Страница:
– Клево, – кивнул я.
Грейсон ушел, и Мёрфи посмотрела на меня в упор.
– Что такое? – негромко спросил я.
– Ты ему соврал, – сказала она. – Про кровь на одежде.
Я вяло повел плечом.
– И проделал это ловко. Если бы я не знала тебя, как… – Она тряхнула головой. – Это меня даже удивляет. Все это. Лжец из тебя всегда был никудышный.
– Э… – замялся я. Черт ее знает, комплимент это или нет. – Спасибо?
Она скривила губы в усмешке.
– Так что было на самом деле?
– Не здесь, – возразил я. – Чуть попозже, ладно?
Секунду-другую Мёрфи вглядывалась в мое лицо, потом нахмурилась еще сильнее.
– Гарри, что случилось?
Безжизненное, обезглавленное тело безымянного паренька вытеснило из моей головы все остальные мысли. Меня захлестнул поток эмоций, и я даже говорить-то не мог, так перехватило горло. Поэтому я только мотнул головой и пожал плечами.
Мёрфи кивнула.
– У тебя все в порядке?
Странная какая-то мягкость послышалась в ее голосе. Всю свою сознательную жизнь Мёрфи занималась тем, что традиционно считается мужской работой в мужском окружении, так что обыкновенно ее окружала этакая пуленепробиваемая аура, сообщавшая ей серьезность – почти такую, какой она обладала в действительности. Этот образ не менялся почти никогда – по крайней мере, на людях, тем более в присутствии коллег-полицейских. Но теперь, когда она смотрела на меня, в ее голосе появилась какая-то неожиданная, ничего не боящаяся открытость, незащищенность.
В прошлом между нами не раз случались размолвки, но если у меня и есть, черт подери, настоящие друзья, то Мёрфи – из них. Я улыбнулся ей самой лучшей из своих кривых улыбок.
– У меня всегда все в порядке. Более или менее.
Она подняла руку и убрала у меня со лба прядь волос.
– Ты прямо девчонка большая, Дрезден. Стоит тебе получить небольшую плюху – и ты весь одна сплошная эмоция. – Взгляд ее скользнул к Жучку, и голубые глаза вдруг вспыхнули ледяным огнем. – Тебе известно, кто это с тобой сделал?
– Нет пока, – прорычал я. Подъехал эвакуатор. – Но можешь ставить на кон свою задницу, я это узнаю.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Грейсон ушел, и Мёрфи посмотрела на меня в упор.
– Что такое? – негромко спросил я.
– Ты ему соврал, – сказала она. – Про кровь на одежде.
Я вяло повел плечом.
– И проделал это ловко. Если бы я не знала тебя, как… – Она тряхнула головой. – Это меня даже удивляет. Все это. Лжец из тебя всегда был никудышный.
– Э… – замялся я. Черт ее знает, комплимент это или нет. – Спасибо?
Она скривила губы в усмешке.
– Так что было на самом деле?
– Не здесь, – возразил я. – Чуть попозже, ладно?
Секунду-другую Мёрфи вглядывалась в мое лицо, потом нахмурилась еще сильнее.
– Гарри, что случилось?
Безжизненное, обезглавленное тело безымянного паренька вытеснило из моей головы все остальные мысли. Меня захлестнул поток эмоций, и я даже говорить-то не мог, так перехватило горло. Поэтому я только мотнул головой и пожал плечами.
Мёрфи кивнула.
– У тебя все в порядке?
Странная какая-то мягкость послышалась в ее голосе. Всю свою сознательную жизнь Мёрфи занималась тем, что традиционно считается мужской работой в мужском окружении, так что обыкновенно ее окружала этакая пуленепробиваемая аура, сообщавшая ей серьезность – почти такую, какой она обладала в действительности. Этот образ не менялся почти никогда – по крайней мере, на людях, тем более в присутствии коллег-полицейских. Но теперь, когда она смотрела на меня, в ее голосе появилась какая-то неожиданная, ничего не боящаяся открытость, незащищенность.
В прошлом между нами не раз случались размолвки, но если у меня и есть, черт подери, настоящие друзья, то Мёрфи – из них. Я улыбнулся ей самой лучшей из своих кривых улыбок.
– У меня всегда все в порядке. Более или менее.
Она подняла руку и убрала у меня со лба прядь волос.
– Ты прямо девчонка большая, Дрезден. Стоит тебе получить небольшую плюху – и ты весь одна сплошная эмоция. – Взгляд ее скользнул к Жучку, и голубые глаза вдруг вспыхнули ледяным огнем. – Тебе известно, кто это с тобой сделал?
– Нет пока, – прорычал я. Подъехал эвакуатор. – Но можешь ставить на кон свою задницу, я это узнаю.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда мы добрались до моей берлоги, голова более или менее оправилась от шока, а значит, я гораздо лучше ощущал, как все у меня болит. Боль капитально укоренилась во всем моем теле, не ограничиваясь одной избитой башкой. Клонившееся к закату солнце било в глаза до занятного болезненно, так что я с наслаждением перевел дух, спустившись по лестнице ко входу в мою квартиру, отключил магические обереги, открыл замок и с усилием толкнул тяжелую дверь.
Она, разумеется, не отворилась. Прошлой осенью целая толпа зомби сокрушила мою стальную дверь и к чертовой матери погромила квартиру. Даже при том, что теперь я получал приличное жалованье Стража, денег на ремонт все равно не хватало, так что дверь пришлось чинить самому. Не могу сказать, чтобы результат отличался особым качеством исполнения, но я стараюсь находить во всем положительную сторону: теперь эту чертову штуковину трудно открыть, даже если я вдруг забуду ее запереть.
Зато в порыве строительного энтузиазма я постелил на кухне линолеум, ковровое покрытие в гостиной и спальне, а в ванной уложил плитку. В этой связи могу поделиться с вами одной мыслью: всё не так просто, как пишут в приложениях к глянцевым журналам.
Пришлось два или три раза двинуть в дверь плечом, и лишь тогда она со скрипом и лязгом подалась.
– Мне казалось, ты собирался попросить домовладельца починить ее, – заметила Мёрфи.
– Когда деньги будут.
– Тебе же сейчас регулярно платят.
Я вздохнул:
– Угу. Но оклад установлен в пятьдесят девятом году, и с тех пор Совет ни разу не делал поправки на инфляцию. Думаю, в ближайшие лет десять или двадцать они все-таки займутся этим.
– Ух ты! По части оперативности даже круче нашей мэрии.
– Учись мыслить позитивно, – хмыкнул я и, шагнув внутрь, наступил на некоторую неровность пола, внезапно образовавшуюся на ковре перед дверью.
