А вдруг она уже прошла мимо?..
   Студент вышел из-за павильона, остановился возле ржавого барьера, повернулся к гостинице. Через служебные оцинкованные двери разгружали узкий рефрижератор. Мужики в синих халатах бросали на тележки мороженые бараньи туши.
   Когда-то на этом месте была казарма с выбитыми окнами и фигурными водосточными трубами - в них всегда подмывало швырнуть обломком заплесневелого кирпича. Потом стены долго рушили щербатым стальным шаром. Издалека были слышны звуки тупых размашистых ударов, и рыжая пыль вздымалась разрывами из-за наспех сколоченного забора. Чуть позже вырыли глубокий котлован - там, в дальнем углу, белела куча речного песка, и в нее прыгала ребятня, взобравшись на штабель бетонных свай...
   Тележку, загруженную фиолетовыми тушами, закатили в распахнутые двери, а к рефрижератору сейчас же подставили другую.
   Женщина в телогрейке и с мохеровым шарфом на голове что-то писала в блокнот. Шофер курил, изредка заглядывая под машину. Когда двери для очередной заполненной тележки широко распахивались, из них выкатывались клубы пара - казалось, гостиница дышит всеми пластиковыми легкими - и на мгновение исчезали шофер, женщина с блокнотом и синие халаты.
   Если обогнуть гостиницу и через проходной двор аркой выйти в переулок, миновать сквер, пересечь центральную улицу напротив театра и свернуть к фонтану, то будет почти рукой подать до того места, где прожил без малого восемнадцать лет...
   Крутая лестница на второй этаж бывшей богадельни... Ступени с выщербленными краями, стертые подошвами шляпки гвоздей... А под лестницей - темная сырая кладовка, где зимой обычно стояла бочка с квашеной капустой, а летом валялись санки, пылились рамы... Между ступеньками узкие черные щели, и если прикрыть одну из них ладонью, то по руке скользнет вкрадчивый сквозняк...
   Студент вернулся к телефонной будке, снял перчатки, растер пальцами щеки.
   Теперь там, захватив пол-улицы, стоит Дом быта... Канул в небытие особняк с узкими комнатами - еще после революции залы перегородили, создавая новый уют, - как раз над кроватью сквозь наслоения извести проглядывал рельефный круг; часть его, с массивным крюком от люстры, отсекала стена, и меньшая доля оставалась у соседей - бездетных евреев... В той квартире всегда была тишина - ни радио, ни телевизора, ни просто разговоров, и только ночью кто-то натужно кашлял и всхлипывал... Их похоронили с интервалом в месяц, а в комнату въехала молодая парочка и начала регулярно, с воплями и скандалами, разводиться и сходиться... Бабка Анна принимала самое активное участие в баталиях... Когда супруга переходила на истошный крик, бабка Анна вытаскивала из сундука ненадеванную галошу и шлепала блестящей рубчатой резиной о стену - только штукатурка летела в разные стороны - и грозилась строгим голосом вызвать милицию. Потом уже, стряхивая верблюжье одеяло, подметая веником, затянутым в дырявый чулок, шаткий пол, бабка Анна удовлетворенно прислушивалась к соседскому миру и не догадывалась, что они успокоились не из-за грозной милиции, а из-за галоши - ведь надо было убирать осыпавшуюся штукатурку...
   Хлопнула дверь биофака. С крыльца, задев тростью чугунную решетку, сошел бородач в каркулевой шапке и каракулевом воротнике. Постоял у стены, разглядывая что-то между окнами. Затем ткнул витой тростью в сугроб и посмотрел, задрав клочкастую бороду, на небо.
   Студент тоже посмотрел вверх. Мутное белесое небо начиналось сразу же за неподвижной дырявой кроной мускулистого тополя. Казалось, что если тополь вдруг надломится и рухнет, обрывая закуржевелые провода, сминая телефонную будку, то и небо, разбухшее от снега, повалится следом и лопнет от удара, как прохудившаяся перина.
