Страница:
Существовали и фирмы поменьше, причем расцвет их пришелся на вторую половину XIX века. Так, в 1881 году американцы Хили, Бигелоу и Оливер основали компанию индейской медицины Kickapoo, которая на поверку оказывалась передвижным шоу наподобие цирка шапито. Фактически представления Kickapoo мало чем отличались от представлений средневековых «черретано» — с той лишь разницей, что в шоу XIX века принимали участие настоящие индейцы, который в перерыве между туземными плясками рассказывали публике, как всевозможные индейские мази и притирки спасали их от неминуемой гибели. Была и другая особенность. Сотрудники компании Kickapoo и других подобных балаганов отличались способностью придумывать симптомы истинных или несуществующих болезней и запугивать ими доверчивых зрителей.
По свидетельствам современников, «доктора» из шоу умело вводили публику в состояние легкой паники: «Вы когда-нибудь поутру чувствовали, что вам тяжело встать? У вас отличный сон и отличный аппетит, но вам совершенно не хочется вставать! Когда-нибудь такое с вами было?.. Ладно, ребята, может, вы того и не знаете, но это первый симптом прогрессирующего туберкулеза!» Если же аудитория слабо реагировала, шоумен продолжал: «Вы вот смеетесь… а в каждом из вас гнездятся семена смерти! Что это, рак? Или, может быть, туберкулез? Или, может, какая-нибудь неизвестная науке болезнь?» Когда публика доходила до нужной кондиции, ее начинали пугать страшными историями о жизни и смерти известных людей: «Болезнь почек заползает в вас тихо, как змея. Аки тать в нощи! И не смотрит, богатый ты или бедный. Вот архиепископ Кентерберийский шел по лестнице из английской церкви, да вдруг как свалится, что твой бычок на бойне! Помер! Ну, они там вскрытие сделали и ничегошеньки не нашли ни в желудке, ни в сердце, ни в легких. Но, джентльмены, когда они заглянули ему в почки… да, джентльмены, почки у него были, что ваши тухлые помидоры». В качестве экспоната использовался гигантский червь нематода — кишечный паразит, купленный на скотобойне и заспиртованный в банке. Естественно, публика узнавала, что такие страшилища могут завестись в животе у любого, если только не принимать соответствующие микстуры. Продажи шли с большим успехом.
Несмотря на блестящие успехи Томаса Дайота, в целом XIX век оставался эпохой шарлатанов-одиночек и балаганов вроде Kickapoo. По-прежнему по обе стороны океана люди с удовольствием покупали всевозможные лекарства от всех болезней, произведенные полукустарным способом, и платили за консультации самозваным светилам. Наука же, как всегда, помогала шарлатанам самим ходом своего развития. Поскольку ученые постепенно уточняли свои представления о болезнях и с годами число распознаваемых заболеваний росло, появилась возможность лечить людей от выдуманных недугов, таких как меланхолия, избыток «дурной желчи» и т. п. Главным средством борьбы против подобных напастей оставалось известное с древности кровопускание, которым нередко злоупотребляли как врачи, так и сами пациенты.
Начало ХХ века было эпохой расцвета патентованных лекарств, которые продавались и в аптеках, и по почте, и методом прямых продаж, причем без какого-либо контроля со стороны властей или ученого сообщества. В США неоднократно предпринимались попытки законодательно защитить потребителей от недоброкачественных медикаментов, регулярно срывавшиеся фармакологическим лобби. В результате американцев лечил кто угодно чем угодно и от чего угодно. Зато один взгляд на тогдашние газеты создавал иллюзию, будто все болезни уже побеждены. Так, в 1906 году некий доктор Кинг предлагал покупателям «единственное верное средство от туберкулеза», а доктор Руперт Уэллс — лекарство, которое «лечит рак на дому без боли, пластырей и операций». Причем доктор Уэллс был не единственным «победителем» рака. Доктор Чамли и его супруга тоже предлагали спасти от этой страшной болезни «без ножа и боли». Как утверждали супруги Чамли, «любое уплотнение в любой женской груди есть рак». Понятно, что при таком методе диагностики количество пациентов, спасенных доктором и его супругой, было просто ошеломляющим.
Гром над шарлатанами прогремел в 1905 году, когда в популярном журнале Collier’s начали выходить статьи Сэмюэла Адамса под общим заголовком «Большая американская афера». Журналист обрушился на компанию Duffy, производившую «целебное виски», которое якобы было создано «по формуле, изобретенной одним из величайших химиков мира», одобрено «семью тысячами химиков» и принято в качестве лекарства в «двух тысячах больниц». На поверку «целебное виски» оказалось самым обычным алкоголем, и против шарлатанов ополчились многочисленные борцы за трезвость. Борцов с шарлатанами поддержал президент США Теодор Рузвельт, и в 1906 году конгресс принял закон «О пищевых товарах и лекарственных средствах», позволявший запрещать медикаменты, которые могли быть опасны для здоровья или просто были не тем, чем названы на этикетке. После принятия закона 1906 года в США начался процесс вытеснения мелких производителей лекарств крупными фармацевтическими корпорациями, который несколько позже распространился и на Европу.
К середине ХХ века большинство цивилизованных стран имело строгое законодательство, запрещающее применять препараты и методы лечения, не прошедшие должного тестирования. Однако развитие науки, как всегда, помогло шарлатанам справиться с на двигающимся кризисом. В ХХ веке благодаря вполне серьез ным ученым в моду вошли идеи возвращения к природе, чем не замедлили воспользоваться шарлатаны. Так, американские законы о тестировании новых препаратов относятся к лекарствам, созданным на основе синтезированных веществ, а значит, средства, созданные из природных компонентов, не нуждаются в одобрении Агентства по продовольствию и медикаментам (FDA). Образовавшейся законодательной «дырой» воспользовались многочисленные изобретатели всевозможных эликсиров, кроме того, некоторые изобретали средства, эффективность которых трудно оценить. Так, препарат для лечения рака лаэтрил, созданный Эрнстом Кребсом еще в 1950 году из абрикосовых косточек, до сих пор находится вне правового поля, поскольку FDA не одобряло его и не запрещало.
