Страница:
Когда цепочка верховых лошадей и вьючных животных растянулась по крутой дороге к вершине холма, обитатели Шафтсбери отложили свои дела и теперь молча смотрели на королеву.
Кровь прилила к щекам Эльфтрит. Не обращая внимания на неудобство и боль, она села прямо и расправила плечи. Королева не смотрела по сторонам. Разумеется, мысли горожан не были для нее большим секретом. Слухи распространяются быстро. Только ведь это не просто слухи. Она действительно задумала и организовала убийство Эдуарда, но эти крестьяне ничего не знали наверняка. Они бросали на нее злобные взгляды, но их ненависть основывалась не на знании, а на подозрении. Королева была рада, что приехала, но не потому, что этого пожелал ее сын, а потому, что своим появлением здесь рассчитывала рассеять хотя бы часть слухов.
Встречать высокую гостью вышли чуть ли не все монахини. Королева сухо улыбнулась молчаливому ряду одетых в черное женщин, которые стояли за открытыми воротами, и протянула руку своему верному тану, помогшему ей спуститься.
Величаво выступив вперед, Эльфтрит подала руки аббатисе, чье имя так некстати вылетело из памяти.
— Ваша милость, — восторженно произнесла она, — как я рада, что наконец попала сюда.
Ясные голубые глаза твердо встретили взгляд гостьи.
— Добро пожаловать, королева Эльфтрит. Здесь рады всем, кто почитает благословенного Эдуарда.
Улыбка удержалась на ее лице, хотя Эльфтрит с удовольствием ударила бы аббатису. В словах хозяйки монастыря крылись шипы, и жалили они глубоко. Что ж, решила королева, в таком случае планы изменятся. Она задержится здесь, где все дышит враждебностью, ровно столько, сколько необходимо, и ни минутой больше.
— Сестра Вульфгифу проводит вас в дом для гостей, — сказала аббатиса. — Мы только закончили его и обеспечили всем необходимым, но уверена, что вам он покажется бедным по сравнению с удобствами вашего дома.
Будь она проклята, эта женщина! Эльфтрит подняла украшенную кольцами и перстнями руку и покачала головой.
— Ну что вы, аббатиса. Мы не собирались так обременять вас. Нас слишком много, а запасы аббатства невелики.
Аббатиса явно была застигнута врасплох.
— Ваш тан сказал, что вы остановитесь по меньшей мере на семь дней.
— Его неверно известили. Разумеется, я оплакиваю моего бедного пасынка Эдуарда и буду оплакивать до конца моих дней, — она театрально вздохнула, — но мне нужно поскорее вернуться домой, чтобы советом и заботой помочь живому сыну. Королю. Мне будет позволено увидеть Эдуарда сейчас?
— Н-но, — запинаясь, произнесла маленькая сестра Вульфгифу, чье лицо уже пошло красными пятнами, — вы ведь, конечно, пожелаете отдохнуть и подкрепиться после тяжелого путешествия?
Вид у нее был такой, словно она собиралась расплакаться. Эльфтрит, не понаслышке знакомая с хитросплетениями монашеской жизни, подумала, что бедняжку, пожалуй, накажут, если гостья откажется от приглашения. Это было бы хорошо. Королева по-матерински погладила монахиню по плечу.
— Нет, дорогая. Я хочу поскорее почтить память моего пасынка.
Аббатиса подняла бровь. Она явно не верила ни одному слову королевы. Поджав губы, женщина кивнула, слегка наклонив голову.
— Тогда следуйте за мной, ваше величество. Получая щедрые пожертвования от паломников, мы надеемся построить достойную усыпальницу, а пока благословенный Эдуард покоится в часовне. Идемте.
Эльфтрит почувствовала, как сильно заколотилось сердце. Конечно, это лишь следствие усталости, ничего больше. Подняв голову, она последовала за аббатисой. Проходя мимо кладбища, королева заметила занесенные снегом кучки камней и горки земли, несомненно, свидетельствовавшие о приготовлении к сооружению упомянутой усыпальницы. При виде этих трогательных жалких знаков людского почтения Эльфтрит облегченно вздохнула. Эдуард не был святым при жизни, и вся эта суета показалась ей глупой и наивной, а вовсе не грозной и опасной.
Они миновали жилье аббатисы и вышли к северной границе владений, где и стояла церковь. Мозаичные окна по обе стороны от большой деревянной двери изображали ангелов, Христа и апостолов. Аббатиса открыла дверь и отступила, позволяя королеве войти первой. Оказавшись внутри, Эльфтрит повернулась, преграждая своей спутнице вход в неф.
— Уверена, что вы понимаете мое желание побыть одной, — сказала она. — В конце концов, он был моим бедным пасынком… — Ее голос дрогнул, в глазах блеснули притворные слезы.
Лицо аббатисы выразило сомнение, но она лишь пожала плечами:
— Как прикажете, ваше величество. Я пришлю сестру Вульфгифу, она подождет вас и проводит назад.
Эльфтрит сдержанно улыбнулась и закрыла дверь перед лицом аббатисы. Вздохнув, она покачала головой и осмотрелась. Окон было много, а потому внутри вполне хватало света даже в этот пасмурный день. К вечеру сестры зажгут свечи на алтаре и масло в лампадах. Милая церковь, решила Эльфтрит, если, конечно, кому-то это интересно.
Спеша покончить со своим делом и побыстрее удалиться, королева быстро прошла по нефу, слегка морщась от боли. Она не остановилась ни у алтаря, ни у хоров, где сидели во время молитвы сестры, но замерла возле молельни, о которой упомянула аббатиса.
Вот оно. Небольшой альков, в нем что-то наподобие стола, а на столе деревянный гроб, покрытый красивым, с вышивкой, покрывалом. В полоске света, струящегося из одного-единственного окна, кружатся золотистые пылинки.
И никакого намека на запах тлена.
Глядя на гроб, Эльфтрит не чувствовала ничего, кроме раздражения.
— Ты досаждал мне при жизни, — громко сказала она, и пустое помещение отозвалось слабым эхом, — досаждаешь и после смерти.
— Вы даже не представляете, как я вам досаждаю, дорогая мачеха, — прозвучал у нее за спиной странный гулкий голос.
Эльфтрит ощутила, как ей сдавило грудь. Она ахнула, подалась назад и едва не упала, потеряв равновесие. И почти сразу же на смену страху пришли злость и смущение. Голос принадлежал молодому человеку. Наверное, кто-то из послушников решил разыграть ее.
— Безмозглый идиот, — прохрипела она, ничуть не заботясь о том, чтобы проявлять сдержанность в святом месте. — Выходи из укрытия, и я накажу тебя должным образом. Узнаешь, как пугать королеву.
