– Неужели? И что же вы там увидели?
– То, что вы любите Кэла Стара.
– Может, это потому, что я действительно его люблю?
Джейс замолчал и уставился на нее в полной растерянности.
– Так что вы были не так уж и не правы, – ответила Онор, будучи не в силах сдержать эмоции.
Она снова попыталась проскользнуть мимо Джейса, но он схватил ее за руку. Его прикосновение опалило ее кожу.
– Я могу снова повторить это. Я люблю Кэла. Дело в том, что я полюбила Кэла с первого взгляда, – решительно заявила она.
– Онор...
– Он мой брат.
Онор почувствовала шок, волной прошедший по телу Джейса. Он отразил ее собственный шок от слов, сорвавшихся с ее губ. Не в силах взять их обратно, она отвернулась.
– Вы и так уже сказали достаточно, так теперь договаривайте, – потребовал ответа Джейс.
– Больше мне нечего сказать.
– Бак ваш отец, да?
– Вы опять лезете не в свое дело, считая, что имеете право задавать вопросы.
– Скажите!
– Да, он мой отец, но он этого не знает. Да его это и не интересует.
– Но для вас это важно?
– Да, важно! Меня бесило, что он никогда не вспомнил ни о моей матери, ни обо мне. Это сводило меня с ума. Я приехала в этот город, чтобы сказать ему это, но...
– Но вы получили совсем не то, что ожидали?
Онор не ответила.
– Бак никогда не подозревал о вашем существовании, да?
– Даже если бы и подозревал, это ничего бы не изменило. Когда моя мать поняла, что беременна, он просто сбежал.
– А Кэл не знает, что вы его сестра?
– Нет, и он этого не узнает, пока я не захочу рассказать ему об этом.
– Онор...
– Я не хочу, чтобы Бак или Кэл знали... Когда Селеста руководит ранчо, а Бак на нее чуть ли не молится, меня тошнит, – ответила Онор с внешним спокойствием, на ее лице совсем не отразилась та буря, что бушевала в душе.
– Если бы все было по-другому, если бы к Баку вернулось здоровье, думаете, его отношение к Селесте стало бы другим? – мягко спросил Джейс.
– Нет.
– Тогда почему вы все это терпите?
– Потому... потому что я приехала сюда, чтобы выяснить отношения с Баком, сказать ему, что думаю о нем, рассказать всему городу, что он бабник, нарушающий супружескую верность, мужчина, который разрушал жизни женщин и уходил от них не оглядываясь. Мне нужно было сделать это, чтобы жить дальше.
– А в том состоянии, в каком он находится сейчас, вы не можете этого сделать?
– Нет.
– Онор...
Джейс обнял ее. Она закрыла глаза, наслаждаясь покоем, который несли эти руки. Она скучала по разговорам с ним. Она скучала по возможности вглядываться в его темные глаза, смотревшие на нее с тревогой, даже если он и не мог выразить свои чувства словами. Как бы ей хотелось...
– Завтра соберите вещи. Я скажу Рэнди, что отвезу вас в город.
Онор вырвалась из объятий Джейса.
– Что вы сказали?
– Вы только мучаете себя, Онор. Если вы здесь останетесь, ничего не изменится, станет только хуже.
– Вы этого не можете знать.
– Откройте глаза, и вы увидите правду. Ваш отец болен. Селеста делает все, чтобы он во всем зависел от нее. Если он поправится, он будет обязан ей жизнью.
– Это не обязательно будет так.
– Селеста держит его в узде. Вы это знаете, и я это знаю. Она никого к нему не подпустит, а если вы попытаетесь прорваться к нему, она заставит вас об этом пожалеть.
– Я не боюсь Селесту.
– Может, стоит?
– Что это значит?
– Я ей доверяю не больше, чем любой другой женщине, с которой когда-либо встречался. Да еще Маделейн...
– Маделейн не страшна. Она даже не может встать с кровати.
– Теперь у нее есть кресло-каталка. Рано или поздно она начнет им пользоваться и будет, как всегда, поддерживать Селесту.
– Вы не можете быть в этом уверены.
– Я уверен.
– Значит, вы хотите, чтобы я сбежала? Вы хотите, чтобы я уехала до того, как сделала то, для чего я здесь появилась?
– Я хочу, чтобы вы не накликали на себя беду, а вы то и дело провоцируете Селесту.
– Я не убегу.
– Не будьте дурой, Онор!
– Лучше быть дурой, чем трусом! Он схватил ее за плечи:
– Послушайте! Я знаю, о чем говорю. Я знаю – все может закончиться трагедией. Вы делаете все, чтобы ваше сердце болело еще сильнее.
– Отпустите меня.
– Онор...
– Я сказала – отпустите! – Онор оттолкнула его. – Вы не тот человек, каким я вас себе представляла. Я думала, что вы чувствуете то же, что и я. Я думала, что вы меня понимаете, но я ошиблась.
– Вы не ошиблись.
– Ошиблась.
– Селесте нельзя доверять.
– Тем больше причин для того, чтобы я не оставляла ей отца.
– Но вы забыли, что он оставил вашу мать?
Слова Джейса ошеломили ее. Онор потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
– Да, он оставил мою мать. Но тут есть разница, которой вы, кажется, не понимаете. Я не такая, как он. Я не хочу быть такой, как он, и это достаточно веская причина, почему я не сбегу.
– Онор...
Джейс снова потянулся к ней, но Онор отшатнулась.
– Вижу, я ошиблась, рассказав вам о своем отце. Наверное, я все же дура.
Онор отвернулась от него и направилась в дом. Она вздрогнула, когда Рэнди вышел из тени.
– Что-то случилось, Онор?
– Н-нет.
Не желая больше говорить, Онор взбежала по ступенькам и скрылась за дверью.
Джейс неподвижно стоял на крыльце, пока Онор не вошла в дом, боль внутри его разрасталась. Она не могла бы ошибиться сильнее в том, что сейчас сказала. Часть его души чувствовала то же, что и она, и он это знал. Он слишком хорошо понимал, какую сильную боль можно испытывать в тех случаях, когда нельзя ничего изменить. Он знал о невидимых шрамах, которые может оставить такая боль, – шрамах, которые пульсируют в голове, не давая покоя. Он хотел уберечь ее от этих страданий. Он хотел защитить ее, сделать так, чтобы она не оставалась в месте, где шрамы могут спалить ее дотла.
Джейс вздохнул и покачал головой. Он не собирался ни во что вмешиваться, когда нанимался на ранчо, а также когда увидел решительное выражение на лице Онор. Но ее взгляд, ее упрямо поджатые губы, нежный овал подбородка, боль, которая разрушала ее, и болезненная потребность в сочувствии хватали его за сердце и не отпускали – и это чувство было таким сильным, что порой сводило его с ума.
