Страница:
Неожиданно лейтенант заговорил:
– Это все? – Никто ему не ответил. – Сделайте что-нибудь!
Сухмет покачал головой:
– Санс, из этого выбраться невозможно.
– Не понимаю… Я погибаю, а вы ждете, пока я окончательно не утону?
Рубос вдруг тряхнул головой:
– Нет, не верю. Держись, Санс.
В мгновение ока он выхватил свой меч и рубанул по янтарной поверхности, стараясь отсечь примерно то место, где должно было находиться плечо гибнущего лейтенанта. Огромный ятаган застрял, углубившись дюйма на три, и намертво остановился. Рубос подергал, но не смог больше ничего с ним сделать.
Тогда он оперся на него, как на рычаг, схватил Санса за плечо и попробовал его вытащить. Это не дало ровным счетом никакого результата, но Санс вдруг всхлипнул, попытался схватиться за Рубоса и нечаянно толкнул его. Рука мирамца соскользнула, он дернулся, удерживая равновесие…
Лотар оказался рядом, прежде чем мирамец врезался в скалу, схватил за пояс и резко отдернул его. И все-таки кончиком пальца Рубос коснулся скалы.
Он так и стоял, в ярде от прозрачнейшей скалы, на ровной поверхности которой солнце играло всеми своими лучами, а палец его всего на четверть дюйма погрузился в гибельную массу. И не мог отойти, потому что не было силы, которая разорвала бы этот захват.
– Так, – недовольно буркнул Сухмет. – Теперь и ты тоже.
– Что я тоже? – спросил Рубос.
Мирамец поднял ногу, приготовившись упереться подошвой сапога или коленом в скалу и все-таки вырвать палец.
– Не делай этого, – спокойно и грустно предупредил его Санс.
– Почему? – оказывается, Рубос еще не все понимал.
– А как, ты думаешь, в этой прелести увязло бедро Санса? – вопросом на вопрос ответил Сухмет.
– Все так и было, – сказал Санс. – Мне казалось, не может быть ничего страшного, но когда я уперся ногой…
– Тебе нужно было подождать, мы бы обошли и помогли. А теперь…
Сухмет вздохнул и вытащил саблю.
– Ты думаешь, это необходимо? – спросил Рубос. Он стал очень рассудительным. Так и не дождавшись ответа, он вдруг сказал: – А эта штука, из которой состоит скала, здорово жжет.
– Сейчас будет еще больнее, – предупредил его Лотар.
Сухмет потрогал лезвие подушечкой большого пальца, как мясник или хирург.
– Хорошо хоть не руку, Рубос. А палец, если будешь терпеливым, мы тебе с помощью посоха Гурама отрастим новый.
– Жаль, я не знал этого, – снова сказал Санс. – И теперь вот…
– Может, я сам? – спросил Рубос.
– В этом нет необходимости, – ответил Сухмет и взмахнул Утгелой.
Лотар резко отдернул освободившегося Рубоса от янтарной скалы, чтобы он от боли не выкинул что-нибудь неожиданное.
Пока Сухмет перевязывал мирамцу рану, Лотар стоял около Санса. Лейтенант медленно, дюйм за дюймом тонул в ровной, совершенно невозмутимой поверхности и беззвучно молился, шевеля губами. Лотар мог бы, конечно, услышать, что он говорил, но не стал этого делать. Предсмертная молитва вдруг прервалась. Санс снова заговорил, и в голосе его зазвучало отчаяние:
– А Господь примет меня на небо? После всего того, что они сделали со мной?
Лотар посмотрел прямо в глаза юноше:
– Ты очистился. После того как Сухмет вылечил тебя, ты загрязнен не больше, чем новорожденный ребенок. Я знаю, я был там.
– Где – там?
– В твоем сознании.
К ним подошел Сухмет. Он спросил:
– Санс, если хочешь, я могу послать блаженный морок, и ты умрешь, даже не заметив этого. Хочешь?
– Нет, – быстро ответил юноша. Но потом он вгляделся в янтарную поверхность, которая приблизилась уже к самому его подбородку. – А впрочем, не знаю.
– Будем считать это согласием?
– Да. Только… – Он чуть не заплакал, но справился с собой и все-таки договорил: – Не уходите от меня, даже если я ничего не буду соображать, пока я… Пока я…
– Хорошо, – пообещал Лотар.
– И не волнуйся, мальчик, – вдруг быстро произнес Сухмет. В его голосе уже звучала магическая, внушающая сила. – Ты недолго будешь там находиться. Души, подобные твоей, быстро возвращаются назад, иногда даже слишком быстро, потому что здесь им нравится больше… И они приходят в этот мир для новых испытаний.
Он сделал странный жест, словно ударил Санса на расстоянии обеими ладонями сверху вниз, и голова мальчика бессильно повисла. Лоб его коснулся янтарной поверхности, но он этого уже не заметил. На его губах появилась блаженная улыбка. Он был далеко отсюда и видел что-то, доступное только ему.
– Он уйдет быстро, – произнес Сухмет и, больше не добавив ни слова, отошел.
Лотар остался стоять. Он должен был стоять, потому что это был пятый юноша, за которого он взял на себя ответственность и который теперь умирал. Он остался еще и потому, что ловушка ответвления была поставлена на него, на Лотара. Он должен был ее заметить, он должен был пойти первым, и он должен был вот так, как Санс, врезаться прямо в скалу, которая не отпускала от себя никого – ни живого, ни мертвого.
Да, он должен был погибнуть, так было рассчитано. Выход из того искривленного коридора кончался, вероятно, всего в нескольких дюймах от скалы. Ведь что-то толкало Лотара вперед, заставляя бежать. Он неминуемо погиб бы… Если бы не Санс.
Он спас Лотара. И Желтоголовый приготовился ждать, пока юноша исчезнет на его глазах.
Прошло не очень много времени, как Санс стал погружаться в скалу уже и лицом. Разглядывая, как это происходит, Лотар обнаружил одну очень интересную особенность.
Сама скала была настолько прозрачной, что Лотар, почти не напрягая зрения, видел холмы сквозь всю ее толщину. Но тонувший в ней Санс не оставлял никаких следов, словно его руку до плеча и ногу до бедра ровно отсекли и каким-то образом растворили.
Или длина рук и ног тонущего лейтенанта была неизмеримо мала по сравнению с глубиной, заключенной в таинственном материале, словно небольшая с виду янтарная скала хранила в своей утробе необъятный и неведомый океан. Вероятно, эта мысль была правильной, потому что Сухмет, неожиданно появившийся сзади, одобрительно хмыкнул:
– Так и есть, господин, мы видим тут столько этой смолы, что кажется, можно обхватить руками, а на самом деле тут могут утонуть миры и народы. Пойдем, все уже кончено, ты выполнил свой последний долг перед этим мальчиком.