— Розги не помогут, госпожа, потому что вы не сможете прикоснуться ко мне, — сказал тот же голос. — Хотел бы я дотронуться до вас. Жаль, что нельзя взять нож, воткнуть его в ваше черное сердце и поворачивать, пока вы не умрете. Как умер я от руки вашего слуги.
У нее перехватило дыхание. Трюк. Это какой-то хитрый трюк. Какая-то девчонка или мальчишка… ее пытаются напугать и бьют наугад. Все присутствовавшие при убийстве давно исчезли. Остались только она сама, Анджело и Этельред. И все же…
— Такие обвинения отдают изменой, — пробормотала королева. Боль в груди стала невыносимой и, несмотря на сопротивление, заставила ее опуститься на холодный каменный пол. — Я любила Эдуарда.
— Вы любили своего сына. — Голос стал громче. — И я не виню вас за эту любовь. Я тоже любил того умного мальчика, каким он был тогда, и я знаю, что он не причастен к моей смерти. Его руки чисты, а вот ваши… Посмотрите! Видите кровь?
Эльфтрит невольно посмотрела на свои ладони. Разумеется, они были чисты. И тогда она поняла, что выдала себя. Тот, кто вел с ней эту страшную игру, взял верх.
— Кровь исчезла, а я нет.
Она подняла голову и вскрикнула.
Прямо перед ней стоял призрак убитого Эдуарда. Он выглядел точь-в-точь, как в ту далекую мартовскую ночь, если не считать, что все краски жизни поблекли. Та же одежда. Волосы подстрижены так же. Лицо искажено гневом. Странно, но именно это выражение гнева придало ей смелости.
— Ты не был святым при жизни, мой мальчик, — бросила королева. — Твои вспышки злости. Твое упрямство…
— Вы правы, — холодно согласился призрак и наклонился. — Я не был святым тогда и не являюсь им сейчас. Теперь я, дорогая мачеха, ваша личная пытка. Ваша мука. Ваше наказание. Вы убили меня. Вы сделали меня призраком. И я не покину вас ни днем, ни ночью. Ваша могила недалеко отсюда. Отвести вас туда?
Он шагнул вперед и немыслимым образом прошел через нее. Жуткий холод пробрал Эльфтрит до костей, и ее сердце едва не остановилось. Холод послесмертья…
Когда тепло снова расплылось по телу, королева рухнула на пол и расплакалась.
До ее ушей донесся смех Эдуарда.
— Плачьте, мачеха, плачьте. Плачьте сколько хотите, это вам не поможет. Показать вам еще раз, что такое смерть?
— Нет! — пронзительно вскрикнула Эльфтрит. — Нет, Эдуард! Пощади меня! Умоляю…
— Пощадить? — воскликнул Эдуард. — А как же нож? Обман? Убийство?
Ей удалось подняться. Преследуемая призраком, издевающимся над ее мольбами, она устремилась по проходу с криком: «Пощади! Пощади!»
Распахнув дверь, королева выскочила из церкви, глотая свежий воздух, споткнулась о порог и упала на землю.
— Ваше величество! — Сестра Вульфгифу подбежала к распростертой королеве и опустилась рядом с ней на колени. — Что с вами, ваше величество? Вы заболели?
Эльфтрит подняла голову. Призрак исчез, но ее лицо еще горело, а по щекам текли слезы.
— Спаси меня! — прохрипела несчастная женщина, хватая монахиню за рукав, как утопающий хватается за соломинку. — Спаси меня!
— Ваше величество… — Сестра Вульфгифу оглянулась, явно потрясенная поведением королевы.
— Молись за меня, дитя. — Одного вида ясного лица молодой монахини оказалось достаточно, чтобы немного успокоиться. — Молись за мою бессмертную душу. Ты хорошая, добрая, Господь услышит тебя.
Дыхание все еще не восстановилось, но боль в груди уже начала слабеть. Монахиня помогла королеве подняться и заботливо обняла за плечи.
— Вы увидели останки благословенного Эдуарда, вот и не выдержали, — рассудительно сказала Вульфгифу. — Такое случается со многими. Пойдемте, я приготовлю вам поесть и напою чаем.
Пока они шли к домику для гостей, королева пыталась понять слова призрака.
Ваша могила недалеко отсюда. Отвести вас туда?
Она застонала и замотала головой; монахиня, утешая, погладила ее по плечу.
Эльфтрит стало вдруг не по себе от недобрых мыслей по отношению к этому ребенку. А ведь монахиня была добра к ней, хотя и явно встревожена случившимся. И если уж на то пошло, подумав, решила королева, то и остальные сестры тоже были добры к ней. Даже аббатиса. Они, несомненно, будут молиться за нее, особенно если им хорошо заплатить. И может быть, святые услышат их голоса. Вмешаются и отвратят от нее страшное наказание.
Да она и сама могла бы стать монахиней. У нее два монастыря, в Эмсбери и Уэрвелле, отданные ей после смерти Эдгара. Она могла бы стать аббатисой. Это не так уж и трудно, нужно лишь выучить правила, молитвы и покаяться. Если начать прямо сейчас творить богоугодные дела, то, возможно, у могилы ее не будет поджидать Анджело.
Она глубоко вздохнула, успокаивая себя. Надежда забрезжила на горизонте. У нее есть возможность избежать ужасной участи, предсказанной призраком Эдуарда. Нужно только не опускать рук. Эльфтрит всегда добивалась своей цели. Вечное блаженство не так уж недоступно.
— Скажи мне, дитя, как тебе живется в Шафтсбери?
Локи потянулся, ежась от стылого ночного воздуха. Несколько дней назад прошел снег. Кристаллическая субстанция все еще покрывала землю, но сегодня вечером снега не было.
Он обратил лицо, приятное человеческое лицо, к лунному небу, затем скользнул взглядом по холодным, ярким звездам, мерцающим в необъятном черном море.
Люди были пьяны. В этом не было ничего особенного, они напивались почти каждый вечер. По утрам, протрезвев, брались за мечи и весла, и Локи не собирался лишать их тех удовольствий, которые они сами для себя избрали. До него донеслись звуки смеха и нестройного пения. Мило.
Под ногами заворочался Нагльфар.
Его команда призраков молчала. Все шло по плану.
Где-то вдалеке играл Ёрмунганд. После освобождения из плена он рос день ото дня, становясь все больше и больше. А Фенрир…
Локи опустил руку, и тут же в его теплую ладонь ткнулся холодный нос. Сыновний поцелуй. Локи погладил его по голове, потрепал мягкие серые уши.
— Все идет хорошо, отец, — сказал Фенрир. — Иона пал без сопротивления. Теперь даже Кентербери принадлежит нам.