Когда он нежно прижал ее к себе и она расслабилась в его объятиях, ему захотелось исправить для нее весь мир. В это мгновение он был абсолютно уверен, что смог бы это сделать, если бы она попросила его об этом.
Но она назвала его трусом и ушла.
Трус ли он? Наверное, да, если слово «трус» означает, что он надеется, что она уедет оттуда, где, как он чувствовал, для нее все может закончиться катастрофой.
Но он не смог ей ничего объяснить, потому что она ушла.
Джейс смотрел на дверь, в которую Онор вошла и исчезла из виду.
Проклятие, она ушла!
Сумеречные тени удлинились, пока Джейс стоял и смотрел на дверь, за которой скрылась Онор. Он направился к сараю для угля, остановился, чтобы ответить на пару вопросов Рэнди, потом вошел в сарай и закрыл за собой дверь.
Рэнди не спеша последовал за ним.
Сумерки превратились в ночь, тени за сараем зашевелились. Они приняли очертания мужской фигуры, которая осторожно кралась по двору ранчо туда, где в укромном месте была спрятана его лошадь.
Темная фигура села в седло. Лунный свет высветил рыжие волосы, когда он повернул лошадь к дороге и слился с тьмой.
Глава 7
– То, что вы любите Кэла Стара.
– Может, это потому, что я действительно его люблю?
Джейс замолчал и уставился на нее в полной растерянности.
– Так что вы были не так уж и не правы, – ответила Онор, будучи не в силах сдержать эмоции.
Она снова попыталась проскользнуть мимо Джейса, но он схватил ее за руку. Его прикосновение опалило ее кожу.
– Я могу снова повторить это. Я люблю Кэла. Дело в том, что я полюбила Кэла с первого взгляда, – решительно заявила она.
– Онор...
– Он мой брат.
Онор почувствовала шок, волной прошедший по телу Джейса. Он отразил ее собственный шок от слов, сорвавшихся с ее губ. Не в силах взять их обратно, она отвернулась.
– Вы и так уже сказали достаточно, так теперь договаривайте, – потребовал ответа Джейс.
– Больше мне нечего сказать.
– Бак ваш отец, да?
– Вы опять лезете не в свое дело, считая, что имеете право задавать вопросы.
– Скажите!
– Да, он мой отец, но он этого не знает. Да его это и не интересует.
– Но для вас это важно?
– Да, важно! Меня бесило, что он никогда не вспомнил ни о моей матери, ни обо мне. Это сводило меня с ума. Я приехала в этот город, чтобы сказать ему это, но...
– Но вы получили совсем не то, что ожидали?
Онор не ответила.
– Бак никогда не подозревал о вашем существовании, да?
– Даже если бы и подозревал, это ничего бы не изменило. Когда моя мать поняла, что беременна, он просто сбежал.
– А Кэл не знает, что вы его сестра?
– Нет, и он этого не узнает, пока я не захочу рассказать ему об этом.
– Онор...
– Я не хочу, чтобы Бак или Кэл знали... Когда Селеста руководит ранчо, а Бак на нее чуть ли не молится, меня тошнит, – ответила Онор с внешним спокойствием, на ее лице совсем не отразилась та буря, что бушевала в душе.
– Если бы все было по-другому, если бы к Баку вернулось здоровье, думаете, его отношение к Селесте стало бы другим? – мягко спросил Джейс.
– Нет.
– Тогда почему вы все это терпите?
– Потому... потому что я приехала сюда, чтобы выяснить отношения с Баком, сказать ему, что думаю о нем, рассказать всему городу, что он бабник, нарушающий супружескую верность, мужчина, который разрушал жизни женщин и уходил от них не оглядываясь. Мне нужно было сделать это, чтобы жить дальше.
– А в том состоянии, в каком он находится сейчас, вы не можете этого сделать?
– Нет.
– Онор...
Джейс обнял ее. Она закрыла глаза, наслаждаясь покоем, который несли эти руки. Она скучала по разговорам с ним. Она скучала по возможности вглядываться в его темные глаза, смотревшие на нее с тревогой, даже если он и не мог выразить свои чувства словами. Как бы ей хотелось...
– Завтра соберите вещи. Я скажу Рэнди, что отвезу вас в город.
Онор вырвалась из объятий Джейса.
– Что вы сказали?
– Вы только мучаете себя, Онор. Если вы здесь останетесь, ничего не изменится, станет только хуже.
– Вы этого не можете знать.
– Откройте глаза, и вы увидите правду. Ваш отец болен. Селеста делает все, чтобы он во всем зависел от нее. Если он поправится, он будет обязан ей жизнью.
– Это не обязательно будет так.
– Селеста держит его в узде. Вы это знаете, и я это знаю. Она никого к нему не подпустит, а если вы попытаетесь прорваться к нему, она заставит вас об этом пожалеть.
– Я не боюсь Селесту.
– Может, стоит?
– Что это значит?
– Я ей доверяю не больше, чем любой другой женщине, с которой когда-либо встречался. Да еще Маделейн...
– Маделейн не страшна. Она даже не может встать с кровати.
– Теперь у нее есть кресло-каталка. Рано или поздно она начнет им пользоваться и будет, как всегда, поддерживать Селесту.
– Вы не можете быть в этом уверены.
– Я уверен.
– Значит, вы хотите, чтобы я сбежала? Вы хотите, чтобы я уехала до того, как сделала то, для чего я здесь появилась?
– Я хочу, чтобы вы не накликали на себя беду, а вы то и дело провоцируете Селесту.
– Я не убегу.
– Не будьте дурой, Онор!
– Лучше быть дурой, чем трусом! Он схватил ее за плечи:
– Послушайте! Я знаю, о чем говорю. Я знаю – все может закончиться трагедией. Вы делаете все, чтобы ваше сердце болело еще сильнее.
– Отпустите меня.
– Онор...
– Я сказала – отпустите! – Онор оттолкнула его. – Вы не тот человек, каким я вас себе представляла. Я думала, что вы чувствуете то же, что и я. Я думала, что вы меня понимаете, но я ошиблась.
– Вы не ошиблись.
– Ошиблась.
– Селесте нельзя доверять.
– Тем больше причин для того, чтобы я не оставляла ей отца.
– Но вы забыли, что он оставил вашу мать?
Слова Джейса ошеломили ее. Онор потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
– Да, он оставил мою мать. Но тут есть разница, которой вы, кажется, не понимаете. Я не такая, как он. Я не хочу быть такой, как он, и это достаточно веская причина, почему я не сбегу.
