Страница:
— Моему возлюбленному нет до меня дела. Он пользуется мною как дешевой проституткой.
Кристофер судорожно глотнул воздух. С минуту он стоял, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Потом неуверенно спросил:
— Это ты про меня? Николь молча кивнула.
— Знаешь, если б мне нужна была проститутка, то я бы просто купил себе любую. Но мне нужна ты. Да что тут говорить, ты сама должна все понимать!
— Нет, об этом надо говорить, — тихо сказала Николь. — Если вы и вправду хотите на мне жениться не только потому, что жаждете моего тела, то скажите об этом.
— Господи, дай мне силы, — вскричал Кристофер. — Неужели ты до сих пор не поняла? Я люблю тебя! Люблю! Так ты пойдешь за меня замуж?
Ответом ему был долгий поцелуй, который впервые Николь подарила сама.
38
39
Кристофер судорожно глотнул воздух. С минуту он стоял, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Потом неуверенно спросил:
— Это ты про меня? Николь молча кивнула.
— Знаешь, если б мне нужна была проститутка, то я бы просто купил себе любую. Но мне нужна ты. Да что тут говорить, ты сама должна все понимать!
— Нет, об этом надо говорить, — тихо сказала Николь. — Если вы и вправду хотите на мне жениться не только потому, что жаждете моего тела, то скажите об этом.
— Господи, дай мне силы, — вскричал Кристофер. — Неужели ты до сих пор не поняла? Я люблю тебя! Люблю! Так ты пойдешь за меня замуж?
Ответом ему был долгий поцелуй, который впервые Николь подарила сама.
38
Они сочетались браком на следующий день, в среду, в маленьком городке, удаленном от Нового Орлеана на целых двадцать миль. Скрепя сердце от церемонии венчания пришлось отказаться. Бракосочетание ограничилось актом регистрации в кабинете местного судьи. В качестве свидетеля был привлечен Хиггинс. Однако был необходим второй свидетель. К счастью, в этой роли любезно согласилась выступить жена судьи. Правда, и она, и ее муж испытывали сильные подозрения, что эта странная процедура таит какую-то сомнительную подоплеку. Скорее всего, думали они, молодые люди принадлежат к разным слоям общества и решили пожениться без благословения родителей. Однако вид жениха и невесты, столь явно влюбленных друг в друга, убедил их, что этот брак — благое дело и, оформляя его, они не берут грех на душу.
Кристофер не сводил глаз с Николь, словно боялся, что она вдруг исчезнет. А Николь вся так и светилась от счастья. Вот бы их сейчас увидели лорд и леди Саксон, думала она. Впрочем, главное, что с нею был Кристофер, который любит ее, любит настолько, что решил на ней жениться, пускай тайно, поспешно и без пышных церемоний.
Обратный Путь занял целых четыре часа, поскольку из-за дождей дороги превратились в жидкое месиво. Хиггинс отверг настойчивое приглашение ехать вместе в карете и устроился рядом с кучером на козлах. В дороге он до нитки вымок под дождем, но с его лица не сходила счастливая улыбка.
Домой они прибыли к вечеру. Кристофер собрал слуг и представил им Николь как свою жену и их новую хозяйку. Чуть позже, уединившись с Сандерсоном, он недвусмысленно объяснил ему, что о сегодняшней церемонии знать никому не следует. Бракосочетание состоялось еще в Англии, и эта версия должна быть воспринята всеми как нечто само собой разумеющееся. Сандерсон клятвенно заверил, что не допустит никаких слухов и кривотолков.
После этого Кристофер написал два коротких письма. Одно — Саважу — содержало единственную фразу, извещавшую о том, что Кристофер и его жена Николь с удовольствием принимают приглашение к завтрашнему обеду.
Второе письмо было немного длиннее. Чтобы найти адресата, ему предстояло многодневное путешествие. Адресовано оно было лорду Саксону. В нем Кристофер лаконично сообщал, что он снова благополучно пребывает в Новом Орлеане вместе с Николь — теперь уже в качестве не подопечной, а жены. В конце письма Кристофер выражал надежду, что при благоприятных обстоятельствах он рассчитывает уже летом снова посетить Англию. Про себя он со вздохом подумал: одному Богу известно, что будет означать это благоприятное стечение обстоятельств. Завтра при встрече с Джесоном он решил выяснить, не собирается ли какой-нибудь корабль вырваться из залива сквозь блокаду. Если такой найдется, с ним и будет отправлено письмо.
Отложив перо, Кристофер поспешил к Николь. Увидев его, она улыбнулась почти застенчиво и спросила:
— Ну как, ты уладил все свои дела?
— О да, вполне. Саважу я сообщил и уверен, что он, со своей стороны, постарается пресечь все кривотолки, которые могут возникнуть. За слуг Сандерсон ручается. А кроме Саважа и слуг, кажется, вообще еще никто не знает, что ты в городе. Так что, надеюсь, сплетен можно не опасаться.
Николь слегка удивилась, что именно таковы оказались те важные дела, ради которых Кристофер ее ненадолго оставил в первый день их супружества. И она решилась спросить:
— Неужели тебя так беспокоят слухи? Прежде ты, кажется, вообще не придавал значения тому, что подумают люди.
Кристофер улыбнулся.
— Но у меня никогда не было жены, о которой я должен заботиться. А меньше всего на свете я желал бы, чтобы моя супруга стала предметом досужей болтовни. Тем более что я сам виноват в некоторой неловкости сложившейся ситуации.
Настала очередь улыбнуться Николь. Такая забота была ей очень приятна. Особенно когда она исходила от Кристофера, который, кажется, не привык вообще ни с кем считаться.
— Что тебя забавляет? — недоуменно спросил он при виде ее улыбки. — Ты находишь странным, что я забочусь о твоем добром имени?
— Нет! Просто я слышала, что женитьба преображает мужчину. Теперь я вижу, что это действительно так. И признаюсь, такая перемена меня радует.
Они оба рассмеялись, словно испытав большое облегчение. Объятие, которое последовало за этим, было настолько страстным, что лишь усилием воли они спустя несколько секунд заставили себя воздержаться от его продолжения.
— Еще не время, — словно извиняясь, пробормотал Кристофер. — Но чуть позже — непременно. Я теперь твой муж и не намерен спать в одиночестве.
В глазах Николь вспыхнул дразнящий огонек.
— Кажется, отсутствие брачного свидетельства и раньше не очень-то тебя сдерживало. Кристофер нахмурился.
