— Слушай, Толик, Яша просил меня смотреть за Маргаритой. — Кацо излагал без акцента, но фразы строил в манере своих земляков. — Яша не хочет, чтобы она играла с тобой. Так? — Он, согнувшись, со сладостью во взоре заглянул ей в глаза.
Рита тоже улыбнулась. С неопределенной томной улыбкой опустила взгляд.
— Поздно, — сказал я. — Карты сданы.
— Только одну партию, — согласился знающий правила Кацо. — Если Шахматист не придет, я с вами сыграю, — это уже опять с улыбкой Рите. И тут же, вновь без улыбки, мне: — Яша мне всегда доверял.
На это можно было обидеться, полезть на рожон. Но неудобно было при женщине.
Партию, которую позволил сыграть Кацо, я проиграл.
Публика была в недоумении: то ли я поддался женщине для затравки, то ли Шахматист так натаскал соперницу... Настороженности не было, было только изумление. Несмотря на то что я имел здесь рейтинг из высших.
Не насторожилась публика и позже, когда кроткая женщина выиграла в этот вечер у Кацо восемь с лишним тысяч. Но удивилась еще больше. Кацо, конечно, миллионер, и к тому же миллионер темпераментный, но не до такой же степени...
Не знаю, до какой степени Кацо был темпераментным, но глупцом он в большой степени не был. На следующий день проиграл еще девять тысяч, и — все... На несколько дней потерялся. Должно быть, осмысливал происшедшее.
Непутевые, изумленные чрезвычайно, плюющие на чужой опыт цеховики наперебой ринулись занимать освободившееся место.
Успели все. За три дня Рита обыграла всех. От четырех до пятнадцати тысяч — каждого. Каждый раз, принимая выигрыш, томно опускала глаза. Сама невинность... Зараза.
Публика не понимала вообще ничего. С надеждой ожидала, что выиграю я.
Я проиграл больше всех — восемнадцать. Почему бы и нет? Во-первых, скорее спишут на везение, во-вторых — треть, шесть тысяч, значит, с Монгола-дольщика причитается. Потом появился пропажа Шахматист. Проиграл двенадцать и снова надолго пропал (предварительно получив четыре у Японца).
Завсегдатаи были в шоке.
Я высказал предположение: уж не проделки ли это Яшки? Предположение понравилось, хоть и казалось невероятным. (Ведь умные же люди; посчитали бы, что Шахматист за все время получил с Яшки денег больше, чем эта женщина отыграла за пять дней. Шахматиста не заподозрили в соучастии, он всегда был вне подозрения.)
Как бы там ни было, точку рассекретили. Для подтверждения теории «Яшка-аферист» Рите следовало исчезнуть. Якобы податься к соучастнику за кордон.
И она исчезла.
Яшка долго еще слал телеграммы. Но ответов уже не получал.
Дружки, те, которые хорошо его знали и понимали, что начудил не он, сообщили эмигранту, что Рита пропала, выиграв крупную сумму, что подозрение пало на него, Яшу.
Яшка был уверен, что ей не простили, скорее всего убрали. Ничуть не сомневался ни в случайности выигрыша, ни в верности единственной любимой женщины. Обещал вернуться, отомстить. Причем лично. Вне подозрения был только Шахматист. Я же наверняка мог оказаться подозреваемым номер один. Но, зная Яшку, его пустую велеречивость, чувствовал себя спокойно. К тому же голова была занята иным: надо было выдумывать очередное дело.
Мы его придумали.
И опять же большую часть плана до деталей разработала сама Рита. При разработке приходилось учитывать два неприятных фактора: первый — в Одессе ей обнаруживаться нельзя ни в каком виде, второй — я не имею возможности ее сопровождать, а значит, прикрывать. (К этому времени был на «подписке», ждал суда.)
Факторы учли. Рита через того самого дипломата раздобыла какую-то ксиву, имеющую отношение к Красному Кресту. На имя чешской гражданки.
На пару с Шахматистом они въезжали в средней величины города. Останавливались в не самой лучшей гостинице.
В местных организациях (иногда в горисполкомах) Рита представлялась активной деятельницей Красного Креста, разъезжающей с целью обнаружения мест, особо нуждающихся в помощи. Причем помощь будет оказана не самим Крестом, а ее родным папой. Почему так?.. Тут все дело в том, кто — папа...
Папа — держатель казино, игорных клубов, прочих вполне грешных заведений. Да, может быть, мучает совесть... Что в этом плохого? Как бы там ни было, папе не терпится оказать поддержку и Красному Кресту, и обездоленным. К этому благородному делу подключил дочку. Дочь, чистая душа, пусть таковой и остается. Потому и гостиницы нешикарные выбирались, чтобы образ праведницы соблюсти. Такова воля папы.
«Чистая душа», как истинно папина дочка, проявляла объяснимый интерес и к местным заведениям. К тем, в которых играют. Из чистого любопытства, ну и чтобы папе было что рассказать. Собирала для папы приветы от местных игроков.
Конечно, игровые точки ей демонстрировали подпольные, но самые престижные, куда жуликов не впускают. Что занятно: демонстрировали люди, предоставленные местными организациями, исполкомами.
Ну как дочке хозяина казино — не сыграть?.. Опять же любопытства ради...
Любопытных, стремящихся удостоиться чести сыграть, было хоть отбавляй, всех обслужить не успевала. И выигрыши оправданны были. И делался вид, что тысячи эти несущественны, что и не к таким деньгам привыкши. Да и местным игрокам неловко было знаменитости предлагать мелкую игру. Старались не ударить в грязь лицом...
Шахматист, сопровождающий мастер-шахматист, следил за тем, чтобы все нуждающиеся в помощи учреждения вписывались в походный блокнот. Рита регулярно в присутствии представительных товарищей напоминала ему об этом.
Четыре города они обобрали. Потрусили местных зажиточных картежников.
Только в одном месте Рита нарвалась на приличного шулера, да и тот, поняв, с кем имеет дело, поспешил без шума уступить место другому желающему. Предварительно, конечно, заплатив. Чего шум поднимать, когда и так предупредили, с кем садится: с дочкой короля чешских казино... Чего уж тут ждать?..
Мы не держали связь... Дела не следовало обсуждать вслух. Даже по телефону. Я с гордостью за себя, за подопечную предвидел беспечное будущее. Несмотря на приближающийся суд, на запрет следователя играть самому. Зачем мне играть?.. У меня была Рита.
Шахматист вернулся один. Когда я его совсем не ждал. Задолго до окончания запланированного срока командировки.