– Онор...
Джейс снова потянулся к ней, но Онор отшатнулась.
– Вижу, я ошиблась, рассказав вам о своем отце. Наверное, я все же дура.
Онор отвернулась от него и направилась в дом. Она вздрогнула, когда Рэнди вышел из тени.
– Что-то случилось, Онор?
– Н-нет.
Не желая больше говорить, Онор взбежала по ступенькам и скрылась за дверью.
Джейс неподвижно стоял на крыльце, пока Онор не вошла в дом, боль внутри его разрасталась. Она не могла бы ошибиться сильнее в том, что сейчас сказала. Часть его души чувствовала то же, что и она, и он это знал. Он слишком хорошо понимал, какую сильную боль можно испытывать в тех случаях, когда нельзя ничего изменить. Он знал о невидимых шрамах, которые может оставить такая боль, – шрамах, которые пульсируют в голове, не давая покоя. Он хотел уберечь ее от этих страданий. Он хотел защитить ее, сделать так, чтобы она не оставалась в месте, где шрамы могут спалить ее дотла.
Джейс вздохнул и покачал головой. Он не собирался ни во что вмешиваться, когда нанимался на ранчо, а также когда увидел решительное выражение на лице Онор. Но ее взгляд, ее упрямо поджатые губы, нежный овал подбородка, боль, которая разрушала ее, и болезненная потребность в сочувствии хватали его за сердце и не отпускали – и это чувство было таким сильным, что порой сводило его с ума.
Когда он нежно прижал ее к себе и она расслабилась в его объятиях, ему захотелось исправить для нее весь мир. В это мгновение он был абсолютно уверен, что смог бы это сделать, если бы она попросила его об этом.
Но она назвала его трусом и ушла.
Трус ли он? Наверное, да, если слово «трус» означает, что он надеется, что она уедет оттуда, где, как он чувствовал, для нее все может закончиться катастрофой.
Но он не смог ей ничего объяснить, потому что она ушла.
Джейс смотрел на дверь, в которую Онор вошла и исчезла из виду.
Проклятие, она ушла!
Сумеречные тени удлинились, пока Джейс стоял и смотрел на дверь, за которой скрылась Онор. Он направился к сараю для угля, остановился, чтобы ответить на пару вопросов Рэнди, потом вошел в сарай и закрыл за собой дверь.
Рэнди не спеша последовал за ним.
Сумерки превратились в ночь, тени за сараем зашевелились. Они приняли очертания мужской фигуры, которая осторожно кралась по двору ранчо туда, где в укромном месте была спрятана его лошадь.
Темная фигура села в седло. Лунный свет высветил рыжие волосы, когда он повернул лошадь к дороге и слился с тьмой.
Глава 7
– Мне лучше, я тебе говорю. Хочу одеться. Я всего на пару шагов отходил от кровати, пролежав в ней столько дней, что и сосчитать не берусь.
Док смотрела на Бака, ее круглое лицо было мрачным. Всего несколько дней назад она всерьез считала, что Бак скоро встретится с Всевышним, но, приехав сегодня утром на ранчо, она увидела, что у него опять ясный взгляд, что он все такой же раздражающий ее болван.
– Подай мою одежду.
– Я тебе не служанка, Бак Стар! Я твой врач и говорю, что тебе не надо торопиться вставать.
– Я не собираюсь охотиться за мустангами, Док. Я собираюсь встать, чтобы поесть за столом вместе с женой, как и положено.
– С женой? – Док рассмеялась. – Да ты даже не смог справиться с завтраком! Если ты попытаешься съесть все после того, что пережил твой желудок, ты узнаешь, насколько ты еще нездоров.
– Для этого я не настолько глуп. Кроме того, я не слишком голоден.
– Так почему...
– Потому что я так хочу, вот почему!
, – Ты чертовски упрямый старик, Бак Стар!
– Может, оно и так, но я встаю.
– Ладно, пусть будет по-твоему, но не присылай за мной никого, когда рухнешь на пол, – спокойно ответила Док, недовольная тем, что Селеста вошла в комнату именно сейчас.
– В чем дело? – Селеста подошла к кровати и подозрительно посмотрела на врача: – Почему вы расстраиваете моего мужа, доктор? Он болен. Вам следует знать это лучше других.
– Вот именно, он болен, и ему это следует знать лучше других. Он хочет одеться и встать!
– Бак!
– Но вы правы. Мне не следует его расстраивать, поэтому я предоставлю вам, Селеста, уговаривать вашего мужа, этого старого дурака, который собирается закончить свои дни, немедленно встав с постели, – заявила Док, развеселившись, когда увидела выражение лица Селесты.
Селеста смотрела на нее, не зная, что ответить, а Док сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Если бы она не злилась на Бака, она смачно чмокнула бы его в губы за удовольствие посмотреть на растерянную Селесту.
Но это долго не продлится.
– Бак, Док права. – В голосе Селесты сквозила тревога. – Ты слишком слаб, чтобы встать.
– Нет, я не слаб.
– Подожди день или два, – умоляла его Селеста. – Я не вынесу, если ты навредишь себе.
– Нужно, чтобы кровь омыла все мои косточки, Селеста, а то я никогда не поправлюсь. – Бак взывал к ее пониманию. – Если я проведу на ногах несколько часов утром, я буду готов сидеть рядом с тобой за ужином сегодня вечером.
– Нет, Бак, пожалуйста.
– Мне нужна одежда, Селеста.
– Нет, я не могу тебе ее дать.
– Тогда я позову Онор, чтобы она принесла мне одежду. Она ничего не боится и сделает так, как я скажу.
– Я не боюсь! Я беспокоюсь за твое здоровье. А Онор оно совершенно не интересует.
– Если ты беспокоишься о моем здоровье, ты принесешь мне одежду.
– Я не могу!
Перепалка доставляла Док слишком большое удовольствие, чтобы она захотела вмешаться, и поэтому очень удивилась, услышав крик Бака:
– Онор? Вы меня слышите?
– Я не хочу, чтобы эта женщина находилась здесь, Бак! – Селеста покраснела от злости.
Док повернулась, услышав стук в дверь и голос Онор:
– Меня звали?
– Вы нам тут не нужны! – заявила Селеста.
– Это я вас звал, войдите, – раздался голос Бака.
Дверь открылась, и на пороге показалась Онор, застывшая в нерешительности. Эти рыжевато-каштановые волосы, блестящие карие глаза, обрамленные густыми коричневыми ресницами, выражение лица – Док неожиданно поняла, что уже видела эту девушку раньше.
– Я хочу, чтобы вы подали мне одежду. Я встаю, – заявил Бак.
Онор переводила хмурый взгляд с Док на Селесту.