— Признаю, это моя вина. Николь всплеснула руками.
— Неужели ты еще попросишь прощения, что скверно со мной обращался? Он покачал головой.
— Единственное, о чем я действительно сожалею, это о том, что не женился на тебе гораздо раньше. Так я избежал бы многих душевных терзаний.
— Ты испытывал душевные терзания? — недоверчиво воскликнула Николь.
— Еще какие! Сначала у меня перед глазами стояла та сцена, как вы обнимались с Аленом. Потом Англия… Из-за тебя я чуть не лишился рассудка!
Ее лицо стало серьезным.
— Тебе надо было просто сказать мне, что ты чувствуешь.
— Ладно, не будем об этом. С минуты на минуту Сандерсон объявит, что пора обедать. Хочешь, я налью тебе шерри? Или чего-нибудь покрепче?
Николь натянуто улыбнулась и с деланной небрежностью ответила, что шерри ее устроит. Этот разговор прояснил многое, но не все. Было очевидно, что Кристофер беззаветно любит ее, но не может
отделаться от навязчивых сомнений и подозрений. А это серьезно угрожало благополучию их отношений. Вероятно, им следовало еще о многом поговорить. И повод к тому не замедлил представиться.
В их первую брачную ночь Николь пожелала помочь мужу — раздеться, однако проявила при этом такую неловкость, что вызвала его смех. До той поры знакомство с мужскими туалетами исчерпывалось для нее тем небогатым гардеробом, который полагался юнге. Но элегантные панталоны Кристофера сильно отличались от холщовых штанов, которые она носила на шхуне. Николь просто запуталась в незнакомых завязках и застежках.
— Похоже, тебе нечасто приходилось раздевать мужчин, — съязвил Кристофер.
Эта реплика была брошена с обычной для него небрежной иронией, но Николь она больно кольнула.
— Никогда в жизни я не раздевала ни одного мужчину, — жестко ответила она.
Дразнящее выражение исчезло с его лица, когда он переспросил:
— Даже Роберта?
Николь глубоко вздохнула и покачала головой.
— Кристофер, выслушай же меня наконец! Почему ты бросаешь мне обвинения, ни в чем не разобравшись? Ты ведь даже не спросил меня, почему я уехала куда-то с Эдвардом Маркхэмом, как я оказалась в доме у твоего дяди… Для себя ты все уже решил. Но как ты можешь говорить, что любишь меня, когда ты мне не веришь? Почему ты воспринимаешь меня, в первую очередь, как дочь Аннабель? Я же никогда не хитрила, не пыталась тебя обмануть!
— Ну, конечно! Я, будучи в здравом уме, взял юнгой на шхуну тринадцатилетнюю девчонку, воплощение кротости и искренности! — усмехнулся он.
— А разве я не служила тебе как настоящий юнга? Какой ущерб ты понес от этой детской хитрости? — возмутилась Николь.
— Но ты и потом меня обманывала. Вспомни, как вы с Аленом задумали выкрасть трофейные документы.
Николь прикусила губу. В этом он действительно был прав. Но она не собиралась сдаваться.
— Это совсем другое дело. Документы тебе вовсе не принадлежали, мы просто хотели их вернуть законным владельцам.
— У тебя на все найдется ответ. Думаю, Аннабель с Робертом тоже находили себе какое-то оправдание. Все-таки что-то от матери в тебе есть…
— Послушай, Кристофер, — вспылила Николь. — Ты ведь не станешь отрицать, что лорд Саксон — человек в высшей степени порядочный и добрый. А ведь Роберт — его сын! Сильно он похож на отца?
Такой неожиданный поворот озадачил Кристофера. Немного подумав, он был вынужден признать ее правоту. Потом, словно смахивая неприятный налет, привнесенный этим разговором, нежно погладил ее и попросил:
— Хорошо, расскажи мне, что же случилось в ту ночь?
Николь помолчала, собираясь с духом. И голосом, сначала робким, потом все более уверенным, заговорила. За каких-то пять минут она рассказала ему все и сама удивилась, как калейдоскоп событий того безумного дня вместился в несколько коротких фраз.
Кристофер смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Что выражал его взгляд, Николь понять не могла.
— Ты мне все-таки не веришь? Считаешь, что я все придумала?
Неожиданно он широко улыбнулся.
— Верю, дорогая моя. Такую историю невозможно придумать.
И он заключил ее в объятия, не давая сказать больше ни слова. Ведь это была их первая брачная ночь!
Кристофер не сводил глаз с Николь, словно боялся, что она вдруг исчезнет. А Николь вся так и светилась от счастья. Вот бы их сейчас увидели лорд и леди Саксон, думала она. Впрочем, главное, что с нею был Кристофер, который любит ее, любит настолько, что решил на ней жениться, пускай тайно, поспешно и без пышных церемоний.
Обратный Путь занял целых четыре часа, поскольку из-за дождей дороги превратились в жидкое месиво. Хиггинс отверг настойчивое приглашение ехать вместе в карете и устроился рядом с кучером на козлах. В дороге он до нитки вымок под дождем, но с его лица не сходила счастливая улыбка.
Домой они прибыли к вечеру. Кристофер собрал слуг и представил им Николь как свою жену и их новую хозяйку. Чуть позже, уединившись с Сандерсоном, он недвусмысленно объяснил ему, что о сегодняшней церемонии знать никому не следует. Бракосочетание состоялось еще в Англии, и эта версия должна быть воспринята всеми как нечто само собой разумеющееся. Сандерсон клятвенно заверил, что не допустит никаких слухов и кривотолков.
После этого Кристофер написал два коротких письма. Одно — Саважу — содержало единственную фразу, извещавшую о том, что Кристофер и его жена Николь с удовольствием принимают приглашение к завтрашнему обеду.
Второе письмо было немного длиннее. Чтобы найти адресата, ему предстояло многодневное путешествие. Адресовано оно было лорду Саксону. В нем Кристофер лаконично сообщал, что он снова благополучно пребывает в Новом Орлеане вместе с Николь — теперь уже в качестве не подопечной, а жены. В конце письма Кристофер выражал надежду, что при благоприятных обстоятельствах он рассчитывает уже летом снова посетить Англию. Про себя он со вздохом подумал: одному Богу известно, что будет означать это благоприятное стечение обстоятельств. Завтра при встрече с Джесоном он решил выяснить, не собирается ли какой-нибудь корабль вырваться из залива сквозь блокаду. Если такой найдется, с ним и будет отправлено письмо.