Все завершилось вполне банально, заурядно. Для тех, кто почитывает всякого рода околодетективную литературу. Особенно ту, где героини — женщины...
Они прибыли в очередной город. Прибыли вечером, когда приступать к поборам было уже поздно. Сняли, как всегда, два номера. Но так случилось, что номера оказались на разных этажах.
Толком Шахматист ничего не понял, но, когда он утром поднялся за Ритой, та с виноватым видом сообщила, что на нее уже лучше не рассчитывать. Что они с продюсером (!) сегодня к обеду уезжают в столицу. Единственное, что он разобрал из ее непривычно жеваных, стыдливых объяснений, так это то, что вчера, когда она напевала собственные песенки, ее наконец услышали. Через стену. И предложили сделать карьеру.
Шахматист передал мне причитающуюся долю и записку: «Не сердись. Я тебя так люблю. Спасибо за все. Рита».
Вспоминаю иногда то ее откровение, когда она призналась, что я подкупил ее тем, что не дал денег. Сам до сих пор не понимаю, почему не дал. Ведь так и подмывало. В таких случаях обычно — даю».
Историю Риты закончу тем же, чем закончил ее в «Записках шулера».
«Маргарита, Грэт... Так и не дождался я тебя на эстраде. Очень хочется знать, что с тобой стало. Если нарвешься на эти записки и не осерчаешь за написанное, черкни пару слов на адрес одесского почтамта. Ты знаешь, на чье имя».
Что еще добавить?.. Все эти примеры в прошлом. История с Сонькой Золотой Ручкой — в далеком. История с Грэт — в недавнем. А вот картинка дней нынешних.
Стоял себе человек в зале ожидания одесского аэровокзала. Томно стоял, с длиннющей розой в руке. В преддверии встречи гостьи из Москвы. Уже и посадку объявили, но прилетевшие пока не показались. Таможня в Одессе дотошная.
И вот в момент, когда на лице человека с розой читалось томительное:
«Заразы... Ну когда же...», к нему подошли две молодые женщины. Умеренно симпатичные. Причем одна из подошедших была мало того что очевидно беременна, так еще держала за руку малыша. Впрочем, заговорила с встречающим другая, не обремененная потомством. Заговорила проникновенно о том, не он ли подвозил их к аэропорту. Дескать, в машине они забыли сумочку.
Человеку с розой вопрос интуитивно не понравился. Особо вдаваться в его смысл он сначала не стал, а потом и не успел.
Движением руки, вроде смахивающим пушинку с короткого рукава его сорочки, женщина потянулась к нему и вдруг цепко запустила руку в нагрудный карман. И цепко же выхватила из него содержимое. Все это проделала молниеносно. Со стремительностью ужалившей змеи.
Встречающий продемонстрировал неплохую реакцию, ухватив змею за шею. За запястье. Но тут вступила со своей партией вторая, экипированная выпирающим животом и ребенком. Взвизгнула и тоже ухватилась за запястье подруги.
Человек с розой вторично обнаружил способность быстро реагировать. Он уже понял, что, во-первых, его кинули. А во-вторых, что толку от его дальнейшей суеты не будет. Еще бы ему не понять, когда он всего лет десять как сам закончил кидать. Но ему повезло. Узнали его местные труженики, аэропортовские хлопцы, развозящие и «разводящие» лохов в такси. Обязали барышень вернуть похищенное.
Обескураженный тем, что его кинули, и растроганный тем, что все вернули — тем более без его просьбы, — бывший жулик полюбопытствовал у хлопцев:
— Так у вас теперь работают? А не проще бутылкой по голове?
Аэропортовские виновато отнекивались:
— Роза совсем стыд потеряла... Беспредельничает.
Вот тебе и одесситки.
Хотя... Нынче тони в море, не тони, намекай на скорый денежный перевод, не намекай, доллара от мужика за просто так не дождешься.
И все эти мои умничанья перед зрителями — всего лишь умничанья и есть. В тот момент как-то упустилось из виду, что нынче за время, что за нравы. Выбор: либо — лох, либо — жлоб — уже не актуален. Мужики все чаще беззастенчиво выбирают жлоба. Что не мешает им оставаться лохами...
Миллионер Филя
Рита тоже улыбнулась. С неопределенной томной улыбкой опустила взгляд.
— Поздно, — сказал я. — Карты сданы.
— Только одну партию, — согласился знающий правила Кацо. — Если Шахматист не придет, я с вами сыграю, — это уже опять с улыбкой Рите. И тут же, вновь без улыбки, мне: — Яша мне всегда доверял.
На это можно было обидеться, полезть на рожон. Но неудобно было при женщине.
Партию, которую позволил сыграть Кацо, я проиграл.
Публика была в недоумении: то ли я поддался женщине для затравки, то ли Шахматист так натаскал соперницу... Настороженности не было, было только изумление. Несмотря на то что я имел здесь рейтинг из высших.
Не насторожилась публика и позже, когда кроткая женщина выиграла в этот вечер у Кацо восемь с лишним тысяч. Но удивилась еще больше. Кацо, конечно, миллионер, и к тому же миллионер темпераментный, но не до такой же степени...
Не знаю, до какой степени Кацо был темпераментным, но глупцом он в большой степени не был. На следующий день проиграл еще девять тысяч, и — все... На несколько дней потерялся. Должно быть, осмысливал происшедшее.
Непутевые, изумленные чрезвычайно, плюющие на чужой опыт цеховики наперебой ринулись занимать освободившееся место.
Успели все. За три дня Рита обыграла всех. От четырех до пятнадцати тысяч — каждого. Каждый раз, принимая выигрыш, томно опускала глаза. Сама невинность... Зараза.
Публика не понимала вообще ничего. С надеждой ожидала, что выиграю я.
Я проиграл больше всех — восемнадцать. Почему бы и нет? Во-первых, скорее спишут на везение, во-вторых — треть, шесть тысяч, значит, с Монгола-дольщика причитается. Потом появился пропажа Шахматист. Проиграл двенадцать и снова надолго пропал (предварительно получив четыре у Японца).
Завсегдатаи были в шоке.
Я высказал предположение: уж не проделки ли это Яшки? Предположение понравилось, хоть и казалось невероятным. (Ведь умные же люди; посчитали бы, что Шахматист за все время получил с Яшки денег больше, чем эта женщина отыграла за пять дней. Шахматиста не заподозрили в соучастии, он всегда был вне подозрения.)
Как бы там ни было, точку рассекретили. Для подтверждения теории «Яшка-аферист» Рите следовало исчезнуть. Якобы податься к соучастнику за кордон.
