От его появлений делалось все хуже и хуже. Ит и так чувствовал себя неважно, а от постоянной погони и желания остаться в одиночестве делалось совсем уже плохо. Он почти перестал спать, вздрагивал от каждого шороха, а если и засыпал, то вскоре просыпался в ужасе, что сейчас снова придется слышать этот ненавистный голос.
   Он окончательно замкнулся в себе, максимум, что окружающие могли от него добиться, – это односложные ответы на какие-то бытовые вопросы. Ленин снял его с разгрузок – толку от Ита не было никакого, от усталости, бессонницы и недоедания у него все валилось из рук.
   А потом Скрипач вдруг пропал.
   Совсем.
   Неделю Ит никак не мог в это поверить и продолжал по привычке затравленно озираться, но Скрипача не было. Затем его вызвал Федор Васильевич и объяснил, что Скрипач уехал и скорее всего больше не появится.
   – Правда? – спросил тогда Ит.
   – Правда, – заверил его Федор Васильевич. Выражение на лице у него было странное – смесь горечи и чего-то еще, чего именно – Ит так и не сумел разобрать. – Если хотите, можете отдохнуть в палате. Хоть отоспитесь. Тем более что в двери есть замок, если вы помните.
   – Нет, спасибо, – ответил он. – Я лучше… там.
   – Если вы не возражаете, я бы хотел побеседовать с вами. – Федор Васильевич сел напротив Ита за стол, взял карандаш и принялся вертеть его в пальцах. – Ит, мы за вас боимся. Если вы будете продолжать в том же духе…
   – Со мной все в порядке. – Пришлось сделать над собой усилие, но сейчас он защищал тот фрагмент жизни, который не хотел отдавать, и слова послушно откуда-то появились. – Я просто не хочу с ним общаться, вот и все.
   – Дело не в этом. У вас стало меняться поведение. Поймите, это уже серьезно. Если раньше вы были все-таки адекватны, то сейчас…
   – Со мной все в порядке, – спешно заверил Ит, не замечая, что повторяется. – Мне просто… мне так проще. Понимаете, я…
   – Ну? – Федор Васильевич внимательно посмотрел на него. Ит смутился, опустил глаза.
   – Я хочу быть один, – глухо произнес он. – Разве я о многом прошу? Я просто хочу быть один. Что в этом такого?
   – Ничего, если не принимать во внимание то, в каком состоянии вы в результате находитесь. Останьтесь в палате хотя бы до завтра, ладно?
   – Ладно, – сдался Ит. Он понял, что сейчас проще уступить, чем потом выдерживать новую битву за свое право на одиночество.
   – Вот и хорошо. А там посмотрим…
   На поверку смотреть оказалось не на что.
   На следующий день Ит вернулся обратно в общежитие, и жизнь потянулась дальше, точно такая же, как и прежде. С той лишь разницей, что теперь она с каждым днем становилась чуть короче. Ит понял, что медлить больше нельзя, и ледяная глыба у него внутри стала тихонько расти. Почти незаметно – со стороны. Но он уже знал, что случится, когда глыба заполнит его целиком. Знал и ждал этого.
   Снова двор, снова столовая по вечерам, снова те же лица.
   Снова дебаркадер и орущий речной трамвай.
   Снова, снова, снова…
   Круг превращается в воронку, по воронке бегает шарик, который в результате обязательно окажется где? Правильно. В устье.
   Так должно быть.
* * *
   Прошло три месяца.
   И через три месяца Скрипач пришел снова.
   Ита, после очередного обморока на дебаркадере, грузчики в тот день чуть не пинками загнали в общежитие, и Ленин приказал ему «сидеть тут, а не то такое устрою, что небо с овчинку покажется». Вот Ит и сидел. Именно сидел, на своей кровати у стены. Сидел и ждал вечера, чтобы сходить в столовую, дождаться, пока Ленин и другие грузчики напьются, и уйти в свой двор. Неизменный учебник лежал на тумбочке рядом с кроватью, Ит безучастно смотрел на край целлулоидной закладки и не сразу понял, кто именно вошел в комнату. А когда понял, растерялся. И просто не успел отвернуться.
