Бэлоу Мэри. Ночь для любви

   Сколько раз на протяжении этого месяца ей снился один и тот же кошмарный сон.
   Танцуя с мистером Фарнхоупом, Лили чувствовала, что взоры всех присутствующих обращены на нее. Она танцевала, улыбалась, но ее не отпускала острая боль. Зачем Невиль приехал сюда? Конечно же, он не ожидал увидеть ее на этом балу. Но почему он приехал в Лондон? Чтобы получить лицензию? На этот раз для Лорен?
   Лили ничего не желает знать. Это ее не касается.
   И тут она внезапно вспомнила, что следующий танец танцует с ним. Впервые за весь вечер ее охватила паника, которая так часто охватывала ее в Ньюбери-Эбби, и у нее возникло сильное желание убежать. Но вокруг особняка леди Аштон не было парка, где бы она смогла спрятаться; здесь не было леса и не было пляжа. Кроме того, убежав, она уже никогда не смогла бы вернуться обратно. Леди не убегают. Не сделает этого и Лили Дойл. Никогда.
   Кадриль подходила к концу, и Лили увидела, что Невиль стоит рядом с Элизабет. Мистер Фарнхоуп подвел ее к ним. Невиль выглядел чрезвычайно элегантно в коричневом с кремовым наряде и был очень красив. Он смотрел на нее без улыбки, почти высокомерно. Возможно, он тоже чувствовал себя смущенным, зная, что они в центре внимания, хотя все старательно отводили от них глаза. Он выглядел незнакомцем. Трудно было поверить, что это тот самый человек, который однажды женился на ней, – майор лорд Ньюбери. Не был он похож и на человека, с которым она провела незабываемую ночь в коттедже у водопада.
   Невиль снова поклонился ей, и Лили снова присела в реверансе.
   – Надеюсь, графиня Килбурн хорошо себя чувствует, милорд?
   – Да. Спасибо.
   – А как Лорен и Гвендолайн?
   – Тоже хорошо, благодарю.
   Лили улыбнулась, надеясь, что Элизабет тоже вступит в разговор, но та молчала.
   – Полагаю, вам здесь весело... мисс Дойл? – спросил Невиль.
   – О да, очень весело. Спасибо, милорд. – Лили вспомнила о непременной улыбке и веере и воспользовалась и тем и другим.
   – Я также полагаю, что вы уже успели осмотреть достопримечательности Лондона?
   – Далеко не все, милорд, – ответила она. – Я была очень занята.
   Если бы у Элизабет был нож, то она могла бы резать атмосферу, сгустившуюся между ними. Неужели никто не придет ей на помощь? И тут появился некто.
   – Леди Элизабет? Окажите мне честь снова представить меня.
   Голос мужчины был приятным, и Лили с благодарной улыбкой повернулась к его владельцу. Она сразу узнала его. Он провел в Ньюбери-Эбби несколько дней и был другом барона Галтона, дедушки Лорен.
   – Мистер Дорсей? – Элизабет повернулась к Лили. – Лили, вы помните мистера Дорсея? Это мисс Дойл, сэр.
   – Рада познакомиться с вами, сэр, – сказала Лили, приседая в реверансе и надеясь в душе, что он останется и поболтает с ними, хотя отлично понимала, что с минуты, на минуту начнется следующий танец.
   – О мисс Дойл! – воскликнул он. – Позвольте заметить, что вы само очарование. Разрешите мне пригласить вас на следующий танец.
   – Он уже обещан, – ответила Лили.
   – Ах да, конечно. – Он улыбнулся Невилю: – Здравствуйте, Килбурн. Тогда, может, следующий?
   – Следующий обещан мне, Дорсей.
   Лили повернулась и, к своему удивлению, увидела герцога Портфри. Его голос звучал резко и не очень вежливо.
   – И каждый следующий танец тоже уже обещан, – с иронией в голосе продолжал герцог.
   – Линдон... – начала Элизабет.
