Страница:
О том, как на самом деле работала команда фальшивомонетчиков, имеются противоречивые сведения. Бернгард Крюгер и его помощники утверждали позднее, что все специалисты, собранные в бараке № 18/19, имели статус «соучастников». Им были обеспечены отличные условия существования, а некоторые из них (небывалый случай!) были награждены военной медалью «За особые заслуги». Правда, носить медали разрешалось исключительно на рабочем месте.
Сами бывшие узники утверждали, что всеми силами пытались саботировать операцию «Бернгард». Чех Оскар Скала, назначенный старшим среди спецов, приводит такие цифры. С конца 1942 года до весны 1945-го было изготовлено 134 610 810 фальшивых фунтов стерлингов. После многочисленных тестов только 10 368 430 было отнесено к первой группе — высшего качества. Вторую группу составляли банкноты с едва различимыми в лабораторных условиях дефектами. Третья группа — фунты стерлингов с одним (не более) слабым дефектом печати. Все остальное считалось браком. Таким образом, выход идеальных фальшивок составлял около 7,5 % валового производства. Скала утверждал, что узники сознательно уменьшали долю первосортных денег, относя вполне качественные купюры в низшие разряды. Видимо, так на самом деле и было. Заключенные понимали, что относительно приличные условия жизни, да и сама их жизнь, зависят от того, как долго нацисты будут нуждаться в их работе. С остановкой производства их неминуемо ждало «окончательное разрешение еврейского вопроса» — эсэсовцам не нужны были лишние свидетели.
Забегая вперед, отметим, что невольные фальшивомонетчики остались в живых по чистой случайности. 3 мая 1945 года оборудование лагерного монетного двора было уничтожено, а все заключенные, принимавшие участие в операции, отправлены в концлагерь Эбензее на уничтожение. Но к моменту их прибытия Эбензее уже был освобожден союзниками.
В течение двух с половиной лет фальшивые фунты вовсю работали на германскую военную машину. За границей закупались стратегическое сырье, золото и драгоценности, подделки менялись на валюту других стран. Особенно крупные партии нацисты завозили в Италию: в ожидании неизбежного краха Муссолини население охотно меняло лиры на надежные фунты.
Кроме того, сотрудники службы безопасности оплачивали фальшивками труд своих зарубежных агентов, особенно тех, кого считали «отработанным материалом». Весьма интересна история Элиаса Базны по кличке Цицерон, который занимал далеко не последнее место в шпионской иерархии Третьего рейха.
Цицерон был камердинером британского посла в Турции и передал германской разведке копии протоколов конференции союзников в Тегеране, а также документов о предполагаемой бомбардировке Софии. За это он получил чемоданчик с?300 тыс. После окончания войны Цицерон решил купить или построить симпатичный отель на побережье, однако вскоре выяснилось, что как минимум две трети содержимого его чемодана — подделки. С ним рассчитались фальшивками третьей категории.
В 1961 году Элиас Базна вчинил германскому правительству иск на сумму своего вознаграждения. Он искренне удивился тому, что иск был отклонен, и в течение десяти лет, до самой смерти, не уставал обжаловать это решение в судах различных инстанций.
Если очень условно считать подделку денежных знаков искусством, то фунты стерлингов немецкого происхождения можно назвать шедеврами. По крайней мере те, что были отнесены к первой категории. Если бы Оскар Скала не вел в Заксенхаузене записи, где фиксировал номера и достоинство банкнот с указанием типичных для каждой серии дефектов, и не передал эти сведения англо-американской следственной комиссии, возможно, фальшивые фунты еще долго находились бы в обращении.
Бесспорно, создание подобных шедевров было невозможно без мощной государственной машины, десятков высококлассных специалистов и огромных начальных вложений. Никакая, даже самая сильная структура организованной преступности не в состоянии произвести ничего подобного.
Однако в одном операция «Бернгард» схожа с деятельностью обычной банды фальшивомонетчиков: большая часть выручки пополнила карманы ее участников. Десяток миллионов фунтов — не та сумма, которая могла бы заметно повлиять на экономику Великобритании. Зато для тех, кто распоряжался нацистской казной, она была достаточно весомой. Даже такая мелкая сошка, как Фридрих Швенд, к концу войны положил в тайник 80 кг золота, $80 тыс. и 100 тыс. швейцарских франков. Этими деньгами он затем откупился от американцев, к которым попал в плен, чтобы получить возможность беспрепятственно выехать в Латинскую Америку.
Одним из последних, кто чуть было не поправил свое благосостояние с помощью фальшивых фунтов стерлингов, оказался безвестный австрийский рыбак, который майским утром 1945 года вышел на лодке на озеро Топлитзее. Его уловом в этот день оказалась банкнота достоинством?20. Высушив и разгладив купюру, рыбак отнес ее в банк, где получил за нее внушительную сумму в шиллингах. Сообразительный рыбак решил этим не ограничиваться, справедливо полагая, что английская банкнота оказалась в австрийском озере не случайно. Но когда он в очередной раз появился у кассы со своим уловом, его встретили два американских офицера. Рыбаку пришлось раскрыть источник поступления купюр. На дне озера Топлитзее были найдены остатки продукции, произведенной в бараке № 18/19 концлагеря Заксенхаузен.
Ва-банк по-русски
Утиные истории
Сами бывшие узники утверждали, что всеми силами пытались саботировать операцию «Бернгард». Чех Оскар Скала, назначенный старшим среди спецов, приводит такие цифры. С конца 1942 года до весны 1945-го было изготовлено 134 610 810 фальшивых фунтов стерлингов. После многочисленных тестов только 10 368 430 было отнесено к первой группе — высшего качества. Вторую группу составляли банкноты с едва различимыми в лабораторных условиях дефектами. Третья группа — фунты стерлингов с одним (не более) слабым дефектом печати. Все остальное считалось браком. Таким образом, выход идеальных фальшивок составлял около 7,5 % валового производства. Скала утверждал, что узники сознательно уменьшали долю первосортных денег, относя вполне качественные купюры в низшие разряды. Видимо, так на самом деле и было. Заключенные понимали, что относительно приличные условия жизни, да и сама их жизнь, зависят от того, как долго нацисты будут нуждаться в их работе. С остановкой производства их неминуемо ждало «окончательное разрешение еврейского вопроса» — эсэсовцам не нужны были лишние свидетели.
