Батчер Джим. Доказательства вины

   Когда я рос, у меня не было такого дома. Да и сейчас, когда мы с Томасом нашли друг друга, думая о семье, я всегда представляю себе дом Карпентеров. Подобной духовной близости у меня не было никогда. Те, кто рос в таких семьях, даже не догадываются, насколько они редки и ценны. Ради сохранения такого стоит и постараться. Поэтому я и согласился помочь.
   И потом, Майкл говорил дело.
   У меня имелся небольшой шанс достучаться до Молли. Конечно, достучаться – еще полдела, так сказать, но и это больше того, чего мог бы достичь Майкл в сложившейся ситуации.
   И все равно, какая бы высшая сила ни подстраивала все эти события, чувства меры у нее нет вообще – если вспомнить, сколько всего свалилось на меня разом. Блин-тарарам.
   Молли дождалась, пока пикап Майкла скроется за поворотом, и только тогда подошла ко мне и остановилась, не произнося ни слова.
   – Я так понимаю, тебя нужно подбросить, – сказал я.
   – У меня денег нет, – негромко отозвалась она.
   – О'кей, – кивнул я. – Куда тебе?
   – На фестиваль, – ответила она. – У меня там друзья. И есть, где остаться на выходные. – Она оглянулась через плечо на дом.
   – Твои крысята, похоже, тебе обрадовались, – заметил я.
   Она чуть улыбнулась, и голос ее потеплел.
   – Я и сама не знала, как по ним соскучилась, по глупышам маленьким.
   Я подумал, не толкнуть ли ее обратно к матери, но решил не спешить. Может, останься у нее свобода выбора, она и пошла бы на это, но под давлением точно упрется рогом.
   – Славная ребятня, – только и сказал я вслух.
   – Да, – устало кивнула она.
   – Я все равно собирался к вам на конвент, – заявил я. – Садись в такси.
   – Спасибо.
   – Всегда пожалуйста, – ответил я.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   При слове «конвент» на ум обычно приходит людное собрание профессионалов или сотрудников какой-либо компании, проводимое, как правило, в большом отеле, где все делают вид, будто учатся и повышают квалификацию, а на самом деле просто пользуются возможностью погулять на халяву, пофлиртовать, попьянствовать и вообще оторваться по полной.
   Тут же обнаружилось первое серьезное отличие конвента фанатов от делового: никто и не пробовал притворяться. Все просто оттягивались. Вторым отличием стал дресс-код: костюмы на этом конвенте отличались значительно меньшей консервативностью.
   «Сплеттеркон!!!» (судя по всему, участники конвента боялись, что их с кем-то спутают, иначе зачем три восклицательных знака?) оказался на поверку обилием костюмированных персонажей… а может, это сейчас мода такая, не знаю. Гостиница встречала входящего просторным атриумом, из которого два длинных широких коридора вели в ресторан и многоцелевые залы из тех, что можно делить раздвижными перегородками на кучу небольших помещений. В атриуме собралось человек двести народа, и всё новые участники конвента выходили из залов и зальчиков.
   – Я-то думал, народу здесь побольше, – заметил я Молли; по дороге мы успели заглянуть ко мне домой, где я оставил Мыша, забрав свой посох.
   – Так ведь вечер четверга, – отозвалась она так, словно это мне что-то говорило. – И время позднее. У нас уже зарегистрировались больше трех тысяч человек.
   – А это разве много?
   – Для первого в году конвента? Да это просто монгольская орда какая-то. – В голосе ее звучала неподдельная гордость. – И народ в оргкомитете в основном молодой… впрочем, держится это все равно на бывалых. – Некоторое время Молли сыпала именами и заслугами, словно я явился сюда в качестве инспектора проверять законность мероприятия.
   Мимо нас прошмыгнули две девицы среднего школьного возраста в ало-черных одеяниях, открывавших взгляду изрядную часть тела, с лицами, густо намазанными белым, и потеками крови из уголков рта. Скользнув по мне взглядом, одна из них улыбнулась, и во рту у нее обнаружились клыки.
