Бекитт Лора. Аромат лотоса (сборник)

   — Не знаю. Наверное, поживу в Бишнупуре несколько дней.
   «Вы еще придете?» — хотела спросить Амрита, но не осмелилась. У нее не было права интересоваться желаниями этого человека. Между тем он был интересен ей. Образованный, умный, с необычными суждениями, не похожий на остальных мужчин. У него был вдумчивый, серьезный, немного печальный взгляд.
   Бог Кама стоял рядом и улыбался. Он натянул свой лук и был готов выстрелить. Амрита закрыла глаза. О нет, только не это! Но бог не послушался, и увенчанная алым цветком стрела вонзилась ей в сердце.
   Тара привела Джеральда в комнату, где обычно принимала паломников, села на циновку, поджав под себя ноги, и с любопытством ждала, что он будет делать.
   Англичанин чувствовал себя скованно и неловко. Он слышал о том, что индийские мужчины весьма искусны в любовной игре. Он же не мог похвастать подобным умением. Его чувственный опыт ограничивался несколькими случайными связями.
   Для начала молодой человек решил узнать имя девушки.
   — Как тебя зовут? — спросил он на хинди.
   Тара вздрогнула от неожиданности. Она не догадывалась, что он знает ее язык.
   — Тара.
   — Джерри. — Он показал на себя.
   Девушка усмехнулась. Светлая кожа, светлые волосы, голубые глаза. Полная противоположность Камалу.
   Англичанин смотрел страстно, но не требовательно, скорее просяще. Тара почувствовала, что не станет плакать, как плакала, когда отдавалась индийским паломникам — нищим, больным, старикам, — плакала от отвращения, унижения и бессилия.
   Она сделала жест сверху вниз.
   — Раздевайся.
   — Я знаю, что ты не продажная женщина, — сказал Джеральд по-английски. — Таким образом вы служите богу. — И прибавил: — Мне всегда нравились индийские девушки, но я ни разу не дотрагивался ни до одной из них.
   Он расстегнул мундир. Тара с любопытством следила за его движениями. Какая неудобная, нелепая и смешная одежда! Она едва не расхохоталась, когда он снял парик. Что за странная штуковина, а главное, зачем она нужна?! Любопытно, как европейцы выдерживают зной в таком наряде?
   Тело англичанина оказалось красивым, сильным и стройным. Кожа в тех местах, куда не доставало солнце, была молочнобелой, удивительно тонкой и нежной на вид. Его собственные волосы оказались светлыми, как солома. Девушка решила, что англичане носят нелепые фальшивые прически для того, чтобы быть похожими друг на друга.
   Тара показалась Джеральду редкой красавицей. Тонкая талия, крутые бедра, налитая грудь, гибкие руки и ноги, алые губы, большие глаза, роскошные волосы. Когда девушка распустила волосы, они окутали ее с головы до ног, будто волны черного дыма.
   Тара зажгла курильницу, и комната наполнилась ароматом благовоний.
   Она могла бы и не читать сутры, но таков был обычай; за годы служения в храме девушка привыкла к нему.
   Англичанин внимательно и серьезно слушал, не понимая ни слова.
   В ритуальных занятиях любовью не паломник, а девадаси играет роль посвящающей. Она поклоняется лингаму мужчины, как если бы это был лингам самого Шивы, и пробуждает в паломнике божественную страсть.
   Ни одна англичанка под страхом смерти не согласилась бы сделать то, что делала эта девушка! Причем ее действия выглядели совершенно естественными, она не испытывала ни малейшей неловкости и стыда.
   Соединившись с Тарой, Джеральд испытал необычайное блаженство. Как будто он вознесся на небеса! Помня обещание, данное Кирану, молодой человек старался быть осторожным и нежным, но при этом все равно ощущал себя неловким и грубым.
   Джеральд не знал, что почувствовала девушка. Он целовал ее лицо и тело, гладил волосы, желая, чтобы она поняла, как он ей благодарен.