   Скрипач стоял на пороге. Выглядел он совершенно иначе, нежели чем три месяца назад. Он загорел, был одет в белую майку, синие линялые джинсы и в высокие, чуть не до колен, берцы со шнуровкой. Майку крест-накрест пересекали две широкие стропы, на которые было нашито несчетное количество карманов, побольше и поменьше. На одном из карманов Ит с удивлением разглядел эмалевый значок, на котором было написано, что его владелец, ни много ни мало, шофер-дальнобойщик третьего класса. На поясе виднелась небольшая ладная кобура. Не пустая.
   В руках Скрипач держал объемистый мешок с брезентовыми лямками.
   – Так, – начал он, не здороваясь. – Переодевайся – и пошли. Порезвее, люди ждут.
   Ит отвернулся.
   – Я три раза говорить не намерен, – твердым голосом сказал Скрипач. – Мне велели тебя забрать, потому что твое начальство тебя больше видеть тут не желает. Поэтому оделся быстро и пошел со мной, ясно? Или хочешь повторения того, что было у лифта?
   Он бросил мешок на кровать рядом с Итом и отступил в сторону.
   – Я сейчас отвернусь, – предупредил он. – Не вздумай сигануть в окно. Там стоит Ленин с монтировкой, предупреждаю сразу. Он, в отличие от меня, церемониться не станет.
   Ит молчал.
   – Считаю до трех. Или ты переодеваешься, или я тебе надаю по морде. Все, шутки и разговоры кончились.
   Ит неуверенно потянулся за мешком, развязал его и заглянул внутрь. Такая же майка, штаны, ботинки… стропы с карманами. Снаряжение? Наверно. Он вынул вещи из мешка и неприязненно посмотрел на Скрипача. Тот демонстративно отвернулся и принялся что-то тихо насвистывать себе под нос. Ит переоделся, снова сел, положив рядом с собой опустевший мешок. Скрипач снова повернулся к нему.
   – С собой что-то берешь? – Ит отрицательно покачал головой. – Книжку, чашку, трусы, носки, фотографию Ленина в анфас? Ну?
   Ит сунул в мешок учебник с целлулоидной закладкой, белье из тумбочки и чашку с отбитой ручкой. Скрипач осуждающе покачал головой, но смолчал. Ит завязал мешок и положил его себе на колени.
   – Чего расселся? Отрывай жопу от койки – и пошли, – велел Скрипач. – И ты что, так и будешь молчать?
   Ит снова ничего не ответил.
   – Ну, молчи, молчи, – покивал Скрипач. – Посмотрим, надолго ли тебя хватит. По дороге смыться тоже не пытайся, потому что я тебя поймаю и измочалю так, что места живого не останется. Все понял? Молодец. Вперед.
   Вместе они вышли из общежития и направились через площадь к маленькой пристани, расположенной на пересечении Яузы и Москвы-реки. Возле пристани обнаружился рейсовый катерок, готовый с минуты на минуту отправиться, – Скрипач сначала чуть ли не силком впихнул на трап Ита, а потом запрыгнул в катер сам, и катер тут же отчалил. Ит только и сумел, что беспомощным взглядом проводить шпиль удаляющейся высотки.
   Если он о чем и жалел в тот момент, то только о покинутом дворе, в котором цвел душистый табак да стояла маленькая елочка…
* * *
   На место прибыли затемно, катер долго, почти полтора часа петлял по каналам, люди сходили и заходили, а им, как оказалось, предстояло плыть до последней пристани, после которой катер начинал обратный маршрут. Сошли, Скрипач взял у Ита мешок с вещами, закинул себе за спину.
   – Дальше пешком, с полчаса где-то, – предупредил он. – Ничего, потом насидишься. Давай, шевелись, черт тебя подери!