Наука начала помогать шарлатанам и другими способами. Прежде всего ХХ век стал эпохой расцвета психологических консультаций, а поскольку увидеть результаты работы психолога или психоаналитика сложнее, чем понять, от какой таблетки скончался пациент, многие шарлатаны переквалифицировались в психотерапевтов. Кроме того, развитие медицинских знаний позволило различать столько неуловимых симптомов и синдромов, что почти каждый человек сегодня может при желании найти у себя ту или иную истинную или мнимую болезнь. С недавних пор у пациентов стали диагностировать «синдром беспокойных ног» (СБН), который проявляется в неудержимом желании двигать ногами. Уже разработаны методы лечения СБН с применением транквилизаторов и особых процедур. Правда, специалисты вынуждены признать, что чаще всего помогают «умеренные физические упражнения, особенно с нагрузкой на ноги», проще говоря — ходьба, а также «умственная активность, которая требует значительного внимания».
Сегодня в мире действуют все типы шарлатанов, когда-либо появлявшиеся на свет. Шарлатаны-шоумены по-прежнему продают свои «чудо-продукты» на шумных презентациях, псевдоученые по-прежнему разрабатывают абсурдные методы оздоровления, а газеты по-прежнему пестрят предложениями купить какой-нибудь аппарат, который лечит ревматизм, головную боль и нормализует стул. Наука продолжает идти вперед, а значит, шарлатанство тоже будет шагать в ногу со временем, принимая все новые и новые формы.
Экспроприаторы в белых воротничках
По свидетельствам современников, «доктора» из шоу умело вводили публику в состояние легкой паники: «Вы когда-нибудь поутру чувствовали, что вам тяжело встать? У вас отличный сон и отличный аппетит, но вам совершенно не хочется вставать! Когда-нибудь такое с вами было?.. Ладно, ребята, может, вы того и не знаете, но это первый симптом прогрессирующего туберкулеза!» Если же аудитория слабо реагировала, шоумен продолжал: «Вы вот смеетесь… а в каждом из вас гнездятся семена смерти! Что это, рак? Или, может быть, туберкулез? Или, может, какая-нибудь неизвестная науке болезнь?» Когда публика доходила до нужной кондиции, ее начинали пугать страшными историями о жизни и смерти известных людей: «Болезнь почек заползает в вас тихо, как змея. Аки тать в нощи! И не смотрит, богатый ты или бедный. Вот архиепископ Кентерберийский шел по лестнице из английской церкви, да вдруг как свалится, что твой бычок на бойне! Помер! Ну, они там вскрытие сделали и ничегошеньки не нашли ни в желудке, ни в сердце, ни в легких. Но, джентльмены, когда они заглянули ему в почки… да, джентльмены, почки у него были, что ваши тухлые помидоры». В качестве экспоната использовался гигантский червь нематода — кишечный паразит, купленный на скотобойне и заспиртованный в банке. Естественно, публика узнавала, что такие страшилища могут завестись в животе у любого, если только не принимать соответствующие микстуры. Продажи шли с большим успехом.
Несмотря на блестящие успехи Томаса Дайота, в целом XIX век оставался эпохой шарлатанов-одиночек и балаганов вроде Kickapoo. По-прежнему по обе стороны океана люди с удовольствием покупали всевозможные лекарства от всех болезней, произведенные полукустарным способом, и платили за консультации самозваным светилам. Наука же, как всегда, помогала шарлатанам самим ходом своего развития. Поскольку ученые постепенно уточняли свои представления о болезнях и с годами число распознаваемых заболеваний росло, появилась возможность лечить людей от выдуманных недугов, таких как меланхолия, избыток «дурной желчи» и т. п. Главным средством борьбы против подобных напастей оставалось известное с древности кровопускание, которым нередко злоупотребляли как врачи, так и сами пациенты.
Начало ХХ века было эпохой расцвета патентованных лекарств, которые продавались и в аптеках, и по почте, и методом прямых продаж, причем без какого-либо контроля со стороны властей или ученого сообщества. В США неоднократно предпринимались попытки законодательно защитить потребителей от недоброкачественных медикаментов, регулярно срывавшиеся фармакологическим лобби. В результате американцев лечил кто угодно чем угодно и от чего угодно. Зато один взгляд на тогдашние газеты создавал иллюзию, будто все болезни уже побеждены. Так, в 1906 году некий доктор Кинг предлагал покупателям «единственное верное средство от туберкулеза», а доктор Руперт Уэллс — лекарство, которое «лечит рак на дому без боли, пластырей и операций». Причем доктор Уэллс был не единственным «победителем» рака. Доктор Чамли и его супруга тоже предлагали спасти от этой страшной болезни «без ножа и боли». Как утверждали супруги Чамли, «любое уплотнение в любой женской груди есть рак». Понятно, что при таком методе диагностики количество пациентов, спасенных доктором и его супругой, было просто ошеломляющим.
Гром над шарлатанами прогремел в 1905 году, когда в популярном журнале Collier’s начали выходить статьи Сэмюэла Адамса под общим заголовком «Большая американская афера». Журналист обрушился на компанию Duffy, производившую «целебное виски», которое якобы было создано «по формуле, изобретенной одним из величайших химиков мира», одобрено «семью тысячами химиков» и принято в качестве лекарства в «двух тысячах больниц». На поверку «целебное виски» оказалось самым обычным алкоголем, и против шарлатанов ополчились многочисленные борцы за трезвость. Борцов с шарлатанами поддержал президент США Теодор Рузвельт, и в 1906 году конгресс принял закон «О пищевых товарах и лекарственных средствах», позволявший запрещать медикаменты, которые могли быть опасны для здоровья или просто были не тем, чем названы на этикетке. После принятия закона 1906 года в США начался процесс вытеснения мелких производителей лекарств крупными фармацевтическими корпорациями, который несколько позже распространился и на Европу.