Квартирка моя невелика. Она состоит из довольно просторной гостиной с компактной кухонной нишей прямо напротив входной двери. Дверь в крошечную спальню и ванную по правую руку от входа, рядом с ней камин. Голые каменные стены прикрыты книжными полками, коврами и киноплакатами. Моя гордость – настоящий, не репринтный постер «Звездных войн» – пережил нападение на квартиру, а вот библиотеке дешевых книг в бумажных обложках досталось изрядно. Видите ли, у этих чертовых зомби есть дурацкая привычка рвать страницы и обложки, как только разделаются с мебелью.
Два старых подержанных дивана я покупал на распродаже, поэтому и заменить их оказалось нетрудно. Кроме них, обстановку гостиной составляют пара удобных старых кресел у огня, журнальный столик и груда серого с черным меха. Электричества у меня нет, так что мое жилье представляет собой темную нору – зато эта темная нора еще и прохладная, и я не могу описать, что за наслаждение оказаться дома после испепеляющего солнца на улице.
Небольшая груда меха встряхнулась и, поднявшись на лапы, превратилась в большого коренастого серого пса – только шикарная, почти львиная грива была темнее. Пес направился прямиком к Мёрфи, сел и подал ей правую лапу. Мёрфи рассмеялась и пожала ее, как могла, с трудом обхватив эту лапищу.
– Привет, Мыш. – Она почесала его между ушами. – Когда ты его этому научил?
– Это не я, – буркнул я и, задержавшись, чтобы потрепать Мыша по холке, двинулся к леднику. – Где Томас? – спросил я у пса.
Мыш выразительно шмыгнул носом и покосился на закрытую дверь спальни. Я замер, прислушиваясь, и до меня донеслось негромкое журчание воды в трубе. Томас принимал душ. Я достал из ледника банку «колы» и посмотрел на Мёрфи. Она кивнула. Я достал банку и для нее, доковылял до дивана и медленно, осторожно сел. Даже так все мои болячки отозвались самым мучительным образом. Я открыл банку, сделал глоток и, прикрыв глаза, откинулся на спинку дивана. Мыш положил тяжелую башку мне на колено. Потом осторожно толкнул лапой мою ногу.
– Я в порядке, – заверил я его.
Он скептически фыркнул, и мне пришлось в доказательство потрепать его холку.
– Спасибо, что подбросила, Мёрф.
– Не за что, – отозвалась она, плюхая на пол большой пластиковый мешок, который принесла из машины. В мешке лежали мои плащ и забрызганный кровью балахон. Мёрфи подошла к кухонной раковине, заткнула слив пробкой и пустила воду. – Давай-ка поговорим.
Я кивнул и рассказал ей про мальчишку-корейца. Пока я говорил, она опустила в раковину балахон и принялась отстирывать.
– Мальчишка превратился в того, кого чародеи называют колдунами, – сказал я. – В того, кто предал Законы Магии. Изначально порочного.
Она помолчала немного, а когда заговорила, голос ее звучал тихо, но угрожающе.
– Они убили его здесь? В Чикаго?
– Да, – кивнул я, ощущая себя еще более усталым. – Последнее время это одно из самых безопасных мест для наших встреч.
– И ты это видел?
– Да.
– И не помешал им?
– Я бы не смог, – сказал я. – Они же все тяжеловесы, Мёрф. И еще… – я сделал глубокий вздох, – я не уверен, что они так уж неправы.
– Черта с два они правы! – взорвалась Мёрфи. – Мне глубоко начхать, что там ваш Совет делает в Англии, или Южной Америке, или еще где им нравится трясти своими чертовыми бородами. Но они приперлись сюда.
– К тебе и твоей работе это не имеет ни малейшего отношения, – буркнул я. – И к закону, если уж на то пошло, тоже. Это сугубо внутреннее дело. С парнем проделали бы то же самое вне зависимости от того, где бы это происходило.
Движения ее на мгновение сделались порывистыми, и Мёрфи плеснула водой из раковины на пол. Потом она с видимым усилием взяла себя в руки, отложила балахон в сторону и принялась возиться с плащом.
– Почему ты так считаешь? – спросила она.
– Паренек изрядно преуспел в черной магии, – объяснил я. – По части контроля над чужим рассудком. Лишая других воли.
Она смерила меня ледяным взглядом.
– Не уверена, что понимаю тебя.
– Четвертый Закон Магии, – устало пояснил я. – Не позволяется устанавливать контроль над сознанием другого человека. Однако… черт, это едва ли не первое, что пытаются сделать большинство неразумных юнцов – штучки в стиле джедаев. Иногда начинают с того, что заставляют учителя не заметить не сделанной домашней работы, или чтобы родители как бы по своей воле купили им машину… Магические способности проявляются годам к пятнадцати, а к семнадцати-восемнадцати сил у них уже хоть отбавляй.
– А это плохо?
– Очень часто, – кивнул я. – Вспомни, на что похожи люди в таком возрасте. И десяти секунд не проходит, чтобы они не думали о сексе. Рано или поздно – если кто-то не возьмется за их обучение – они залезут в голову школьной чирлидерши, чтобы добиться свидания. А потом к другим девицам… да и парням, если быть политкорректным. Кому-то другому не нравится терять подружку или что его дочь обрюхатили, и тогда наш парень пытается замазать свои ошибки новой порцией магии.
– Но почему это карается смертью? – не поняла Мёрфи.
– Ну… – Я нахмурился. – Залезать в чужое сознание трудно и опасно. И рано или поздно, меняя других, ты начинаешь меняться сам. Помнишь Микки Малона?
Мёрфи не вздрогнула, но руки ее на мгновение замерли. Микки Малон работал раньше у нее в отделе. Через несколько месяцев после того, как он вышел на пенсию, на него напал злобный, чертовски опасный дух, наложивший на него мучительное заклятие. В результате такого внедрения в психику пожилой, уравновешенный пенсионер превратился в визжащего, совершенно неуправляемого психа. Я сделал для бедолаги все, что мог, но зрелище было страшнее некуда.
– Помню, – тихо произнесла Мёрфи.
– Когда кто-то залезает в чужую голову, это причиняет там кучу повреждений – вроде того, что случилось с Микки Малоном. Но и того, кто это делает, такое действие тоже увечит. И чем сильнее ты искалечен, тем проще тебе калечить других. Не только потому, что тебе вдруг приходится поверить в то, что ты теперь царь и бог всея вселенной. Эти штучки здорово грузят психику, и чем непривычнее для себя приходится поступать человеку, тем больше они его калечат. По большей части все заканчивается вконец уже съехавшей крышей.
Мёрфи поёжилась.
