Башкиров Михаил. Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…

   Дождь не дал помянуть любивших что-то покрепче цельного просахаренного молока.
   В общем, еще до рассвета я уговорил сгущенку за один присест и вогнал банку каблуком в мох, прикрыв заранее сорванной веткой.
   Умеющий шагать следов не оставляет…

Глава 2
Банный вечер

   Дождь моросил, моросил и моросил.
   В полдень я, учуяв запах свежего навоза и горького дымка, решил чуть-чуть изменить маршрут.
   Почти не хоженная тропа уперлась в покосившиеся прясла.
   С буйным лаем выскочили псы.
   А за ними – хозяин с вилами наперевес.
   Но не успел я изготовиться к собачьей атаке, как малый отозвал свистом псов назад и опустил вилы.
   – Ты мужик? – спросил верзила.
   – А что – разве не видно? – пошутил я.
   – Не злись!
   Малый воткнул вилы.
   – Думал, на хрен, опять баба пожаловала.
   – Какая баба?
   – Да из науки, какая еще! Повадились, сучки ученые – то по одной, то парами.
   – Зачем?
   – Трахаться!
   – Значит, правду в газетах пишут – о бомбе, от которой не стоит?
   – Какая, на хер, бомба? Слишком много ребята думают, вот и не срабатывает конец как требуется.
   – Думать вредно, – уточнил я. – Особенно на голодный желудок.
   – Ну тады давай познакомимся, что ли.
   – Денис Денисович, собиратель метеоритов.
   – Федотыч, егерь местный.
   Обменялись рукопожатием.
   – Слышал я про болид, слышал по нашенскому радио. Три раза трепанули.
   – Гость из глубин Вселенной.
   Я для проформы сунул под нос егерю академические корочки.
   – Уникальный случай.
   – Наверное, премию дадут?
   – Разбежались. Ага, догонят и еще добавят.
   – Может, в баньку? Тока поспела.
   – Не откажусь.
   – Никуда от тебя эта самая болидина не денется.
   – Слушай, Федотыч, а что, ученые бабенки хороши?
   – Я своей Груне с кем попало не изменяю.
   – Правильно. А чего им бабам – Повара, что ли, мало?
   – Да брешут про энтого Повара, брешут!
   – Уточни, Федотыч.
   – Мертвый он, как есть мертвый. Я же тогда его нашел. Сидит, мудачина, на суку и кукует. Ох, и ярились мои псы на трупака, ох, и ярились!
   – Значит, вернуться Повар не мог в любом случае?
   – А ты боишься, да, Повара-то?..
   – Есть немного.
   – Так вот, послушай совета. Поменьше шляйся по яблоневым садам и не показывай носа за мост, что через ихнюю речку.
   – А что за мостом?
   – Ох, нехорошее место. Я же там Повара надыбал. Если бы не собаки, прошел бы, не заметил. Ох, и ярились псы на трупака…
   – А до Повара за мостом что-нибудь происходило?
   Я незаметно поправил фотоаппарат.
   – Пещера там жуткая имеется. Стены в кровище.
   – Чьей?
   – Ну, этого я не знаю. Может, медведь пещерный оставил, может, – снежный человек.
   – Учтем.
   – Ладно, дуй в баню.
   Егерь свистнул псам и направился к избе.
   – Сейчас полотенце принесу.
   Я перепрыгнул через пряслины.
   До бани, крытой почерневшей корой, было шагов десять.
   Фотоаппарат – противоударный и пылеводонепроницаемый – я взял с собой на помывку.
   Раздеваясь, вспомнил снимки жертв с изнохраченными ликами.
   Так почему Повар перестал уродовать мужчин?
   Кипяточек в деревянную шайку.
   А стал трахать женщин?
   Веник в кипяток.
   Наверное, на том свете маньяку переменили половую ориентацию.
   А теперь – полный ковшик на камни.
   Только вот зачем?
   Необыкновенно сладостно лежать на полке и охаживать продрогшую сущность березовым веником.