   Подожду еще минут пятнадцать... Интересно, возьмет Андрюха билеты на Бергмана?.. Вот наберусь наглости и приглашу ее в кино - Андрюха с радостью пожертвует свой билет...
   Шапка у студента свалилась, и он, отряхивая ее, увидел, как мелькнул за угол каракулевый воротник.
   Что же он там разглядывал между окнами?.. Представительный мужчина - доцент или профессор... Сначала посмотрел на стену, а затем уставилс в небо... Вот бы спросить его о ней...
   Студент подошел к зданию, увидел термометр в проржавелом футляре и, не задерживаясь ни у телефонной будки, ни у заколоченного павильона, вернулся в библиотеку.
   Вечером у памятника Андрюха сказал, что Бергмана отменили, а билеты он взял на венгерский детектив, где убийца - шеф-повар и где каждые пять минут пьют оранжад. Студент молчал, подставив ладонь под редкие снежинки, которые все-таки прорвались к земле, чтобы замереть у гранитного постамента на чистом квадрате газона...
   Назавтра студент просидел в читальном зале лишь полчаса и опять пошел к биофаку. Наблюдая за дверью, он теперь уже не прятался за павильон, не таился в телефонной будке. Когда же с крыльца сошел профессор в каракуле, стукнул тростью о чугун, как и вчера, посмотрел на термометр, а затем на небо, студент чуть было с ним не поздоровался.
   За профессором вышли двое - высокий парень в дубленке и девица в длинной шубе, с раздутым импортным пакетом в руке. Парень метнулся обратно к дверям. Она же повернулась к студенту, поправила свободной рукой очки.
   - Я тебя еще вчера из окна видела... Думала, дождешься. Выхожу после практикума - а тебя и след простыл...
   - Мне тут один товарищ обещал...
   - Врать нехорошо, - она протянула студенту пакет. - По-моему, мы расстались друзьями?
   - Конечно, - студент выронил пакет - к ногам скользнула тетрадь и свернутый белый халат.
   - Растяпа! - она подобрала тетрадь и халат. - Только, пожалуйста, на отца не обижайся, у него позиция такая... Он вообще с людьми сходится очень трудно...
   - Дочь явно не в отца, - студент поднял тяжелый от книг пакет. Угадал?
   - Нет, а ты что - хотел, чтобы я прошла мимо, когда ты здесь второй день мерзнешь?..
   Из дверей вышел парень в дубленке.
   - Марина, ты ручку забыла...
   - Спасибо, - она ткнула ручку в пакет, который студент все еще держал перед собой. - Так мы, Валера, пойдем...
   - Но ведь...
   - Завтра... Можешь подождать до завтра?
   - Тебе видней, - Валера сунул руки в карманы и вразвалочку зашагал к гостинице.
   - Надоел, - Марина взяла студента под руку. - Думаешь, я ему нужна?.. Папины гонорары, папина машина, папина дача...
   - Но ведь в душу человека не влезешь... Может, он цинизмом прикрывается из-за робости?
   - Я всегда даю точную оценку... Не веришь? Вот у тебя глаза поэта...
   - Мимо... Да, стихи люблю, наизусть порядком знаю, но чтобы самому... Это какую наглость надо иметь: Пушкин, Блок, Есенин - и вдруг ты со свиным рылом...
   - Верно, сейчас стихи писать не умеют... Рифмовать могут, метафоры нагромождать - пожалуйста, а чувствовать и мыслить - это увольте... Проза - совершенно другое дело...
   Они ходили по набережной, то спускаясь к реке, то взбираясь по голому бетону к парапету, то снова возвращаясь к перевернутым лодкам, на лед - между замерзших лунок оставались следы, и при каждом шаге спрессованный резким ветром снег пружинил, а потом, взвизгнув, проваливался.
   За парапетом торчала рябина, густо облепленная свиристелями. Раскормленные птицы, вскинув хохолки, изредка перелетали с ветки на ветку. Они бросали в неуклюжих птиц льдинками, которые свисали с перил мрачного дебаркадера, но те разбивались о гранит парапета и скатывались, звеня по бетонному обводу.