К середине ХХ века большинство цивилизованных стран имело строгое законодательство, запрещающее применять препараты и методы лечения, не прошедшие должного тестирования. Однако развитие науки, как всегда, помогло шарлатанам справиться с на двигающимся кризисом. В ХХ веке благодаря вполне серьез ным ученым в моду вошли идеи возвращения к природе, чем не замедлили воспользоваться шарлатаны. Так, американские законы о тестировании новых препаратов относятся к лекарствам, созданным на основе синтезированных веществ, а значит, средства, созданные из природных компонентов, не нуждаются в одобрении Агентства по продовольствию и медикаментам (FDA). Образовавшейся законодательной «дырой» воспользовались многочисленные изобретатели всевозможных эликсиров, кроме того, некоторые изобретали средства, эффективность которых трудно оценить. Так, препарат для лечения рака лаэтрил, созданный Эрнстом Кребсом еще в 1950 году из абрикосовых косточек, до сих пор находится вне правового поля, поскольку FDA не одобряло его и не запрещало.
Наука начала помогать шарлатанам и другими способами. Прежде всего ХХ век стал эпохой расцвета психологических консультаций, а поскольку увидеть результаты работы психолога или психоаналитика сложнее, чем понять, от какой таблетки скончался пациент, многие шарлатаны переквалифицировались в психотерапевтов. Кроме того, развитие медицинских знаний позволило различать столько неуловимых симптомов и синдромов, что почти каждый человек сегодня может при желании найти у себя ту или иную истинную или мнимую болезнь. С недавних пор у пациентов стали диагностировать «синдром беспокойных ног» (СБН), который проявляется в неудержимом желании двигать ногами. Уже разработаны методы лечения СБН с применением транквилизаторов и особых процедур. Правда, специалисты вынуждены признать, что чаще всего помогают «умеренные физические упражнения, особенно с нагрузкой на ноги», проще говоря — ходьба, а также «умственная активность, которая требует значительного внимания».
Сегодня в мире действуют все типы шарлатанов, когда-либо появлявшиеся на свет. Шарлатаны-шоумены по-прежнему продают свои «чудо-продукты» на шумных презентациях, псевдоученые по-прежнему разрабатывают абсурдные методы оздоровления, а газеты по-прежнему пестрят предложениями купить какой-нибудь аппарат, который лечит ревматизм, головную боль и нормализует стул. Наука продолжает идти вперед, а значит, шарлатанство тоже будет шагать в ногу со временем, принимая все новые и новые формы.
Экспроприаторы в белых воротничках
Место действия: Великобритания, США.
Время действия: c XVII века и до наших дней.
Corpus delicti: хищения, растраты, незаконное использование инсайдерской информации.
Масштаб: локальный (банк, компания).
Действующие лица: «белые воротнички».
Тип: P2B.
«Все вокруг колхозное, все вокруг мое…» Не колхозное, а корпоративное, но суть дела от этого не меняется. И вот, случается, что мелкие сошки несут домой кто скрепки, кто авторучки, а руководители беззастенчиво залезают в корпоративный карман. Их добыча — более крупные суммы. Каждый раз, когда в мире происходит громкое банкротство или за решеткой оказывается очередной олигарх, начинаются разговоры о преступности «белых воротничков». В качестве борьбы с этой напастью обычно предлагают ужесточение карательных мер, повышение прозрачности финансовой отчетности и моральное перевоспитание сотрудников. Однако «белые воротнички» никак не становятся чище, и прибыль от их теневых операций растет год от года.
До начала ХХ века ведущие криминалисты мира полагали, что преступность — извечная спутница бедности, и если закон вдруг преступал обеспеченный человек, этому сразу находилось объяснение: дурная наследственность, психические заболевания и т. п. И лишь с началом Великой депрессии, когда общество страстно желало наказать виновных в обрушившихся на него бедах, мнение экспертов изменилось. В те годы на представителей высшего менеджмента, чиновников, биржевых игроков посыпался град обвинений в злоупотреблениях, финансовых махинациях и аферах, которые, по мнению обывателей, и привели к тяжелому кризису. Возмущение общества было особенно велико из-за того, что акции в ту пору находились на руках у миллионов американцев и биржевой крах ударил почти по каждому.
В 1939 году, когда о многочисленных скандалах той поры еще не успели забыть, американский социолог и криминалист Эдвин Сазерленд предложил использовать термин «преступность „белых воротничков“». «Белыми воротничками» называли людей интеллектуального труда: директоров предприятий, банковских служащих, брокеров, инженеров, адвокатов и т. п., в отличие от «синих воротничков», то есть пролетариев, не носивших белых рубашек, чтобы не испачкаться на работе. К «беловоротничковым» ученый отнес «преступления, совершенные уважаемым человеком с высоким социальным статусом, которые связаны с его профессиональной деятельностью». То есть если предприниматель начинал подделывать векселя, его преступление должно расцениваться как «беловоротничковое», а вот кража тем же предпринимателем серебряных вилок из ресторана оставалась в рамках обычной уголовщины, поскольку к его профессиональной деятельности отношения не имела. Социолог настаивал, что нарушение закона — распространенный метод ведения дел среди представителей политической и бизнес-элиты, а не только лишь «униженных и оскорбленных». Термин Сазерленда прижился, и теперь к преступности «белых воротничков» причисляют множество правонарушений, включая взятки, откаты, мошенничества со страховкой, загрязнение окружающей среды, недобросовестную рекламу, преднамеренные банкротства и еще много чего, лишь бы преступник имел «высокий социальный статус», а преступление совершалось им на рабочем месте. Однако были времена, когда о «белых воротничках» никто не слышал, но преступность такого рода уже существовала.