   Если только весь этот спектакль с чокнутым Поваром, вернувшимся с того света, не творится для отвода глаз.
   Я разок прошелся мягонько по кремлевскому объективу.
   Для колорита…

Глава 3
Исходный рубеж

   Минула вторая ночь, тоже безлунная, но без моросящего дождя.
   Запас воды на кучевых складах иссяк, и новое поступление ожидалось только через неделю.
   Впрочем, скопившейся в кронах дождевой влаги и так хватало с достатком.
   Ветер тоже не скромничал.
   Но я дотащился, добрел, доковылял.
   И ранним-ранним утром наконец-то вышел на окраину Садограда.
   Особой рекогносцировки не потребовалось.
   Я сразу признал Кронино, почти скрытое плотным, но рваным туманом.
   Поправил насыщенную влагой куртку.
   Сейчас бы принять горячий душ…
   Поддернул брюки, отяжелевшие от налипшей глины.
   Уговорить пузырь водки…
   Оформил в бантик развязавшийся шнурок.
   Залезть под одеяло к готовой на все доцентше…
   Пролетавшая мимо ранняя птаха совершила высший пилотаж и наделала мне на макушку – пусть чуть-чуть, но до чего же липко и пахуче!
   – Отыщу в определителе птиц, – сказал я вслед. – И, если ты гадина съедобная, зажарю во фритюре.
   Сорвал с осины пучок листьев.
   – А если гадина ты певчая, то навсегда запакую в клетку.
   Утерся, как мог, и наконец толком огляделся.
   Вышел почти к заранее намеченному штурмовому рубежу.
   Справа – коттедж директора ветеринарного института (жена, трое детей, последний – естественно, мальчик – родился полгода назад).
   Хозяин коллекционирует марки на тему «Флора».
   Пока не замечен, не привлечен, не уличен.
   Слева – коттедж доцентши: согласно характеристике в досье, – зловредной мымры, возглавляющей лабораторию анализа влияния компьютерных игр на сознание подростков.
   Одиночно проживающая, и к тому же аллергик.
   Идеальный объект для проявления внедренческого мастерства.
   Прежде чем кидаться в научный омут, как всегда, решил мысленно побеседовать с шефом.
   Затаился в кустах и, не обращая внимания на капель, попадающую за шиворот, – майку с колобком хоть выжимай, трусы тем более – сосредоточился на вызывании Алексея Николаевича Яранцева.
   Представил стол, кресло и то, что в нем должно пребывать.
   Швыркающий нос.
   Морщины, неопровержимые улики трудной карьеры.
   Глаза…
   Еще усилие.
   Глаза…
   Дальнозоркие генеральские очи никак не желали материализоваться, ну ни в какую.
   Наверное, из-за сырости атмосферы.
   Пришлось вести диалог с шефом, лишенным органов зрения.
   Впрочем, Алексей Николаевич все равно зрил в корень, и даже глубже.
   – Слопал сгущенку?
   – Так точно.
   – Шоколад умял?
   – Не сомневайтесь.
   – Минералку вылакал?
   – Разумеется.
   – А зачем яблоки выкинул?
   – У меня и без них гемоглобин зашкаливает.
   – Хреноглобин… Зачем вызвал-то, умник?
   – Да вот хотел варианты обсудить.
   – Хреноглобин, – повторил шеф невпопад. – Чистый хреноглобин.
   – Алексей Николаевич, я прикидываю три коттеджных варианта.
   – Маловато.
   – Пока сойдет.
   – Хреноглобин…
   Призрачного генерала немного клинило на умных словах.
   – Значит, Алексей Николаевич, меня могут просто-напросто не пустить в коттедж. Вдруг характер ученой хозяйки окажется слишком вредным…
   – Да, от высоколобковых неизвестно чего ждать.
   Призрачный шеф чуть ошибся в грамматике.
   – Денис, ученые женщины, как и дрессированные пантеры, требуют весьма деликатного обращения и не терпят, когда их принуждают к доносительству, стукачеству и предательству демократических идеалов.