– Как у тех клерков, над которыми поработала Мавра? И ренфилдов?
При этом воспоминании мою руку пронзила вспышка фантомной боли.
– Именно так, – кивнул я.
– А что можно натворить с помощью такой вот магии? – спросила она. Голос ее звучал уже не столь обвиняюще.
– Достаточно. Этот парень заставил с десяток людей покончить с собой. Еще с десяток превратил в убийц. И еще кучу народа, по большей части собственных родственников, сделал своими рабами.
– Господи, – произнесла Мёрфи еще тише. – Ужас какой.
Я кивнул.
– Такова черная магия. Стоит дать ей послабление – и она начинает менять тебя. Уродовать.
– Неужели Совет ничего больше не мог поделать?
– Не мог. Мальчишка зашел слишком далеко. Они ведь все перепробовали раньше. Иногда казалось, что колдун пошел на поправку, но в итоге все равно все кончалось плохо. И это приводило к новым жертвам. Поэтому, если только кто-то из членов Совета не берет колдуна на поруки под личную ответственность, их просто убивают.
С минуту она обдумывала услышанное.
– А ты мог бы? – спросила она. – Взять его на поруки?
Я неловко поерзал на диване.
– В чистой теории… черт его знает. Если бы я верил в то, что его можно еще спасти.
Она поджала губы и уставилась в раковину.
– Мёрф, – произнес я так мягко, как только мог. – Закон не в состоянии справляться с подобными вещами. Таких людей невозможно арестовать или держать в заключении, если только их способности не будут нейтрализованы какой-либо серьезной магией. Если ты попытаешься запереть злобного колдуна в обезьянник ОСР, дело кончится плохо. Хуже, чем тогда, с луп-гару.
– Не может быть, чтобы не нашлось какого-то другого выхода, – настаивала Мёрфи.
– Если собака заболела бешенством, ее уже не спасти, – возразил я. – Все, что можно сделать, – не дать ей перезаражать других. Тут нет способа лучше превентивных мер. Выявлять детей с признаками магических способностей и учить их разумному, доброму, вечному. Только вот беда: мировое население возросло за последний век настолько, что Белый Совет уже не в состоянии отследить всех. Тем более в условиях продолжающейся войны. Нас просто слишком мало.
Она вопросительно склонила голову набок.
– «Нас»? Что-то я не слышала раньше, чтобы ты отождествлял себя с Белым Советом.
Я не нашелся, что ответить, поэтому просто допил свою «колу». Мёрфи прополоскала балахон, отжала, отложила в сторону и взялась за плащ. Она опустила его в воду, нахмурилась и вытащила обратно.
– Глянь-ка, – сказала она. – Кровь исчезла, стоило ей коснуться воды. Сама собой.
– Словно мальчишку и не казнили. Круто, – негромко произнес я.
Мёрфи внимательно посмотрела на меня.
– Может, так это видится простым людям, когда они наблюдают копов за какой-нибудь малопривлекательной работой. Очень часто они просто не понимают, что происходит. Видят то, что им не нравится, и это их огорчает – а все потому, что не знают всего, сами с этой проблемой не сталкивались и не представляют, насколько страшнее может быть любая альтернатива.
– Возможно, – согласился я.
– Фигня выходит.
– Уж извини.
Она едва заметно улыбнулась и тут же снова посерьезнела, когда пересекла комнату и села рядом со мной.
– Ты правда считаешь, что у них не было другого выхода?
Видит Бог, я кивнул искренне.
– И потому Совет так прижимал тебя? Из-за того, что считал готовым переродиться в колдуна?
– Угу. Все так, только ты заблуждаешься, говоря об этом в прошедшем времени. – Я опустил голову, прикусив на пару секунд губу. – Мёрф, это как раз из тех случаев, в которые копы не должны вмешиваться. Я предупреждал тебя, что такие ситуации возможны. Мне случившееся нравится не более твоего. Но прошу тебя, не лезь в это дело. Это никому не поможет.
– Но я не могу игнорировать труп.
– Не будет трупа.
Она тряхнула головой и некоторое время смотрела на свою «колу».
– Ладно, – выдохнула она наконец. – Но если труп вдруг найдется или объявятся свидетели убийства, у меня просто выбора не останется.
– Понимаю. – Я огляделся по сторонам, словно в поисках другой темы разговора. – Ладно. Если верить до обидного скупой информации от Привратника, в Чикаго снова имеют место случаи черной магии.
– Что еще за привратник?
– Чародей. Довольно загадочный тип.
– Ты ему веришь?
– Угу, – кивнул я. – Значит, нам нужно следить за убийствами, необычными происшествиями и всем таким. Как обычно.
– Идет, – отозвалась она. – Буду обращать особое внимание на трупы, извращенцев и монстров.
Дверь спальни распахнулась, и в гостиную шагнул мой сводный брат Томас, свежий после душа, благоухающий одеколоном. Роста в нем примерно шесть футов, и сложен он как модель с обложки спортивного журнала – мускулист, но без избыточной рельефности культуриста. Одежду его составляли черные брюки и черные же ботинки; светло-голубая футболка была небрежно перекинута через плечо.
Мёрфи смотрела на него не без восхищения. На Томаса вообще чертовски приятно смотреть. К тому же он еще и вампир Белой Коллегии. Отличают их не столько клыки и кровь, сколько бледная кожа и сверхъестественная страстность в сексе; впрочем, то, что они питаются не кровью, а жизненной энергией, вовсе не означает, что они менее опасны.
Томас изо всех сил старается держать свой вампирский голод под контролем, чтобы не причинить большого вреда тем, на ком он кормится, – но я-то знаю, с каким чудовищным трудом это ему удается, и его напряжение заметно внимательному глазу. Оно проявляется в выражении лица, да и все движения выдают в нем натянутого как струна, голодного хищника.
– Монстры? – переспросил он, надевая футболку. – День добрый, Кэррин.
– Для тебя – лейтенант Мёрфи, красавчик, – отозвалась она, расплываясь в довольной улыбке.
Томас улыбнулся в ответ сквозь завесу упавших на лицо волос – черт, даже мокрые и спутанные они не теряют у него привлекательности.
– Премного благодарен за комплимент, – заявил он, пригнулся, чтобы почесать Мыша за ушами, и поднял лежавшую у дверей большую черную сумку. – У тебя что, снова неприятности в городе, Гарри?
– Можно сказать, жопа, – буркнул я. – Хотя сам не знаю пока точно.
Он склонил голову набок, внимательно посмотрел на меня и нахмурился.
– Что, черт подери, с тобой случилось?
– В аварию попал.