   – Всего хорошего, Дорсей, – сказал герцог тоном, не допускающим возражений.
   Мистер Дорсей поклонился и, улыбнувшись, ушел, не промолвив ни слова.
   – Линдон, – сказала Элизабет, – что заставило вас забыть про хорошие манеры?
   – Хорошие манеры, мадам? – холодно спросил он. – Меня удивляет, что вы представляете такого негодяя мисс Дойл.
   Элизабет замолчала и побледнела.
   – И меня удивляет, – наконец вымолвила она, – что вы учите меня, как правильно себя вести. Я вспомнила, что мистер Дорсей кузен вашей жены. Если вы с ним в ссоре, то это не означает, что и я не должна разговаривать с ним.
   Разговор шел тихо, но в резких выражениях. Лили была шокирована и расстроена, так как решила, что именно она явилась причиной этой неприятной сцены. Но она была недовольна, что герцог Портфри выступает в ее защиту.
   – Лили, – сказал Невиль, протянул ей руку, – партнеры уже занимают свои места. Давай присоединимся к ним.
   Во время ссоры Лили совсем забыла о нем. Но танец действительно начинался, и она согласилась провести полчаса в его компании. Всего каких-то полчаса, когда она была готова провести с ним целую вечность, а сама мысль о жизни без него приводила ее в смертельный ужас.
   Лили подняла руку, надеясь, что она не слишком заметно дрожит, и положила ее на обшлаг его коричневого вечернего фрака. Она сразу почувствовала тепло и силу его тела. От него пахло знакомым одеколоном. И она сразу забыла обо всех, кто их окружает, забыла о том, что весь бомонд с момента прихода Невиля только и ждал этой минуты. Ей захотелось броситься ему на грудь и выплакать там всю свою боль и одиночество.
   Но уже в следующую минуту она ужаснулась своей забывчивости и слабости. Прошел месяц, месяц упорного труда, когда она старалась подготовить себя к жизни без него, быть независимой. Их разделял целый месяц, который, как ей казалось, должен был стать преградой между ними. Но стоило ей увидеть его, дотронуться до него, и все пошло насмарку. Боль стала еще сильнее, чем раньше.
   Лили заняла свое место в ряду леди, выстроившихся против ряда джентльменов. Она улыбнулась, и Невиль ответил ей тем же.
   Элизабет продолжала молчать, поджав губы. Она оглядывала зал в поисках друзей. Герцог Портфри холодно посмотрел на нее.
   – Возьмите мою руку, – скомандовал он. – Мы пойдем в буфет.
   – Я только что вернулась оттуда, – ответила она. – И я не приемлю вашего тона.
   – Элизабет, – вздохнув, сказал герцог, – не откажите в любезности пойти со мной в буфет. Там гораздо тише. Опыт научил меня, что ссора, за которой сразу не последовало примирения, навсегда разводит людей.
   – Возможно, – ответила она. – Похоже, в данном случае примирение невозможно.
   – Вы это серьезно? – спросил он голосом, в котором уже не чувствовалось холода.
   Она посмотрела на него долгим оценивающим взглядом и взяла его руку.
   – Вы хорошо знаете Дорсея? – спросил он, ведя ее в буфет.
   – Едва знаю, – ответила она. – Этой весной в Ньюбери мы перекинулись не более чем десятком слов. Я была удивлена, когда он попросил меня представить ему Лили, ведь он видел ее раньше. Но его просьба не показалась мне необычной, и я не видела причины, чтобы отклонить ее.
   – Он навязчиво ухаживал за моей женой, прекрасно зная, что ей это не нравится. Этой причины достаточно.
   – О Господи! – воскликнула Элизабет. – Простите меня, Линдон. Ваша обида, наверное, свежа до сих пор. Такое нельзя простить даже через двадцать лет, даже если он тогда был молод и горяч.