И она исчезла.
Яшка долго еще слал телеграммы. Но ответов уже не получал.
Дружки, те, которые хорошо его знали и понимали, что начудил не он, сообщили эмигранту, что Рита пропала, выиграв крупную сумму, что подозрение пало на него, Яшу.
Яшка был уверен, что ей не простили, скорее всего убрали. Ничуть не сомневался ни в случайности выигрыша, ни в верности единственной любимой женщины. Обещал вернуться, отомстить. Причем лично. Вне подозрения был только Шахматист. Я же наверняка мог оказаться подозреваемым номер один. Но, зная Яшку, его пустую велеречивость, чувствовал себя спокойно. К тому же голова была занята иным: надо было выдумывать очередное дело.
Мы его придумали.
И опять же большую часть плана до деталей разработала сама Рита. При разработке приходилось учитывать два неприятных фактора: первый — в Одессе ей обнаруживаться нельзя ни в каком виде, второй — я не имею возможности ее сопровождать, а значит, прикрывать. (К этому времени был на «подписке», ждал суда.)
Факторы учли. Рита через того самого дипломата раздобыла какую-то ксиву, имеющую отношение к Красному Кресту. На имя чешской гражданки.
На пару с Шахматистом они въезжали в средней величины города. Останавливались в не самой лучшей гостинице.
В местных организациях (иногда в горисполкомах) Рита представлялась активной деятельницей Красного Креста, разъезжающей с целью обнаружения мест, особо нуждающихся в помощи. Причем помощь будет оказана не самим Крестом, а ее родным папой. Почему так?.. Тут все дело в том, кто — папа...
Папа — держатель казино, игорных клубов, прочих вполне грешных заведений. Да, может быть, мучает совесть... Что в этом плохого? Как бы там ни было, папе не терпится оказать поддержку и Красному Кресту, и обездоленным. К этому благородному делу подключил дочку. Дочь, чистая душа, пусть таковой и остается. Потому и гостиницы нешикарные выбирались, чтобы образ праведницы соблюсти. Такова воля папы.
«Чистая душа», как истинно папина дочка, проявляла объяснимый интерес и к местным заведениям. К тем, в которых играют. Из чистого любопытства, ну и чтобы папе было что рассказать. Собирала для папы приветы от местных игроков.
Конечно, игровые точки ей демонстрировали подпольные, но самые престижные, куда жуликов не впускают. Что занятно: демонстрировали люди, предоставленные местными организациями, исполкомами.
Ну как дочке хозяина казино — не сыграть?.. Опять же любопытства ради...
Любопытных, стремящихся удостоиться чести сыграть, было хоть отбавляй, всех обслужить не успевала. И выигрыши оправданны были. И делался вид, что тысячи эти несущественны, что и не к таким деньгам привыкши. Да и местным игрокам неловко было знаменитости предлагать мелкую игру. Старались не ударить в грязь лицом...
Шахматист, сопровождающий мастер-шахматист, следил за тем, чтобы все нуждающиеся в помощи учреждения вписывались в походный блокнот. Рита регулярно в присутствии представительных товарищей напоминала ему об этом.
Четыре города они обобрали. Потрусили местных зажиточных картежников.
Только в одном месте Рита нарвалась на приличного шулера, да и тот, поняв, с кем имеет дело, поспешил без шума уступить место другому желающему. Предварительно, конечно, заплатив. Чего шум поднимать, когда и так предупредили, с кем садится: с дочкой короля чешских казино... Чего уж тут ждать?..
Мы не держали связь... Дела не следовало обсуждать вслух. Даже по телефону. Я с гордостью за себя, за подопечную предвидел беспечное будущее. Несмотря на приближающийся суд, на запрет следователя играть самому. Зачем мне играть?.. У меня была Рита.
Шахматист вернулся один. Когда я его совсем не ждал. Задолго до окончания запланированного срока командировки.
Все завершилось вполне банально, заурядно. Для тех, кто почитывает всякого рода околодетективную литературу. Особенно ту, где героини — женщины...
Они прибыли в очередной город. Прибыли вечером, когда приступать к поборам было уже поздно. Сняли, как всегда, два номера. Но так случилось, что номера оказались на разных этажах.
Толком Шахматист ничего не понял, но, когда он утром поднялся за Ритой, та с виноватым видом сообщила, что на нее уже лучше не рассчитывать. Что они с продюсером (!) сегодня к обеду уезжают в столицу. Единственное, что он разобрал из ее непривычно жеваных, стыдливых объяснений, так это то, что вчера, когда она напевала собственные песенки, ее наконец услышали. Через стену. И предложили сделать карьеру.
Шахматист передал мне причитающуюся долю и записку: «Не сердись. Я тебя так люблю. Спасибо за все. Рита».
Вспоминаю иногда то ее откровение, когда она призналась, что я подкупил ее тем, что не дал денег. Сам до сих пор не понимаю, почему не дал. Ведь так и подмывало. В таких случаях обычно — даю».
Историю Риты закончу тем же, чем закончил ее в «Записках шулера».
«Маргарита, Грэт... Так и не дождался я тебя на эстраде. Очень хочется знать, что с тобой стало. Если нарвешься на эти записки и не осерчаешь за написанное, черкни пару слов на адрес одесского почтамта. Ты знаешь, на чье имя».
Что еще добавить?.. Все эти примеры в прошлом. История с Сонькой Золотой Ручкой — в далеком. История с Грэт — в недавнем. А вот картинка дней нынешних.
Стоял себе человек в зале ожидания одесского аэровокзала. Томно стоял, с длиннющей розой в руке. В преддверии встречи гостьи из Москвы. Уже и посадку объявили, но прилетевшие пока не показались. Таможня в Одессе дотошная.
И вот в момент, когда на лице человека с розой читалось томительное:
«Заразы... Ну когда же...», к нему подошли две молодые женщины. Умеренно симпатичные. Причем одна из подошедших была мало того что очевидно беременна, так еще держала за руку малыша. Впрочем, заговорила с встречающим другая, не обремененная потомством. Заговорила проникновенно о том, не он ли подвозил их к аэропорту. Дескать, в машине они забыли сумочку.
Человеку с розой вопрос интуитивно не понравился. Особо вдаваться в его смысл он сначала не стал, а потом и не успел.
Движением руки, вроде смахивающим пушинку с короткого рукава его сорочки, женщина потянулась к нему и вдруг цепко запустила руку в нагрудный карман. И цепко же выхватила из него содержимое. Все это проделала молниеносно. Со стремительностью ужалившей змеи.