– Гм, – хмыкнул Томас, вскидывая ремень от сумки себе на плечо. – Слушай… потребуется помощь – дай знать. – Он покосился на часы. – Черт, бежать пора.
– Конечно, – кивнул я ему вслед.
Дверь за ним захлопнулась. Мёрфи выразительно изогнула бровь.
– Ничего не скажешь, резко. Вы с ним еще уживаетесь?
Я поморщился и кивнул.
– Он… ну, не знаю, Мёрф. Последнее время он какой-то отстраненный. И почти не бывает дома. Даже ночами. То есть он приходит поесть и поспать – но в основном, когда я на работе. А если мы и встречаемся, то почти всегда вот так, мимоходом. Куда-то он там спешит.
– Куда? – поинтересовалась Мёрфи.
Я пожал плечами.
– Ты за него беспокоишься, – заметила она.
– Угу. Это он сегодня еще не такой напряженный, как обычно. А все его вампирский голод. Я боюсь, ему может взбрести на ум, будто весь его самоконтроль никому не нужен.
– Думаешь, он калечит кого-то?
– Нет, – отозвался я чуть поспешнее, чем надо. Я заставил себя успокоиться и лишь потом заговорил: – Нет, вряд ли. Не знаю. Конечно, лучше бы ему поговорить со мной об этом, но начиная с прошлой осени, он не подпускает меня к себе близко.
– А самому спросить? – удивилась Мёрфи.
Я выпучил на нее глаза.
– Нет.
– Почему нет? – не поняла она.
– Ну… так не делается.
– Но почему?
– Потому… Потому что у мужчин так не принято.
– Нет, дай-ка мне разобраться, – сказала Мёрфи. – Ты хочешь, чтобы он поделился с тобой, но сам ему об этом не говоришь и вопросов не задаешь. Вы оба просто сидите молча, в напряжении, так?
– Ну… так, – согласился я.
Она посмотрела на меня в упор.
– Для того, чтобы это понять, тебе не хватает простаты, – сказал я.
Мёрфи покачала головой:
– Главное-то я понимаю. – Она встала с дивана. – Вы оба просто идиоты. Тебе нужно поговорить с ним.
– Возможно, – устало буркнул я.
– Ладно. Я пока держу ухо востро. Если нарою чего-нибудь необычного, дам знать.
– Спасибо.
– Что ты намерен делать?
– Дождусь захода солнца.
– И что потом?
Я стиснул руками виски, в которых пульсировала боль, и испытал внезапный приступ злости к тем, кто устроил наезд на меня, и к извращенцу, занимающемуся всякими гадостями в моем городе.
– А потом я надену свой чародейский колпак и займусь выяснением того, что же происходит.
Она, разумеется, не отворилась. Прошлой осенью целая толпа зомби сокрушила мою стальную дверь и к чертовой матери погромила квартиру. Даже при том, что теперь я получал приличное жалованье Стража, денег на ремонт все равно не хватало, так что дверь пришлось чинить самому. Не могу сказать, чтобы результат отличался особым качеством исполнения, но я стараюсь находить во всем положительную сторону: теперь эту чертову штуковину трудно открыть, даже если я вдруг забуду ее запереть.
Зато в порыве строительного энтузиазма я постелил на кухне линолеум, ковровое покрытие в гостиной и спальне, а в ванной уложил плитку. В этой связи могу поделиться с вами одной мыслью: всё не так просто, как пишут в приложениях к глянцевым журналам.
Пришлось два или три раза двинуть в дверь плечом, и лишь тогда она со скрипом и лязгом подалась.
– Мне казалось, ты собирался попросить домовладельца починить ее, – заметила Мёрфи.
– Когда деньги будут.
– Тебе же сейчас регулярно платят.
Я вздохнул:
– Угу. Но оклад установлен в пятьдесят девятом году, и с тех пор Совет ни разу не делал поправки на инфляцию. Думаю, в ближайшие лет десять или двадцать они все-таки займутся этим.
– Ух ты! По части оперативности даже круче нашей мэрии.
– Учись мыслить позитивно, – хмыкнул я и, шагнув внутрь, наступил на некоторую неровность пола, внезапно образовавшуюся на ковре перед дверью.
Квартирка моя невелика. Она состоит из довольно просторной гостиной с компактной кухонной нишей прямо напротив входной двери. Дверь в крошечную спальню и ванную по правую руку от входа, рядом с ней камин. Голые каменные стены прикрыты книжными полками, коврами и киноплакатами. Моя гордость – настоящий, не репринтный постер «Звездных войн» – пережил нападение на квартиру, а вот библиотеке дешевых книг в бумажных обложках досталось изрядно. Видите ли, у этих чертовых зомби есть дурацкая привычка рвать страницы и обложки, как только разделаются с мебелью.
Два старых подержанных дивана я покупал на распродаже, поэтому и заменить их оказалось нетрудно. Кроме них, обстановку гостиной составляют пара удобных старых кресел у огня, журнальный столик и груда серого с черным меха. Электричества у меня нет, так что мое жилье представляет собой темную нору – зато эта темная нора еще и прохладная, и я не могу описать, что за наслаждение оказаться дома после испепеляющего солнца на улице.
Небольшая груда меха встряхнулась и, поднявшись на лапы, превратилась в большого коренастого серого пса – только шикарная, почти львиная грива была темнее. Пес направился прямиком к Мёрфи, сел и подал ей правую лапу. Мёрфи рассмеялась и пожала ее, как могла, с трудом обхватив эту лапищу.
– Привет, Мыш. – Она почесала его между ушами. – Когда ты его этому научил?
– Это не я, – буркнул я и, задержавшись, чтобы потрепать Мыша по холке, двинулся к леднику. – Где Томас? – спросил я у пса.
Мыш выразительно шмыгнул носом и покосился на закрытую дверь спальни. Я замер, прислушиваясь, и до меня донеслось негромкое журчание воды в трубе. Томас принимал душ. Я достал из ледника банку «колы» и посмотрел на Мёрфи. Она кивнула. Я достал банку и для нее, доковылял до дивана и медленно, осторожно сел. Даже так все мои болячки отозвались самым мучительным образом. Я открыл банку, сделал глоток и, прикрыв глаза, откинулся на спинку дивана. Мыш положил тяжелую башку мне на колено. Потом осторожно толкнул лапой мою ногу.
– Я в порядке, – заверил я его.
Он скептически фыркнул, и мне пришлось в доказательство потрепать его холку.
– Спасибо, что подбросила, Мёрф.
– Не за что, – отозвалась она, плюхая на пол большой пластиковый мешок, который принесла из машины. В мешке лежали мои плащ и забрызганный кровью балахон. Мёрфи подошла к кухонной раковине, заткнула слив пробкой и пустила воду. – Давай-ка поговорим.