Локи кивнул, снова переводя взгляд на луну. Ему вдруг стало грустно при мысли о том, что тощий волк Хати проглатывает ее за раз. С каждой победой, с каждым павшим городом и селом приближался час Рагнарёка. Локи не чувствовал того удовольствия, которое приятно грело его на протяжении долгих-долгих лет, когда он лежал, страдая, в глубине земли. Тогда только мысль о мщении давала ему силы.
Теперь, найдя здесь, в Мидгарде, красивое, сильное человеческое тело, общаясь с людьми, наслаждаясь вкусом жареного мяса и сладкого вина, глядя на луну, он думал о том, что было бы неплохо, пусть ненадолго, отложить приход Рагнарёка. Хотя бы для того, чтобы увидеть еще несколько вот таких ясных зимних ночей, попить еще вина, поласкать чувствительными человеческими пальцами мех Фенрира.
Его внимание привлекло какое-то движение. Звезда скользнула по своду небес и пропала из виду. Локи напрягся. Еще немного, и падающие звезды уже не будут так далеки. Вскоре они начнут падать на землю, как сказал ему Анджело.
В шуме пьяного веселья что-то изменилось. Фенрир повернул голову, насторожился. Он тоже услышал что-то. Спустя несколько мгновений донесся негромкий плеск, это весла тревожили тихую гладь моря. Фенрир посмотрел на него и вильнул хвостом.
— Пусть выбор падет на меня, отец.
— Нет, сын. Анджело сказал мне, что случится, и я обещал исполнить его указания. Не бойся. Впереди еще много битв.
В глазах Фенрира вспыхнуло мягкое зеленое сияние. Блеснули белые клыки.
— Я жажду убивать, — тихо произнес он. — Похоже, эту жажду не утолить.
Конечно, это была лодка Торкелла. Из всех лишь он один отваживался подойти к Локи с моря. Другие старались держаться подальше от страшного Дракона Одинссона.
— У меня послание, о великий Одинссон, — сказал Торкелл.
Его лодка подошла к Нагльфару, и Локи с усмешкой отметил, как вздрогнул Торкелл, когда борт деревянного суденышка царапнули ногти мертвецов.
Он протянул клочок пергамента, и Локи, кивнув, взял послание. Плавный, легко узнаваемый почерк Анджело и всего два слова: «Убей его». Чего и следовало ожидать. Локи разжал пальцы, и послание медленно упало в воду. Он быстро шагнул в лодку Торкелла.
— Отвези меня к пленнику.
Немного погодя архиепископ Кентерберийский уже сидел в центре одного из кораблей. Альфеге, шестидесятилетний старик, с недавних пор стал костью в горле Анджело. Будучи членом Витана, он то и дело выступал против амбициозных планов королевского советника. Теперь викинги взяли архиепископа в плен, что немало порадовало Анджело.
Локи, высокий, самоуверенный и гордый, внимательно посмотрел на пленника. Последние несколько недель старик провел в цепях, тогда как его тюремщики наслаждались всеми удовольствиями, которые мог предложить захваченный городок. Альфеге запретил своим людям платить за него выкуп, хотя, судя по всему, пользовался уважением и любовью многих и деньги для выкупа, причем в сумме, достаточной для удовлетворения даже самых жадных из подручных Торкелла, могли бы быть собраны. Для Локи и его людей архиепископ был очень ценной добычей. Что касается еще одного так называемого священника, аббата Эльмара, то он предал Альфеге и всех жителей Кентербери, спасая свою драгоценную шкуру.
— Упрямство, упрямство, — укоризненно произнес Локи. — Несколько фунтов могли бы вернуть вам свободу, ваша милость.
— Не оскверняй мое звание своими нечестивыми устами, язычник, — ответил архиепископ. — Я плюнул бы в тебя, если бы мог.
Один из стражей занес руку, собираясь ударить старика. Локи остановил его предостерегающим взглядом.
— Не сомневаюсь. Но ведь у вас пересохло во рту, не так ли? И в животе пусто? Запах жареного мяса, плеск волн, какая мука, а, ваша милость?
Альфеге опустил лысую голову и промолчал. Цепи негромко звякнули.
— А у нас был настоящий пир, — продолжал Локи. Корабли уже подтягивались, медленно окружая судно с пленником. — Вкусный у вас в Кентербери скот.
— Радуйся плодам этого мира, язычник, потому что в другом ты их уже не попробуешь, — сказал Альфеге.
Локи усмехнулся.
— Какая крепость веры. Такая уверенность в моей судьбе. Я — бог, дурак. Твой другой мир для меня просто не существует. У меня свой устав, у моих людей — свои традиции. Наберись мужества, старик. Другие просто погибали от моей руки. Ты станешь мучеником. Тебя сделают святым… если успеют. — Он повернулся к Торкеллу: — Пленник отказался платить. Полагаю, твоим людям не терпится излить злость.
Торкелл нанес первый удар. Рядом, на блюде, еще валялись остатки ужина. Он схватил кость и швырнул ее в закованного в цепи пленника. Она попала в шею, и архиепископ застонал, инстинктивно попытавшись поднять руки. Громкий хохот встретил этот безуспешный жест самозащиты, и тут же примеру Торкелла последовали другие. Кости, блюда, даже голова быка полетели в несчастного Альфеге, тщетно пытавшегося увернуться от обрушившихся на него предметов. Локи смотрел на пьяных викингов, нашедших выход своей злобе в избиении беззащитного старика.
У них это считалось обычной забавой, сопутствовавшей обильному ужину. Локи не находил ее такой уж веселой. Ему вспомнились боги Эзира, швырявшие что попало в заколдованного Балдера. Неуязвимого Балдера.
Только предательство могло погубить его…
Локи скорчил гримасу и отвернулся, но взрыв пьяных голосов заставил его оглянуться. Торкелл, выкрикивая проклятия, прыгнул в лодку, в которой сидел пленник, занес над его головой огромный боевой топор и с силой опустил. Череп Альфеге развалился пополам, и толпа, увидев кровь, кости и мозг, взвыла от восторга.
— Отвези меня на Нагльфар, — сказал Локи и обратил свои думы к звездам и холодному свету луны.
ГЛАВА 17
Когда ему показалось, что легкие уже разрываются от нехватки воздуха, что ничего другого не остается, как выдохнуть и вобрать в себя ледяную воду, что-то изменилось. Его уже не тянуло, а толкало, точнее, выталкивало. Вспыхнувшая надежда придала сил. Элвин отдался этому влекущему порыву и, вырвавшись наконец на поверхность, отпустил Ровену и судорожно хватанул ртом воздух. Никогда еще этот воздух, чистый и свежий, не казался ему таким сладким.