   В ноздри ударил запах древесного дыма, и я очнулся в последний момент, едва не испепелив на месте пробегавшего в каких-то пяти шагах от меня вампира. Приглядевшись внимательнее, я увидел на клыках неровности и отпечатки пальцев: судя по всему, девчонка сделала их сама из дешевого пластика. Я перевел дух и заставил себя расслабиться, убрав из посоха накачанную в него энергию.
   Спокойно, Гарри. Блин-тарарам, вот вышла бы история для газет! Чародей-Профессионал Сжигает Вампира-Любителя. Сенсация дня.
   Девицы убежали, ничего не заметив; впрочем, даже Молли нахмурилась, посмотрев на них, а потом на меня. Бровь ее вопросительно выгнулась.
   Я тряхнул головой.
   – Прошу прощения. День у меня тоже не самый простой выдался. Слушай, мне надо глянуть на ваш сортир – ну, где напали на того хозяина кинотеатра.
   – Идет, – кивнула Молли. – Только сначала стоит получить на регистрации беджик.
   – Беджик? – удивился я. – Зачем?
   – Затем, что незарегистрированным вход запрещен, – отрезала она. – Не будем смущать секьюрити – и гостиничных, и наших. Вам это будет мешать.
   – Верно, – вздохнул я. – Правильно мыслишь. Опять-таки я мог бы отреагировать неправильно.
   Следом за ней я подошел к ряду столов, над которыми висели бумажные таблички «А-Д», «Е-К» и так далее по алфавиту. За первым столом сидела и возилась с бумагами усталого вида шатенка среднего возраста.
   – Молли, – произнесла она, и лицо ее осветилось усталой улыбкой. – Кто это с тобой?
   – Гарри Дрезден, – ответила Молли. – Гарри, это Сандра Марлинг. Секретарь оргкомитета.
   – Вы тоже увлекаетесь ужастиками? – спросила Сандра Марлинг.
   – Последнее время моя жизнь – сплошной ужастик.
   – Ну, тогда вы найдете здесь, чем развлечься, – заверила она меня. – Мы крутим фильмы в нескольких залах одновременно и еще в кинотеатре, у нас работают буфеты, завтра обещаны автографы. Ну и конечно, сегодня тоже у нас несколько мероприятий… на конкурс костюмов всегда стоит посмотреть.
   – Звучит обещающе, – заметил я, стараясь изобразить максимум энтузиазма.
   – Сэнди, – вмешалась Молли. – Мне хотелось бы дать Гарри служебный пропуск как у меня, быстрее.
   Сандра кивнула.
   – Да, Розана искала тебя пару минут назад. Ты с ней еще не говорила?
   – С середины дня – ни разу, – спохватилась Молли. – Ты не напомнила ей, чтобы она витамины приняла?
   – Не дергайся, детка. Напомнила, напомнила.
   Молли облегченно перевела дух.
   – Спасибо.
   Тем временем Сандра дала мне заполнить анкету, с которой я справился довольно быстро. В конце концов она протянула мне пластиковый чехольчик с прищепкой-клипсой, в который вставлялась бумажная карточка с надписью: «СПЛЕТТЕРКОН!!! Привет, я…», и черный маркер.
   – Вы уж извините, принтер с утра испортился. Вы просто впишите свое имя, ладно?
   Я аккуратным почерком вписал на место пробела «Невинный Свидетель» и нацепил карточку себе на куртку.
   – Надеюсь, вам у нас понравится, Гарри, – сказала Сандра.
   Я взял со стола расписание и вчитался. За «Как сделать клыки» в 10:00 следовал пункт «Как визжать лучше профессионала».
   – Решительно не вижу, как мне может здесь не понравиться.
   Мы отошли от стола, и Молли неодобрительно на меня покосилась.
   – Не обязательно потешаться над этим.
   – Вообще-то, – возразил я, – я потешаюсь почти над всем.