Я кивнул и рассказал ей про мальчишку-корейца. Пока я говорил, она опустила в раковину балахон и принялась отстирывать.
– Мальчишка превратился в того, кого чародеи называют колдунами, – сказал я. – В того, кто предал Законы Магии. Изначально порочного.
Она помолчала немного, а когда заговорила, голос ее звучал тихо, но угрожающе.
– Они убили его здесь? В Чикаго?
– Да, – кивнул я, ощущая себя еще более усталым. – Последнее время это одно из самых безопасных мест для наших встреч.
– И ты это видел?
– Да.
– И не помешал им?
– Я бы не смог, – сказал я. – Они же все тяжеловесы, Мёрф. И еще… – я сделал глубокий вздох, – я не уверен, что они так уж неправы.
– Черта с два они правы! – взорвалась Мёрфи. – Мне глубоко начхать, что там ваш Совет делает в Англии, или Южной Америке, или еще где им нравится трясти своими чертовыми бородами. Но они приперлись сюда.
– К тебе и твоей работе это не имеет ни малейшего отношения, – буркнул я. – И к закону, если уж на то пошло, тоже. Это сугубо внутреннее дело. С парнем проделали бы то же самое вне зависимости от того, где бы это происходило.
Движения ее на мгновение сделались порывистыми, и Мёрфи плеснула водой из раковины на пол. Потом она с видимым усилием взяла себя в руки, отложила балахон в сторону и принялась возиться с плащом.
– Почему ты так считаешь? – спросила она.
– Паренек изрядно преуспел в черной магии, – объяснил я. – По части контроля над чужим рассудком. Лишая других воли.
Она смерила меня ледяным взглядом.
– Не уверена, что понимаю тебя.
– Четвертый Закон Магии, – устало пояснил я. – Не позволяется устанавливать контроль над сознанием другого человека. Однако… черт, это едва ли не первое, что пытаются сделать большинство неразумных юнцов – штучки в стиле джедаев. Иногда начинают с того, что заставляют учителя не заметить не сделанной домашней работы, или чтобы родители как бы по своей воле купили им машину… Магические способности проявляются годам к пятнадцати, а к семнадцати-восемнадцати сил у них уже хоть отбавляй.
– А это плохо?
– Очень часто, – кивнул я. – Вспомни, на что похожи люди в таком возрасте. И десяти секунд не проходит, чтобы они не думали о сексе. Рано или поздно – если кто-то не возьмется за их обучение – они залезут в голову школьной чирлидерши, чтобы добиться свидания. А потом к другим девицам… да и парням, если быть политкорректным. Кому-то другому не нравится терять подружку или что его дочь обрюхатили, и тогда наш парень пытается замазать свои ошибки новой порцией магии.
– Но почему это карается смертью? – не поняла Мёрфи.
– Ну… – Я нахмурился. – Залезать в чужое сознание трудно и опасно. И рано или поздно, меняя других, ты начинаешь меняться сам. Помнишь Микки Малона?
Мёрфи не вздрогнула, но руки ее на мгновение замерли. Микки Малон работал раньше у нее в отделе. Через несколько месяцев после того, как он вышел на пенсию, на него напал злобный, чертовски опасный дух, наложивший на него мучительное заклятие. В результате такого внедрения в психику пожилой, уравновешенный пенсионер превратился в визжащего, совершенно неуправляемого психа. Я сделал для бедолаги все, что мог, но зрелище было страшнее некуда.
– Помню, – тихо произнесла Мёрфи.
– Когда кто-то залезает в чужую голову, это причиняет там кучу повреждений – вроде того, что случилось с Микки Малоном. Но и того, кто это делает, такое действие тоже увечит. И чем сильнее ты искалечен, тем проще тебе калечить других. Не только потому, что тебе вдруг приходится поверить в то, что ты теперь царь и бог всея вселенной. Эти штучки здорово грузят психику, и чем непривычнее для себя приходится поступать человеку, тем больше они его калечат. По большей части все заканчивается вконец уже съехавшей крышей.
Мёрфи поёжилась.
– Как у тех клерков, над которыми поработала Мавра? И ренфилдов?
При этом воспоминании мою руку пронзила вспышка фантомной боли.
– Именно так, – кивнул я.
– А что можно натворить с помощью такой вот магии? – спросила она. Голос ее звучал уже не столь обвиняюще.
– Достаточно. Этот парень заставил с десяток людей покончить с собой. Еще с десяток превратил в убийц. И еще кучу народа, по большей части собственных родственников, сделал своими рабами.
– Господи, – произнесла Мёрфи еще тише. – Ужас какой.
Я кивнул.
– Такова черная магия. Стоит дать ей послабление – и она начинает менять тебя. Уродовать.
– Неужели Совет ничего больше не мог поделать?
– Не мог. Мальчишка зашел слишком далеко. Они ведь все перепробовали раньше. Иногда казалось, что колдун пошел на поправку, но в итоге все равно все кончалось плохо. И это приводило к новым жертвам. Поэтому, если только кто-то из членов Совета не берет колдуна на поруки под личную ответственность, их просто убивают.
С минуту она обдумывала услышанное.
– А ты мог бы? – спросила она. – Взять его на поруки?
Я неловко поерзал на диване.
– В чистой теории… черт его знает. Если бы я верил в то, что его можно еще спасти.
Она поджала губы и уставилась в раковину.
– Мёрф, – произнес я так мягко, как только мог. – Закон не в состоянии справляться с подобными вещами. Таких людей невозможно арестовать или держать в заключении, если только их способности не будут нейтрализованы какой-либо серьезной магией. Если ты попытаешься запереть злобного колдуна в обезьянник ОСР, дело кончится плохо. Хуже, чем тогда, с луп-гару.
– Не может быть, чтобы не нашлось какого-то другого выхода, – настаивала Мёрфи.
– Если собака заболела бешенством, ее уже не спасти, – возразил я. – Все, что можно сделать, – не дать ей перезаражать других. Тут нет способа лучше превентивных мер. Выявлять детей с признаками магических способностей и учить их разумному, доброму, вечному. Только вот беда: мировое население возросло за последний век настолько, что Белый Совет уже не в состоянии отследить всех. Тем более в условиях продолжающейся войны. Нас просто слишком мало.
Она вопросительно склонила голову набок.
– «Нас»? Что-то я не слышала раньше, чтобы ты отождествлял себя с Белым Советом.
Я не нашелся, что ответить, поэтому просто допил свою «колу». Мёрфи прополоскала балахон, отжала, отложила в сторону и взялась за плащ. Она опустила его в воду, нахмурилась и вытащила обратно.