   Дав генералу высказаться по максимуму, я продолжил о вариантах.
   – Второй – литературно-киношный…
   – С бездыханным и максимально изуродованным телом.
   Призрачный генерал отличался особой проницательностью в сравнении с реальным.
   – Ну, и меня хватают как убийцу, извращенца и доцентоненавистника.
   – А третий?
   Деловитость в постановке вопросов объединяла обоих начальников, призрачного и реального.
   Но до реального было, как до луны.
   Пришлось обходиться виртуальным.
   – Увы, самый маловероятный. Застукать оплодотворителя на месте сношения. Да взять его за член и вывести на чистую воду.
   Но генерал не позволил размечтаться.
   – Хреногло…
   Быстрорастворимый шеф исчез в тумане.
   Птаха заложила очередной вираж для гуанометания, но я, уже покинув кусты, вырвался на оперативный простор.
   До асфальтированной гладкости оставалось десять задернованных шагов, и я добавил их к преодоленным ночным километрам.
   Оставив на бордюрине почти всю глину с подошв, я двинулся походкой усталого мачо в сторону апартаментов ученой дамы.
   Фотоппаратина упивалась садоградскими видами.
   Я же прикидывал: впустит или не впустит.
   Одинокая женщина, утратившая всякую надежду на замужество и переведенная из оптимального репродуктивного возраста в группу риска, – находка для нелегала, заблудившегося путника и охотника за метеоритами.
   Тротуар.
   Если он, конечно, понравится ей как самодостаточная личность.
   Лужа.
   Если он обворожит ее как рефлексирующий, тонко чувствующий субъект.
   Выбоина.
   Если он, будучи разбуженным посреди ночи, ответит без шпаргалки, чем отличается макраме от мимикрии.
   Лужа.
   Если он читывал последний роман апеннинского семиотика и перечитывал дебютное эссе иберийского медиевиста.
   Лужа.
   Если, преодолевая отвращение к анапесту и анжамбеману, он хотя бы раз в год просматривает хотя бы пол-строфы из модных пиитов новой волны.
   Газон.
   Если новейшие постконцептуальные инсталляции, основанные на контрацептивах, вызывают у него длинную ассоциативную цепь.
   Лужа.
   Если…
   Недоперешагнув лужу, я впечатал подошву чавкающей от сырости обувки в содержимое, отражающее хмурую затуманенность.
   Перечисление достоинств, способствующих покорению самых зачерствевших доцентш, отсекло визуальной тревогой.
   Боковое зрение не подвело.
   В тумане обозначилась гигантская тень раздобревшего на адовых, с горчинкой, харчах Повара и канула, исчезла, пропала.

Глава 4
Мордобойная оказия

   Жуткое оптическое явление маньяка не повторилось.
   Но я же четко разглядел признаки мифического Повара.
   Обмундировка, колпак, вилка с ложкой, – только все гигантского размера.
   Значит, в аду кормят как на убой.
   Подождав еще немного, я зашагал поскорей к намеченному коттеджу.
   Может это проделки родимого мозга, привыкшего к вызовам начальствующих призраков?.. Подсознание, напичканное информацией об инфернальном кулинаре, услужливо выдало визуальную гиперболу, сотканную из обрывков тумана.
   Или физика в очередной раз подшутила – ведь рассеянная в утреннем воздухе аш-два-о дает увеличение объекта и искажение пропорций.
   Хватит мусолить оккультную тематику.
   Лучше подготовиться к встрече с хозяйкой коттеджа.
   Я пригладил обеими ладонями вихры.
   Чугунная калитка с коваными розами дразнилась приоткрытостью.
   Но я не успел незаметно вторгнуться в сад.
   По асфальту зачастили, зашлепали кроссовки.
   У ботинок, пересекающих лужу, а тем более, сапожищ – иное звучание.
   Оглянулся.
   На этот раз не призраки.
