— Но она уже в возрасте, чтобы стать невестой такого молодого мужчины, — сказала мисс Мортон и, забыв о том, кто ее слушает, добавила: — Она вряд ли обрадует его рождением детей.
Обе мисс Стэнхоп пунцово покраснели и опустили глаза. Сестры ничего не знали о подобном деликатном предмете или по крайней мере были слишком утонченными, чтобы о нём рассуждать.
Каждая из дам сочла своим долгом нанести Грейс визит, поздравить ее и пожелать счастья. В этих пожеланиях не было ни капли лицемерия. Все ее уважали, и все были рады, что ее будущее устроилось так удачно. Соседи от души желали Грейс добра.
Большинство из них полагали, что брак вряд ли окажется удачным — в конечном счете он не принесет счастья сэру Перигрину, но каждая рада была бы ошибиться. Ведь Перри, без сомнения, был любимцем всей округи.
Мужчины, разумеется, тоже имели мнение об этом обручении. Некоторые делились своими суждениями с женами. Во всяком случае, мистер Уильям Кэррингтон, брат графини Эмберли и дядя графа Эдмунда, высказался в том духе, что этот брак не хуже любого другого.
— Но, Уильям, ведь она на целых десять лет или даже больше старше! — с нескрываемой насмешкой возразила супруга. — Что хорошего может из этого выйти?
— Ладно тебе, дорогая. — Уильям ущипнул свою половину за пышный зад так ощутимо, что она вскрикнула и шлепнула его по руке. — Я почти на десять лет старше тебя, но мне кажется, мы с тобой всегда отлично ладили. За исключением тех случаев, когда ты начинаешь драться, как сейчас.
— Уильям! Держи себя в руках, — сказала жена. — Что, если дети увидят?
— Им не дозволено входить в нашу спальню без приглашения, любовь моя, — вполне резонно заметил муж. — А если они и увидят, то подумают, что их папа все еще любит их маму после восемнадцати лет брака. — Уильям, — не уступала супруга, — но ведь эта помолвка совсем другое дело. В данном случае она старше. Просто неслыханно! Перри такой беззаботный молодой человек.
— Ох, кто знает, какие пары самые удачные? Кто может поверить, что такой легкомысленный, игривый паренек, как я, все еще щиплет свою сварливую жену, а она отвечает только тем, что бьет его по руке? Они сами уладят все между собой, можешь не беспокоиться. Предоставь уж это им, любовь моя. Иди-ка лучше ко мне, Виола.
— Надеюсь, что ты прав насчет мисс Ховард и нашего милого Перри, — заметила супруга. — О, Уильям, что это с тобой сегодня? Прямо средь бела дня… Можно подумать, я все еще молоденькая. Ну ладно, ладно… Ты уверен, что дверь заперта?
— Так это правда, Перри?
— Полагаю, ты имеешь в виду мою помолвку. В последние несколько дней я уже слышал кое от кого речи в подобном тоне. Но никак не ожидал этого от тебя, Эдмунд. Да, это правда. Мисс Грейс Ховард удостоила меня согласием стать моей женой.
Лорд Эмберли помолчал, затем, осторожно подбирая слова, заговорил:
— Она нуждается в помощи, поскольку осталась совершенно без средств. Но эта леди старше тебя, Перри, и хотя я признаю ее красоту, мне она кажется лишенной открытости и шарма. Не перестарался ли ты, проявляя благородство? Готов ли ты полностью изменить свою привычную жизнь ради доброго дела?
Перигрин позволил другу высказаться, а потом вложил весь свой вес в удар.
— Будь ты проклят, Эдмунд! — сквозь зубы процедил он, глядя на то, как граф поднимается и прижимает руку к носу, из которого потекла кровь. — Пошел к черту! Если ты не извинишься, я навсегда перестану с тобой разговаривать.
Граф достал платок и прижал его к переносице дрогнувшей рукой, прежде чем взглянуть на друга.
— Приношу извинения, Перри. То, что я позволил себе, непростительно. Эта леди — твоя невеста, и ты, разумеется, обязан защищать ее честь.
Он отнял от лица платок, посмотрел на него поморщившись и слегка коснулся покрасневшего носа.
— Мне не следовало бить тебя, — сказал Перигрин, отворачиваясь к окну.