– Глянь-ка, – сказала она. – Кровь исчезла, стоило ей коснуться воды. Сама собой.
– Словно мальчишку и не казнили. Круто, – негромко произнес я.
Мёрфи внимательно посмотрела на меня.
– Может, так это видится простым людям, когда они наблюдают копов за какой-нибудь малопривлекательной работой. Очень часто они просто не понимают, что происходит. Видят то, что им не нравится, и это их огорчает – а все потому, что не знают всего, сами с этой проблемой не сталкивались и не представляют, насколько страшнее может быть любая альтернатива.
– Возможно, – согласился я.
– Фигня выходит.
– Уж извини.
Она едва заметно улыбнулась и тут же снова посерьезнела, когда пересекла комнату и села рядом со мной.
– Ты правда считаешь, что у них не было другого выхода?
Видит Бог, я кивнул искренне.
– И потому Совет так прижимал тебя? Из-за того, что считал готовым переродиться в колдуна?
– Угу. Все так, только ты заблуждаешься, говоря об этом в прошедшем времени. – Я опустил голову, прикусив на пару секунд губу. – Мёрф, это как раз из тех случаев, в которые копы не должны вмешиваться. Я предупреждал тебя, что такие ситуации возможны. Мне случившееся нравится не более твоего. Но прошу тебя, не лезь в это дело. Это никому не поможет.
– Но я не могу игнорировать труп.
– Не будет трупа.
Она тряхнула головой и некоторое время смотрела на свою «колу».
– Ладно, – выдохнула она наконец. – Но если труп вдруг найдется или объявятся свидетели убийства, у меня просто выбора не останется.
– Понимаю. – Я огляделся по сторонам, словно в поисках другой темы разговора. – Ладно. Если верить до обидного скупой информации от Привратника, в Чикаго снова имеют место случаи черной магии.
– Что еще за привратник?
– Чародей. Довольно загадочный тип.
– Ты ему веришь?
– Угу, – кивнул я. – Значит, нам нужно следить за убийствами, необычными происшествиями и всем таким. Как обычно.
– Идет, – отозвалась она. – Буду обращать особое внимание на трупы, извращенцев и монстров.
Дверь спальни распахнулась, и в гостиную шагнул мой сводный брат Томас, свежий после душа, благоухающий одеколоном. Роста в нем примерно шесть футов, и сложен он как модель с обложки спортивного журнала – мускулист, но без избыточной рельефности культуриста. Одежду его составляли черные брюки и черные же ботинки; светло-голубая футболка была небрежно перекинута через плечо.
Мёрфи смотрела на него не без восхищения. На Томаса вообще чертовски приятно смотреть. К тому же он еще и вампир Белой Коллегии. Отличают их не столько клыки и кровь, сколько бледная кожа и сверхъестественная страстность в сексе; впрочем, то, что они питаются не кровью, а жизненной энергией, вовсе не означает, что они менее опасны.
Томас изо всех сил старается держать свой вампирский голод под контролем, чтобы не причинить большого вреда тем, на ком он кормится, – но я-то знаю, с каким чудовищным трудом это ему удается, и его напряжение заметно внимательному глазу. Оно проявляется в выражении лица, да и все движения выдают в нем натянутого как струна, голодного хищника.
– Монстры? – переспросил он, надевая футболку. – День добрый, Кэррин.
– Для тебя – лейтенант Мёрфи, красавчик, – отозвалась она, расплываясь в довольной улыбке.
Томас улыбнулся в ответ сквозь завесу упавших на лицо волос – черт, даже мокрые и спутанные они не теряют у него привлекательности.
– Премного благодарен за комплимент, – заявил он, пригнулся, чтобы почесать Мыша за ушами, и поднял лежавшую у дверей большую черную сумку. – У тебя что, снова неприятности в городе, Гарри?
– Можно сказать, жопа, – буркнул я. – Хотя сам не знаю пока точно.
Он склонил голову набок, внимательно посмотрел на меня и нахмурился.
– Что, черт подери, с тобой случилось?
– В аварию попал.
– Гм, – хмыкнул Томас, вскидывая ремень от сумки себе на плечо. – Слушай… потребуется помощь – дай знать. – Он покосился на часы. – Черт, бежать пора.
– Конечно, – кивнул я ему вслед.
Дверь за ним захлопнулась. Мёрфи выразительно изогнула бровь.
– Ничего не скажешь, резко. Вы с ним еще уживаетесь?
Я поморщился и кивнул.
– Он… ну, не знаю, Мёрф. Последнее время он какой-то отстраненный. И почти не бывает дома. Даже ночами. То есть он приходит поесть и поспать – но в основном, когда я на работе. А если мы и встречаемся, то почти всегда вот так, мимоходом. Куда-то он там спешит.
– Куда? – поинтересовалась Мёрфи.
Я пожал плечами.
– Ты за него беспокоишься, – заметила она.
– Угу. Это он сегодня еще не такой напряженный, как обычно. А все его вампирский голод. Я боюсь, ему может взбрести на ум, будто весь его самоконтроль никому не нужен.
– Думаешь, он калечит кого-то?
– Нет, – отозвался я чуть поспешнее, чем надо. Я заставил себя успокоиться и лишь потом заговорил: – Нет, вряд ли. Не знаю. Конечно, лучше бы ему поговорить со мной об этом, но начиная с прошлой осени, он не подпускает меня к себе близко.
– А самому спросить? – удивилась Мёрфи.
Я выпучил на нее глаза.
– Нет.
– Почему нет? – не поняла она.
– Ну… так не делается.
– Но почему?
– Потому… Потому что у мужчин так не принято.
– Нет, дай-ка мне разобраться, – сказала Мёрфи. – Ты хочешь, чтобы он поделился с тобой, но сам ему об этом не говоришь и вопросов не задаешь. Вы оба просто сидите молча, в напряжении, так?
– Ну… так, – согласился я.
Она посмотрела на меня в упор.
– Для того, чтобы это понять, тебе не хватает простаты, – сказал я.
Мёрфи покачала головой:
– Главное-то я понимаю. – Она встала с дивана. – Вы оба просто идиоты. Тебе нужно поговорить с ним.
– Возможно, – устало буркнул я.
– Ладно. Я пока держу ухо востро. Если нарою чего-нибудь необычного, дам знать.
– Спасибо.
– Что ты намерен делать?
– Дождусь захода солнца.
– И что потом?
Я стиснул руками виски, в которых пульсировала боль, и испытал внезапный приступ злости к тем, кто устроил наезд на меня, и к извращенцу, занимающемуся всякими гадостями в моем городе.