   Меня догоняла реальная бегущая пара в спортивном прикиде.
   На том, что повыше, болталось красное трико в зеленых плоских яблоках.
   А коротыша обтягивало зеленое спортобмундирование с красными яблоками.
   Оба субтильных недомерка старательно работали как локтями, так и коленями, не жалея энергию.
   Как вежливый и соблюдающий правила хорошего тона пешеход, я посторонился, давая проход интеллигентным марафонцам, изобретающим на ходу новые формулы и нерешаемые теоремы.
   Но, поравнявшись с калиткой, чудики затормозили, глянули друг на друга с презрительной близорукостью и вдруг принялись изображать драку.
   Я ненароком превратился в бесплатного рефери.
   Один принял стойку трижды нокаутированного боксера и нанес вялый, неакцентированный удар противнику в область еще пустого желудка, мечтающего о завтраке.
   Другой ответил пинком из арсенала кикбоксинга – неловко и неточно.
   Пришлось из объективного судьи превратиться в разнимальщика.
   Сгреб за шиворот и псевдобоксера и эрзац-ногомаха.
   – Чего не поделили, господа ученые? – спросил я ментовским издевательским голосом. – Вас что, не устраивает сегодняшняя парадигма?
   – Эта какашкина субстанция… – загундосил не владеющий ни хуком, ни свингом хиляк. – Эта мерзопакостная гадость написала в чашку Петри сорок девятой серии!
   – Буду я на твои некондиционные опыты мочу тратить! – огрызнулся партнер по утреннему бегу. – И кала для тебя жалко!
   – Господа, рекомендую для продолжения спора покушать глазунью с ветчинкой, – посоветовал я миролюбиво – И выпить крепкого черного кофе!
   Но псевдо-боксеры не унимались.
   Пришлось развести противников по разным сторонам горизонта.
   Отработанными пинками я задал каждому противоположное направление.
   Одному на юг.
   Другому на север.
   Первый галопировал, оглядываясь ежесекундно, пока не стыканулся с фонарным столбом.
   Второй улепетывал противоснайперским зигзагом.
   – Браво! Браво! – произнес ироничный голос. – Усмирили немотивированную агрессию!
   Кто-то незаметно подкрался сзади.
   Стараясь не делать резких убойных движений, выдающих профессионала, я повернул корпус и нарочно по-клоунски поддернул испорченные влагой, глиной и растительностью брюки.
   У кованых роз стоял человек в непромокаемом плаще.
   – Доброе утро! – сказал я почти нежно.
   Тип держался ко мне боком.
   – И вам того же.
   Накинутый капюшон скрывал профиль.
   Судя по тембру, это был мужчина.
   – Зря вы влезли в лабораторную разборку, – сказал неизвестный, убавив ироничности. – Получить сломанной пробиркой в печень не очень-то приятно.
   – Да я как-то по привычке – не люблю, когда люди выясняют отношения рукоприкладством.
   – Вы что, подосиновики собирали? – незнакомец сменил иронию на сарказм.
   – Мухоморы искал для шаманского зелья. Глоточек – и ты уже на обратной стороне Луны, еще глоточек – и на краю Галактики.
   – Но вы совсем не похожи на токсикомана.
   Непрошеный собеседник, видно, любил посудачить о чем угодно.
   – Внешность обманчива.
   – И где таких молодцов выращивают?
   Снова неприкрытый сарказм.
   Еще десяток таких вопросцев, и лежать излишне любопытному на газоне, раскинув плащ.
   – Понимаю, государственная тайна.
   – Почти. О комитете по метеоритам при Академии наук, надеюсь, слышали.
   – Учтем, – неизвестный убрал иронию, погасил сарказм. – Всего хорошего.
   – До свиданья, – сказал я чересчур грубовато.
   Иронист нехотя повернулся в сторону тротуара.
   – До свиданья, – повторил я более вежливо в спину, надежно скрытую плащом.
   Незнакомец остановился.
