Это разнообразие различных племен породило множество отдельных государств, из которых раньше других прославились фригийское и лидийское. Затем в эти места вторглись киммерийцы и на некоторое время сделались повелителями всех этих народов. Однако лидийцы были настолько счастливы, что выгнали чужеземцев (около 564 г.), создали могущественное государство и скоро завладели большей частью Малой Азии. При царе Крезе, завоевавшем греческие колонии после продолжительной с ними войны его предшественников, власть лидийцев простиралась от берегов Средиземного моря до реки Галиса и до Памфилии и Ликии. Но государство это близилось к падению в то самое время, когда достигло своего высшего положения. Когда после Астиага, бывшего в свойстве с Крезом, власть перешла к Киру и принадлежавшая мидянам Каппадокия также была покорена персами, молодой завоеватель приблизился и к Лидийскому царству. Крезу скоро пришлось отважиться на решительный бой, в котором должна была решиться его участь и в котором лидийский царь нашел свою погибель. Но этому падению предшествовали происшествия такие необыкновенные и столь прославленные преданиями, сохраненными Геродотом, что мы намерены рассказать их здесь, ибо они живо изображают нравы и образ мыслей того времени.
Двор Креза, как богатого, образованного и могущественного государя, был притягательным местом для всех людей, прославившихся в области наук и искусств, а так как он владычествовал и над греками, то к нему являлись и знаменитейшие из них. В числе других гостей прибыл однажды к Крезу афинянин Солон, который после составления своих законов, о чем будет изложено ниже, путешествовал по Египту и Малой Азии. Крез принял его весьма радушно и несколько дней спустя приказал своим слугам проводить его по сокровищницам и показать все, что у него было самого лучшего и блестящего.
Когда Солон все осмотрел, Крез спросил: «Афинский пришелец! До нас дошел слух о твоих путешествиях, дошла великая слава о твоей мудрости. Поэтому я желаю спросить, видел ли ты где-либо человека счастливее меня». Солон, не привыкший льстить, а любивший говорить только правду, отвечал: «Да, государь. Афинянина Телла».
Крез удивился такому ответу и спросил с любопытством: «Почему считаешь ты Телла самым счастливым?» Солон отвечал: «Этот Телл во время цветущего положения своего отечества имел, во-первых, прекрасных и добрых детей и от всех их видел внуков, и все они остались в живых. Но и эта, по нашим понятиям, счастливая жизнь заключилась блистательнейшим концом. Когда афиняне вступили в сражение со своими соседями при Элевсине, он помог обратить неприятеля в бегство и умер с величайшею славою. Афиняне похоронили его на общественный счет на том самом месте, где он пал, и почтили его великою честью».
Похвала Телла раздражила Креза, и он сказал: «Кого же ты считаешь счастливейшим после Телла?» Крез был уверен, что именно он займет второе место. Солон отвечал: «Клеобиса и Битона. Они, родом аргивяне, имели достаточное состояние и, сверх того, обладали большой физической силой. Поэтому оба они получали награды на общественных играх. Однажды был у них праздник, и мать их должна была ехать в храм. Но волы ее не вернулись вовремя с поля. А так как нельзя было терять время, то юноши сами запряглись в повозку и привезли мать в храм, проехав сорок пять стадий. Наградой за такой поступок была прекраснейшая смерть. Аргивские мужи прославили их добродетель, а аргивские жены похвалили их мать за обладание такими сыновьями. Мать, восхищенная поступком своих сыновей и общими похвалами, просила богиню даровать ее сыновьям лучшее благо в мире. По этой молитве, когда кончились жертвоприношения и жертвенная трапеза, юноши заснули в храме и больше не просыпались. Таким образом окончили они свою жизнь. Этим боги хотели показать, что человеку лучше умереть, чем жить. Аргивяне воздвигли юношам статуи и поставили их в Дельфах, чтобы каждый мог почитать их как достойнейших».