Забегая вперед, отметим, что невольные фальшивомонетчики остались в живых по чистой случайности. 3 мая 1945 года оборудование лагерного монетного двора было уничтожено, а все заключенные, принимавшие участие в операции, отправлены в концлагерь Эбензее на уничтожение. Но к моменту их прибытия Эбензее уже был освобожден союзниками.
В течение двух с половиной лет фальшивые фунты вовсю работали на германскую военную машину. За границей закупались стратегическое сырье, золото и драгоценности, подделки менялись на валюту других стран. Особенно крупные партии нацисты завозили в Италию: в ожидании неизбежного краха Муссолини население охотно меняло лиры на надежные фунты.
Кроме того, сотрудники службы безопасности оплачивали фальшивками труд своих зарубежных агентов, особенно тех, кого считали «отработанным материалом». Весьма интересна история Элиаса Базны по кличке Цицерон, который занимал далеко не последнее место в шпионской иерархии Третьего рейха.
Цицерон был камердинером британского посла в Турции и передал германской разведке копии протоколов конференции союзников в Тегеране, а также документов о предполагаемой бомбардировке Софии. За это он получил чемоданчик с?300 тыс. После окончания войны Цицерон решил купить или построить симпатичный отель на побережье, однако вскоре выяснилось, что как минимум две трети содержимого его чемодана — подделки. С ним рассчитались фальшивками третьей категории.
В 1961 году Элиас Базна вчинил германскому правительству иск на сумму своего вознаграждения. Он искренне удивился тому, что иск был отклонен, и в течение десяти лет, до самой смерти, не уставал обжаловать это решение в судах различных инстанций.
Если очень условно считать подделку денежных знаков искусством, то фунты стерлингов немецкого происхождения можно назвать шедеврами. По крайней мере те, что были отнесены к первой категории. Если бы Оскар Скала не вел в Заксенхаузене записи, где фиксировал номера и достоинство банкнот с указанием типичных для каждой серии дефектов, и не передал эти сведения англо-американской следственной комиссии, возможно, фальшивые фунты еще долго находились бы в обращении.
Бесспорно, создание подобных шедевров было невозможно без мощной государственной машины, десятков высококлассных специалистов и огромных начальных вложений. Никакая, даже самая сильная структура организованной преступности не в состоянии произвести ничего подобного.
Однако в одном операция «Бернгард» схожа с деятельностью обычной банды фальшивомонетчиков: большая часть выручки пополнила карманы ее участников. Десяток миллионов фунтов — не та сумма, которая могла бы заметно повлиять на экономику Великобритании. Зато для тех, кто распоряжался нацистской казной, она была достаточно весомой. Даже такая мелкая сошка, как Фридрих Швенд, к концу войны положил в тайник 80 кг золота, $80 тыс. и 100 тыс. швейцарских франков. Этими деньгами он затем откупился от американцев, к которым попал в плен, чтобы получить возможность беспрепятственно выехать в Латинскую Америку.
Одним из последних, кто чуть было не поправил свое благосостояние с помощью фальшивых фунтов стерлингов, оказался безвестный австрийский рыбак, который майским утром 1945 года вышел на лодке на озеро Топлитзее. Его уловом в этот день оказалась банкнота достоинством?20. Высушив и разгладив купюру, рыбак отнес ее в банк, где получил за нее внушительную сумму в шиллингах. Сообразительный рыбак решил этим не ограничиваться, справедливо полагая, что английская банкнота оказалась в австрийском озере не случайно. Но когда он в очередной раз появился у кассы со своим уловом, его встретили два американских офицера. Рыбаку пришлось раскрыть источник поступления купюр. На дне озера Топлитзее были найдены остатки продукции, произведенной в бараке № 18/19 концлагеря Заксенхаузен.
Ва-банк по-русски
Место действия: Россия.
Время действия: XX век.
Corpus delicti: ограбление банка.
Масштаб: национальный.
Действующие лица: Сергей Розанов.
Тип: P2B.
Самое глубокое озеро в мире находится в России. В Рос сии же выпускались самые большие микросхемы. В Рос сии изготовлена самая крупнокалиберная пушка. Да и вообще, Россия — самая большая страна в мире. Принимая это во внимание, список мировых рекордов России можно не продолжать. Единственное, что все-таки хотелось бы еще отметить: самое крупное в мировой истории ограбление банка тоже случилось в России. Банк взял Сергей Розанов.
Для начала еще раз про самое-самое. Накануне первой мировой войны Российская империя обладала крупнейшим в мире золотым запасом. По состоянию на 16 июля 1914 года в кладовых Госбанка России находилось примерно 1240 тонн золота. Еще около 110 тонн хранилось за границей. Итого приблизительно 1350 тонн (для сравнения: Банк Англии владел 600 тоннами, Банк Франции — 1200 тоннами, Бундесбанк — 750 тоннами).
В годы войны часть этого богатства была вывезена за границу в качестве залога для получения кредитов на закупку оружия и обмундирования для русской армии, а та, что осталась в России, переправлена из Санкт-Петербурга подальше от театра военных действий — в Казань и Нижний Новгород. Вскоре после октябрьского переворота 1917 года казанское и нижегородское золото перешло в руки большевиков. По подсчетам начальника валютного управления Народного комиссариата финансов Леонида Юровского, им досталось примерно 850 тонн: половина хранилась в Нижнем, другая — в Казани. Нас интересует казанская часть.
В ночь с 6 на 7 августа 1918 года Народная армия Всероссийского комитета членов Учредительного собрания захватила Казань и срочно переправила казанское золото в Самару, где располага лась штаб-квартира комитета. Перемещаясь все дальше на Восток — из Самары в Уфу, из Уфы в Челябинск, золото еще несколько раз переходило из рук в руки, пока не попало в Омск к верховному правителю России Александру Колчаку. Адмирал овладел им между 18 ноября и 3 декабря 1918 года, а в марте — ноябре 1919 года несколькими эшелонами отправил во Владивосток — через Красноярск, Иркутск и Читу. Но по мере того, как золото приближалось к Владивостоку, составы становились все короче и короче, а два из них вообще не дошли до места назначения. Любопытно в связи с этим выяснить, кто и как присматривал за их сохранностью.
