Страница:
Между тем доктор исчез. Вместо него появился человек в пестрой рубашке. Он был седой. На глазах темные очки. Над ним стоял какой-то тип в милицейской форме. Постепенно до Павла стало доходить, что он не в больнице и попросту не может в ней быть. Перед глазами пронеслось утро дома, дорога в военкомат, Фирсов…
– Черт! – выдавил он из себя, пытаясь сесть, и в тот же момент рухнул обратно на асфальт. Лежащие на животе руки оказались в наручниках. Он так дернул ими, собираясь оттолкнуться от земли, что «браслеты» впились в кожу и на глазах выступили слезы.
– Не суетись. – Мужчина взял парня за шиворот и посадил. – Как самочувствие?
– Где? Что со мной? – Павел вдруг увидел, как в стоявшую сбоку «Скорую» грузят носилки с лежащим на них телом в черном пластиковом пакете. – Он убил его?!
– О-о! – протянул мужчина в униформе. – Почему они все с этого начинают?
– Кто все? – Поднявший за шиворот Павла человек в очках вопросительно посмотрел на милиционера.
– Мокрушники. – Тот зло сплюнул и отошел в сторону.
– Товарищ лейтенант. – Мужчина в очках осторожно убрал руку с шеи Павла, убедился, что тот, оставшись без поддержки, не упадет, встал: – Не разбрасывайтесь терминами. До суда он только подозреваемый.
– Да чего уж там, – усмехнулся лейтенант. – Нож, руки по локоть в крови – это не улики. Я не удивлюсь, если часть уха потерпевшего во рту будет недостаточным поводом к задержанию.
– Не утрируй. – Мужчина снял очки, достал носовой платок и стал с задумчивым видом протирать стекла.
Пашка наконец понял, что речь идет о нем. Только почему с ним говорят так, будто он порезал рыжего? А может, не его, а боксера? Неужели потерял над собой контроль и все-таки порешил?
Он опустил взгляд. Ладонь правой руки была в бурых пятнах. Точно такие же были на груди.
– Черт! – испуганно воскликнул он и стал подниматься.
– Не торопись! – Откуда-то сбоку подскочил сержант с автоматом и схватил его за плечо.
Пашка выпрямился и едва снова не упал. Голова кружилась. Он огляделся. Кроме санитарной машины, рядом стояли милицейский «УАЗ» и «Жигули» с синими номерами. Несколько человек, двое из которых в штатском, медленно ходили, глядя себе под ноги. Сработала фотовспышка.
– Здесь тоже кровь, – раздался голос.
Между тем мужчина, возившийся с очками, закончил их протирать и водрузил на нос.
– Скажите! – Павел шагнул к нему. – Что случилось? Неужели вы думаете, что я убил?
– Нет, никто так не думает, – вновь изрек лейтенант. – Уверены.
Выражение его лица красноречиво говорило о том, что ему доставляет удовольствие видеть попавшего в беду человека. Павел был уверен: достаточно пяти минут, чтобы убедиться, что он ничего не совершал. Наоборот, сам стал жертвой бандитов.
– Меня ограбили. – Он шмыгнул носом. – Я в военкомате деньги получил. Можете проверить.
– Ха! – Лейтенант аж подпрыгнул. – Что я говорил?! А может, еще и изнасиловали, а? – съязвил он, но осекся, поймав на себе осуждающий взгляд сотрудника в очках.
– Разберемся. – Седой махнул сержанту: – Грузите его в машину. Любимов с Козиным пусть пройдут по району, может, кто что видел. Я заскочу в военкомат. Как фамилия человека, выдавшего тебе деньги? – вновь обратился он к Павлу.
– Майор Фирсов.
Дорога, медленно поднимаясь, петляла, повторяя изгибы синей ленты реки Подумок. Отсюда, с высоты птичьего полета, она не казалась такой своенравной, стремительной и шумной, как вблизи. Перекаты и пороги просто белели от сносимой вниз по течению пены. Справа проплывала то отвесная скала, то склон, покрытый зарослями низкорослых деревьев. Надрывно гудя и давясь разогретым воздухом, «Нива» карабкалась вверх.
– Скоро перевал. – Ехавший рядом с водителем кучерявый, со сросшимися на переносице бровями чеченец посмотрел на часы: – Хатча, ты раньше был в этом селе?
– Ты что, забыл? Я в Карачаево-Черкесии в первый раз! – ответил с широкими бровями и орлиным носом молодой мужчина и ловко объехал осыпавшиеся на проезжую часть, размером с кулак, булыжники. Он был словно налит силой. Огромные кулаки, мощные плечи под футболкой говорили о его недюжинном здоровье. На шее, с левой стороны, был шрам.
– Зачем согласился с нами ехать? – спросил с заднего сиденья угрюмый, с густой черной шевелюрой и подстриженной бородой кавказец. Он выглядел усталым. Было заметно – дорога ему наскучила, и он задал вопрос просто так, чтобы как-то разнообразить поездку.
– Странный ты, Джамшед. – Хатча посмотрел на него в зеркало заднего вида. – Ты так говоришь, будто забыл: мы давно одно целое. Что с того, что не был? Разве все наши братья, сложившие свои головы на Дубровке, бывали там раньше?
– И сестры, – едва слышно проговорил Джамшед.
– Что? – не понял Хатча.
– У Магомеда там сестра осталась.
– Да? – удивленно протянул Хатча и покосился на Магомеда. В его глазах появился интерес. Он что-то хотел спросить, но передумал и снова уставился на дорогу.
Неожиданно в кармане спинки водительского сиденья раздалось попискивание. Джамшед сунул туда руку и вынул спутниковый телефон. Отвернул антенну и приложил к уху:
– Слушаю тебя.
На связь вышел организатор акции и руководитель диверсионной группы Анди Салгариев по кличке Циклоп. Невысокого роста, щуплый чеченец получил такое прозвище из-за ранения в левый глаз.
– Вы где?
– Подъезжаем.
– Я на месте.
– Понял. – С этими словами Джамшед отключил связь, откинулся на спинку сиденья и потянулся.
Сегодня он вместе с ехавшими в машине моджахедами должен провернуть в Черкесии дело, итогом которого станет ситуация, которая была когда-то в их республике. В одном из сел они ворвутся в дом милиционера и уничтожат его вместе с семьей. Потом убьют русскую учительницу и армянина-врача. После этого, как сказал Анди, произвольная программа. На почти пустынной в темное время трассе они должны посеять смерть и скрыться. Что будет потом, остается только догадываться. Об их делах узнает весь мир. Конечно, имен никто объявлять не будет. Пока это рано. Но придет время, когда не только деньги, но и слава станет им наградой. Сейчас задача всколыхнуть Кавказ. Здесь хрупкий мир. Тем более в последний перед выборами год. Уже завтра все газеты и телевидение будут рассказывать о бесчинствах на юге России. Если все пройдет гладко, все будут думать, будто это дело рук черкесов. Убийство представителей власти, жителей других национальностей, расстрел ни в чем не повинных людей на дорогах. И все это за одну ночь. Куда смотрело правительство, МВД, ФСБ? Мало было Чечни, в которой до сих пор тлеют угли войны?