– Моя жена и врач говорят, что мне еще рано вставать, но я уже достаточно окреп, чтобы попытаться это сделать, и я хочу пробовать ходить, но для этого мне нужна одежда.
Тишина, последовавшая за словами Бака, тяжело повисла в воздухе.
На лице Онор промелькнуло странное выражение.
– Ваши вещи сейчас в прачечной. Они высохли, я их принесу, – ответила она.
– Нет, не принесете! – Селеста раздраженно шагнула к кровати. – Бак, ты позволишь ей не подчиняться моим распоряжениям? Я думаю только о твоем здоровье.
– А я о твоем, Селеста, дорогая. От меня мало проку, пока я лежу в кровати, а значит, мне пора подниматься, и не спорь.
– Бак, скажи этой женщине, чтобы она ушла из твоей комнаты!
Мгновение он смотрел не отрываясь на красивое, залитое слезами лицо Селесты, потом перевел взгляд на Онор:
– Принесите мою одежду.
Док молча наблюдала за тем, как Селеста едва сдерживает ярость.
– Я лишь пыталась следовать указаниям Док. Я хотела сделать так, чтобы у тебя не было рецидива. – Селеста всхлипнула. – Но я вижу, как мало это для тебя значит. Что ж, я не буду смотреть, как ты себя убиваешь. Я не хочу.
Селеста с грохотом покинула комнату, а Док повернулась к Баку. Он был расстроен, но тверд:
– Давайте, Онор, принесите мне одежду.
Док осталась с Баком наедине.
– Знаешь, тебе придется расплачиваться за эту выходку.
– Ты неправильно поняла Селесту, Док.
На лице Бака появилось отчаяние.
– Я люблю ее и знаю, что она любит меня, но ей хочется ухаживать за мной как за больным. Она не дает мне и шагу ступить без ее участия. Я провалялся в постели больше недели, и, если во мне осталась хоть капля мужества, сегодня я оденусь и проведу на ногах несколько часов.
– Селеста в ярости.
Бак помолчал, прежде чем продолжить:
– Я сделаю так, что она все поймет, я с ней объяснюсь, когда наведу порядок на «Техасской звезде».
– Я же говорю, что тебе слишком рано заставлять себя...
– Не слишком рано. Я не собираюсь заставлять себя, а если подожду еще, будет слишком поздно. – В голосе Бака послышалось беспокойство, он перешел на шепот. – Я теряю контроль над ранчо, Док. Я не могу себе позволить поступать, как мне хочется, если хочу сделать ранчо таким, каким оно было раньше. Селеста пыталась заниматься делами, но она и понятия не имеет о том, что нужно делать, и она действует по указке своей служанки. Мне нужно встать на ноги. Мне нужно узнать, какие решения необходимо принять, какие шаги предпринять, что я в состоянии сделать. Никто, кроме меня, не знает, сколько у меня долгов, и нет никого, к кому я могу обратиться.
– Но ведь есть Кэл. Он появится здесь очень скоро, чтобы тебе помочь.
– Нет.
– Он хочет помочь.
– Я не желаю говорить на эту тему! Бонни умерла, и Кэл для меня тоже умер.
– Болван ты, вот ты кто!
– Сейчас не осталось никого, кроме нас с Селестой. Рано или поздно Селеста поймет, чем я занимаюсь, а я забочусь о ней и о себе.
Раздался стук в дверь. Док повернулась и увидела Онор с выстиранной одеждой в руках.
– Куда мне это положить? – спросила она.
– На кровать, куда же еще?
Пристально взглянув на него после столь резкого ответа, Онор положила одежду на кровать и ушла.
Док подняла брови, услышав тихое хихиканье Бака. Она почти не сомневалась, что услышала в его словах некоторое уважение.
– У этой девушки твердый характер. Я заметил в ней это качество в тот день, когда ее нога впервые переступила порог моей кухни.
– Ты совершаешь ошибку, восстанавливая против нее Селесту.
– Я этого не делаю, так получается. Просто Селеста слишком уж переживает из-за моей болезни. Она сделала больше, чем вправе ожидать старик вроде меня.
– Она знала, за кого выходит замуж, когда выходила за тебя.
– Ну да, за состоятельного человека в расцвете лет, а не за больного старика, который больше уже и не мужчина.
– Бак... ты болен. Она это знает.
– Мне нужно занять то место, которое принадлежит мне по праву, Док. Я должен быть мужчиной, которого Селеста могла бы уважать.
– Уважать...
– Мне нужно встать сегодня. Я сделаю так, что Селеста не накажет эту девушку.
Док смотрела на жалкого калеку, в которого превратился Бак. И ее удивлял решительный блеск в его глазах.
– Давай я помогу тебе встать, – предложила Док, хоть ей и очень не хотелось идти у него на поводу.
– Я знал, что ты меня не подведешь.
– Не обманывайся насчет того, что я изменила решение. Я просто подумала, кто поднимет тебя – я или Онор, и в таком случае пусть уж лучше Селеста злится на меня, чем на нее. Селеста и так меня не любит.
– Нет, нет. Она думает, ты слишком мало сделала для того, чтобы мне стало лучше.
– Она так за тебя волнуется...
– Она говорит, что я смысл ее жизни.
– Садись, старый дурень. Я помогу тебе одеться, – сердито приказала Док, чуть не поддавшись искушению высказать все, что вертелось у нее на языке.
– Твой муж выбрал кухарку, не посоветовавшись с тобой.
Селеста зло смотрела на мрачную Маделейн, сидевшую перед ней на кровати. Селеста спряталась в ее комнате после того, как, разозлившись, покинула мужа, но, войдя сюда, обнаружила, что Маделейн слышала все, о чем говорилось в спальне Бака.
– Как ты смеешь даже думать такое? Мой муж меня боготворит! – вскричала она в ответ на слова служанки.
– Он пошел против твоей воли и позвал повариху. Я говорю это, чтобы ты поняла, что происходит.
Селеста внимательно посмотрела на служанку.
– У тебя что, мозги помутились от раны? Муж позвал кухарку, когда мы обе – Док и я – отказались выполнить его распоряжение, и он позвал ее только потому, что знал: она сделает все, что он прикажет.
– Потому что между ними существует связь.
– Потому что он знает, что она выполнит любое его распоряжение, вовсе не думая о том, к чему это приведет!
– Ты ошибаешься!
Красивое лицо Селесты исказила злобная усмешка.
– Ты пытаешься мне внушить, что мой муж предпочел бы мне эту худую, безвкусно одетую женщину? – прошипела она.
– Девушка и впрямь худа, но одета она отнюдь не безвкусно, у нее есть характер, с которым считается и которым восхищается твой муж.