Таким образом, Солон предоставил Клеобису и Битону второе место благополучия. Недовольный Крез воскликнул: «О, афинский пришелец! Неужели ты так мало ценишь мое благополучие, что сравниваешь меня с двумя простыми гражданами?». Солон отвечал: «О, Крез! Меня ли, знающего, насколько боги завидуют и противодействуют -счастью людей, спрашиваешь ты о делах человеческих? В жизни своей человек должен видеть и переносить многое, чего он не желает. Жизнь человеческую я определяю в семьдесят лет, эти семьдесят лет составляют двадцать пять тысяч двести дней. Ни один из этих дней не похож на другой по своим случаям. Поэтому, о, Крез судьба человека подвержена превратностям. Мне известно, что ты очень богат и повелеваешь многими людьми. Но о том, о чем ты меня спрашиваешь, я могу сказать только тогда, когда услышу, что ты счастливо окончил свою жизнь. Потому что самый богатый человек не счастливее последнего бедняка, обеспеченного пропитанием лишь на один день, если счастье не остается ему верным до конца его жизни. Во всяком деле, о, государь! следует смотреть на конец его. Ибо многим боги дарят сначала благополучие, а под конец жизни лишают всего».
Солон, не только не доставивший своими речами удовольствия царю, но и не оказавший ему никакого предпочтения перед простыми людьми, был отпущен Крезом. Он показался ему весьма незнающим, так как предписывал ожидать окончания каждого дела, не придавая цены настоящему счастью. Однако вскоре после отъезда Солона Крезу пришлось испытать жестокий гнев богов, вероятно, за то, что он считал себя счастливейшим. Из двух сыновей своих, из которых один был немой, он потерял здорового. Этот сын был нечаянно убит дротиком на охоте.
Многолетняя скорбь о потере этого сына заставила его еще сильнее испытать ненадежность своего счастья. Но еще более тягостные испытания готовила ему судьба в лице Кира. Военное счастье этого персидского царя и гибель мидий-ского царства от его рук вывели Креза из печали. Он пожелал остановить возраставшее могущество персов.
Для этого он захотел воспользоваться советом оракула и обратился ко всем оракулам, находящимся в Греции и Ливии. Из них самыми знаменитыми были: оракул в Дельфах, посвященный богу Аполлону, и оракул в оазисе Сивахе, на запад от Египта, посвященный Юпитеру Аммонскому. Но прежде он решил испытать оракулов, и, если они окажутся правдивыми, тогда спросить их о том, должен ли он воевать с персами или нет. Из столицы Лидии, Сард, выехали послы, которые в двадцатый день со времени выезда должны были спросить всех оракулов, что делает в этот день лидийский царь, записать их ответы и привезти царю. Что ответили другие оракулы, неизвестно; когда же лидийцы прибыли в дельфийский храм и обратились к божеству с заранее написанным вопросом, то пифия послам отвечала следующее:
От меня никогда не скрыта глубь моря, все песчинки;
Немых слышу я; понимаю не меньше глухих.
Обоняю теперь запах я черепашьего мяса,
С мясом ягненка варимого вместе в медном сосуде,
И медью ж покрытом.
Этот ответ пифии лидийцы записали и отправились с ним в Сарды. Когда возвратились остальные посланцы со своими ответами оракулов, Крез рассмотрел написанное. Большая часть ответов не понравилась ему. Когда же он услыхал ответ дельфийского оракула, то ощутил благоговение и признал его единственно верным, так как тот сказал, что делал Крез. Ведь он, послав людей к оракулам, в назначенный день разрезал черепаху и ягненка и сварил их вместе в медном сосуде, покрытом медной же крышкой.
Желая снискать расположение божества, Крез послал в дар дельфийскому оракулу три тысячи животных и богатые подарки; среди них особенно знаменитыми были сто семнадцать золотых кирпичей, золотой лев, множество золотых и серебряных сосудов, золотая женская статуя в три локтя вышиной и, наконец, ожерелье и золотой пояс его супруги. При этом Крез приказал спросить, должен ли он начать войну против персов. Ответ был таков: «Если Крез выступит против персов, то разрушит большое государство». Вместе с тем оракул советовал ему заключить союз с сильнейшими из эллинских государств.
Услышав это прорицание, Крез очень обрадовался, потому что нисколько не сомневался, что он разрушит персидское государство. Он одарил каждого дельфийского жителя золотой монетой — статером. Так как он убедился в правдивости дельфийского оракула, то желал узнавать все больше и больше.