Магомед Мамедов и Хатча Улукбеков работают с Джамшедом уже не один год. Им давно за тридцать. Он разменял пятый десяток. На год старше его Анди. Они мудрые и старые воины. Не чета желторотым парням, кровью которых полита земля Ичкерии. Он не умалял их заслуги в борьбе за свободу. Но чем бы закончилась война с русскими, если бы все были как он или тот же Хатча? Магомед тоже хороший воин, но хвастун. Джамшед недолюбливал его за образованность. У него за плечами институт. Был юристом. Успел поработать в органах. Когда к власти пришел Дудаев, Магомед возглавил отряд спецназа. Джамшед, как и Хатча, до войны окончил школу, отучился в техникуме и отслужил в армии. Из всех троих он еще во времена Советского Союза успел использовать оружие по назначению. После учебки попал в Афганистан. Демобилизовался, вернулся на родину и недолго работал геологом. Потом развал Союза. Беспредел. Вместе с Хатчей приехали в Москву. Быстро заработали авторитет. Помогали землякам отбирать у ленивых москвичей гостиницы, бары и магазины. По первому зову президента Ичкерии бросили свои дела и отправились защищать молодую республику. За это время было все. Ранения, победы, отступления, скитание по горам, жизнь в Турции, где познакомились с Магомедом. После ранения он работал в Конгрессе чеченского народа. Туда однажды пришли и они. Магомед помог с деньгами и жильем. Он посоветовал им не возвращаться на родину, а ждать. Скоро их отыскал Анди. Долго расспрашивал о жизни, семье, отношении к религии. Что думают делать дальше. Джамшед раньше ничего не слышал об Анди Салгариеве и говорил с ним пренебрежительно. Тот дал понять, что ради этого разговора приехал из Англии. Он намекнул, что существует отдельная, хорошо финансируемая программа не только отделения Ичкерии от России и предоставления ей суверенитета, а развала всей ненавистной империи на мелкие государства. Одна Чечня, получив самостоятельность, задохнется. Она не имеет выхода к морю, граница с Грузией проходит по труднодоступным районам. Необходим целый блок кавказских народов. Особенно Дагестан с Каспием, Карачаево-Черкесия, Осетия, Ингушетия, как буфер между ними и Россией. К тому же чеченцы всегда смотрели на эти народы как на своих потенциальных рабов. Таков у них менталитет. Они настоящие горцы, остальные так себе. Ведь даже внутри Чечни люди делятся на горные и равнинные тейпы, между которыми идет вечное соперничество. Анди рассказал, что создаются сотни мелких, но хорошо организованных, оснащенных по последнему слову техники диверсионных групп для проведения акций в любой точке мира. Для этого надо пройти дополнительное обучение. Но даже за него хорошо платят. Однако с первого раза Анди не смог убедить Джамшеда вновь взяться за оружие. Тогда многим были нужны хорошие воины, готовые убивать только за веру. Те, кто агитировал воевать, все как один обещали хорошие деньги. К тому времени Джамшед и Хатча уже разочаровались в затянувшемся тупом противостоянии. Они поняли, что вся война делается в Москве и Лондоне. Среди рядовых боевиков ходили слухи, что есть два человека, которые имеют неограниченную власть и огромные средства. Будто кровавая бойня – это дележ огромного пирога, ни один из кусков которого никогда не достанется дерущимся. Захотят они положить ей конец, и через час наступит тишина. Есть такие силы. Он знал. Об этом говорили с того момента, как прозвучали первые выстрелы на пути входивших в Чечню колонн бронетехники. Теперь это косвенно подтверждал Анди, агитируя продолжать воевать. Он приводил в пример албанцев и утверждал, что им помог Аллах. Братья по вере сумели отвоевать землю у сербов. И это при том, что она считалась колыбелью славянской культуры. Но Джамшед знал, как на Югославию навалился всей мощью НАТО, а никакой не Всевышний помог. По всему выходило, что в Чечне руками чеченцев воюют Англия и Америка.
После первой беседы с Анди последовала вторая, третья. Джамшеду и Хатче даже становилось неудобно, что человек утруждает себя поездками к ним. Они тогда снимали небольшую комнату на деньги, которые удалось привезти с собой и получить в конгрессе. К тому же перебивались случайными заработками. Оба разбирались в строительстве. Могли класть плитку, делать мелкий ремонт офисов.
Но однажды наступил день, когда Джамшед понял: смысл такого существования не для него. Если нет возможности вернуться на родину обычным человеком, можно попасть туда нелегально, с оружием в руках и продолжать бороться. Все равно, какую цель преследуют те, кто отправит его обратно. Он принял предложение Анди. Глядя на него, дал согласие и Хатча. Вскоре они оказались в одной из школ, где готовили частных охранников. Размещенное в окрестностях Анкары учреждение имело «двойное дно». Параллельно основной деятельности на ее территории готовили и террористов, которых называли диверсантами. Легальные ученики не подозревали, кто учится с ними бок о бок. Да и никогда не видели их. Под этой ширмой в течение нескольких месяцев отщепенцы самых разных национальностей изучали новейшие системы навигации, средства связи, способы изготовления и установки взрывных устройств, яды, топографию, тактику действий. Здесь рассказывали, как осуществляется охрана первых лиц государств, атомных станций, предприятий химической промышленности. Показывали учебные фильмы, изучался опыт действия партизан Второй мировой войны, вьетнамцев и террористов Аль-Каиды. Не оставили без внимания такие вещи, как радиоактивные материалы, их свойства, возможности применения. Большое внимание уделялось и физической подготовке. Много стреляли, метали ножи, дрались. Постепенно Джамшед понял – на базе уже имеющегося опыта они получили такие знания, что могут устроить любую диверсию, какую только задумает руководство.
Первое крещение в новой роли он с Хатчей получил год назад. Уничтожили прокурора района в Ингушетии. Потом был подрыв железнодорожного полотна под Грозным. Убийство семьи милиционера в Гудермесе. Сбор информации по восстановлению нефтеперегонного завода. Джамшед понимал: все эти поручения только для того, чтобы группа не расслаблялась. Их ждет что-то серьезное. Даже предстоящая сегодня работа – это так, мелочь. Напоминание властям, что не все так хорошо.
Машина въехала на перевал. Уже смеркалось. Низины медленно заполняла темнота, в которой плавали огни далеких селений. Над всем этим было темно-розовое, с серебристыми прослойками на западе небо.