   – Он безумно хотел жениться на ней. Кроме титула, она должна была унаследовать все имущество Онслоу, включая и Натэлл-Грандж. Когда Фрэнсис отказала Дорсею, он попытался взять ее силой. Это послужило одной из причин нашего тайного брака, который мы быстро оформили накануне моего отъезда в Нидерланды, где находился мой полк. Семейная вражда не позволила нам открыто вступить в брак. Мы оба думали, что, когда я вернусь, эта вражда поутихнет и наш брак будет всеми признан. Мы были молодыми – оба одного возраста – и глупыми. Но мы считали, что наш брак послужит препятствием для домогательств Дорсея.
   «Никогда прежде он не рассказывал о своей жене», – думала Элизабет, входя с герцогом в буфет, где по-прежнему никого не было, если не считать двух лакеев, стоявших у буфетной стойки. Сама же она не позволяла себе расспрашивать его о браке.
   – Теперь я понимаю, почему вы так его не любите. Правда, он мог измениться за прошедшие двадцать лет, и уж конечно, в его желании познакомиться с Лили не было ничего предосудительного, но в будущем я постараюсь пресекать все попытки его сближения с Лили.
   – Спасибо. Держите ее подальше от него, Элизабет. Внезапно Элизабет нахмурилась и, склонив голову набок, с подозрением посмотрела на него.
   – Почему вы проявляете такой интерес к Лили? – спросила она.
   Он не ответил ей, но сделал то, чего никогда раньше не делал, несмотря на их многолетнее знакомство: он наклонился к ней и крепко поцеловал в губы.
   – Должно быть, это последний танец перед обедом, – сказал он. – А не пройти ли нам в столовую, пока там мало народу?
   Беря его под руку, Элизабет пыталась привести мысли в порядок. Она чувствовала себя как школьница, пережившая первый поцелуй, – она едва дышала, колени ее дрожали, и ей хотелось, чтобы он опять поцеловал ее. Она была серьезно влюблена, хотя и тщательно скрывала это от себя.
   Они танцевали медленный и величавый танец. Так как партнеры по нескольку раз обходили друг друга и даже держались за руки, у них была возможность разговаривать. Но Невиль воздерживался от разговора, и Лили, в свою очередь, тоже не делала никаких попыток, только все время улыбалась. При сложившихся обстоятельствах разговор могли подслушать, поэтому они танцевали молча.
   Невиль знал, что за ними наблюдают. Каждый их взгляд, каждый жест, каждое прикосновение или оброненное слово завтра будут обсуждать во многих гостиных, и каждой детали будет придан особый смысл. Но это его совершенно не беспокоило.
   Лили танцевала легко и грациозно. Она держалась с достоинством и была элегантна. Казалось, она была привычной участницей светских балов. Она была прекрасна, и он не мог оторвать от нее глаз.
   Невиль приехал в Лондон с надеждой, хотя и с беспокойством. Он ожидал увидеть ее в ужасном состоянии. Он собирался заключить ее в объятия и убедить, что он будет защищать ее всю жизнь, если даже она не выйдет за него замуж.
   А сейчас у него было такое чувство, что он видит ее впервые в жизни. Она восстановила вес, который потеряла за время своего путешествия в Ньюбери, где так и не набрала его. Она и теперь была маленькой и изящной, но немного поправилась, и у нее появились приятные округлости. Не оставалось и следа от девчонки, похожей на жеребенка, которую он помнил до сих пор. Ничего не осталось и от той прекрасной, но изможденной женщины, которая вступила под своды церкви в Ньюбери. Она выглядела сейчас...
   Трудно было найти слова, чтобы описать, как она выглядела. В ней чувствовалась женщина. Она была такой, о какой он и мечтать не мог. Не просто товарищ, жена, родственная душа. Она была той, по которой тосковало его тело. Она была женщиной.
   Если бы они танцевали вальс, он, кружа ее в танце, подвел бы к французским окнам, подальше от света свечей и там в тени набросился бы на нее с поцелуями.
