– Исключено: Оливеров пропыленный римский испанец бьет все рекорды по надоедливости и занудности, а мы даже для него неуязвимы. Верно, кузина?
   – Ровным счетом ничего надоедливого и занудного тут нет, – отпарировала мисс Моубрей, вступаясь за Оливера. – Допустим, что исходный оригинал и впрямь не лучшего качества, но это вовсе не значит, что переводы мистера Лэнгли лишены всяких достоинств. Сэр, наверняка у вас и сегодня найдется с собою один-два образчика пропыленного Силлы, дабы поразвлечь капитана?
   – Ох, Господи милосердный, кузиночка! – с гримасой возопил сквайр.
   – Нет-нет, Маркхэм, напротив, давайте выслушаем одно из таких «словоизлияний», пользуясь вашим же выражением, – возразил капитан, приподнимаясь на подушке. – В противном случае все рассуждения об их достоинствах и недостатках – не более чем вздорные домыслы. И чума на пустопорожнюю болтовню!
   Оливер, пошарив в кармане клетчатой куртки, извлек на свет сложенную половинку листа голубоватой писчей бумаги. И откашлялся – несколько нервничая, поскольку не был уверен, какой прием встретят в капитанском жилище его старания.
   – Да, вы, конечно же, угадали – при мне есть один образчик, над которым, сознаюсь, работал я по большей части урывками и не был готов продемонстрировать его миру так скоро. Этот отрывок пока еще на начальной стадии; боюсь, там полным-полно огрехов, хотя тема вас, возможно, позабавит.
   Вот так, невзирая на протесты сквайра, пытливой аудитории был продемонстрирован еще один бриллиант из литературной короны Гая Помпония Силлы:
 
   Славно смотрится замок мой со стороны:
   Что за чудный ландшафт, что за вид со стены!
   Но картины любой,
   Гость докучливый мой,
   Мне милей вид тебя – со спины!
 
   Сей отрывок встречен был аплодисментами и одобрительными отзывами, так что Оливер облегченно перевел дух, не без ехидства подмечая, что хозяин его, сквайр Далройдский, отреагировал на услышанное с неожиданным и чересчур бурным энтузиазмом.
   – Слэк, – промолвил капитан Хой под влиянием внезапно пришедшей в голову мысли, – в каком состоянии нынче плювиометр? Ты же знаешь, я как раз сегодня собирался на него глянуть, кабы не треклятая нога. А мой барометр? Атмосферное давление, процентный состав и характер воздушных масс, плотность или разреженность воздуха, уровень влажности – за всем нужно приглядывать, и от привычек своих я не откажусь, не важно, укухарили меня или нет.
   – Плювиометр в полном порядке, равно как и гигрометр, и флюгер, – ответствовал Слэк. – Что до барометра, он стоит вон там, у стены, рядом с дальним книжным шкафом, на обычном своем месте.
   – Плювиометр? – переспросил Оливер. – От латинского pluvia, что значит «дождь», то есть прибор, измеряющий количество атмосферных осадков?
   – Да, сэр, иначе говоря, дождемер.
   – Но ведь никаких дождей давно уже не было.
   – Да, но рано или поздно выпадение осадков случится, это уж неизбежно, – промолвил капитан, с видом весьма умудренным грозя указательным пальцем, – так что разумно все подготовить заранее. Здесь, в «Пиках», мы тщательно отслеживаем все атмосферные явления в окрестностях. Для тех, кто живет на такой высоте над уровнем моря, информация касательно количественно-качественных погодных изменений жизненно важна. Слэк, что там показывает барометр? Мне отсюда не видно. Давление поднимается или падает?
   – Падает, – известил Слэк, деловито изучив помянутый прибор со всех сторон.
   – Так я и знал. Я уж и сам подметил определенные изменения в состоянии атмосферы, а такого рода приборы позволяют мне подтвердить сей факт доподлинно. Значит, правда – давление воздуха и впрямь упало.
   – От души надеюсь, что не ему на ногу, – пробормотал Слэк – в сторону, конечно же, обращаясь к владельцу Далройда. – Ох, сквайр Марк, здесь у нас все одно и то же. Давление и направление ветра, может, и меняются, за летом приходит осень, а за осенью – зима, однако в «Пиках» все идет по заведенному порядку: «Пики» неизменны, как гранит. Однако много ли сакрального смысла в граните, если так посмотреть?