– А потом я надену свой чародейский колпак и займусь выяснением того, что же происходит.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Мёрфи не ушла, пока не удостоверилась, что я не брякнусь внезапно в обморок, и даже так взяла с меня обещание перезвонить через пару часов для спокойствия. Мыш проводил ее до двери, и Мёрфи с усилием, обеими руками захлопнула ее за собой. Потом с улицы донесся и тут же стих, удаляясь, шум ее машины.
Я потыкал свой усталый мозг воображаемой булавкой до тех пор, пока он не подсказал мне следующий ход. То есть мой мозг вспомнил, что я знаком с нынешним Летним Рыцарем сидхе и что парень многим мне обязан. Собственно, я спас ему жизнь, когда он был всего лишь перепуганным подкидышем, мечтавшим выжить в надвигавшейся войне Летней и Зимней Династий. Когда все улеглось, он оказался Летним Рыцарем – смертным воителем Летней Династии. Новое положение означало связи и влияние на добрую половину империи сидхе, и из всех жителей материального мира он, возможно, лучше других знал о том, что там происходит. В общем, мой усталый мозг решил, что очень даже приятно будет звякнуть Хвату и получить всю необходимую информацию о происходящем, так сказать, на блюдечке с голубой каемочкой.
Видите ли, мой мозг бывает порой чрезмерно оптимистичен, однако я решил простить ему это в надежде на выигрыш в детективной лотерее.
Я снял трубку и набрал номер. Ответили только после одиннадцатого гудка.
– А-алё?
– Хват? – спросил я.
– М-м-м-мф, – отозвался не совсем внятный мужской голос. – Кто это?
– Гарри Дрезден.
– Гарри! – В голосе разом появились осмысленные и даже приятельские, хотя и немного сонные нотки. Как бы то ни было, а такой голос более подобал Летнему Рыцарю Королевы сидхе. – Эй, как вы там? Что-то случилось?
– В том и вопрос, – хмыкнул я. – Мне нужно поговорить с вами о делах у Летних.
Сонные нотки разом улетучились из его голоса. А вместе с ними и дружелюбие.
– А…
– Послушайте, – начал я. – Ничего серьезного. Мне только…
– Гарри, – произнес Хват резким, стальным голосом. Раньше он никогда не перебивал меня. По правде говоря, на мой профессиональный взгляд, еще год назад он вообще никого не перебивал. – Мы не можем обсуждать это. Не исключено, что телефон прослушивается.
– Ну же, Хват, – возмутился я. – Перехватить телефонный разговор с помощью заклятия невозможно. Все тут же перегорит к чертовой матери.
– Не все играют по старым правилам, Гарри, – возразил он. – А смастерить «жучок» не так уж и сложно.
Я нахмурился:
– Тоже верно. Значит, надо встретиться.
– Когда?
– Чем быстрее, тем лучше.
– На оговоренной нейтральной территории, – напомнил он.
Он имел в виду кабак Мак-Энелли. Заведение Мака давно уже служит местом сбора оккультной тусовки Чикаго. Когда началась война, кто-то ухитрился занести его в список нейтральных территорий, так что воюющие стороны по взаимному согласию обязались вести себя там в рамках приличий. Возможно, атмосфера у Мака и не самая интимная, но для бесед на подобные темы лучше места в городе не найти.
– Отлично, – сказал я. – Когда?
– Сегодня вечером я занят. Самое раннее – завтрашний ленч.
– В полдень, – уточнил я.
В трубке послышалось чье-то сонное бормотание, определенно женское.
– Тс-с, – шикнул Хват. – Договорились, Гарри. До встречи.
Я положил трубку и задумчиво посмотрел на телефон. Чтобы Хват спал в это время суток? Да еще не один? И чтобы он, не колеблясь, перебивал чародея на полуслове? Надо же…
Ну конечно, еще в нашу прошлую встречу он занимал не последнюю позицию при дворе фейри. И если та сила, которую я видел у Рыцарей сидхе прежде, досталась и ему, он вполне мог уже с ней освоиться. Никогда не знаешь заранее, как изменят человека сила и впасть, – это становится видно только по факту. Хвата они изменили.
Что-то внутри меня дернулось, напомнив, что в разговоре с ним я мог бы вести себя и осторожнее. Не давая себе времени на размышления, я снял трубку и предпринял то, что мой усталый мозг определил как разумный шаг номер два: проверил, не слыхал ли кто из моих знакомых чего подозрительного.
Я сделал несколько звонков. Билли-Оборотню, в описываемый момент наслаждавшемуся медовым месяцем. Мортимеру Линдквисту, эктоманту. Уолдо Баттерсу, патологоанатому и автору польки «Квазимодо». Дюжине других знакомых, обладавших зачаточными магическими способностями. Ну и еще редактору «Волхва Среднего Запада» – газеты, в которой некогда печатался и я. Никто из них не слыхал ничего такого, и я посоветовал всем держать ухо востро. Я даже позвонил Архиву, но попал на автоответчик, а ответного звонка не дождался.
Еще с минуту я сидел, тупо глядя на телефон и держа в руке гудящую трубку.
Я не позвонил ни Майклу, ни отцу Фортхиллу. Возможно, мне и стоило бы это сделать, исходя из того, что помощи много не бывает. Впрочем, если бы Небесная Канцелярия хотела, чтобы Майкл подключился к делу, он уже занимался бы этим, вне зависимости оттого, звонил ему кто или нет и сколько препятствий у него на пути. Я достаточно часто видел это в действии, чтобы поверить.
Хорошее, убедительное рассуждение… впрочем, вряд ли оно обмануло хоть кого-нибудь. Даже меня. Истина состояла в том, что мне ужасно не хотелось говорить ни с тем, ни с другим без самой-самой крайней необходимости.
Длинный гудок в трубке сменился раздражающим «бип-бип-бип» отключения.
Я неуверенно положил трубку на рычаг. Потом встал, сдвинул в сторону потертый ковер в центре комнаты и откинул люк в полу, ведущий в мою лабораторию.
Лаборатория расположена в нижнем подвале… как еще назвать подвал под подвалом? Собственно, это просто большой бетонный ящик, попасть в который можно по раздвижной деревянной стремянке. Вдоль стен выстроились белые металлические стеллажи – дешевые, из «Уолл-Марта». У меня они уставлены всевозможными емкостями от пластиковых коробочек и посуды для микроволновки до тяжелых деревянных ларцов. Есть даже один обитый свинцом, в котором я держу щепотку обедненного урана. Помимо этого, на полках в изобилии стоят книги, тетради, конверты и прочие разнообразные и на первый взгляд случайные предметы – на всех полках, кроме одной, деревянной. Она почти пуста: всего-то на ней две свечи по краям, четыре сентиментальных романа в бумажных обложках, каталог дамского белья «Секрет Виктории» и белый человеческий череп.