– Ну откуда тебе знать, что происходит за дверью твоей комнаты, ведь ты лежишь в этой постели как бревно?
– Ты ошибаешься – я много чего знаю. – Темные глаза Маделейн сверлили лицо Селесты. – Я внимательно слушала, о чем говорили за ужином работники на кухне. То, что они едят там, а не в сарае для угля, – это победа кухарки, а ты не способна навести порядок.
– Сейчас мне приходится думать над более важными вещами.
– Может быть, но мужчины благодарны ей за это. А еще они говорят, что она чувствует себя на кухне полноправной хозяйкой, а ты не оспариваешь ее право на это.
– Хозяйка на кухне? Ты считаешь это подвигом?
– Ты уступила ей кухню. А еще ты позволяешь ей заходить в мою комнату, а следовательно, уступила ей право нарушить уединение этой комнаты. Ты должна задуматься над тем, что вскоре ты уступишь ей еще одну комнату, очень важную для нас.
– Что это ты имеешь в виду.?
– Теперь она входит в спальню твоего мужа.
– Злобная ведьма! Мой муж не желает никакой другой женщины, кроме меня.
– Эта девушка молода.
– Я тоже!
– И она для тебя угроза.
– Мой муж не поддается на ее провокации. Он даже не может справиться с тем, что у него есть.
– Он поправляется.
– Потому что я ему это позволила.
– Мужчины говорят о ней с уважением.
– Мне все равно, что они говорят.
Маделейн упорствовала:
– Пора обезопасить себя и не пускать Онор в комнату твоего мужа. Он любит молодых девушек. Больной или здоровый, он всегда останется в душе бабником.
Грудь Селесты вздымалась от ярости.
– Твой ум повредился от безделья, старуха! Мой муж влюблен в меня и только в меня. Он желает меня и только меня. А когда придет время, он даст мне то, что я хочу, потому что почувствует себя обязанным мне и не сможет устоять перед моим натиском.
– Я просто предостерегаю тебя.
– Мне это неинтересно.
– Ошибка не принимать во внимание мои советы.
– Ошибку совершаешь только ты, старуха! И прислушайся к моим советам: пока ты не сможешь самостоятельно вылезать из постели и садиться в кресло-каталку, ты будешь лежать там, где лежишь сейчас, потому что я не собираюсь тебе помогать!
– Значит, я, также как и твой муж, вынуждена буду позвать на помощь кухарку.
Разъяренная Селеста отпрянула от негритянки, сидевшей с каменным лицом, вышла и с треском захлопнула за собой дверь.
Рэнди разглядывал засоренный пруд, на который они наткнулись после того, как в течение целого дня занимались изгородью. Он скосил глаза на слабые лучи предвечернего солнца, поднял шляпу и стер рукой пот со лба, после чего решил поговорить с остальными:
– Баку это не понравится.
– Черт, как же это получилось?
Большой Джон соскочил с лошади, встал на колени, зачерпнул воду и поморщился от неприятного запаха гнилой воды. Нахмурившись, он повернулся к Митчу:
– Разве не ты говорил, что проезжал здесь позавчера и все было в порядке?
– Насколько я мог разглядеть, да.
Рэнди взглянул на пасущийся скот, медленно продвигавшийся в сторону водоема.
– Похоже, мы оказались здесь очень вовремя, иначе у нас передохло бы все стадо.
– Верно.
Большой Джон медленно поднялся на ноги.
– Выбора у нас нет. Думаю, нам придется отогнать все стадо на другое пастбище, пока мы не огородим и не вычистим этот несчастный пруд. Так что работу сегодня мы, похоже, закончим гораздо позже, чем собирались.
– Тогда пора начинать. Хорошо, что мы огородили северное пастбище, а то случилась бы настоящая беда.
– Большой Джон, Митч, соберите стадо и начинайте ею перегонять, – распорядился Рэнди и повернулся к Джейсу, молча сидевшему на лошади: – Я останусь здесь и сделаю все, что смогу, а тебе придется вернуться в дом и привезти на телеге подходящие лопаты и остатки проволоки. Вычистить этот пруд будет непросто.
Джейс повернул лошадь в сторону ранчо. Он взглянул на положение солнца на небе и недовольно покачал головой, погоняя лошадь. Это был ужасно длинный рабочий день, и кажется, он не скоро закончится.
Конечно, он хотел, чтобы день наконец закончился. Еще ему хотелось, чтобы вся его временная работа на ранчо «Техасская звезда» тоже закончилась – он был уверен, что, если делами займется Бак, ему прикажут отсюда выметаться.
Джейс давно размышлял над этим. Всего несколько дней назад он завидовал Большому Джону и Митчу из-за того, что у них есть постоянная работа на ранчо «Техасская звезда», но теперь...
Он вспомнил бледное лицо Онор и ее равнодушный взгляд. Нет, он не хочет оставаться здесь и видеть, как под равнодушием в глазах Онор скрывается боль, а плечи ее опускаются все ниже. Он хотел, чтобы она покинула это ранчо. Она должна уехать туда, где ее оценят по достоинству и где она не будет видеть Бака и мучиться из-за того, что ее отца никогда не интересовал факт ее рождения. Она должна уехать туда, где не будет видеть, как Бака изнуряет болезнь, подальше от того места, где она нашла брата и родственников, не подозревавших до сих пор о ее существовании.
Он пытался ей это объяснить, но все, что он говорил, он говорил не теми словами. Ее холодность к нему проявлялась настолько очевидно, что Большой Джон даже коротко высказался по этому поводу, когда они сегодня утром выходили из кухни:
– Ты не умеешь обращаться с женщинами, Джейс.
Это замечание причинило ему боль, и Джейс пришпорил коня. Чем скорее он вернется к водоему с лопатами, тем скорее они закончат сегодня работу, но для него это все равно окажется недостаточно быстро. Если бы у него был выбор, он стряхнул бы со своих сапог пыль ранчо «Техасская звезда» и уехал бы от него как можно дальше, но обстановка сложилась такая, что он...
Джейс не успел додумать, потому что Уистлер вдруг резко наклонился вперед, громко заржал и перекувырнулся с такой силой, что Джейс перелетел через его голову.
Джейс упал на землю, и в затылке у него что-то хрустнуло. Мир задрожал и остановился, когда он пошевелился. Он услышал, как Уистлер ржет от боли, и еще стон, как он сразу понял, свой собственный. Он попытался подняться, но не смог. Джейс беспомощно посмотрел в безоблачное небо и потерял сознание.