   – Но это некрасиво, – возмутилась она. – Сандра всю жизнь вкладывает в этот конвент, и мне не хотелось бы, чтобы вы уязвляли ее чувства.
   – Где ты с ней познакомилась? – поинтересовался я. – Уж наверное, не в церкви.
   Молли посмотрела на меня еще менее одобрительно.
   – Она работает добровольцем в одном из приютов, где я отрабатывала приговор. Она помогла выкарабкаться Нельсону несколько лет назад. И Рози, и ее бойфренду.
   Я поднял руки, сдаваясь.
   – Ладно, ладно. Обещаю вести себя хорошо.
   – Спасибо, – кивнула она без тени улыбки. – Очень мило с вашей стороны.
   Я готов был уже разозлиться, но тут меня посетила неприятная мысль о том, что в таком случае я окажусь на той же стороне, что и Черити, а тогда и до Апокалипсиса рукой подать.
   Молли провела меня по коридору мимо залов к двери туалета. Дверь перекрещивали аж три полицейские ленты, и рядом с ней сидел на стуле полицейский в форме – крупный чернокожий мужчина с седеющими висками. Стул покачивался на задних ножках, полицейский опирался затылком о стену. На форменной куртке красовался беджик «СПЛЕТТЕРКОН!!!». Имя он тоже написал маркером: на месте пробела я прочитал «Представитель Власти». На кармане куртки красовалась фамилия «РОУЛИНЗ».
   – Ага, – поднял он на меня взгляд, когда я подошел поближе, и немного кривовато улыбнулся. Потом прочитал мой беджик и фыркнул. – Парень-консультант. Считающий себя чародеем.
   – Роулинз, – улыбнулся я в ответ и протянул ему руку. Он пожал ее своей лапищей.
   – Значит, вы у нас тоже любитель ужастиков, а? – хмыкнул он.
   – Э… да, – ответил я.
   Он снова фыркнул.
   – Я типа надеялся зайти в это заведение.
   Роулинз криво ухмыльнулся.
   – На этаже их еще два. Одно рядом со стойкой администратора, и еще одно в дальнем конце вон того коридора.
   – Мне нравится это.
   Роулинз хмуро посмотрел на меня.
   – Может, вы в грамоте не сильны. Видите ленту? Она означает место преступления и все такое.
   – Вот эту, яркую? Желтую с черным?
   – Именно ее.
   – Ух ты!
   – Если вы не знаете, это такая штука, которой мы, полицейские, отмечаем место преступления, чтобы туда не совали свой длинный нос разные там частные сыщики, которых хлебом не корми – дай потоптаться своими башмачищами по оставшимся уликам, – буркнул он.
   – А если я пообещаю ходить на цыпочках?
   – Тогда я пообещаю прекратить размазывать вас по стене, как только мне перестанет мниться, будто вы оказываете сопротивление при аресте, – заверил он. Потом лицо его посерьезнело, и взгляд сделался твердым как кремень. – Это место преступления. Нельзя.
   – Молли, – сказал я вполголоса. – Ты не будешь возражать, если мы с полицейским побеседуем с глазу на глаз?
   – Конечно, – согласилась она. – У меня все равно дел полно. Вы меня простите? – Она повернулась и, не оглядываясь, поспешила по коридору.
   – Хоть поговорить со мной об этом вы можете? – спросил я Роулинза.
   – Ну… – вздохнул он. – Слушайте, Дрезден, я ничего против вас не имею. Поговорить поговорим. Но внутрь я вас не пущу.
   – Почему? – не сдавался я.
   – Потому что это может обернуться против парня, которого мы забрали.
   Я нахмурился и склонил голову набок.
   – Да?
   Роулинз кивнул.
   – Мальчишка этого не делал, – сказал он. – Но камеры видеонаблюдения зафиксировали, как туда заходил он, потом пострадавший, и больше никого. И я все это время сидел здесь, не отходя. Я точно знаю, что никто другой не входил и не выходил.
   – Откуда тогда вы знаете, что на старика напал не мальчишка?