Фригийская и мидийская одежда
В третий раз он велел спросить оракула, долго ли будет продолжаться его царствование. Пифия отвечала ему следующее:
Когда над мидянами царствовать будет лошак,
Тогда легконогий лидянин беги к берегам каменистого Гермоса,
Сопротивление брось и не стыди-ся быть робким.
Этому ответу Крез обрадовался еще больше, чем предыдущему, так как предполагал, что лошак никогда не будет царствовать над мидянами вместо царя и что не только он, но и преемники его не потеряют своей власти. Затем он усердно стал разузнавать, кто из греков могущественнее. Он узнал, что важнейшими государствами греков были Спарта и Афины и что в это время наиболее могущественным государством была Спарта. Поэтому Крез отправил в Спарту послов с подарками и с предложением вступить с ним в союз.
Послы, прибыв в Спарту, передали слова Креза:
«О, лакедемоняне! Так как божество посоветовало мне заключить с греками дружбу и так как я узнал, что вы стоите во главе Греции, то во исполнение воли богов призываю вас сделаться моими друзьями и союзниками без обмана и коварства».
Лакедемоняне, уже слышавшие о прорицании оракула Крезу и обязанные царю за оказанные им прежде услуги, обрадовались прибытию лидийцев и заключили с ними союз о взаимной помощи.
Крез также заключил союзы с двумя другими могущественными государствами того времени — вавилонским и египетским, которым также угрожало возраставшее могущество персов, но все эти договоры мало могли принести пользы Крезу, ибо быстрота Кира уничтожила все расчеты Креза.
В надежде на ложно понятое прорицание оракула Крез повел свое войско в Каппадокию, чтобы уничтожить власть Кира и персов. Когда он еще был занят приготовлениями к этому походу, один лидиец, славившийся своей мудростью, дал Крезу следующий разумный совет:
«О, царь! Ты намерен вести войну против людей, которые одеваются в звериные шкуры и едят не столько, сколько хотят, а сколько дает им их скудная земля. Сверх того, они пьют не вино, а только воду, и не имеют ни фиг, ни других каких лакомств. В случае твоей победы что можешь ты взять у них, когда они сами ничего не имеют? Напротив, если побежден будешь ты, то подумай, сколько потеряешь. Потому что, раз вкусив наших благ, персы так крепко усядутся здесь, что не дадут уже себя отсюда выгнать. Я благодарю богов за то, что они не навели персов на мысль напасть на лидийцев».
Действительно, до покорения Лидии персы не знали никакой изнеженности и удобств жизни. Однако эти речи не изменили образа мыслей Креза. У него по-прежнему осталось желание завоевать Каппадокию и отомстить за Астиага, и он торопился выступить с войском в поход. Придя к Галису, он переплыл эту реку на судах или, как говорит другое предание, по совету известного философа Фалеев Милетского, устроил на реке в виде полукружия идущий назад канал, из-за чего река сделалась возможной для перехода. Затем, опустошая все на своем пути, Крез вступил в Каппадокию. Кир, тщетно стараясь склонить азиатских греков отпасть от Креза, выступил против него со своим войском. В последовавшей затем битве обе стороны сражались без решительного для себя результата, и когда ночь разделила оба войска, то ни одно из них не одержало победы.
Крез сваливал вину на недостаточное число своих войск, так как Кир превосходил его численностью. Поэтому он решил отступить к Сардам, чтобы призвать себе на помощь туда египетских, вавилонских и лакедемонских союзников, а следующею весной снова напасть на Кира. Служившие ему против персов наемные войска он распустил на зиму. Персидский царь, узнавши об отступлении Креза, хотел было также распустить свое войско, но, по зрелом размышлении, решил как можно скорее идти к Сардам, чтобы явиться туда раньше, чем соберется второе лидийское войско. Кир совершенно внезапно для Креза появился на равнине близ Сард.
Крез, к величайшему своему смущению, убедился, что дела приняли совсем иной оборот, чем он ожидал. Тем не менее, он повел своих лидийцев в битву. В то время не было народа сильнее лидийского. Они сражались конные, носили длинные копья и считались лучшими всадниками. Оба войска расположились друг против друга на огромной, открытой, расстилавшейся перед Сардами равнине, по которой протекала река Гермос. Так как Кир опасался лидийской конницы, то, по совету Гарпага, сделал следующее. Он приказал снять вьюки со всех верблюдов, служивших для перевозки провианта для войска, и посадил на них вооруженных людей. После этих приготовлений он приказал им идти впереди всего остального войска навстречу лидийской коннице. За верблюдами следовала пехота, а за пехотой — конница.