   К удивлению Тары, ей было почти приятно. Хотя англичанин не отличался какими-то особыми достоинствами и умениями, он оказался довольно чутким и нежным, обращался с ней бережно, как с фарфоровой статуэткой. И, судя по всему, был в восторге от того, что ему довелось испытать.
   Тара невольно почувствовала мстительную радость. Этот мужчина пришел, чтобы попользоваться ею как вещью, а теперь смотрел как на богиню! Надо попытаться его приворожить, сделать рабом телесной страсти, и тогда, быть может, он заберет ее отсюда!
   Девушка по-прежнему желала покинуть храм, она не хотела отдаваться кому попало, не могла видеть Камала, с которым ей приходилось сталкиваться почти каждый день. Она устала от страданий, от бесплодных надежд и мечтала очутиться в другом мире.
   Джеральд хотел дать Таре деньги, но она покачала головой.
   Награду следовало возложить на алтарь бога Шивы.
   На прощание Джеральд поцеловал девушке руку, как это делают воспитанные европейцы, и поклонился ей на индийский манер.
   Киран ждал у ворот. Он выглядел все таким же замкнутым и неулыбчивым.
   — Как жаль, что я плохо знаю язык! — с сожалением произнес Джеральд. — Пожалуй, будет лучше, если вы продиктуете мне некоторые фразы, а я запишу. Я так много хотел сказать этой девушке! Кстати, что означает имя Тара?
   — Звезда.
   Джеральд шумно вздохнул.
   — Она восхитительна! А вы были с другой?
   — Мы просто разговаривали, — ответил Киран и спросил: — Значит, вам понравилось искусство девадаси?
   — О да! Я и не знал, что это можно делать настолько… поразному. Ваши мужчины просто счастливцы! — Джеральд в смущении добавил: — Пожалуй, теперь я могу понять, почему вы служите богу таким странным образом.
   — Это происходит только в храме, — заметил Киран. — В семейной жизни цель телесной близости — произведение на свет потомства.
   Молодой человек подумал о своей свадьбе. Его обязанность — обучить молодую жену супружеской любви. Какой урок он сумеет ей преподать, не имея чувственного опыта? Собственно, именно за этим он и приехал в храм Шивы. Отец решил, что будет лучше, если сын познает секреты любовной страсти не в объятиях обычной продажной девки, а испытает магическую силу, какой, по слухам, обладают девадаси.
   Утонченной натуре Кирана претила продажная любовь. Юноша не верил в чудотворные способности храмовых «жриц любви». Просто они, имея чувственный опыт, умели пробуждать и удовлетворять мужскую страсть и при этом не страдали корыстолюбием проституток.
   Киран подумал об Амрите и покраснел. Едва ли он решился бы заговорить с девушкой о столь деликатной проблеме! Он не хотел ее обижать.
   Его сестра Джая была довольно образованной для индианки, но не казалась умнее этой девушки. Шудра! Самая низкая каста, но… какое это имеет значение… для любви.
   Вспоминая огромные лучистые и выразительные глаза Амриты, ее взволнованное лицо, нежную улыбку и мелодичный голос, Киран решил во что бы то ни стало еще раз побывать в храме.
   Джеральд мечтал о том же.
   — Будь моя воля, я бы увез эту девушку с собой! — в сердцах воскликнул он, когда они с Кираном возвращались в город.
   — Подруга Тары сказала, что ее жестоко обидели в храме и она желает навсегда покинуть это место.
   — Хочет уехать? — Джеральд удивленно заморгал. — Ее отпустят?
   — Едва ли. Возможно, она надумала бежать?
   Когда они вернулись, Томас Уилсон уже поднялся и прихлебывал поданный хозяевами арак^[13]. Джеральд Кемпион говорил только об индианке, тогда как командир молча следил за ним глазами.