Они отошли к Рубосу, который сидел на коряге и баюкал свою руку.
– Ну а ты как? – спросил его Лотар.
– Вот он, – Рубос кивнул на Сухмета, – обещает новый палец. Но все хирурги что-нибудь обещают, а потом выясняется, что костыли, которые они дают, гораздо хуже ног.
– Ну, с ногами у тебя пока все в порядке.
– Если с тобой поведусь, то за ногами придется и во сне приглядывать.
Так, значит, дело становится действительно худо. Без особой надобности Рубос шутить не станет.
– Ты бы обезболил ему руку, – сказал Лотар.
– Предлагал, он отказывается.
Рубос вздохнул и посмотрел на то, что еще недавно было Сансом. Теперь из скалы торчал лишь клочок одежды и заломленная в волнообразном, странном движении левая кисть.
– Мне жаль, что этот мальчишка погиб.
– А как с остальными нашими мальчишками?
Рубос только вздохнул и ничего не ответил. Тогда подал голос Сухмет:
– Это война. За свою жизнь я насмотрелся на многие войны. И видел много таких смертей. В них нет ничего хорошего, но Вседержитель в непостижимой справедливости так установил свой миропорядок, что это еще не конец. Для многих из них это только начало радости и добра.
– Аминь, – буркнул Рубос.
Сухмет насмешливо посмотрел на него, а потом отвернулся.
И тут случилось удивительное. Может быть, это происходило и раньше, но они просто не замечали, погруженные в трагедию Санса.
На посохе Гурама, брошенном на песок, образовался чуть мутноватый шар величиной с большое яблоко. Как он появился из ничего, не мог сказать ни один из них. Он просто вышел из тех складок посоха, которые Сухмет называл – по аналогии с трубой – клапанами. А потом эта капля, похожая на пузырь воздуха под водой, поползла вверх, распластываясь, как медуза, и ушла в сторону янтарной скалы.
Присмотревшись, Лотар с удивлением обнаружил, что над скалой уже собралось некоторое количество таких пузырьков и они прикрывали янтарную глыбу, как ровный аккуратный зонтик.
Рубос повернулся к Сухмету:
– Что это было?
Лотар подумал:
– Такая же штука появилась, когда я похищал этот посох у Атольфа. Помнишь, Сухмет, это было в замке Ожерелье?
– Я все помню.
– Тогда над замком висел Колокол Всевидения.
– А что тут у нас висит? – снова спросил Рубос.
Сухмет повернулся к Лотару и очень отчетливо проговорил:
– Ты можешь выгнать меня за невежество со службы, господин мой, но я даже не могу предположить, что это такое. – Подумав, он сказал еще более решительно: – Никогда и нигде мне не попадалось упоминание о том, что посох Гурама способен автоматически включаться в ответ на какую-либо угрозу. А если его не включил кто-то посторонний, то я…
И всезнающий Сухмет беспомощно развел руками.
Глава 37
Глава 38
– Это все? – Никто ему не ответил. – Сделайте что-нибудь!
Сухмет покачал головой:
– Санс, из этого выбраться невозможно.
– Не понимаю… Я погибаю, а вы ждете, пока я окончательно не утону?
Рубос вдруг тряхнул головой:
– Нет, не верю. Держись, Санс.
В мгновение ока он выхватил свой меч и рубанул по янтарной поверхности, стараясь отсечь примерно то место, где должно было находиться плечо гибнущего лейтенанта. Огромный ятаган застрял, углубившись дюйма на три, и намертво остановился. Рубос подергал, но не смог больше ничего с ним сделать.
Тогда он оперся на него, как на рычаг, схватил Санса за плечо и попробовал его вытащить. Это не дало ровным счетом никакого результата, но Санс вдруг всхлипнул, попытался схватиться за Рубоса и нечаянно толкнул его. Рука мирамца соскользнула, он дернулся, удерживая равновесие…
Лотар оказался рядом, прежде чем мирамец врезался в скалу, схватил за пояс и резко отдернул его. И все-таки кончиком пальца Рубос коснулся скалы.
Он так и стоял, в ярде от прозрачнейшей скалы, на ровной поверхности которой солнце играло всеми своими лучами, а палец его всего на четверть дюйма погрузился в гибельную массу. И не мог отойти, потому что не было силы, которая разорвала бы этот захват.
– Так, – недовольно буркнул Сухмет. – Теперь и ты тоже.
– Что я тоже? – спросил Рубос.
Мирамец поднял ногу, приготовившись упереться подошвой сапога или коленом в скалу и все-таки вырвать палец.
– Не делай этого, – спокойно и грустно предупредил его Санс.
– Почему? – оказывается, Рубос еще не все понимал.
– А как, ты думаешь, в этой прелести увязло бедро Санса? – вопросом на вопрос ответил Сухмет.
– Все так и было, – сказал Санс. – Мне казалось, не может быть ничего страшного, но когда я уперся ногой…
– Тебе нужно было подождать, мы бы обошли и помогли. А теперь…
Сухмет вздохнул и вытащил саблю.
– Ты думаешь, это необходимо? – спросил Рубос. Он стал очень рассудительным. Так и не дождавшись ответа, он вдруг сказал: – А эта штука, из которой состоит скала, здорово жжет.
– Сейчас будет еще больнее, – предупредил его Лотар.
Сухмет потрогал лезвие подушечкой большого пальца, как мясник или хирург.
– Хорошо хоть не руку, Рубос. А палец, если будешь терпеливым, мы тебе с помощью посоха Гурама отрастим новый.
– Жаль, я не знал этого, – снова сказал Санс. – И теперь вот…
– Может, я сам? – спросил Рубос.
– В этом нет необходимости, – ответил Сухмет и взмахнул Утгелой.
Лотар резко отдернул освободившегося Рубоса от янтарной скалы, чтобы он от боли не выкинул что-нибудь неожиданное.
Пока Сухмет перевязывал мирамцу рану, Лотар стоял около Санса. Лейтенант медленно, дюйм за дюймом тонул в ровной, совершенно невозмутимой поверхности и беззвучно молился, шевеля губами. Лотар мог бы, конечно, услышать, что он говорил, но не стал этого делать. Предсмертная молитва вдруг прервалась. Санс снова заговорил, и в голосе его зазвучало отчаяние:
– А Господь примет меня на небо? После всего того, что они сделали со мной?
Лотар посмотрел прямо в глаза юноше:
– Ты очистился. После того как Сухмет вылечил тебя, ты загрязнен не больше, чем новорожденный ребенок. Я знаю, я был там.
– Где – там?
– В твоем сознании.
К ним подошел Сухмет. Он спросил:
– Санс, если хочешь, я могу послать блаженный морок, и ты умрешь, даже не заметив этого. Хочешь?