   Но это был не вальс. Они двигались навстречу друг другу, обходили один другого и возвращались каждый в свой ряд, так и не коснувшись друг друга, хотя он чувствовал тепло ее тела. Улыбка не сходила с ее лица, а взгляд все время был устремлен на него! Слава Богу, что это был не вальс. Честь не позволила бы ему воспользоваться создавшимся положением и привлечь ее к себе без ее согласия.
   Ах, Лили.
   Это был последний танец перед ужином, и они оба понимали, что за этим последует. Она беспрекословно взяла его под руку и позволила ему отвести себя в столовую, где ему посчастливилось найти два места поодаль от всех. Невиль усадил ее и принес тарелку с едой и чай.
   – Лили, – сказал он, усаживаясь с ней рядом и подавляя в себе желание взять ее за руку, – как ты себя чувствуешь?
   – Спасибо, хорошо, милорд, – ответила она. Ее глаза, которые улыбались ему во время танца, сейчас смотрели в область подбородка.
   – Ты выглядишь очаровательно, но мне хочется плакать, видя твои волосы.
   Она посмотрела на него с явным удивлением.
   – А Долли плакала, глупая девочка, пока я не пообещала ей, что не откажусь от ее услуг. Она часами возилась с моими волосами. Хотя и сейчас у нее дел хватает. Я уже не глажу сама свою одежду и не пытаюсь ее латать.
   – Сама не заправляешь свою постель, не чистишь картошку и не режешь лук.
   – Леди не должны заниматься подобными вещами.
   – Если они сами этого не захотят, – сказал он, улыбаясь.
   – Они заняты другими вещами, – ответила она.
   – Какими, Лили?
   Но она не рассказала ему, чем еще была так занята на протяжении месяца. Лили сменила тему:
   – Благодарю вас за то, что вы выслали деньги капитану Харрису, которые я у него одолжила, милорд, хотя вы не обязаны были это делать. Я связывалась с ними несколько раз. Элизабет сказала, что выделит время, чтобы я навестила их.
   – Она, наверное, строгая надсмотрщица? – спросил Невиль.
   – Конечно же, нет. Вы не обидитесь, милорд, если я верну вам сумму, которую вы им послали?
   – Конечно, обижусь, Лили, – ответил он. – Я буду просто оскорблен в лучших чувствах.
   – Я так и думала, поэтому не стану настаивать.
   – Спасибо, – поблагодарил он.
   Невиль заметил, что она только поковыряла еду в тарелке; до своей же он даже не дотронулся.
   – Могу я заехать к тебе, Лили? – спросил он. – Завтра днем?
   – Зачем? – спросила она, глядя ему в глаза. Вопрос обескуражил его. Неужели она ему откажет?
   – У меня для тебя кое-что есть, – сказав он. – Что-то наподобие подарка.
   – Я не могу принимать подарки от вас, милорд.
   – Это совсем другое. Его ты непременно примешь и будешь от него в восторге. Могу я привезти его и лично вручить тебе? Прошу тебя.
   На мгновение ее глаза заблестели, возможно, от слез, хотя у него не было в этом уверенности, так как она быстро отвела взгляд.
   – Хорошо, – сказала Лили, – если, конечно, Элизабет не будет возражать. Вы не должны забывать, милорд, что я ее оплачиваемая компаньонка.
   – Я обращусь к ней за разрешением, – сказал Невиль. Поддавшись искушению, он быстро поднес к губам ее руку и поцеловал. – Лили, моя дорогая.
   Она часто заморгала, и ему показалось, что таким образом она старается скрыть от него слезы. Он с трудом заставил себя не говорить то, что так и рвалось наружу. Он понимал, что даже если ее чувство к нему сохранилось, она так легко не капитулирует. Любовь или ее отсутствие не играют здесь главной роли. Если они не найдут общего мира, в котором смогут вместе жить, как два равных человека, она будет отвергать его, даже если пройдет пятьдесят лет.
   Но ее чувство к нему все еще живо. Он абсолютно в этом уверен. Это открытие придало ему сил. По крайней мере у него оставалась надежда, с которой он мог жить дальше.