   Роулинз пожал плечами:
   – Никаких других улик. Он не задыхался, а ведь так отколошматить человека – дело непростое. И руки у него совершенно целые – не разбитые, и крови на них не было.
   – Тогда что же вы его арестовали? – спросил я.
   – Потому что никто другой этого сделать тоже не мог, – ответил Роулинз. – И еще потому, что старик был в отключке и не мог ничего рассказать, чтобы снять с парня обвинения. Мальчишка не бил его, но это не значит, что он не замешан. Я так подумал, может, он знает, как нападавший сумел проникнуть внутрь незамеченным, потому забрал его и допросил. Решил, что, если у него имелся сообщник, он скорее расколется, чем будет брать все на себя. – Роулинз поморщился. – Только он не раскололся. Он вообще ни черта не знал.
   – Зачем же его увезли?
   – Я не знал, что он проходил уже по одному делу, пока не разобрался с бумагами. Повторное обвинение автоматически переводит его в категорию подозреваемых. Очень некстати всплыло то дело. Он может погореть, даже если не виноват.
   Я покачал головой.
   – Вы уверены, что больше никто не входил и не выходил?
   – Я же прямо вот здесь и сидел, – обиделся Роулинз. – Любой, кто прошмыгнет мимо меня незамеченным, должен быть рыцарем-джедаем или чем-то в этом роде.
   – Или чем-то, – повторил я вполголоса, глядя себе под ноги.
   – Подружка, – буркнул Роулинз, мотнув головой вслед Молли. – Это она вас втравила?
   – Дочь приятеля, – кивнул я. – Я внес за парнишку залог.
   Роулинз хмыкнул.
   – Жаль мальчишку. Я сделал все по инструкции, но… – Он покачал головой. – Порой одних инструкций мало.
   – Девица считает, что он не виноват, – сказал я.
   – Девицы, Дрезден, всегда считают их белыми и пушистыми, – устало возразил Роулинз. – Проблема в том, что улики свидетельствуют против него. Более чем достаточно для суда, если только эксперты не найдут чего-нибудь здесь или на старикане, чтобы снять с него обвинение. А это возвращает нас к тому, с чего мы начали, – потому я вас и не пущу.
   Я кивнул.
   – А если я скажу вам, что это не простое дело?
   Он пожал плечами.
   – Думаете, нечисть какая-нибудь?
   – Я пообещал девчонке, что проверю.
   Роулинз нахмурился еще сильнее, но мотнул головой.
   – Не могу пустить.
   – Но хоть посмотреть можно? – попросил я. – Дверь только приоткрыть, чтобы я даже не заходил, одним глазом глянул. От этого ведь никому вреда не будет, правда? И потом, туда уже заходили – и вы, и ребята из «скорой», и детектив, возможно, тоже. Разве не так? И как я тогда могу затоптать улики, если всего лишь в дверь загляну?
   Роулинз пристально посмотрел на меня и вздохнул. Потом еще раз хмыкнул, и передние ножки его стула со стуком опустились на пол.
   – Ладно, – сказал он, вставая. – Только внутрь ни шагу.
   – Вы настоящий джентльмен, Роулинз, – заверил я его и локтем приоткрыл дверь. Она издала пронзительный скрип. Не заходя за ленту, я просунул голову в щель и огляделся по сторонам.
   Все стандартное. Туалет. Белый кафель. Кабинки, писсуары, раковины, длинное зеркало.
   Ну конечно, кровь вряд ли можно было назвать стандартной.
   На полу темнела большая лужа, и брызги разлетелись по сторонам так, что кто-то несколько раз поскальзывался на кафеле. На плитке четко читались отпечатки четырех разных ног; кроме того, кровь виднелась на раковине: судя по всему, пострадавший пытался, подтянувшись за нее, подняться на ноги. Довольно зловещее зрелище; впрочем, я мог этого ожидать. При убийстве, скажем, крови еще больше, но и так ее более чем хватало. Кто-то вложил в процесс избиения Кларка Пелла всю свою душу… если она у него имелась, конечно. От моего взгляда не укрылись кровавые брызги в верхнем углу зеркал и даже на потолке.