– Нет, – быстро ответил юноша. Но потом он вгляделся в янтарную поверхность, которая приблизилась уже к самому его подбородку. – А впрочем, не знаю.
– Будем считать это согласием?
– Да. Только… – Он чуть не заплакал, но справился с собой и все-таки договорил: – Не уходите от меня, даже если я ничего не буду соображать, пока я… Пока я…
– Хорошо, – пообещал Лотар.
– И не волнуйся, мальчик, – вдруг быстро произнес Сухмет. В его голосе уже звучала магическая, внушающая сила. – Ты недолго будешь там находиться. Души, подобные твоей, быстро возвращаются назад, иногда даже слишком быстро, потому что здесь им нравится больше… И они приходят в этот мир для новых испытаний.
Он сделал странный жест, словно ударил Санса на расстоянии обеими ладонями сверху вниз, и голова мальчика бессильно повисла. Лоб его коснулся янтарной поверхности, но он этого уже не заметил. На его губах появилась блаженная улыбка. Он был далеко отсюда и видел что-то, доступное только ему.
– Он уйдет быстро, – произнес Сухмет и, больше не добавив ни слова, отошел.
Лотар остался стоять. Он должен был стоять, потому что это был пятый юноша, за которого он взял на себя ответственность и который теперь умирал. Он остался еще и потому, что ловушка ответвления была поставлена на него, на Лотара. Он должен был ее заметить, он должен был пойти первым, и он должен был вот так, как Санс, врезаться прямо в скалу, которая не отпускала от себя никого – ни живого, ни мертвого.
Да, он должен был погибнуть, так было рассчитано. Выход из того искривленного коридора кончался, вероятно, всего в нескольких дюймах от скалы. Ведь что-то толкало Лотара вперед, заставляя бежать. Он неминуемо погиб бы… Если бы не Санс.
Он спас Лотара. И Желтоголовый приготовился ждать, пока юноша исчезнет на его глазах.
Прошло не очень много времени, как Санс стал погружаться в скалу уже и лицом. Разглядывая, как это происходит, Лотар обнаружил одну очень интересную особенность.
Сама скала была настолько прозрачной, что Лотар, почти не напрягая зрения, видел холмы сквозь всю ее толщину. Но тонувший в ней Санс не оставлял никаких следов, словно его руку до плеча и ногу до бедра ровно отсекли и каким-то образом растворили.
Или длина рук и ног тонущего лейтенанта была неизмеримо мала по сравнению с глубиной, заключенной в таинственном материале, словно небольшая с виду янтарная скала хранила в своей утробе необъятный и неведомый океан. Вероятно, эта мысль была правильной, потому что Сухмет, неожиданно появившийся сзади, одобрительно хмыкнул:
– Так и есть, господин, мы видим тут столько этой смолы, что кажется, можно обхватить руками, а на самом деле тут могут утонуть миры и народы. Пойдем, все уже кончено, ты выполнил свой последний долг перед этим мальчиком.
Они отошли к Рубосу, который сидел на коряге и баюкал свою руку.
– Ну а ты как? – спросил его Лотар.
– Вот он, – Рубос кивнул на Сухмета, – обещает новый палец. Но все хирурги что-нибудь обещают, а потом выясняется, что костыли, которые они дают, гораздо хуже ног.
– Ну, с ногами у тебя пока все в порядке.
– Если с тобой поведусь, то за ногами придется и во сне приглядывать.
Так, значит, дело становится действительно худо. Без особой надобности Рубос шутить не станет.
– Ты бы обезболил ему руку, – сказал Лотар.
– Предлагал, он отказывается.
Рубос вздохнул и посмотрел на то, что еще недавно было Сансом. Теперь из скалы торчал лишь клочок одежды и заломленная в волнообразном, странном движении левая кисть.
– Мне жаль, что этот мальчишка погиб.
– А как с остальными нашими мальчишками?
Рубос только вздохнул и ничего не ответил. Тогда подал голос Сухмет:
– Это война. За свою жизнь я насмотрелся на многие войны. И видел много таких смертей. В них нет ничего хорошего, но Вседержитель в непостижимой справедливости так установил свой миропорядок, что это еще не конец. Для многих из них это только начало радости и добра.
– Аминь, – буркнул Рубос.
Сухмет насмешливо посмотрел на него, а потом отвернулся.
И тут случилось удивительное. Может быть, это происходило и раньше, но они просто не замечали, погруженные в трагедию Санса.
На посохе Гурама, брошенном на песок, образовался чуть мутноватый шар величиной с большое яблоко. Как он появился из ничего, не мог сказать ни один из них. Он просто вышел из тех складок посоха, которые Сухмет называл – по аналогии с трубой – клапанами. А потом эта капля, похожая на пузырь воздуха под водой, поползла вверх, распластываясь, как медуза, и ушла в сторону янтарной скалы.
Присмотревшись, Лотар с удивлением обнаружил, что над скалой уже собралось некоторое количество таких пузырьков и они прикрывали янтарную глыбу, как ровный аккуратный зонтик.
Рубос повернулся к Сухмету:
– Что это было?
Лотар подумал:
– Такая же штука появилась, когда я похищал этот посох у Атольфа. Помнишь, Сухмет, это было в замке Ожерелье?
– Я все помню.
– Тогда над замком висел Колокол Всевидения.
– А что тут у нас висит? – снова спросил Рубос.
Сухмет повернулся к Лотару и очень отчетливо проговорил:
– Ты можешь выгнать меня за невежество со службы, господин мой, но я даже не могу предположить, что это такое. – Подумав, он сказал еще более решительно: – Никогда и нигде мне не попадалось упоминание о том, что посох Гурама способен автоматически включаться в ответ на какую-либо угрозу. А если его не включил кто-то посторонний, то я…
И всезнающий Сухмет беспомощно развел руками.
Глава 37
К вечеру напряжение, возникшее из-за гибели Санса, уменьшилось. На песке стало довольно холодно, и Сухмет принес несколько охапок густой, толстой, как тростник, но мягкой травы. Лежать на ней было приятно.
Отрубив малым мечом Рубоса немного веток от коряги, разожгли костер. Его пламя причудливо отражалось в поверхности янтарной скалы и делало окружающий мир почти красивым.
Вот только было очень тихо и хотелось есть. Воды у них, к счастью, было достаточно, а то Лотар просто ни о чем другом думать бы не смог.
Когда под вечер задул ветер, Желтоголовому показалось, что он чувствует в нем дыхание моря. Сухмет, обрабатывая покалеченный палец Рубоса, ответил, хотя Лотар не задавал вопросов:
– А чему тут удивляться, господин мой. Мы находимся в том месте, которое и через миллионы лет можно назвать островом Шонмор, так что море, каким бы оно ни было, должно быть недалеко.