Отложив перо, Кристофер поспешил к Николь. Увидев его, она улыбнулась почти застенчиво и спросила:
— Ну как, ты уладил все свои дела?
— О да, вполне. Саважу я сообщил и уверен, что он, со своей стороны, постарается пресечь все кривотолки, которые могут возникнуть. За слуг Сандерсон ручается. А кроме Саважа и слуг, кажется, вообще еще никто не знает, что ты в городе. Так что, надеюсь, сплетен можно не опасаться.
Николь слегка удивилась, что именно таковы оказались те важные дела, ради которых Кристофер ее ненадолго оставил в первый день их супружества. И она решилась спросить:
— Неужели тебя так беспокоят слухи? Прежде ты, кажется, вообще не придавал значения тому, что подумают люди.
Кристофер улыбнулся.
— Но у меня никогда не было жены, о которой я должен заботиться. А меньше всего на свете я желал бы, чтобы моя супруга стала предметом досужей болтовни. Тем более что я сам виноват в некоторой неловкости сложившейся ситуации.
Настала очередь улыбнуться Николь. Такая забота была ей очень приятна. Особенно когда она исходила от Кристофера, который, кажется, не привык вообще ни с кем считаться.
— Что тебя забавляет? — недоуменно спросил он при виде ее улыбки. — Ты находишь странным, что я забочусь о твоем добром имени?
— Нет! Просто я слышала, что женитьба преображает мужчину. Теперь я вижу, что это действительно так. И признаюсь, такая перемена меня радует.
Они оба рассмеялись, словно испытав большое облегчение. Объятие, которое последовало за этим, было настолько страстным, что лишь усилием воли они спустя несколько секунд заставили себя воздержаться от его продолжения.
— Еще не время, — словно извиняясь, пробормотал Кристофер. — Но чуть позже — непременно. Я теперь твой муж и не намерен спать в одиночестве.
В глазах Николь вспыхнул дразнящий огонек.
— Кажется, отсутствие брачного свидетельства и раньше не очень-то тебя сдерживало. Кристофер нахмурился.
— Признаю, это моя вина. Николь всплеснула руками.
— Неужели ты еще попросишь прощения, что скверно со мной обращался? Он покачал головой.
— Единственное, о чем я действительно сожалею, это о том, что не женился на тебе гораздо раньше. Так я избежал бы многих душевных терзаний.
— Ты испытывал душевные терзания? — недоверчиво воскликнула Николь.
— Еще какие! Сначала у меня перед глазами стояла та сцена, как вы обнимались с Аленом. Потом Англия… Из-за тебя я чуть не лишился рассудка!
Ее лицо стало серьезным.
— Тебе надо было просто сказать мне, что ты чувствуешь.
— Ладно, не будем об этом. С минуты на минуту Сандерсон объявит, что пора обедать. Хочешь, я налью тебе шерри? Или чего-нибудь покрепче?
Николь натянуто улыбнулась и с деланной небрежностью ответила, что шерри ее устроит. Этот разговор прояснил многое, но не все. Было очевидно, что Кристофер беззаветно любит ее, но не может
отделаться от навязчивых сомнений и подозрений. А это серьезно угрожало благополучию их отношений. Вероятно, им следовало еще о многом поговорить. И повод к тому не замедлил представиться.
В их первую брачную ночь Николь пожелала помочь мужу — раздеться, однако проявила при этом такую неловкость, что вызвала его смех. До той поры знакомство с мужскими туалетами исчерпывалось для нее тем небогатым гардеробом, который полагался юнге. Но элегантные панталоны Кристофера сильно отличались от холщовых штанов, которые она носила на шхуне. Николь просто запуталась в незнакомых завязках и застежках.
— Похоже, тебе нечасто приходилось раздевать мужчин, — съязвил Кристофер.
Эта реплика была брошена с обычной для него небрежной иронией, но Николь она больно кольнула.
— Никогда в жизни я не раздевала ни одного мужчину, — жестко ответила она.
Дразнящее выражение исчезло с его лица, когда он переспросил:
— Даже Роберта?
Николь глубоко вздохнула и покачала головой.
— Кристофер, выслушай же меня наконец! Почему ты бросаешь мне обвинения, ни в чем не разобравшись? Ты ведь даже не спросил меня, почему я уехала куда-то с Эдвардом Маркхэмом, как я оказалась в доме у твоего дяди… Для себя ты все уже решил. Но как ты можешь говорить, что любишь меня, когда ты мне не веришь? Почему ты воспринимаешь меня, в первую очередь, как дочь Аннабель? Я же никогда не хитрила, не пыталась тебя обмануть!
— Ну, конечно! Я, будучи в здравом уме, взял юнгой на шхуну тринадцатилетнюю девчонку, воплощение кротости и искренности! — усмехнулся он.
— А разве я не служила тебе как настоящий юнга? Какой ущерб ты понес от этой детской хитрости? — возмутилась Николь.
— Но ты и потом меня обманывала. Вспомни, как вы с Аленом задумали выкрасть трофейные документы.
Николь прикусила губу. В этом он действительно был прав. Но она не собиралась сдаваться.
— Это совсем другое дело. Документы тебе вовсе не принадлежали, мы просто хотели их вернуть законным владельцам.
— У тебя на все найдется ответ. Думаю, Аннабель с Робертом тоже находили себе какое-то оправдание. Все-таки что-то от матери в тебе есть…
— Послушай, Кристофер, — вспылила Николь. — Ты ведь не станешь отрицать, что лорд Саксон — человек в высшей степени порядочный и добрый. А ведь Роберт — его сын! Сильно он похож на отца?
Такой неожиданный поворот озадачил Кристофера. Немного подумав, он был вынужден признать ее правоту. Потом, словно смахивая неприятный налет, привнесенный этим разговором, нежно погладил ее и попросил:
— Хорошо, расскажи мне, что же случилось в ту ночь?
Николь помолчала, собираясь с духом. И голосом, сначала робким, потом все более уверенным, заговорила. За каких-то пять минут она рассказала ему все и сама удивилась, как калейдоскоп событий того безумного дня вместился в несколько коротких фраз.
Кристофер смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Что выражал его взгляд, Николь понять не могла.
— Ты мне все-таки не веришь? Считаешь, что я все придумала?
Неожиданно он широко улыбнулся.
