Соседка вошла, захлопнула дверь.
   – Вот уж от кого не ожидала. Интеллигентный вид, вдова майора – и на тебе, перекрестилась.
   – Она-то, чертова кукла, откуда узнала?
   – А ей ваш сыночек сообщил строго конфиденциально в благодарность за три рубля, которые она занимала ему на прошлой неделе на кассету…
   – Конфиденциально… Три рубля… На кассету… Ты, Ваня, слышал? Я же ему червонец выделяла!
   – Музыка нынче подорожала.
   Сластенов отнес букет в комнату, вернулся, встал рядом с женой.
   Соседка не унималась.
   – А можно на нее хоть глазком взглянуть, на икону-то чудотворную, или врут опять?
   – Только, Капитолина Федоровна, вы уж никому ни словечка, пожалуйста…
   Сластенова неопределенно махнула рукой.
   – Прошу вас!
   – Я-то с радостью, да шила в мешке не утаишь. Если Зоя Сергеевна узнала, значит, ждите визитов. Старухи со всего района сбегутся.
   В дверь грубо и настойчиво застучали.
   – Открывайте, милиция!
   Соседка мимо Сластенова прорвалась в комнату, жена – за ней.
   Сластенов щелкнул замком.
   – Перепугались, братцы-кролики?
   Кирилл швырнул сумку под ноги Сластенову.
   – А я слышу – воркуют, ну и пошутил маленечко… Кстати, я проглядел твой английский детектив… Девяносто девять процентов, что убийца – сержант полиции…
13
   Ночью Сластенова несколько раз просыпалась от ощущения, что кто-то ходит в большой комнате.
   Чудилось то соседка с букетом, то тренер с коктейлем, то надежный человек с топором.
   Сластенова вставала, накидывала на плечи халат и, проверив наличие иконы в серванте, возвращалась в спальню.
   Проснувшись в очередной раз, Сластенова разбудила мужа.
   Раньше, лет десять назад, она будила его обычно поцелуем, а сейчас просто щелкнула по носу.
   – Спать, не мешайте спать… – Сластенов натянул одеяло на голову.
   Она все же разбудила мужа с третьей попытки.
   Он сел, посмотрел на окно – в щель меж шторами уже проклюнулся бледный рассвет.
   – Что, опять тренер?
   – Вань, давай поговорим. Мы же с тобой так давно не разговаривали ночами… А помнишь, как только поженились, так до утра не умолкали – помнишь?..
   – Наверно, тогда было о чем разговаривать?..
   – Конечно, было.
   – Нет, а ловко наше чадо пугануло вас с соседкой… «Откройте, милиция!» Я-то его противный голос признал, а вы обе струхнули…
   – Тебе смешно, а я чувствую, что икона эта меня доконает. Устала я от нее. И чего ношусь, как угорелая? Может, из-за фильма того? Мне на работе замначальника давно говорил, что телевизор до добра не доведет… Ящик – он и есть ящик…
   – Надо было, мать, нам второго ребенка завести. Тогда бы и про икону забыла, и про телевизор.
   – А может, икону в музей отнести?
   – Нужна она им, как собаке пятая нога.
   – Ты бы попробовал, а? Не убьют же они тебя там… Если деньги предложат, не отказывайся… А носом закрутят – неси ее обратно домой, повесим спокойно на стену… Пусть соседки ходят смотреть.
   – И откуда в тебе столько энергии оказалось?
   – Ладно, спи… Схожу взгляну, на месте ли она…
   Когда Сластенова закрывала сервант, ей показалось, что в комнате сына ходят.
   Она подошла на цыпочках к матовому стеклу двери, прислушалась – лишь тиканье часов.
   Успокоенная, вернулась в спальню.
   Муж похрапывал, закинув руки за голову.
   Легла рядом.
   Виски ломило.
   Муж повернулся набок, перестал храпеть и привычно обнял ее.
   Сластенова осторожно поцеловала своего милого и доброго Ивана в губы.