Рубос тут же отозвался:
– Интересно, какое оно?
– Ну, может, помельче, может, помутнее чуть-чуть. Более соленое. Но в остальном измениться не должно – для этого слишком мало времени прошло.
Лотар посмотрел на звезды, к которым поднимались искорки от костра. Странные созвездия, странные контуры. Они заставляли думать о главном.
– И все-таки он поступил не очень разумно, заманив нас сюда.
– Кто?
– КаФрам. Или Жалын, называй как хочешь.
– Ты уверен, что это одно и то же? – поинтересовался Рубос. – Может, его заставили?
– Кто?
– Настоящий второй враг, как ты уже один раз говорил на корабле.
– Тут такого нет. А если бы и был, ему бы потребовалось больше времени, чтобы устроить на нас засаду и склонить Бетию к сотрудничеству, чем те несколько дней, которые мы тут гостили. Нет, настоящим вторым врагом и является Жалын, или КаФрам.
– Жаль, он хоть и недотепа, но мне в какой-то момент понравился, – признался Рубос.
– Мне тоже, – согласился Лотар. – Но существа дела это не меняет. Он – враг.
Они помолчали. Сухмет завершил свои манипуляции над пальцем Капитана Наемников и прилег на свою охапку травы.
– Кстати, – снова спросил Рубос, – я давно хотел тебя спросить – еще во время того разговора – кто наш первый враг?
Лотар потупился. Как всегда, когда нужно было произнести это имя, страх сжимал его губы. Он чувствовал, что слабеет, называя зло по имени, и обращает на себя агрессивное внимание силы, с которой не сумеет сладить.
– Это тот, кто поднял все эти армии и погнал их на Запад. Имя его – Нахаб.
Голос Сухмета прозвучал отрешенно, словно он был существом из другого мира. Лотар быстро посмотрел в его желтое, морщинистое, неподвижное лицо. Если бы не блестевшие от пламени глаза, оно было бы сейчас похоже на деревянную маску.
Что стоит за этим человеком, вдруг подумал Лотар? Вернее, за этим существом, потому что назвать Сухмета человеком было довольно трудно. Что движет им? Почему восемнадцать лет назад в далекой Ашмилоне он выбрал Лотара своим господином и послушно следовал за ним все это время, отправляясь порой туда, откуда, казалось, невозможно вернуться живым? Что заставляет его так рисковать?
Золото, к которому он всегда проявляет демонстративный интерес? Глупости, решил Лотар. Стоит этому золоту оказаться в их тайнике, как Сухмет молниеносно теряет к нему интерес. Да и золота этого скопилось столько, что они вполне могли купить себе небольшое королевство и выколачивать доходы из земли, торговли, мелких, нерискованных войн… Так что, если бы золото было главной пружиной Сухмета, он давно предложил бы иной путь и образ действия.
Загадки, всегда загадки, почти всю его жизнь – загадки…
– Придет время – узнаешь, господин мой, что заставило меня выбрать тебя, – сказал Сухмет и стал рыться в своем мешке, повернувшись так, чтобы Лотар уже не видел его лица.
– Ну, тогда Жалын – второй наш враг, верно, Лотар? – не унимался Рубос.
– Верно.
Рубос лег на траву, сухо зашуршавшую под его большим телом, и посмотрел в небо.
– Тогда вот что я вам скажу. Боец он неважный. Это даже я понимаю. И это – не наигранное. Я бы справился с ним, даже не вытаскивая рук из карманов, как у нас говорят.
Лотар потер глаза, в них попал клуб дыма, и они заныли такой с детства знакомой болью, что едва ли не смеяться хотелось. Хотя это был бы грустный смех.
– Да он и не боец, Рубос. Он всего лишь маяк. Хорошо оснащенный, явно подпитываемый из мощного источника, живой маяк, посылающий сигнал, что необходим его единственному господину – той сущности, которую назвал Сухмет. Он показывает солдатам типа Торсингая, Сун Ло и Рампаширосома, куда идти и с кем биться.
Рубос приподнялся на локте.
– А разве маяком служит не это? – Он указал на скалу.
Лотар посмотрел на небо. Так хорошо было думать, глядя на звезды.
– Не думаю. Жалын вполне может быть источником сигнала, то есть маяком. Учти, не линзой вроде тех грубых подделок под Дракона Времени, которые мы обнаружили в пещере Заморы и в доме КамЛута, а источником. У него хватит для этого и выучки, и магических ресурсов. А помещать сигнал куда-то еще, в тех мирах, где невелика ценность слуги перед господином, в данном случае самого Жалына перед Нахабом… просто рискованно и неэкономично. Это лишает поддержки со стороны господина, понижает заслуги перед господином, и в конце концов у господина появляется мысль, что можно обойтись и без него.
– Ага, значит, это страховка?
– Пожалуй, можно сказать и так. Все-таки в любой игре, где ставки довольно высоки, а сама игра, несмотря ни на что, может пойти неизвестно как, следует думать о страховке. Тем более, как ты сам заметил, он – не воин.
– Значит, чтобы справиться с ситуацией, господин мой, нам нужно избавиться от Жалына?
Голос Сухмета говорил, что он стал прежним – обычным, мягким, безотказным другом, но все равно таинственным восточником.
– Если он будет настолько нерасторопен, что предоставит нам такую возможность, – улыбнулся Лотар. – Пока все складывается наоборот.
– Приятно сознавать, что мы наконец знаем, что нужно делать, – проговорил Рубос.
Лотар подтвердил это так серьезно, что мирамцу даже стало не по себе от своего зубоскальства:
– Да, очень приятно, Рубос. Все-таки я здорово рисковал, оставаясь тут, на Шонморе. А если бы я ошибся и мои предположения заставили нас только время потерять? И мы бы ничего не выяснили?!
– Ну, ты в таких предположениях никогда не ошибаешься, – произнес Рубос примирительно.
– Еще как ошибаюсь. Только, к счастью, не на этот раз. – Лотар помолчал и решил, что он слишком уж накинулся на Рубоса. – Ну, в общем, все оказалось правильно. Да и Жалын, кажется, считал, что может с нами расправиться, не подставляясь в открытом бою. То есть я ждал, что он проявит себя и попытается напасть.
– На это ты тоже рассчитывал? – спросил Сухмет.
Лотар улыбнулся:
– Сейчас, когда дела наши так блестящи, мне, естественно, хочется ответить – да!
Посмеялись, посерьезнели.
От посоха Гурама отделился еще один шар сгущенного воздуха, или что там это было, и ушел в темноту накрывать янтарную скалу плавающим покровом.