Глава 20

   Постепенно Лили стала разочаровываться в своем образовании. Поначалу все ставило ее в тупик и утомляло, но действовало возбуждающе. Каждый день она узнавала что-то новое, и прогресс был заметен, .Ей казалось, что за один месяц она все узнает или по крайней мере схватит основное, что поможет ей легко продвигаться дальше.
   Но неизбежно пришло время, когда уроки стали казаться ей скучными и утомительными, продвижение вперед пошло медленно, если вообще шло, Лили стало казаться, что она никогда не научится чему-нибудь существенному и даже не получит основ образования.
   Лили выучила все буквы алфавита и умела разбирать отдельные слова, особенно те, которые написанными выглядели так, как звучали, и те, которые повторялись почти в каждом предложении. Иногда она убеждала себя, что может читать, но каждый раз, взяв книгу из библиотеки Элизабет и раскрыв ее, она обнаруживала, что текст каждой страницы для нее тайна за семью печатями. Несколько слов, которые она могла прочитать, не давали возможности понять смысл целого, а медлительность, с которой она разбирала каждое слово, убивала всякий интерес к чтению. А когда однажды, взяв со столика приглашение, написанное от руки, она поняла, что письменное слово сильно отличается от печатного и она не может разобрать ни единой буквы, Лили просто пришла в отчаяние.
   Но упорство заставляло ее не опускать руки. Она даже настаивала на утренних уроках, несмотря на то что они возвращались с балов уже на рассвете и Элизабет приходилось посылать учителям записки, отменяя занятия.
   Сразу после завтрака начинался урок музыки. Игра на фортепиано также расстраивала Лили. Поначалу ей доставляло удовольствие нажимать на клавиши и изучать ноты. Ей казалось, что она начинает разгадывать тайну музыки. Она испытывала радостное возбуждение, разучивая упражнения, когда ее пальцы, правильно поставленные, быстро бегали по клавишам. Ей казалось волшебством выводить мелодию правой рукой. И она говорила себе, что уже умеет играть на фортепиано. Но когда дело доходило до левой руки, которая должна была играть одновременно с правой, ничего не получалось. Как можно разделить внимание между двумя руками и играть обеими одновременно? Это все равно что чесать правое ухо левой рукой.
   Но она продолжала упорствовать. Она должна научиться играть. Пусть она никогда не станет великой музыкантшей. Возможно, она и не научится играть достаточно хорошо, чтобы выступать перед публикой в гостиных, как это делали другие леди, но она была полна решимости довести дело до конца и научиться играть хотя бы для себя.
   Вот уже полчаса, как Лили снова и снова играла упражнение для пальцев. Каждый раз, когда учитель останавливал ее, чтобы указать на ошибку, и укоризненно объяснял, как она должна играть, в ней вспыхивало раздражение и хотелось запустить чем-нибудь в его голову, сказать, что она больше никогда не подойдет к фортепиано. Но она прислушивалась к его советам и начинала все сначала. Она чувствовала себя уставшей не только потому, что очень поздно легла спать, но еще и потому, что провела остаток ночи, думая о Невиле. Он обещал зайти. У него для нее подарок. Сможет ли она встретить его без дрожи в коленках?
   Лили упорно продолжала играть. И наконец, ей удалось сыграть хорошо, без единой ошибки и без единого замечания. Закончив упражнение, она положила руки на колени и ждала оценки.
   – Замечательно!
   Резко повернув голову, она увидела, что Невиль вместе с Элизабет стоят в дверях, и они оба выглядят удивленными и довольными.
   – Так вот на что уходит твое время, Лили? – спросил он.
   Вскочив, она присела в реверансе. Ей хотелось провалиться сквозь пол. Ее застали за упражнением, которое безошибочно мог бы сыграть пятилетний ребенок. Она с упреком посмотрела на Элизабет.
   – Я полагаю, мистер Стенвик, – сказала Элизабет учителю музыки, – что Лили не будет возражать, если вы уйдете пораньше.