   – Капитан Хой, – промолвила Мэгс, подавшись вперед. – Я тут подумала: а ведь мистера Лэнгли непременно заинтересует ваш знаменитый домик в кронах деревьев.
   – Знаменитый – что? – переспросил Оливер.
   – Его chalet en l’arbre[16], пояснил Марк, не то чтобы вразумительно.
   – Обитель в эмпиреях, – произнес задумчиво-мечтательный Слэк.
   – Скорее уж наблюдательный пункт, – поправил сквайр.
   – Капитанская вилла средь сосен, – добавила мисс Моубрей.
   – Палаты под небоскатом, – улыбнулся Марк.
   – Да-да, именно, вот только боюсь, придется вам заехать как-нибудь в другой день, Лэнгли; с этой треклятой ногой я ни по одной лестнице не вскарабкаюсь, досада какая! – промолвил капитан, поморщившись (дабы продемонстрировать, что он честно попытался было приподнять пострадавшую конечность – и последствия оказались весьма болезненными).
   – Не беспокойтесь, – доверительно промолвила мисс Моубрей. – Я уверена, что ваш слуга…
   – Всегда к вашим услугам, мисс Маргарет, – почтительно поклонился Слэк. Философ вопросительно воззрился на капитана Хоя, а тот смерил его строгим взглядом сквозь роговые очки, размышляя про себя, стоит ли доверять мужлану миссию столь важную.
   – Как я понимаю, выбора у меня нет, – недовольно буркнул он несколько секунд спустя, подробно изучив потолок. – Что ж, превосходно. Мой вассал и кухарь проводит вас наверх, а я останусь здесь, в узилище, наедине с книгой и треклятой ногой, ибо день загублен, как говорится, на корню! Ну ступайте, ступайте же; отказать вам – значит погрешить противу совести! Проклятие! Адски унизительно! Человек моего склада, джентльмен, эрудит, лучший наездник графства – и вот до чего дошло! Чума на поварят и кухарей!
   – Палаты под небоскатом? – переспросил озадаченный Оливер у своих спутников, что один за другим выходили в коридор.
   – Сюда, будьте так добры, – промолвил Слэк, поманив гостей за собою. В последний момент сквайр извинился, объяснив, что чертовски неучтиво бросать капитана в настроении столь меланхолическом, и возвратился в кабинет. Таким образом, в путь отправились лишь трое – Слэк, мисс Моубрей и Оливер; задумчиво-мечтательный философ же, прежде чем ступить на лестницу, прихватил из кухни какой-то сверток.
   Лестница поднималась все выше, и выше, и еще выше – ибо в таком месте, как «Пики», перемещаться возможно было только вверх – ну или вниз, если на то пошло. Пройдя шесть этажей, гости оказались на тупиковой площадке; двустворчатые, доходящие до полу окна в ее торце открывались наружу. Слуга распахнул створки; сразу за ними обнаружился парапет или балкончик вроде капитанского мостика – в капитанском доме более чем уместный, – открытый всем ветрам, хотя и затененный отчасти свесами крыши. Оливер, вытянув шею, глянул вниз, на землю. И тотчас же решил, что мысль эта не из лучших – уж больно далеко находилась земля, а между нею и «капитанским мостиком» не наблюдалось никакой опоры. Так что мистер Лэнгли счел за лучшее отступить на шаг и спрятаться за спины остальных.
   От проема в парапете протянулась цепочка трехфутовых досок, скрепленных между собою крепкими канатами, – что-то вроде подвесного моста до ближайшей сосны. Веревки и крепления, натянутые по обе стороны мостика, служили перилами и стойками. Дощатый мостик слегка покачивался под ветром в лад с мерным подрагиванием дерева; а среди густых ветвей, футах примерно в двадцати, Оливер различал целый лабиринт искусно спрятанных дощатых настилов.
   – Сюда, будьте так добры, – пригласил Слэк и, прижимая к себе сверток, проворно и шустро пробежал по мосту.
   За ним, правда, менее решительно, проследовала Мэгс, по пути цепляясь за веревочные перила. Оливер, отогнав страх и изо всех сил стараясь не смотреть вниз – да, собственно говоря, и по сторонам тоже, – вдохнул поглубже и решительно бросился вперед. Быстро и ловко запрыгал он с доски на доску над головокружительной пропастью и в конце моста обнаружил нечто и впрямь весьма любопытное.