Рубос вдруг сказал:
– А все-таки что-то зависит от этой скалы? Я не большой знаток магических хитростей, но мне кажется, что без нее Жалын – бумажный змей, который сгорит от первой же искры. Независимо от того – есть в нем источник сигнала или нет. – Он разгорячился. – Поймите, мы же взяли в залог его важнейший инструмент, почему не попробовать просто-напросто уничтожить его?
– Можно, завтра? – попросил Сухмет. – Сегодня я подустал, давно не спал, почти два дня подряд.
Лотар хмыкнул. Рубос обиделся:
– Вот вам бы только зубоскалить, а дело-то серьезное. За все нужно браться, все пробовать.
– Да он и пробует, Рубос, – примирительно ответил Лотар. – Ты просто не замечаешь. Он все время только к этой скале и присматривается. Да и существо он такое – его хлебом не корми, дай поэкспериментировать с чем-нибудь новым. Даже если бы от этого и не зависела судьба Западного континента, он бы набросился на скалу со своими пробами, как голодный тигр на свежее мясо.
– Да? Я и впрямь не заметил… Сухмет, и что ты можешь о ней сказать?
– О скале? – сонно переспросил восточник. – Пока немногое. Это, кажется, спрессованное время, уложенное с немыслимой плотностью каким-то энергетическим конденсатором неизвестного мне устройства. Сейчас это целое море времени, оно подтаивает, как кусок льда на солнце, и с избытком питает энергией все магические построения Жалына. Но он каким-то образом сумел замкнуть его на себе полностью, привязать только к себе. То есть его силу никто другой перехватить не может. Если прикончить его, эта штука уйдет из нашего мира навсегда.
– Я жалеть не буду, – буркнул Рубос. – А почему в ней Санс утонул?
– Время – идеальный разрушитель. Собственно говоря, лучше оружия во Вселенной не существует.
– Ну, если не считать некоторых из моих друзей, – ответил мирамец.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Сухмет.
– Ничего особенного. Кроме того, что появилась первая по-настоящему хорошая новость с тех пор, как мы принялись за это дело.
– Поясни, пожалуйста.
Мирамец победоносно улыбнулся в свете догорающих веток:
– Если вы с Лотаром столько знаете о противнике, сколько ты рассказал, считай, победа нам обеспечена – разве это не хорошая новость?
Отрубив малым мечом Рубоса немного веток от коряги, разожгли костер. Его пламя причудливо отражалось в поверхности янтарной скалы и делало окружающий мир почти красивым.
Вот только было очень тихо и хотелось есть. Воды у них, к счастью, было достаточно, а то Лотар просто ни о чем другом думать бы не смог.
Когда под вечер задул ветер, Желтоголовому показалось, что он чувствует в нем дыхание моря. Сухмет, обрабатывая покалеченный палец Рубоса, ответил, хотя Лотар не задавал вопросов:
– А чему тут удивляться, господин мой. Мы находимся в том месте, которое и через миллионы лет можно назвать островом Шонмор, так что море, каким бы оно ни было, должно быть недалеко.
Рубос тут же отозвался:
– Интересно, какое оно?
– Ну, может, помельче, может, помутнее чуть-чуть. Более соленое. Но в остальном измениться не должно – для этого слишком мало времени прошло.
Лотар посмотрел на звезды, к которым поднимались искорки от костра. Странные созвездия, странные контуры. Они заставляли думать о главном.
– И все-таки он поступил не очень разумно, заманив нас сюда.
– Кто?
– КаФрам. Или Жалын, называй как хочешь.
– Ты уверен, что это одно и то же? – поинтересовался Рубос. – Может, его заставили?
– Кто?
– Настоящий второй враг, как ты уже один раз говорил на корабле.
– Тут такого нет. А если бы и был, ему бы потребовалось больше времени, чтобы устроить на нас засаду и склонить Бетию к сотрудничеству, чем те несколько дней, которые мы тут гостили. Нет, настоящим вторым врагом и является Жалын, или КаФрам.
– Жаль, он хоть и недотепа, но мне в какой-то момент понравился, – признался Рубос.
– Мне тоже, – согласился Лотар. – Но существа дела это не меняет. Он – враг.
Они помолчали. Сухмет завершил свои манипуляции над пальцем Капитана Наемников и прилег на свою охапку травы.
– Кстати, – снова спросил Рубос, – я давно хотел тебя спросить – еще во время того разговора – кто наш первый враг?
Лотар потупился. Как всегда, когда нужно было произнести это имя, страх сжимал его губы. Он чувствовал, что слабеет, называя зло по имени, и обращает на себя агрессивное внимание силы, с которой не сумеет сладить.
– Это тот, кто поднял все эти армии и погнал их на Запад. Имя его – Нахаб.
Голос Сухмета прозвучал отрешенно, словно он был существом из другого мира. Лотар быстро посмотрел в его желтое, морщинистое, неподвижное лицо. Если бы не блестевшие от пламени глаза, оно было бы сейчас похоже на деревянную маску.
Что стоит за этим человеком, вдруг подумал Лотар? Вернее, за этим существом, потому что назвать Сухмета человеком было довольно трудно. Что движет им? Почему восемнадцать лет назад в далекой Ашмилоне он выбрал Лотара своим господином и послушно следовал за ним все это время, отправляясь порой туда, откуда, казалось, невозможно вернуться живым? Что заставляет его так рисковать?
Золото, к которому он всегда проявляет демонстративный интерес? Глупости, решил Лотар. Стоит этому золоту оказаться в их тайнике, как Сухмет молниеносно теряет к нему интерес. Да и золота этого скопилось столько, что они вполне могли купить себе небольшое королевство и выколачивать доходы из земли, торговли, мелких, нерискованных войн… Так что, если бы золото было главной пружиной Сухмета, он давно предложил бы иной путь и образ действия.
Загадки, всегда загадки, почти всю его жизнь – загадки…
– Придет время – узнаешь, господин мой, что заставило меня выбрать тебя, – сказал Сухмет и стал рыться в своем мешке, повернувшись так, чтобы Лотар уже не видел его лица.
– Ну, тогда Жалын – второй наш враг, верно, Лотар? – не унимался Рубос.
– Верно.
Рубос лег на траву, сухо зашуршавшую под его большим телом, и посмотрел в небо.
– Тогда вот что я вам скажу. Боец он неважный. Это даже я понимаю. И это – не наигранное. Я бы справился с ним, даже не вытаскивая рук из карманов, как у нас говорят.
Лотар потер глаза, в них попал клуб дыма, и они заныли такой с детства знакомой болью, что едва ли не смеяться хотелось. Хотя это был бы грустный смех.
– Да он и не боец, Рубос. Он всего лишь маяк. Хорошо оснащенный, явно подпитываемый из мощного источника, живой маяк, посылающий сигнал, что необходим его единственному господину – той сущности, которую назвал Сухмет. Он показывает солдатам типа Торсингая, Сун Ло и Рампаширосома, куда идти и с кем биться.