   Неторопливый полуоборот, и из непромокаемых складок высунулась жилистая рука, не чурающаяся физических усилий: на широкой ладони алело спелое яблоко.
   – Угощайтесь.
   – Спасибо.
   – Всего хорошего.
   – Спасибо, – повторил я вслед удаляющемуся плащу. – Огромное спасибо!
   Преподнесенное яблоко неимоверно благоухало сладостным ароматом.
   Неизвестный свернул в сторону коттеджа филателиста.
   Кирзовые, разношенные, с усиленным носком сапоги чиркали о фигурную плитку соединительной аллеи.
   А ведь подошел совсем неслышно.
   Я незаметно уронил яблоко в траву газона и тронул калитку.
   Но тут вдруг из тумана выскочили бегуны.
   Я передвинул фотоаппарат за спину.
   С ними был третий, не похожий на ученого шибздика, мускулистый амбал, к тому же вооруженный бейсбольной битой.
   Я обезопасил тыл кованой оградой.
   Трое на одного…
   Хорошо еще, тип в плаще успел свалить.
   Но как не хотелось раньше времени раскрывать свои ударные возможности!
   Утреннее побоище – это не совсем то, что надо для полноценного внедрения.
   Но я подозревал, что никакие дипломатические изыски здесь и сейчас не сработают.
   Ученый амбал явно желал поэкспериментировать на тему соприкосновения биты с мои черепом.
   Ну не улепетывать же мне обратно в лес?
   Впрочем, диспозиция просчитывалась сходу.
   Вырубить амбала первым же ударом, а марафонцы сами отвалят.
   Но трепу, трепу будет про бесстрашного собирателя небесных камней!..
   – Это он имеет наших женщин! – заявило с апломбом зеленое трико и ткнуло в меня пальцем, как в подопытный экспонат.
   – Это он нарушает незыблемые законы правильного осеменения! – заявило не менее авторитетно красное трико.
   – Сейчас он забудет!
   Амбал размахнулся битой,
   – С какой стороны надо вставлять член!
   Но схватки – ни короткой, ни длинной – не получилось.
   И не потому, что амбал промазал битой мимо кандидата в сексуальные монстры.
   И не потому, что я опередил битоносца резким ударом в область паха.
   Просто из туманного сада вышла, кутаясь в шаль, доцентша с повелительным голосом, отработанным на трудных подростках:
   – А ну-ка, уважаемые, прекратите драку.
   Чудики в разномастных трико попятились.
   Амбал опустил неиспользованную биту.
   – Попрошу не трогать моего любимого племянника.
   – Ах, негодяи!
   Амбал оглянулся на лживых марафонцев.
   – Хотели мне фуфлового монстра подсунуть!
   Чудики не стали вступать в пререкания и синхронно ускорились.
   Амбал смачно плюнул в след ученым провокаторам.
   Когда бегуны скрылись обиженной трусцой в тумане, а оставшийся без основательного битоприкладства хмурый амбал убрался восвояси, я обратился к спасительнице и тетушке:
   – Не приютите измочаленного путника?
   В жизни доцентша выглядела намного хуже, чем на снимках.
   – Продрогли?
   – Не то слово.
   Но теперь лишь ее вежливый отказ мог исправить ситуацию.
   – А вы, вы?..
   – Денис Денисович, можно просто – Денис.
   – Нинель Осиповна.
   – Очень приятно познакомиться.
   – Мне тоже.
   – Так мне можно надеяться на приглашение в гости? Как-никак, названый племянник!
   Женщины с тяжелым характером терпят настойчивых мужчин.
   – Денис, а вы не позволите себе лишнего в сексуальном плане?
   Наконец до меня дошло, что надо солгать в ответ.
   – Почти законченный импотент, почти…
   – Ну, тогда я вас напою горячим чаем с медом.
   – О Нинель…
   Я склерозно щелкнул пальцами.
   – Осиповна, – напомнила доцентша.
   – Нинель Осиповна, я бы и от плотного завтрака не отказался.
   Наглеть так наглеть.