Это было сделано потому, что лошади боятся верблюдов и не переносят не только их вида, но даже и запаха. Гарпаг и придумал это, чтобы сделать для Креза бесполезной его конницу, которой так гордились лидийцы. И действительно, как только лошади почуяли и увидели верблюдов, они повернули назад. Но лидийцы не были трусливы и, как только заметили эту хитрость, соскочили с коней и вступили в бой пешими. Наконец, после больших потерь с обеих сторон лидийцы были обращены в бегство и заперлись в своем городе. Персы осадили Сарды. Крез, надеясь, что осада затянется на долгое время, отправил послов ко всем союзникам с просьбой явиться к нему на помощь ранее договорного срока. Но при всей готовности союзников, в особенности спартанцев, они не могли прийти с такою же быстротою, с какою погибель настигла лидийского царя.
Хотя Сарды мужественно защищались, но один солдат из войска Кира по имени Гироиад нашел на стене место, оставленное без охраны, так как оно казалось неприступным. Он вознамерился взобраться туда. В том, что это было возможно, он убедился, увидев, как один лидиец, у которого упал шлем, спустился за ним и снова взобрался на стену. Гироиад вскарабкался в этом месте на стену, а за ним поднялись и другие персы, и таким образом, город после сорокадневной осады был взят. Креза Кир приказал ни в коем случае не убивать, а непременно захватить живым.
Однако он чуть-чуть не был убит. Какой-то перс, не знающий Креза, бросился на него и хотел убить. Крез заметил нападающего, но тяжкое горе сделало его равнодушным к смерти. Когда же глухонемой сын Креза увидел перса, устремившегося на отца, он вдруг обрел от страха и горя дар речи и воскликнул: «Человек! Не убивай Креза!» Это были первые слова, сказанные юношей, и затем уже до конца жизни он мог говорить.
Когда царственный пленник был приведен к персидскому царю, тот приказал воздвигнуть большой костер и возвести на него закованного в цепи Креза и с ним четырнадцать лидийских юношей как первенцев своей победы.
Стоя на костре, Крез вспомнил слова Солона, что ни один человек не может считать себя счастливым до самой своей смерти. Когда воспоминание об этом проникло в его душу, он после долгого молчания, прерываемого глубокими вздохами, трижды произнес имя Солона. Кир, услыхав это, приказал через переводчиков спросить Креза, чье имя он призывает. Крез сказал: «Имя одного человека, беседа с которым могла бы быть полезной для всех государей». И он передал разговор, который у него когда-то был с Со-лоном. Тогда Кир подумал, что и он человек и что он также может испытать на себе превратности судьбы человеческой, и приказал потушить огонь, а Креза снять с костра.
При этом Киру пришлось убедиться, насколько Крез был добродетельный и любимый богами человек. Когда по приказанию персидского царя старались потушить костер и не могли справиться с разгоревшимся пламенем, Крез, заливаясь слезами, обратился к Аполлону. Тотчас же ясное небо заволоклось тучами и проливной дождь загасил огонь.
Крез на костре (с греческой вазы)
Крез послал в Дельфы свои цепи с вопросом, неужели греческие боги так лживы и неблагодарны. Пифия же указала на неизбежность судьбы, предназначившей Крезу это несчастье, и на собственную беспечность лидийского царя, так как он при первом прорицании оракула не спросил, о каком именно государстве шла речь; а при втором не догадался, что под именем лошака можно было подразумевать Кира, рожденного от родителей не только разного происхождения, но и различного состояния. Тогда Крез понял, что он должен был обвинять себя, а не богов, и стал терпеливее переносить свою судьбу, которую персидский царь облегчил тем, что ради его ума и опытности сделал его своим другом.