Еще при царском правительстве русская армия взяла в плен около 50 тыс. чехословацких солдат и офицеров, воевавших на стороне Германии. Временное правительство решило отправить легионеров на родину — через всю Россию они должны были по железной дороге доехать до Владивостока, там погрузиться на транспортные суда и далее направиться вокруг света в Европу. Ехали они по бескрайним российским просторам долго. По дороге легионеры участвовали в упомянутом взятии Казани и совершили еще множество других «подвигов». Их путь домой чудесным образом совпадал с маршрутом движения «золотых эшелонов», и по просьбе Колчака они освоили смежную специальность — охрану золота.
Как только в самой Чехословакии узнали о почетной миссии соотечественников, министр иностранных дел рекомендовал им «искать пути, как бы завладеть золотом» и «добывать его как можно больше». Поручик Франтишек Шип, начальник финансов легионеров, отписал: «Добываем, и изрядно». Как оказалось, это была не такая уж сложная задача. Легионеры в точности следовали старому российскому караульному уставу, основной принцип которого гласил: охранять нужно прежде всего забор, а не то, что за ним находится. Иными словами, чехословацкие караульные отвечали лишь за сохранность пломб на вагонных запорах, а также за соответствие «мест» (ящиков, сумок, мешков) накладным. Так что нет ничего удивительного в том, что при приемке эшелонов в ящиках вместо золота часто были кирпичи.
Более того, в феврале 1920 года в Иркутске легионеры сдали большевикам один эшелон с 320 тоннами колчаковского золота, а в придачу и самого верховного правителя России, ехавшего в последнем вагоне. Еще один состав они уступили казачьему атаману Григорию Семенову, но об этом чуть ниже. А пока отметим, что весной 1920 года легионеры начали прибывать на родину и вскоре учредили Легио-банк, отстроивший роскошный особняк в центре Праги. Одним из его учредителей и членом правления стал Франтишек Шип, «добывший» в России примерно 4 тонны серебра и 8 тонн золота. Приблизительно тогда же чехословацкая крона стала одной из самых стабильных валют.
И все же кое-что до Владивостока дошло. По данным Павла Бурышникова, последнего колчаковского министра финансов, примерно 145 тонн (плюс 514 невскрытых ящиков с российскими и иностранными золотыми монетами неустановленной стоимости). Часть из них была распродана на местной бирже на 15–20 % ниже мировых цен, часть — причем большая — досталась японцам.
Особая заслуга в этом принадлежит трем офицерам японской Квантунской армии: Идзомэ, Курасаве и Кураки. Они, как и чехословацкие легионеры, получили от японского командования предписание по возможности «добывать» как можно больше русского золота и переправлять его в Японию. А возможностей было предостаточно.
В октябре 1919 года атаман Семенов при участии японцев захватил в Чите один из эшелонов Колчака, своего недавнего союзника, и присвоил примерно 33 тонны золота. И почти все раздал. Например, 6 тонн выделил начальнику тыла генерал-майору Павлу Петрову. Тот, в свою очередь, передал часть золота отступавшим в Китай командирам семеновской армии «на непредвиденные расходы». 21 ноября 1920 года начтыла встретился с Семеновым и сообщил ему, что оставшееся — 20 ящиков с золотыми монетами и 2 ящика со слитками (чуть меньше тонны) — намерен под расписку передать «на временное хранение» начальнику японской военной миссии Идзомэ. Атаман одобрил эту идею. Более того, он и сам передал золото японцам. Но кое-что все же оставил себе. В конце ноября Семенов бежал на аэроплане из осажденной красными Читы в Дальний (ныне Далянь), прихватив несколько сумок с золотом.
Дальнейшая история подтвердила истинность утверждения, что нет ничего более постоянного, чем временное. Ни одному человеку, получившему в обмен на российское золото японские расписки, до сих пор ничего вернуть не удалось, хотя такие попытки неоднократно предпринимались (к примеру, теми же Семеновым и Петровым). А иногда не было даже расписок. Как, например, в случае с генералом Сергеем Розановым, ограбившим отделение Государственного банка России во Владивостоке.
Один из министров омского правительства Колчака дал Розанову такую характеристику: «сумбурный, нечистоплотный, окончательно подорвавший престиж омской власти на Дальнем Востоке». К этим словам трудно что-то добавить.
В 1918 году адмирал Колчак направил Розанова в Читу, в ставку атамана Семенова, для ведения переговоров о координации совместных боевых операций против большевиков и обеспечении беспрепятственного прохождения «золотых эшелонов» через подконтрольную атаману территорию. До Читы Розанов добрался, но переговоры вел не о совместных боевых действиях против Красной Армии, а о создании собственных вооруженных сил и Дальневосточной республики с собою во главе. И не о безопасности «золотых эшелонов», а о возможности их ограбления. Да и говорил он не с Семеновым, а с японскими эмиссарами, прикомандированными командованием Квантунской армии к штабу Семенова. Стоит ли уточнять, что эти переговоры проходили в самой теплой и дружественной атмосфере. Ради колчаковского золота японцы были готовы поддержать любую идею Розанова, хоть создания Соединенных Штатов Сибири со столицей на Аляске, не то что крохотной Дальневосточной республики.
Осенью 1919 года Розанов перебрался из Читы во Владивосток — предполагаемую столицу Дальневосточной республики. Однако на месте обнаружилось, что в отличие от японцев жители будущей столицы лишь отчасти разделяют идеи генерала. Большинство выступало за создание приамурского государства, но во главе его видели не диктатора Розанова, а Учредительное собрание. Но главное отличие состояло в том, что жители Владивостока склонялись к изгнанию японцев из Приморья. Это охладило интерес командования Квантунской армии к созданию Дальневосточной республики. Отказался от своих планов и Розанов. К тому же по долинам и по взгорьям к Владивостоку приближались эскадроны приамурских партизан.