Одним из самых древних видов преступлений, совершаемых «уважаемыми людьми», была и остается растрата. С давних времен казначеи и мажордомы запускали руку в государственный или господский карман. Более того, присвоение богатств нанимателя часто рассматривалось как своеобразная прибавка к жалованью. Об этом, в частности, писал в своем дневнике британский чиновник XVII века Сэмюель Пипс, который несколько лет служил в должности главного бухгалтера королевского морского ведомства. Устроиться на эту должность ему помог покровитель — лорд Сэндвич, который сразу же разъяснил своему молодому протеже правила игры. «Жалованье богатым не сделает, — говорил лорд, — важны те возможности, которые человеку дает занимаемая им должность». Пипс прекрасно понял намек и через несколько лет писал в дневнике: «Я счастлив, что все счета сошлись после всех необходимых изменений, и теперь я считаю себя вправе взять кое-что себе от этих?127 тыс.». Какую именно часть флотского бюджета прикарманил бухгалтер Пипс, неизвестно, зато известно, что лорд Сэндвич украл из казны порядка?5 тыс., когда в его распоряжении оказались ценные военные трофеи, за что и был смещен с адмиральской должности. Сэндвич попался оттого, что присваивал захваченные сокровища почти открыто, но Пипс был не таков. Бухгалтер, судя по его дневнику, был крайне осторожен и тщательно скрывал свои преступления даже от самого себя. Однажды он получил от одного просителя «подарок для жены» — коробку, в которой должны были лежать перчатки. Пипс не сомневался, что кроме перчаток в коробке находилась и крупная сумма денег, но не стал открывать ее до прихода домой. Дома он высыпал деньги из коробки, не глядя на них, и лишь потом заглянул внутрь, дабы иметь возможность поклясться на суде, «что никаких денег в коробке он не видел».
Методы сокрытия преступления, которые Сэмюель Пипс использовал во времена мушкетеров, могут показаться наивными, однако они превосходно работали. Более того, привлечь растратчика к ответственности было довольно трудно из-за несовершенства законов. В Англии до 1799 года существовала лазейка, которая позволяла служащему, прикарманившему хозяйские деньги, остаться безнаказанным, потому что «кражей» считались лишь действия, связанные со взломом, проникновением в чужой карман и т. п. Если же работодатель доверял служащему обналичить чек, а тот присваивал деньги, доказать факт кражи было почти невозможно, ведь клерк оставил себе то, что хозяин дал ему вполне добровольно.
Из-за таких порядков в свое время чуть не разорился даже сам знаменитый Джозайя Веджвуд, который поставлял фарфор многим королевским дворам Европы, включая двор императрицы Екатерины II. В 1772 году Веджвуд обнаружил, что его фирма находится на грани банкротства из-за того, что его заместитель регулярно обворовывает кассу. Из-за несовершенства законодательной базы отдать вора под суд не удалось, и Веджвуду пришлось ограничиться увольнением. С тех пор предприниматель вел свою бухгалтерию лично, что и позволило фирме Wedgwood не только пережить временные трудности, но и стать самым знаменитым брендом на рынке фарфора, каковым она и остается до сих пор. С тех пор законы стали значительно совершеннее, но «белые воротнички» все так же время от времени попадаются на растрате вверенных им ценностей. Более того, чем развитее и богаче становилось общество, тем крупнее суммы оказывались в руках нечистых на руку «воротничков».
Растрата была и остается довольно примитивным и оттого наиболее распространенным видом преступления. Но чем больше прогрессировали законы и чем больше усложнялись экономические отношения, тем труднее было скрыть недостачу украденных средств. Поэтому растратчикам приходилось изобретать новые и все более изощренные схемы, дававшие шанс скрыть свою причастность к банальному воровству. В начале XIX века, когда банковское дело уже было хорошо поставлено, а бухгалтеры знали свою работу, начался рост банковских мошенничеств, целью которых в большинстве случаев было покрытие недостачи, образовавшейся в результате воровства. Поскольку главным мировым центром тогдашнего банкинга являлась Англия, страна джентльменов была обречена превратиться в страну банковских мошенников.
Самое громкое дело такого рода — афера банковского управляющего Генри Фонтлероя, о которой стало известно в 1824 году. Фонтлерой был одним из партнеров в лондонском банке Marsh, Sibbald & Co. Другие партнеры настолько доверяли ему, что передали в его руки все бразды управления банком, и, как выяснилось, напрасно. Фонтлерою нравилось жить на широкую ногу, и чтобы добыть деньги, он смело пускался в рискованные биржевые операции, используя для этого средства, хранившиеся в его банке. В 1814 году одна из его биржевых авантюр принесла банку убыток в?60 тыс. — огромную сумму по тем временам. Банк Англии, почувствовав неладное, прекратил кредитовать Marsh, Sibbald & Co, и перед Фонтлероем встала дилемма: объявить о банкротстве, признавшись в растрате, или попытаться скрыть одно преступление с помощью другого — еще более тяжкого. Чтобы продолжать выплачивать дивиденды, Фонтлерой взялся списывать деньги со счетов своих вкладчиков, среди которых было немало титулованных особ, правительственных чиновников и знаменитостей, включая вдову адмирала Нельсона. Чтобы по документам все оставалось гладко, мошенник ловко подделывал подписи своих клиентов, которые якобы снимали деньги со своих счетов. В первый раз никто ничего не заметил, и вскоре Фонтлерой обворовывал клиентов своего банка на регулярной основе. За 10 лет махинаций он украл порядка?250 тыс., что позволило ему наконец, вести разгульный образ жизни, о котором он мечтал. Его главной страстью были женщины, и теперь он буквально осыпал своих многочисленных возлюбленных бриллиантами. Украденная сумма многократно превышала ту, что когда-то позаимствовал лорд Сэндвич, ведь инфляция была минимальной: в середине XVII века унция золота стоила?4, а в начале XIX века —?4,25.
К 1824 году деньги клиентов были окончательно разворованы и банк Фонтлероя прекратил выплачивать дивиденды. Банкротство обернулось грандиозным скандалом, и факт подделки подписей был быстро доказан. По тогдашним законам подделка документов каралась смертью, и Фонтлерой был приговорен к казни через повешение.
Общество было шокировано не столько дерзостью преступления, сколько жестокостью приговора, ведь светский лев и дамский угодник Фонтлерой был представителем деловой элиты Лондона. Страсти накалились до того, что один заезжий итальянец даже вызвался взойти на эшафот вместо осужденного. Однако закон был неумолим, и Генри Фонтлерой был повешен при большом стечении народа. Свершившееся правосудие казалось современникам настолько невероятным, что в народе еще долго ходили слухи о том, что мошенник перед казнью проглотил серебряный штырь, из-за чего не был удушен веревкой, и после фальшивой казни удалился за границу.