   О ребенке втором вспомнил… А кто молчаливо согласился на аборт?.. Давно это было… Впрочем, если рискнуть, то и сейчас не поздно… Разбудить его, что ли?..
14
   Сластенов опять проспал до двенадцати.
   Как и вчера, обошел все комнаты, поставил кофейник.
   День выдался пасмурный, и было душно.
   Открыв все форточки и балконную дверь, Сластенов прилег на тахту.
   Может, я зря вчера про второго ребенка завел… Ей и так несладко, уже и не рада, что с иконой связалась… Интересно, сегодня усидит на работе до вечера или опять отпросится?.. У них начальник либерал, а коснись нашего – так и на похороны отпускает скрипя зубами…
   Сластенов задремал, а когда поднял голову, сразу вспомнил о кофейнике, рванулся, не понимая тишины на кухне, но столкнулся с женой.
   – Засоня, чуть кофейник не угробил!
   Жена повесила сумку на ручку двери.
   – С утра думала, отпроситься – не отпроситься, а тут выясняется, что с обеда побелка, и нас шуганули по домам.
   – Дождя бы…
   – Все небо затянуло – наверное, скоро грянет.
   Жена присела у серванта.
   – Вань, а как вчера соседушка глаза таращила на наше сокровище!
   С балкона ударил ветер, надул штору парусом.
   Астры на серванте и столе разом вздрогнули.
   – Ох, не видать нам теперь покоя с этой чудотворной…
   Сластенов утихомирил штору, закрыл дверь, обошел все форточки.
   – Может, действительно избавиться от непосильной ноши?
   На улице серым столбом взвилась пылища.
   В комнате совсем стемнело.
   Жена, не отвечая, копошилась у серванта.
   – Ваня!..
   – Так что будем с иконой-то делать?
   – Беда, Ваня! Нас ограбили!
   – Блажь.
   Сластенов присел к серванту рядом с женой.
   – Я из дому никуда не выходил.
   – Утром икона еще была здесь!
   Жена отдернула руку.
   Аккуратно сложенные простыни накренились, и самая верхняя соскользнула на палас.
   – Я специально проверяла!
   – Может, ты ее перепрятала да забыла?
   Сластенов неуклюже сунул простыню обратно на полку.
   – Напряги память.
   – Погоди, погоди… Я проверяла икону, а Кирюша в этот самый момент искал сумку… Ваня, это он!
   – Кто – он?
   – Наш сын! Его, наверное, тренер подговорил. Я чувствовала… Сначала занял три рубля у Зои Сергеевны, потом сообщил об иконе, а теперь – прямое воровство!
   – А может, все-таки ты ее сама перепрятала?
   – Проглядели мы его, Ваня! Проглядели…
15
   У самого подъезда Кирилл запнулся, чуть не упал, схватившись рукой за металлическую решетку, а сумка сорвалась – и прямо в лужу.
   Войдя в подъезд, Кирилл отдышался, посмотрел на часы.
   В запасе целых двадцать минут… Успел… Только бы мать, как вчера, не отпросилась с работы…
   Кирилл встряхнул сумку – икона внутри подпрыгнула, гулко задела брезент.
   Держа сумку на вытянутых руках, поднялся бегом по лестнице.
   Положил сумку на коврик перед дверью, нашарил в кармане связку ключей.
   Утер я сегодня Ирке нос… Впилась в икону, еле оторвал… А то не верила, красавица…
   Кирилл почти бесшумно закрыл за собой дверь, прислушался.
   Вроде тихо… Суну чудотворную на место – и полный ажур…
   Переобулся, достал из сумки завернутую в полиэтилен икону, на всякий случай спрятал под рубаху.
   Прежде чем уйти, забросил сумку в ванную – в прихожей на полу остался мокрый след.
   В комнате сразу остановился.
   Мать с отцом сидели на тахте – плечо к плечу.
   Смотрели, молча ждали.
   – Да я же взял ее только показать…
   Кирилл вырвал из-под рубахи сверток.