   Ит, до сих пор толком не пришедший в себя после дневного обморока и столь стремительно развивающихся событий, смотрел куда-то в сторону, уже окончательно переставая понимать, что же происходит и чего от него хотят. Они запетляли по дворам, потом вокруг потянулась промзона, склады, покосившиеся заборы, запахло мазутом и соляркой.
   Свернули за очередной угол, и…
   Такого Ит не ожидал. Он невольно остановился и с удивлением уставился на открывшуюся перед ним панораму.
   Пространство по вечернему времени было освещено мощными прожекторами, стоящими на вышках, и в свете этих прожекторов Ит увидел величественную картину – десятки огромных машин с колесами в два человеческих роста. Машины были тускло-желтого цвета, с непомерного размера кузовами, нависавшими над казавшимися крошечными кабинами. Грузовики пугали и завораживали. Когда Ит разглядел людей, проходящих с ними рядом или поднимающихся по лесенкам в кабины, он понял, что из-за освещения сначала даже приуменьшил их размер. Между гигантами сновали обычные машины, типа тех, что привозили в институт пробирки и мышей. В сравнении с желтыми монстрами они казались просто карликами.
   – Это Московский международный грузовой терминал. А машинки называются «БЛЗ», – пояснил невозмутимо Скрипач. – Я на них работаю. Если ты не понял, ты теперь тоже на них работаешь. Наша машина в колонне третья, и я еще, для справки, в этой колонне радист. Всего идет восемь машин. Да, если посмотришь налево, то там стоят «Сциллы», вон, видишь? Зеленые такие… Это в данном случае – турецкий караван на разгрузке. Идем мы, между прочим, в Турцию, чтобы ты знал. Так, дальше. Сейчас познакомимся с главным караванным, зовут его дядя Коля, и мужик он строгий, учти это сразу. Стой молча, кивай, если спросит – ответь что-то подходящее. Если ответишь не подходящее… будет продолжение сцены у лифта. Управлять машиной научу в процессе, там ничего сложного, это тебе не секторальная станция. Все, пошли. Через полтора часа караван выходит, надо торопиться.
   Дядя Коля к Иту особенного интереса не проявил. Он оказался крепким коренастым мужиком лет сорока-пятидесяти, таким же загорелым, как Скрипач, и с точно такой же амуницией, разве что значков было два – один шофера первого класса, второй – старшего караванного. Спросил про спиртное. Ит честно ответил, что не пьет. Дядя Коля удовлетворенно хмыкнул. Потом спросил про двигатели – Ит начал было рассказывать, но караванный лишь махнул рукой, мол, все ясно, знаешь.
   И они пошли к своей машине.
* * *
   – Так. Рассказываю. Вот это – подсобная. Там сортир. Инструмент вот в этом шкафчике. Если что-то взял, то после того, как воспользовался, верни на место. Не вернешь – Коля голову оторвет, он за этим лично следит. Теперь водительская…
   Скрипач открыл узкую дверь, и они вошли внутрь тесной кабины.
   – Сегодня ночью будешь сидеть рядом, смотреть, как веду. – Скрипач говорил короткими рублеными фразами. – Колонна идет почти без остановок, поэтому спать приходится по очереди.
   Он отодвинул занавеску, расположенную позади сидений водителя и пассажира. За ней обнаружилась узкая полка, застеленная полосатым матрасом. Второй матрас лежал свернутым в головах.
   – Раньше со мной Егор ходил, так этот ублюдок спер белье, когда его уволили, – пояснил Скрипач. – Мне оно как-то без надобности, поэтому всяких простыней с наволочками нет. Дальше. Первая остановка будет перед Крымским хребтом, там тоннель, который положено идти без перерыва. Вторая – в кемпинге на дамбе, это уже в Черном море. И третья – Стамбул. Обратно – тем же порядком. Иногда встаем на поломки, но это уж как получится.
   Он пролез на водительское место, защелкал переключателями. Сначала засветилась приборная панель, потом – под потолком кабины зажглась тусклая лампочка.