— Верю, дорогая моя. Такую историю невозможно придумать.
И он заключил ее в объятия, не давая сказать больше ни слова. Ведь это была их первая брачная ночь!
39
Обстоятельства складывались так, что уже никто не сомневался в намерении англичан напасть на Новый Орлеан. Разумеется, о секретном документе, который Кристофер, рискуя жизнью, доставил из Англии, знал лишь узкий круг лиц. Однако возросшая активность англичан в заливе навевала мрачные предчувствия. Тот факт, что в далеком Генте начались мирные переговоры, не снимал напряжения. Было очевидно, что за столом переговоров Англии весьма пригодилась бы козырная карта, которой мог, стать захват Луизианы. О таких намерениях, уже не таясь, заявляли британские официальные лица.
Эндрю Джексон считал вторжение весьма вероятным. Он, однако, полагал, что англичане едва ли станут атаковать город непосредственно с побережья, а скорее всего предпримут попытку прорваться со стороны Мобила. Именно там были сосредоточены регулярные войска. В помощь им планировалось привлечь ополчение, однако невысокая боеспособность этих сил не позволяла питать иллюзий. Перевес явно был на стороне британского экспедиционного корпуса.
Так или иначе, город готовился к битве. Об этом и шла речь у Джесона с Кристофером, когда после плотного обеда они уединились в кабинете.
Николь с Кэтрин тем временем наслаждались обществом друг друга. Между ними сразу же завязалась дружба. Причиной тому, может быть, было то, что обе они были из Англии, а может, и то, что я та, и другая были замужем за энергичными, властными и самолюбивыми мужчинами. Николь поначалу чувствовала себя немного стесненно в компании женщины, которая была почти вдвое старше ее. Однако она быстро поняла, что за обликом светской дамы таится живая и непосредственная натура, способная иной раз поразить остроумием и оригинальностью суждений. Эта хрупкая женщина обладала большим влиянием на своего мужа, которое осуществляла мягко и ненавязчиво. Так, по крайней мере, говорила сама Кэтрин, делясь с Николь кое-какими женскими секретами. И Николь была готова ей поверить, глядя, какие отношения сложились у Джесона и Кэтрин. Как ей хотелось бы самой когда-нибудь стать Кристоферу такой же женой, какой была Кэтрин для своего делового и энергичного мужа!
После визита, когда они с Кристофером остались одни, Николь поинтересовалась:
— Что тебе поведал Джесон? Ты выглядишь таким озабоченным.
Кристофер лишь небрежно махнул рукой.
— Мы говорили о политике. Не надо тебе забивать этим твою прелестную головку. Николь надула губы.
— Ты говоришь со мной, как с дурочкой! Неужели тебе приятно иметь жену, которая ничего не понимает в твоих делах и нисколько не беспокоится о том, что заботит тебя?
Кристофер вздохнул. Разумеется, портрет бестолковой жены, нарисованный Николь, его не прельщал. Однако и делиться с нею серьезной информацией ему не хотелось. Как бы то ни было, в лояльности Николь — еще недавно британской подданной — он был не вполне уверен. Кроме того, ему просто не хотелось ее волновать, ибо надвигавшиеся события действительно внушали опасения. Тем не менее он решился и поделился с нею кое-какими соображениями о предстоящем вторжении.
Николь слушала его затаив дыхание. По ее лицу невозможно было понять, какие чувства она испытывает. Лишь когда он умолк, она встревоженно спросила;
— Значит, ты будешь сражаться? Кристофер кивнул.
— Боюсь, придется. А ты хотела бы, чтобы я в такой час сидел дома?
— Нет. Просто будь осторожен, — тихо сказала она.
Он улыбнулся.
— Когда дома меня ждет такая жена, я, конечно, не Полезу к черту в пекло.
Эти слова не успокоили ее, скорее наоборот. Конечно, не впервые Кристофер шел под пули. Но раньше она была рядом с ним. А теперь ему придется одному идти на поле боя, а ей — томиться в ожидании. Вдруг ей в голову пришла безумная мысль. Что, если снова переодеться мужчиной и последовать за ним? Нет, это невозможно. Если ее минует английская пуля, Кристофер сам оторвет ей голову, когда узнает!
Того, как она относится к предстоящей битве, Николь сама не могла понять. Ей было важно, чтобы Кристофер остался невредим, а в чьих руках окажется Новый Орлеан — англичан или американцев, — мало ее беспокоило. Чувствуя, что не может разделить патриотизм мужа, Николь с огорчением вздохнула. Она ненавидела эту войну, на которой ее мужу, быть может, предстояло сразиться с кем-то из ее прежних соседей и друзей.
Неудивительно, что в этой связи ей вспомнился Ален. Однако, задав Кристоферу вопрос о нем, Николь поняла, что до подлинной непринужденности в их отношениях еще далеко. Едва услышав имя Алена, Кристофер нахмурился, в его взгляде появились раздражение и подозрительность.
Третьего декабря генерал Джексон устроил смотр новоорлеанскому ополчению. Лицо его не выражало никаких чувств, когда перед ним нестройными рядами проходили кое-как вооруженные обыватели. Зрелище, сказать по совести, было жалкое.
Кристофер тоже присутствовал на смотре, и вид беспомощного «войска» привел его к убеждению, что необходимо снова связаться с Лафитом. Он посоветовался с Джесоном и постарался убедить его, что наилучший путь — устроить личную встречу Жана с генералом в обход Клайборна. После недолгих колебаний Джесон согласился.
Жан встретил Кристофера дружелюбно.
— Заходи, друг мой, — воскликнул он с улыбкой. — Я все думал, когда же ты появишься снова.
Кристофер уселся на предложенный ему стул и сразу перешел к делу.
— Думаю, ты понимаешь, зачем я явился?
— Кажется, понимаю. Американцам я наконец-то понадобился?
— Еще как, черт побери! — воскликнул Кристофер, забыв о всякой дипломатии. — Ты готов к ним присоединиться?
— Разумеется. А ты сомневался?
— Но полагаю, не безвозмездно? — спохватился Кристофер Лафит серьезно кивнул.
— Да. И я могу назвать свою цену. Я требую, чтобы мое имущество мне вернули, моих людей выпустили из-под стражи и впредь не чинили мне препятствий в моих делах.
— Не берусь гарантировать, что все твои условия будут приняты, — заявил Кристофер, — но я надеюсь, что, встретившись лично с генералом Джексоном, ты сам сумеешь все уладить.