Онор недовольно сморщила нос. Селеста пребывала в раздражении из-за того, что Бак попросил Онор помочь ему вернуться в постель, а Маделейн каталась по коридору взад и вперед, словно патрулировала территорию. Онор не обманывала себя, вообразив, будто Бак позвал ее из-за доброго к ней отношения. Она знала, что он попросил ее о помощи лишь для того, чтобы молодая красавица жена не видела его слабости.
Короткие смешливые взгляды, которыми он обменялся с Док Мэгги, перед тем как врач уехала, доставили ей некоторое удовольствие, но тут Бак обратился к ней, снова назвав ее «девушка», когда она помогала ему добраться до кровати, и радость исчезла. Судя по всему, отец даже не помнил ее имени, но она ведь предполагала, что ей не стоит ждать многого. Несмотря на возмущенные реплики, которыми он с женой обменялся утром, в мире Бака Стара существовали всего два человека: он сам и Селеста, женщина, которую он обожал.
Онор вышла на крыльцо. Ей было незнакомо большинство приправ, стоявших на кухонной полке, которые Маделейн добавляла в еду, но она заметила за домом небольшой огород, за которым, как оказалось, когда-то хорошо ухаживали. К сожалению, с тех пор прошло много времени, и на огороде осталось лишь несколько самых выносливых растений. Но к трудностям ей было не привыкать.
Услышав стук копыт, Онор подняла голову от ароматных стеблей, которые она собирала. Неровная поступь лошади заставила ее нахмуриться еще до того, как показался Уистлер, который сразу направился к воде.
Док смотрела на Бака, ее круглое лицо было мрачным. Всего несколько дней назад она всерьез считала, что Бак скоро встретится с Всевышним, но, приехав сегодня утром на ранчо, она увидела, что у него опять ясный взгляд, что он все такой же раздражающий ее болван.
– Подай мою одежду.
– Я тебе не служанка, Бак Стар! Я твой врач и говорю, что тебе не надо торопиться вставать.
– Я не собираюсь охотиться за мустангами, Док. Я собираюсь встать, чтобы поесть за столом вместе с женой, как и положено.
– С женой? – Док рассмеялась. – Да ты даже не смог справиться с завтраком! Если ты попытаешься съесть все после того, что пережил твой желудок, ты узнаешь, насколько ты еще нездоров.
– Для этого я не настолько глуп. Кроме того, я не слишком голоден.
– Так почему...
– Потому что я так хочу, вот почему!
, – Ты чертовски упрямый старик, Бак Стар!
– Может, оно и так, но я встаю.
– Ладно, пусть будет по-твоему, но не присылай за мной никого, когда рухнешь на пол, – спокойно ответила Док, недовольная тем, что Селеста вошла в комнату именно сейчас.
– В чем дело? – Селеста подошла к кровати и подозрительно посмотрела на врача: – Почему вы расстраиваете моего мужа, доктор? Он болен. Вам следует знать это лучше других.
– Вот именно, он болен, и ему это следует знать лучше других. Он хочет одеться и встать!
– Бак!
– Но вы правы. Мне не следует его расстраивать, поэтому я предоставлю вам, Селеста, уговаривать вашего мужа, этого старого дурака, который собирается закончить свои дни, немедленно встав с постели, – заявила Док, развеселившись, когда увидела выражение лица Селесты.
Селеста смотрела на нее, не зная, что ответить, а Док сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Если бы она не злилась на Бака, она смачно чмокнула бы его в губы за удовольствие посмотреть на растерянную Селесту.
Но это долго не продлится.
– Бак, Док права. – В голосе Селесты сквозила тревога. – Ты слишком слаб, чтобы встать.
– Нет, я не слаб.
– Подожди день или два, – умоляла его Селеста. – Я не вынесу, если ты навредишь себе.
– Нужно, чтобы кровь омыла все мои косточки, Селеста, а то я никогда не поправлюсь. – Бак взывал к ее пониманию. – Если я проведу на ногах несколько часов утром, я буду готов сидеть рядом с тобой за ужином сегодня вечером.
– Нет, Бак, пожалуйста.
– Мне нужна одежда, Селеста.
– Нет, я не могу тебе ее дать.
– Тогда я позову Онор, чтобы она принесла мне одежду. Она ничего не боится и сделает так, как я скажу.
– Я не боюсь! Я беспокоюсь за твое здоровье. А Онор оно совершенно не интересует.
– Если ты беспокоишься о моем здоровье, ты принесешь мне одежду.
– Я не могу!
Перепалка доставляла Док слишком большое удовольствие, чтобы она захотела вмешаться, и поэтому очень удивилась, услышав крик Бака:
– Онор? Вы меня слышите?
– Я не хочу, чтобы эта женщина находилась здесь, Бак! – Селеста покраснела от злости.
Док повернулась, услышав стук в дверь и голос Онор:
– Меня звали?
– Вы нам тут не нужны! – заявила Селеста.
– Это я вас звал, войдите, – раздался голос Бака.
Дверь открылась, и на пороге показалась Онор, застывшая в нерешительности. Эти рыжевато-каштановые волосы, блестящие карие глаза, обрамленные густыми коричневыми ресницами, выражение лица – Док неожиданно поняла, что уже видела эту девушку раньше.
– Я хочу, чтобы вы подали мне одежду. Я встаю, – заявил Бак.
Онор переводила хмурый взгляд с Док на Селесту.
– Моя жена и врач говорят, что мне еще рано вставать, но я уже достаточно окреп, чтобы попытаться это сделать, и я хочу пробовать ходить, но для этого мне нужна одежда.
Тишина, последовавшая за словами Бака, тяжело повисла в воздухе.
На лице Онор промелькнуло странное выражение.
– Ваши вещи сейчас в прачечной. Они высохли, я их принесу, – ответила она.
– Нет, не принесете! – Селеста раздраженно шагнула к кровати. – Бак, ты позволишь ей не подчиняться моим распоряжениям? Я думаю только о твоем здоровье.
– А я о твоем, Селеста, дорогая. От меня мало проку, пока я лежу в кровати, а значит, мне пора подниматься, и не спорь.
– Бак, скажи этой женщине, чтобы она ушла из твоей комнаты!
Мгновение он смотрел не отрываясь на красивое, залитое слезами лицо Селесты, потом перевел взгляд на Онор:
– Принесите мою одежду.
Док молча наблюдала за тем, как Селеста едва сдерживает ярость.
– Я лишь пыталась следовать указаниям Док. Я хотела сделать так, чтобы у тебя не было рецидива. – Селеста всхлипнула. – Но я вижу, как мало это для тебя значит. Что ж, я не буду смотреть, как ты себя убиваешь. Я не хочу.
Селеста с грохотом покинула комнату, а Док повернулась к Баку. Он был расстроен, но тверд:
– Давайте, Онор, принесите мне одежду.