29 января 1920 года Розанов встретился с командующим японскими оккупационными войсками во Владивостоке генералом Сигемото Ои и в присутствии полковника Рокуро Идзомэ обсудил с ним план дальнейших действий. Сошлись на том, что ноги из Владивостока пора уносить. Решили, что на следующий день розановская армия будет погружена на два военных транспорта и вывезена из города. При этом Розанов предложил «спасти» еще и остатки российского золотого запаса, хранившегося во владивостокском отделении Государственного банка. Реализация этой благородной цели не терпела отлагательств даже до утра.
Той же ночью к одному из пирсов владивостокского порта, расположенного напротив здания Госбанка, пришвартовался японский крейсер «Хидзен». Вооруженный десант быстро оцепил территорию между банком и причалом, и в здание направилась штурмовая группа под командованием Сергея Розанова, переодетого в форму японского офицера, и Рокуро Идзомэ, воздержавшегося от маскарада. Не встретив сопротивления со стороны охраны, не петляя по закоулкам банка и его подвалам, штурмовики кратчайшим путем вышли к помещению, где хранились ящики с золотыми слитками, сумки с золотыми монетами и мешки с ценными бумагами. Короче, не более чем через два часа после начала операции крейсер «Хидзен», груженный остатками российского золота, отдал швартовы и взял курс на Гонконг. 19 февраля Розанов в компании клерков гонконг-шанхайского отделения Иокогамского валютного банка подсчитывал трофеи. Совместными усилиями они подвели черту: примерно 42,7 тонны золота, которые были внесены на личный счет генерала. В тот же день Временное правительство Приморья заявило генералу Ои и японскому кабинету министров официальный протест, требуя возвращения золота и выдачи Розанова, против которого уже было возбуждено уголовное дело о краже в особо крупных размерах. Из Японии на эту ноту не ответили, хотя о дальнейшей судьбе Розанова призадумались.
Судя по сообщениям японской прессы, некоторое время после ограбления Государственного банка Розанов благополучно проживал с семьей в Иокогаме, подсчитывая, сколько лет понадобится ему и его потомкам на то, чтобы потратить добычу. И вдруг 22 января 1921 года в японской газете «Иомиури симбун» появляется сообщение о том, что Розанов погиб в Крыму при отступлении войск Врангеля. Почему, спрашивается, человек с таким огромным состоянием, да к тому же явно не склонный сражаться с большевиками до победного конца, отправился в Крым? Да потому, что, скорее всего, он никуда и не ездил. В 1920-х годах в Японии и на подконтрольных ей территориях при невыясненных обстоятельствах погибли несколько человек, причастных к разграблению российского золота. При этом в прессе неизменно появлялись публикации об их отъезде за границу. Розанов вряд ли был исключением.
Ну а куда же делось розановское золото? В 1926 году на этот вопрос попытались ответить несколько либерально настроенных японских министров и парламентариев, заметивших, что с недавних пор офицеры Квантунской армии начали интересоваться не только внешней, но и внутренней политикой Японии. При этом щедрость военных по отношению к чиновникам и депутатам не знала границ. Проведя расследование, парламентская комиссия установила, что из награбленного в России золота командование Квантунской армии создало секретный фонд (при этом физически золото и денежные средства находились на счетах нескольких банков, в том числе Иокогамского валютного), которым распоряжался Гиити Танака, в прошлом — военный атташе при царском и колчаковском правительствах, а в будущем — премьер-министр Японии. Скандал продолжался 10 лет (с небольшими перерывами), пока 26 февраля 1936 года молодые японские офицеры не убили нескольких министров и даже членов императорского дома, слишком активно интересовавшихся судьбой русского золота.
В 1945 году Иокогамский валютный банк влился в Токий ский банк, который в настоящее время является самым крупным банком в мире: его активы соизмеримы с бюджетом самой большой в мире страны.
Время действия: XX век.
Corpus delicti: ограбление банка.
Масштаб: национальный.
Действующие лица: Сергей Розанов.
Тип: P2B.
Самое глубокое озеро в мире находится в России. В Рос сии же выпускались самые большие микросхемы. В Рос сии изготовлена самая крупнокалиберная пушка. Да и вообще, Россия — самая большая страна в мире. Принимая это во внимание, список мировых рекордов России можно не продолжать. Единственное, что все-таки хотелось бы еще отметить: самое крупное в мировой истории ограбление банка тоже случилось в России. Банк взял Сергей Розанов.
Для начала еще раз про самое-самое. Накануне первой мировой войны Российская империя обладала крупнейшим в мире золотым запасом. По состоянию на 16 июля 1914 года в кладовых Госбанка России находилось примерно 1240 тонн золота. Еще около 110 тонн хранилось за границей. Итого приблизительно 1350 тонн (для сравнения: Банк Англии владел 600 тоннами, Банк Франции — 1200 тоннами, Бундесбанк — 750 тоннами).
В годы войны часть этого богатства была вывезена за границу в качестве залога для получения кредитов на закупку оружия и обмундирования для русской армии, а та, что осталась в России, переправлена из Санкт-Петербурга подальше от театра военных действий — в Казань и Нижний Новгород. Вскоре после октябрьского переворота 1917 года казанское и нижегородское золото перешло в руки большевиков. По подсчетам начальника валютного управления Народного комиссариата финансов Леонида Юровского, им досталось примерно 850 тонн: половина хранилась в Нижнем, другая — в Казани. Нас интересует казанская часть.
В ночь с 6 на 7 августа 1918 года Народная армия Всероссийского комитета членов Учредительного собрания захватила Казань и срочно переправила казанское золото в Самару, где располага лась штаб-квартира комитета. Перемещаясь все дальше на Восток — из Самары в Уфу, из Уфы в Челябинск, золото еще несколько раз переходило из рук в руки, пока не попало в Омск к верховному правителю России Александру Колчаку. Адмирал овладел им между 18 ноября и 3 декабря 1918 года, а в марте — ноябре 1919 года несколькими эшелонами отправил во Владивосток — через Красноярск, Иркутск и Читу. Но по мере того, как золото приближалось к Владивостоку, составы становились все короче и короче, а два из них вообще не дошли до места назначения. Любопытно в связи с этим выяснить, кто и как присматривал за их сохранностью.