— Следовало, — возразил лорд Эмберли. — Само собой, лучше было бы обойтись без твоего кулака, но я рад, что ты меня ударил. Это доказывает кое-что. Прости меня, пожалуйста.
Он протянул Перигрину руку. Тот взял ее, и друзья улыбнулись.
— Это совсем не то, что ты думаешь, Эдмунд, — заговорил Перри. — Я женюсь на мисс Грейс не потому, что она бедна, и не потому, что Пол был моим другом. Я ее люблю. Понимаю, что очень многие этому не верят, но для меня это ничего не значит. Только бы она мне поверила. И я хочу, чтобы ты поверил. Ты мой самый старый друг, Эдмунд, и, наверное, самый лучший из всех, кого я знаю.
Лорд Эмберли крепко пожал руку друга.
— Странно думать, что ты, и вдруг женишься, Перри, — сказал он. — Никогда не мог представить тебя остепенившимся. Считал, что обгоню тебя на пути к алтарю, но я не собираюсь жениться, пока мне не стукнет тридцать. Еще три года! Тебе я от души желаю счастья. Правда, все здешние молодые леди облачатся в траур по случаю потери в твоем лице возможного жениха.
— На что им я, если они могут подцепить тебя? — рассмеялся Перигрин. — И Доминику уже двадцать, он такой высокий и красивый, к тому же титул лорда Идена плюс имение в Уилтшире тоже чего-то стоят. Слушай, Эдмунд, нос у тебя горит, как бакен. Нам следует вернуться в дом и раздобыть для него если не льда, то хотя бы холодной воды.
Перигрин договорился, что новый священник обвенчает их на следующий день после своего приезда. Ночь перед свадьбой Грейс провела в доме у мисс Стэнхоп, и сестры необычайно гордились тем, что новобрачная отправится в церковь из их дома.
Сэр Перигрин Лэмпмен и Грейс Ховард обвенчались прохладным весенним утром в присутствии всех своих друзей и соседей. Это было тихое торжество. Оба, жених и невеста, носили глубокий траур. Граф Эмберли с матушкой, а также сестра и брат графа, леди Мадлен Рейн и Доминик, лорд Иден, отложили свой отъезд в Лондон к началу сезона ради того, чтобы устроить свадебный завтрак в своих парадных апартаментах.
Гостей собралось немало. Если теплые чувства и добрые пожелания способствуют счастью в браке, то эта семья должна была стать одной из счастливейших. И если кто-то из присутствующих испытывал сомнения по поводу возраста невесты и жениха и разницы их положения в обществе, то он эти свои опасения тщательно скрывал и, возможно, даже себя старался убедить в том, что для дурных предчувствий нет оснований.
Он привез жену уже во второй половине дня и показал ей и дом, и сад, и конюшни. Грейс была в Рирдон-Парке только раз, несколько лет назад, когда еще жив был отец Перигрина и мать не покинула дом.
Грейс осматривала длинные газоны и немногочисленные деревья позади дома и вдруг заметила, что муж улыбается.
— Мой садовник совершенно лишен воображения, а у меня самого с этим обстоит не лучше, — сказал он. — Если вы, Грейс, захотите и здесь применить ваши волшебные способности, прошу вас, действуйте совершенно свободно по вашему усмотрению. Я всегда восхищался вашим садиком при доме священника.
— Я всегда мечтала об отдельном розарии, но там для этого не хватало места. А между деревьями можно посадить нарциссы и примулы. И разбить клумбы. — Она огляделась по сторонам и явно видела в своем воображении нечто совсем иное, нежели окружающие ее однообразные зеленые лужайки. — Вон там хорошо бы выстроить оранжерею.
Она показала на луг у восточной стороны дома.
Перигрин засмеялся.
— Мой садовник не изменит своим привычкам, — сказал он. — Я найму других. И стану учиться у вас, Грейс. Мне всегда хотелось иметь красивый сад, но боюсь, я плохо представляю, как именно он должен выглядеть. Вы можете превратить меня в преданного садовода.
Грейс взглянула на него очень серьезно.
— Пожалуйста, не изменяйте ни своим привычкам, ни своим делам из-за меня. Я вполне довольна же тем, что я здесь. Не надо менять ваш обычный образ жизни.
— Но моя жизнь уже изменилась, — улыбнулся Перигрин. — Сегодня. Я теперь женатый человек, дорогая.