   – Господи! – выдохнул я. – И это нападение без применения оружия? Никаких ножей или чего такого?
   – У старика переломаны ребра, – отозвался Роулинз, – куча ушибов и ссадин: его крепко прикладывали об стены и пол. Но никаких порезов или проникающих ранений.
   – Не детская работа, – заметил я.
   – Но и не профессиональная. В людном-то месте. При свидетеле – если считать мальчишку на унитазе. В Чикаго такое обычно с рук не сходит.
   – Кто-то сильный, – пробормотал я. – И злобный как черт знает что. Должно быть, он продолжал колошматить старика даже после того, как тот упал.
   – Не иначе, похоже на кого-то из ваших знакомых, – хмыкнул Роулинз.
   Я покачал головой, еще раз окинул помещение взглядом и прикусил губу, пытаясь сосредоточиться.
   – Ну, хватит, – заявил Роулинз. – Закрывайте дверь, пока зевак не набежало.
   – Еще секундочку, – пробормотал я и усилием воли, направив заряд энергии себе в лоб, отворил свое чародейское зрение.
   Всякий, обладающий хоть малой толикой магических способностей, умеет видеть. Это можно отнести к экстрасенсорике, хотя на деле ничего особенно сложного в этом нет. Чародейский взгляд показывает вам истинную суть вещей. Еще он показывает присутствие магических энергий, которых вокруг нас почти всегда в достатке. Особенно полезен он бывает, когда тебе нужно обнаружить активные магические построения – то бишь заклятия, если кто не знает – или прорваться сквозь завесы и прочие колдовские штучки, предназначенные для сокрытия истинного положения дел.
   Я отворил зрение, и оно показало мне то, чего не увидел в помещении мой физический взгляд. Такое, от чего даже мне – сколько бы я ни насмотрелся за свою жизнь всяких страстей – пришлось стиснуть кулаки и сделать над собой усилие, чтобы меня не стошнило.
   Место нападения, кровь, жестокость и боль, причиненная жертве, отнюдь не являлись неудачным стечением обстоятельств в неудачном месте.
   Скорее все это смахивало на изящное, хоть и извращенное произведение искусства.
   Я увидел в потеках крови, в разлетевшихся брызгах зловещие изображения: перепуганное лицо старика, превращенное ударами чудовищных кулачищ в бесформенное кровавое месиво, – столько лиц, сколько ударов. При взгляде на измазанную кровью раковину я услышал неразборчивые, полные боли звуки – все, что он смог издать, чтобы позвать на помощь. А потом старика снова швырнули на пол, чтобы продолжить избиение.
   И на короткую долю секунды я увидел на стене тень… точнее, силуэт твари, жадно поглощавшей энергию стариковской боли.
   Усилием воли я закрыл зрение и пошатнулся. Наше зрение дается нам недаром. Оно может показывать чертову уйму вещей, но все, что мы увидели с его помощью, остается с нами на всю жизнь. Оно записывает это нам в память несмываемыми чернилами, и картины не бледнеют со временем, как бы нам ни хотелось их стереть. Маленькая дьявольская диорама, написанная алым по белоснежному кафелю, обещала являться в страшных снах до конца моих дней.
   Что ж, зато, похоже, я нашел-таки ту черную магию, о которой предупреждал меня Привратник. Мог и не возиться с опасным заклинанием и Маленьким Чикаго.
   Я отступил на пару шагов, пытаясь выбросить из головы жуткую красно-белую палитру. В глазах плавали круги – так бывает всегда после того, как я пользуюсь зрением. Роулинз придерживал меня за локоть.
   – С вами все в порядке, дружище? – совсем тихо спросил он.
   – Угу, – пробормотал я. – Да, спасибо.
   Он перевел взгляд на закрытую дверь и обратно.
   – Что вы там такого увидели?