   – Смотри сюда, – приказал Скрипач. – Запоминай. Датчики: тахометр, масло, горючка, скорость. Вот эта панель – кузов. Там гидравлика и шлюзовые замки, это я потом объясню, в процессе. Понятно?
   Ит слабо кивнул.
   – Хорошо, – одобрил Скрипач. – Скоростей у «БЛЗ» всего четыре – три вперед, одна назад, но лучше бы тебе никогда не узнать, как эту дуру назад двигать, при таком размере, инерции и ответе на руль. Учти, на руль они запаздывают сильно – крутанешь, а поворачивать оно начинает секунд через десять, а то и больше. Сцепление с двойным выжимом, это я покажу… Что еще?
   Скрипач задумался, почесал подбородок.
   – А, ну да, – сообразил он наконец. Полез в бардачок, вытащил из него завернутый в бумагу пакет и протянул Иту. – Это твое.
   Ит, помедлив, развернул бумагу. В ней оказался пистолет, кобура, портупея и значок шофера шестого класса.
   – «Терьер». – Скрипач взял пистолет, покачал на ладони. – Весьма удачная машинка, замечу. Пристреляешь на первой большой остановке. Положено носить с собой заряженным. Патроны в бардачке, три коробки. У меня такой же. Еще тут есть автоматы, они в карманах на дверях, магазины там же. По одному на оружии, и по два запасных. Патроны, пока мы на нашей территории, в подсобной кабине. Перейдем границу – перенесем ящик сюда. Так положено.
   – Зачем? – впервые за все время спросил Ит.
   – Затем, что на караваны нападают, и чаще, чем хотелось бы. – Скрипач повернулся и продемонстрировал длинную царапину на левом плече, правда, уже давно зажившую. – Это с позапрошлого рейса. А здорово было бы, если бы в голову попали, правда? – ехидно спросил он. – И мне хорошо, и тебе не мучиться…
   Ит не ответил, отвернулся.
   – Собственно, экскурс пока что закончен, – подвел итог Скрипач. – Рейс простой, короткий, освоиться – как делать нечего. Все, ждем команду, и по коням.
* * *
   Следующие дни превратились для Ита в настоящий кошмар. Спать толком он не мог, есть не получалось вообще – мутило, болела голова. Когда вел Скрипач, Ит садился не рядом с ним, а на пол. Он забивался в самый дальний угол, в узкий простенок между креслом и дверью кабины. Сидел и неподвижно смотрел в темноту под приборной панелью. В темноте было спасенье, но спасенье теперь не приходило – только смертельная глухая тоска и ожидание окончания этого безумия, ничего больше. Когда вел он сам, мысли целиком и полностью отнимала дорога – плавно покачивающийся впереди кузов «БЛЗ-2», идущего впереди, тонкий потертый руль под руками, педаль газа под правой ногой, пустое небо в вышине, наполовину перекрытое козырьком кузова, и пейзаж по сторонам, на который Ит не обращал ровно никакого внимания.
   Дошли до хребта, встали на стоянку – целых двенадцать часов отдыха. Мужики-водители, с которыми Ит еще не был знаком, отстегнули один из трехместных скутеров, имевшихся при каждом «БЛЗ», сгоняли в соседствующий с кемпингом поселок и вечером затеяли шашлыки из баранины. Дядя Коля зорко следил за тем, чтобы не пили, но никто и не пил – после того, как старший караванный вышвырнул из колонны пьянчужку Егора, все осторожничали.
   Потом были почти сутки в тоннеле, где Скрипач Ита к управлению не допустил и правильно сделал. Колонна шла медленно, максимальная скорость в тоннеле позволялась не более двадцати километров в час, но на практике никто и никогда не разгонялся выше десяти. Тоннель, прорытый под старыми горами, извивался и петлял так, что Ит в своем нынешнем состоянии неминуемо угробил бы машину. Только после того, как колонна вышла наконец на ялтинский тракт, Скрипач передал управление Иту, а сам полез на койку за занавеску – отсыпаться. И проспал до самой дамбы.