Рубос приподнялся на локте.
– А разве маяком служит не это? – Он указал на скалу.
Лотар посмотрел на небо. Так хорошо было думать, глядя на звезды.
– Не думаю. Жалын вполне может быть источником сигнала, то есть маяком. Учти, не линзой вроде тех грубых подделок под Дракона Времени, которые мы обнаружили в пещере Заморы и в доме КамЛута, а источником. У него хватит для этого и выучки, и магических ресурсов. А помещать сигнал куда-то еще, в тех мирах, где невелика ценность слуги перед господином, в данном случае самого Жалына перед Нахабом… просто рискованно и неэкономично. Это лишает поддержки со стороны господина, понижает заслуги перед господином, и в конце концов у господина появляется мысль, что можно обойтись и без него.
– Ага, значит, это страховка?
– Пожалуй, можно сказать и так. Все-таки в любой игре, где ставки довольно высоки, а сама игра, несмотря ни на что, может пойти неизвестно как, следует думать о страховке. Тем более, как ты сам заметил, он – не воин.
– Значит, чтобы справиться с ситуацией, господин мой, нам нужно избавиться от Жалына?
Голос Сухмета говорил, что он стал прежним – обычным, мягким, безотказным другом, но все равно таинственным восточником.
– Если он будет настолько нерасторопен, что предоставит нам такую возможность, – улыбнулся Лотар. – Пока все складывается наоборот.
– Приятно сознавать, что мы наконец знаем, что нужно делать, – проговорил Рубос.
Лотар подтвердил это так серьезно, что мирамцу даже стало не по себе от своего зубоскальства:
– Да, очень приятно, Рубос. Все-таки я здорово рисковал, оставаясь тут, на Шонморе. А если бы я ошибся и мои предположения заставили нас только время потерять? И мы бы ничего не выяснили?!
– Ну, ты в таких предположениях никогда не ошибаешься, – произнес Рубос примирительно.
– Еще как ошибаюсь. Только, к счастью, не на этот раз. – Лотар помолчал и решил, что он слишком уж накинулся на Рубоса. – Ну, в общем, все оказалось правильно. Да и Жалын, кажется, считал, что может с нами расправиться, не подставляясь в открытом бою. То есть я ждал, что он проявит себя и попытается напасть.
– На это ты тоже рассчитывал? – спросил Сухмет.
Лотар улыбнулся:
– Сейчас, когда дела наши так блестящи, мне, естественно, хочется ответить – да!
Посмеялись, посерьезнели.
От посоха Гурама отделился еще один шар сгущенного воздуха, или что там это было, и ушел в темноту накрывать янтарную скалу плавающим покровом.
Рубос вдруг сказал:
– А все-таки что-то зависит от этой скалы? Я не большой знаток магических хитростей, но мне кажется, что без нее Жалын – бумажный змей, который сгорит от первой же искры. Независимо от того – есть в нем источник сигнала или нет. – Он разгорячился. – Поймите, мы же взяли в залог его важнейший инструмент, почему не попробовать просто-напросто уничтожить его?
– Можно, завтра? – попросил Сухмет. – Сегодня я подустал, давно не спал, почти два дня подряд.
Лотар хмыкнул. Рубос обиделся:
– Вот вам бы только зубоскалить, а дело-то серьезное. За все нужно браться, все пробовать.
– Да он и пробует, Рубос, – примирительно ответил Лотар. – Ты просто не замечаешь. Он все время только к этой скале и присматривается. Да и существо он такое – его хлебом не корми, дай поэкспериментировать с чем-нибудь новым. Даже если бы от этого и не зависела судьба Западного континента, он бы набросился на скалу со своими пробами, как голодный тигр на свежее мясо.
– Да? Я и впрямь не заметил… Сухмет, и что ты можешь о ней сказать?
– О скале? – сонно переспросил восточник. – Пока немногое. Это, кажется, спрессованное время, уложенное с немыслимой плотностью каким-то энергетическим конденсатором неизвестного мне устройства. Сейчас это целое море времени, оно подтаивает, как кусок льда на солнце, и с избытком питает энергией все магические построения Жалына. Но он каким-то образом сумел замкнуть его на себе полностью, привязать только к себе. То есть его силу никто другой перехватить не может. Если прикончить его, эта штука уйдет из нашего мира навсегда.
– Я жалеть не буду, – буркнул Рубос. – А почему в ней Санс утонул?
– Время – идеальный разрушитель. Собственно говоря, лучше оружия во Вселенной не существует.
– Ну, если не считать некоторых из моих друзей, – ответил мирамец.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Сухмет.
– Ничего особенного. Кроме того, что появилась первая по-настоящему хорошая новость с тех пор, как мы принялись за это дело.
– Поясни, пожалуйста.
Мирамец победоносно улыбнулся в свете догорающих веток:
– Если вы с Лотаром столько знаете о противнике, сколько ты рассказал, считай, победа нам обеспечена – разве это не хорошая новость?
Глава 38
Проснувшись поутру, они сходили на реку. Почему-то это было очень важно для Сухмета. Потом погрызли какие-то корешки, которые Рубос выкопал на ближайшем поле, и принялись за дело.
Собственно, за дело принялся Сухмет. Он прочитал с десяток защитных заклинаний, которые очень смахивали на просительные молитвы. В них было столько тревоги, что Лотар так и не смог сосредоточиться на тренировке, которую собирался устроить для себя и Рубоса.
Так всерьез ни за что и не взявшись, они сели на корягу смотреть, что делает восточник. Наверное, Рубосу было скучновато: он ерзал, вздыхал, попытался пару раз завести разговор, но Лотару, который не отрываясь следил за манипуляциями Сухмета, было не до того.
Сухмет же творил чудеса. Сначала он снял ауру янтарной скалы. Правда, она так быстро восстанавливалась, что ему пришлось выбить в этой ауре довольно внушительную шахту и по ее периметру поставить оборонительный пояс, чтобы она не затягивалась. Это было очень важно для того, чтобы можно было работать с янтарным океаном без наводок, абсолютно чисто и непредвзято.
Потом он попробовал проникнуть в толщу янтарных слоев, но быстро отказался от этой затеи, потому что оттуда исходил только солнечный свет – но не тот, к которому они все привыкли, а какой-то чересчур резкий, голубой, очень раздражающий. Словно солнце светило в какие-то другие, незнакомые, немыслимо отдаленные от них времена. Чтобы с ним работать, Сухмет даже нарастил на роговицу глаз белесую пленку, что привело Рубоса в немалое замешательство, Лотар подумал, уж не послать ли мирамца, например, еще корешков насобирать?