Глава 10
СОГЛЯДАТАИ И ПОДЗОРНАЯ ТРУБА

   Сосна, к которой вел подвесной мостик, оказалась деревом весьма впечатляющим, одновременно буйным и спокойно-безмятежным, с плотной медно-красной корой, сплетением лохматых ветвей и изящной короной, вознесенной на невероятную высоту над арочными фронтонами «Пиков». Здесь, в восьмидесяти и более футах над лугом, на раскидистых древесных сучьях крепился причудливой формы домик или помост, сооруженный из тех же надежных досок, что и мост; ствол сосны пробуравливал его насквозь. В домике обнаружились четыре высоких окна, причем зелень вокруг была подрезана так, чтобы не закрывать обзора ни в одном из направлений, при том, что само строение почти полностью пряталось среди ветвей. В результате шале капитана разглядеть с расстояния не представлялось возможным: окна казались естественными разрывами в кроне. А поскольку домик сооружен был высоко на сосне, сама же сосна росла на холме, из окон, естественно, окрестности просматривались весьма далеко. На востоке открывался вид на Одинокое озеро и деревню, на западе высились Талботские горы, на севере, за «Пиками», просматривался протяженный тракт через Мрачный лес, а на юге – Скайлингденский лес и усадьба.
   – Что за великолепное зрелище! – воскликнул Оливер: ясные глаза его светились неподдельным восхищением. Он снял шляпу, промокнул лоб и огляделся по сторонам, сразу во всех направлениях. – Ух ты! Оригинальное сооружение этот домик! И меблирован так… так естественно, прямо как гостиная… ого, да здесь даже удобные кресла с подлокотниками поставлены, и канапе, стол и секретер, комод для книг и прочего, часы с мелодией и жаровня для тепла…
   – Поднебесный домик строился силами арендаторов моего хозяина, а также силами самого капитана и вашего покорного слуги, строго по указаниям и инструкциям хозяина. Вот держите, мистер Оливер, сэр, – произнес Слэк, трогая потрясенного гостя за плечо, – обзор улучшится многократно!
   Из ящика комода Слэк извлек подзорную трубу работы весьма изящной и укрепил ее на штативе с тонкими паучьими ножками из еловой древесины. Смонтировав инструмент, философ установил трубу у восточного окна.
   – Хозяйская труба, – улыбнулся коротышка-слуга. – С ее помощью он озирает окрестности, точно владыка и лорд здешних мест.
   – Мне казалось, так оно и есть.
   – Это верно лишь отчасти, сэр; строго говоря, он – владелец «Пиков», но не всей долины. А вы знаете, что она вулканического происхождения?
   – Усадьба или долина?
   – Долина, сэр. Вам известно, что Одинокое озеро заполняет собою жерло древнего вулкана? По крайней мере хозяин так утверждает – на основе исчерпывающих и всесторонних изысканий здешних геологических формаций. Знаете ли вы, что озеро в самой глубокой его части до сих пор так и не удалось измерить лотом?
   – Да, Слэк, признаюсь, обо всем об этом я наслышан. А капитан абсолютно уверен насчет вулкана?
   – Еще как уверен. Хозяин – убежденный плутонист[17], сторонник теории вулканического происхождения базальтов. Но гляньте же в трубу, мистер Оливер, – пригласил слуга, почтительно кивая в сторону прибора.
   Оливер послушно заглянул – и обнаружил, что обзор и впрямь несказанно улучшился. С отчетливой ясностью он различал гряду холмов на дальнем берегу озера, и – вот те на! – теперь из-за них показались заснеженные вершины головокружительно высоких и весьма далеких гор – гор на окраинах Эйлешира, по всей вероятности. Где же прятались до сих пор эти внушительные гиганты? А какой потрясающий вид открылся бы его глазам, находись солнце в зените, прямо над головой!
   Оливер чуть сместил трубу в сторону, и в объективе показались очертания соседней деревушки Джей. По темной поверхности Одинокого озера скользили туда-сюда крохотные ялики и смэки*. [18] Еще ближе виднелась вторая деревня – сам Шильстон-Апкот. Оливер со всей отчетливостью различал сложенные из камня коттеджики под красновато-бурыми черепичными крышами, общинный выгон, базарную площадь с крестом, одинокую колокольню церкви Святой Люсии Озерной, укрытый под сенью дерев «Деревенский герб» и даже струйку дыма, поднимающуюся над одной из труб Далройда. По Нижней улице взад-вперед расхаживали люди, то и дело проезжала двуколка или фермерская телега, беззвучной рысью проносились верховые. В какой-то момент Оливер зафиксировал трубу, заметив преподобного мистера Скаттергуда и его рыжеволосую супругу: эти двое беседовали не с кем иным, как с мистером Томасом Доггером, джентльменом, чей обширный подбородок, вьющиеся седые волосы и прямая осанка позволяли опознать его с любого расстояния.