   — Можешь забрать ее в Калькутту, мне все равно, — наконец обронил он. — Только боюсь, она быстро тебе наскучит. Ты плохо знаешь ее язык, а она вовсе не понимает по-английски. Как вы будете объясняться?
   Остаток дня Джеральд усиленно зубрил слова и фразы на хинди, которые продиктовал ему Киран.
   — Я не собираюсь здесь задерживаться, — заметил Томас. — Еще день-два — и мы уедем.
   — Я поживу в Бишнупуре несколько дней, — задумчиво промолвил Киран. — Хочу получше познакомиться с храмом.
   Томас лукаво подмигнул Джеральду, но тот был поглощен своей безумной затеей и ничего не заметил.

Глава VII
Любовь

   Окружавшая храм низина была покрыта светлыми и чистыми, продуваемыми ветрами рощами. Густые кроны деревьев клубились, как зеленые облака. Землю покрывала густая, сочная, прохладная трава.
   Амрита не стала допытываться, каким образом Кирану удалось добиться, чтобы ее отпустили из храма: она просто наслаждалась прогулкой, солнечным светом, зеленью, ветром и близостью человека, чей взгляд и слова сумели разбудить ее сердце.
   Храм возвышался в стороне, похожий на мифическую гору или застывшее пламя жертвенного огня, но девушка старалась не думать об этом отделенном оградой пространстве, особенном мире, куда ей волей-неволей придется вернуться.
   Пройдя через рощу, Амрита и Киран вышли на луг, и девушка ахнула. Крупные пурпурные шапки, золотые шары, голубые и лиловые звезды покрывали землю до самого дальнего края леса.
   — Даже цветы здесь другие, не такие, как в нашем саду, — сказал Киран, и Амрита вспомнила о том, что до сих пор не знает, кто его родители.
   Девушка нагнулась, нарвала цветов и принялась плести венок.
   — Джае бы понравилось здесь, — заметил молодой человек, — она любит цветы.
   Амрита выпрямилась.
   — Джая?
   — Это моя сестра.
   — А… ваш отец?
   Киран уловил суть вопроса и помрачнел.
   — Он заминдар. Очень богатый, решительный и властный человек. Он никогда и ни в чем мне не отказывал. Я желал приобщиться к европейской культуре — и он дал мне образование. Мне было неинтересно заниматься имением — и отец нанял опытного управляющего. Я делал все, что хотел, и вместе с тем всегда знал, что в решающий момент не смогу противостоять его воле.
   — Вы говорите о своей женитьбе? — прошептала Амрита. — Да, — ответил Киран и неожиданно попросил: — Станцуй!
   Девушка растерялась.
   — Здесь?
   — Да.
   — Как в храме?
   — Нет, не как в храме. Не для Шивы, а для меня.
   Амрита кивнула и закружилась, сплетая и расплетая руки. Ее юбка стремительно развевалась, тонкие пальцы вздрагивали, браслеты звенели, черные глаза влажно блестели. В своем первозданном, ярко передающем настроение танце она казалась существом без прошлого — безнаказанным, безымянным, необычным, не дающимся в руки.
   Колыхание легкой ткани создавало вокруг нее яркий ореол, глубокий вырез блузы открывал плечи и верхнюю часть груди; ее кожа была смуглой, с тем теплым золотистым оттенком, какой имеет цвет янтаря.
   Кирану мучительно захотелось познать тайный язык ее танца, сокровенный, как одиночество, страстный, как любовь, и опьяняющий, как свобода. Одновременно его пронзило желание обладать девушкой, такое мучительное, что хотелось кричать.
   Когда танцовщица остановилась, молодой человек подошел к ней, крепко обнял и страстно поцеловал в губы.
   Амрита и Киран лежали в траве, в цветах, под синим небом и ярким солнцем и, казалось, были одни во всей Вселенной.