   – Одна девочка знакомая попросила!..
   – Скажи лучше, что хотел продать.
   Мать оттолкнулась руками, поднялась с тахты, пересекла комнату, вырвала сверток.
   – Да не сумел…
   – Продать? Вот умора! Ну кому она нужна? Чокнутых нет…
   – Почему ты занял три рубля у соседки?
   Отец встал, скрестил руки на груди – педагог-любитель.
   – Мог бы и у матери попросить.
   – У нее снега-то зимой не выпросишь… Вот подождите, выбьюсь в чемпионы… Это вам не икона дурацкая – это гарантия благ, да еще каких… Пошутил я насчет Андрея Рублева, пошутил – а вы поверили… Сдам на мастера – и считай, полдела… Потом залезу в какой-нибудь вшивенький институт и налягу на тренировки… В загранку буду ездить…
   – С твоим тренером далеко не уедешь.
   Мать развернула икону, осмотрела, спрятала где-то в спальне, вернулась и встала рядом с отцом.
   – Честное слово, стану чемпионом Союза – для начала!
   Кирилл скрестил руки на груди, как отец.
   – Получу международного!
   – Для начала кончи школу, мастер.
   Мать воссоединилась с отцом в воспитательный дуэт.
   – Школу-то он одолеет, а для чемпиона жидковат, да и характера маловато.
   Отец сел на тахту.
   – Давай лучше в шахматы сразимся.
   – Ваня, ты же обещал поговорить с ним по-мужски!
   – Он у нас теперь человек самостоятельный, вон какую жизненную программу развернул. Пусть дурачки бегают за рекордами, а наш сын рванет за благами.
   – Ваня, ты же обещал!
   – Ну, а если серьезно, то думаю, он давно все понял и деньги больше у кого попало занимать не будет, икону без спроса брать не будет и выигрывать у отца на зевках не будет.
   – Игра есть игра!
   – Я бы могла инфаркт схватить! Хоть бы записочку оставил!
   – Мать, да наплюй ты на нее. Давайте лучше овчарку шотландскую заведем.
   Кирилл принес шахматы, высыпал фигуры на тахту, разместил поудобнее доску.
   – А Ирка, дура, от иконы пришла в телячий восторг! И наградила меня поцелуем в щеку!..
16
   На этот раз Сластенов проснулся рано – то ли потому, что жена в эту ночь спала крепко и даже не бегала смотреть икону, то ли потому, что сам выспался досыта.
   В спальню заглянул Кирилл, сообщил, что мать с получки обещала дать на кассеты, и убежал, хлопнув со всей силы входной дверью, назло соседкам.
   Сластенов подошел к окну.
   На небе – чистота.
   Лишь на асфальте, внизу – россыпь луж.
   Денек будет прекрасный… А все-таки вчера я выиграл три партии подряд… Или Кирилл специально поддался – в благодарность за спасение от разноса… Надо бы принять душ – взбодриться малость… В пешечных окончаниях он слабоват…
   Сластенов отыскал в шифоньере свежие трусы в синий горошек и пошел в ванную.
   Разделся, бросил трусы и майку в пластмассовый таз.
   Лучше бы не привозил икону… Обычно жена не любила накапливать белье, а сейчас ее как подменили… Да и на кухню теперь не загонишь…
   Сластенов убрал из ванны сумку Кирилла, настроил воду попрохладней, закрыл глаза, подставляя то лоб, то затылок под урчащий душ.
   Ничего, скоро успокоится… Остынет… В прошлом году так же с кактусами носилась – а через два месяца все раздарила…
   Сластенов растерся полотенцем, обмотал им голову и пошел на кухню.
   Прочитал записку, прислоненную к кофейнику.
   Жена просила сдать бутылки и купить молока.
   Сластенов достал из холодильника яйца, сообразил глазунью.