В дальнейшем банки в Великобритании лопались с завидной регулярностью, причем главной причиной были махинации управляющих, а банкротство оказывалось отличным способом замести следы. Так, в 1856 году обанкротился Королевский Британский банк с уставным капиталом?200 тыс. и вкладами на?540 тыс. Из этих денег обманутым вкладчикам возвратили порядка?135 тыс. Причина была все та же — директора банка присвоили деньги. В том же году братья Джеймс и Джон Седлеры, оба — депутаты британского парламента, обанкротили банк Типперэри, в правлении которого состояли, позаимствовав из его средств?288 тыс. Махинаторов настигла заслуженная кара: Джон, не вынеся позора, покончил с собой, а Джеймс был лишен депутатского мандата и провел остаток жизни изгоем. Однако банкротства заканчивались столь плачевно далеко не всегда.
В середине XIX века английские деловые круги освоили еще один вид преступлений, характерный для «белых воротничков», — преднамеренное банкротство. Схема была довольно проста: предприниматель брал кредит, закупал товары и прятал их на чужом складе, после чего объявлял себя банкротом. Суд признавал его неспособным выплачивать долги, а товары тем временем распродавались. В результате ловкач получал прибыль и не выплачивал долг. Об этом в 1860 году писала одна из лондонских газет: «То, что произошло на прошлой неделе, прекрасно иллюстрирует положение вещей. Стало известно, что банкрот на складе хранил товары, но не для законной торговли, а для распродажи […] Эти товары не распакованными посылались на аукцион и уходили с молотка. И это не единичный случай, такое происходит повсеместно и ежедневно».
Суммы, украденные банковскими жуликами и фальшивыми банкротами, потрясали воображение современников, однако подлинно грандиозные аферы были еще впереди.
Если становление банковского сектора сделало возможным хищения в размерах, которые и не снились старомодным казнокрадам вроде лорда Сэндвича, то рост акционерного капитала открыл перед нечистыми на руку «белыми воротничками» невиданные перспективы. Во второй половине XIX века в Европе и Америке окончательно сформировался новый тип предприятия — корпорация. Если в прошлом фирма обычно принадлежала одной семье и хозяин предприятия являлся одновременно главным менеджером, то теперь человек, управлявший предприятием, часто не располагал даже контрольным пакетом акций, в то время как держатели акций не несли за судьбу компании персональной ответственности.
Чем большую роль играл акционерный капитал, тем большее значение приобретала биржа, на которой обращались акции, что открывало большие возможности для тех, кто умел манипулировать биржевыми ценами. Мошенничества с акциями, как выяснилось, приносили не меньший, а иногда и больший доход, чем разворовывание банковских активов членами правления. К тому же аферы такого рода чаще сходили с рук.
Во второй половине XIX века законы слабо регулировали деятельность биржевиков. В частности, никому не запрещалось использовать инсайдерскую информацию или же распускать фальшивые слухи. Зато практика «разводнения» акций была категорически запрещена. Сам термин «разводнение» был введен в биржевую практику американским предпринимателем Дэниелем Дрю, который начинал свою деловую карьеру в 1813 году в качестве скотопромышленника. Дрю сделал состояние на торговле скотом, поскольку знал, как его продавать. Прежде чем продать корову, ее нужно было «разводнить», то есть напоить водой, дабы она прибавила в весе. Нечто подобное Дрю и его компаньоны впоследствии проделывали и на бирже. Фирма, выпускавшая акции, делала это на большую сумму, чем стоили все ее активы, что было совершенно незаконно, но давало в руки хозяев фирмы дополнительный капитал. «Разводненные» акции могли в любой момент обесцениться, но тем, кто ими манипулировал, порой именно это и было нужно.
Дэниел Дрю имел большой зуб на знаменитого транспортного магната Корнелиуса Вандербильта, который несколько раз обставлял его в конкурентной борьбе. И в 1867 году перед предпринимателем замаячил шанс отомстить старому врагу. Дрю вошел в коалицию с двумя другими финансистами — Джеем Гулдом и Джеймсом Фиском, которые уже в те годы славились своей неразборчивостью в средствах. Достаточно сказать, что Фиск, прозванный за страсть к роскоши и мотовству Бриллиантовым Джимом и Праздничным Джимом, сколотил капитал во время Гражданской войны в США с помощью контрабанды южного хлопка, а Гулд был связан с нью-йоркским политиком Уильямом Твидом, который являлся главой могущественной преступной группировки, заправлявшей «Большим яблоком». Гулд входил в совет директоров железной дороги Эри, которая соединяла Нью-Йорк с районом Великих озер, а Вандербильт был ее фактическим хозяином, и махинаторы решили ее у него отобрать. Гулд, пользуясь своим положением в совете директоров, начал «разводнять» акции Эри и давать их «на реализацию» своим компаньонам. Дрю, Фиск и Гулд быстро обрушили стоимость акций железной дороги и тут же принялись их скупать по дешевке. Компаньонам грозило судебное преследование, но их за взятку прикрыл Уильям Твид, державший в руках законодательное собрание штата Нью-Йорк. Законодатели задним числом объявили действия троицы законными, и Вандербильту не осталось ничего другого, кроме как уступить контроль над железной дорогой за почти символическую цену — $1 млн. Впрочем, радость Дрю была недолгой. В 1870 году Фиск и Гулд вновь «разводнили» акции Эри и, скупив их, вышвырнули Дрю из бизнеса. Свои последние дни бывший скотопромышленник и биржевой спекулянт провел в бедности, в то время как Гулд и Фиск купались в миллионах.