Док осталась с Баком наедине.
– Знаешь, тебе придется расплачиваться за эту выходку.
– Ты неправильно поняла Селесту, Док.
На лице Бака появилось отчаяние.
– Я люблю ее и знаю, что она любит меня, но ей хочется ухаживать за мной как за больным. Она не дает мне и шагу ступить без ее участия. Я провалялся в постели больше недели, и, если во мне осталась хоть капля мужества, сегодня я оденусь и проведу на ногах несколько часов.
– Селеста в ярости.
Бак помолчал, прежде чем продолжить:
– Я сделаю так, что она все поймет, я с ней объяснюсь, когда наведу порядок на «Техасской звезде».
– Я же говорю, что тебе слишком рано заставлять себя...
– Не слишком рано. Я не собираюсь заставлять себя, а если подожду еще, будет слишком поздно. – В голосе Бака послышалось беспокойство, он перешел на шепот. – Я теряю контроль над ранчо, Док. Я не могу себе позволить поступать, как мне хочется, если хочу сделать ранчо таким, каким оно было раньше. Селеста пыталась заниматься делами, но она и понятия не имеет о том, что нужно делать, и она действует по указке своей служанки. Мне нужно встать на ноги. Мне нужно узнать, какие решения необходимо принять, какие шаги предпринять, что я в состоянии сделать. Никто, кроме меня, не знает, сколько у меня долгов, и нет никого, к кому я могу обратиться.
– Но ведь есть Кэл. Он появится здесь очень скоро, чтобы тебе помочь.
– Нет.
– Он хочет помочь.
– Я не желаю говорить на эту тему! Бонни умерла, и Кэл для меня тоже умер.
– Болван ты, вот ты кто!
– Сейчас не осталось никого, кроме нас с Селестой. Рано или поздно Селеста поймет, чем я занимаюсь, а я забочусь о ней и о себе.
Раздался стук в дверь. Док повернулась и увидела Онор с выстиранной одеждой в руках.
– Куда мне это положить? – спросила она.
– На кровать, куда же еще?
Пристально взглянув на него после столь резкого ответа, Онор положила одежду на кровать и ушла.
Док подняла брови, услышав тихое хихиканье Бака. Она почти не сомневалась, что услышала в его словах некоторое уважение.
– У этой девушки твердый характер. Я заметил в ней это качество в тот день, когда ее нога впервые переступила порог моей кухни.
– Ты совершаешь ошибку, восстанавливая против нее Селесту.
– Я этого не делаю, так получается. Просто Селеста слишком уж переживает из-за моей болезни. Она сделала больше, чем вправе ожидать старик вроде меня.
– Она знала, за кого выходит замуж, когда выходила за тебя.
– Ну да, за состоятельного человека в расцвете лет, а не за больного старика, который больше уже и не мужчина.
– Бак... ты болен. Она это знает.
– Мне нужно занять то место, которое принадлежит мне по праву, Док. Я должен быть мужчиной, которого Селеста могла бы уважать.
– Уважать...
– Мне нужно встать сегодня. Я сделаю так, что Селеста не накажет эту девушку.
Док смотрела на жалкого калеку, в которого превратился Бак. И ее удивлял решительный блеск в его глазах.
– Давай я помогу тебе встать, – предложила Док, хоть ей и очень не хотелось идти у него на поводу.
– Я знал, что ты меня не подведешь.
– Не обманывайся насчет того, что я изменила решение. Я просто подумала, кто поднимет тебя – я или Онор, и в таком случае пусть уж лучше Селеста злится на меня, чем на нее. Селеста и так меня не любит.
– Нет, нет. Она думает, ты слишком мало сделала для того, чтобы мне стало лучше.
– Она так за тебя волнуется...
– Она говорит, что я смысл ее жизни.
– Садись, старый дурень. Я помогу тебе одеться, – сердито приказала Док, чуть не поддавшись искушению высказать все, что вертелось у нее на языке.
– Твой муж выбрал кухарку, не посоветовавшись с тобой.
Селеста зло смотрела на мрачную Маделейн, сидевшую перед ней на кровати. Селеста спряталась в ее комнате после того, как, разозлившись, покинула мужа, но, войдя сюда, обнаружила, что Маделейн слышала все, о чем говорилось в спальне Бака.
– Как ты смеешь даже думать такое? Мой муж меня боготворит! – вскричала она в ответ на слова служанки.
– Он пошел против твоей воли и позвал повариху. Я говорю это, чтобы ты поняла, что происходит.
Селеста внимательно посмотрела на служанку.
– У тебя что, мозги помутились от раны? Муж позвал кухарку, когда мы обе – Док и я – отказались выполнить его распоряжение, и он позвал ее только потому, что знал: она сделает все, что он прикажет.
– Потому что между ними существует связь.
– Потому что он знает, что она выполнит любое его распоряжение, вовсе не думая о том, к чему это приведет!
– Ты ошибаешься!
Красивое лицо Селесты исказила злобная усмешка.
– Ты пытаешься мне внушить, что мой муж предпочел бы мне эту худую, безвкусно одетую женщину? – прошипела она.
– Девушка и впрямь худа, но одета она отнюдь не безвкусно, у нее есть характер, с которым считается и которым восхищается твой муж.
– Ну откуда тебе знать, что происходит за дверью твоей комнаты, ведь ты лежишь в этой постели как бревно?
– Ты ошибаешься – я много чего знаю. – Темные глаза Маделейн сверлили лицо Селесты. – Я внимательно слушала, о чем говорили за ужином работники на кухне. То, что они едят там, а не в сарае для угля, – это победа кухарки, а ты не способна навести порядок.
– Сейчас мне приходится думать над более важными вещами.
– Может быть, но мужчины благодарны ей за это. А еще они говорят, что она чувствует себя на кухне полноправной хозяйкой, а ты не оспариваешь ее право на это.
– Хозяйка на кухне? Ты считаешь это подвигом?
– Ты уступила ей кухню. А еще ты позволяешь ей заходить в мою комнату, а следовательно, уступила ей право нарушить уединение этой комнаты. Ты должна задуматься над тем, что вскоре ты уступишь ей еще одну комнату, очень важную для нас.
– Что это ты имеешь в виду.?
– Теперь она входит в спальню твоего мужа.
– Злобная ведьма! Мой муж не желает никакой другой женщины, кроме меня.
– Эта девушка молода.
– Я тоже!
– И она для тебя угроза.
– Мой муж не поддается на ее провокации. Он даже не может справиться с тем, что у него есть.
– Он поправляется.
– Потому что я ему это позволила.
– Мужчины говорят о ней с уважением.