Лафит удовлетворенно кивнул.
— Хорошо. Меня это устроит. Я слышал, что Джексон — человек рассудительный. Попробуем договориться.
Он оказался прав, положившись на здравый смысл, присущий генералу. Но, на беду, тактические выкладки Джексона оказались не на высоте. Отправив Паттерсона с небольшими силами на пяти вооруженных судах в разведку, он добился лишь того, что они были обезоружены превосходящими силами англичан. Захваченные суда теперь могли быть использованы неприятелем для организации десанта. Артиллерия была удалена настолько, что требовалось несколько дней для ее передислокации. В городе началась паника. 16 декабря Джексон ввел осадное положение.
Николь пребывала в смятении чувств. Она безумно боялась за Кристофера, хотя и понимала, что в создавшемся положении он не может позволить себе роль стороннего наблюдателя. Стараясь как-то отвлечься от одолевавшей ее тревоги, Николь пыталась найти себе любое занятие. 20 декабря состоялось секретное совещание, посвященное обороне города. Кристофер присутствовал на нем. Они договорились с Николь, что она отправится в ателье мадам Колетт, а он зайдет туда за нею, когда совещание закончится.
Совещание затянулось. Устав ждать, Николь попросила мадам Колетт сообщить ее мужу, что она отправилась домой. Едва она вышла за порог, как столкнулась с тем, кого меньше всего ожидала увидеть в этом месте в этот час. Молодой человек, случайно толкнувший ее, с поклоном извинился, но в тот же миг глаза его расширились от изумления и тревоги. Они с Николь узнали друг друга. Перед нею стоял Ален. На мгновение они будто окаменели.
— Ален, — чуть слышно прошептала Николь одними губами.
Он схватил ее за руку, опасливо огляделся и тихо проговорил:
— Мне надо сказать тебе кое-что. Есть поблизости какое-нибудь место, где мы могли бы уединиться?
Николь, еще не до конца осознав, что может означать его присутствие в городе накануне вторжения, неуверенно проговорила:
— Думаю, мадам позволит нам побеседовать в одной из примерочных.
Это было не совсем то, чего хотел Ален, но выбирать не приходилось. Он тоже еще не оправился от шока, возникшего при встрече. Насколько ему было известно, она должна была возвратиться в Англию, и увидеть ее на улице Нового Орлеана он никак не ожидал. Теперь ему было необходимо заручиться ее молчанием, дабы он мог беспрепятственно покинуть город и доставить своему командованию донесение о плачевном состоянии обороны Нового Орлеана.
Выполнять в городе шпионскую миссию Алену очень не хотелось, но, кроме него, послать было некого. Никто лучше него не ориентировался в этих краях. Правда, опасность разоблачения была велика. Оставалось только надеяться, что с людьми, знавшими его как английского шпиона, ему удастся избегнуть встречи Разумеется, встреча с Николь не входила в его планы, но, кажется, и не нарушала их. По своему опыту Ален знал, что на Николь можно положиться.
Но одного он не предусмотрел. В это самое время из-за угла вышел Кристофер, который наконец освободился и спешил на встречу с женой. Ее он увидел у дверей ателье, но окликать не стал: расстояние между ними было слишком велико. Тем более что представшая перед ним сцена лишила его дара речи. У него на глазах какой-то молодой человек пылко схватил Николь за руку и что-то ей заговорщически зашептал. Она кивнула, и оба они, опасливо оглядываясь, устремились в ателье. Тут Кристофер узнал этого человека. Не оставалось никаких сомнений, что перед ним Ален Баллард! Что, черт побери, ему надо в Новом Орлеане? Впрочем, это был излишний вопрос. Ответ на него был вполне ясен.
О Боже, его жена общается со шпионом! И это уже не в первый раз. Они давно нашли общий язык. Скорее всего эта мерзавка снабжала Балларда теми сведениями, которые так ловко выведывает у растяпы-мужа. Кристофер пришел в неописуемую ярость.
Первым его порывом было позвать стражу и выдать двух английских шпионов в момент их конспиративной встречи. Однако он тут же с горечью осознал, что не сделает этого. Николь, кем бы она ни была, принадлежала только ему. И он сам разберется с нею и с ее дружком!
Стараясь не выдать своих чувств, он вошел в ателье и с почти естественной улыбкой приветствовал мадам Колетт. Та смутилась. Крупная сумма, которую тайком передал ей Ален, должна была обеспечить секретность необычной встречи. Однако месье Саксон был постоянным и очень выгодным клиентом, терять которого не хотелось. Мадам срывающимся шепотом сообщила Кристоферу: ей очень неловко об этом говорить, но его жена уединилась с каким-то незнакомым молодым человеком в примерочной.
Никто не догадывался, какие чувства владели в этот момент Николь. Оправившись от изумления, она быстро сообразила, какая причина побудила ее друга в эту пору находиться в Новом Орлеане. Николь не хотела ему зла. Наоборот, всей душой она желала ему благополучно избегнуть подстерегавших его опасностей. Она, однако, понимала, что если Алену удастся передать английскому командованию донесение о боеспособности защитников города, то это скорее всего приведет к гибели многих людей, и прежде всего Кристофера. Николь не могла этого допустить. Но как удержать Алена? Краем глаза она увидела стоявший на подставке утюг. В ее голове возник безумный план. Что, если оглушить Алена, потом связать? С помощью мадам она запрет его в надежном месте, а когда опасность минует, отпустит с Богом. Словно невзначай Николь придвинулась к утюгу и стала небрежно поглаживать его ручку.
По иронии судьбы, в голове Алена зрел похожий план. Он рассчитывал связать Николь и поспешно покинуть город, пока она не будет обнаружена. Доверяться ей в нынешних обстоятельствах было бы слишком опасно.
Но ни тот ни другой не успели осуществить задуманное. Голос Кристофера, хотя и негромкий, но вполне различимый, послышался за стеной в двух шагах от них. Ален проворно вскочил и метнулся к боковой двери, надеясь спастись бегством. Николь замахнулась на него утюгом и нанесла размашистый удар, который, однако, не достиг цели. Запутавшись в собственных юбках, она оступилась и растянулась на полу, увлекая за собой Алена. В этом двусмысленном положении их и застал Кристофер, появившийся на пороге. Не помня себя от ярости, он набросился на Алена, стараясь дотянуться до горла и сдавить его стальными тисками. Еще минута, и он преуспел бы в своем намерении. Однако исход делу был положен расторопностью мадам Колетт. Заботясь о безопасности своего заведения, она поспешила на улицу и позвала один из патрулей, которые в последние дни во множестве пребывали на всех городских перекрестках.