Хатча включил фары. Темнота враз подступила к машине. В желтоватом пятне пронеслась светящейся точкой какая-то бабочка. Вскоре дорога пошла под уклон. Поехали быстрее. Промелькнул указатель «Верхняя Мара», а ниже – «Мара Аягъы». Справа и слева потянулись дома за высокими заборами из железа, бетонных плит, просто камней. Светящиеся квадраты окон настороженно смотрели сквозь ветви росших перед домами деревьев на несущуюся по темной улице машину.
– Где живет этот ишак? – спросил Хатча.
– Дальше. А учительница здесь. – Джамшед перегнулся через сиденье и показал пальцем на освещенный двор.
Проехав через село, почти сразу оказались в лесу. В окна ворвался еще не остывший воздух с запахом трав и цветов.
– Сколько едем, один пост, – вздохнул Хатча. – Даже не верится.
– Ничего, – протянул Магомед. – Скоро здесь такое начнется…
– Как саранча налетят, – поддержал его Джамшед. – Поезжай тише.
Хатча сбавил скорость. Все стали смотреть вправо.
– Выключи свет! – неожиданно потребовал Магомед. – Ничего не видно.
– Как я поеду?! – удивился Хатча.
– На габаритах, потихоньку, – ответил он. – Давно должен был быть поворот.
– Не волнуйся, – успокоил Джамшед. – Анди даст сигнал фарами.
– Откуда он знает, что это мы едем? – удивился Магомед.
– Есть! – неожиданно воскликнул Хатча и резко повернул руль вправо.
Все повалились на левый бок. Джамшед ударился головой о стекло.
– Ты что?! – зло зашипел Магомед. – Аккуратней не мог?
– В последний момент заметил, – стушевался Хатча.
– Ничего страшного, если бы и проехали. Что, нельзя сдать назад? – потирая на голове ушибленное место, проговорил Джамшед, пытаясь разглядеть впереди машину.
Хатча затормозил у стоявшего на обочине «УАЗа» и выключил свет.
– А где Анди? – едва слышно спросил Магомед, глядя на силуэт внедорожника.
– Может, это не он? – выдвинул предположение Хатча и вышел. Уже оказавшись снаружи, сунул под сиденье руку и вынул оттуда пистолет. Магомед выбрался со своей стороны. У него не было оружия. Они медленно двинулись к машине.
– Анди! – негромко окликнул Хатча и заглянул в салон через окно.
– Ну что? – спросил Магомед.
– Никого, – развел руками Хатча.
Джамшед вынул телефон, по которому связывался с Анди, отвернул антенну, надавил на кнопку автоматического набора частоты и тут же вздрогнул, услышав рядом с собой зуммер вызова. Он развернулся на звук. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, стоял Анди.
– Ты чего? – удивился Джамшед.
– Так, решил проверить. Вдруг за вами следят?
– За кого ты нас принимаешь? – возмутился Хатча. С расстроенным видом он отошел от «уазика».
– Здесь, недалеко, трое русских, – сказал Анди. – Четыре-пять часов они будут спать. За это время нам надо сделать все дела и вернуться.
– Что ты задумал? – осторожно спросил Джамшед.
– Разве сам не догадался? – усмехнулся Анди. – Мы посадим их в «Ниву», которую запомнят люди, оставим в ней оружие, использованное в акции, подожжем и уйдем с дороги. Или у тебя есть другие варианты того, как уйти после дела?
– Нет, – стушевался Джамшед. – Но если бы ты сказал, я бы наверняка что-нибудь придумал.
– Не сомневаюсь. – Анди потрепал его по плечу. – Просто я знал этих людей, и они согласились помочь мне в дороге, а потом я их отблагодарил водкой.
Глава 4
– Черт! – выдавил он из себя, пытаясь сесть, и в тот же момент рухнул обратно на асфальт. Лежащие на животе руки оказались в наручниках. Он так дернул ими, собираясь оттолкнуться от земли, что «браслеты» впились в кожу и на глазах выступили слезы.
– Не суетись. – Мужчина взял парня за шиворот и посадил. – Как самочувствие?
– Где? Что со мной? – Павел вдруг увидел, как в стоявшую сбоку «Скорую» грузят носилки с лежащим на них телом в черном пластиковом пакете. – Он убил его?!
– О-о! – протянул мужчина в униформе. – Почему они все с этого начинают?
– Кто все? – Поднявший за шиворот Павла человек в очках вопросительно посмотрел на милиционера.
– Мокрушники. – Тот зло сплюнул и отошел в сторону.
– Товарищ лейтенант. – Мужчина в очках осторожно убрал руку с шеи Павла, убедился, что тот, оставшись без поддержки, не упадет, встал: – Не разбрасывайтесь терминами. До суда он только подозреваемый.
– Да чего уж там, – усмехнулся лейтенант. – Нож, руки по локоть в крови – это не улики. Я не удивлюсь, если часть уха потерпевшего во рту будет недостаточным поводом к задержанию.
– Не утрируй. – Мужчина снял очки, достал носовой платок и стал с задумчивым видом протирать стекла.
Пашка наконец понял, что речь идет о нем. Только почему с ним говорят так, будто он порезал рыжего? А может, не его, а боксера? Неужели потерял над собой контроль и все-таки порешил?
Он опустил взгляд. Ладонь правой руки была в бурых пятнах. Точно такие же были на груди.
– Черт! – испуганно воскликнул он и стал подниматься.
– Не торопись! – Откуда-то сбоку подскочил сержант с автоматом и схватил его за плечо.
Пашка выпрямился и едва снова не упал. Голова кружилась. Он огляделся. Кроме санитарной машины, рядом стояли милицейский «УАЗ» и «Жигули» с синими номерами. Несколько человек, двое из которых в штатском, медленно ходили, глядя себе под ноги. Сработала фотовспышка.
– Здесь тоже кровь, – раздался голос.
Между тем мужчина, возившийся с очками, закончил их протирать и водрузил на нос.
– Скажите! – Павел шагнул к нему. – Что случилось? Неужели вы думаете, что я убил?
– Нет, никто так не думает, – вновь изрек лейтенант. – Уверены.
Выражение его лица красноречиво говорило о том, что ему доставляет удовольствие видеть попавшего в беду человека. Павел был уверен: достаточно пяти минут, чтобы убедиться, что он ничего не совершал. Наоборот, сам стал жертвой бандитов.
– Меня ограбили. – Он шмыгнул носом. – Я в военкомате деньги получил. Можете проверить.
– Ха! – Лейтенант аж подпрыгнул. – Что я говорил?! А может, еще и изнасиловали, а? – съязвил он, но осекся, поймав на себе осуждающий взгляд сотрудника в очках.
– Разберемся. – Седой махнул сержанту: – Грузите его в машину. Любимов с Козиным пусть пройдут по району, может, кто что видел. Я заскочу в военкомат. Как фамилия человека, выдавшего тебе деньги? – вновь обратился он к Павлу.
– Майор Фирсов.