   Вышли в море. Возможно, в других обстоятельствах Ит бы удивился тому, что увидел, но сейчас ему было совершенно все равно, что вокруг. Его не удивила ни пятиметровой высоты широченная дамба, покрытая выщербленным бетоном, ни светлые отмели по ее сторонам. Весело перешучивались по рациям про что-то свое другие водители во время переклички, вокруг колонны носилась стая чаек, кто-то сокрушался, что оставил дома удочки (вот бы рыбки половить в кемпинге!), кто-то сетовал, что не обменял рубли на турецкие лиры по хорошему московскому курсу, а еще кто-то рассказывал на всю колонну пошлейший анекдот про тетку и асфальтовый каток.
   Через несколько часов проснувшийся Скрипач выгнал Ита из-за руля и присоединился к болтовне. После долгих уговоров с большой неохотой согласился расстаться с частью обменянных лир, выклянчил у четвертой машины тормозной жидкости для скутера, поржал над анекдотом и сказал, чтобы ему напомнили в Стамбуле про аккумуляторы для раций шестерки, которые оба дохнут, а заменить не на что.
   – Иди спать, – неприязненно приказал он Иту. Тот в ответ промолчал, снова забился в угол и уже привычно закрыл голову руками.
   Они не разговаривали. Скрипач больше не пробовал обращаться к Иту, а тот ни о чем не спрашивал. Между ними так и остался вопрос, заданный Итом в первый день – зачем? Действительно, зачем?
   Зачем вообще все это?
   Последнее издевательство перед тем, как все кончится?
   А ведь есть еще «терьер» в новенькой скрипящей кожаной кобуре. Единственное, что Ит сделал за все это время по собственной воле – это привел в порядок оружие. Сказывалась привычка, привитая Фэбом еще во время учебы: оружие обязано быть в идеальном состоянии. Не важно, собираешься ты его использовать или нет.
   Мысли бродили хаотично, но мысль про «терьер» пусть изредка, да возникала. Может быть, позже. Как получится. Если станет совсем уж невмоготу.
* * *
   Через восемнадцать часов вышли наконец к кемпингу. Собственно, кемпингом это сооружение, сложенное из бетонных блоков, порядочно изъеденных штормами, можно было назвать с большим трудом. Шоферы чаще называли его связкой – десять камор, соединенных общим коридором, с узкими дверями и окнами-бойницами, на случай шторма. В маленьких девятиметровых комнатах стояло по две железные, вделанные в пол кровати с продавленными панцирными сетками, да железные же столы с забетонированными ножками – чтобы не сперли. Вот и весь комфорт. Однако после тесной кабины и такой комфорт был в радость, ведь на кровать можно бросить матрас и со вкусом хорошенько выспаться. Все лучше, чем узкая койка в кабине.
   Сначала, конечно, сварганили хороший ужин – гречка с тушенкой, консервированный вишневый компот. Потом разбрелись кто куда. Трое заядлых рыбаков пошли посидеть на дамбе с удочками, дядя Коля с Ванечкой (кто такой этот Ванечка, Ит так и не понял) захватили какие-то бумаги и заперлись в своей комнате, а остальные затеяли игру в городки – у кого-то нашлись рюхи и бита. Играли на интерес, ставя по десять копеек на кон, матерились, хохотали… Скрипач тоже куда-то подевался.
   Ит все это время просидел под стеной, с другой стороны связки, на песчаном наносе. Скрипач появился, лишь когда солнце стало закатываться.
   – Бери матрас, пошли, – приказал он. – Поживее, а то закроют, и останешься тут до утра, а это запрещено.

04

   Караван, дамба Ялта/Стамбул
   Лучшее место на Земле
 
   – Света тут нет, – безучастным голосом сказал рыжий. – Разувайся, пока шнурки видно.
   Ит покорно расстегнул пояс со снаряжением, положил его на пол рядом с ножкой железной обшарпанной кровати. Развернул матрас, сел, нагнулся и принялся расшнуровывать берцы. Шнурок на правом затянулся в очередной раз каким-то нелепым узлом, и пришлось с ним основательно повозиться. Кое-как стащив ботинки, он наконец разогнулся и…
   …и увидел, что в лицо ему смотрит черное пистолетное дуло.