   – Денис, а за что вас чуть не отколотили горе-спортсмены?
   – Приняли за одного из монстров, который у вас тут безобразничает.
   – Да, вы на монстра не тянете…
   – Почему?
   – Скорей на охотника за монстрами.
   – Спасибо за комплимент. Но, увы, перед вами лишь искатель небесных камешков.
   Я протянул свое метеоритное удостоверение.
   – В столице мне рекомендовал заглянуть к вам Неструев Геннадий Генадиевич.
   – Генка? Он что, сейчас по космосу работает?
   – Почти, – сказал я скромно.
   Скорей всего, Геннадий Геннадиевич давно был на пути в самый отдаленный африканский уголок, чтобы не скомпрометировать фальшивого приятеля, то есть меня.
   – Так чего же мы ждем?
   Обменявшись верительными улыбочками, двинули к нехилой доцентовой обители.
   Нинель Осиповна благоухала женской перезрелостью и сопутствующей парфюмерией и косметикой.
   Вдоль дорожки, выложенной фигурной плиткой, роскошествовали траурные георгины.
   А на деревьях, высаженных по какой-то замысловатой схеме, красовались спелые яблоки, ничем не уступающие тому плоду, от которого я избавился у калитки.

Глава 5
Дрянные ангелы

   Прежде чем отведать вкуснятинки, я еще успел принять горячий душ.
   Фотоаппарат не возражал против гигиенической пятиминутки.
   А потом – сосиски, тосты с джемом, свежезаваренный крепкий чай.
   И разговоры, разговоры…
   Я, не снимая намокшего ремешка с шеи, пристроил фотоаппарат рядом с граненой сахарницей.
   – Денис…
   – Можно просто – Диня.
   – Звучит, как валдайский колокольчик.
   – Слушайте, Нинель…
   – Еще скажи «Осиповна».
   – Можно и без Осиповны.
   – Тогда уж на ты.
   – Убедила.
   Помолчали.
   – Нинель, скажи, а почему ты меня записала в племянники?
   – Да я Севу жду со дня на день.
   – В смысле – настоящего племянника?
   – Разумеется.
   Помолчали.
   – Нинель, а бегуны-драчуны – они что, как и ты, – по психологической части?
   – Не смеши: микробиологи.
   – И как часто дефилируют мимо?
   – Каждое утро.
   – Исчерпывающая информация.
   – Зимой, кстати, тоже, в любой мороз.
   – А откуда они привели амбала?
   – Это сосед нанял охрану дочери. Не хочет иметь внука от кого попало.
   – Интересно…
   – Впрочем, остальным все равно, откуда берутся нынешние младенцы.
   Помолчали.
   – А ты бы, Нинель, хотела родить мальчика?
   – Ну не от тебя же?
   – Само собой.
   Представляю, какая сейчас ржачка в Кремле.
   – Да, мне у калитки какой-то подозрительный тип в плаще яблоко презентовал.
   – Тоже мне нашел подозрительного типа – это старший садовод.
   – А чего он лицо прячет?
   – Тут спрячешь… Тем более, перед неподготовленным человеком.
   – Погоди-погоди! Это что же, тот самый старший садовод, изуродованный Поваром?
   – Ты, Диня, чрезвычайно много знаешь о наших садоградских проблемах.
   – Прошел инструктаж по технике безопасности. А там что гласит восьмой пункт? «При одиночном поиске метеоритов опасайтесь маньяков и умных женщин».
   Рассмеялись.
   – Старший садовод у нас – энтузиаст из энтузиастов. Помирать будет, а яблони свои драгоценные без присмотра не оставит.
   – Он тоже каждое утро у калитки околачивается?
   – И не только у моей. Диня, у него привычка по всем участкам с утра пораньше шастать. Вроде сейчас место выбирает для фонтана.
   – Какого фонтана?
   Иногда опускаешься до совсем не обязательных вопросов.
   – Сосед мой, филателист, вроде захотел сад украсить писающим Самсоном.