Еще при царском правительстве русская армия взяла в плен около 50 тыс. чехословацких солдат и офицеров, воевавших на стороне Германии. Временное правительство решило отправить легионеров на родину — через всю Россию они должны были по железной дороге доехать до Владивостока, там погрузиться на транспортные суда и далее направиться вокруг света в Европу. Ехали они по бескрайним российским просторам долго. По дороге легионеры участвовали в упомянутом взятии Казани и совершили еще множество других «подвигов». Их путь домой чудесным образом совпадал с маршрутом движения «золотых эшелонов», и по просьбе Колчака они освоили смежную специальность — охрану золота.
Как только в самой Чехословакии узнали о почетной миссии соотечественников, министр иностранных дел рекомендовал им «искать пути, как бы завладеть золотом» и «добывать его как можно больше». Поручик Франтишек Шип, начальник финансов легионеров, отписал: «Добываем, и изрядно». Как оказалось, это была не такая уж сложная задача. Легионеры в точности следовали старому российскому караульному уставу, основной принцип которого гласил: охранять нужно прежде всего забор, а не то, что за ним находится. Иными словами, чехословацкие караульные отвечали лишь за сохранность пломб на вагонных запорах, а также за соответствие «мест» (ящиков, сумок, мешков) накладным. Так что нет ничего удивительного в том, что при приемке эшелонов в ящиках вместо золота часто были кирпичи.
Более того, в феврале 1920 года в Иркутске легионеры сдали большевикам один эшелон с 320 тоннами колчаковского золота, а в придачу и самого верховного правителя России, ехавшего в последнем вагоне. Еще один состав они уступили казачьему атаману Григорию Семенову, но об этом чуть ниже. А пока отметим, что весной 1920 года легионеры начали прибывать на родину и вскоре учредили Легио-банк, отстроивший роскошный особняк в центре Праги. Одним из его учредителей и членом правления стал Франтишек Шип, «добывший» в России примерно 4 тонны серебра и 8 тонн золота. Приблизительно тогда же чехословацкая крона стала одной из самых стабильных валют.
И все же кое-что до Владивостока дошло. По данным Павла Бурышникова, последнего колчаковского министра финансов, примерно 145 тонн (плюс 514 невскрытых ящиков с российскими и иностранными золотыми монетами неустановленной стоимости). Часть из них была распродана на местной бирже на 15–20 % ниже мировых цен, часть — причем большая — досталась японцам.
Особая заслуга в этом принадлежит трем офицерам японской Квантунской армии: Идзомэ, Курасаве и Кураки. Они, как и чехословацкие легионеры, получили от японского командования предписание по возможности «добывать» как можно больше русского золота и переправлять его в Японию. А возможностей было предостаточно.
В октябре 1919 года атаман Семенов при участии японцев захватил в Чите один из эшелонов Колчака, своего недавнего союзника, и присвоил примерно 33 тонны золота. И почти все раздал. Например, 6 тонн выделил начальнику тыла генерал-майору Павлу Петрову. Тот, в свою очередь, передал часть золота отступавшим в Китай командирам семеновской армии «на непредвиденные расходы». 21 ноября 1920 года начтыла встретился с Семеновым и сообщил ему, что оставшееся — 20 ящиков с золотыми монетами и 2 ящика со слитками (чуть меньше тонны) — намерен под расписку передать «на временное хранение» начальнику японской военной миссии Идзомэ. Атаман одобрил эту идею. Более того, он и сам передал золото японцам. Но кое-что все же оставил себе. В конце ноября Семенов бежал на аэроплане из осажденной красными Читы в Дальний (ныне Далянь), прихватив несколько сумок с золотом.
Дальнейшая история подтвердила истинность утверждения, что нет ничего более постоянного, чем временное. Ни одному человеку, получившему в обмен на российское золото японские расписки, до сих пор ничего вернуть не удалось, хотя такие попытки неоднократно предпринимались (к примеру, теми же Семеновым и Петровым). А иногда не было даже расписок. Как, например, в случае с генералом Сергеем Розановым, ограбившим отделение Государственного банка России во Владивостоке.
Один из министров омского правительства Колчака дал Розанову такую характеристику: «сумбурный, нечистоплотный, окончательно подорвавший престиж омской власти на Дальнем Востоке». К этим словам трудно что-то добавить.
В 1918 году адмирал Колчак направил Розанова в Читу, в ставку атамана Семенова, для ведения переговоров о координации совместных боевых операций против большевиков и обеспечении беспрепятственного прохождения «золотых эшелонов» через подконтрольную атаману территорию. До Читы Розанов добрался, но переговоры вел не о совместных боевых действиях против Красной Армии, а о создании собственных вооруженных сил и Дальневосточной республики с собою во главе. И не о безопасности «золотых эшелонов», а о возможности их ограбления. Да и говорил он не с Семеновым, а с японскими эмиссарами, прикомандированными командованием Квантунской армии к штабу Семенова. Стоит ли уточнять, что эти переговоры проходили в самой теплой и дружественной атмосфере. Ради колчаковского золота японцы были готовы поддержать любую идею Розанова, хоть создания Соединенных Штатов Сибири со столицей на Аляске, не то что крохотной Дальневосточной республики.
Осенью 1919 года Розанов перебрался из Читы во Владивосток — предполагаемую столицу Дальневосточной республики. Однако на месте обнаружилось, что в отличие от японцев жители будущей столицы лишь отчасти разделяют идеи генерала. Большинство выступало за создание приамурского государства, но во главе его видели не диктатора Розанова, а Учредительное собрание. Но главное отличие состояло в том, что жители Владивостока склонялись к изгнанию японцев из Приморья. Это охладило интерес командования Квантунской армии к созданию Дальневосточной республики. Отказался от своих планов и Розанов. К тому же по долинам и по взгорьям к Владивостоку приближались эскадроны приамурских партизан.