   Может, действительно завести шотландскую овчарку?.. Гулять с ней по вечерам… Идешь с женой, а рядом этакий красавец, породистый, откормленный, довольный…
17
   Когда Сластенов через полчаса вышел из подъезда, за кустами акации сразу заметил тренера.
   Крепыш стоял прямо на газоне, в мятой кепчонке и все в той же неизменной мастерке.
   Сластенов отвернулся, прибавил шагу – бутылки в сетке принялись названивать.
   Тренер настиг Сластенова за углом.
   – Извините…
   Тренер убрал с рукава мастерки налипший листок.
   – Прошу вас буквально на две минуточки… Очень важно…
   – Насаждения ломаете!
   Сластенов поставил сетку с бутылками на скамейку возле карусели.
   – Нехорошо!
   – Скажите мне откровенно…
   Тренер сел на скамью и начал трогать пальцем горлышко каждой бутылки.
   – Вас не утомила еще возня с этой нелепой иконой?
   – Лично меня – нет. Видите ли, чтобы нарушить мой жизненный уклад, одной иконы совершенно недостаточно.
   – Вы человек серьезный, допустим, а как насчет жены?
   Два пацана в одинаковых панамках раскручивали пустую карусель.
   Визжа и дребезжа, карусель переваливалась с боку на бок, чиркая низом о песок.
   – Знаете, мне еще по магазинам надо пробежаться. Так не ходите зигзагами, а действуйте прямо. К чему финтить?
   – У меня создалось такое впечатление, что у вашей жены от обладания чудотворной иконой вскружилась голова. Мы-то с вами, конечно, понимаем истинную ценность данной иконы и не впадаем в иллюзии, но вот попробуйте переубедить женщину, вбившую себе в голову, что она обладает раритетом, пробуйте доказать ей обратное…
   – Что поделаешь, такой характер. Если что втемяшится, то прочно.
   Пацаны бросили карусель и побежали к качелям.
   Вздрогнув, карусель накренилась и застыла.
   – Вы сделаете доброе дело, если убедите дражайшую половину отнести икону в музей. Во-первых, там вашей жене раскроют глаза, во-вторых, если икона окажется действительно редким экземпляром, ей предложат определенную сумму и душевный покой… Искусство, тем более древнее, должно принадлежать народу.
   – Самое забавное, что моя жена такого же мнения, только вот она сама никогда в музей не пойдет.
   На облезлую дугу карусели сел воробей, покрутил клювом, спрыгнул в песок.
   – Сходите вы.
   Тренер нагнулся, подобрал камушек и швырнул в наглого воробья.
   – Разрубите узел.
   – Скажите, действительно Кирилл способен вытянуть?
   Сластенов поднял сетку – бутылки со звоном сгрудились.
   – На мастера спорта?
   – Потенциал есть!
   Тренер нагнулся за очередным камушком.
   – Упорства парню не хватает!
   – Ну, мне пора.
   Сластенов повернулся и, не оглядываясь, прошел мимо качелей.
   Пацаны в одинаковых панамках пробежали мимо…
18
   Из магазина Сластенов вернулся через два часа, отстояв очередь среди бодрых старушек и усталых женщин.
   Сунул молоко в холодильник.
   Вытянул из кармана газету, купленную по пути в киоске.
   Нашел в столе у Кирилла карандаш.
   И устроился на тахту разгадывать кроссворд.
   Первые три слова дались без малейшего усилия.
   Но, застряв на парнокопытном из пяти букв, Сластенов утратил интерес к слишком заковыристому кроссворду и попробовал сходу расшифровать географический ребус.
   Тоже безуспешно.
   Отложив газету, взялся за так и не дочитанный английский детектив.
   Но циничные выводы Кирилла, высказанные недавно про сюжет и фабулу, резко принизили действенность интриги.
   Бедный сэр Чарльз…
   Оставив молодого сержанта в самый трудный период расследования, Сластенов прошел в комнату сына.
   Снова открыл письменный стол и достал шестикратную лупу.
   Захотелось провести собственное пристальное исследование иконы.
   Но розыски «почти чудотворной» не принесли результата.