Но вот холод никуда не исчез, сковывая движения. Элвин моргнул и, увидев совсем рядом, всего в нескольких ярдах от себя, берег, поплыл к нему. Вверху синело небо, теплые лучи солнца слепили глаза. Он оглянулся и с облегчением заметил, что все его спутники счастливо пережили это необычное путешествие. Наверное, в других, не столь плачевных обстоятельствах, Элвин рассмеялся бы при виде гордой Ровены и маленькой Рататоск, промокших насквозь и больше похожих на крыс, чем на кошку и белку. Неподалеку плыл к суше Валаам, а чуть дальше виднелась лошадь эльфов с вцепившейся в нее Кеннаг. Хозяйка Ключа сдержала слово и каким-то образом спасла кобылу и осла от преследователей, переправив их в безопасное место.
Только выбравшись на скользкий глинистый берег с разбросанными там и сям камнями, Элвин понял: что-то не так. Усталый, ошеломленный, еще не успевший оправиться от страха, он не сразу обнаружил причину своего недоумения, а когда открыл рот, собираясь выразить это чувство словами, Кеннаг, стуча зубами, пробормотала:
— Л-лет-то!
И верно, они оказались не в продуваемой узкой долине, примыкавшей к закованному в лед озеру. Перед ними была усыпанная цветами лужайка. Элвин упал на зеленую мягкую траву, с глуповатым видом взирая на пчел и бабочек, деловито перелетавших с цветка на цветок. Деревья в полном зеленом убранстве, солнце, посылающее тепло и силу…
Животные вылезли из озера и отряхивались. Капли разлетались во все стороны. Кеннаг сползла с лошади и попыталась размять окоченевшие члены, но едва устояла, и то лишь потому, что ухватилась за шею своей лошадки. Элвин заметил, что ожоги на ее лице исчезли. Воды Кровавого Ключа оказались и вправду целебными.
— Это… это страна эльфов? — нервно спросил Элвин. — Ты говорила, что у них времена года наоборот.
Кеннаг уже почти не дрожала. Она растирала руки. Ее многоцветное, пестрое платье облепило стройную, крепкую фигуру, бесстыже подчеркивая каждый изгиб, каждую выпуклость. Несмотря на все еще сидящий в костях холод, Элвину вдруг стало жарко. Он отвернулся. Когда-то ему хотелось проклясть Кеннаг только за то, что она обладает этим телом, этим соблазнительным, влекущим к себе сокровищем. Теперь он знал, что, если мокрая одежда облегает ее тело, в этом нет ее вины.
— Не думаю, — сказала Кеннаг. — Кровавый Ключ был, вероятно, воротами куда-то еще. — Она, прищурившись, взглянула на солнце. — Солнце слишком яркое, слишком реальное.
— Госпожа права, — раздался чей-то голос.
Из гущи леса вышли трое, двое мужчин и женщина. Каждый нес что-то, завернутое в тряпицу. Узнав коричневые рясы, Элвин понял, что мужчины — монахи. Но тонзур он не заметил. На женщине тоже была ряса, а длинные светлые волосы оставались непокрытыми. Говорила она.
— Как и вы оба, мы вышли из лона женщины, — продолжала женщина. У нее было милое лицо, теплый и радушный голос. — Вы замерзли, придя из внешнего мира, и мы принесли вам теплую и сухую одежду.
— Кто вы? — спросил Элвин, когда мужчины приблизились к нему, а женщина направилась к Кеннаг.
Братья — пожилой, с почти белыми волосами, и молодой, темноволосый — обменялись улыбками.
— Мы живем здесь. Ты не замерз, брат Элвин? У нас одежда, которая удобна и знакома тебе, а Ардит позаботится о Кеннаг.
Элвин все еще дрожал, а потому, отложив дальнейшие расспросы, поспешил натянуть теплую, сухую, удивительно мягкую одежду, принесенную братьями. Они также предложили ему блюдо с фруктами. Юноша взял яблоко и только тут понял, что проголодался. Оно оказалось сладким и хрустящим.
Кеннаг тоже переоделась в монашеское одеяние, но на ней оно смотрелось совсем не так, как на юном монахе. Улыбаясь, она болтала о чем-то со светловолосой женщиной, Ардит, как со старой знакомой, вытирая при этом свои длинные рыжие волосы. Хотя незнакомцы и уходили от вопросов, Элвин не испытывал ни малейшей настороженности.
Доев яблоко, он подошел к Валааму, заботливо погладил по влажной спине и предложил сердцевину фрукта. Осел с аппетитом захрумкал.
— Ну, как ты? — спросил Элвин, переводя взгляд на Ровену, сидевшую на спине Валаама.
— Здесь теплее, — ответила кошка, вылизывая взъерошенную шерсть.
Рататоск, успевшая забраться на дерево, выглянула из-за ветки.
— Не знаю, где мы, — сообщила она. — Вокруг, куда ни глянь, только деревья.
— Вы в Большом Лесу, Андредесвельде, — сказал старший из монахов, словно в ответ на замечание Рататоск. Но не мог же он понимать, о чем говорит белка… или мог? — Пойдемте, наша церковь недалеко отсюда.
— Я не пойду, пока не узнаю, кто вы, — возразила Кеннаг, слегка покраснев от смущения и без обычного для нее упорства. — Простите, но… недавно со мной случилась неприятность из-за того, что я поверила незнакомцу.
Старший из братьев улыбнулся.
— Но ведь вас прислала хозяйка ключа? Вы попали сюда по ее священным водам. Ей вы доверяете?
Кеннаг неуверенно пожала плечами:
— Да…
Ардит обняла ее за плечи.
— Вы устали и голодны, а здесь можно отдохнуть и набраться сил. Здесь нет ничего, что навредило бы вам. Решайте сами, доверяете вы нам или нет. Если пожелаете уйти, мы не станем вас задерживать. — Ее глаза озорно блеснули. — Но только не отпустим, не обеспечив пищей, водой и теплыми одеялами.
Кеннаг взглянула на Элвина. Им не понадобились слова. Она улыбнулась, и он кивнул.
Наконец деревья расступились, и они оказались на поляне. В середине ее горел костер, и запахи, поднимавшиеся из висящего над огнем котла, щекотали ноздри усталым спутникам. Вокруг костра стояло несколько хижин. Мужчины и женщины, все в коричневых рясах, занимались своими делами. При виде появившихся из леса гостей они радушно заулыбались. Элвин заметил, что жители деревни энергичны, здоровы и жизнерадостны.
Кровь прилила к щекам Эльфтрит. Не обращая внимания на неудобство и боль, она села прямо и расправила плечи. Королева не смотрела по сторонам. Разумеется, мысли горожан не были для нее большим секретом. Слухи распространяются быстро. Только ведь это не просто слухи. Она действительно задумала и организовала убийство Эдуарда, но эти крестьяне ничего не знали наверняка. Они бросали на нее злобные взгляды, но их ненависть основывалась не на знании, а на подозрении. Королева была рада, что приехала, но не потому, что этого пожелал ее сын, а потому, что своим появлением здесь рассчитывала рассеять хотя бы часть слухов.