Благодаря этой дружбе и своему влиянию Крез в скором времени спас свой народ и в особенности город Сарды от совершенного уничтожения. Кир вместе с Крезом покинул Лидию, оставив в Сардах своего главнокомандующего, а надзор над захваченными лидийскими сокровищами поручил лидийцу по имени Пактиес. Но этот Пактиес, тотчас после отъезда Кира из Сард, поднял восстание, на эти сокровища собрал наемное войско и осадил Сарды. В наказание за это Кир хотел обратить в рабство всех ли-дийцев.
Тогда Крез сказал ему:
«О, Царь! Не дай гневу всецело овладеть тобой и не разрушай старинный город, нисколько не виновный ни в прошлом, ни в настоящем. В прошлом виноват я, что и искуплено мною, а в настоящем Пактиес, за что он и должен претерпеть наказание. Лидийцев же прости! А для того, чтобы они впредь не восставали и не были опасны, обяжи их следующим. Запрети им носить оружие, прикажи носить исподнее платье и высокие башмаки. Установи, чтобы они учили своих детей играть на цитре, пению и мелочной торговле. Тогда, царь, ты скоро увидишь, что из мужчин они превратятся в женщин, и тебе не придется более опасаться, что они отпадут от тебя».
Крез дал такой совет, потому что считал это более выгодным для лидийцев, чем обращение в рабство. Кир одобрил совет, приказал привести его в исполнение и продолжал свой поход. Гарпага он однако оставил, чтобы покорить карийцев и другие мелкие народы, в особенности греческие колонии, за исключением Милета, с которым Кир заключил мирный договор.
Остальные греки также желали этого, но Кир был ими недоволен за то, что они не пожелали покинуть Креза, когда персидский царь предлагал им это раньше. Когда явившиеся к нему послы сказали, что греки желают подчиниться Киру на тех же условиях, на каких только что перед этим подчинились лидийцы, Кир отвечал им следующее:
«Один флейтист, увидевший в море рыбу, начал играть на флейте, воображая, что она выйдет на берег. Когда же он увидел, что обманулся в своих ожиданиях, то взял сеть, поймал в нее множество рыбы и вытащил ее на берег. Когда он увидел, как запрыгали рыбы, то сказал им: пляшите теперь за то, что не хотели плясать тогда, когда я играл на флейте».
Кир
Кир так и поступил. Гарпаг захватил в крепкую сеть его могущества всех азиатских греков. Однако Кир оставил им их учреждения. Над ними он поставил правителей, так называемых тиранов, то есть знатных греков, которые были преданы персам и стали в некотором роде высшими чиновниками. Только два города, Фокея и Теос, избегли рабства тем, что жители выселились из них. Фокейцы отправились сперва на Корсику, а позднее — в Массилию. Теосцы основали город Аб-деру во Фракии. Абдера прославилась глупостью своих жителей. Ионийцы не последовали совету мудреца Бианта из Приены (он был одним из семи греческих мудрецов) вообще оставить Ионию. Эта область стала местом, где сталкивались между собой европейские греки и персы. Страшась угроз персов, азиатские греки обратились к Спарте с просьбой о помощи. Спартанцы отправили в Азию послов и велели сказать персидскому царю, чтобы он не захватывал ни одного греческого города, так как Спарта не будет смотреть на это равнодушно. Но Кир велел им.ответить следующее: «Я никогда не боялся людей, имеющих среди своего города место, где они сходятся, чтобы под видом клятв обманывать друг друга. Если я останусь здоров, то им придется сожалеть не о страданиях ионийцев, а о своих собственных». Здесь он смеялся над всеми эллинами, так как они имели базарные площади; у персов же таковых не было.
4. Падение царства Ново-Вавилонского. Смерть Кира.
Покорив таким образом царство лидийское и включив его в состав персидской монархии, Кир возвратился в Малую Азию, чтобы наказать союзников Креза и из них прежде других Набунагида, правителя незадолго перед тем образовавшегося халдейско-вавилонского государства. Соправителем Набунагида был Валтасар.