29 января 1920 года Розанов встретился с командующим японскими оккупационными войсками во Владивостоке генералом Сигемото Ои и в присутствии полковника Рокуро Идзомэ обсудил с ним план дальнейших действий. Сошлись на том, что ноги из Владивостока пора уносить. Решили, что на следующий день розановская армия будет погружена на два военных транспорта и вывезена из города. При этом Розанов предложил «спасти» еще и остатки российского золотого запаса, хранившегося во владивостокском отделении Государственного банка. Реализация этой благородной цели не терпела отлагательств даже до утра.
Той же ночью к одному из пирсов владивостокского порта, расположенного напротив здания Госбанка, пришвартовался японский крейсер «Хидзен». Вооруженный десант быстро оцепил территорию между банком и причалом, и в здание направилась штурмовая группа под командованием Сергея Розанова, переодетого в форму японского офицера, и Рокуро Идзомэ, воздержавшегося от маскарада. Не встретив сопротивления со стороны охраны, не петляя по закоулкам банка и его подвалам, штурмовики кратчайшим путем вышли к помещению, где хранились ящики с золотыми слитками, сумки с золотыми монетами и мешки с ценными бумагами. Короче, не более чем через два часа после начала операции крейсер «Хидзен», груженный остатками российского золота, отдал швартовы и взял курс на Гонконг. 19 февраля Розанов в компании клерков гонконг-шанхайского отделения Иокогамского валютного банка подсчитывал трофеи. Совместными усилиями они подвели черту: примерно 42,7 тонны золота, которые были внесены на личный счет генерала. В тот же день Временное правительство Приморья заявило генералу Ои и японскому кабинету министров официальный протест, требуя возвращения золота и выдачи Розанова, против которого уже было возбуждено уголовное дело о краже в особо крупных размерах. Из Японии на эту ноту не ответили, хотя о дальнейшей судьбе Розанова призадумались.
Судя по сообщениям японской прессы, некоторое время после ограбления Государственного банка Розанов благополучно проживал с семьей в Иокогаме, подсчитывая, сколько лет понадобится ему и его потомкам на то, чтобы потратить добычу. И вдруг 22 января 1921 года в японской газете «Иомиури симбун» появляется сообщение о том, что Розанов погиб в Крыму при отступлении войск Врангеля. Почему, спрашивается, человек с таким огромным состоянием, да к тому же явно не склонный сражаться с большевиками до победного конца, отправился в Крым? Да потому, что, скорее всего, он никуда и не ездил. В 1920-х годах в Японии и на подконтрольных ей территориях при невыясненных обстоятельствах погибли несколько человек, причастных к разграблению российского золота. При этом в прессе неизменно появлялись публикации об их отъезде за границу. Розанов вряд ли был исключением.
Ну а куда же делось розановское золото? В 1926 году на этот вопрос попытались ответить несколько либерально настроенных японских министров и парламентариев, заметивших, что с недавних пор офицеры Квантунской армии начали интересоваться не только внешней, но и внутренней политикой Японии. При этом щедрость военных по отношению к чиновникам и депутатам не знала границ. Проведя расследование, парламентская комиссия установила, что из награбленного в России золота командование Квантунской армии создало секретный фонд (при этом физически золото и денежные средства находились на счетах нескольких банков, в том числе Иокогамского валютного), которым распоряжался Гиити Танака, в прошлом — военный атташе при царском и колчаковском правительствах, а в будущем — премьер-министр Японии. Скандал продолжался 10 лет (с небольшими перерывами), пока 26 февраля 1936 года молодые японские офицеры не убили нескольких министров и даже членов императорского дома, слишком активно интересовавшихся судьбой русского золота.
В 1945 году Иокогамский валютный банк влился в Токий ский банк, который в настоящее время является самым крупным банком в мире: его активы соизмеримы с бюджетом самой большой в мире страны.
Утиные истории
Место действия: все страны мира.
Время действия: с XVIII века до наших дней.
Corpus delicti: мистификация и дезинформация читателей.
Масштаб: глобальный.
Действующие лица: журналисты и издатели.
Тип: B2P.
Газетная утка — пожалуй, самый безобидный вид аферы. Может быть, это и не афера даже, а так — мистификация, полет фантазии, обман ради обмана, искусство ради искусства. Впрочем, «навар» они тоже приносят — народ получает забавное чтиво, владельцы изданий — рост тиражей, а авторы фантастических историй — свой кусок хлеба с маслом. Вот утки и слетают с газетных страниц не одно столетие.
Когда появилась первая газетная утка, сегодня уже не выяснишь, хотя с большой вероятностью можно предположить, что она была напечатана в первом номере первой газеты в истории человечества. Известно, например, что газеты появились в Германии в конце XV века вместе с печатным станком Гуттенберга, и начали они с живописания подвигов Влада Дракулы, который терроризировал Трансильванию. Естественно, трансильванские ужасы описывались с добавлением красочных подробностей, так что своей нынешней славой граф во многом обязан средневековым газетчикам.
Почему именно утка, тоже сказать непросто, версий появления этого термина много, и некоторые из них сами напоминают утку. Некоторые полагают, что термин был введен в начале XVI века идеологом протестантизма Мартином Лютером, который однажды вместо legende — «легенда» почему-то написал слово lugende, а оно для немецкого уха звучало как «лживая утка». По другой версии, об утках заговорили в конце XVII века, когда редакторы немецких газет стали помечать заведомые выдумки литерами NT, то есть «не проверено» (лат. non testatur). Поскольку NT звучало как «ente», то есть «утка» по-немецки, то и «непроверенные» заметки стали называться в честь водоплавающей птицы. Есть также мнение, что понятие «утка» зародилось во Франции, и даже называют год — 1776-й. Тогда парижская «Земледельческая газета» поделилась с читателями новым способом ловли уток. Для начала следовало отварить крупный желудь в особом травяном настое, который являлся сильным слабительным. Затем к желудю следовало привязать веревку и бросить его в водоем с утками. Птица, проглотившая желудь, вскоре начинала страдать животом, и приманка быстро покидала ее кишечник, после чего желудь глотала следующая утка. По уверениям газеты, одному судебному приставу удалось таким способом нанизать на веревку 20 уток, которые взлетели и подняли его в воздух. По счастью, веревка оборвалась и пристав благополучно приземлился.