   – Да, конечно, – подтвердила Лили. – Спасибо, мистер Стенвик.
   Элизабет вышла, чтобы проводить учителя, и не спешила возвращаться назад.
   – Музыка была приятной, – сказал Невиль.
   – Это было всего лишь элементарное упражнение, которое мне удалось сыграть хорошо.
   – Действительно, хорошо, – согласился он.
   Своим комплиментом Невиль обезоружил Лили. Она не знала, что ему ответить.
   – И все за один месяц, – продолжал он. – Потрясающее достижение, Лили. Ты научилась вращаться в светском обществе так легко и с такой грацией! Научилась танцевать. Чему еще ты училась?
   – Я училась читать и писать, – ответила она, вздернув подбородок. – Однако все это я делаю посредственно.
   – Я помню, ты говорила, это было в коттедже, что твоя самая большая мечта в жизни научиться читать и писать. Тогда я не придал этому значения. Значит, это были не просто слова? Я думал, что тебе нужны только свобода и единение с природой.
   Лили присела на вращающийся стул рядом с фортепиано. Ей не хотелось, чтобы Невиль напоминал ей о коттедже. Воспоминания могли породить слабость.
   – Как там Лорен? – сменила она тему, забыв, что уже спрашивала об этом.
   – Хорошо, – ответил он.
   – Вы назначили венчание на лето? – спросила она, рассматривая свои руки.
   – Я и Лорен? Нет, Лили.
   Услышав ответ, она осознала, что боялась услышать его, хотя, конечно, это может произойти осенью, зимой или...
   – Почему?
   – Потому что я уже женат.
   Внутри Лили все перевернулось. Но то же самое он говорил и в Ньюбери. Ничего не изменилось. Спроси он ее сейчас о том, о чем спрашивал тогда, ее ответ был бы тем же самым. Да и как все могло измениться?
   – Я привез тебе подарок, о котором говорил вчера вечером. – Невиль подошел к ней. Лили заметила в его руке пакет. Он протянул его ей.
   Невиль сказал, что подарок не носит личного характера. Если это не так, она может отказаться. В Ньюбери-Эбби он купил ей одежду и обувь; все это она взяла с собой. Но тогда все было по-другому. Тогда она считала себя его законной женой. Сейчас она была одинокой женщиной, а он холостым мужчиной, и она не имела права принимать от него подарки. Однако она протянула руку и взяла пакет.
   Лили узнала этот предмет, как только развернула бумагу, хотя он был полинявшим и деформированным.
   – Папин, – прошептала она, поглаживая ранец.
   – Да, – ответил он. – Только его содержимое исчезло, Лили. Это все, что мне удалось найти. Но мне казалось, что тебе захочется иметь хоть что-нибудь на память об отце.
   – Да, – прошептала она, чувствуя, как к горлу подступает комок. – Да. Спасибо. – Она заметила на поверхности темное пятнышко и потерла его пальцем. – Спасибо. – Не сознавая, что делает, Лили вскочила на ноги, бросилась к Невилю и уткнулась ему в грудь. Он крепко обнял ее. Сжимая в руке ранец, она чувствовала былую связь между отцом, майором лордом Ньюбери и собой. Это были тяжелые годы – война всегда бывает ужасной, – но в ней вспыхнула внезапная ностальгия. Она крепко зажмурила глаза, отгоняя от себя прошлое.
   Невиль отпустил ее, и она снова села на стул.
   – Очень жаль, что содержимое ранца исчезло, – сказал он. – Ты так никогда и не узнаешь, что он хранил в нем для тебя.
   – Где ты нашел его? – спросила она.
   – Его переслали твоему дедушке в Ливенскорт в Лестершире, – ответил Невиль. – Он работал там грумом. Он умер еще до гибели твоего отца, и его сын, брат отца, тоже умер. Но у тебя есть тетя, вес еще живущая там, и два кузена. Этот ранец хранила твоя тетя.