   Иконы не оказалось ни в серванте, ни шифоньере.
   Сластенов заглянул под все кровати, передвинул все кресла и стулья, даже проверил кухню, разбив попутно блюдце.
   Иконы нигде не было.
   Сластенов упорно вел обыск.
   Наконец-то «почти чудотворная» нашлась – и в самом неожиданном (как в хорошем детективе) месте.
   Икона преспокойненько лежала на антресолях в старом чемодане.
   Сластенов отнес «почти чудотворную» в комнату и положил на стол в квадрат солнечного света.
   Долго, пока не онемела рука и не затекла шея, рассматривал в лупу извивы трещинок и черную копоть, покрывающие витиеватые мазки.
   Потом так же долго созерцал икону без лупы.
   Почему она меня не волнует?..
   Древний возраст должен действовать магически…
   Эта вуаль, поволока, эти огромные чужие глаза…
   Как-никак, Бог…
   Перед ним плакали, молились, искали защиты…
   А я выменял Спасителя на спиннинг и привез в качестве забавного сувенира…
   Наверное, лет двадцать назад загорелся бы прикладным религиоведением…
   Начал копаться в литературе…
   Шерстить каталоги…
   Но сейчас…
   Меня больше волнует, кто ухлопал сэра Чарльза…
   Наверное, это участь любого человека, погруженного не в библейское ветхозаветное бытие, а обыкновенный привычный быт…
   И Богу такие омещанившиеся и самодовольные граждане, мечтающие о расширении жилплощади да о шести сотках на даче, абсолютно не интересны…
   Сластенов отнес лупу на место.
   Пока жена не вернулась с работы, надо отвезти икону в музей…
   Завернув «почти чудотворную» в газету с неразгаданным кроссвордом, сунул под мышку.
   Давненько я не был в художественном музее…
   В последний раз это было, кажется в десятом классе, и на удивление запомнился только витраж на лестнице да Венера из гипса с прикрытыми бедрами…
   Сластенов, выйдя из подъезда, покосился на газон – тренера не было.
   Только бы в музее на смех не подняли…
19
   Когда за Сластеновым захлопнулась массивная дверь с бронзовыми ручками и перестали дребезжать стекла в ближнем окне, затянутом узорчатой решеткой, он шагнул по темному паркету в настороженную тишину и замер, увидев перед собой широкую лестницу с медными прутьями, а за ней – нижний край витража: две босые ноги, ступающие по сизому облаку.
   Из-за высоких дверей за спиной начали просачиваться звуки улицы: чьи-то приглушенные голоса, шум проскакивающих мимо автомобилей.
   Сластенов повернул голову и напротив окна увидел нишу.
   Там сияли ряды никелированных вешалок.
   Сластенов подошел к деревянному облезлому барьеру.
   За барьером сидела женщина в синем халате и пила чай.
   Запах свежего чая стоял в нише, как в заводи.
   – Мне бы, знаете, тут одну вещь показать…
   Сластенов положил газетный сверток на барьер.
   – Рыбу не берем!
   Женщина швыркнула чаем.
   – Берем шкурки соболиные и беличьи.
   – Да не рыба это, икона старинная!
   – Так бы сразу и говорил… Тебе, милок, надо к Александре Филипповне… Дуй по лестнице, там увидишь огнетушитель, а рядом дверца малюсенькая, так ты не стесняйся, прямо туда и по коридорчику…
   – Спасибо.
   Поднявшись по лестницу, Сластенов постоял перед витражом.
   Витраж то ли потускнел со временем, то ли его, наоборот, подновили, но в данный момент шедевр старых мастеров абсолютно не трогал, как тогда, на давнишней экскурсии.
   Через узкий коридор, где вдоль стен торчали запыленные рамы от картин, Сластенов прошел до нужной двери, робко постучал и, услышав повелительный голос, внес икону в кабинет с низким сводчатым потолком.
   – Мне бы Александру… Александру… Извините, забыл отчество…
   – Если Александру Филипповну, так это я.