Встречающий продемонстрировал неплохую реакцию, ухватив змею за шею. За запястье. Но тут вступила со своей партией вторая, экипированная выпирающим животом и ребенком. Взвизгнула и тоже ухватилась за запястье подруги.
Человек с розой вторично обнаружил способность быстро реагировать. Он уже понял, что, во-первых, его кинули. А во-вторых, что толку от его дальнейшей суеты не будет. Еще бы ему не понять, когда он всего лет десять как сам закончил кидать. Но ему повезло. Узнали его местные труженики, аэропортовские хлопцы, развозящие и «разводящие» лохов в такси. Обязали барышень вернуть похищенное.
Обескураженный тем, что его кинули, и растроганный тем, что все вернули — тем более без его просьбы, — бывший жулик полюбопытствовал у хлопцев:
— Так у вас теперь работают? А не проще бутылкой по голове?
Аэропортовские виновато отнекивались:
— Роза совсем стыд потеряла... Беспредельничает.
Вот тебе и одесситки.
Хотя... Нынче тони в море, не тони, намекай на скорый денежный перевод, не намекай, доллара от мужика за просто так не дождешься.
И все эти мои умничанья перед зрителями — всего лишь умничанья и есть. В тот момент как-то упустилось из виду, что нынче за время, что за нравы. Выбор: либо — лох, либо — жлоб — уже не актуален. Мужики все чаще беззастенчиво выбирают жлоба. Что не мешает им оставаться лохами...
Миллионер Филя
Эта глава оказалась в книге почти случайно. Она не была запланирована.
Персонажи для книги я подбирал следующим образом: брал аферистическое направление и пытался выяснить, кто в этом направлении особенно себя проявил. Должен признаться (может быть, и разочаровывая читателя), что при отборе претендентов удачливость и финансовая грандиозность афер не были главными показателями.
Главными были неординарность и... ощущение некой божьей искры в человеке. Не обязательно аферистической. Может, и просто человеческой.
Конечно, я мог ошибиться, выбрать не того, кто больше заслуживает быть представителем той или иной специализации. Да и в смысле божьей искры... Многовато на себя взял.
К тому же сознательно сузил круг поиска. Рыскал во временах недавних, но прошлых. Поддался и всеобщему, и своему мнению, что только там и можно сыскать истинно одесское. Или хотя бы истоки его.
Именно поэтому такое мошенническое направление, как «реклама», в план поиска не включил. Появилось-то оно только во времена нынешние. Значит, и разработчики его — из нынешних. Ничего путевого в смысле божьей искры от них не ожидалось.
Но...
Это письмо вручил мне один из приятелей-журналистов. Добродушный толстяк Гарик из отдела частной жизни «Одесского вестника». Приятель был в курсе моих поисковых проблем, вот и решил подсобить:
— Глянь, вдруг подойдет, — он сунул мне кипу ксерокопий отпечатанных листков.
— Тема? — спросил я.
— Марки.
— Немецкие?
— Почтовые. Человек утверждает, что кинул почту.
— Украл сотню почтовых марок? — Я потерял интерес к кипе.
Гарик усмехнулся:
— Кинул. С помощью газетных объявлений.
Я бросил листки на стол. Спросил вдогонку:
— Почему ксерокопия?
— Оригинал забрала милиция.
— Ограбление века... — усмехнулся и я.
— Печатать письмо нам запретили. Но оно вышло в Нью-Йорке. В русскоязычной газете. В сокращенном варианте. Между прочим, Интерпол выходил на связь.
— Да?.. — Я вернулся взглядом к листкам. И прочел издалека первые фразы. И стал читать все...
«Уважаемая редакция! Когда вы получите это письмо, меня уже не будет в стране. Я не уверен в том, что вы прочитаете его, но все же пишу. Зачем? Хочу исповедаться. И предостеречь. Впрочем, рассчитываю, что письмо вы прочтете и напечатаете. Поверьте, найдутся люди, которые скажут вам за это спасибо. Но об этом позже...
Начну с самого главного.
Я кинул почту. Не какое-то отдельное почтовое отделение, а почту вообще. Я кидал ее на протяжении четырех лет. Все, что сейчас у меня есть, я взял у нашего почтового ведомства. Даром. За исключением потраченных в самом начале нервов.
Я пишу это письмо накануне отъезда, в своей четырехкомнатной квартире. Честно говоря, квартирка у меня — дрянь. Обыкновенная четырехкомнатная «чешка». Хотя и с евроремонтом, и при всех, как говорят в Одессе, делах. Я оставляю ее самому близкому человеку — своей женщине, которая не хочет со мной уезжать. И я бы остался, да не могу. Пора закругляться.
За то, что Люба не хочет ехать со мной, я не в обиде. Эта квартира, дача на Фонтане и джип — самое малое, что я могу сделать для нее напоследок, чем отблагодарить ее за преданность.
В Штатах у меня уже все схвачено. Домик в Майами и счет в банке уже ждут. Домик, между прочим, расположен рядом с тем небоскребом, в котором Пугачева с Киркоровым купили этаж.
Но я отвлекся.
Кидать почту — во всем мире, вероятно, рискованное занятие, но у нас ничего сложного оно из себя не представляет.
Я до сих пор не знаю, кто еще кроме меня этим занимался. Но ни у нас в Одессе, ни даже на всей Украине конкурентов у меня не было. По крайней мере я о них не слышал, и мне никто не мешал. Впрочем, действовал я в разумных пределах, не зарывался, иначе этих самых домиков и счетов у меня было бы гораздо больше...
Итак, я кидал нашу родную почту. Это очень занимательное дело, хотя и хлопотное поначалу. В том далеком девяносто третьем я и не рассчитывал на то, что на вырученные деньги могу не только сносно жить, а заделаться самым настоящим богачом. К тому же началось-то все и не с почты вообще, а с обычных объявлений в газетах...
Я понимаю, что пишу несколько сумбурно. Надо, наверное, рассказать о том, как я начинал.
Я тогда был простым человеком без профессии, хотя и окончил в свое время профессионально-техническое училище по специальности токаря-фрезеровщика.
Фрезеровщиком, по правде, я поработал совсем немного и сейчас уже даже не помню, с какой стороны к этому станку подходить. Куда выгоднее было работать грузчиком в гастрономах. Силой меня бог не обделил, потому с поисками подходящих мест проблем не было. Конечно, не все точки прибыльные. Но если окунулся в эту систему, то быстро начинаешь соображать, что надо побыстрее пролезть куда нужно... Не всем это удается, но когда на плечах голова, а не задница, то с вакансиями проблем нет.