С этим светом почти ничего не выходило. Единственное, чего Сухмет добился, так это подтверждения, что этот скромный на вид, не очень громоздкий валун Жалын собирал чрезвычайно долго, может быть, миллионы лет. Но и власть его над временем благодаря этому инструменту стала практически неограниченной.
Около полудня Лотар решил, что на сегодня Сухмет уже выдохся, но восточник вдруг резко сменил стиль своих экспериментов и теперь работал с той энергией, которой пользовался, вероятно, и Жалын. Это было очень эффектно: сначала Сухмет резко помолодел снаружи и изнутри – стал выше ростом, прямее и гораздо энергичнее. Потом, наоборот, стал сам на себя не похож – другое лицо и повадки.
А напоследок, после очень странного полутанца-полувызова этой энергии, вдруг исчез. Лотар тут же перешел на магическое видение и различил контур старого друга, нарисованный в воздухе каким-то маревом. Но для Рубоса и волшебника среднего класса он попросту испарился на месте.
Считывая его состояние прямо из сознания, Лотар понял, что Сухмет ориентировался по тем предметам, которые находились тут достаточно давно, – самой янтарной скале или коряге. Но не улавливал меняющиеся проявления этого мира, например Лотара или Рубоса.
Когда он вынырнул, то, задыхаясь, словно выскочил из воды, произнес:
– Господин мой, тебе нужно это тоже попробовать.
– Что именно?
– Это ныряние в какой-то подвременный слой, где ты видишь окружающее и в то же время остаешься недосягаемым для него. Да и сам себя не очень-то видишь.
– Как это? – спросил Рубос.
– Ну, каким-то образом не совпадаешь с существующим миром. И это гораздо эффективнее, чем, например, магия невидимости, которой мы пользовались для «Летящего Облака». Она-то частенько не действует. Например, в сильный дождь…
– Разве? – удивился Рубос.
– Да, в дождь капли обозначают тебя не хуже, чем цветные флажки. Хотя, конечно, нужно уметь и это видеть.
– Понятно.
– А что с этим твоим подвременным слоем? – спросил Лотар.
– Представь, ты находишься в одном и том же пространстве, например у этого камня или в комнате, но через разные промежутки времени. Скажем, час спустя. Но каким-то образом через этот вот микропереход в подвременном слое можешь этот час преодолеть. Получается что-то странное, предметы, которые час назад были на одном и том же месте, для тебя видимы, и даже можно на них оказывать влияние, например, сдвинуть их подвременные тени, хотя это проявится через час, но в то же время…
– Стоп! – заорал Рубос. – Ты хочешь сказать, что я могу нырнуть в это твое проницаемое время, подойти к часовому, зарезать его, а через час из нанесенной мной раны у него ударит фонтан крови, и он умрет? А я буду все это время совершенно недосягаем для его оружия?
Лотар посмотрел на Сухмета с ожиданием, а на Рубоса – с уважением. Он и сам не мог бы лучше задать тот же вопрос.
– Ну, – от напряжения Сухмет даже прищурился, – все немного сложнее. Кровь пойдет сразу, и рана сразу появится, и ты тоже будешь в пределах досягаемости, если часовой тебя поймает. Так что, конечно, вариантов гораздо больше, но в общем – да, ситуация примерно такова. Хотя и то, что ты описал, наверное, возможно. Просто я еще не думал о таком образе действия, хотя они очень похожи на методы отложенной смерти… Господин мой, – он снова обратился к Лотару, – тебе нужно нырнуть туда, чтобы понять, что я имел в виду.
Тишина, которая повисла над тремя друзьями, была содержательной и напряженной, как будто кто-то падал с большой высоты.
– Так они и застрелили Боста, из этого самого подвременья, – предположил Лотар.
Сухмет кивнул, соглашаясь. А Рубос произнес:
– А мне это напоминает еще одну странную историю. Восемнадцать лет назад, когда мы разговаривали с Кнебергишем, врачом мирамского князя, он рассказал, как к нему в лабораторию ввалились люди, которые пытались его убить или похитить. И они были абсолютно невидимы. Им не удалось расправиться с лекарем, потому что они плохо ориентировались в том виде, в каком у него там оказались… Не были ли они в состоянии этого подвременного ныряния?
– Я помню эту историю. Возможно, ты прав, – быстро ответил Сухмет, который ничего не забывал, тем более за такой микроскопический отрезок, как восемнадцать лет.
– Тогда я не очень поверил Кнебергишу, а теперь выясняется, что он говорил правду, – пробормотал Рубос.
Лотар посмотрел на восточника:
– Мы можем это использовать?
– Как именно?
– Для боя, разумеется. Нас же, как ты, может быть, еще помнишь, кормит меч, – Лотар усмехнулся.
Сухмет нахмурился. Он думал.
– Мы можем этим открытием пользоваться. Но придется очень много тренироваться – не меньше, чем для нормального владения этим самым мечом, господин. А может, даже больше.
Лотар кивнул:
– Я не против.
– Вот и отлично. Мы попробуем это позже. Сейчас я хотел еще проникнуть в природу того купола, который образуют над скалой пузыри, выходящие из посоха. Кажется, это очень вредно для тех правил, по которым он работает и по которым создавался.
– А вот мне кажется… – заговорил Рубос, но тут произошло несколько вещей одновременно.
От посоха Гурама снова отделился большой шар сгущенного воздуха и поплыл к вершине янтарной скалы. Откуда-то очень издалека зазвенели колокола опасности. И на песчаном склоне, по которому они катались вчера весь день, появилось большое облако, а потом, почти сразу за ним, еще одно. К ним кто-то очень хотел присоединиться. Лотар выхватил Гвинед и Акиф, потому что такого тембра своих колокольчиков не слышал ни разу в жизни. Он знал, что сейчас предстоит бой не на жизнь, а на смерть. И почему-то все мыслимые шансы сложились так, что работали против него. Он не стал на этом останавливаться, потому что задумываться сейчас было смертельно опасно, но это знание выстроилось перед ним с такой очевидностью, словно у него появилось еще одно качество – возможность предвидеть собственные похороны.
Собственно, за дело принялся Сухмет. Он прочитал с десяток защитных заклинаний, которые очень смахивали на просительные молитвы. В них было столько тревоги, что Лотар так и не смог сосредоточиться на тренировке, которую собирался устроить для себя и Рубоса.
Так всерьез ни за что и не взявшись, они сели на корягу смотреть, что делает восточник. Наверное, Рубосу было скучновато: он ерзал, вздыхал, попытался пару раз завести разговор, но Лотару, который не отрываясь следил за манипуляциями Сухмета, было не до того.
Сухмет же творил чудеса. Сначала он снял ауру янтарной скалы. Правда, она так быстро восстанавливалась, что ему пришлось выбить в этой ауре довольно внушительную шахту и по ее периметру поставить оборонительный пояс, чтобы она не затягивалась. Это было очень важно для того, чтобы можно было работать с янтарным океаном без наводок, абсолютно чисто и непредвзято.