   Женщина за мрачным письменным столом отложила в сторону какую-то бумагу.
   Зазвонил телефон.
   Александра Филипповна расторопно подхватила трубку.
   – Перезвони минут через десять… Буду ждать…
   – Я вот икону принес…
   Сластенов скомкал газету.
   – Почти чудотворную!
   Женщина по-доброму, без издевки, улыбнулась.
   – Почему же почти?
   – Жена верит, а я нет. И сын тоже.
   – Я поняла. Вы к нам на консультацию?
   – Нет. Хочу предложить раритет музею.
   – Превосходно.
   Александра Филипповна взяла икону, включила яркую настольную лампу, достала из пластмассового футляра большую лупу на длинной ручке.
   – Только учтите, у нас финансовые возможности ограниченные.
   – Я же принес не ради денег, я подарить хочу.
   – Подарить?
   Александра Филипповна выключила настольную лампу.
   – Вы знаете, сейчас никто ничего не дарит, всем нужны рубли, рубли, рубли, как можно больше рублей.
   – А я хочу подарить!
   – Ну если вы настаиваете…
   – Настаиваю!
   – Тогда пишите дарственное заявление.
   Александра Филипповна извлекла из верхней папки чистый лист бумаги.
   – Я, такой-то, такой-то… Укажите место находки иконы, дайте краткое описание композиции…
   – Да на ней же ничего не разобрать, кроме гневных глаз.
   – Пишите: Спас с житием…
   Сластенов начал послушно заполнять заявление под четкую искусствоведческую диктовку.
   Текста оказалось не так много – хватило десятка обтекаемых слов.
   Александра Филипповна не скрывала удовлетворения.
   – Так, хорошо. Сейчас составим акт приемки!
   Александра Филипповна не выпускала нежданный подарок из рук.
   – Кстати, вы когда последний раз посещали наш музей?
   – Давненько.
   – Тогда сделаем так… Пока я оформляю документы, вы пройдитесь по экспозиции… Не возражаете?
   – С удовольствием.
   Сластенов положил перед Александрой Филипповной заявление.
   Александра Филипповна нажала какую-то потайную кнопку, и под низким сводом появилась юная особа с указкой в руках.
   Александра Филипповна приняла торжественную позу:
   – Дорогой наш товарищ Сластенов… От имени всех работников музея приношу вам нашу самую искреннюю благодарность! И в качестве награды мы предлагаем вам личную экскурсию с нашим лучшим гидом, который может вам представить полноценный обзор всей экспозиции…
   – Не откажусь.
   Сластенову понравилось, как отреагировали музейные работники на широкий жест и благородный поступок.
   – У нас есть чем похвастаться!
   Юная особа увлекла Сластенова за собой.
   – Шедевр на шедевре!..
20
   Сластенов осторожно ступал по узорному паркету, старательно слушал слова, полные экспрессии, украдкой читал надписи на рамах.
   Редкие посетители оглядывались на странную одиночную экскурсию.
   Наверное, принимали щедрого дарителя за высокопоставленную иностранную персону.
   Переходя из зала в зал, Сластенов все искал ту Венеру с укрытыми бедрами, но ее, видно, надежно запрятали.
21
   Где-то через час, одурев от множества картин и поражаясь неутомимости языка юной особы, Сластенов подписал не читая приготовленные Александрой Филипповной документы и, вырвавшись из ее душного кабинета, присел на стул под огнетушителем.
   Совсем рядом был витраж, но Сластенов крепко зажмурил глаза.
   Начал спускаться по лестнице.
   Подмывало обернуться, но Сластенов упорно смотрел на ступеньки.
   На последней, которая показалась ему сильнее всех стертой ногами, – или это свет от зарешеченного окна, падающий сбоку, сделал ее такой плоской – он все же остановился, положил руку на широкие перила, обернулся и стал разглядывать витраж так же, как утром разглядывал икону.