   Потом болтали об эскимосах, Северном полюсе, лайках, потом долго молчали.
   Пройдя набережную до конца, свернули у глухой стены завода к церкви, пересекли магистраль у светофора, поднялись к музею по деревянной узкой лестнице с обновленными перилами. Вошли в пустынный двор, примыкающий к узорной ограде музея, и остановились возле тихого дома. Решили погреться в ближнем подъезде.
   - Хочешь, я открою тайну? - студент поставил на батарею пакет, надвинул шапку себе на самые брови. - Потрясающую тайну...
   - Зачем торопиться? - Марина сняла очки, зажмурилась, отвернулась. - И почему вы всегда торопитесь?
   - Но я знаю, как можно установить автора "Слова о полку Игореве"!
   - Смешной... Кому это интересно, кроме вас, филологов... Подменяете жизнь прочитанными страницами...
   - А если это мировая сенсация?.. К тому же мой способ наверняка применим к любой безымянной поэме прошлого...
   - Быть знаменитым некрасиво, - Марина протерла очки платком, шагнула к студенту, тронула пальцем его щеку. - Совсем замерз...
   Студент прижался к стене, зажмурился. Он вдруг вспомнил новогоднюю ночь, темный коридор общежития, шалую Тамарку, которая вдруг вытащила его из комнаты и впилась поцелуем - умело и зло...
   - Тебе лучше отогреться здесь, а я пойду, - Марина сдернула с батареи пакет. - У меня поблизости дела сугубо личные...
   Где-то наверху громко хлопнула дверь.
   Он молчал.
   - Если завтра надумаешь прийти, я сорвусь с лекции...
   Он, так и не шелохнувшись, смотрел ей в спину, и она больше не оглядывалась.
   Пусть уходит, скорее уходит... Все блажь... Не надо позволять издеваться... Замерз... Дела сугубо личные... Или думает, что брошусь за ней?.. А если бы вдруг поцеловала, как Тамарка... Нет, такая первая не поцелует...
   По лестнице спустилась женщина с авоськой, набитой пустыми молочными бутылками, замерла на последней ступеньке.
   Выйдя из подъезда, студент остановился посередине двора возле сугроба с воткнутой метлой.
   А может, у нее действительно срочное дело? Или вывел ее из себя хвастовством... Дурак, нашел время о "Слове" трепаться... Впрочем, хорошо, что обошлось без поцелуев, а то бы потерял голову, стал бы ползать перед ней на коленях и клясться в любви... Тамарке же клялся... Хорошо еще, что ее перехватил верзила-журналист...
   Студент миновал ограду музея. Улица в оба конца была пуста.
   Студент вылез из автобуса последним. За декоративной стеной гранитные тяжелые глыбы, припорошенные снегом, - торчал угол Андрюхиного дома. Самый край жилого массива. Там крутой бугор, пустырь и кладбище. А между скученными зданиями и березами кладбища карабкались от реки высоковольтные опоры. Берег отсюда не был виден, а в просветах девятиэтажек лишь тянулись провисшие тяжелые провода.
   Когда студент вышел к площадке у подъезда, он увидел знакомый трансформаторный узел, прозванный Андрюхой пауком, отступающие деревья и четкие штрихи кладбищенской ограды. Березы сливались с наметенным снегом, и кроны их терялись на фоне мутного неба, и лишь ограда рассекала сугробы вереницей примкнутых штыков.
   Мимо студента дворник пронес на плече обитое жестью пихло - при каждом шаге оно вздрагивало уставшим крылом, заслоняя гудящие нудные трансформаторы, притихшее кладбище и беспокойное воронье.
   Андрюха открыл дверь только после третьего настойчивого звонка. Он держал в одной руке циркуль, в другой - остро заточенный карандаш.