   – Изумительно! – воскликнул Оливер, отходя в сторону и уступая инструмент мисс Моубрей.
   Спустя какое-то время инструмент передвинули к южному окну, чтобы полюбоваться на Скайлингден-холл. Глазам наблюдателей открылся особняк, такой же мрачный и потрепанный непогодой, как обычно; бесконечно длинная крыша лениво тянулась над чащей. Взгляд различал отдельные окошки – те, что еще не закрыл собою кустарник, целый архитектурный лес флеронов, фронтонов и унылых дымовых труб, а главное – внушительный портал над входом и огромный круглый «глаз», взирающий сверху вниз на добрых жителей Шильстон-Апкота. Чуть выше усадьбы, у самой вершины, там и тут виднелись остатки каменной кладки и серые каменные плиты – все, что сохранилось от злополучного аббатства Озерных братьев.
   – Изумительно! – вновь воскликнул Оливер.
   – Да, наверное, так оно и есть, мистер Оливер, сэр. Но, в конце концов, к чему все это? – размышлял вслух задумчиво-мечтательный Слэк: он стоял поодаль, невозмутимо скрестив руки на груди, пока Оливер и Мэгс по очереди глядели в окуляр.
   – О чем вы? – осведомился Оливер, оборачиваясь.
   – Это я в общем и целом, сэр. В свете великих событий. В перспективе, так сказать, более широкой. В летописях жалкого, разъединенного мира – к чему все это? – Он взмахнул рукою, словно пытаясь охватить домик вместе со всем содержимым. – Лучше ли нам от этого по итогам?
   – Честное слово, Слэк, я не совсем понимаю, о чем идет речь…
   – Что значит наша краткосрочная жизнь в сравнении со всеобъемлющей панорамой бытия? Много ли стоит этот домик в ветвях, и часы, и подзорная труба? Разве все то, что мы видим вокруг себя, не доказывает, сколь мы жалки, ничтожны и во всем подобны насекомым и сколь преходяща наша сущность? Широта и громадность мира природы, ставшего для нас темницей, сами по себе умаляют все то, что происходит в данный момент здесь, в «Пиках», или в деревне, или в городе Малбери, или в Вороньем Крае, если на то пошло. Да и что такое данный момент, один из многих, в сравнении с необозримой безбрежностью вечности? О, что за тайны, что за непостижимые тайны! Стоит лишь задуматься о том, что наши краткосрочные жизни может раз и навсегда оборвать вмешательство кометы – если, конечно, это комета послужила причиной Разъединения, как считает хозяин, – и поневоле надолго умолкнешь! Вы только представьте себе, мистер Оливер, как ненадежно и непрочно наше положение!
   – Опять ты философствуешь, Слэк, во всю мочь, как говорится, и, на мой вкус, слишком уж мрачно, – промолвила мисс Моубрей. – Похоже, в твоей краткосрочной жизни с некоторых пор мелодраматичности поприбавилось. Никак великие тайны бытия отделали тебя не на шутку!
   – Ох, верно, и досталось же мне за последнее время, мисс Маргарет, вы просто не поверите! Прошу меня простить – моя вечная слабость, то и дело ей поддаюсь! Слишком часто предаюсь я удручающим раздумьям; боюсь, вы сочтете, что я совсем впал в уныние. Однако здесь, в поднебесной обители, так высоко над миром, просто невозможно не задуматься о подобных вещах, сами понимаете.
   – Да, полагаю, это вас в некоторой степени оправдывает. Но по чести говоря, Слэк, вы же всегда таковы!
   – О да, – вздохнул философ, сцепляя руки за спиною и серьезно кивая, как если бы и впрямь твердо решил исправиться. – Да, мисс Маргарет, все, что вы говорите, – чистая правда. Вы меня уличили – и вы, и мистер Оливер. Виноват, что греха таить. Злополучная привычка, пагубная привычка, неотвязная привычка; привычка, от которой виновному подобает и следует избавиться.