Столица этого государства, Вавилон, благодаря своему великолепию, громадности, многочисленному населению и богатствам, стала целью его наступления, что однако было далеко не легко, так как благодаря своим укреплениям этот город мог оказать сильное сопротивление. Крепкие, соединенные цементом из. асфальта стены, настолько широкие, что на них могла повернуться повозка, расположены были вокруг города сплошным кругом. Протекавший через город Евфрат разделял его на две равные части; в одной из них стоял великолепный дворец царя, а в другой — роскошный храм Бела, с вершины которого халдеи производили свои астрономические наблюдения. Внутри города по обоим берегам реки возвышались стены, к которым сходились поперечные улицы обеих его частей. Эти стены могли запираться медными воротами так, что обе части города могли быть совершенно разобщены между собою. За городом, между обеими реками, Тигром и Евфратом, пролегала так называемая мидийская стена, для удержания вражеских нападений мидян, страшных до персидского нападения.
Но теперь явились новые враги, «которые не ценят ни серебра, ни золота, чьи стрелы пронзают столько юношей, враги, которые остаются безжалостны даже к детям в утробах матерей». На пути к Вавилону Кир подошел к реке Гинд. Один из белых коней, посвященных солнцу, бросился в реку, но был увлечен быстрым течением и погиб в водовороте. Тогда Кир страшно разгневался на реку и повелел сделать ее столь мелкой, чтобы даже женщины могли легко перейти ее, не замочив колена. Разделив свое войско на две части, царь расположил воинов по берегам реки и приказал выкопать 180 прямых, как стрела, каналов. В эти каналы была спущена вода и ослаблено таким образом течение реки. На эту работу пришлось затратить целое лето.
Развалины Вавилона
Так покарал Кир реку Гинд. Но при этом он мог иметь и другую цель — сделать реку удобной и безопасной для перехода войска. Такой проницательный и опытный полководец, как Кир, не потратил бы для этого целого лета и тем самым не дал бы вавилонянам времени увеличить свои оборонительные средства.
Таким образом вавилоняне имели достаточно времени собрать в своем городе столько съестных припасов, что, будучи разбиты Киром в сражении, они отступили в город и за его стенами могли не обращать внимания на осадившего их Кира. Долго персидский царь стоял перед оборонительными валами города, возведенными Валтасаром, борясь с тысячью затруднений, не достигнув цели. Только благодаря одной хитрости, удалось привести тщетные до тех пор попытки к счастливому окончанию.
Кир приказал лучшим своим войскам занять места по обе стороны города, а именно там, где входит и выходит из него Евфрат, с приказанием ворваться в город тогда, когда они заметят, что река настолько обмелела, что ее можно перейти вброд. Сам же он с остальной частью войска направился к одному озеру, лежавшему недалеко от города и устроенному когда-то царицей Нитокрисои для отвода течения реки. Этим озером воспользовался Кир и при помощи канала отвел в него течение реки, из-за чего она внезапно настолько обмелела в своем старом русле, что его можно было перейти вброд.
Войска тотчас спустились в реку и вошли в город. Вторжение это было произведено так неожиданно, что вавилоняне не успели принять никаких мер к обороне. Они могли бы, заперев ворота, поймать как в сети персов, вошедших в русло реки. Однако персидское войско слишком внезапно напало на вавилонян, а Вавилон был столь огромным, что горожане, жившие в центре, не знали, что враги уже заняли окраины, и еще долгое время продолжали беспечно торжествовать какое-то празднество, когда неприятель находился уже в городе.
Вдруг среди праздничного веселья раздался воинственный клич персов, и пораженная толпа дала изрубить себя без сопротивления. Сам Валтасар погиб в суматохе, а царский дворец сгорел в огне. Набунагид сдался и был помилован. Своим благоразумным поведением он приобрел даже благосклонность персов и был назначен Киром правителем одной из провинций. Ему пришлось пережить падение великого Вавилонского царства, охватывающего, кроме Халдеи и Ассирии, Сирию и Палестину и перешедшего теперь в руки персов.
Теперь Кир с тревогой смотрел на усиление Египта. Поэтому со стороны Кира было благоразумной мерой позволить евреям после падения Набунагида возвратиться в Палестину. Он желал иметь преданный и энергичный народ на границе с Египтом, столкновение с которым рано или поздно должно было произойти. Этим дозволением воспользовались сорок две тысячи большею частью бедных людей из колен Иудина и Вениаминова. Их предводителями были Зерувавел и первосвященник Иесуя (536 г. до Р. X.). Они немедленно принялись за восстановление иерусалимского храма и, несмотря на неприязненные отношения самаритян, в 565 году закончили его.