   - Дочку нашего уважаемого классика, оказывается, зовут Мариной, студент, не обращая внимания на циркуль с угрожающе оттопыренной иглой, протиснулся вдоль стены, расстегнул пальто, сдернул шарф. Ма-ри-на, звучит?
   - Плевать, - Андрюха сомкнул циркуль. - Хоть Нина, Таня, Люда плевать... Я седьмой лист почти испортил...
   - Переделаешь, не барин, - студент расшнуровал ботинки. - А я с твоей легкой руки успел с этой Мариной познакомиться...
   - Чтобы такой инфантил и рохля осмелился... Позвольте усомниться...
   - Зато ты у нас герой-любовник! - студент вошел в комнату следом за Андрюхой, переступил через лист ватмана, остановился у окна.
   - К твоему сведению, у меня кроме Верки баб навалом было... Я же их не идеализирую и не боюсь, как некоторые...
   - Сейчас бы чаю, да погорячее...
   - Потерпи малость, - Андрюха присел у ватмана, отложил карандаш в сторону, встал на колени и ткнул циркулем куда-то в самую середину листа. - Сейчас одну фиговину концу...
   - Валяй, - студент повернулся к окну.
   Воронье по-прежнему металось от кладбища к домам и обратно. Кладбище это, давно не действующее, решили чуть-чуть расширить и превратить в место упокоения выдающихся людей города. Но то ли выдающиеся люди перестали умирать, то ли город оказался весьма беден на них, но пока не было зарегистрировано ни одного торжественного погребения, если, конечно, верить областной газете и заверениям Андрюхи, который летом пропадал на кладбище целыми днями, составляя каталог эпитафий...
   Студент посмотрел, как Андрюха, скорчившись над листом, что-то срезает бритвой, и снова отвернулся к окну.
   Зачем я начал про Марину?.. Если Андрюха узнает про сцену в подъезде - засмеет... Впрочем, теперь даже приятно вспомнить, как она стояла рядом, держа очки в отведенной руке... Стоит закрыть глаза, и то мгновение, когда она коснулась пальцами его щеки, вдруг начинает длиться бесконечно, повторяясь вновь и вновь, и даже затылок ощущает холод стены, а рука помнит ребро батареи... Наверное, теперь никогда не избавиться от этого... Цепкая штука - память... Вон, когда бабка Анна умерла, то первые дни казалось, что забыл ее, а потом все чаще и чаще, к месту и не к месту, всякое стало вспоминаться - запах бесполезных лекарств, приглушенные вскрики последних месяцев, серое платье с вязаным воротником - оно было на ней в гробу...
   Они ехали за город часа два - колонной из дребезжащего катафалка, служебного автобуса, который выделили матери на работе, и грузовика.
   В похоронах он участвовал впервые в жизни и поэтому, когда уже приехали на кладбище, начал бестолково ходить между катафалком и грузовиком, натыкаясь на людей с одинаковыми печальными лицами, поскальзываясь на глине, мешая вытаскивать цветы и венки. Но тут шофер грузовика позвал к себе, выкинул доски, и они вдвоем потащили их по кромке между новыми, еще не облупленными оградками да пустыми, про запас нарытыми могилами. У нужной ямы шофер остановился. Могильщик, выбросив на бугор лопату, показал, куда надо положить доски, и стал готовить веревку.
   Он хотел вернуться к катафалку, но гроб уже несли на плечах, а впереди с крышкой, осторожно переступая лужи, двигались зигзагом два незнакомых мужика.
   Отошел в сторону и долго смотрел, как над рядами могил экскаватор монотонно и размеренно вскидывает ковш...
   - На сегодня хватит, - Андрюха выпрямился, сцепил руки. - Так с чего у вас началось?
   - С ерунды... Разве дело в этом?.. Понимаешь, затем меня с ней на откровенность потянуло, и я чуть не проболтался о "Слове"...
   - О чем?
   - "Слово о полку Игореве"... Такая идея осенила - закачаешься!..