   Витраж на этот раз ожил – солнце простреливало цветные стекла и длинными размытыми бликами скатывалось по лестнице.
   Опять останется в памяти, как заноза, лишь витраж…
   Сластенов отвернулся.
   Блики терялись, не доходя до высоких дверей, и лишь одинокий заблудившийся лучик уперся в маковку витой бронзовой ручки.
   Надо сразу позвонить жене на работу…
   Сластенов быстро миновал нишу с пустыми вешалками.
   Она поймет… Сама же предлагала отнести икону…
   Выйдя из музея, Сластенов на секунду ослеп.
   Но постепенно стал различать прохожих, медленные автобусы, юркие легковушки.
   И наконец на той стороне улицы, рядом с витриной гастронома, обнаружил две телефонные будки – они стояли впритык друг к другу, на солнцепеке, у одной было выбито стекло, а у второй – дверь нараспашку.
   Отыскал в кармане двухкопеечную монетку.
   Пересек улицу бегом.
   Выбрал будку с открытой дверью.
   Мутный диск на старом облупленном автомате скрежетал при обратном ходе.
   – Мне Сластенову, будьте добры… Муж… Хорошо, подожду…
   В будке стало невыносимо душно.
   – Машунчик, это я… Бутылки сдал… Молоко купил… Прошу, не перебивай… Я отнес икону в музей… Взяли с радостью, даже деньги предлагали… Можем мы себе раз в жизни позволить красивый жест?.. Сказали, отдадут на реставрацию… Обещали пригласить на выставку… Ты не сердишься?.. Ну, пока… Целую…
   Сластенов повесил трубку, расстегнул на рубахе еще одну верхнюю пуговицу, вышел, прикрыл дверь – она открылась.
   Сластенов еще раз толкнул упрямую дверь, и она снова отползла обратно.
   Вот и все… Жизнь вошла в прежнюю колею… Можно с легкой душой прошвырнуться по городу…
   Сластенов прошел мимо газетного киоска, но вдруг остановился, повернул назад.
   Паренек в белой рубашке терпеливо выбирал значки.
   Сластенов через его плечо заглянул внутрь киоска и увидел сбоку от разложенных газет номер журнала с продолжением детектива.
   Паренек, выбрав значок с Авророй, ликуя, удалился.
   Сластенов заплатил за журнал.
   – Вам повезло, успели!
   Киоскерша отсчитала сдачу.
   – Расхватали, как горячие пирожки!
   – Все жаждут разгадки чудовищного преступления.
   – До конца еще ой как далеко… Наверняка растянут до последнего номера.
   – Точно. До подписки наверняка.
   Сластенов завернул в сквер, присел на скамью возле фонтана и бегло просмотрел начало очередной главы.
   Ушлый сержант полиции в саду обнаружил очередной труп – и на этот раз труп неизвестного.
   Тело без признаков насильственной смерти находилось в чемодане.
   Сластенов мгновенно припомнил, как самовольно покинул деревню, как долго трясся в автобусе.
   Завтра надо будет продолжить командировку, пока начальство не застукало…
   Интересно, зачем автору понадобился этот неопознанный труп?..
   На будущее лето надо будет снова поехать в деревню к тете Кате, только не на работу, а в отпуск, и обязательно с женой…
   Первым сержант обнаружил сэра Чарльза или его секретаря?..
   Надо же, забыл…
   Тетя Катя наготовит клубничного варенья…
   Нет, все верно, сержант вначале наткнулся на сэра Чарльза…
   Бедный сэр Чарльз…
22
   Вечером того же дня Сластеновы пили на кухне чай с ватрушками.
   – Кирилл, если ты когда-нибудь женишься, то, надеюсь, твоя супруга будет так же хорошо стряпать, как наша мама!
   Сластенов взял очередную, еще горячую, ватрушку.
   – Сейчас в моде холостяцкая жизнь.
   Кирилл отодвинул пустую кружку.
   – К тому же алименты платить не надо.
   – А я вам завтра сделаю торт!