о том, что «многие проблемы Вооруженных сил РФ были обусловлены неадекватными действиями российского руководства».
Было и без таких намеков ясно, что еще до реализации идеи роспуска СССР следовало четко определить концепцию российской военной политики на ближайшую и отдаленную перспективу. Но этого не было. Здесь, на мой взгляд, — главнейший стратегический просчет Ельцина как Президента и Верховного Главнокомандующего.
Когда Б.Н. прорвался в Кремль, стало ясно, что не просчитаны даже наиболее очевидные негативные последствия, которые поджидали людей в России после кончины СССР. И эти последствия уже в 1991 году очень больно ударили по Вооруженным силам.
В одном из секретных документов Пентагона по этому поводу говорилось:
Потом пришел Борис Николаевич — «Волшебник изумрудного города» (в бытность первым секретарем Свердловского обкома партии он обожал выкрашивать зеленым ядовитым цветом заборы к приезду московского начальства). Но тогда многие этого еще не знали, и у них была твердая вера, что это помазанник Божий с Урала.
Теперь я знаю, что в Кремле сидят нормальные русские мужики: как их давние и близкие предшественники, они способны дурить народ, покупать власть, совершать глупости, ловко воровать и даже организовывать массовые заказные убийства наподобие чеченского.
Когда власть совершает глупости, армия поначалу пытается сказать ей об этом эзоповым языком.
Когда армии при Ельцине стало совсем плохо, в некоторых аналитических документах Минобороны и Генштаба появились туманные, но многозначительные выводы о том, что «многие проблемы Вооруженных сил РФ были обусловлены неадекватными действиями российского руководства».
Было и без таких намеков ясно, что еще до реализации идеи роспуска СССР следовало четко определить концепцию российской военной политики на ближайшую и отдаленную перспективу. Но этого не было. Здесь, на мой взгляд, — главнейший стратегический просчет Ельцина как Президента и Верховного Главнокомандующего.
Когда Б.Н. прорвался в Кремль, стало ясно, что не просчитаны даже наиболее очевидные негативные последствия, которые поджидали людей в России после кончины СССР. И эти последствия уже в 1991 году очень больно ударили по Вооруженным силам.
В одном из секретных документов Пентагона по этому поводу говорилось:
«…Самой большой проблемой была неспособность государственного и военного руководства России осознать, что в действительности произошло…»Долгое время руководство России не могло четко сформулировать конкретные военно-стратегические интересы России в мире и в ближнем зарубежье. А без этого нельзя было правильно определить параметры обороны страны, армии, цели военной реформы, ее приоритеты.
Невольные беглецы
…У нас в большой политике ничего так бережно не передается по наследству, как глупость. Национальная традиция.
Скажем, первоначально Россия планировала вывести войска из Прибалтики к началу 2000 года. Согласившиеся на это было прибалты затем резко передумали. И неспроста. Наши разведчики и дипломаты сообщали, что прибалтийские политические и военные эмиссары часто наведывались в Вашингтон и подстрекали американцев, чтобы они надавили на Ельцина и вынудили его сократить сроки вывода российских войск.
Вскоре Ельцин подписал с прибалтами договор об ускоренном выводе частей Северо-Западной группы войск. И уже в 1994 году Россия практически в чистое поле вывела из Балтии свои войска. Например, 144-я мотострелковая дивизия оказалась на пустырях под Ельней (Смоленская область). В таком же положении находилась и выведенная из ЗГВ 10-я танковая дивизия, которую затолкали в Богучары (Воронежская область). Это издевательство над людьми тоже называлось военной реформой и в документах Минобороны величественно называлось как «создание новых группировок с учетом новых реалий»…
Министр обороны Павел Грачев, поначалу поклявшийся, что не выведет своих солдат в «голые заснеженные поля», затем был вынужден принять навязанные ему Кремлем и МИДом правила игры и, в конце концов, щелкнул каблуками перед президентом, докладывая об успешном выводе частей. Хотя правды ради надо сказать, что однажды Павел Сергеевич все же нашел в себе мужество публично признать, что не сдержал слова.
Наши «прибалты» громко скрежетали зубами: в прессе прокатилась волна материалов о жутком положении полков и дивизий, изгнанных с берегов Балтийского моря. Офицеры и их жены говорили далеко не теплые слова в адрес высшей власти за «человеческую заботу о них»…
Скажем, первоначально Россия планировала вывести войска из Прибалтики к началу 2000 года. Согласившиеся на это было прибалты затем резко передумали. И неспроста. Наши разведчики и дипломаты сообщали, что прибалтийские политические и военные эмиссары часто наведывались в Вашингтон и подстрекали американцев, чтобы они надавили на Ельцина и вынудили его сократить сроки вывода российских войск.
Вскоре Ельцин подписал с прибалтами договор об ускоренном выводе частей Северо-Западной группы войск. И уже в 1994 году Россия практически в чистое поле вывела из Балтии свои войска. Например, 144-я мотострелковая дивизия оказалась на пустырях под Ельней (Смоленская область). В таком же положении находилась и выведенная из ЗГВ 10-я танковая дивизия, которую затолкали в Богучары (Воронежская область). Это издевательство над людьми тоже называлось военной реформой и в документах Минобороны величественно называлось как «создание новых группировок с учетом новых реалий»…
Министр обороны Павел Грачев, поначалу поклявшийся, что не выведет своих солдат в «голые заснеженные поля», затем был вынужден принять навязанные ему Кремлем и МИДом правила игры и, в конце концов, щелкнул каблуками перед президентом, докладывая об успешном выводе частей. Хотя правды ради надо сказать, что однажды Павел Сергеевич все же нашел в себе мужество публично признать, что не сдержал слова.
Наши «прибалты» громко скрежетали зубами: в прессе прокатилась волна материалов о жутком положении полков и дивизий, изгнанных с берегов Балтийского моря. Офицеры и их жены говорили далеко не теплые слова в адрес высшей власти за «человеческую заботу о них»…