   Амрите грезилось, будто она видит сон и не желает просыпаться. Все, что было прежде, осталось далеко позади, в прошлой жизни. Девушке чудилось, будто она никогда не знала, что такое объятия других мужчин, ибо настоящее посвящение она прошла только сейчас. То было посвящение в любовь.
   Амрита не могла припомнить, когда чувствовала себя такой счастливой. Прежде девушка думала: если не вырвать любовь из сердца, а рану не зашить суровой ниткой, она станет такой же несчастной, как Тара. На самом деле все оказалось иным. — Мне кажется, будто я вижу мир впервые, — сказал Киран.
   — Мне тоже, — прошептала Амрита.
   — Давай останемся здесь навсегда!
   — Давай!
   — Я никогда не думал, что можно ничего не говорить, но при этом так хорошо понимать друг друга, — промолвил молодой человек, и Амрита впервые увидела его улыбку.
   Девушка спрятала лицо на груди возлюбленного. Как хорошо, что он привел ее сюда, что они не остались в храме! Не было ни полумрака лишенной окон и освещаемой лишь тусклым светильником комнаты, ни аромата курений, ни магических слов. Была другая магия, магия взгляда, свободы, любви. Они любили друг друга и служили друг другу.
   Киран не желал воспринимать Амриту как нечто отдельное, ему хотелось бесконечно сливаться с ней. Когда они уставали, он зарывался лицом в ее волосы или приникал губами к груди. Юноша не думал о тех мужчинах, которым она принадлежала.
   Ему казалось, что эта женщина создана для него одного.
   — Я желаю украсть тебя у бога, я не хочу разлучаться с тобой!
   Амрита печально улыбнулась.
   — Ты знаешь, что это невозможно. Ты — сын заминдара, а я — девадаси. Ты должен жениться, а я не могу покинуть храм.
   — Я приеду за тобой и увезу в Калькутту. Сниму для тебя дом и стану к тебе приходить. Мы будем счастливы.
   — Но сперва ты женишься…
   — Мне придется, — с горестным вздохом подтвердил Киран. — Иначе отец разгневается и лишит меня наследства.
   Он говорил правду, ибо не хотел ей лгать, и все-таки девушка надеялась услышать нечто другое. Он мог бы сказать, что его не интересует наследство, что он не желает жениться без любви, что он увезет ее с собой прямо сейчас и они никогда не расстанутся.
   — Почему ты не спрашиваешь, согласна ли я покинуть храм? — с легким упреком спросила Амрита.
   — Если ты любишь меня, то согласишься, — просто ответил Киран.
   — А вдруг ты меня разлюбишь?
   — Я никогда не смогу разлюбить тебя! — пылко воскликнул молодой человек.
   — Возможно, ты полюбишь свою жену…
   — Я не представляю, как можно любить кого-то, кроме тебя.
   Зато Амрита хорошо представляла, кого бы смогла полюбить, кроме этого юноши. Ей вдруг захотелось родить, родить ребенка от Кирана. Тогда, даже если он уедет и никогда не вернется, она не будет чувствовать себя одинокой и несчастной.
   Назад возвращались молча, переполненные чувствами, усталые и счастливые. Тропинка петляла меж выжженных солнцем густых зарослей колючего кустарника, которые тонули в сиреневой мгле сумерек. Зеленовато-голубая полоса неба на востоке сияла серебристыми звездами, тогда как западная была красной, как кровь.
   — Я приду завтра, — прошептал Киран.
   — Я буду ждать.
   — Я люблю тебя.
   — А я тебя.
   Задуманное нельзя было откладывать, и, несмотря на поздний час, Амрита отправилась к Хемнолини.
   Женщина сидела в своей каморке и тихо молилась. Лампа коптила, колеблемый ветром огонек метался из стороны в сторону. Вокруг пламени вились какие-то мелкие насекомые.
   Увидев юную девадаси, Хемнолини умолкла и внимательно посмотрела на нее. Эта пожилая женщина, немало повидавшая на своем веку, сразу насторожилась.