* * *
Дорога, медленно поднимаясь, петляла, повторяя изгибы синей ленты реки Подумок. Отсюда, с высоты птичьего полета, она не казалась такой своенравной, стремительной и шумной, как вблизи. Перекаты и пороги просто белели от сносимой вниз по течению пены. Справа проплывала то отвесная скала, то склон, покрытый зарослями низкорослых деревьев. Надрывно гудя и давясь разогретым воздухом, «Нива» карабкалась вверх.
– Скоро перевал. – Ехавший рядом с водителем кучерявый, со сросшимися на переносице бровями чеченец посмотрел на часы: – Хатча, ты раньше был в этом селе?
– Ты что, забыл? Я в Карачаево-Черкесии в первый раз! – ответил с широкими бровями и орлиным носом молодой мужчина и ловко объехал осыпавшиеся на проезжую часть, размером с кулак, булыжники. Он был словно налит силой. Огромные кулаки, мощные плечи под футболкой говорили о его недюжинном здоровье. На шее, с левой стороны, был шрам.
– Зачем согласился с нами ехать? – спросил с заднего сиденья угрюмый, с густой черной шевелюрой и подстриженной бородой кавказец. Он выглядел усталым. Было заметно – дорога ему наскучила, и он задал вопрос просто так, чтобы как-то разнообразить поездку.
– Странный ты, Джамшед. – Хатча посмотрел на него в зеркало заднего вида. – Ты так говоришь, будто забыл: мы давно одно целое. Что с того, что не был? Разве все наши братья, сложившие свои головы на Дубровке, бывали там раньше?
– И сестры, – едва слышно проговорил Джамшед.
– Что? – не понял Хатча.
– У Магомеда там сестра осталась.
– Да? – удивленно протянул Хатча и покосился на Магомеда. В его глазах появился интерес. Он что-то хотел спросить, но передумал и снова уставился на дорогу.
Неожиданно в кармане спинки водительского сиденья раздалось попискивание. Джамшед сунул туда руку и вынул спутниковый телефон. Отвернул антенну и приложил к уху:
– Слушаю тебя.
На связь вышел организатор акции и руководитель диверсионной группы Анди Салгариев по кличке Циклоп. Невысокого роста, щуплый чеченец получил такое прозвище из-за ранения в левый глаз.
– Вы где?
– Подъезжаем.
– Я на месте.
– Понял. – С этими словами Джамшед отключил связь, откинулся на спинку сиденья и потянулся.
Сегодня он вместе с ехавшими в машине моджахедами должен провернуть в Черкесии дело, итогом которого станет ситуация, которая была когда-то в их республике. В одном из сел они ворвутся в дом милиционера и уничтожат его вместе с семьей. Потом убьют русскую учительницу и армянина-врача. После этого, как сказал Анди, произвольная программа. На почти пустынной в темное время трассе они должны посеять смерть и скрыться. Что будет потом, остается только догадываться. Об их делах узнает весь мир. Конечно, имен никто объявлять не будет. Пока это рано. Но придет время, когда не только деньги, но и слава станет им наградой. Сейчас задача всколыхнуть Кавказ. Здесь хрупкий мир. Тем более в последний перед выборами год. Уже завтра все газеты и телевидение будут рассказывать о бесчинствах на юге России. Если все пройдет гладко, все будут думать, будто это дело рук черкесов. Убийство представителей власти, жителей других национальностей, расстрел ни в чем не повинных людей на дорогах. И все это за одну ночь. Куда смотрело правительство, МВД, ФСБ? Мало было Чечни, в которой до сих пор тлеют угли войны?
Магомед Мамедов и Хатча Улукбеков работают с Джамшедом уже не один год. Им давно за тридцать. Он разменял пятый десяток. На год старше его Анди. Они мудрые и старые воины. Не чета желторотым парням, кровью которых полита земля Ичкерии. Он не умалял их заслуги в борьбе за свободу. Но чем бы закончилась война с русскими, если бы все были как он или тот же Хатча? Магомед тоже хороший воин, но хвастун. Джамшед недолюбливал его за образованность. У него за плечами институт. Был юристом. Успел поработать в органах. Когда к власти пришел Дудаев, Магомед возглавил отряд спецназа. Джамшед, как и Хатча, до войны окончил школу, отучился в техникуме и отслужил в армии. Из всех троих он еще во времена Советского Союза успел использовать оружие по назначению. После учебки попал в Афганистан. Демобилизовался, вернулся на родину и недолго работал геологом. Потом развал Союза. Беспредел. Вместе с Хатчей приехали в Москву. Быстро заработали авторитет. Помогали землякам отбирать у ленивых москвичей гостиницы, бары и магазины. По первому зову президента Ичкерии бросили свои дела и отправились защищать молодую республику. За это время было все. Ранения, победы, отступления, скитание по горам, жизнь в Турции, где познакомились с Магомедом. После ранения он работал в Конгрессе чеченского народа. Туда однажды пришли и они. Магомед помог с деньгами и жильем. Он посоветовал им не возвращаться на родину, а ждать. Скоро их отыскал Анди. Долго расспрашивал о жизни, семье, отношении к религии. Что думают делать дальше. Джамшед раньше ничего не слышал об Анди Салгариеве и говорил с ним пренебрежительно. Тот дал понять, что ради этого разговора приехал из Англии. Он намекнул, что существует отдельная, хорошо финансируемая программа не только отделения Ичкерии от России и предоставления ей суверенитета, а развала всей ненавистной империи на мелкие государства. Одна Чечня, получив самостоятельность, задохнется. Она не имеет выхода к морю, граница с Грузией проходит по труднодоступным районам. Необходим целый блок кавказских народов. Особенно Дагестан с Каспием, Карачаево-Черкесия, Осетия, Ингушетия, как буфер между ними и Россией. К тому же чеченцы всегда смотрели на эти народы как на своих потенциальных рабов. Таков у них менталитет. Они настоящие горцы, остальные так себе. Ведь даже внутри Чечни люди делятся на горные и равнинные тейпы, между которыми идет вечное соперничество. Анди рассказал, что создаются сотни мелких, но хорошо организованных, оснащенных по последнему слову техники диверсионных групп для проведения акций в любой точке мира. Для этого надо пройти дополнительное обучение. Но даже за него хорошо платят. Однако с первого раза Анди не смог убедить Джамшеда вновь взяться за оружие. Тогда многим были нужны хорошие воины, готовые убивать только за веру. Те, кто агитировал воевать, все как один обещали хорошие деньги. К тому времени Джамшед и Хатча уже разочаровались в затянувшемся тупом противостоянии. Они поняли, что вся война делается в Москве и Лондоне. Среди рядовых боевиков ходили слухи, что есть два человека, которые имеют неограниченную власть и огромные средства. Будто кровавая бойня – это дележ огромного пирога, ни один из кусков которого никогда не достанется дерущимся. Захотят они положить ей конец, и через час наступит тишина. Есть такие силы. Он знал. Об этом говорили с того момента, как прозвучали первые выстрелы на пути входивших в Чечню колонн бронетехники. Теперь это косвенно подтверждал Анди, агитируя продолжать воевать. Он приводил в пример албанцев и утверждал, что им помог Аллах. Братья по вере сумели отвоевать землю у сербов. И это при том, что она считалась колыбелью славянской культуры. Но Джамшед знал, как на Югославию навалился всей мощью НАТО, а никакой не Всевышний помог. По всему выходило, что в Чечне руками чеченцев воюют Англия и Америка.