Аферы с акциями становились доступными не только для биржевых воротил, но и для специалистов, чье экспертное мнение могло иметь значение для инвесторов. В 1872 году геологи-самоучки — двоюродные братья Филипп Арнольд и Джон Слэк — ухитрились надуть весьма серьезных инвесторов. В один прекрасный день компаньоны явились в Банк Калифорнии в Сан-Франциско и попросили взять на хранение мешок, набитый необработанными алмазами. Хозяин банка Уильям Ралстон, который был в ту пору одним из самых могущественных людей Сан-Франциско, начал расспрашивать геологов, и те неохотно сознались, что где-то в Колорадо ими обнаружено месторождение, где алмазы можно добывать открытым способом. Двоюродные братья согласились показать месторождение геологу Ралстона, но при условии, что тот поедет с завязанными глазами. Геолог, посетивший таинственную алмазную жилу, подтвердил, что драгоценные камни там буквально валяются под ногами. Ралстон немедленно организовал акционерное общество, причем значительная часть акций досталась Арнольду и Слэку. Интерес к акциям проявили крупные инвесторы, включая семейство Ротшильдов. Арнольд и Слэк уступили свою долю акций Ралстону за $600 тыс. и покинули штат. Вскоре была проведена дополнительная экспертиза месторождения. Тут-то и выяснилось, что часть алмазов имела явные следы обработки и что рядом с алмазами лежали изумруды, рубины и сапфиры, чего не может быть в природе. Оказалось, что мошенники просто купили отходы ювелирного производства и умело рассыпали их на местности. Примечательно, что ни Арнольда, ни Слэка никто не судил, ведь доказать, что именно они засыпали землю драгоценными камнями, было совершенно невозможно.
Время действия: c XVII века и до наших дней.
Corpus delicti: хищения, растраты, незаконное использование инсайдерской информации.
Масштаб: локальный (банк, компания).
Действующие лица: «белые воротнички».
Тип: P2B.
«Все вокруг колхозное, все вокруг мое…» Не колхозное, а корпоративное, но суть дела от этого не меняется. И вот, случается, что мелкие сошки несут домой кто скрепки, кто авторучки, а руководители беззастенчиво залезают в корпоративный карман. Их добыча — более крупные суммы. Каждый раз, когда в мире происходит громкое банкротство или за решеткой оказывается очередной олигарх, начинаются разговоры о преступности «белых воротничков». В качестве борьбы с этой напастью обычно предлагают ужесточение карательных мер, повышение прозрачности финансовой отчетности и моральное перевоспитание сотрудников. Однако «белые воротнички» никак не становятся чище, и прибыль от их теневых операций растет год от года.
До начала ХХ века ведущие криминалисты мира полагали, что преступность — извечная спутница бедности, и если закон вдруг преступал обеспеченный человек, этому сразу находилось объяснение: дурная наследственность, психические заболевания и т. п. И лишь с началом Великой депрессии, когда общество страстно желало наказать виновных в обрушившихся на него бедах, мнение экспертов изменилось. В те годы на представителей высшего менеджмента, чиновников, биржевых игроков посыпался град обвинений в злоупотреблениях, финансовых махинациях и аферах, которые, по мнению обывателей, и привели к тяжелому кризису. Возмущение общества было особенно велико из-за того, что акции в ту пору находились на руках у миллионов американцев и биржевой крах ударил почти по каждому.
В 1939 году, когда о многочисленных скандалах той поры еще не успели забыть, американский социолог и криминалист Эдвин Сазерленд предложил использовать термин «преступность „белых воротничков“». «Белыми воротничками» называли людей интеллектуального труда: директоров предприятий, банковских служащих, брокеров, инженеров, адвокатов и т. п., в отличие от «синих воротничков», то есть пролетариев, не носивших белых рубашек, чтобы не испачкаться на работе. К «беловоротничковым» ученый отнес «преступления, совершенные уважаемым человеком с высоким социальным статусом, которые связаны с его профессиональной деятельностью». То есть если предприниматель начинал подделывать векселя, его преступление должно расцениваться как «беловоротничковое», а вот кража тем же предпринимателем серебряных вилок из ресторана оставалась в рамках обычной уголовщины, поскольку к его профессиональной деятельности отношения не имела. Социолог настаивал, что нарушение закона — распространенный метод ведения дел среди представителей политической и бизнес-элиты, а не только лишь «униженных и оскорбленных». Термин Сазерленда прижился, и теперь к преступности «белых воротничков» причисляют множество правонарушений, включая взятки, откаты, мошенничества со страховкой, загрязнение окружающей среды, недобросовестную рекламу, преднамеренные банкротства и еще много чего, лишь бы преступник имел «высокий социальный статус», а преступление совершалось им на рабочем месте. Однако были времена, когда о «белых воротничках» никто не слышал, но преступность такого рода уже существовала.
Одним из самых древних видов преступлений, совершаемых «уважаемыми людьми», была и остается растрата. С давних времен казначеи и мажордомы запускали руку в государственный или господский карман. Более того, присвоение богатств нанимателя часто рассматривалось как своеобразная прибавка к жалованью. Об этом, в частности, писал в своем дневнике британский чиновник XVII века Сэмюель Пипс, который несколько лет служил в должности главного бухгалтера королевского морского ведомства. Устроиться на эту должность ему помог покровитель — лорд Сэндвич, который сразу же разъяснил своему молодому протеже правила игры. «Жалованье богатым не сделает, — говорил лорд, — важны те возможности, которые человеку дает занимаемая им должность». Пипс прекрасно понял намек и через несколько лет писал в дневнике: «Я счастлив, что все счета сошлись после всех необходимых изменений, и теперь я считаю себя вправе взять кое-что себе от этих?127 тыс.». Какую именно часть флотского бюджета прикарманил бухгалтер Пипс, неизвестно, зато известно, что лорд Сэндвич украл из казны порядка?5 тыс., когда в его распоряжении оказались ценные военные трофеи, за что и был смещен с адмиральской должности. Сэндвич попался оттого, что присваивал захваченные сокровища почти открыто, но Пипс был не таков. Бухгалтер, судя по его дневнику, был крайне осторожен и тщательно скрывал свои преступления даже от самого себя. Однажды он получил от одного просителя «подарок для жены» — коробку, в которой должны были лежать перчатки. Пипс не сомневался, что кроме перчаток в коробке находилась и крупная сумма денег, но не стал открывать ее до прихода домой. Дома он высыпал деньги из коробки, не глядя на них, и лишь потом заглянул внутрь, дабы иметь возможность поклясться на суде, «что никаких денег в коробке он не видел».