   — Что случилось, Амрита?
   — Я пришла поговорить.
   — О чем?
   Девушка присела на корточки и, ничуть не стесняясь, задала вопрос:
   — Что будет, если я забеременею?
   Хемнолини улыбнулась.
   — Родишь.
   — Я имею в виду, что будет с моим ребенком? Он останется в храме? Со мной?
   — Возможно. Девочка может стать девадаси, мальчик — музыкантом, танцовщиком или служителем храма. Почему ты спрашиваешь? Ты в положении?
   — Пока нет. Но я хочу ребенка. От мужчины, которого полюбила. Ты учила нас, как избежать беременности, а теперь я хочу узнать, как сделать так, чтобы наверняка зачать? Дело в том, что у меня осталось немного времени… — Амрита на мгновение замолчала, а потом осведомилась: — Наверное, мои вопросы кажутся тебе странными, Хемнолини?
   — Вовсе нет. Женщины не были бы женщинами, если бы не влюблялись и не рожали детей.
   — Расскажи мне о судьбе других девадаси, — попросила девушка. — Что происходит с ними после того, как истекает срок их службы богу?
   — Срока не существует, Амрита, и ты это знаешь, — строго сказала Хемнолини.
   — Достигнув определенного возраста, девадаси уже не могут танцевать и принимать паломников, — возразила девушка.
   — Судьбы разные, — задумчиво промолвила Хемнолини. — Кто-то живет в храме до глубокой старости и кормится милостью паломников и жрецов, другие становятся наложницами богатых людей, третьи покидают храм еще в молодости и зарабатывают чем придется: танцами, а иногда и проституцией. Некоторые рожают, иные остаются бездетными. Кому как повезет.
   — Этот мужчина говорит, что вернется за мной и увезет меня в Калькутту, — призналась Амрита.
   Хемнолини покачала головой.
   — Ты красива, умна и талантлива, твое искусство еще долго не утратит своей силы! Здесь ты находишься в безопасности, под защитой Шивы. Мир за стенами храма коварен, опасен и обманчив. Не стоит полагаться на мужчин — их сердца переменчивы и неверны. Тебе придется быть игрушкой в чужих руках, мириться с положением содержанки, потому что ни один мужчина не женится на девадаси. Здесь к тебе относятся как к богине, там же станут смотреть как на обычную проститутку.
   Поблагодарив Хемнолини, Амрита вернулась к себе и поведала Таре о разговоре с пожилой девадаси.
   — Зачем тебе ребенок? — с изумлением воскликнула подруга. — Разве тебе не хотелось родить ребенка от Камала?
   — Конечно, нет. Что бы я стала с ним делать? Да и Камал пришел бы в ужас, если бы это случилось, — ответила Тара. Потом призналась: — Я решила убежать с англичанином.
   Амрита прижала ладони к горящим щекам.
   — Только не это! Ты погибнешь!
   — Пусть погибнет тот, кто останется здесь, — мрачно произнесла Тара и добавила: — Ты знаешь, о ком я.
   Амрита покачала головой.
   — Я бы не стала желать зла тому, кого люблю. Не важно, что он совершил.
   — Просто тебе не приходилось так сильно страдать, — сказала Тара.
   — Куда он тебя увезет? Ты знаешь?
   — В Калькутту, в крепость, где живут военные.
   — Тебе придется жить среди мужчин?! — Амрита была поражена.
   — В крепости много офицерских семей. И… пусть кто-то попробует меня обидеть! — заявила Тара.
   — Как ты будешь объясняться с англичанином?
   — Он немного знает хинди, а я постараюсь научиться понимать его язык.
   — Тебе с ним… хорошо? — прошептала Амрита.
   Тара равнодушно пожала плечами.
   — Ему хорошо со мной! — Она сделала ударение на первом слове.
   — Он тебя любит?
   Девушка усмехнулась.