   – Эгей! Вот каяться здесь совершенно ни к чему, – улыбнулся Оливер, опасаясь, что коротышка-слуга принял упрек чересчур близко к сердцу. – Сдается мне, тут ничего не поде…
   Тишину вспорол пронзительный, душераздирающий вопль, а в следующий миг за восточным окном зашумели крылья. Домик содрогнулся и заходил ходуном. Мисс Моубрей в свою очередь тихонько вскрикнула и пошатнулась на ногах, а Оливер крепко вцепился в ближайший стул, опасаясь, что «оригинальное сооружение» того и гляди рассыплется на куски. Свет в восточном окне заслонила гигантская темная тварь с головой и шеей, щедро сбрызнутыми кармазинно-алым, с пронзительными холодными глазами, крепким, изогнутым, зловещим клювом и черными как смоль крыльями. Не успел Оливер крикнуть: «Берегитесь!», как в комнату влетела огромная птица, отчасти смахивающая на грифа-стервятника, а в следующий миг прянула назад, вновь взметнув крыльями настоящий ураган. Острые, как бритва, когти намертво вцепились в подоконник; незваный гость утвердился понадежнее. Пронзительные холодные глаза внимательно уставились на двуногих пленников поднебесной обители.
   – Господи милосердный! – испуганно воскликнул Оливер. – Если это не… не тераторн… тогда, слово христианина, я съем собственный сюртук!
   – Это и впрямь тераторн, – отозвалась мисс Моубрей, отчасти придя в себя; внезапное появление птицы потрясло даже ее. – Хотя лакомиться одеждой пока никакой нужды нет, мистер Лэнгли.
   – О нет, не беспокойтесь, сэр, не беспокойтесь, это просто-напросто мистер Шейкер! – воскликнул задумчиво-мечтательный коротышка-слуга, бросаясь вперед и осыпая незваного гостя ласковыми словечками и похвалами, а тот вращал безобразной головой туда-сюда, пытаясь получше рассмотреть Оливера; здоровенная птичья туша заполнила собою почитай что весь оконный проем. Как ни странно, увещевания Слэка как будто бы имели успех: тераторн изящно сложил крылья, устроился на подоконнике поудобнее и успокоился, хотя внимание его по-прежнему было приковано к двуногому незнакомцу, и поглядывал он на Оливера весьма свирепо.
   – Откуда здесь тераторн? — осведомился Оливер, бледный как полотно.
   – Мистер Шейкер – капитанов питомец, – отвечала мисс Моубрей.
   – Прошу простить мне эту вольность, мисс Маргарет, но только мистер Шейкер вовсе ничей не питомец, – возразил Слэк. – Он странник эфира, джентльмен и скиталец небесных сфер; просто он из любезности навещает нас всякий день примерно в этот самый час, дабы оказать нам честь своим визитом и провести время в обществе хозяина – когда хозяин здоров, как равный с равным, поспешу добавить, – и в обществе его смиренного слуги тако же, позволю себе заметить.
   – Опять философствуете, Слэк.
   – Прошу прощения, мисс Маргарет, трудно воздержаться от философствования при виде этакой твари, – ответствовал Слэк.
   Оливер охотно согласился про себя с коротышкой-слугой, хотя покамест не вполне ясно понимал, что происходит. Тераторн! Кошмарнейший, гнуснейший из крылатых хищников, чей силуэт в небе – распростертые черные крылья и кармазинно-красная голова – в глазах большинства селян служил предвестием грядущего бедствия, здесь, в «Пиках», в Талботшире, по всем признакам числился желанным гостем! И все-таки при виде мерзкой птицы Оливер холодел от страха, по спине его бежали мурашки, а сердце учащенно билось – о чем мистер Лэнгли и не преминул поведать Слэку и мисс Моубрей.
   – Ах, да не тревожьтесь вы, мистер Оливер, – успокоил его коротышка-слуга, разворачивая принесенный из кухни сверток. – Поскольку близился час его визита, я предусмотрительно захватил тут кое-что – на случай, если мистер Шейкер застанет нас в домике.
   В свертке обнаружились полголовы озерной форели, окунек и пара свиных колбас. При виде этих лакомств тераторн сей же миг встрепенулся: пронзительные холодные глаза и острое чутье птицу не подвели. Но вместо того чтобы жадно наброситься на угощение, как можно было бы ожидать, птица позволила Слэку класть яства себе в клюв одно за другим. Голова птицы резко дернулась назад – и форель исчезла, канула в бездонную глотку; еще одно судорожное подергивание – и окунька как не бывало; голова качнулась еще раз, и еще, и колбасы последовали за всем прочим. После чего Слэк вновь обратился к джентльмену и страннику со словами утешительными и ласковыми, тераторн уставился мимо него, словно одаривая прощальным взглядом Оливера, распростер могучие крылья и сорвался в воздух. Домик вновь задрожал и заходил ходуном; птица унеслась прочь; в окно заструился пасмурный свет; жуткий призрак исчез, точно его и не было.