В примерочной сразу стало тесно. Быстро придя в себя, Кристофер отбросил начавшего задыхаться Алена, поднялся и заявил патрульным:
— Этот человек — английский шпион. Я узнал его. Доставьте его к генералу и доложите, что я сегодня же дам объяснения.
Николь глядела широко раскрытыми глазами, как вооруженные люди поспешили исполнить распоряжение Кристофера. Ей еще не до конца был ясен смысл произошедшего.
— Я… — начала было она, обращаясь к мужу.
— Замолчи! — оборвал ее он. — Ни слова, пока мы не окажемся дома!
В отчаянии Николь последовала за ним. Неужели Кристофер мог подумать, будто у нее с Аденом состоялось свидание в ателье? Такая мысль казалась настолько абсурдной, что Николь с некоторым облегчением подумала: не может Кристофер быть так слеп!
Поэтому, когда они остались одни, она набралась смелости и спросила:
— В чем дело? Почему ты сердишься? Может быть, ты позволишь мне объяснить, что случилось?
— Не позволю! — со злостью выкрикнул он. — Я прекрасно знаю, что случилось! «И мне нет нужды выслушивать твою ложь!
Настала очередь Николь рассердиться.
— Тогда, может быть, и мне расскажешь? А то я, видно, чего-то не знаю или не понимаю.
— Изволь, — ледяным тоном произнес он. — Сегодня я, ни о чем не подозревая, шел по улице, рассчитывая встретить свою любимую жену. — Последние слова он произнес с издевательской иронией. — Тут мне представился случай наблюдать, как моя благоверная супруга милуется с каким-то незнакомцем. Этого им показалось недостаточно, и они прошмыгнули в ателье, дабы в уединении предаться своим утехам.
Более того, избранник моей супруги — не кто иной, как английский шпион. Признайся, ведь ради него ты проявляла такую трогательную заботу о моих делах?
Николь охватило такое отчаяние, что ни сил, ни желания бороться уже не осталось. Безжизненным голосом она произнесла:
— Мне нечего противопоставить твоему тупому ослеплению. Раз ты убедил себя в этой глупости, то с твоей стороны наиболее патриотично выдать меня военным властям. Пожалуйста, сообщи мне, когда ты собираешься это сделать, чтобы я могла собрать в тюрьму необходимые вещи.
Ее бессильная покорность поразила Кристофера. Нет, он не собирался выдавать ее! Но что он в самом деле намерен предпринять? В его голове вдруг зашевелились сомнения. Верит ли он сам в те обвинения, которые так жестоко ей бросил? Ведь если разобраться, ситуация совсем не однозначна. Вряд ли Николь назначила свидание в ателье, зная наверняка, что с минуты на минуту он должен там появиться, А в каком положении он ее застал? Тяжелый утюг в ее руке мало соответствовал антуражу любовной сцены. Может быть, Ален набросился на нее, а она пыталась защититься. Нет, все не так ясно. Почти извиняющимся тоном он заговорил:
— Послушай, Николь…
— Что? — недобро прищурилась она. — В твою безумную голову пришло еще какое-то обвинение?
— Нет, я просто хотел…
— А я больше ничего не хочу — выкрикнула она. — Ты злобный, тупой и подозрительный ревнивец, которого Господь послал мне в наказание за грехи моей матери. Я не желаю тебя больше видеть. Убирайся!
Эндрю Джексон считал вторжение весьма вероятным. Он, однако, полагал, что англичане едва ли станут атаковать город непосредственно с побережья, а скорее всего предпримут попытку прорваться со стороны Мобила. Именно там были сосредоточены регулярные войска. В помощь им планировалось привлечь ополчение, однако невысокая боеспособность этих сил не позволяла питать иллюзий. Перевес явно был на стороне британского экспедиционного корпуса.
Так или иначе, город готовился к битве. Об этом и шла речь у Джесона с Кристофером, когда после плотного обеда они уединились в кабинете.
Николь с Кэтрин тем временем наслаждались обществом друг друга. Между ними сразу же завязалась дружба. Причиной тому, может быть, было то, что обе они были из Англии, а может, и то, что я та, и другая были замужем за энергичными, властными и самолюбивыми мужчинами. Николь поначалу чувствовала себя немного стесненно в компании женщины, которая была почти вдвое старше ее. Однако она быстро поняла, что за обликом светской дамы таится живая и непосредственная натура, способная иной раз поразить остроумием и оригинальностью суждений. Эта хрупкая женщина обладала большим влиянием на своего мужа, которое осуществляла мягко и ненавязчиво. Так, по крайней мере, говорила сама Кэтрин, делясь с Николь кое-какими женскими секретами. И Николь была готова ей поверить, глядя, какие отношения сложились у Джесона и Кэтрин. Как ей хотелось бы самой когда-нибудь стать Кристоферу такой же женой, какой была Кэтрин для своего делового и энергичного мужа!
После визита, когда они с Кристофером остались одни, Николь поинтересовалась:
— Что тебе поведал Джесон? Ты выглядишь таким озабоченным.
Кристофер лишь небрежно махнул рукой.
— Мы говорили о политике. Не надо тебе забивать этим твою прелестную головку. Николь надула губы.
— Ты говоришь со мной, как с дурочкой! Неужели тебе приятно иметь жену, которая ничего не понимает в твоих делах и нисколько не беспокоится о том, что заботит тебя?
Кристофер вздохнул. Разумеется, портрет бестолковой жены, нарисованный Николь, его не прельщал. Однако и делиться с нею серьезной информацией ему не хотелось. Как бы то ни было, в лояльности Николь — еще недавно британской подданной — он был не вполне уверен. Кроме того, ему просто не хотелось ее волновать, ибо надвигавшиеся события действительно внушали опасения. Тем не менее он решился и поделился с нею кое-какими соображениями о предстоящем вторжении.
Николь слушала его затаив дыхание. По ее лицу невозможно было понять, какие чувства она испытывает. Лишь когда он умолк, она встревоженно спросила;
— Значит, ты будешь сражаться? Кристофер кивнул.
— Боюсь, придется. А ты хотела бы, чтобы я в такой час сидел дома?