Наконец, кое-кто считает, что о газетных утках заговорили при Наполеоне. Вот что писала по этому поводу «Вечерняя Москва» 27 сентября 1945 года: «„Газетная утка“ — это синоним той „сногсшибательной“ сенсации, которая является основной, движущей силой печати в условиях капитализма […] Во времена Наполеона в Брюсселе один из тогдашних журналистов Роберт Корнелиссен напечатал следующую „сенсацию“: „Как велика прожорливость уток, доказывает произведенный над ними опыт. Из двадцати уток взяли одну, разрубили ее на части вместе с перьями и костями и эти куски отдали на съедение остальным девятнадцати. И так продолжали убивать одну утку за другой и кормили убитыми оставшихся в живых до тех пор, пока осталась всего только одна, упитавшаяся мясом и кровью своих подруг“. Вот эта-то „упитавшаяся“ утка с тех пор и стала синонимом неправдоподобных газетных „новостей“».
Верна ли хоть одна из этих версий, неизвестно, зато известно, что заведомая неправда, опубликованная в СМИ, называется уткой в большинстве стран мира, так что термин этот вполне интернациональный. Причины, побуждавшие журналистов сочинять новости, а редакторов пропускать их в номер, также общие для всех: читателя нужно развлекать, а реальность слишком скучна, чтобы ее можно было использовать в увеселительных целях. Порой, правда, утки печатались с целью привлечь внимание публики к общественным язвам, но суть от этого не менялась: истина приносилась в жертву занимательности, и все в итоге оставались довольны — и читатели, и издатели, и журналисты.
До изобретения телеграфа сочинение «непроверенных» историй было для газет насущной необходимостью. Ведь заполнить все полосы в те времена было нелегко — реальных новостей катастрофически не хватало. На помощь приходила занимательная ложь вроде историй о процессии лягушек, растянувшейся на четыре мили, или о реке со столь быстрым течением, что брошенный в воду железный лом не тонет, а плывет. Для газет XVIII века подобное творчество было настолько обычным делом, что даже маститые литераторы им не брезговали. Так, в феврале 1708 года лондонский альманах «Предсказания на 1708 год» вышел со статьей, в которой утверждалось, что известный астролог Джон Партридж умрет 29 марта в 11 утра. Автором статьи был Джонатан Свифт, который, правда, подписался псевдонимом. Партридж поспешил выступить с опровержением, заявив, что умирать не собирается, однако будущему создателю Гулливера было все равно, как долго проживет астролог. В назначенный день Свифт выпустил некролог, в котором каялся в ошибке: Партридж умер не в 11.00, а в 7.05. Астролог пытался оспорить факт своей смерти на страницах газет, но Свифт был неумолим, доказывая, что Партридж действительно мертв, потому что ни один живой человек такую чушь не напишет.
Не брезговали выдумками и по другую сторону океана. Так, 22 октября 1730 года в Pennsylvania Gazette появился отчет о процессе над ведьмами в Нью-Джерси. Хозяином газеты и автором статьи был Бенджамин Франклин. Просветитель рассказывал читателям, что ведьмы «заставляли овец плясать в необычной манере, заставляли свиней говорить и петь псалмы и т. п. к вящему ужасу и изумлению добрых и мирных подданных Его Величества». Несмотря на то что Франклин впоследствии был признан чуть ли не совестью нарождавшейся американской нации, история об охоте на ведьм в Нью-Джерси была, конечно, чистым вымыслом. При этом Франклин ничем не рисковал — путь из Пенсильвании в Нью-Джерси был труден и опасен, так что проверять его информацию все равно никто бы не поехал.
Но даже изобретение телеграфа не избавило газеты от ложных сообщений. Единственным изменением стала тяжкая необходимость оперативно помещать опровержения, но в те времена сам факт опровержения никак не бил по репутации издания. Более того, с помощью утки молодая газета могла сделать себе имя и получить популярность. Именно так произошло с американской New York Sun, которая в 1835 году поведала об открытии жизни на Луне. Газета сообщила, что известный британский астроном сэр Джон Хершель, основываясь на «новейшей теории кометарных феноменов», изобрел принципиально новый телескоп, который собрал где-то в Африке и ныне способен обозревать лунные ландшафты. Поскольку сам Хершель в то время действительно находился в Африке и газет не читал, писать о нем можно было что угодно, и его открытия из номера в номер становились все поразительнее.
Для начала астроном «открыл» лунные леса и горы, затем обнаружил лунных бизонов и сферических земноводных, которые катались вдоль побережья лунных морей. Вскоре на Луне обнаружились и двуногие дикари, жившие в хижинах. Правда, по-настоящему разумными обитателями естественного спутника Земли оказались представители вида vespertilio-homo, то есть людей — летучих мышей. Мохнатые и крылатые мышелюди жили среди храмов с золотыми крышами и явно отличались недюжинным интеллектом.
Время действия: с XVIII века до наших дней.
Corpus delicti: мистификация и дезинформация читателей.
Масштаб: глобальный.
Действующие лица: журналисты и издатели.
Тип: B2P.
Газетная утка — пожалуй, самый безобидный вид аферы. Может быть, это и не афера даже, а так — мистификация, полет фантазии, обман ради обмана, искусство ради искусства. Впрочем, «навар» они тоже приносят — народ получает забавное чтиво, владельцы изданий — рост тиражей, а авторы фантастических историй — свой кусок хлеба с маслом. Вот утки и слетают с газетных страниц не одно столетие.
Когда появилась первая газетная утка, сегодня уже не выяснишь, хотя с большой вероятностью можно предположить, что она была напечатана в первом номере первой газеты в истории человечества. Известно, например, что газеты появились в Германии в конце XV века вместе с печатным станком Гуттенберга, и начали они с живописания подвигов Влада Дракулы, который терроризировал Трансильванию. Естественно, трансильванские ужасы описывались с добавлением красочных подробностей, так что своей нынешней славой граф во многом обязан средневековым газетчикам.