   — Разумеется, нет. Просто я знаю, что ему нужно от меня, и постараюсь получить от него то, что нужно мне. Джеральд — настоящий мужчина, а не избалованный ребенок, как Камал. Он способен защитить женщину, которая дарит ему радость. — Она сняла с себя тали, знак «жены бога», который носила четыре года, покрутила в руках и небрежно бросила на пол. — Вот и все! Прости, Шива, ты не оправдал моих ожиданий! Отныне я не твоя жена!
   У Амриты мелькнула мысль, что дерзкая выходка подруги смахивает на святотатство, но она промолчала.
   — Неужели мы никогда не увидимся? — с грустью произнесла она.
   — Думаю, нам доведется встретиться. Я знаю, где тебя найти. — Тара улыбнулась. — К тому же Джеральд и Киран знакомы. — Киран… — Амрита вдохнула. — Он скоро уедет.
   — Тебе не кажется, что он предает тебя так же, как меня предал Камал? — спросила Тара, глядя на подругу безжалостными глазами. — Если он любит тебя, зачем ему жениться на другой?
   — Я никогда не потребую от него такой жертвы: отказаться от своего мира, бросить все ради меня! К тому же я девадаси, мне нельзя выходить замуж.
   — Мне тоже запрещено покидать храм, а я возьму и убегу! — Тара засмеялась.
   — Как ты думаешь это сделать?
   — Через пролом в стене, который показала тебе, когда мы были еще девчонками.
   — Ах да! — вспомнила Амрита. — Я и забыла.
   — Потому что ты не собиралась менять свою жизнь. Я давно заметила, что мы с тобой разные, — сказала Тара.
   — Разве это важно?
   — Нет. Все равно я тебя люблю и буду любить всегда!
   Девушка улыбнулась особенной, присущей только ей улыбкой, которая в последнее время нечасто появлялась на ее лице, но обладала удивительной притягательной силой.
   — Послушай, Тара, — Амрита уставилась в пол, — я должна кое в чем признаться. Думаю, это поможет тебе забыть и меня, и все, что связано с храмом. Ты помнишь посвящение в девадаси?
   Тара усмехнулась.
   — Такое не забывается.
   — Я тоже помню — свое. Я солгала, когда сказала, что в роли Шивы выступал Виджай. Мне не хотелось тебя ранить, я боялась потерять твою дружбу. На самом деле это был… Камал.
   Я побывала в его объятиях раньше, чем ты. Это случилось все го лишь раз. Первый раз в моей жизни.
   Наступила оглушающая тишина. Амрита закрыла глаза. Ей чудилось, будто она корабль, по парусам которого хлещет стремительный, резкий, могучий ветер, несущий ее через океан, на другой край земли.
   Потом девушка почувствовала, как ее обнаженного плеча коснулась горячая рука Тары, и услышала спокойный и уверенный голос подруги:
   — Спасибо. Спасибо за то, что сказала об этом только сейчас.
   Девушки проговорили всю ночь и поклялись никогда не забывать друг друга. На рассвете, когда Тара собралась уходить, они обнялись и горько расплакались. Их связывали десять лет жизни в храме, общие переживания, секреты, восторги и обиды, нечто такое, чего не дано понять никому другому, тому, кто не положил детство, юность, любовь, мечты, надежды и честь на алтарь бога Шивы.
   Кругом стояла тишина, только было слышно, как шелестит листва. От влажной, покрытой росой земли, сочных трав поднимался сильный запах свежести. Вдали темнела полоса деревьев и чернел город, напоминающий нагромождение огромных камней.
   Тара выбралась наружу через пролом в стене, а потом аккуратно заложила его. Джеральд помогал ей.
   Они спустились вниз по едва заметной тропинке. Дул прохладный ветер. Рассветное небо казалось глубоким и чистым.
   Танцевальные костюмы девушка оставила Амрите. С собой взяла только любимые украшения, без которых не может существовать ни одна индианка.