   – А теперь снимай штаны, – приказал Скрипач.
   – Что?.. – Ит опешил.
   – Что слышал. Снимай штаны, сволочь.
   Дальнейшее заняло от силы полторы секунды, выглядело примерно следующим образом.
   Раскадровка.
   Ит:
   «Выбить пистолет, можно успе…»
   Скрипач:
   «А еще медленнее – сумеешь?»
   Счет по очкам.
   Ит:
   Выпад, бросок, минус доля секунды – здравствуй, кома. Снимаются три очка.
   Скрипач:
   Сдвинуться в сторону на тридцать сантиметров, подождать, перехватить пистолет за дуло и несильно, но точно – в висок. Плюс пять очков и звездочка в табеле.
   Ит:
   …черт, а это больно…
   Спустя минуту он очнулся от того, что с него в одно движение содрали джинсы вместе с трусами, молния царапнула по ноге. Мысли: «Так вот почему он велел разуться… что происходит?!» Заметив, что Ит шевельнулся, Скрипач тут же проворно перехватил его левую руку и заломил ее за спину, одновременно наматывая на кулак другой руки волосы и заставляя повернуться к себе спиной. Затем – сильный удар коленом, и вот Ит уже лежит грудью на железном столе, с левой рукой, взятой в болевой прием (стоит только двинуться, и от боли начинает темнеть в глазах и перехватывать дыхание), а сзади…
   – Раздвинь ноги, сука. – Голос неприязненный и брезгливый. Удар берцем сначала по одной голени, потом по второй. – Давай, давай. А то еще хуже будет.
   Хуже?!
   Дальнейшую чудовищную мерзость Ит не сумел даже толком осознать. Это было дико больно, до тошноты отвратительно и унизительно настолько, что сознание автоматически начало блокироваться от происходящего – вместо нормальных мыслей получались только какие-то бессвязные обрывки, зачастую не несущие никакой смысловой нагрузки. Он же когда-то говорил, что про это читал… и что вот такое может романтизировать только совершенно извращенный и до края порочный мозг… Боль не имела локации – плечо словно жгло адским огнем, и этот огонь от малейшего движения разливался по всему телу. Внезапно мелькнула мысль, связная и здравая, – после этого можно только застрелиться. Пистолет в кобуре валяется на полу, рядом с кроватью. Когда все это кончится – а ведь оно не может продолжаться вечно, да? ведь не может? правда? – нужно будет как-то взять пояс со снаряжением, выйти на улицу и пустить себе пулю в лоб. Нет, лучше в рот. Или в висок. Как получится…
   Скрипач дернулся, Ит тоже. Боль в плече стала на секунду настолько невыносимой, что Иту почудился треск разрываемых сухожилий. Он зашипел сквозь зубы, не в силах больше молчать, – и тут же получил ладонью по затылку. Попробовал наугад ткнуть куда-то в пространство правой рукой – и по руке, по локтю, пришелся второй удар.
   – Заткнись… не ори, сука… и не рыпайся… попробуй только заорать, убью!
   И буквально через несколько секунд все кончилось. Руку Скрипач так и не отпустил, но стало чуть легче. Скрипач снова намотал на кулак его волосы и заставил разогнуться – на это ушло секунд тридцать, потому что Ит все никак не мог справиться с болью в сведенных мышцах.
   – Если ты обещаешь не орать, я отпущу руку, – предложил Скрипач.
   «Если тебя насилует кто-то, кто сильнее, не оказывай сопротивления – это шанс, что тебя, возможно, оставят в живых».
   Ит через силу кивнул.
   Скрипач хмыкнул, но руку отпустил. Она повисла плетью, Ит непроизвольно вскрикнул и схватился за искалеченное левое плечо. Скрипач развернул его к себе лицом и с интересом посмотрел в глаза. Ит опешил еще больше – взгляд был участливый и серьезный.