Методы сокрытия преступления, которые Сэмюель Пипс использовал во времена мушкетеров, могут показаться наивными, однако они превосходно работали. Более того, привлечь растратчика к ответственности было довольно трудно из-за несовершенства законов. В Англии до 1799 года существовала лазейка, которая позволяла служащему, прикарманившему хозяйские деньги, остаться безнаказанным, потому что «кражей» считались лишь действия, связанные со взломом, проникновением в чужой карман и т. п. Если же работодатель доверял служащему обналичить чек, а тот присваивал деньги, доказать факт кражи было почти невозможно, ведь клерк оставил себе то, что хозяин дал ему вполне добровольно.
Из-за таких порядков в свое время чуть не разорился даже сам знаменитый Джозайя Веджвуд, который поставлял фарфор многим королевским дворам Европы, включая двор императрицы Екатерины II. В 1772 году Веджвуд обнаружил, что его фирма находится на грани банкротства из-за того, что его заместитель регулярно обворовывает кассу. Из-за несовершенства законодательной базы отдать вора под суд не удалось, и Веджвуду пришлось ограничиться увольнением. С тех пор предприниматель вел свою бухгалтерию лично, что и позволило фирме Wedgwood не только пережить временные трудности, но и стать самым знаменитым брендом на рынке фарфора, каковым она и остается до сих пор. С тех пор законы стали значительно совершеннее, но «белые воротнички» все так же время от времени попадаются на растрате вверенных им ценностей. Более того, чем развитее и богаче становилось общество, тем крупнее суммы оказывались в руках нечистых на руку «воротничков».
Растрата была и остается довольно примитивным и оттого наиболее распространенным видом преступления. Но чем больше прогрессировали законы и чем больше усложнялись экономические отношения, тем труднее было скрыть недостачу украденных средств. Поэтому растратчикам приходилось изобретать новые и все более изощренные схемы, дававшие шанс скрыть свою причастность к банальному воровству. В начале XIX века, когда банковское дело уже было хорошо поставлено, а бухгалтеры знали свою работу, начался рост банковских мошенничеств, целью которых в большинстве случаев было покрытие недостачи, образовавшейся в результате воровства. Поскольку главным мировым центром тогдашнего банкинга являлась Англия, страна джентльменов была обречена превратиться в страну банковских мошенников.
Самое громкое дело такого рода — афера банковского управляющего Генри Фонтлероя, о которой стало известно в 1824 году. Фонтлерой был одним из партнеров в лондонском банке Marsh, Sibbald & Co. Другие партнеры настолько доверяли ему, что передали в его руки все бразды управления банком, и, как выяснилось, напрасно. Фонтлерою нравилось жить на широкую ногу, и чтобы добыть деньги, он смело пускался в рискованные биржевые операции, используя для этого средства, хранившиеся в его банке. В 1814 году одна из его биржевых авантюр принесла банку убыток в?60 тыс. — огромную сумму по тем временам. Банк Англии, почувствовав неладное, прекратил кредитовать Marsh, Sibbald & Co, и перед Фонтлероем встала дилемма: объявить о банкротстве, признавшись в растрате, или попытаться скрыть одно преступление с помощью другого — еще более тяжкого. Чтобы продолжать выплачивать дивиденды, Фонтлерой взялся списывать деньги со счетов своих вкладчиков, среди которых было немало титулованных особ, правительственных чиновников и знаменитостей, включая вдову адмирала Нельсона. Чтобы по документам все оставалось гладко, мошенник ловко подделывал подписи своих клиентов, которые якобы снимали деньги со своих счетов. В первый раз никто ничего не заметил, и вскоре Фонтлерой обворовывал клиентов своего банка на регулярной основе. За 10 лет махинаций он украл порядка?250 тыс., что позволило ему наконец, вести разгульный образ жизни, о котором он мечтал. Его главной страстью были женщины, и теперь он буквально осыпал своих многочисленных возлюбленных бриллиантами. Украденная сумма многократно превышала ту, что когда-то позаимствовал лорд Сэндвич, ведь инфляция была минимальной: в середине XVII века унция золота стоила?4, а в начале XIX века —?4,25.
К 1824 году деньги клиентов были окончательно разворованы и банк Фонтлероя прекратил выплачивать дивиденды. Банкротство обернулось грандиозным скандалом, и факт подделки подписей был быстро доказан. По тогдашним законам подделка документов каралась смертью, и Фонтлерой был приговорен к казни через повешение.
Общество было шокировано не столько дерзостью преступления, сколько жестокостью приговора, ведь светский лев и дамский угодник Фонтлерой был представителем деловой элиты Лондона. Страсти накалились до того, что один заезжий итальянец даже вызвался взойти на эшафот вместо осужденного. Однако закон был неумолим, и Генри Фонтлерой был повешен при большом стечении народа. Свершившееся правосудие казалось современникам настолько невероятным, что в народе еще долго ходили слухи о том, что мошенник перед казнью проглотил серебряный штырь, из-за чего не был удушен веревкой, и после фальшивой казни удалился за границу.
В дальнейшем банки в Великобритании лопались с завидной регулярностью, причем главной причиной были махинации управляющих, а банкротство оказывалось отличным способом замести следы. Так, в 1856 году обанкротился Королевский Британский банк с уставным капиталом?200 тыс. и вкладами на?540 тыс. Из этих денег обманутым вкладчикам возвратили порядка?135 тыс. Причина была все та же — директора банка присвоили деньги. В том же году братья Джеймс и Джон Седлеры, оба — депутаты британского парламента, обанкротили банк Типперэри, в правлении которого состояли, позаимствовав из его средств?288 тыс. Махинаторов настигла заслуженная кара: Джон, не вынеся позора, покончил с собой, а Джеймс был лишен депутатского мандата и провел остаток жизни изгоем. Однако банкротства заканчивались столь плачевно далеко не всегда.