   – И чего людям в голову не приходит!..
   Я вернулся к созерцанию потолка.
   – Динь, ты с виду бугай бугаем, а не дурак.
   – Спасибо за комплимент.
   – Точно, не дурак.
   – Надеюсь.
   – Дурак бы у меня чаю не выпросил.
   – Не обольщайтесь, Нинель Осиповна.
   Я вернулся к имени-отчеству и уважительному «вы», чтобы подчеркнуть значимость момента.
   – Вы же, как специалист высшей категории, понимаете, что ум уму рознь.
   Снова вперился в потолок.
   – Понимаете ли, Нинель Осиповна, есть котелки…
   – И кастрюли.
   – И прочие, так сказать, емкости для мозгов, которые варят в точных науках.
   – Верно.
   – Кто-то больше соображает в естественных науках…
   – К примеру, ваша покорная слуга.
   – Кого-то влечет политика…
   – Вот в политике как раз извилины не нужны – вполне хватает и врожденных инстинктов.
   – Моя же сообразиловка направлена исключительно на выживание. Я должен отыскать выход из любой ситуации, даже самой критической.
   – Бедненький суперменчик.
   – Поэтому я ненавижу летать пассажирскими рейсами. В салоне под опекой смазливых стюардесс я чувствую себя тельцом, отданным на заклание небесным жрецам.
   – Я тоже ненавижу самолеты, особенно падающие.
   – Значит, из нас с тобой получатся дрянные ангелы.
   – А может, никудышные черти?
   – Вам, Нинель Осиповна, свиное рыло не пойдет.
   – Интересно, а какие у них там хвосты в моде – мини или макси?
   – Наверняка копыта на платформе…
   – Рога мелированные…
   – И сковороды для грешников сплошь тефлоновые…
   – А для грешниц предусмотрены фритюрницы…
   Помолчали.
   – Динь, а ты правду с Генкой встречался?
   – Разумеется.
   Я бессовестно соврал.
   Геннадия Геннадиевича разрабатывал не я.
   Не объяснять же доцентше, что я оказался в ее коттедже благодаря лишь двум факторам из досье.
   Она ведь еще не рожала мальчика от неизвестно кого.
   И аллергия на яблоки делала ее равной мне по этому недостатку.
   – Разумеется, – повторил я.
   – Верю!
   Нинель Осиповна привыкла командовать угреватыми подростками да изводить ассистентов придирками.
   – Скажи, Нинель, а ты же не меня ждала?
   – Не тебя.
   – А кого?
   – Если бы я знала!
   Помолчали.
   – Хочешь яблочко?
   – С удовольствием, – соврал я. – Но можно, я сам выберу большое-пребольшое в саду и сорву и там же слопаю?
   Что-то я в последнее время совсем изолгался.
   – Как хочешь.
   Увы, профессиональные издержки.
   И я отправился за плодами раздора.

Глава 6
Схватка в тумане

   С крыльца не просматривалось ничего постороннего и настораживающего.
   Туман по-прежнему скрадывал истинную площадь роскошного сада.
   С доцентшей все вытанцовывалось даже лучше, чем ожидалось.
   Я огляделся.
   У едва просматриваемой калитки не маячил придурок с битой.
   Бегуны тоже отсутствовали.
   Как и тип в плаще.
   А что – с племянником неплохая легенда.
   Побуду с неделю Севой.
   Справив нужду прямо на возмущенные георгины, я углубился в сад.
   Деревья и кусты высажены явно согласно ботаническому (совместимость-несовместимость) уставу.
   Там вроде плоды пореже, но покрупнее.
   Осторожно, заросли.
   Сорвал переспелую малину.
   Прелесть!
   Ловко поднырнул под отяжеленную яблоками ветку.
   Смородина?
   Шаг влево.
   Ну и кислятина.
   Шаг вправо.
   Там наверняка смородина вкусней.
   Перебежкой к следующему древу.
   Год нынче на яблоки урожайный.