После первой беседы с Анди последовала вторая, третья. Джамшеду и Хатче даже становилось неудобно, что человек утруждает себя поездками к ним. Они тогда снимали небольшую комнату на деньги, которые удалось привезти с собой и получить в конгрессе. К тому же перебивались случайными заработками. Оба разбирались в строительстве. Могли класть плитку, делать мелкий ремонт офисов.
Но однажды наступил день, когда Джамшед понял: смысл такого существования не для него. Если нет возможности вернуться на родину обычным человеком, можно попасть туда нелегально, с оружием в руках и продолжать бороться. Все равно, какую цель преследуют те, кто отправит его обратно. Он принял предложение Анди. Глядя на него, дал согласие и Хатча. Вскоре они оказались в одной из школ, где готовили частных охранников. Размещенное в окрестностях Анкары учреждение имело «двойное дно». Параллельно основной деятельности на ее территории готовили и террористов, которых называли диверсантами. Легальные ученики не подозревали, кто учится с ними бок о бок. Да и никогда не видели их. Под этой ширмой в течение нескольких месяцев отщепенцы самых разных национальностей изучали новейшие системы навигации, средства связи, способы изготовления и установки взрывных устройств, яды, топографию, тактику действий. Здесь рассказывали, как осуществляется охрана первых лиц государств, атомных станций, предприятий химической промышленности. Показывали учебные фильмы, изучался опыт действия партизан Второй мировой войны, вьетнамцев и террористов Аль-Каиды. Не оставили без внимания такие вещи, как радиоактивные материалы, их свойства, возможности применения. Большое внимание уделялось и физической подготовке. Много стреляли, метали ножи, дрались. Постепенно Джамшед понял – на базе уже имеющегося опыта они получили такие знания, что могут устроить любую диверсию, какую только задумает руководство.
Первое крещение в новой роли он с Хатчей получил год назад. Уничтожили прокурора района в Ингушетии. Потом был подрыв железнодорожного полотна под Грозным. Убийство семьи милиционера в Гудермесе. Сбор информации по восстановлению нефтеперегонного завода. Джамшед понимал: все эти поручения только для того, чтобы группа не расслаблялась. Их ждет что-то серьезное. Даже предстоящая сегодня работа – это так, мелочь. Напоминание властям, что не все так хорошо.
Машина въехала на перевал. Уже смеркалось. Низины медленно заполняла темнота, в которой плавали огни далеких селений. Над всем этим было темно-розовое, с серебристыми прослойками на западе небо.
Хатча включил фары. Темнота враз подступила к машине. В желтоватом пятне пронеслась светящейся точкой какая-то бабочка. Вскоре дорога пошла под уклон. Поехали быстрее. Промелькнул указатель «Верхняя Мара», а ниже – «Мара Аягъы». Справа и слева потянулись дома за высокими заборами из железа, бетонных плит, просто камней. Светящиеся квадраты окон настороженно смотрели сквозь ветви росших перед домами деревьев на несущуюся по темной улице машину.
– Где живет этот ишак? – спросил Хатча.
– Дальше. А учительница здесь. – Джамшед перегнулся через сиденье и показал пальцем на освещенный двор.
Проехав через село, почти сразу оказались в лесу. В окна ворвался еще не остывший воздух с запахом трав и цветов.
– Сколько едем, один пост, – вздохнул Хатча. – Даже не верится.
– Ничего, – протянул Магомед. – Скоро здесь такое начнется…
– Как саранча налетят, – поддержал его Джамшед. – Поезжай тише.
Хатча сбавил скорость. Все стали смотреть вправо.
– Выключи свет! – неожиданно потребовал Магомед. – Ничего не видно.
– Как я поеду?! – удивился Хатча.
– На габаритах, потихоньку, – ответил он. – Давно должен был быть поворот.
– Не волнуйся, – успокоил Джамшед. – Анди даст сигнал фарами.
– Откуда он знает, что это мы едем? – удивился Магомед.
– Есть! – неожиданно воскликнул Хатча и резко повернул руль вправо.
Все повалились на левый бок. Джамшед ударился головой о стекло.
– Ты что?! – зло зашипел Магомед. – Аккуратней не мог?
– В последний момент заметил, – стушевался Хатча.
– Ничего страшного, если бы и проехали. Что, нельзя сдать назад? – потирая на голове ушибленное место, проговорил Джамшед, пытаясь разглядеть впереди машину.
Хатча затормозил у стоявшего на обочине «УАЗа» и выключил свет.
– А где Анди? – едва слышно спросил Магомед, глядя на силуэт внедорожника.
– Может, это не он? – выдвинул предположение Хатча и вышел. Уже оказавшись снаружи, сунул под сиденье руку и вынул оттуда пистолет. Магомед выбрался со своей стороны. У него не было оружия. Они медленно двинулись к машине.
– Анди! – негромко окликнул Хатча и заглянул в салон через окно.
– Ну что? – спросил Магомед.
– Никого, – развел руками Хатча.
Джамшед вынул телефон, по которому связывался с Анди, отвернул антенну, надавил на кнопку автоматического набора частоты и тут же вздрогнул, услышав рядом с собой зуммер вызова. Он развернулся на звук. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, стоял Анди.
– Ты чего? – удивился Джамшед.
– Так, решил проверить. Вдруг за вами следят?
– За кого ты нас принимаешь? – возмутился Хатча. С расстроенным видом он отошел от «уазика».
– Здесь, недалеко, трое русских, – сказал Анди. – Четыре-пять часов они будут спать. За это время нам надо сделать все дела и вернуться.
– Что ты задумал? – осторожно спросил Джамшед.
– Разве сам не догадался? – усмехнулся Анди. – Мы посадим их в «Ниву», которую запомнят люди, оставим в ней оружие, использованное в акции, подожжем и уйдем с дороги. Или у тебя есть другие варианты того, как уйти после дела?
– Нет, – стушевался Джамшед. – Но если бы ты сказал, я бы наверняка что-нибудь придумал.
– Не сомневаюсь. – Анди потрепал его по плечу. – Просто я знал этих людей, и они согласились помочь мне в дороге, а потом я их отблагодарил водкой.