   У нее есть родственники: тетя и два кузена. Она должна была бы почувствовать радость от такого известия, но сейчас сердце ее было переполнено печалью об отце. Лили вдруг осознала, что мало горевала о нем. Спустя каких-то три часа она вышла замуж, а после того, как получила пулю, начался долгий-долгий кошмар. У нее просто не было времени прочувствовать всю горечь утраты.
   – Я тоскую по нему, – сказала она.
   – Я тоже, Лили. Но сейчас у тебя есть хотя бы память о нем. А что случилось с твоим медальоном? Его отобрали французы... или испанцы?
   – Мануэль. Но после освобождения он вернул его мне. Срывая его с моей шеи, он оборвал цепочку.
   – Ты всегда носила его. Это подарок отца или матери?
   – Полагаю, что обоих, – ответила Лили. – Сколько я себя помню, я всегда носила его. Папа постоянно повторял, чтобы я не снимала его и не теряла.
   – Конечно, ты должна носить его как память о родителях. Позволь мне отдать цепочку ювелиру и починить ее.
   Лили колебалась. Она доверила бы Невилю даже свою жизнь, но ей было страшно снова расстаться с медальоном. Когда Мануэль сорвал с ее шеи медальон, она почувствовала себя более незащищенной, чем тогда, когда испанцы сорвали с нее одежду. Ей казалось, что с нее содрали кожу.
   – Поступим так, – сказал Невиль, правильно истолковав ее колебания. – Позволь мне отвести тебя к ювелиру, чтобы он починил щепочку. Не сомневаюсь, что он сможет сделать это в твоем присутствии.
   Лили с благодарностью посмотрела на него, забыв на какое-то время про барьер, который, может быть, навсегда разделил их.
   – Да, – сказала она. – Спасибо, Невиль.
   Их глаза встретились, и она прикусила губу. Лили чувствовала, что говорит с нежностью, и он понимает эту нежность.
   В этот самый момент дверь открылась, и в комнату вошла улыбающаяся Элизабет.
   – Прости меня, Невиль, что обошла тебя своим вниманием. Мистер Стенвик заговорит кого угодно. Но осмелюсь сказать, что Лили хорошо научилась поддерживать светскую беседу.
   – Мне не на что жаловаться, – согласился Невиль.
   – Приглашаю вас в гостиную пить чай, – предложила Элизабет. – Там в камине горит огонь. Сегодня очень прохладный для лета день, к тому же сырой.
   Лили перевела взгляд на окно. На улице было пасмурно и сыро. По стеклу ползли дождевые капли. Такая погода действовала на нее угнетающе. С утра ей казалось, что день будет солнечным, но она ошиблась.
   Элизабет никогда не скрывала, что Невиль ее любимый племянник. Он знал, что она желает ему счастья. Он также знал, что она хорошо осведомлена о глубине его чувства к Лили. Но она не будет давить на Лили, заставляя ее вернуться к нему. Она дала Лили возможность выучиться и приобрести уверенность в себе, чтобы потом она сама выбрала свое будущее. Если Лили решит выйти за него замуж, Элизабет будет только рада. Если же Лили выберет что-то другое, она и в этом поддержит ее.
   Невиль знал, что женщины быстро привязываются друг к другу, и их потом водой не разольешь.
   Ему очень хотелось отвести Лили к ювелиру. Он знал, как дорог ей этот медальон, и хотел, чтобы она как можно скорее снова могла носить его. Невиль уверял себя, что именно это было для него руководящим мотивом. Но откровенно говоря, ему хотелось подольше побыть с Лили наедине.
   Но за чаем Элизабет сказала, что Лили будет занята весь завтрашний день: утром у нее уроки, а днем они отправятся на праздник в Фоглз-Гарденз. Лили в качестве компаньонки должна сопровождать туда Элизабет. Утром послезавтрашнего дня Лили будет занята уроками, а днем придет учитель танцев. К тому же это был день, когда к Элизабет приходили с визитами, и она хотела бы, чтобы Лили была рядом с ней.