Случалось, и сторожем устраивался работать, на заводах всяких да на стройках, и опять-таки нужно места знать. Я знал. И потому копейку имел. Но всегда хотелось чего-то особенного. Я имею в виду, что всю жизнь гнуть спину за эту самую копейку не собирался.
Подумывал поступить в вуз. На гуманитарное что-нибудь. Географию. Историю. В экспедиции мечтал ездить, в дальних странах побывать. Книг в свое время много прочитал. Фантастика, приключения, путешествия. Марки даже собирал почтовые... И сейчас у меня есть коллекция. Довольно приличная.
Но я опять забегаю вперед...
В девяносто первом году, когда мне было двадцать семь лет, без особых проблем я поступил в университет. Денег на поступление хватило в аккурат. Но я рассчитывал, что и впредь сумею по случаю подрабатывать.
На втором курсе женился. Избранницей моей стала сокурсница-одесситка. Женился я по любви, да и она тоже. И все у нас было хорошо. До поры до времени.
У жены появился один бзик. Она играла в студенческом театре роль Офелии, и, видно, там ей сказали, что ей уготовано большое будущее. Да еще мужчины на нее постоянно оглядывались. А некоторые и с предложениями подходили. Вот она помаленьку и возомнила, что достойна лучшей жизни.
Я сначала не думал, что это у нее так серьезно. Я-то ее любил. Думал: перебесится.
Жили мы в снятой квартире. Я подрабатывал. Деньги приносил по тем временам неплохие. Но она считала, что мы живем как нищие. Не то чтобы точила меня постоянно, но время от времени намекала, что при таких доходах — это не жизнь.
Для меня самым главным всегда был и будет покой. Покой в жизни, в отношениях, и вообще. И постоянство, преданность — для меня самое ценное, что может быть между людьми.
Жена требовала, чтобы я перевелся на заочный или вечерний, а может быть, и вообще бросил университет. Один из постоянных ее советов — это чтобы я пошел плавать или завербовался на золотые прииски.
Я пытался объяснить ей, что, занимаясь и на стационаре, я буду стараться заработать больше.
Но жена не хотела ничего слушать. Она, оказывается, распланировала свой гардероб на несколько лет вперед. Про машину, правда, ничего пока не говорила, однако было ясно, что ее скорую покупку она тоже имеет в виду. По ее разумению, тратить время на никому не нужную мою учебу было сушим безумием. Для семьи, мол, достаточно будет и одного интеллигента.
Я начал понимать, что мои личные устремления ей несколько, так сказать, чужды, но все же продолжал надеяться на то, что в конце концов она все поймет. Но время проходило, и мы все больше и больше отдалялись друг от друга. Точнее, отдалялась она. Я продолжал ее любить, как прежде.
Когда почувствовал, что могу реально потерять ее, я испугался. И понял, что надо и впрямь что-то делать.
И я придумал...
Это известный факт, что на тропу преступлений мужчины часто становятся именно из-за женщин. Я выбрал эту тропу.
Хотя в планах обогащения, которые я разработал, значились и другие пункты.
Пунктов было как минимум три.
Первый: сделать деньги, отправляя контейнерами в Якутию семечки, а оттуда на Большую землю — пустые бутылки.
Один из моих приятелей бывал в Якутии, и именно с его подачи и родился этот план. Дело в том, что жареные семечки продают в Якутии по рублю за стакан, а пустые бутылки там не принимают. Горы стеклотары, которых, по его словам, там видимо-невидимо, мы рассчитывали доставлять сюда и сдавать оптом. Вычислили, сколько бутылок входит в контейнер, умножили на оптовую цену. Полученная цифра впечатлила.
Второй план тоже касался Якутии, но был сопряжен с большими трудностями, а главное, имел уже криминальную подоплеку.
Мы задумали завербоваться на сезон на прииск. И на прииске спрятать золото, подготовить клад. А потом, вернувшись на Большую землю, снарядить экспедицию за кладом.
По словам дружка, главная причина, по которой попадались старатели, это та, что протащить золото они старались, возвращаясь с прииска. Там ведь каждый человек под контролем.
Этот план казался романтичным и особых опасений по поводу того, что придется отмахать бог знает сколько километров по тайге, не вызывал. Тем более по карте выходило, что километров этих до ближайшего населенного пункта, в котором можно затеряться, было не так уж и много.
Я рассказываю обо всем этом так подробно, потому что потом это будет иметь значение.
Третий план был преступлением в чистом виде. Признаюсь, что придумал его я сам.
Я придумал воровать дубленки. Точнее, не только дубленки, а просто дорогую верхнюю одежду. План был удивительно прост. Странно даже, что до меня он никому не пришел в голову. В зимний период студенты сдают одежду в гардероб института. Взамен получают бирку с номером.
Знаменитый Ручечников из «Места встречи изменить нельзя» рисковал, воруя номерки. Я придумал кое-что получше.
Сначала мы с приятелем провели разведку. Обошли несколько институтов, сдавая вещи в гардероб. И просто поразились тому, что обнаружили. Бирки оказались всего трех видов. Один вид был более или менее приличный, такие номерки выдают в театрах. Другой был изготовлен примитивно из грубой пластмассы. Третий представлял собой алюминиевый жетон треугольной или круглой формы. На первых двух видах номера были выдавлены и закрашены темной краской. На третьем — выбиты. На некоторых бирках и вовсе были приклеены бумажки с написанными номерами.
И в обмен на такие пласмасски и жетончики с бумажками можно было получать дубленки и шубы.
Мы запаслись заготовками всех видов. Проблем с этим не было. Один из работников цеха пластмассовых изделий за бутылку вынес даже больше видов, чем требовалось. Металлические болванки мой приятель заказал в мастерской. Там же по заказу изготовили штампы для нанесения цифр.
Не буду подробно описывать, как мы провернули первое дело. Все прошло гладко. Мы присмотрели на вешалке дубленку. В институтском туалете, раскалив зажигалкой штамп, выдавили номер, закрасили его нитрокраской и в небольшой сутолоке на перемене получили дубленку вместе с нашими куртками.
Дубленка оказалась не такой уж новой и дорогой, какой выглядела издалека, но приятель продал ее в тот же день за сто пятьдесят долларов.