— Нет. Просто будь осторожен, — тихо сказала она.
Он улыбнулся.
— Когда дома меня ждет такая жена, я, конечно, не Полезу к черту в пекло.
Эти слова не успокоили ее, скорее наоборот. Конечно, не впервые Кристофер шел под пули. Но раньше она была рядом с ним. А теперь ему придется одному идти на поле боя, а ей — томиться в ожидании. Вдруг ей в голову пришла безумная мысль. Что, если снова переодеться мужчиной и последовать за ним? Нет, это невозможно. Если ее минует английская пуля, Кристофер сам оторвет ей голову, когда узнает!
Того, как она относится к предстоящей битве, Николь сама не могла понять. Ей было важно, чтобы Кристофер остался невредим, а в чьих руках окажется Новый Орлеан — англичан или американцев, — мало ее беспокоило. Чувствуя, что не может разделить патриотизм мужа, Николь с огорчением вздохнула. Она ненавидела эту войну, на которой ее мужу, быть может, предстояло сразиться с кем-то из ее прежних соседей и друзей.
Неудивительно, что в этой связи ей вспомнился Ален. Однако, задав Кристоферу вопрос о нем, Николь поняла, что до подлинной непринужденности в их отношениях еще далеко. Едва услышав имя Алена, Кристофер нахмурился, в его взгляде появились раздражение и подозрительность.
Третьего декабря генерал Джексон устроил смотр новоорлеанскому ополчению. Лицо его не выражало никаких чувств, когда перед ним нестройными рядами проходили кое-как вооруженные обыватели. Зрелище, сказать по совести, было жалкое.
Кристофер тоже присутствовал на смотре, и вид беспомощного «войска» привел его к убеждению, что необходимо снова связаться с Лафитом. Он посоветовался с Джесоном и постарался убедить его, что наилучший путь — устроить личную встречу Жана с генералом в обход Клайборна. После недолгих колебаний Джесон согласился.
Жан встретил Кристофера дружелюбно.
— Заходи, друг мой, — воскликнул он с улыбкой. — Я все думал, когда же ты появишься снова.
Кристофер уселся на предложенный ему стул и сразу перешел к делу.
— Думаю, ты понимаешь, зачем я явился?
— Кажется, понимаю. Американцам я наконец-то понадобился?
— Еще как, черт побери! — воскликнул Кристофер, забыв о всякой дипломатии. — Ты готов к ним присоединиться?
— Разумеется. А ты сомневался?
— Но полагаю, не безвозмездно? — спохватился Кристофер Лафит серьезно кивнул.
— Да. И я могу назвать свою цену. Я требую, чтобы мое имущество мне вернули, моих людей выпустили из-под стражи и впредь не чинили мне препятствий в моих делах.
— Не берусь гарантировать, что все твои условия будут приняты, — заявил Кристофер, — но я надеюсь, что, встретившись лично с генералом Джексоном, ты сам сумеешь все уладить.
Лафит удовлетворенно кивнул.
— Хорошо. Меня это устроит. Я слышал, что Джексон — человек рассудительный. Попробуем договориться.
Он оказался прав, положившись на здравый смысл, присущий генералу. Но, на беду, тактические выкладки Джексона оказались не на высоте. Отправив Паттерсона с небольшими силами на пяти вооруженных судах в разведку, он добился лишь того, что они были обезоружены превосходящими силами англичан. Захваченные суда теперь могли быть использованы неприятелем для организации десанта. Артиллерия была удалена настолько, что требовалось несколько дней для ее передислокации. В городе началась паника. 16 декабря Джексон ввел осадное положение.
Николь пребывала в смятении чувств. Она безумно боялась за Кристофера, хотя и понимала, что в создавшемся положении он не может позволить себе роль стороннего наблюдателя. Стараясь как-то отвлечься от одолевавшей ее тревоги, Николь пыталась найти себе любое занятие. 20 декабря состоялось секретное совещание, посвященное обороне города. Кристофер присутствовал на нем. Они договорились с Николь, что она отправится в ателье мадам Колетт, а он зайдет туда за нею, когда совещание закончится.
Совещание затянулось. Устав ждать, Николь попросила мадам Колетт сообщить ее мужу, что она отправилась домой. Едва она вышла за порог, как столкнулась с тем, кого меньше всего ожидала увидеть в этом месте в этот час. Молодой человек, случайно толкнувший ее, с поклоном извинился, но в тот же миг глаза его расширились от изумления и тревоги. Они с Николь узнали друг друга. Перед нею стоял Ален. На мгновение они будто окаменели.
— Ален, — чуть слышно прошептала Николь одними губами.
Он схватил ее за руку, опасливо огляделся и тихо проговорил:
— Мне надо сказать тебе кое-что. Есть поблизости какое-нибудь место, где мы могли бы уединиться?
Николь, еще не до конца осознав, что может означать его присутствие в городе накануне вторжения, неуверенно проговорила:
— Думаю, мадам позволит нам побеседовать в одной из примерочных.
Это было не совсем то, чего хотел Ален, но выбирать не приходилось. Он тоже еще не оправился от шока, возникшего при встрече. Насколько ему было известно, она должна была возвратиться в Англию, и увидеть ее на улице Нового Орлеана он никак не ожидал. Теперь ему было необходимо заручиться ее молчанием, дабы он мог беспрепятственно покинуть город и доставить своему командованию донесение о плачевном состоянии обороны Нового Орлеана.
Выполнять в городе шпионскую миссию Алену очень не хотелось, но, кроме него, послать было некого. Никто лучше него не ориентировался в этих краях. Правда, опасность разоблачения была велика. Оставалось только надеяться, что с людьми, знавшими его как английского шпиона, ему удастся избегнуть встречи Разумеется, встреча с Николь не входила в его планы, но, кажется, и не нарушала их. По своему опыту Ален знал, что на Николь можно положиться.
Но одного он не предусмотрел. В это самое время из-за угла вышел Кристофер, который наконец освободился и спешил на встречу с женой. Ее он увидел у дверей ателье, но окликать не стал: расстояние между ними было слишком велико. Тем более что представшая перед ним сцена лишила его дара речи. У него на глазах какой-то молодой человек пылко схватил Николь за руку и что-то ей заговорщически зашептал. Она кивнула, и оба они, опасливо оглядываясь, устремились в ателье. Тут Кристофер узнал этого человека. Не оставалось никаких сомнений, что перед ним Ален Баллард! Что, черт побери, ему надо в Новом Орлеане? Впрочем, это был излишний вопрос. Ответ на него был вполне ясен.