Глава 4
Звук шагов эхом отражается от уныло-серых стен. Грохот и металлический звон решетчатых дверей отдает в груди неприятной, щекочущей нервы вибрацией. Пашка, словно механическая кукла, передвигал ногами по коридорам, выполнял команды конвойного – остановиться, повернуться лицом к стене, снова идти.
Пол прохода был выложен бордовой плиткой. Кое-где она была растрескавшаяся или попросту выбита. Такие места уродливо замазали цементом. Пашка снова поймал себя на мысли, что машинально считал на полу эти заплатки. Зачем, сам не понимал. Как будто это может пригодиться. И для чего?
– Лицом к стене! – вяло скомандовал невысокий сержант, звякнул задвижкой «кормушки» и заглянул в небольшое прямоугольное отверстие. Убедился, что с другой стороны никто не стоит, погремел ключами и распахнул двери.
Пашка перешагнул через порог. В нос ударил запах табачного дыма, пота, носков, параши и еще какой-то дряни, происхождение которой объяснить вот так, с ходу, невозможно. Это специфическое зловоние присутствовало везде – в кабинете оперчасти, коридорах, душевой. Им пропитались одежда, волосы, кожа и внутренности. Это был дух неволи и безысходности.
Лапшин Федька по кличке Лапша приподнял над подушкой голову. От долгого лежания волосы на одной стороне были прилизаны, а на другой взлохмачены. Некоторое время он смотрел на Павла с таким видом, будто был удивлен возвращением. Потом скучающе зевнул:
– Поговорил?
– Не вышел разговор. – Павел прошел к своей шконке, уцепился одной рукой за трубу, которыми здесь заменили уголок, другой за дужку, подтянулся и забросил тело на скрипучее ложе. Немного поерзал, устраиваясь между комками сбившейся в матраце ваты. Поправил подушку.
Посреди камеры, за столом, с книгой в руках сидел Мамонт. Среднего роста, щуплый паренек, весь синий от наколок. Как ни странно, все они были из тех, что делают в салонах тату. В СИЗО он залетел впервые и маялся здесь уже второй месяц в ожидании суда. Дело, которое ему шили, было смешным. Приехал на выходные в деревню к матери. Решил поправить забор, а часть стройматериала, как написано в деле, «пиломатериала в виде доски необрезной», позаимствовал у соседа. Немного, полтора десятка досок. Думал, не заметит. Однако вскоре тот пришел разбираться. Мамонт пообещал оторвать ему голову. В результате был обвинен в краже и угрозе убийства.
Мамонт оторвался от текста и поднял взгляд на Павла:
– Мне, конечно, все равно, но от адвоката ты зря отказался.
– А чем мне ему платить?
– Возьми государственного.
– Не надо советы давать, если не знаешь! – прохрипел снизу Бек. – Этот козел со следаком договорится, и разведут на пару пацана. Он получит лет пять, будет считать, что легко отделался, а на самом деле вовсе чалиться не должен. Так и стой на своем, – уже обращаясь к Павлу, продолжил Бек. – Ты как бы в несознанку ушел. Тем более если говоришь, что так оно и есть, не мочил ты терпилу, а сам попал под раздачу, тебе и карты в руки.
– Я тебя понял. – Пашка заложил руки за голову и уставился в потолок. Мысли были одна мрачнее другой. Дело передали в прокуратуру. Следователь Жилова – средних лет нервная дама с коротко стриженными черными волосами и в модных очках – с первых дней дала понять, что положение его крайне незавидное. Он и без нее это знал. А когда увидел этот скучный и безразличный взгляд, еще сильнее утвердился во мнении, что от срока не отвертеться. До глубины души было обидно и больно, что срок он получит из-за этой женщины. От нее зависит, где он проведет ближайшие десять-двенадцать лет. Это она не желает разбираться. Есть человек и преступление, надо одно привязать к другому и передать дело в суд. Так это было или не так, какое имеет значение? Оказался паренек не в то время и не в том месте. Сам виноват. Тем более версия с грабежом рассыпалась как карточный домик. Оказывается, в этот день Пашка деньги не получал. Попросту не мог, так как всю, до копеечки причитающуюся сумму ему выдали накануне, о чем имеются соответствующие записи в финансовых документах. Следовательно, брать у Павла было попросту нечего. Конечно, можно допустить, будто у него отобрали деньги, которые он получил за день до происшествия, но он стоял на своем, что Фирсов соизволил произвести расчет именно в тот день, когда его и нашли с ножом в руках рядом с трупом. Попытку рассказать об издевательстве Фирсова следователь расценила как клевету и пригрозила привлечь за это к ответу. К тому же майор заявил, будто прапорщик запаса вел себя неадекватно. Он даже обеспокоился его психическим состоянием. Все окончательно стало ясно, когда Долгов явился к нему во второй раз и снова потребовал деньги. Кое-как Фирсову удалось убедить его, что он уже ему ничего не должен.
От такой наглости, бессовестности и скотства голова у Павла шла кругом. Он, конечно, знал, что государство со всеми его институтами давно прогнило, но не думал, что его это каким-то боком коснется лично. Он привык, что всех без исключения, включая мать, отца, соседей по дому и улице, а если смотреть глубже, то и всю страну, давно и бессовестно обманывают, но когда это происходит в массе, то не так обидно.
По версии следствия, которую навязывала Жилова, он получил деньги, но куда-то их дел и забыл. Это легко объяснялось ранением и контузией, следствием которых стали провалы памяти и немотивированные вспышки агрессии. На следующий день, вследствие разыгравшегося больного воображения, Павел направился в военный комиссариат вторично. Там майору Фирсову удалось убедить его, что он пришел зря. Однако по пути домой Павел встретил гражданина Морозова. В порыве вспышки ярости, опять же на почве расстройства, вызванного переживаниями, связанными с недавним прохождением военной службы, набросился на него и нанес двенадцать ударов ножом в разные части тела. В процессе потасовки также пострадал и потерял сознание.
«И чего ты юлишь, Долгов? – стояли в ушах слова Жиловой. – Все равно не посадят, а в "дурку" определят. Вас, таких, после Чечни только там и держать. Вот скажи, зачем в армию пошел? Молчишь? Да потому что нет проку от тебя на гражданке. Ни в институт, ни на работу. Там впечатлений и отрицательных эмоций набрался, плюс контузия, вот и весь результат. Сидишь теперь здесь и веришь в то, чего быть не могло».
– Сука! – неожиданно вырвалось у него.
– Ты чего?! – Мамонт удивленно посмотрел на усевшегося в кровати Павла.
– Ничего. – Он снова лег и отвернулся к стене. Пашка понимал: следователь говорила так, глядя на дело со своей колокольни. У нее факты, от которых никуда не денешься. Главное – труп с колото-резаными ранами, нанесенными орудием, оказавшимся у него в руках. На одежде – кровь потерпевшего. Свидетелей происшедшего нет. Потеря сознания, по заключению врачей, могла произойти в результате еще не до конца наступившего выздоровления. К тому же потерпевший сопротивлялся.