Мы решили впредь быть более внимательными. Очередную вылазку наметили на следующий день. Ночью, мучимый бессонницей, я понял, что если мы будем действовать так же бездумно, как сегодня, то нас рано или поздно возьмут. Во-первых, следовало присматривать вещь заранее, еще на человеке. Чтобы получше рассмотреть и чтобы быть уверенным, что хозяин скоро за ней не вернется. Во-вторых, нельзя было действовать постоянно. Еще два-три таких случая, и в гардеробах поставят засаду.
На следующий день мы похитили восемнадцать дубленок и шуб в разных институтах. В течение часа обрабатывали по два-три корпуса.
И вновь все прошло гладко.
Сбытом вновь занялся мой сообщник. Понравилось ему это дело. За неделю он продал похищенное за три тысячи четыреста долларов. Это были сумасшедшие деньги.
Когда я принес деньги жене, та растерялась. Я отдал ей всю свою долю и объяснил, что сумму эту скопил, откладывая с заработков, чтобы сделать ей приятное. Такой ласковой и заботливой, как в последующий месяц, я ее и не помнил.
Месяц мы не работали. За несколько дней по Одессе разошелся слух о том, что в городе действует банда мошенников. Гардеробщики стали подозрительными и злыми. В университете я несколько раз видел незнакомых строгих мужчин с папками. Преподаватели призывали студентов к бдительности.
Через месяц, когда ажиотаж вокруг гардеробов поутих, мы повторили операцию. Тоже в один день. На этот раз урожай составил двадцать три верхних одежки. Сколько это было в долларах, я так и не узнал.
Это случилось через неделю после операции. В институтах опять был переполох, и мы вновь легли на дно. В тот день я должен был передать инструмент приятелю на хранение. Ему было где его надежно спрятать. Мы договорились встретиться возле больницы на улице Пастера. Я пришел раньше. И вдруг заметил на улице классную молодую женщину. Вернее, я заметил классную дубленку на ней. Такие нам еще не попадались.
Я пошел за женщиной.
Она вошла в корпус мединститута, сдала дубленку в гардероб и удалилась по лестнице.
Я почувствовал азарт. Сдав куртку гардеробщику, я присмотрелся. Дубленка висела достаточно далеко от прилавка, но, сосчитав вешалки (нижние были четными, верхние — нечетными), я легко вычислил номер.
В кабинке туалета я быстро соорудил фальшивку.
Когда прозвенел звонок на перемену, я пристроился в конец небольшой очереди в гардероб. Перед тем как гардеробщик принял у меня два номерка, я для маскировки крикнул куда-то в сторону:
— Ирка, ты далеко не уходи. Не буду я таскаться с твоими шмотками.
Дед-гардеробщик ушел за вещами.
Я непринужденно оглянулся и вдруг увидел бирку с таким же номером, который я только что отдал деду. Бирку держала в руке простенькая милая девушка, ею она непринужденно постукивала по прилавку.
Внутри у меня все похолодело.
Я увидел, что гардеробщик снял с вешалки неказистое пальто.
Я ошибся номером.
Что мне оставалось делать?.. Девушку, пальто которой я получил, отделяло от меня два человека. Она все видела, растерянно смотрела, как я принимаю ее одежду.
Приняв, я шагнул к ней, взял за руку и сказал:
— Я уже взял.
И повел ее в сторону. Я действовал по наитию, от испуга и растерянности. Но девушка пошла за мной. И когда я отдал ей пальто, испуганно и не очень умно спросила:
— Зачем вы это делаете?
— Извините, — глупо сказал я. — Обстоятельства. — И поспешил к выходу, не сомневаясь, что мне хана.
Но все было тихо. Девушка, видно, не успела прийти в себя.
Первым делом я позвонил приятелю и предупредил, что меня накрыли.
Дома я сначала ничего не сказал жене, а потом, среди ночи, все выложил. Я не сомневался, что мне крышка, и решил, что будет лучше, если она узнает все от меня.
Я рассказал о том, откуда деньги, и о том, что попался. К моему удивлению, она приняла новость спокойно.
Спросила, на какую сумму мы набрали вещей в последний раз. И, чуть подумав, успокоила, что, может, все и обойдется. Если свидетельница сразу не подняла шум, может, не поднимет его и в дальнейшем.
Персонажи для книги я подбирал следующим образом: брал аферистическое направление и пытался выяснить, кто в этом направлении особенно себя проявил. Должен признаться (может быть, и разочаровывая читателя), что при отборе претендентов удачливость и финансовая грандиозность афер не были главными показателями.
Главными были неординарность и... ощущение некой божьей искры в человеке. Не обязательно аферистической. Может, и просто человеческой.
Конечно, я мог ошибиться, выбрать не того, кто больше заслуживает быть представителем той или иной специализации. Да и в смысле божьей искры... Многовато на себя взял.
К тому же сознательно сузил круг поиска. Рыскал во временах недавних, но прошлых. Поддался и всеобщему, и своему мнению, что только там и можно сыскать истинно одесское. Или хотя бы истоки его.
Именно поэтому такое мошенническое направление, как «реклама», в план поиска не включил. Появилось-то оно только во времена нынешние. Значит, и разработчики его — из нынешних. Ничего путевого в смысле божьей искры от них не ожидалось.
Но...
Это письмо вручил мне один из приятелей-журналистов. Добродушный толстяк Гарик из отдела частной жизни «Одесского вестника». Приятель был в курсе моих поисковых проблем, вот и решил подсобить:
— Глянь, вдруг подойдет, — он сунул мне кипу ксерокопий отпечатанных листков.
— Тема? — спросил я.
— Марки.
— Немецкие?
— Почтовые. Человек утверждает, что кинул почту.
— Украл сотню почтовых марок? — Я потерял интерес к кипе.
Гарик усмехнулся:
— Кинул. С помощью газетных объявлений.
Я бросил листки на стол. Спросил вдогонку:
— Почему ксерокопия?
— Оригинал забрала милиция.
— Ограбление века... — усмехнулся и я.
— Печатать письмо нам запретили. Но оно вышло в Нью-Йорке. В русскоязычной газете. В сокращенном варианте. Между прочим, Интерпол выходил на связь.
— Да?.. — Я вернулся взглядом к листкам. И прочел издалека первые фразы. И стал читать все...
«Уважаемая редакция! Когда вы получите это письмо, меня уже не будет в стране. Я не уверен в том, что вы прочитаете его, но все же пишу. Зачем? Хочу исповедаться. И предостеречь. Впрочем, рассчитываю, что письмо вы прочтете и напечатаете. Поверьте, найдутся люди, которые скажут вам за это спасибо. Но об этом позже...
Начну с самого главного.