О Боже, его жена общается со шпионом! И это уже не в первый раз. Они давно нашли общий язык. Скорее всего эта мерзавка снабжала Балларда теми сведениями, которые так ловко выведывает у растяпы-мужа. Кристофер пришел в неописуемую ярость.
Первым его порывом было позвать стражу и выдать двух английских шпионов в момент их конспиративной встречи. Однако он тут же с горечью осознал, что не сделает этого. Николь, кем бы она ни была, принадлежала только ему. И он сам разберется с нею и с ее дружком!
Стараясь не выдать своих чувств, он вошел в ателье и с почти естественной улыбкой приветствовал мадам Колетт. Та смутилась. Крупная сумма, которую тайком передал ей Ален, должна была обеспечить секретность необычной встречи. Однако месье Саксон был постоянным и очень выгодным клиентом, терять которого не хотелось. Мадам срывающимся шепотом сообщила Кристоферу: ей очень неловко об этом говорить, но его жена уединилась с каким-то незнакомым молодым человеком в примерочной.
Никто не догадывался, какие чувства владели в этот момент Николь. Оправившись от изумления, она быстро сообразила, какая причина побудила ее друга в эту пору находиться в Новом Орлеане. Николь не хотела ему зла. Наоборот, всей душой она желала ему благополучно избегнуть подстерегавших его опасностей. Она, однако, понимала, что если Алену удастся передать английскому командованию донесение о боеспособности защитников города, то это скорее всего приведет к гибели многих людей, и прежде всего Кристофера. Николь не могла этого допустить. Но как удержать Алена? Краем глаза она увидела стоявший на подставке утюг. В ее голове возник безумный план. Что, если оглушить Алена, потом связать? С помощью мадам она запрет его в надежном месте, а когда опасность минует, отпустит с Богом. Словно невзначай Николь придвинулась к утюгу и стала небрежно поглаживать его ручку.
По иронии судьбы, в голове Алена зрел похожий план. Он рассчитывал связать Николь и поспешно покинуть город, пока она не будет обнаружена. Доверяться ей в нынешних обстоятельствах было бы слишком опасно.
Но ни тот ни другой не успели осуществить задуманное. Голос Кристофера, хотя и негромкий, но вполне различимый, послышался за стеной в двух шагах от них. Ален проворно вскочил и метнулся к боковой двери, надеясь спастись бегством. Николь замахнулась на него утюгом и нанесла размашистый удар, который, однако, не достиг цели. Запутавшись в собственных юбках, она оступилась и растянулась на полу, увлекая за собой Алена. В этом двусмысленном положении их и застал Кристофер, появившийся на пороге. Не помня себя от ярости, он набросился на Алена, стараясь дотянуться до горла и сдавить его стальными тисками. Еще минута, и он преуспел бы в своем намерении. Однако исход делу был положен расторопностью мадам Колетт. Заботясь о безопасности своего заведения, она поспешила на улицу и позвала один из патрулей, которые в последние дни во множестве пребывали на всех городских перекрестках.
В примерочной сразу стало тесно. Быстро придя в себя, Кристофер отбросил начавшего задыхаться Алена, поднялся и заявил патрульным:
— Этот человек — английский шпион. Я узнал его. Доставьте его к генералу и доложите, что я сегодня же дам объяснения.
Николь глядела широко раскрытыми глазами, как вооруженные люди поспешили исполнить распоряжение Кристофера. Ей еще не до конца был ясен смысл произошедшего.
— Я… — начала было она, обращаясь к мужу.
— Замолчи! — оборвал ее он. — Ни слова, пока мы не окажемся дома!
В отчаянии Николь последовала за ним. Неужели Кристофер мог подумать, будто у нее с Аденом состоялось свидание в ателье? Такая мысль казалась настолько абсурдной, что Николь с некоторым облегчением подумала: не может Кристофер быть так слеп!
Поэтому, когда они остались одни, она набралась смелости и спросила:
— В чем дело? Почему ты сердишься? Может быть, ты позволишь мне объяснить, что случилось?
— Не позволю! — со злостью выкрикнул он. — Я прекрасно знаю, что случилось! «И мне нет нужды выслушивать твою ложь!
Настала очередь Николь рассердиться.
— Тогда, может быть, и мне расскажешь? А то я, видно, чего-то не знаю или не понимаю.
— Изволь, — ледяным тоном произнес он. — Сегодня я, ни о чем не подозревая, шел по улице, рассчитывая встретить свою любимую жену. — Последние слова он произнес с издевательской иронией. — Тут мне представился случай наблюдать, как моя благоверная супруга милуется с каким-то незнакомцем. Этого им показалось недостаточно, и они прошмыгнули в ателье, дабы в уединении предаться своим утехам.
Более того, избранник моей супруги — не кто иной, как английский шпион. Признайся, ведь ради него ты проявляла такую трогательную заботу о моих делах?
Николь охватило такое отчаяние, что ни сил, ни желания бороться уже не осталось. Безжизненным голосом она произнесла:
— Мне нечего противопоставить твоему тупому ослеплению. Раз ты убедил себя в этой глупости, то с твоей стороны наиболее патриотично выдать меня военным властям. Пожалуйста, сообщи мне, когда ты собираешься это сделать, чтобы я могла собрать в тюрьму необходимые вещи.
Ее бессильная покорность поразила Кристофера. Нет, он не собирался выдавать ее! Но что он в самом деле намерен предпринять? В его голове вдруг зашевелились сомнения. Верит ли он сам в те обвинения, которые так жестоко ей бросил? Ведь если разобраться, ситуация совсем не однозначна. Вряд ли Николь назначила свидание в ателье, зная наверняка, что с минуты на минуту он должен там появиться, А в каком положении он ее застал? Тяжелый утюг в ее руке мало соответствовал антуражу любовной сцены. Может быть, Ален набросился на нее, а она пыталась защититься. Нет, все не так ясно. Почти извиняющимся тоном он заговорил:
— Послушай, Николь…
— Что? — недобро прищурилась она. — В твою безумную голову пришло еще какое-то обвинение?
— Нет, я просто хотел…
— А я больше ничего не хочу — выкрикнула она. — Ты злобный, тупой и подозрительный ревнивец, которого Господь послал мне в наказание за грехи моей матери. Я не желаю тебя больше видеть. Убирайся!