Встречать высокую гостью вышли чуть ли не все монахини. Королева сухо улыбнулась молчаливому ряду одетых в черное женщин, которые стояли за открытыми воротами, и протянула руку своему верному тану, помогшему ей спуститься.
Величаво выступив вперед, Эльфтрит подала руки аббатисе, чье имя так некстати вылетело из памяти.
— Ваша милость, — восторженно произнесла она, — как я рада, что наконец попала сюда.
Ясные голубые глаза твердо встретили взгляд гостьи.
— Добро пожаловать, королева Эльфтрит. Здесь рады всем, кто почитает благословенного Эдуарда.
Улыбка удержалась на ее лице, хотя Эльфтрит с удовольствием ударила бы аббатису. В словах хозяйки монастыря крылись шипы, и жалили они глубоко. Что ж, решила королева, в таком случае планы изменятся. Она задержится здесь, где все дышит враждебностью, ровно столько, сколько необходимо, и ни минутой больше.
— Сестра Вульфгифу проводит вас в дом для гостей, — сказала аббатиса. — Мы только закончили его и обеспечили всем необходимым, но уверена, что вам он покажется бедным по сравнению с удобствами вашего дома.
Будь она проклята, эта женщина! Эльфтрит подняла украшенную кольцами и перстнями руку и покачала головой.
— Ну что вы, аббатиса. Мы не собирались так обременять вас. Нас слишком много, а запасы аббатства невелики.
Аббатиса явно была застигнута врасплох.
— Ваш тан сказал, что вы остановитесь по меньшей мере на семь дней.
— Его неверно известили. Разумеется, я оплакиваю моего бедного пасынка Эдуарда и буду оплакивать до конца моих дней, — она театрально вздохнула, — но мне нужно поскорее вернуться домой, чтобы советом и заботой помочь живому сыну. Королю. Мне будет позволено увидеть Эдуарда сейчас?
— Н-но, — запинаясь, произнесла маленькая сестра Вульфгифу, чье лицо уже пошло красными пятнами, — вы ведь, конечно, пожелаете отдохнуть и подкрепиться после тяжелого путешествия?
Вид у нее был такой, словно она собиралась расплакаться. Эльфтрит, не понаслышке знакомая с хитросплетениями монашеской жизни, подумала, что бедняжку, пожалуй, накажут, если гостья откажется от приглашения. Это было бы хорошо. Королева по-матерински погладила монахиню по плечу.
— Нет, дорогая. Я хочу поскорее почтить память моего пасынка.
Аббатиса подняла бровь. Она явно не верила ни одному слову королевы. Поджав губы, женщина кивнула, слегка наклонив голову.
— Тогда следуйте за мной, ваше величество. Получая щедрые пожертвования от паломников, мы надеемся построить достойную усыпальницу, а пока благословенный Эдуард покоится в часовне. Идемте.
Эльфтрит почувствовала, как сильно заколотилось сердце. Конечно, это лишь следствие усталости, ничего больше. Подняв голову, она последовала за аббатисой. Проходя мимо кладбища, королева заметила занесенные снегом кучки камней и горки земли, несомненно, свидетельствовавшие о приготовлении к сооружению упомянутой усыпальницы. При виде этих трогательных жалких знаков людского почтения Эльфтрит облегченно вздохнула. Эдуард не был святым при жизни, и вся эта суета показалась ей глупой и наивной, а вовсе не грозной и опасной.
Они миновали жилье аббатисы и вышли к северной границе владений, где и стояла церковь. Мозаичные окна по обе стороны от большой деревянной двери изображали ангелов, Христа и апостолов. Аббатиса открыла дверь и отступила, позволяя королеве войти первой. Оказавшись внутри, Эльфтрит повернулась, преграждая своей спутнице вход в неф.
— Уверена, что вы понимаете мое желание побыть одной, — сказала она. — В конце концов, он был моим бедным пасынком… — Ее голос дрогнул, в глазах блеснули притворные слезы.
Лицо аббатисы выразило сомнение, но она лишь пожала плечами:
— Как прикажете, ваше величество. Я пришлю сестру Вульфгифу, она подождет вас и проводит назад.
Эльфтрит сдержанно улыбнулась и закрыла дверь перед лицом аббатисы. Вздохнув, она покачала головой и осмотрелась. Окон было много, а потому внутри вполне хватало света даже в этот пасмурный день. К вечеру сестры зажгут свечи на алтаре и масло в лампадах. Милая церковь, решила Эльфтрит, если, конечно, кому-то это интересно.
Спеша покончить со своим делом и побыстрее удалиться, королева быстро прошла по нефу, слегка морщась от боли. Она не остановилась ни у алтаря, ни у хоров, где сидели во время молитвы сестры, но замерла возле молельни, о которой упомянула аббатиса.
Вот оно. Небольшой альков, в нем что-то наподобие стола, а на столе деревянный гроб, покрытый красивым, с вышивкой, покрывалом. В полоске света, струящегося из одного-единственного окна, кружатся золотистые пылинки.
И никакого намека на запах тлена.
Глядя на гроб, Эльфтрит не чувствовала ничего, кроме раздражения.
— Ты досаждал мне при жизни, — громко сказала она, и пустое помещение отозвалось слабым эхом, — досаждаешь и после смерти.
— Вы даже не представляете, как я вам досаждаю, дорогая мачеха, — прозвучал у нее за спиной странный гулкий голос.
Эльфтрит ощутила, как ей сдавило грудь. Она ахнула, подалась назад и едва не упала, потеряв равновесие. И почти сразу же на смену страху пришли злость и смущение. Голос принадлежал молодому человеку. Наверное, кто-то из послушников решил разыграть ее.
— Безмозглый идиот, — прохрипела она, ничуть не заботясь о том, чтобы проявлять сдержанность в святом месте. — Выходи из укрытия, и я накажу тебя должным образом. Узнаешь, как пугать королеву.
— Розги не помогут, госпожа, потому что вы не сможете прикоснуться ко мне, — сказал тот же голос. — Хотел бы я дотронуться до вас. Жаль, что нельзя взять нож, воткнуть его в ваше черное сердце и поворачивать, пока вы не умрете. Как умер я от руки вашего слуги.
У нее перехватило дыхание. Трюк. Это какой-то хитрый трюк. Какая-то девчонка или мальчишка… ее пытаются напугать и бьют наугад. Все присутствовавшие при убийстве давно исчезли. Остались только она сама, Анджело и Этельред. И все же…
— Такие обвинения отдают изменой, — пробормотала королева. Боль в груди стала невыносимой и, несмотря на сопротивление, заставила ее опуститься на холодный каменный пол. — Я любила Эдуарда.