Я кинул почту. Не какое-то отдельное почтовое отделение, а почту вообще. Я кидал ее на протяжении четырех лет. Все, что сейчас у меня есть, я взял у нашего почтового ведомства. Даром. За исключением потраченных в самом начале нервов.
Я пишу это письмо накануне отъезда, в своей четырехкомнатной квартире. Честно говоря, квартирка у меня — дрянь. Обыкновенная четырехкомнатная «чешка». Хотя и с евроремонтом, и при всех, как говорят в Одессе, делах. Я оставляю ее самому близкому человеку — своей женщине, которая не хочет со мной уезжать. И я бы остался, да не могу. Пора закругляться.
За то, что Люба не хочет ехать со мной, я не в обиде. Эта квартира, дача на Фонтане и джип — самое малое, что я могу сделать для нее напоследок, чем отблагодарить ее за преданность.
В Штатах у меня уже все схвачено. Домик в Майами и счет в банке уже ждут. Домик, между прочим, расположен рядом с тем небоскребом, в котором Пугачева с Киркоровым купили этаж.
Но я отвлекся.
Кидать почту — во всем мире, вероятно, рискованное занятие, но у нас ничего сложного оно из себя не представляет.
Я до сих пор не знаю, кто еще кроме меня этим занимался. Но ни у нас в Одессе, ни даже на всей Украине конкурентов у меня не было. По крайней мере я о них не слышал, и мне никто не мешал. Впрочем, действовал я в разумных пределах, не зарывался, иначе этих самых домиков и счетов у меня было бы гораздо больше...
Итак, я кидал нашу родную почту. Это очень занимательное дело, хотя и хлопотное поначалу. В том далеком девяносто третьем я и не рассчитывал на то, что на вырученные деньги могу не только сносно жить, а заделаться самым настоящим богачом. К тому же началось-то все и не с почты вообще, а с обычных объявлений в газетах...
Я понимаю, что пишу несколько сумбурно. Надо, наверное, рассказать о том, как я начинал.
Я тогда был простым человеком без профессии, хотя и окончил в свое время профессионально-техническое училище по специальности токаря-фрезеровщика.
Фрезеровщиком, по правде, я поработал совсем немного и сейчас уже даже не помню, с какой стороны к этому станку подходить. Куда выгоднее было работать грузчиком в гастрономах. Силой меня бог не обделил, потому с поисками подходящих мест проблем не было. Конечно, не все точки прибыльные. Но если окунулся в эту систему, то быстро начинаешь соображать, что надо побыстрее пролезть куда нужно... Не всем это удается, но когда на плечах голова, а не задница, то с вакансиями проблем нет.
Случалось, и сторожем устраивался работать, на заводах всяких да на стройках, и опять-таки нужно места знать. Я знал. И потому копейку имел. Но всегда хотелось чего-то особенного. Я имею в виду, что всю жизнь гнуть спину за эту самую копейку не собирался.
Подумывал поступить в вуз. На гуманитарное что-нибудь. Географию. Историю. В экспедиции мечтал ездить, в дальних странах побывать. Книг в свое время много прочитал. Фантастика, приключения, путешествия. Марки даже собирал почтовые... И сейчас у меня есть коллекция. Довольно приличная.
Но я опять забегаю вперед...
В девяносто первом году, когда мне было двадцать семь лет, без особых проблем я поступил в университет. Денег на поступление хватило в аккурат. Но я рассчитывал, что и впредь сумею по случаю подрабатывать.
На втором курсе женился. Избранницей моей стала сокурсница-одесситка. Женился я по любви, да и она тоже. И все у нас было хорошо. До поры до времени.
У жены появился один бзик. Она играла в студенческом театре роль Офелии, и, видно, там ей сказали, что ей уготовано большое будущее. Да еще мужчины на нее постоянно оглядывались. А некоторые и с предложениями подходили. Вот она помаленьку и возомнила, что достойна лучшей жизни.
Я сначала не думал, что это у нее так серьезно. Я-то ее любил. Думал: перебесится.
Жили мы в снятой квартире. Я подрабатывал. Деньги приносил по тем временам неплохие. Но она считала, что мы живем как нищие. Не то чтобы точила меня постоянно, но время от времени намекала, что при таких доходах — это не жизнь.
Для меня самым главным всегда был и будет покой. Покой в жизни, в отношениях, и вообще. И постоянство, преданность — для меня самое ценное, что может быть между людьми.
Жена требовала, чтобы я перевелся на заочный или вечерний, а может быть, и вообще бросил университет. Один из постоянных ее советов — это чтобы я пошел плавать или завербовался на золотые прииски.
Я пытался объяснить ей, что, занимаясь и на стационаре, я буду стараться заработать больше.
Но жена не хотела ничего слушать. Она, оказывается, распланировала свой гардероб на несколько лет вперед. Про машину, правда, ничего пока не говорила, однако было ясно, что ее скорую покупку она тоже имеет в виду. По ее разумению, тратить время на никому не нужную мою учебу было сушим безумием. Для семьи, мол, достаточно будет и одного интеллигента.
Я начал понимать, что мои личные устремления ей несколько, так сказать, чужды, но все же продолжал надеяться на то, что в конце концов она все поймет. Но время проходило, и мы все больше и больше отдалялись друг от друга. Точнее, отдалялась она. Я продолжал ее любить, как прежде.
Когда почувствовал, что могу реально потерять ее, я испугался. И понял, что надо и впрямь что-то делать.
И я придумал...
Это известный факт, что на тропу преступлений мужчины часто становятся именно из-за женщин. Я выбрал эту тропу.
Хотя в планах обогащения, которые я разработал, значились и другие пункты.
Пунктов было как минимум три.
Первый: сделать деньги, отправляя контейнерами в Якутию семечки, а оттуда на Большую землю — пустые бутылки.
Один из моих приятелей бывал в Якутии, и именно с его подачи и родился этот план. Дело в том, что жареные семечки продают в Якутии по рублю за стакан, а пустые бутылки там не принимают. Горы стеклотары, которых, по его словам, там видимо-невидимо, мы рассчитывали доставлять сюда и сдавать оптом. Вычислили, сколько бутылок входит в контейнер, умножили на оптовую цену. Полученная цифра впечатлила.
Второй план тоже касался Якутии, но был сопряжен с большими трудностями, а главное, имел уже криминальную подоплеку.
Мы задумали завербоваться на сезон на прииск. И на прииске спрятать золото, подготовить клад. А потом, вернувшись на Большую землю, снарядить экспедицию за кладом.