Потом он попробовал проникнуть в толщу янтарных слоев, но быстро отказался от этой затеи, потому что оттуда исходил только солнечный свет – но не тот, к которому они все привыкли, а какой-то чересчур резкий, голубой, очень раздражающий. Словно солнце светило в какие-то другие, незнакомые, немыслимо отдаленные от них времена. Чтобы с ним работать, Сухмет даже нарастил на роговицу глаз белесую пленку, что привело Рубоса в немалое замешательство, Лотар подумал, уж не послать ли мирамца, например, еще корешков насобирать?
С этим светом почти ничего не выходило. Единственное, чего Сухмет добился, так это подтверждения, что этот скромный на вид, не очень громоздкий валун Жалын собирал чрезвычайно долго, может быть, миллионы лет. Но и власть его над временем благодаря этому инструменту стала практически неограниченной.
Около полудня Лотар решил, что на сегодня Сухмет уже выдохся, но восточник вдруг резко сменил стиль своих экспериментов и теперь работал с той энергией, которой пользовался, вероятно, и Жалын. Это было очень эффектно: сначала Сухмет резко помолодел снаружи и изнутри – стал выше ростом, прямее и гораздо энергичнее. Потом, наоборот, стал сам на себя не похож – другое лицо и повадки.
А напоследок, после очень странного полутанца-полувызова этой энергии, вдруг исчез. Лотар тут же перешел на магическое видение и различил контур старого друга, нарисованный в воздухе каким-то маревом. Но для Рубоса и волшебника среднего класса он попросту испарился на месте.
Считывая его состояние прямо из сознания, Лотар понял, что Сухмет ориентировался по тем предметам, которые находились тут достаточно давно, – самой янтарной скале или коряге. Но не улавливал меняющиеся проявления этого мира, например Лотара или Рубоса.
Когда он вынырнул, то, задыхаясь, словно выскочил из воды, произнес:
– Господин мой, тебе нужно это тоже попробовать.
– Что именно?
– Это ныряние в какой-то подвременный слой, где ты видишь окружающее и в то же время остаешься недосягаемым для него. Да и сам себя не очень-то видишь.
– Как это? – спросил Рубос.
– Ну, каким-то образом не совпадаешь с существующим миром. И это гораздо эффективнее, чем, например, магия невидимости, которой мы пользовались для «Летящего Облака». Она-то частенько не действует. Например, в сильный дождь…
– Разве? – удивился Рубос.
– Да, в дождь капли обозначают тебя не хуже, чем цветные флажки. Хотя, конечно, нужно уметь и это видеть.
– Понятно.
– А что с этим твоим подвременным слоем? – спросил Лотар.
– Представь, ты находишься в одном и том же пространстве, например у этого камня или в комнате, но через разные промежутки времени. Скажем, час спустя. Но каким-то образом через этот вот микропереход в подвременном слое можешь этот час преодолеть. Получается что-то странное, предметы, которые час назад были на одном и том же месте, для тебя видимы, и даже можно на них оказывать влияние, например, сдвинуть их подвременные тени, хотя это проявится через час, но в то же время…
– Стоп! – заорал Рубос. – Ты хочешь сказать, что я могу нырнуть в это твое проницаемое время, подойти к часовому, зарезать его, а через час из нанесенной мной раны у него ударит фонтан крови, и он умрет? А я буду все это время совершенно недосягаем для его оружия?
Лотар посмотрел на Сухмета с ожиданием, а на Рубоса – с уважением. Он и сам не мог бы лучше задать тот же вопрос.
– Ну, – от напряжения Сухмет даже прищурился, – все немного сложнее. Кровь пойдет сразу, и рана сразу появится, и ты тоже будешь в пределах досягаемости, если часовой тебя поймает. Так что, конечно, вариантов гораздо больше, но в общем – да, ситуация примерно такова. Хотя и то, что ты описал, наверное, возможно. Просто я еще не думал о таком образе действия, хотя они очень похожи на методы отложенной смерти… Господин мой, – он снова обратился к Лотару, – тебе нужно нырнуть туда, чтобы понять, что я имел в виду.
Тишина, которая повисла над тремя друзьями, была содержательной и напряженной, как будто кто-то падал с большой высоты.
– Так они и застрелили Боста, из этого самого подвременья, – предположил Лотар.
Сухмет кивнул, соглашаясь. А Рубос произнес:
– А мне это напоминает еще одну странную историю. Восемнадцать лет назад, когда мы разговаривали с Кнебергишем, врачом мирамского князя, он рассказал, как к нему в лабораторию ввалились люди, которые пытались его убить или похитить. И они были абсолютно невидимы. Им не удалось расправиться с лекарем, потому что они плохо ориентировались в том виде, в каком у него там оказались… Не были ли они в состоянии этого подвременного ныряния?
– Я помню эту историю. Возможно, ты прав, – быстро ответил Сухмет, который ничего не забывал, тем более за такой микроскопический отрезок, как восемнадцать лет.
– Тогда я не очень поверил Кнебергишу, а теперь выясняется, что он говорил правду, – пробормотал Рубос.
Лотар посмотрел на восточника:
– Мы можем это использовать?
– Как именно?
– Для боя, разумеется. Нас же, как ты, может быть, еще помнишь, кормит меч, – Лотар усмехнулся.
Сухмет нахмурился. Он думал.
– Мы можем этим открытием пользоваться. Но придется очень много тренироваться – не меньше, чем для нормального владения этим самым мечом, господин. А может, даже больше.
Лотар кивнул:
– Я не против.
– Вот и отлично. Мы попробуем это позже. Сейчас я хотел еще проникнуть в природу того купола, который образуют над скалой пузыри, выходящие из посоха. Кажется, это очень вредно для тех правил, по которым он работает и по которым создавался.
– А вот мне кажется… – заговорил Рубос, но тут произошло несколько вещей одновременно.
От посоха Гурама снова отделился большой шар сгущенного воздуха и поплыл к вершине янтарной скалы. Откуда-то очень издалека зазвенели колокола опасности. И на песчаном склоне, по которому они катались вчера весь день, появилось большое облако, а потом, почти сразу за ним, еще одно. К ним кто-то очень хотел присоединиться. Лотар выхватил Гвинед и Акиф, потому что такого тембра своих колокольчиков не слышал ни разу в жизни. Он знал, что сейчас предстоит бой не на жизнь, а на смерть. И почему-то все мыслимые шансы сложились так, что работали против него. Он не стал на этом останавливаться, потому что задумываться сейчас было смертельно опасно, но это знание выстроилось перед ним с такой очевидностью, словно у него появилось еще одно качество – возможность предвидеть собственные похороны.