— Вы любили своего сына. — Голос стал громче. — И я не виню вас за эту любовь. Я тоже любил того умного мальчика, каким он был тогда, и я знаю, что он не причастен к моей смерти. Его руки чисты, а вот ваши… Посмотрите! Видите кровь?
Эльфтрит невольно посмотрела на свои ладони. Разумеется, они были чисты. И тогда она поняла, что выдала себя. Тот, кто вел с ней эту страшную игру, взял верх.
— Кровь исчезла, а я нет.
Она подняла голову и вскрикнула.
Прямо перед ней стоял призрак убитого Эдуарда. Он выглядел точь-в-точь, как в ту далекую мартовскую ночь, если не считать, что все краски жизни поблекли. Та же одежда. Волосы подстрижены так же. Лицо искажено гневом. Странно, но именно это выражение гнева придало ей смелости.
— Ты не был святым при жизни, мой мальчик, — бросила королева. — Твои вспышки злости. Твое упрямство…
— Вы правы, — холодно согласился призрак и наклонился. — Я не был святым тогда и не являюсь им сейчас. Теперь я, дорогая мачеха, ваша личная пытка. Ваша мука. Ваше наказание. Вы убили меня. Вы сделали меня призраком. И я не покину вас ни днем, ни ночью. Ваша могила недалеко отсюда. Отвести вас туда?
Он шагнул вперед и немыслимым образом прошел через нее. Жуткий холод пробрал Эльфтрит до костей, и ее сердце едва не остановилось. Холод послесмертья…
Когда тепло снова расплылось по телу, королева рухнула на пол и расплакалась.
До ее ушей донесся смех Эдуарда.
— Плачьте, мачеха, плачьте. Плачьте сколько хотите, это вам не поможет. Показать вам еще раз, что такое смерть?
— Нет! — пронзительно вскрикнула Эльфтрит. — Нет, Эдуард! Пощади меня! Умоляю…
— Пощадить? — воскликнул Эдуард. — А как же нож? Обман? Убийство?
Ей удалось подняться. Преследуемая призраком, издевающимся над ее мольбами, она устремилась по проходу с криком: «Пощади! Пощади!»
Распахнув дверь, королева выскочила из церкви, глотая свежий воздух, споткнулась о порог и упала на землю.
— Ваше величество! — Сестра Вульфгифу подбежала к распростертой королеве и опустилась рядом с ней на колени. — Что с вами, ваше величество? Вы заболели?
Эльфтрит подняла голову. Призрак исчез, но ее лицо еще горело, а по щекам текли слезы.
— Спаси меня! — прохрипела несчастная женщина, хватая монахиню за рукав, как утопающий хватается за соломинку. — Спаси меня!
— Ваше величество… — Сестра Вульфгифу оглянулась, явно потрясенная поведением королевы.
— Молись за меня, дитя. — Одного вида ясного лица молодой монахини оказалось достаточно, чтобы немного успокоиться. — Молись за мою бессмертную душу. Ты хорошая, добрая, Господь услышит тебя.
Дыхание все еще не восстановилось, но боль в груди уже начала слабеть. Монахиня помогла королеве подняться и заботливо обняла за плечи.
— Вы увидели останки благословенного Эдуарда, вот и не выдержали, — рассудительно сказала Вульфгифу. — Такое случается со многими. Пойдемте, я приготовлю вам поесть и напою чаем.
Пока они шли к домику для гостей, королева пыталась понять слова призрака.
Ваша могила недалеко отсюда. Отвести вас туда?
Она застонала и замотала головой; монахиня, утешая, погладила ее по плечу.
Эльфтрит стало вдруг не по себе от недобрых мыслей по отношению к этому ребенку. А ведь монахиня была добра к ней, хотя и явно встревожена случившимся. И если уж на то пошло, подумав, решила королева, то и остальные сестры тоже были добры к ней. Даже аббатиса. Они, несомненно, будут молиться за нее, особенно если им хорошо заплатить. И может быть, святые услышат их голоса. Вмешаются и отвратят от нее страшное наказание.
Да она и сама могла бы стать монахиней. У нее два монастыря, в Эмсбери и Уэрвелле, отданные ей после смерти Эдгара. Она могла бы стать аббатисой. Это не так уж и трудно, нужно лишь выучить правила, молитвы и покаяться. Если начать прямо сейчас творить богоугодные дела, то, возможно, у могилы ее не будет поджидать Анджело.
Она глубоко вздохнула, успокаивая себя. Надежда забрезжила на горизонте. У нее есть возможность избежать ужасной участи, предсказанной призраком Эдуарда. Нужно только не опускать рук. Эльфтрит всегда добивалась своей цели. Вечное блаженство не так уж недоступно.
— Скажи мне, дитя, как тебе живется в Шафтсбери?
Неподалеку от острова Танет
9 декабря 999 года
Восточная Англия. Эссекс. Миддлсекс. Оксфордшир. Кэмбриджшир. Хартфордшир. Бэкингемшир. Бедфордшир. Хантингдоншир. Нортхэмптоншир. Сассекс. Растинг. Сюррей. Беркшир. Хэмпшир. Уилшир. И вот теперь Кент и его жемчужина, Кентербери.Локи потянулся, ежась от стылого ночного воздуха. Несколько дней назад прошел снег. Кристаллическая субстанция все еще покрывала землю, но сегодня вечером снега не было.
Он обратил лицо, приятное человеческое лицо, к лунному небу, затем скользнул взглядом по холодным, ярким звездам, мерцающим в необъятном черном море.
Люди были пьяны. В этом не было ничего особенного, они напивались почти каждый вечер. По утрам, протрезвев, брались за мечи и весла, и Локи не собирался лишать их тех удовольствий, которые они сами для себя избрали. До него донеслись звуки смеха и нестройного пения. Мило.
Под ногами заворочался Нагльфар.
Его команда призраков молчала. Все шло по плану.
Где-то вдалеке играл Ёрмунганд. После освобождения из плена он рос день ото дня, становясь все больше и больше. А Фенрир…
Локи опустил руку, и тут же в его теплую ладонь ткнулся холодный нос. Сыновний поцелуй. Локи погладил его по голове, потрепал мягкие серые уши.
— Все идет хорошо, отец, — сказал Фенрир. — Иона пал без сопротивления. Теперь даже Кентербери принадлежит нам.
Локи кивнул, снова переводя взгляд на луну. Ему вдруг стало грустно при мысли о том, что тощий волк Хати проглатывает ее за раз. С каждой победой, с каждым павшим городом и селом приближался час Рагнарёка. Локи не чувствовал того удовольствия, которое приятно грело его на протяжении долгих-долгих лет, когда он лежал, страдая, в глубине земли. Тогда только мысль о мщении давала ему силы.