   - Ну у тебя и зигзаги... Сначала декабристами занимался, потом носился с фольклором... Я же говорил: не надо бросаться в крайности... Предлагал свое уникальное собрание эпитафий - разрабатывай в удовольствие! При желании можно было проиллюстрировать цветными слайдами каждое надгробие с трех точек... Одумайся, зачем тебе древнерусская литература, в ней давно все изучено...
   - Я тоже так думал... И вдруг одна мысль... Элементарная, даже страшно, что никто раньше не догадался...
   - И ты молчал!
   - Хотел сюрпризом - но вот недавно попробовал взяться и понял: сейчас мне слабо... Во-первых, подготовка не та, во-вторых, без компьютера не обойтись...
   - Суть, в чем суть?
   - Представь, что ученые мужи недооценили автора "Слова"... А он просто-напросто зашифровал свое имя и звание в самом тексте - что-то типа акростиха... Остается это имя вычислить...
   - Потрясающе! И ты хотел первой попавшейся девице подарить такую идею... Обормот!
   - Она и слушать не стала.
   - Застолби сначала участок, а потом откровенничай, а то чужой дядя твои лавры отхватит...
   - Чтобы застолбить, надо защитить диплом, остаться при кафедре, заняться наукой... Кому сейчас интересны мои догадки? Вот когда будет имя...
   - Отсюда вывод - роман с дочкой писателя должен иметь логическое завершение.
   - Нет, спасибо, бегайте за ней сами... Лучше как проклятый буду сидеть в читалке...
   Студент пришел в читальный зал одним из первых - только успели включить свет, поправить стулья, закрыть форточки. Кроме него, у стойки выдачи книг топтались еще два парня. Студент получил вчерашний роман и еще сборник рассказов того же автора, изданный в Москве, и устроился возле Брокгауза и Эфрона. Парни, обложившись фолиантами, заняли стол у окна, достали пухлые тетради, ручки и громким шепотом начали играть в морской бой.
   Студент отодвинул роман к самому краю стола, раскрыл сборник: на заставке одного из рассказов - собака загадочной масти и голое искореженное дерево. Банальное название: "Поздняя любовь".
   Заказывая сборник, не думал, что он пригодится... Было просто любопытно, что же еще настряпал писатель... Теперь ясно, что завкафедрой неправа... Ни в коем случае нельзя ограничиваться романом и даже парой сборников, надо копать с истоков... Талант в то время еще не закостенел, не спрятался под суммой приемов... Слишком часто автор прибегает в последнем романе к деталям, перескакивающим из эпизода в эпизод, пытается ими, как винтами, скрепить всю конструкцию, чтобы не рассыпалась, слишком заботится о том, чтобы каждое ружье непременно выстрелило...
   Студент взял обе книги, вышел в библиографический отдел, вытащил нужный ящик из картотеки, поставил его, как обычно, на подоконник.
   Почему сразу не додумался до этого?.. Теперь заказы выполнят дня через два... А хорошо, если бы в первых его вещах чувствовалась неуверенность... Робкое использование глаголов, назойливость прилагательных, сравнения и метафоры к месту и не к месту... Но вот постепенно автор избавляется от засоренности, переходит на новый уровень, к динамичному повествованию, в котором любая деталь находится в постоянном движении, как электрон... В последнем романе ему в этом плане кое-что удалось... Хотя бы эпизод в пивной... Пока отец сосет с коллегой пиво, сын уплетает конфеты, разглядывая старые полуботинки отца и грязные кеды другого и складывая фантики на стол... А когда наконец они уходят, по клейкой горке бледных фантиков можно догадаться, как много прошло времени, и понять, что отцу совсем не хочется возвращаться домой, и его коллеге тоже...
   Кто-то вошел. Из-за шкафов картотеки не видна дверь, но зато сразя потянуло сквозняком от окна. Заполненный листок сорвался на пол. Студент нагнулся.