– Мне все равно, что они говорят.
Маделейн упорствовала:
– Пора обезопасить себя и не пускать Онор в комнату твоего мужа. Он любит молодых девушек. Больной или здоровый, он всегда останется в душе бабником.
Грудь Селесты вздымалась от ярости.
– Твой ум повредился от безделья, старуха! Мой муж влюблен в меня и только в меня. Он желает меня и только меня. А когда придет время, он даст мне то, что я хочу, потому что почувствует себя обязанным мне и не сможет устоять перед моим натиском.
– Я просто предостерегаю тебя.
– Мне это неинтересно.
– Ошибка не принимать во внимание мои советы.
– Ошибку совершаешь только ты, старуха! И прислушайся к моим советам: пока ты не сможешь самостоятельно вылезать из постели и садиться в кресло-каталку, ты будешь лежать там, где лежишь сейчас, потому что я не собираюсь тебе помогать!
– Значит, я, также как и твой муж, вынуждена буду позвать на помощь кухарку.
Разъяренная Селеста отпрянула от негритянки, сидевшей с каменным лицом, вышла и с треском захлопнула за собой дверь.
Рэнди разглядывал засоренный пруд, на который они наткнулись после того, как в течение целого дня занимались изгородью. Он скосил глаза на слабые лучи предвечернего солнца, поднял шляпу и стер рукой пот со лба, после чего решил поговорить с остальными:
– Баку это не понравится.
– Черт, как же это получилось?
Большой Джон соскочил с лошади, встал на колени, зачерпнул воду и поморщился от неприятного запаха гнилой воды. Нахмурившись, он повернулся к Митчу:
– Разве не ты говорил, что проезжал здесь позавчера и все было в порядке?
– Насколько я мог разглядеть, да.
Рэнди взглянул на пасущийся скот, медленно продвигавшийся в сторону водоема.
– Похоже, мы оказались здесь очень вовремя, иначе у нас передохло бы все стадо.
– Верно.
Большой Джон медленно поднялся на ноги.
– Выбора у нас нет. Думаю, нам придется отогнать все стадо на другое пастбище, пока мы не огородим и не вычистим этот несчастный пруд. Так что работу сегодня мы, похоже, закончим гораздо позже, чем собирались.
– Тогда пора начинать. Хорошо, что мы огородили северное пастбище, а то случилась бы настоящая беда.
– Большой Джон, Митч, соберите стадо и начинайте ею перегонять, – распорядился Рэнди и повернулся к Джейсу, молча сидевшему на лошади: – Я останусь здесь и сделаю все, что смогу, а тебе придется вернуться в дом и привезти на телеге подходящие лопаты и остатки проволоки. Вычистить этот пруд будет непросто.
Джейс повернул лошадь в сторону ранчо. Он взглянул на положение солнца на небе и недовольно покачал головой, погоняя лошадь. Это был ужасно длинный рабочий день, и кажется, он не скоро закончится.
Конечно, он хотел, чтобы день наконец закончился. Еще ему хотелось, чтобы вся его временная работа на ранчо «Техасская звезда» тоже закончилась – он был уверен, что, если делами займется Бак, ему прикажут отсюда выметаться.
Джейс давно размышлял над этим. Всего несколько дней назад он завидовал Большому Джону и Митчу из-за того, что у них есть постоянная работа на ранчо «Техасская звезда», но теперь...
Он вспомнил бледное лицо Онор и ее равнодушный взгляд. Нет, он не хочет оставаться здесь и видеть, как под равнодушием в глазах Онор скрывается боль, а плечи ее опускаются все ниже. Он хотел, чтобы она покинула это ранчо. Она должна уехать туда, где ее оценят по достоинству и где она не будет видеть Бака и мучиться из-за того, что ее отца никогда не интересовал факт ее рождения. Она должна уехать туда, где не будет видеть, как Бака изнуряет болезнь, подальше от того места, где она нашла брата и родственников, не подозревавших до сих пор о ее существовании.
Он пытался ей это объяснить, но все, что он говорил, он говорил не теми словами. Ее холодность к нему проявлялась настолько очевидно, что Большой Джон даже коротко высказался по этому поводу, когда они сегодня утром выходили из кухни:
– Ты не умеешь обращаться с женщинами, Джейс.
Это замечание причинило ему боль, и Джейс пришпорил коня. Чем скорее он вернется к водоему с лопатами, тем скорее они закончат сегодня работу, но для него это все равно окажется недостаточно быстро. Если бы у него был выбор, он стряхнул бы со своих сапог пыль ранчо «Техасская звезда» и уехал бы от него как можно дальше, но обстановка сложилась такая, что он...
Джейс не успел додумать, потому что Уистлер вдруг резко наклонился вперед, громко заржал и перекувырнулся с такой силой, что Джейс перелетел через его голову.
Джейс упал на землю, и в затылке у него что-то хрустнуло. Мир задрожал и остановился, когда он пошевелился. Он услышал, как Уистлер ржет от боли, и еще стон, как он сразу понял, свой собственный. Он попытался подняться, но не смог. Джейс беспомощно посмотрел в безоблачное небо и потерял сознание.
Онор недовольно сморщила нос. Селеста пребывала в раздражении из-за того, что Бак попросил Онор помочь ему вернуться в постель, а Маделейн каталась по коридору взад и вперед, словно патрулировала территорию. Онор не обманывала себя, вообразив, будто Бак позвал ее из-за доброго к ней отношения. Она знала, что он попросил ее о помощи лишь для того, чтобы молодая красавица жена не видела его слабости.
Короткие смешливые взгляды, которыми он обменялся с Док Мэгги, перед тем как врач уехала, доставили ей некоторое удовольствие, но тут Бак обратился к ней, снова назвав ее «девушка», когда она помогала ему добраться до кровати, и радость исчезла. Судя по всему, отец даже не помнил ее имени, но она ведь предполагала, что ей не стоит ждать многого. Несмотря на возмущенные реплики, которыми он с женой обменялся утром, в мире Бака Стара существовали всего два человека: он сам и Селеста, женщина, которую он обожал.
Онор вышла на крыльцо. Ей было незнакомо большинство приправ, стоявших на кухонной полке, которые Маделейн добавляла в еду, но она заметила за домом небольшой огород, за которым, как оказалось, когда-то хорошо ухаживали. К сожалению, с тех пор прошло много времени, и на огороде осталось лишь несколько самых выносливых растений. Но к трудностям ей было не привыкать.
Услышав стук копыт, Онор подняла голову от ароматных стеблей, которые она собирала. Неровная поступь лошади заставила ее нахмуриться еще до того, как показался Уистлер, который сразу направился к воде.