Теперь, найдя здесь, в Мидгарде, красивое, сильное человеческое тело, общаясь с людьми, наслаждаясь вкусом жареного мяса и сладкого вина, глядя на луну, он думал о том, что было бы неплохо, пусть ненадолго, отложить приход Рагнарёка. Хотя бы для того, чтобы увидеть еще несколько вот таких ясных зимних ночей, попить еще вина, поласкать чувствительными человеческими пальцами мех Фенрира.
Его внимание привлекло какое-то движение. Звезда скользнула по своду небес и пропала из виду. Локи напрягся. Еще немного, и падающие звезды уже не будут так далеки. Вскоре они начнут падать на землю, как сказал ему Анджело.
В шуме пьяного веселья что-то изменилось. Фенрир повернул голову, насторожился. Он тоже услышал что-то. Спустя несколько мгновений донесся негромкий плеск, это весла тревожили тихую гладь моря. Фенрир посмотрел на него и вильнул хвостом.
— Пусть выбор падет на меня, отец.
— Нет, сын. Анджело сказал мне, что случится, и я обещал исполнить его указания. Не бойся. Впереди еще много битв.
В глазах Фенрира вспыхнуло мягкое зеленое сияние. Блеснули белые клыки.
— Я жажду убивать, — тихо произнес он. — Похоже, эту жажду не утолить.
Конечно, это была лодка Торкелла. Из всех лишь он один отваживался подойти к Локи с моря. Другие старались держаться подальше от страшного Дракона Одинссона.
— У меня послание, о великий Одинссон, — сказал Торкелл.
Его лодка подошла к Нагльфару, и Локи с усмешкой отметил, как вздрогнул Торкелл, когда борт деревянного суденышка царапнули ногти мертвецов.
Он протянул клочок пергамента, и Локи, кивнув, взял послание. Плавный, легко узнаваемый почерк Анджело и всего два слова: «Убей его». Чего и следовало ожидать. Локи разжал пальцы, и послание медленно упало в воду. Он быстро шагнул в лодку Торкелла.
— Отвези меня к пленнику.
Немного погодя архиепископ Кентерберийский уже сидел в центре одного из кораблей. Альфеге, шестидесятилетний старик, с недавних пор стал костью в горле Анджело. Будучи членом Витана, он то и дело выступал против амбициозных планов королевского советника. Теперь викинги взяли архиепископа в плен, что немало порадовало Анджело.
Локи, высокий, самоуверенный и гордый, внимательно посмотрел на пленника. Последние несколько недель старик провел в цепях, тогда как его тюремщики наслаждались всеми удовольствиями, которые мог предложить захваченный городок. Альфеге запретил своим людям платить за него выкуп, хотя, судя по всему, пользовался уважением и любовью многих и деньги для выкупа, причем в сумме, достаточной для удовлетворения даже самых жадных из подручных Торкелла, могли бы быть собраны. Для Локи и его людей архиепископ был очень ценной добычей. Что касается еще одного так называемого священника, аббата Эльмара, то он предал Альфеге и всех жителей Кентербери, спасая свою драгоценную шкуру.
— Упрямство, упрямство, — укоризненно произнес Локи. — Несколько фунтов могли бы вернуть вам свободу, ваша милость.
— Не оскверняй мое звание своими нечестивыми устами, язычник, — ответил архиепископ. — Я плюнул бы в тебя, если бы мог.
Один из стражей занес руку, собираясь ударить старика. Локи остановил его предостерегающим взглядом.
— Не сомневаюсь. Но ведь у вас пересохло во рту, не так ли? И в животе пусто? Запах жареного мяса, плеск волн, какая мука, а, ваша милость?
Альфеге опустил лысую голову и промолчал. Цепи негромко звякнули.
— А у нас был настоящий пир, — продолжал Локи. Корабли уже подтягивались, медленно окружая судно с пленником. — Вкусный у вас в Кентербери скот.
— Радуйся плодам этого мира, язычник, потому что в другом ты их уже не попробуешь, — сказал Альфеге.
Локи усмехнулся.
— Какая крепость веры. Такая уверенность в моей судьбе. Я — бог, дурак. Твой другой мир для меня просто не существует. У меня свой устав, у моих людей — свои традиции. Наберись мужества, старик. Другие просто погибали от моей руки. Ты станешь мучеником. Тебя сделают святым… если успеют. — Он повернулся к Торкеллу: — Пленник отказался платить. Полагаю, твоим людям не терпится излить злость.
Торкелл нанес первый удар. Рядом, на блюде, еще валялись остатки ужина. Он схватил кость и швырнул ее в закованного в цепи пленника. Она попала в шею, и архиепископ застонал, инстинктивно попытавшись поднять руки. Громкий хохот встретил этот безуспешный жест самозащиты, и тут же примеру Торкелла последовали другие. Кости, блюда, даже голова быка полетели в несчастного Альфеге, тщетно пытавшегося увернуться от обрушившихся на него предметов. Локи смотрел на пьяных викингов, нашедших выход своей злобе в избиении беззащитного старика.
У них это считалось обычной забавой, сопутствовавшей обильному ужину. Локи не находил ее такой уж веселой. Ему вспомнились боги Эзира, швырявшие что попало в заколдованного Балдера. Неуязвимого Балдера.
Только предательство могло погубить его…
Локи скорчил гримасу и отвернулся, но взрыв пьяных голосов заставил его оглянуться. Торкелл, выкрикивая проклятия, прыгнул в лодку, в которой сидел пленник, занес над его головой огромный боевой топор и с силой опустил. Череп Альфеге развалился пополам, и толпа, увидев кровь, кости и мозг, взвыла от восторга.
— Отвези меня на Нагльфар, — сказал Локи и обратил свои думы к звездам и холодному свету луны.
ГЛАВА 17
Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня.
Матфей, 25:35
Андредесвельд
Декабрь 999 года
Такой холодной воды, как в колодце незнакомки, Элвин еще не пробовал. Погрузившись в нее, он попытался задержать дыхание, и скоро его легкие уже горели. Что-то толкнуло юношу, словно необычайно сильная рука ухватила его за одежду и не желала отпускать. Один раз он рискнул открыть глаза, но ничего не увидел. Глазные яблоки едва не превратились в льдинки, и Элвин снова зажмурился.Когда ему показалось, что легкие уже разрываются от нехватки воздуха, что ничего другого не остается, как выдохнуть и вобрать в себя ледяную воду, что-то изменилось. Его уже не тянуло, а толкало, точнее, выталкивало. Вспыхнувшая надежда придала сил. Элвин отдался этому влекущему порыву и, вырвавшись наконец на поверхность, отпустил Ровену и судорожно хватанул ртом воздух. Никогда еще этот воздух, чистый и свежий, не казался ему таким сладким.