   Вдруг это Марина?.. Ведь ходит она когда-нибудь в библиотеку... Было бы забавно столкнуться именно здесь нос к носу... А если встретить ее сегодня у биофака, и опять пройти всю набережную, и, как бы случайно, повернуть к музею и очутиться в том дворе и в том подъезде?
   Студент, оставив роман и сборник рассказов на окне, понес заказы к библиотекарше. Та сидела за высоким барьером и читала книгу. Рядом с книгой стоял термос.
   А ведь хочется, чтобы вчерашнее повторилось... Но каой в этом смысл?..
   Библиотекарша лениво просмотрела заказы.
   - Вы наверняка первый, кто затребовал эти бессмертные шедевры... Придется подождать дня три, не меньше.
   - Как можно отзываться о произведении, даже не заглянув в него?..
   - Прекрасных книг за прошедшие века уже понаписали столько, что хватит с лихвой не на одно поколение... К тому же у нынешних писателей кишка тонка... Общая их беда, что слишком долго находятся под гипнозом Толстого и Достоевского, - правда, пытаются что-то перенять у Запада, позабыв при этом, что Запад тоже учился у наших исполинов... Замкнутый круг...
   - Но ведь они как могут стараются запечатлеть нашу с вами жизнь то, как мы ездим в переполненных троллейбусах, просиживаем все вечера перед телевизором, слушаем стереопластинки, мешая нервным соседям...
   - Пусть стараются, разве я против - только эти книги через десяток лет вообще никто читать не будет, кроме дотошных специалистов, - а придет гений и возродит своим воображением конец двадцатого века, и так убедительно это сделает, что будут верить только его словам...
   - А вдруг гений уже написал свою главную книгу, и она лишь временно затерялась в общем потоке, чтобы потом вынырнуть и поразить людей и остаться в грядущем?
   - Такую книгу сразу бы заметили - не одни же дураки вокруг... Вот у нас в отделе женщина работает, так у нее, по общему мнению, лучший вкус в городе! Ей достаточно пролистать любую книгу, и она сразу же определит ее судьбу... Кстати, о вашем авторе она сказала, что его забудут сразу же после кончины... Он у нас выступал недавно, плел всякую чепуху и думал, что после его пламенных речей все кинутся расхватывать его опусы...
   Библиотекарша зевнула, прикрыв рот ладонью, сняла крышку с термоса.
   Студент отвернулся. За его спиной вкрадчиво булькал кофе.
   В читальном зале парни уже не играли в морской бой. Один дремал, положив голову на раскрытую тетрадь, другой что-то писал, то и дело заглядывая в фолиант.
   Студент взял с полки крайний том Брокгауза и Эфрона.
   Как сказала эта крыса - забудут сразу? Определенно могут забыть, и не таких забывали... Даже самая бешеная слава при жизни не гарантирует бессмертия... Вот бы расшифровать автора "Слова"... По крайней мере, есть шанс навечно остаться хотя бы в учебниках...
   Студент пришел к биофаку на десять минут раньше обычного. Марина стояла возле чугунной решетки крыльца, нетерпеливо похлопывая замшевыми перчатками о шубу. Она не сказала ему ни слова, только привычно взяла под руку. Губы ее, котоыре были вчера бледными, узкими, сегодня отливали жирной помадой, ресницы за очками отяжелели от махровой туши, а веки пугали неестественной синевой.
   Студент думал, что они и на этот раз повернут к набережной, но Марина повела его в гостиницу и там, между дверями и стойкой администратора, усадила его в кресло с лопнувшей спинкой перед низким столиком с буклетами "Аэрофлота", сбросила ему на руки шубу, сверху пристроила шапку, вязаный шарф с перчатками и ушла в парикмахерскую.
   Он видел, как в киоске "Союзпечать" лениво покупают газеты заспанные командированные, как швейцар у лифта читает журнал, как входят группами иностранцы с деревянными сувенирами в озябших руках.
   В конце холла, через дверь ресторана, небрежно задернутую гардиной, белели столы с хрустальными вазами. Между ними лавировали откормленные официантки в кокошниках.