   – Нам надо поговорить, – как ни в чем не бывало, сообщил Скрипач. – Пойдем, присядем.
   Все еще держа Ита за волосы, он доволок его силком до кровати и повалился на матрас, увлекая того следом за собой.
   – Ложись поудобнее, – миролюбиво предложил он. – Ложись, ложись. В ногах, как говорится, правды нет.
   «Что он еще… Господи, пожалуйста, пусть это кончится, – одной рукой удерживает зачем-то больную руку, а другой… может быть, хочет блокировать правую… наверно… – Господи, лучше бы мне никогда не выходить из комы, а остаться в ней навсегда…»
   – Ты, конечно, говорить не захочешь. – Скрипач, по всей видимости, счел наконец, что его все устраивает. – Поэтому придется говорить мне. Придется – ведь нужно кое-что тебе рассказать, ты в некотором смысле не в курсе. А событий-то на самом деле было порядочно. Знаешь… когда ты это сделал, я же до дома дойти не успел. И повернуться тоже. Но даже так… это было в своем роде зрелищно. Чудовищная вспышка за спиной, и раскаленный ветер, у меня даже волосы обгорели на макушке. – Скрипач усмехнулся. – Я бросился обратно и увидел… там земля кипела, как лава в вулкане. Сейчас на этом месте, рядом с могилами, такое… как бы правильно сказать… черное стекло, проплешина где-то в метр толщиной и метров десять в диаметре. В общем, я туда кинулся, орал что-то… не помню, что именно. Народ появился не больше чем через три минуты, все тоже орут, спрашивают, что случилось, а я… у меня в голове была только одна мысль в тот момент – я его убил. В прошлой жизни чуть не убил, а в этой убил. Морис с Леоном, конечно, оказались в первых рядах – и с ходу определили, что был выход в Сеть и что все по классике – и пробой в поле, и подъем температуры практически до звездной… в общем, все, кто там был, в один голос сказали с уверенностью, что ты погиб.
   Его правая рука скользнула по боку Ита, медленно проехала вверх и остановилась где-то на груди. Ит было напрягся, но рука больше не двигалась.
   – Что я тогда чувствовал… нет, словами этого не передать, пожалуй. С неделю я там сидел, рядом с могилами и с этой проплешиной, в дом ходил только пить, да и то лишь когда про это вспоминал. Помнишь, Фэб когда-то рассказывал, что чувствовал и делал после смерти Гиры и экипажа? Ну так это было примерно то же самое, с той лишь разницей, что вместо него оказался я, и он, бедняга, конечно, в жизни своей ничего подобного тому, что я сделал, не делал. Через неделю я все-таки начал перебираться на ночь в дом, но только потому, что хотел умереть там, а не на могилах – такой вот странный бзик. Кто-то приходил, уходил… Атон, Эдри, Морис с Леоном… еще через пару недель Таенн из рейса вышел, к тому моменту с планеты уже, кажется, сняли карантин, и… а, ладно, это не важно. Таким порядком прошел месяц или даже больше, кажется. А потом…
   Рука Скрипача снова ожила – тихонько двинулась к горлу Ита, а затем плавно поползла вниз и снова замерла, но уже чуть пониже солнечного сплетения.
   – Потом пришел один мужик из Мастеров и сказал, что со мной хочет поговорить новый парень из их команды. Мне в тот момент было все равно, и я согласился – почему бы и нет? Ну, на следующий день прилетает ко мне парнишка оттуда… Мастер Путей, как я понял. Позывной у него «Алькор», вот он мне этим самым Алькором и представился. Смешной такой на первый взгляд мальчишка. На вид лет двадцать, волосы белые, совсем как у нашего Леона, но глаза не красные, а такого орехового оттенка, то ли зеленые, то ли карие, и не поймешь. Прилетел, значит, походил вокруг этого стеклянного пятна, а потом и говорит – знаете, теоретически я мог бы поискать, куда он попал, но мне для этого нужно на какое-то время оставить где-нибудь физическое тело. Можно его в доме положить?