«Что еще нужно, чтобы встретить старость? – усмехнулся про себя Павел и скрипнул зубами: – Надо бежать!»
Он попытался представить расположение строений следственного изолятора, но из этого у него ничего не вышло. Когда сюда привезли, все было как в тумане. Тем более после пяти суток, проведенных в обезьяннике с бомжами, Павел плохо соображал.
«Надо вынудить их вывести меня за пределы этого заведения, – стал размышлять он. – А для этого согласиться с обвинениями. Тогда они назначат следственный эксперимент. Только сделать ноги в том районе, где все случилось, не получится».
Он примерно представлял, как будет все проходить. Шансов убежать нет. На запястье наручник, второй «браслет» на оперативнике. Еще пара сотрудников по бокам. Плюс следователь, криминалист, тот, кто снимает все на видеокамеру…
Стоп! А что, если признаться в том, чего не совершал, и таким образом вытянуть их к сараям? – неожиданно осенило парня.
Пашка снова сел и подтянул под себя ноги. Украдкой оглядел камеру, словно кто-то мог подслушать его мысли. Возвращаясь из армии первый раз, он умудрился провезти гранату. Зачем, сам не знал, а когда спрятал ее в развалинах швейной фабрики, начинавшихся сразу за городом, в лесу, даже не по себе стало. Потом он про нее больше не вспоминал. Так до сих пор и не понимал, для чего ему понадобилась «Ф-1». Может, просто решил пощекотать себе нервы? В районе их городка даже не было подходящего водоема, где можно было глушить рыбу.
В голове быстро возник план. Завтра, с утра, он потребует встречи со следователем и скажет, что хочет сделать заявление. Когда его к ней приведут, немного потянет волынку, поторгуется. Как, мол, отразится на его судьбе чистосердечное признание не только в убийстве, но и в краже? Надо будет грамотно наврать, будто обчистил два года назад квартиру. На Пушкинской! – осенило его. Он много слышал об этой краже. Один из предпринимателей, для каких-то своих дел, взял кредит и привез всю наличность домой. Потом отлучился в детский сад за сыном. Когда вернулся, обнаружил, что оставленного в рабочем кабинете кейса с тремя миллионами рублей нет. До сих пор об этом деле ходили самые противоречивые слухи. Но то, что деньги не найдены, это Пашка знал точно. Буквально перед выпиской из больницы в местных новостях упомянули об этом деле как о нераскрытом. Теперь надо придумать правдоподобную историю. В ее основе будет признание в том, что все, до копеечки, лежит как раз в том месте, где спрятана граната. А для достоверности можно сказать, будто второй раз в армию дернул, чтобы переждать, когда все уляжется. Добраться до «эфки», а там можно уже и условия диктовать. Он был уверен: в то место, которое он укажет, никто из нормальных людей не полезет. Это вертикальный колодец, заполненный тухлой водой, где местные жители наловчились топить котят и другую ненужную живность. Там, сбоку, труба. Поначалу он хотел спрятать гранату туда. Но передумал. Увидев, куда нужно спускаться, опера наверняка начнут искать какого-нибудь бомжа. Ему не позволят. Вдруг там оружие? А оно на самом деле в шаге от этого места. Главное, оказаться рядом со стеной, где реальный тайник. Сунуть свободную руку меж кирпичей, и все. Большим пальцем и зубами он освободит предохранительную чеку. А потом потребует отстегнуть «браслеты». Он закрыл глаза. Так или иначе, в тюрьму Павел больше не вернется.
Пол прохода был выложен бордовой плиткой. Кое-где она была растрескавшаяся или попросту выбита. Такие места уродливо замазали цементом. Пашка снова поймал себя на мысли, что машинально считал на полу эти заплатки. Зачем, сам не понимал. Как будто это может пригодиться. И для чего?
– Лицом к стене! – вяло скомандовал невысокий сержант, звякнул задвижкой «кормушки» и заглянул в небольшое прямоугольное отверстие. Убедился, что с другой стороны никто не стоит, погремел ключами и распахнул двери.
Пашка перешагнул через порог. В нос ударил запах табачного дыма, пота, носков, параши и еще какой-то дряни, происхождение которой объяснить вот так, с ходу, невозможно. Это специфическое зловоние присутствовало везде – в кабинете оперчасти, коридорах, душевой. Им пропитались одежда, волосы, кожа и внутренности. Это был дух неволи и безысходности.
Лапшин Федька по кличке Лапша приподнял над подушкой голову. От долгого лежания волосы на одной стороне были прилизаны, а на другой взлохмачены. Некоторое время он смотрел на Павла с таким видом, будто был удивлен возвращением. Потом скучающе зевнул:
– Поговорил?
– Не вышел разговор. – Павел прошел к своей шконке, уцепился одной рукой за трубу, которыми здесь заменили уголок, другой за дужку, подтянулся и забросил тело на скрипучее ложе. Немного поерзал, устраиваясь между комками сбившейся в матраце ваты. Поправил подушку.
Посреди камеры, за столом, с книгой в руках сидел Мамонт. Среднего роста, щуплый паренек, весь синий от наколок. Как ни странно, все они были из тех, что делают в салонах тату. В СИЗО он залетел впервые и маялся здесь уже второй месяц в ожидании суда. Дело, которое ему шили, было смешным. Приехал на выходные в деревню к матери. Решил поправить забор, а часть стройматериала, как написано в деле, «пиломатериала в виде доски необрезной», позаимствовал у соседа. Немного, полтора десятка досок. Думал, не заметит. Однако вскоре тот пришел разбираться. Мамонт пообещал оторвать ему голову. В результате был обвинен в краже и угрозе убийства.
Мамонт оторвался от текста и поднял взгляд на Павла:
– Мне, конечно, все равно, но от адвоката ты зря отказался.
– А чем мне ему платить?
– Возьми государственного.
– Не надо советы давать, если не знаешь! – прохрипел снизу Бек. – Этот козел со следаком договорится, и разведут на пару пацана. Он получит лет пять, будет считать, что легко отделался, а на самом деле вовсе чалиться не должен. Так и стой на своем, – уже обращаясь к Павлу, продолжил Бек. – Ты как бы в несознанку ушел. Тем более если говоришь, что так оно и есть, не мочил ты терпилу, а сам попал под раздачу, тебе и карты в руки.