Но вот холод никуда не исчез, сковывая движения. Элвин моргнул и, увидев совсем рядом, всего в нескольких ярдах от себя, берег, поплыл к нему. Вверху синело небо, теплые лучи солнца слепили глаза. Он оглянулся и с облегчением заметил, что все его спутники счастливо пережили это необычное путешествие. Наверное, в других, не столь плачевных обстоятельствах, Элвин рассмеялся бы при виде гордой Ровены и маленькой Рататоск, промокших насквозь и больше похожих на крыс, чем на кошку и белку. Неподалеку плыл к суше Валаам, а чуть дальше виднелась лошадь эльфов с вцепившейся в нее Кеннаг. Хозяйка Ключа сдержала слово и каким-то образом спасла кобылу и осла от преследователей, переправив их в безопасное место.
Только выбравшись на скользкий глинистый берег с разбросанными там и сям камнями, Элвин понял: что-то не так. Усталый, ошеломленный, еще не успевший оправиться от страха, он не сразу обнаружил причину своего недоумения, а когда открыл рот, собираясь выразить это чувство словами, Кеннаг, стуча зубами, пробормотала:
— Л-лет-то!
И верно, они оказались не в продуваемой узкой долине, примыкавшей к закованному в лед озеру. Перед ними была усыпанная цветами лужайка. Элвин упал на зеленую мягкую траву, с глуповатым видом взирая на пчел и бабочек, деловито перелетавших с цветка на цветок. Деревья в полном зеленом убранстве, солнце, посылающее тепло и силу…
Животные вылезли из озера и отряхивались. Капли разлетались во все стороны. Кеннаг сползла с лошади и попыталась размять окоченевшие члены, но едва устояла, и то лишь потому, что ухватилась за шею своей лошадки. Элвин заметил, что ожоги на ее лице исчезли. Воды Кровавого Ключа оказались и вправду целебными.
— Это… это страна эльфов? — нервно спросил Элвин. — Ты говорила, что у них времена года наоборот.
Кеннаг уже почти не дрожала. Она растирала руки. Ее многоцветное, пестрое платье облепило стройную, крепкую фигуру, бесстыже подчеркивая каждый изгиб, каждую выпуклость. Несмотря на все еще сидящий в костях холод, Элвину вдруг стало жарко. Он отвернулся. Когда-то ему хотелось проклясть Кеннаг только за то, что она обладает этим телом, этим соблазнительным, влекущим к себе сокровищем. Теперь он знал, что, если мокрая одежда облегает ее тело, в этом нет ее вины.
— Не думаю, — сказала Кеннаг. — Кровавый Ключ был, вероятно, воротами куда-то еще. — Она, прищурившись, взглянула на солнце. — Солнце слишком яркое, слишком реальное.
— Госпожа права, — раздался чей-то голос.
Из гущи леса вышли трое, двое мужчин и женщина. Каждый нес что-то, завернутое в тряпицу. Узнав коричневые рясы, Элвин понял, что мужчины — монахи. Но тонзур он не заметил. На женщине тоже была ряса, а длинные светлые волосы оставались непокрытыми. Говорила она.
— Как и вы оба, мы вышли из лона женщины, — продолжала женщина. У нее было милое лицо, теплый и радушный голос. — Вы замерзли, придя из внешнего мира, и мы принесли вам теплую и сухую одежду.
— Кто вы? — спросил Элвин, когда мужчины приблизились к нему, а женщина направилась к Кеннаг.
Братья — пожилой, с почти белыми волосами, и молодой, темноволосый — обменялись улыбками.
— Мы живем здесь. Ты не замерз, брат Элвин? У нас одежда, которая удобна и знакома тебе, а Ардит позаботится о Кеннаг.
Элвин все еще дрожал, а потому, отложив дальнейшие расспросы, поспешил натянуть теплую, сухую, удивительно мягкую одежду, принесенную братьями. Они также предложили ему блюдо с фруктами. Юноша взял яблоко и только тут понял, что проголодался. Оно оказалось сладким и хрустящим.
Кеннаг тоже переоделась в монашеское одеяние, но на ней оно смотрелось совсем не так, как на юном монахе. Улыбаясь, она болтала о чем-то со светловолосой женщиной, Ардит, как со старой знакомой, вытирая при этом свои длинные рыжие волосы. Хотя незнакомцы и уходили от вопросов, Элвин не испытывал ни малейшей настороженности.
Доев яблоко, он подошел к Валааму, заботливо погладил по влажной спине и предложил сердцевину фрукта. Осел с аппетитом захрумкал.
— Ну, как ты? — спросил Элвин, переводя взгляд на Ровену, сидевшую на спине Валаама.
— Здесь теплее, — ответила кошка, вылизывая взъерошенную шерсть.
Рататоск, успевшая забраться на дерево, выглянула из-за ветки.
— Не знаю, где мы, — сообщила она. — Вокруг, куда ни глянь, только деревья.
— Вы в Большом Лесу, Андредесвельде, — сказал старший из монахов, словно в ответ на замечание Рататоск. Но не мог же он понимать, о чем говорит белка… или мог? — Пойдемте, наша церковь недалеко отсюда.
— Я не пойду, пока не узнаю, кто вы, — возразила Кеннаг, слегка покраснев от смущения и без обычного для нее упорства. — Простите, но… недавно со мной случилась неприятность из-за того, что я поверила незнакомцу.
Старший из братьев улыбнулся.
— Но ведь вас прислала хозяйка ключа? Вы попали сюда по ее священным водам. Ей вы доверяете?
Кеннаг неуверенно пожала плечами:
— Да…
Ардит обняла ее за плечи.
— Вы устали и голодны, а здесь можно отдохнуть и набраться сил. Здесь нет ничего, что навредило бы вам. Решайте сами, доверяете вы нам или нет. Если пожелаете уйти, мы не станем вас задерживать. — Ее глаза озорно блеснули. — Но только не отпустим, не обеспечив пищей, водой и теплыми одеялами.
Кеннаг взглянула на Элвина. Им не понадобились слова. Она улыбнулась, и он кивнул.
* * *
Халиг объяснил, что место, куда их ведут, называется церковью Достоинства. Она находилась на небольшой вырубке в гуще древнего Большого Леса, давным-давно приютившего маленькую общину людей, называвших себя Племенем. Элвин не знал, что и думать. Зачем нужна церковь в лесу? Это же бессмысленно — кто в нее будет ходить? Тем не менее они послушно следовали за Халигом, Рандом и Ардит по едва заметной тропинке, вьющейся между деревьями и исчезающей в сумрачной чаще.Наконец деревья расступились, и они оказались на поляне. В середине ее горел костер, и запахи, поднимавшиеся из висящего над огнем котла, щекотали ноздри усталым спутникам. Вокруг костра стояло несколько хижин. Мужчины и женщины, все в коричневых рясах, занимались своими делами. При виде появившихся из леса гостей они радушно заулыбались. Элвин заметил, что жители деревни энергичны, здоровы и жизнерадостны.