   – Не знаю точно, – ответил я. Голос мой слегка дрожал. – Что-то поганое.
   – Это ведь не просто хулиган, нет? – произнес он чуть слышно.
   Желудок снова болезненно сжался. Перед глазами у меня все еще стояла злобная ухмылка, отраженная в широко раскрытых глазах старика.
   – Возможно, нет, – пробормотал я. – Хотя это, пожалуй, мог быть и человек. Только совсем сбрендивший. Или… возможно, и нет. Не знаю пока. – Слова так и рвались у меня с языка, и я решительно захлопнул рот, пока не соберусь с мыслями.
   Я огляделся по сторонам и только теперь понял, что бегавшие по моей спине мурашки реагируют вовсе не на воспоминание о темной энергии, к которой я прикоснулся за дверью.
   Что-то сгущалось в воздухе, и совсем близко.
   – Роулинз, – спросил я, – сколько здесь еще полицейских?
   – Кроме меня, сейчас никого, – тихо отозвался он. Он вгляделся в мое лицо и тут же завертел головой, озираясь, а рука его дернулась вниз, к кобуре. – А что, неприятности?
   – Неприятности, – кивнул я, перекладывая посох в правую руку.
   Разом погас свет, и гостиница погрузилась в кромешную тьму.
   И тут послышался визг.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   Роулинзу потребовалось не больше двух-трех секунд, чтобы достать фонарик и включить его. С полсекунды свет горел ярко и ясно, а потом померк, словно стекло покрылось слоем жирной сажи. Очень скоро луч пробивал темноту на длину вытянутой руки, не больше.
   – Какого черта? – буркнул он и встряхнул фонарик. Правой рукой он расстегнул кобуру; пистолет, правда, пока не вынимал. Правильный мужик. Он не хуже меня понимал, что перепуганных посетителей в гостинице гораздо больше, чем потенциальных врагов.
   – Попробуем-ка мой, – сказал я и снял с шеи серебряную пентаграмму на цепочке.
   Пара едва слышных слов шепотом, усилие воли – и амулет засиял серебристо-голубым светом, отогнавшим давившую на нас темноту футов на пятнадцать. Дальше клубился мрак – не столько темный туман, сколько просто отсутствие света.
   Сжав посох в правой руке, я накачал в него энергии – так, что руны и знаки засветились неярким янтарным сиянием.
   Секунду Роулинз молча смотрел на меня, потом очнулся.
   – Что, черт подери, происходит?
   Из темноты послышались топот бегущих ног, крик и визг, только доносились они до нас как-то странно, приглушенно. В круг света моей магической пентаграммы вывалилась, всхлипывая, одна из переодетых вампирами девиц. Секунду спустя следом за ней появились несколько подростков, едва не врезавшихся в нее на бегу. Роулинз вовремя ухватил ее за руку и, буркнув «Прошу прощения, мисс», отдернул в сторону и повернул лицом к себе.
   – Идите вдоль стены к выходу, – скомандовал он. – Держитесь рукой за стену, ясно?
   Она кивнула и в своем размазанном от слез гриме исчезла в указанном Роулинзом направлении.
   – Пожар? – выдохнул Роулинз, повернувшись обратно ко мне. – Это что, дым?
   – Нет, – заверил я его. – Чего-чего, а пожаров я навидался.
   Он как-то странно покосился на меня, спохватился, поймал пожилую женщину, слепо шарившую перед собой руками, и послал ее к выходу вслед за девчонкой-«вампиром». Потом зябко поежился, и выдох его повис в воздухе морозным облачком. За какую-то минуту температура в помещении упала градусов на двадцать.
   Стараясь не обращать внимания на доносившиеся из темноты крики перепуганных людей, я сосредоточился на своем магическом чутье. Сквозь холод и мрак до меня донеслись знакомые отголоски слагаемого заклятия… правда, где именно я встречал такое, я не помнил.