– Я тебя понял. – Пашка заложил руки за голову и уставился в потолок. Мысли были одна мрачнее другой. Дело передали в прокуратуру. Следователь Жилова – средних лет нервная дама с коротко стриженными черными волосами и в модных очках – с первых дней дала понять, что положение его крайне незавидное. Он и без нее это знал. А когда увидел этот скучный и безразличный взгляд, еще сильнее утвердился во мнении, что от срока не отвертеться. До глубины души было обидно и больно, что срок он получит из-за этой женщины. От нее зависит, где он проведет ближайшие десять-двенадцать лет. Это она не желает разбираться. Есть человек и преступление, надо одно привязать к другому и передать дело в суд. Так это было или не так, какое имеет значение? Оказался паренек не в то время и не в том месте. Сам виноват. Тем более версия с грабежом рассыпалась как карточный домик. Оказывается, в этот день Пашка деньги не получал. Попросту не мог, так как всю, до копеечки причитающуюся сумму ему выдали накануне, о чем имеются соответствующие записи в финансовых документах. Следовательно, брать у Павла было попросту нечего. Конечно, можно допустить, будто у него отобрали деньги, которые он получил за день до происшествия, но он стоял на своем, что Фирсов соизволил произвести расчет именно в тот день, когда его и нашли с ножом в руках рядом с трупом. Попытку рассказать об издевательстве Фирсова следователь расценила как клевету и пригрозила привлечь за это к ответу. К тому же майор заявил, будто прапорщик запаса вел себя неадекватно. Он даже обеспокоился его психическим состоянием. Все окончательно стало ясно, когда Долгов явился к нему во второй раз и снова потребовал деньги. Кое-как Фирсову удалось убедить его, что он уже ему ничего не должен.
От такой наглости, бессовестности и скотства голова у Павла шла кругом. Он, конечно, знал, что государство со всеми его институтами давно прогнило, но не думал, что его это каким-то боком коснется лично. Он привык, что всех без исключения, включая мать, отца, соседей по дому и улице, а если смотреть глубже, то и всю страну, давно и бессовестно обманывают, но когда это происходит в массе, то не так обидно.
По версии следствия, которую навязывала Жилова, он получил деньги, но куда-то их дел и забыл. Это легко объяснялось ранением и контузией, следствием которых стали провалы памяти и немотивированные вспышки агрессии. На следующий день, вследствие разыгравшегося больного воображения, Павел направился в военный комиссариат вторично. Там майору Фирсову удалось убедить его, что он пришел зря. Однако по пути домой Павел встретил гражданина Морозова. В порыве вспышки ярости, опять же на почве расстройства, вызванного переживаниями, связанными с недавним прохождением военной службы, набросился на него и нанес двенадцать ударов ножом в разные части тела. В процессе потасовки также пострадал и потерял сознание.
«И чего ты юлишь, Долгов? – стояли в ушах слова Жиловой. – Все равно не посадят, а в "дурку" определят. Вас, таких, после Чечни только там и держать. Вот скажи, зачем в армию пошел? Молчишь? Да потому что нет проку от тебя на гражданке. Ни в институт, ни на работу. Там впечатлений и отрицательных эмоций набрался, плюс контузия, вот и весь результат. Сидишь теперь здесь и веришь в то, чего быть не могло».
– Сука! – неожиданно вырвалось у него.
– Ты чего?! – Мамонт удивленно посмотрел на усевшегося в кровати Павла.
– Ничего. – Он снова лег и отвернулся к стене. Пашка понимал: следователь говорила так, глядя на дело со своей колокольни. У нее факты, от которых никуда не денешься. Главное – труп с колото-резаными ранами, нанесенными орудием, оказавшимся у него в руках. На одежде – кровь потерпевшего. Свидетелей происшедшего нет. Потеря сознания, по заключению врачей, могла произойти в результате еще не до конца наступившего выздоровления. К тому же потерпевший сопротивлялся.
«Что еще нужно, чтобы встретить старость? – усмехнулся про себя Павел и скрипнул зубами: – Надо бежать!»
Он попытался представить расположение строений следственного изолятора, но из этого у него ничего не вышло. Когда сюда привезли, все было как в тумане. Тем более после пяти суток, проведенных в обезьяннике с бомжами, Павел плохо соображал.
«Надо вынудить их вывести меня за пределы этого заведения, – стал размышлять он. – А для этого согласиться с обвинениями. Тогда они назначат следственный эксперимент. Только сделать ноги в том районе, где все случилось, не получится».
Он примерно представлял, как будет все проходить. Шансов убежать нет. На запястье наручник, второй «браслет» на оперативнике. Еще пара сотрудников по бокам. Плюс следователь, криминалист, тот, кто снимает все на видеокамеру…
Стоп! А что, если признаться в том, чего не совершал, и таким образом вытянуть их к сараям? – неожиданно осенило парня.
Пашка снова сел и подтянул под себя ноги. Украдкой оглядел камеру, словно кто-то мог подслушать его мысли. Возвращаясь из армии первый раз, он умудрился провезти гранату. Зачем, сам не знал, а когда спрятал ее в развалинах швейной фабрики, начинавшихся сразу за городом, в лесу, даже не по себе стало. Потом он про нее больше не вспоминал. Так до сих пор и не понимал, для чего ему понадобилась «Ф-1». Может, просто решил пощекотать себе нервы? В районе их городка даже не было подходящего водоема, где можно было глушить рыбу.
В голове быстро возник план. Завтра, с утра, он потребует встречи со следователем и скажет, что хочет сделать заявление. Когда его к ней приведут, немного потянет волынку, поторгуется. Как, мол, отразится на его судьбе чистосердечное признание не только в убийстве, но и в краже? Надо будет грамотно наврать, будто обчистил два года назад квартиру. На Пушкинской! – осенило его. Он много слышал об этой краже. Один из предпринимателей, для каких-то своих дел, взял кредит и привез всю наличность домой. Потом отлучился в детский сад за сыном. Когда вернулся, обнаружил, что оставленного в рабочем кабинете кейса с тремя миллионами рублей нет. До сих пор об этом деле ходили самые противоречивые слухи. Но то, что деньги не найдены, это Пашка знал точно. Буквально перед выпиской из больницы в местных новостях упомянули об этом деле как о нераскрытом. Теперь надо придумать правдоподобную историю. В ее основе будет признание в том, что все, до копеечки, лежит как раз в том месте, где спрятана граната. А для достоверности можно сказать, будто второй раз в армию дернул, чтобы переждать, когда все уляжется. Добраться до «эфки», а там можно уже и условия диктовать. Он был уверен: в то место, которое он укажет, никто из нормальных людей не полезет. Это вертикальный колодец, заполненный тухлой водой, где местные жители наловчились топить котят и другую ненужную живность. Там, сбоку, труба. Поначалу он хотел спрятать гранату туда. Но передумал. Увидев, куда нужно спускаться, опера наверняка начнут искать какого-нибудь бомжа. Ему не позволят. Вдруг там оружие? А оно на самом деле в шаге от этого места. Главное, оказаться рядом со стеной, где реальный тайник. Сунуть свободную руку меж кирпичей, и все. Большим пальцем и зубами он освободит предохранительную чеку. А потом потребует отстегнуть «браслеты». Он закрыл глаза. Так или иначе, в тюрьму Павел больше не вернется.