   Сожительство англичан с индианками не запрещалось, но и не получало особого одобрения. Считалось, что лучше «не портить кровь», к тому же камнем преткновения являлся вопрос веры.
   Томас Уилсон, воспринявший решение приятеля как блажь, тем не менее предпочел помалкивать. Зато он очень заинтересовался существованием тайного пролома в стене и подробно выспрашивал, где тот находится.
   Джеральд искоса посматривал на Тару, размышляя о том, что подумают и скажут сослуживцы, когда он приведет в Форт-Уильям индийскую девушку. Ей придется жить в его холостяцкой комнате, есть скудную солдатскую пищу, возможно, терпеть косые взгляды, насмешки и враждебное отношение обитателей форта. Прежде большую часть жалованья Джеральд отсылал матери, в Лондон, теперь ему придется содержать любовницу.
   Он не знал характера Тары, не представлял, что заставило ее покинуть храм. Уговаривая девушку бежать в Калькутту, молодой человек был ослеплен разыгравшейся страстью, которая затмила доводы разума, заслонила весь белый свет.
   Джеральд был одинок, и ему хотелось создать семью. Что-то подсказывало молодому человеку, что с Тарой это вряд ли удастся сделать. Она — танцовщица, девадаси, звезда! — не была создана для семейной жизни. Да и Джеральд не был уверен в том, что будет стремиться к долгим и прочным отношениям с ней. Тем не менее он вовсе не собирался обманывать, предавать и бросать девушку, которая доверила ему свою судьбу.
   Англичанин вспоминал сестру Кирана, Джаю. Вот кто мог бы стать настоящей звездой его сердца! Для того чтобы это понять, молодому офицеру хватило одного-единственного взгляда. Но мечты об этой девушке казались недостижимыми. Она индианка, дочь заминдара и к тому же выходит замуж.
   Тара съежилась и молчала. Странная грусть тяжким грузом легла ей на сердце. Она оставила позади прошлую жизнь, дом божества, который был и ее домом. Храм с его павильонами для паломников, залами для молящихся, бассейнами для священных омовений, пристройками, в которых хранились одеяния бога и колесницы для статуй, представлял собой целый мир и был похож на город-крепость. Семнадцать лет он служил для нее укрытием, и теперь Таре казалось, будто ее со всех сторон обдувает холодный, резкий ветер. И все же она не жалела о своем решении.
   Когда они спустились с холма и вступили в густые заросли, Джеральд повалил девушку на траву и с грубоватой поспешностью, по-солдатски овладел ею. Это тоже был своеобразный ритуал посвящения, символизирующий то, что отныне Тара принадлежит ему и он волен распоряжаться ее судьбой.
   Девушка была ошеломлена, но покорилась. Она привыкла к тому, что занятия любовью сопряжены с долгой и изощренной подготовкой к телесному акту, но неожиданно для себя ис пытала наслаждение.
   Волосы Тары растрепались, одежда промокла от росы. Джеральд помог ей встать и принялся неумело поправлять ее сари. Потом, охваченный внезапным порывом, опустился на колени и поцеловал босые ступни индианки. Когда же он выпрямился, то увидел, что девушка плачет.
   — Я тебя обидел? Прости! — растерянно прошептал Джеральд, забыв о том, что она не знает английского.
   Однако Тара поняла. Она покачала головой и прильнула к его плечу, а он нежно погладил ее блестящие черные волосы.
   Амрита и Киран стояли друг против друга. Угасающее солнце освещало их лица. Время приостановило безудержный бег, и сердца молодых людей переполняла радость настоящего момента, радость жизни.
   На самом деле время было неумолимым, но Амрите не хотелось об этом думать. В те минуты, когда Киран находился рядом, ее с невиданной стремительностью уносило в мир спасительного забвения. Девушка ощущала себя счастливой просто оттого, что существует на этом свете. И что на свете есть тот, кого она полюбила.