В середине XIX века английские деловые круги освоили еще один вид преступлений, характерный для «белых воротничков», — преднамеренное банкротство. Схема была довольно проста: предприниматель брал кредит, закупал товары и прятал их на чужом складе, после чего объявлял себя банкротом. Суд признавал его неспособным выплачивать долги, а товары тем временем распродавались. В результате ловкач получал прибыль и не выплачивал долг. Об этом в 1860 году писала одна из лондонских газет: «То, что произошло на прошлой неделе, прекрасно иллюстрирует положение вещей. Стало известно, что банкрот на складе хранил товары, но не для законной торговли, а для распродажи […] Эти товары не распакованными посылались на аукцион и уходили с молотка. И это не единичный случай, такое происходит повсеместно и ежедневно».
Суммы, украденные банковскими жуликами и фальшивыми банкротами, потрясали воображение современников, однако подлинно грандиозные аферы были еще впереди.
Если становление банковского сектора сделало возможным хищения в размерах, которые и не снились старомодным казнокрадам вроде лорда Сэндвича, то рост акционерного капитала открыл перед нечистыми на руку «белыми воротничками» невиданные перспективы. Во второй половине XIX века в Европе и Америке окончательно сформировался новый тип предприятия — корпорация. Если в прошлом фирма обычно принадлежала одной семье и хозяин предприятия являлся одновременно главным менеджером, то теперь человек, управлявший предприятием, часто не располагал даже контрольным пакетом акций, в то время как держатели акций не несли за судьбу компании персональной ответственности.
Чем большую роль играл акционерный капитал, тем большее значение приобретала биржа, на которой обращались акции, что открывало большие возможности для тех, кто умел манипулировать биржевыми ценами. Мошенничества с акциями, как выяснилось, приносили не меньший, а иногда и больший доход, чем разворовывание банковских активов членами правления. К тому же аферы такого рода чаще сходили с рук.
Во второй половине XIX века законы слабо регулировали деятельность биржевиков. В частности, никому не запрещалось использовать инсайдерскую информацию или же распускать фальшивые слухи. Зато практика «разводнения» акций была категорически запрещена. Сам термин «разводнение» был введен в биржевую практику американским предпринимателем Дэниелем Дрю, который начинал свою деловую карьеру в 1813 году в качестве скотопромышленника. Дрю сделал состояние на торговле скотом, поскольку знал, как его продавать. Прежде чем продать корову, ее нужно было «разводнить», то есть напоить водой, дабы она прибавила в весе. Нечто подобное Дрю и его компаньоны впоследствии проделывали и на бирже. Фирма, выпускавшая акции, делала это на большую сумму, чем стоили все ее активы, что было совершенно незаконно, но давало в руки хозяев фирмы дополнительный капитал. «Разводненные» акции могли в любой момент обесцениться, но тем, кто ими манипулировал, порой именно это и было нужно.
Дэниел Дрю имел большой зуб на знаменитого транспортного магната Корнелиуса Вандербильта, который несколько раз обставлял его в конкурентной борьбе. И в 1867 году перед предпринимателем замаячил шанс отомстить старому врагу. Дрю вошел в коалицию с двумя другими финансистами — Джеем Гулдом и Джеймсом Фиском, которые уже в те годы славились своей неразборчивостью в средствах. Достаточно сказать, что Фиск, прозванный за страсть к роскоши и мотовству Бриллиантовым Джимом и Праздничным Джимом, сколотил капитал во время Гражданской войны в США с помощью контрабанды южного хлопка, а Гулд был связан с нью-йоркским политиком Уильямом Твидом, который являлся главой могущественной преступной группировки, заправлявшей «Большим яблоком». Гулд входил в совет директоров железной дороги Эри, которая соединяла Нью-Йорк с районом Великих озер, а Вандербильт был ее фактическим хозяином, и махинаторы решили ее у него отобрать. Гулд, пользуясь своим положением в совете директоров, начал «разводнять» акции Эри и давать их «на реализацию» своим компаньонам. Дрю, Фиск и Гулд быстро обрушили стоимость акций железной дороги и тут же принялись их скупать по дешевке. Компаньонам грозило судебное преследование, но их за взятку прикрыл Уильям Твид, державший в руках законодательное собрание штата Нью-Йорк. Законодатели задним числом объявили действия троицы законными, и Вандербильту не осталось ничего другого, кроме как уступить контроль над железной дорогой за почти символическую цену — $1 млн. Впрочем, радость Дрю была недолгой. В 1870 году Фиск и Гулд вновь «разводнили» акции Эри и, скупив их, вышвырнули Дрю из бизнеса. Свои последние дни бывший скотопромышленник и биржевой спекулянт провел в бедности, в то время как Гулд и Фиск купались в миллионах.
Аферы с акциями становились доступными не только для биржевых воротил, но и для специалистов, чье экспертное мнение могло иметь значение для инвесторов. В 1872 году геологи-самоучки — двоюродные братья Филипп Арнольд и Джон Слэк — ухитрились надуть весьма серьезных инвесторов. В один прекрасный день компаньоны явились в Банк Калифорнии в Сан-Франциско и попросили взять на хранение мешок, набитый необработанными алмазами. Хозяин банка Уильям Ралстон, который был в ту пору одним из самых могущественных людей Сан-Франциско, начал расспрашивать геологов, и те неохотно сознались, что где-то в Колорадо ими обнаружено месторождение, где алмазы можно добывать открытым способом. Двоюродные братья согласились показать месторождение геологу Ралстона, но при условии, что тот поедет с завязанными глазами. Геолог, посетивший таинственную алмазную жилу, подтвердил, что драгоценные камни там буквально валяются под ногами. Ралстон немедленно организовал акционерное общество, причем значительная часть акций досталась Арнольду и Слэку. Интерес к акциям проявили крупные инвесторы, включая семейство Ротшильдов. Арнольд и Слэк уступили свою долю акций Ралстону за $600 тыс. и покинули штат. Вскоре была проведена дополнительная экспертиза месторождения. Тут-то и выяснилось, что часть алмазов имела явные следы обработки и что рядом с алмазами лежали изумруды, рубины и сапфиры, чего не может быть в природе. Оказалось, что мошенники просто купили отходы ювелирного производства и умело рассыпали их на местности. Примечательно, что ни Арнольда, ни Слэка никто не судил, ведь доказать, что именно они засыпали землю драгоценными камнями, было совершенно невозможно.