Почему именно утка, тоже сказать непросто, версий появления этого термина много, и некоторые из них сами напоминают утку. Некоторые полагают, что термин был введен в начале XVI века идеологом протестантизма Мартином Лютером, который однажды вместо legende — «легенда» почему-то написал слово lugende, а оно для немецкого уха звучало как «лживая утка». По другой версии, об утках заговорили в конце XVII века, когда редакторы немецких газет стали помечать заведомые выдумки литерами NT, то есть «не проверено» (лат. non testatur). Поскольку NT звучало как «ente», то есть «утка» по-немецки, то и «непроверенные» заметки стали называться в честь водоплавающей птицы. Есть также мнение, что понятие «утка» зародилось во Франции, и даже называют год — 1776-й. Тогда парижская «Земледельческая газета» поделилась с читателями новым способом ловли уток. Для начала следовало отварить крупный желудь в особом травяном настое, который являлся сильным слабительным. Затем к желудю следовало привязать веревку и бросить его в водоем с утками. Птица, проглотившая желудь, вскоре начинала страдать животом, и приманка быстро покидала ее кишечник, после чего желудь глотала следующая утка. По уверениям газеты, одному судебному приставу удалось таким способом нанизать на веревку 20 уток, которые взлетели и подняли его в воздух. По счастью, веревка оборвалась и пристав благополучно приземлился.
Наконец, кое-кто считает, что о газетных утках заговорили при Наполеоне. Вот что писала по этому поводу «Вечерняя Москва» 27 сентября 1945 года: «„Газетная утка“ — это синоним той „сногсшибательной“ сенсации, которая является основной, движущей силой печати в условиях капитализма […] Во времена Наполеона в Брюсселе один из тогдашних журналистов Роберт Корнелиссен напечатал следующую „сенсацию“: „Как велика прожорливость уток, доказывает произведенный над ними опыт. Из двадцати уток взяли одну, разрубили ее на части вместе с перьями и костями и эти куски отдали на съедение остальным девятнадцати. И так продолжали убивать одну утку за другой и кормили убитыми оставшихся в живых до тех пор, пока осталась всего только одна, упитавшаяся мясом и кровью своих подруг“. Вот эта-то „упитавшаяся“ утка с тех пор и стала синонимом неправдоподобных газетных „новостей“».
Верна ли хоть одна из этих версий, неизвестно, зато известно, что заведомая неправда, опубликованная в СМИ, называется уткой в большинстве стран мира, так что термин этот вполне интернациональный. Причины, побуждавшие журналистов сочинять новости, а редакторов пропускать их в номер, также общие для всех: читателя нужно развлекать, а реальность слишком скучна, чтобы ее можно было использовать в увеселительных целях. Порой, правда, утки печатались с целью привлечь внимание публики к общественным язвам, но суть от этого не менялась: истина приносилась в жертву занимательности, и все в итоге оставались довольны — и читатели, и издатели, и журналисты.
До изобретения телеграфа сочинение «непроверенных» историй было для газет насущной необходимостью. Ведь заполнить все полосы в те времена было нелегко — реальных новостей катастрофически не хватало. На помощь приходила занимательная ложь вроде историй о процессии лягушек, растянувшейся на четыре мили, или о реке со столь быстрым течением, что брошенный в воду железный лом не тонет, а плывет. Для газет XVIII века подобное творчество было настолько обычным делом, что даже маститые литераторы им не брезговали. Так, в феврале 1708 года лондонский альманах «Предсказания на 1708 год» вышел со статьей, в которой утверждалось, что известный астролог Джон Партридж умрет 29 марта в 11 утра. Автором статьи был Джонатан Свифт, который, правда, подписался псевдонимом. Партридж поспешил выступить с опровержением, заявив, что умирать не собирается, однако будущему создателю Гулливера было все равно, как долго проживет астролог. В назначенный день Свифт выпустил некролог, в котором каялся в ошибке: Партридж умер не в 11.00, а в 7.05. Астролог пытался оспорить факт своей смерти на страницах газет, но Свифт был неумолим, доказывая, что Партридж действительно мертв, потому что ни один живой человек такую чушь не напишет.
Не брезговали выдумками и по другую сторону океана. Так, 22 октября 1730 года в Pennsylvania Gazette появился отчет о процессе над ведьмами в Нью-Джерси. Хозяином газеты и автором статьи был Бенджамин Франклин. Просветитель рассказывал читателям, что ведьмы «заставляли овец плясать в необычной манере, заставляли свиней говорить и петь псалмы и т. п. к вящему ужасу и изумлению добрых и мирных подданных Его Величества». Несмотря на то что Франклин впоследствии был признан чуть ли не совестью нарождавшейся американской нации, история об охоте на ведьм в Нью-Джерси была, конечно, чистым вымыслом. При этом Франклин ничем не рисковал — путь из Пенсильвании в Нью-Джерси был труден и опасен, так что проверять его информацию все равно никто бы не поехал.
Но даже изобретение телеграфа не избавило газеты от ложных сообщений. Единственным изменением стала тяжкая необходимость оперативно помещать опровержения, но в те времена сам факт опровержения никак не бил по репутации издания. Более того, с помощью утки молодая газета могла сделать себе имя и получить популярность. Именно так произошло с американской New York Sun, которая в 1835 году поведала об открытии жизни на Луне. Газета сообщила, что известный британский астроном сэр Джон Хершель, основываясь на «новейшей теории кометарных феноменов», изобрел принципиально новый телескоп, который собрал где-то в Африке и ныне способен обозревать лунные ландшафты. Поскольку сам Хершель в то время действительно находился в Африке и газет не читал, писать о нем можно было что угодно, и его открытия из номера в номер становились все поразительнее.
Для начала астроном «открыл» лунные леса и горы, затем обнаружил лунных бизонов и сферических земноводных, которые катались вдоль побережья лунных морей. Вскоре на Луне обнаружились и двуногие дикари, жившие в хижинах. Правда, по-настоящему разумными обитателями естественного спутника Земли оказались представители вида vespertilio-homo, то есть людей — летучих мышей. Мохнатые и крылатые мышелюди жили среди храмов с золотыми крышами и явно отличались недюжинным интеллектом.