   Марина появилась, когда киоск закрылся на обед, швейцар дочитал журнал, а ресторан заполнился разрумянившимися иностранцами.
   Растопырив свеженаманикюренные пальцы, она взяла шапку, дунула на серебристый мех. Помедлила, чуть наклонив голову, оберегая прическу. переложила перчатки на столик, захлестнула шею шарфом и стала ждать, когда студент встанет и предложит ей шубу.
   - Неужели все это ради моей скромной особы? - поднимаясь, он задел столик, и буклеты посыпались на пол.
   - Конечно, нет... Просто сегодня у моей лучшей подруги день рождения... Не могу же я показаться в избранном обществе без лоска...
   Вышли из гостиницы, остановились на широком гранитном крыльце Марина осторожно натянула перчатки, а студент поправил ей воротник шубы.
   Солнце едва проглядывало мутным пятном над крышами. Верхние ряды окон были такими же мутными, как и солнце. Неподвижные гравюрные кроны тополей подпирали окна.
   Марина осмотрела перчатки, разгладила морщины на запястьях и взяла студента под руку.
   - Давай сейчас в центр... По пути будем заходить во все магазины подряд. Надо же выбрать подарок.
   Спустились с крыльца, перешли улицу, завернули за угол старинного особняка с львиными облезлыми мордами на стенах и сразу же наткнулись на булочную. Высокие узкие двери, а по бокам - запорошенные снегом витрины. Бледный свет, гирлянды окаменелых баранок, пирамиды сухарей, полустертое новогоднее поздравление на опрокинутой картонке.
   - Зайдем сюда? Моя бабка всю жизнь пила чай исключительно с бубликами. Наломает кусочков, размочит в блюдце...
   Марина толкнула тяжелую дверь плечом и мгновенно запахло свежим хлебом, под ногами чавкнул тающий снег и зашуршала крошка.
   На контроле сердитая продавщица одной рукой складывала в стопку плитки шоколада, другой перекатывала мелочь возле блюдца. Студент нашарил в кармане мятую трешку, давно отложенную на словарь синонимов, взял из стопки верхнюю шоколадку, сгреб сдачу с блюдца.
   - Пойдет в качестве довеска к любому подарку, - студент протянул плитку Марине.
   В булочную вошла тетка в пуховом платке - на ворсинках поблескивали крупинки снега. Марина, держа шоколадку в руке, проскользнула мимо тетки к выходу - студент за ней.
   - Удивительно, моя подруга не любит с орехами, - Марина повернулась спиной к порыву ветра и переломила шоколадку. - Зато я обожаю...
   Вдруг колючий ветер спал, не набрав силы, иссяк снег, а когда снова запуржило, им удалось заскочить в "Радиотовары".
   - Давай купим в подарок десять цветных телевизоров, - Марина достала из шуршащей фольги последнюю дольку. - Они будут торчать у Светки по всей квартире, и она будет натыкаться на них и получать синяки, а когда они все раз сломаются, ее предки разорятся на ремонте...
   - Тогда уж лучше десять магнитофонов, и на каждом записать твой голос...
   - Это что, замаскированный комплимент?
   - А еще можно подарить десять телевизионных антенн - очень полезная в хозяйстве штука: можно сушить полотенца, вешать шляпы, фехтовать, бить тараканов на потолке и изображать стадо крупнорогатого скота - самое подходящее занятие для избранного общества, хоровое интеллектуальное мычание на тему "Здравствуй, ферма, дом родной!"
   - Почему ты купил одну плитку? Мне еще хочется...
   - Нормальные люди перед посещением дней рождения сидят голодом неделю или нагуливают аппетит бегом вокруг дома, но ни в коем случае не набивают желудок шоколадом.
   - Ты прав... Хотя я и люблю шоколад, но еще больше люблю салат из крабов, маринованные грибы, копченую осетрину, сыр с орехами, фаршированные кальмары, молочного поросенка и торт "Птичье молоко"...