   Я закрыл глаза и начал медленно поворачиваться вокруг оси, вслушиваясь в свои ощущения. В направлении коридора, ведущего к входному вестибюлю и стойке администратора, тьма показалась мне плотнее, осязаемее. Я сделал шаг в ту сторону, и ощущение усилилось. Значит, источник магической энергии находился где-то там. Я стиснул зубы и двинулся вперед.
   – Эй, – окликнул меня Роулинз. – Куда это вы?
   – Наш нехороший парень где-то там, – сказал я. – Или что-то другое. Возможно, вам лучше остаться здесь, помогать людям выйти.
   – Возможно, вам лучше заткнуться, – благодушно отозвался Роулинз. Выглядел он слегка напуганным, но пистолет держал у бедра стволом вниз. В другой руке он продолжал сжимать ставший бесполезным фонарик. – Я вас прикрою.
   Я не стал спорить, кивнул ему и двинулся дальше в темноту. Роулинз не отставал. Со всех сторон доносились визги, и время от времени мы натыкались на перепуганных людей. Командным, не терпящим возражений голосом Роулинз отправлял их к выходу вдоль стены. Темнота увеличивала свое давление, и мне приходилось прикладывать больше усилий, отгоняя ее светом амулета. Еще несколько шагов – и воздух сделался совсем уж холодным. Каждый шаг давался с трудом, словно мы двигались по пояс в ледяной воде. Мне пришлось наклониться вперед, одолевая сопротивление, и я даже крякнул от натуги.
   – Что не так? – срывающимся от волнения голосом спросил Роулинз.
   Мы как раз проходили мимо плафона аварийного освещения, только оранжевого свечения его хватало на несколько дюймов, не больше. Никакого сравнения с моим амулетом.
   – Темная магия, – процедил я сквозь зубы. – Какой-то оберег. Пытается не пустить меня дальше.
   – Господи, – буркнул он. – Темная магия… Бред какой-то.
   Я остановился и в упор посмотрел на него через плечо:
   – Так вы со мной или как?
   Он поперхнулся и посмотрел туда, где смутно маячили блеклые пятна следующего аварийного огня.
   – Блин, – пробормотал он, и по виску его, несмотря на холод, стекла струйка пота. – Я вам зачем нужен, вперед подталкивать?
   Я усмехнулся – не сказать, чтобы весело – и принялся прорубаться через невидимый оберег воображаемым мачете своей воли, пока тот не начал подаваться. Двигаться сразу же стало легче. Одновременно ощущение действующего заклятия сделалось четче, яснее.
   – Где-то впереди, – сказал я. – Первый конференц-зал по этому коридору.
   – Они там кино крутят, – сообщил Роулинз. Он ухватил за рукав какого-то перепуганного, всхлипывающего мужчину средних лет, толкнул его к стене и рявкнул команду убираться. – Господи, там было битком набито! Если начнется паника…
   Он не договорил, да этого и не требовалось. История чикагских кинотеатров знает не один и не два случая давки со смертельным исходом. Я удвоил усилия, и мне удалось даже перейти на тяжелый, будто с грузом на ногах бег. Одна из створок двери в зал оказалась закрыта, другая висела, скособочившись, на одной петле – с такой силой ее вышибли. В помещении разом завизжали – не так наигранно, как в фильме-ужастике. Завизжали по-настоящему. Не видя кричащих, и не поверишь, что такие звуки издает человеческое горло. Так визжат только тогда, когда происходит что-то по-настоящему жуткое.
   Роулинз знал, что означает такой визг. Он вполголоса выругался, поднял пистолет на изготовку, и мы бок о бок ринулись в зал.
   Стоило миновать дверь, как мрак начал уже не просто давить на меня. Воздух, казалось, сгустился до желеобразного состояния, каждый шаг стоил отчаянных усилий. Я раздраженно зарычал, и энергия моей злости добавила сияния амулету-пентаграмме. Мягкий свет его превратился в иссиня-белый луч прожектора, испепелявшего мрак у меня на пути. Большая часть помещения оставалась темной, и все же мрак утратил свое подавляющее превосходство.