По словам дружка, главная причина, по которой попадались старатели, это та, что протащить золото они старались, возвращаясь с прииска. Там ведь каждый человек под контролем.
Этот план казался романтичным и особых опасений по поводу того, что придется отмахать бог знает сколько километров по тайге, не вызывал. Тем более по карте выходило, что километров этих до ближайшего населенного пункта, в котором можно затеряться, было не так уж и много.
Я рассказываю обо всем этом так подробно, потому что потом это будет иметь значение.
Третий план был преступлением в чистом виде. Признаюсь, что придумал его я сам.
Я придумал воровать дубленки. Точнее, не только дубленки, а просто дорогую верхнюю одежду. План был удивительно прост. Странно даже, что до меня он никому не пришел в голову. В зимний период студенты сдают одежду в гардероб института. Взамен получают бирку с номером.
Знаменитый Ручечников из «Места встречи изменить нельзя» рисковал, воруя номерки. Я придумал кое-что получше.
Сначала мы с приятелем провели разведку. Обошли несколько институтов, сдавая вещи в гардероб. И просто поразились тому, что обнаружили. Бирки оказались всего трех видов. Один вид был более или менее приличный, такие номерки выдают в театрах. Другой был изготовлен примитивно из грубой пластмассы. Третий представлял собой алюминиевый жетон треугольной или круглой формы. На первых двух видах номера были выдавлены и закрашены темной краской. На третьем — выбиты. На некоторых бирках и вовсе были приклеены бумажки с написанными номерами.
И в обмен на такие пласмасски и жетончики с бумажками можно было получать дубленки и шубы.
Мы запаслись заготовками всех видов. Проблем с этим не было. Один из работников цеха пластмассовых изделий за бутылку вынес даже больше видов, чем требовалось. Металлические болванки мой приятель заказал в мастерской. Там же по заказу изготовили штампы для нанесения цифр.
Не буду подробно описывать, как мы провернули первое дело. Все прошло гладко. Мы присмотрели на вешалке дубленку. В институтском туалете, раскалив зажигалкой штамп, выдавили номер, закрасили его нитрокраской и в небольшой сутолоке на перемене получили дубленку вместе с нашими куртками.
Дубленка оказалась не такой уж новой и дорогой, какой выглядела издалека, но приятель продал ее в тот же день за сто пятьдесят долларов.
Мы решили впредь быть более внимательными. Очередную вылазку наметили на следующий день. Ночью, мучимый бессонницей, я понял, что если мы будем действовать так же бездумно, как сегодня, то нас рано или поздно возьмут. Во-первых, следовало присматривать вещь заранее, еще на человеке. Чтобы получше рассмотреть и чтобы быть уверенным, что хозяин скоро за ней не вернется. Во-вторых, нельзя было действовать постоянно. Еще два-три таких случая, и в гардеробах поставят засаду.
На следующий день мы похитили восемнадцать дубленок и шуб в разных институтах. В течение часа обрабатывали по два-три корпуса.
И вновь все прошло гладко.
Сбытом вновь занялся мой сообщник. Понравилось ему это дело. За неделю он продал похищенное за три тысячи четыреста долларов. Это были сумасшедшие деньги.
Когда я принес деньги жене, та растерялась. Я отдал ей всю свою долю и объяснил, что сумму эту скопил, откладывая с заработков, чтобы сделать ей приятное. Такой ласковой и заботливой, как в последующий месяц, я ее и не помнил.
Месяц мы не работали. За несколько дней по Одессе разошелся слух о том, что в городе действует банда мошенников. Гардеробщики стали подозрительными и злыми. В университете я несколько раз видел незнакомых строгих мужчин с папками. Преподаватели призывали студентов к бдительности.
Через месяц, когда ажиотаж вокруг гардеробов поутих, мы повторили операцию. Тоже в один день. На этот раз урожай составил двадцать три верхних одежки. Сколько это было в долларах, я так и не узнал.
Это случилось через неделю после операции. В институтах опять был переполох, и мы вновь легли на дно. В тот день я должен был передать инструмент приятелю на хранение. Ему было где его надежно спрятать. Мы договорились встретиться возле больницы на улице Пастера. Я пришел раньше. И вдруг заметил на улице классную молодую женщину. Вернее, я заметил классную дубленку на ней. Такие нам еще не попадались.
Я пошел за женщиной.
Она вошла в корпус мединститута, сдала дубленку в гардероб и удалилась по лестнице.
Я почувствовал азарт. Сдав куртку гардеробщику, я присмотрелся. Дубленка висела достаточно далеко от прилавка, но, сосчитав вешалки (нижние были четными, верхние — нечетными), я легко вычислил номер.
В кабинке туалета я быстро соорудил фальшивку.
Когда прозвенел звонок на перемену, я пристроился в конец небольшой очереди в гардероб. Перед тем как гардеробщик принял у меня два номерка, я для маскировки крикнул куда-то в сторону:
— Ирка, ты далеко не уходи. Не буду я таскаться с твоими шмотками.
Дед-гардеробщик ушел за вещами.
Я непринужденно оглянулся и вдруг увидел бирку с таким же номером, который я только что отдал деду. Бирку держала в руке простенькая милая девушка, ею она непринужденно постукивала по прилавку.
Внутри у меня все похолодело.
Я увидел, что гардеробщик снял с вешалки неказистое пальто.
Я ошибся номером.
Что мне оставалось делать?.. Девушку, пальто которой я получил, отделяло от меня два человека. Она все видела, растерянно смотрела, как я принимаю ее одежду.
Приняв, я шагнул к ней, взял за руку и сказал:
— Я уже взял.
И повел ее в сторону. Я действовал по наитию, от испуга и растерянности. Но девушка пошла за мной. И когда я отдал ей пальто, испуганно и не очень умно спросила:
— Зачем вы это делаете?
— Извините, — глупо сказал я. — Обстоятельства. — И поспешил к выходу, не сомневаясь, что мне хана.
Но все было тихо. Девушка, видно, не успела прийти в себя.
Первым делом я позвонил приятелю и предупредил, что меня накрыли.
Дома я сначала ничего не сказал жене, а потом, среди ночи, все выложил. Я не сомневался, что мне крышка, и решил, что будет лучше, если она узнает все от меня.
Я рассказал о том, откуда деньги, и о том, что попался. К моему удивлению, она приняла новость спокойно.
Спросила, на какую сумму мы набрали вещей в последний раз. И, чуть подумав, успокоила, что, может, все и обойдется. Если свидетельница сразу не подняла шум, может, не поднимет его и в дальнейшем.