   – В жизни не видывал ничего удивительнее, – объявил Оливер. Щеки его уже слегка порозовели. – Тераторн – и ручной!
   – Мистер Шейкер нисколечко не ручной, сэр, – поспешно уточнил Слэк. – Он просто учтив и любезен – в силу долгой привычки.
   – Но как такое возможно?
   – Да это все капитан, – объяснила Мэгс. – Видите ли, подобрал тераторна совсем еще птенцом неоперившимся; видно, мать его бросила. Бедняжка был еще и ранен… Подозреваю, что капитан принял судьбу малыша близко к сердцу, ведь друг наш и сам вечно причиняет себе какой-нибудь урон, вот он и выкормил и выходил птенца. Со временем тераторн поправился, а в должный срок научился летать и зажил своей поднебесной жизнью; однако же всякий день возвращается в домик за угощением – и общения ради, если на то пошло. На удивление умная птица, не так ли, Слэк? Должна признаться, я ощущаю в мистере Шейкере некое направляющее сознание, некую искру разума, пусть и примитивного, некую способность к пониманию. Иначе с какой бы стати такому существу водить дружбу с представителями рода человеческого? Зачем подвергать себя опасности?
   – Невероятно, – только и смог промолвить Оливер.
   – О да, не так ли? – улыбнулся капитан Хой, выслушав из уст Оливера тот же краткий отзыв, когда экскурсанты, осмотрев домик на дереве, возвратились в комнату недужного. – Итак, наш небесный странник и вам показался? Потрясающее существо, вы не находите? Что скажете, мистер Лэнгли, – вы, конечно же, поняли, почему мы именуем джентльмена мистером Шейкером?
   – Как не понять. Когда он на нас с грохотом обрушился, весь дом так и затрясся, точно коктейль в шейкере!
   – Именно; хотя так бывало не всегда. Сначала я назвал его Крошкой Осбертом, потому что нашел его в день святого Осберта, но со временем пернатый джентльмен вошел в возраст, и стало очевидно: имя ему больше не подходит. Вот тогда-то кухарь мой и вассал и окрестил его наново: год тому назад дело было, в сезон сбора гороха, после того, как тераторн сотряс мою «виллу» в очередной раз. Нет-нет, насчет прочности постройки не тревожьтесь: дом укреплен в ветвях так же надежно, как если бы составлял с деревом единое целое. Меня настил вполне выдерживает, а, как вы заметили, я человек крупный. Кстати, Лэнгли, что скажете о подзорной трубе?
   – Превосходного качества линзы. Озеро, сосновый лес по берегам, хребты далеких заснеженных гор – все видно как на ладони. Можно заглянуть в любой уголок деревни и рассмотреть людские лица во всех подробностях. Я так понимаю, сверху даже за усадьбой можно шпионить, – отвечал Оливер.
   – Еще как можно, – кивнул Слэк.
   – Что наводит меня на мысль: а ведь мистер Шейкер – не первый весьма любопытный представитель пернатого царства, с которым мы с Марком столкнулись за сегодняшний день.
   – Не первый? Как так? – удивился капитан. Оливер вкратце поведал об их со сквайром утреннем визите в Скайлингден, описал тамошних обитателей, и загадочное круглое окно, и – особенно многозначительно – то, что они подсмотрели краем глаза в занавешенной комнате, идя по темной и безмолвной галерее. Капитан Хой рассказом весьма заинтересовался, как явствовало из многочисленных признаков: он морщил лоб, задумчиво поглаживал усы и невнятно бурчал что-то себе под нос по-контрабасовски.
   – Любопытно, очень-очень любопытно… Я, видите ли, готов поклясться, что вот этот мой кухарь уже неделю по меньшей мере твердит мне, будто мистера Шейкера что-то беспокоит. Что скажешь, мужлан?
   – С уверенностью ничего утверждать не берусь, – отозвался Слэк, – хотя есть у меня такое чувство, что с недавних пор покой джентльмена нарушен. Что послужило тому причиной – понятия не имею. Но только он проводит в окрестностях «Пиков» куда меньше времени, чем обычно, как если бы его отвлекало нечто до крайности интересное.
   – Может статься, в природе существует миссис Шейкер и целый выводок птенцов? – предположил Оливер.