Я потыкал свой усталый мозг воображаемой булавкой до тех пор, пока он не подсказал мне следующий ход. То есть мой мозг вспомнил, что я знаком с нынешним Летним Рыцарем сидхе и что парень многим мне обязан. Собственно, я спас ему жизнь, когда он был всего лишь перепуганным подкидышем, мечтавшим выжить в надвигавшейся войне Летней и Зимней Династий. Когда все улеглось, он оказался Летним Рыцарем – смертным воителем Летней Династии. Новое положение означало связи и влияние на добрую половину империи сидхе, и из всех жителей материального мира он, возможно, лучше других знал о том, что там происходит. В общем, мой усталый мозг решил, что очень даже приятно будет звякнуть Хвату и получить всю необходимую информацию о происходящем, так сказать, на блюдечке с голубой каемочкой.
Видите ли, мой мозг бывает порой чрезмерно оптимистичен, однако я решил простить ему это в надежде на выигрыш в детективной лотерее.
Я снял трубку и набрал номер. Ответили только после одиннадцатого гудка.
– А-алё?
– Хват? – спросил я.
– М-м-м-мф, – отозвался не совсем внятный мужской голос. – Кто это?
– Гарри Дрезден.
– Гарри! – В голосе разом появились осмысленные и даже приятельские, хотя и немного сонные нотки. Как бы то ни было, а такой голос более подобал Летнему Рыцарю Королевы сидхе. – Эй, как вы там? Что-то случилось?
– В том и вопрос, – хмыкнул я. – Мне нужно поговорить с вами о делах у Летних.
Сонные нотки разом улетучились из его голоса. А вместе с ними и дружелюбие.
– А…
– Послушайте, – начал я. – Ничего серьезного. Мне только…
– Гарри, – произнес Хват резким, стальным голосом. Раньше он никогда не перебивал меня. По правде говоря, на мой профессиональный взгляд, еще год назад он вообще никого не перебивал. – Мы не можем обсуждать это. Не исключено, что телефон прослушивается.
– Ну же, Хват, – возмутился я. – Перехватить телефонный разговор с помощью заклятия невозможно. Все тут же перегорит к чертовой матери.
– Не все играют по старым правилам, Гарри, – возразил он. – А смастерить «жучок» не так уж и сложно.
Я нахмурился:
– Тоже верно. Значит, надо встретиться.
– Когда?
– Чем быстрее, тем лучше.
– На оговоренной нейтральной территории, – напомнил он.
Он имел в виду кабак Мак-Энелли. Заведение Мака давно уже служит местом сбора оккультной тусовки Чикаго. Когда началась война, кто-то ухитрился занести его в список нейтральных территорий, так что воюющие стороны по взаимному согласию обязались вести себя там в рамках приличий. Возможно, атмосфера у Мака и не самая интимная, но для бесед на подобные темы лучше места в городе не найти.
– Отлично, – сказал я. – Когда?
– Сегодня вечером я занят. Самое раннее – завтрашний ленч.
– В полдень, – уточнил я.
В трубке послышалось чье-то сонное бормотание, определенно женское.
– Тс-с, – шикнул Хват. – Договорились, Гарри. До встречи.
Я положил трубку и задумчиво посмотрел на телефон. Чтобы Хват спал в это время суток? Да еще не один? И чтобы он, не колеблясь, перебивал чародея на полуслове? Надо же…
Ну конечно, еще в нашу прошлую встречу он занимал не последнюю позицию при дворе фейри. И если та сила, которую я видел у Рыцарей сидхе прежде, досталась и ему, он вполне мог уже с ней освоиться. Никогда не знаешь заранее, как изменят человека сила и впасть, – это становится видно только по факту. Хвата они изменили.
Что-то внутри меня дернулось, напомнив, что в разговоре с ним я мог бы вести себя и осторожнее. Не давая себе времени на размышления, я снял трубку и предпринял то, что мой усталый мозг определил как разумный шаг номер два: проверил, не слыхал ли кто из моих знакомых чего подозрительного.
Я сделал несколько звонков. Билли-Оборотню, в описываемый момент наслаждавшемуся медовым месяцем. Мортимеру Линдквисту, эктоманту. Уолдо Баттерсу, патологоанатому и автору польки «Квазимодо». Дюжине других знакомых, обладавших зачаточными магическими способностями. Ну и еще редактору «Волхва Среднего Запада» – газеты, в которой некогда печатался и я. Никто из них не слыхал ничего такого, и я посоветовал всем держать ухо востро. Я даже позвонил Архиву, но попал на автоответчик, а ответного звонка не дождался.
Еще с минуту я сидел, тупо глядя на телефон и держа в руке гудящую трубку.
Я не позвонил ни Майклу, ни отцу Фортхиллу. Возможно, мне и стоило бы это сделать, исходя из того, что помощи много не бывает. Впрочем, если бы Небесная Канцелярия хотела, чтобы Майкл подключился к делу, он уже занимался бы этим, вне зависимости оттого, звонил ему кто или нет и сколько препятствий у него на пути. Я достаточно часто видел это в действии, чтобы поверить.
Хорошее, убедительное рассуждение… впрочем, вряд ли оно обмануло хоть кого-нибудь. Даже меня. Истина состояла в том, что мне ужасно не хотелось говорить ни с тем, ни с другим без самой-самой крайней необходимости.
Длинный гудок в трубке сменился раздражающим «бип-бип-бип» отключения.
Я неуверенно положил трубку на рычаг. Потом встал, сдвинул в сторону потертый ковер в центре комнаты и откинул люк в полу, ведущий в мою лабораторию.
Лаборатория расположена в нижнем подвале… как еще назвать подвал под подвалом? Собственно, это просто большой бетонный ящик, попасть в который можно по раздвижной деревянной стремянке. Вдоль стен выстроились белые металлические стеллажи – дешевые, из «Уолл-Марта». У меня они уставлены всевозможными емкостями от пластиковых коробочек и посуды для микроволновки до тяжелых деревянных ларцов. Есть даже один обитый свинцом, в котором я держу щепотку обедненного урана. Помимо этого, на полках в изобилии стоят книги, тетради, конверты и прочие разнообразные и на первый взгляд случайные предметы – на всех полках, кроме одной, деревянной. Она почти пуста: всего-то на ней две свечи по краям, четыре сентиментальных романа в бумажных обложках, каталог дамского белья «Секрет Виктории» и белый человеческий череп.