Грейс казалось странным, что спустя девять лет у нее снова появилась горничная, которая помогала ей переодеваться к обеду, расчесывать и укладывать волосы. Странно было спускаться в столовую и есть обед, приготовленный не ею самой и поданный к столу дворецким и лакеем. Странно, что кто-то другой убирал со стола, а еще кто-то мыл посуду.
Но самое странное и немного пугающее заключалось в том, что, хотя у нее были своя гардеробная и гостиная, спальня, как Грейс теперь узнала, у них с мужем общая. Весь предсвадебный месяц мисс Ховард не представляла, какой брак задумал Перигрин.
— Я считала, что вы собираетесь предложить мне, чисто номинальный брак, — заметила она, когда муж вошел после того, как она отпустила горничную и стояла посреди спальни уже в длинной ночной рубашке.
Волосы свободно легли ей на плечи и спину. Единственной уступкой женскому тщеславию было отсутствие ночного чепца.
— Грейс, прошу вас, если можно — сказал он, близ ко подойдя к ней. — Грейс, вы — моя жена. Я мог бы предложить вам положение экономки, если бы не хотел большего. Мне никогда не нравилось обыкновение супругов занимать отдельные спальни. Я хочу любить вас часто. Будет гораздо удобнее для нас спать одной постели. Вы не против?
— Да, — произнесла она. — Да, Перри, я буду для вас такой женой, какую вы хотите.
— У вас красивые волосы, — сказал он и погладил шелковистые пряди. — Вы красивая женщина, Грейс. Перри наклонил голову и поцеловал ее бледные губы. — Ложитесь в постель. Я только задую свечи.
Леди Грейс Лэмпмен смотрела, как спит ее муж. Он выглядел таким невероятно юным, светлые волосы растрепались, а лицо было полно умиротворения. Грейс испытывала к нему почти болезненную нежность. Возможно, пришел конец ее душевным мукам.
Она потеряла целых девять лет. Ни разу за эти долгие годы Грейс не подумала о самоубийстве, заставляя себя дышать, есть, спать, выполнять свои обязанности — словом, существовать до тех пор, пока не придёт смерть. Она всегда была благодарна за малый, но ценный дар — любовь брата, благодарна судьбе за то что Полу нужны ее любовь и стремление создать емy маломальский уют. Грейс не ждала большего.
До тех пор, пока Перри не сделал ей предложено, а она в своей слабости не поддалась этому искушению. Но даже тогда она не верила, что вернется к полноценной жизни. Перри хочет того же, полагала Грейс, что девять лет принимал от нее брат. Она считала, что станет для мужа не более чем экономкой, носящей его имя.
Ей всегда нравился Перри. Грейс радовалась, когда он звонил в дверь, радовалась его неизменной улыбке, постоянным расспросам о ее самочувствии, тому, как он восхищался ее вышивками и ее садом. Она полюбила Перри за тот свет, который он приносил в жизнь брата. Пол был совершенно другим человеком: маленький, хрупкий, погруженный в научные занятия, детские годы не понимаемый и нередко оскорбляемый другими мальчиками, чужой в семье, члены которой хотели бы видеть его более напористым и честолюбивым в качестве служителя церкви. Перри внес в его существование смех и радость, которых тот никогда не знал раньше.
Грейс нравилось смотреть на Перри, стройного и сильного, наделенного особой, солнечной, красотой, однако в ее отношении к нему не было ничего такого, что обычно вкладывает женщина в отношение к мужчине, который ее привлекает. Ведь он настолько моложе… Грейс забавлялась, наблюдая за тем, как в церкви или на одном из светских сборищ, которые она иногда посещала вместе с братом, девицы смотрели на Перигрина с восхищением и даже неким вожделением, а он улыбался и вежливо ухаживал за ними, никогда не теряя чувства меры; любая тотчас понимала, что это всего лишь ни к чему не обязывающий светский флирт. Точно так же он вел себя с дамами более старшего возраста… кроме нее.
Грейс считала, что сэр Перигрин скорее всего женится на леди Мадлен Рейн, юной девушке, которая, как и он сам, отличалась веселым характером и способностью флиртовать беззаботно и безобидно. Из них вышла бы красивая пара. Леди Мадлен исполнилось только двадцать. Но Перигрин женился на тридцатипятилетней женщине. Как давно миновало время ее собственной юности! То была совершенно иная жизнь. Избалованная , любимица отца, у которого, кроме нее, было только два сына, она росла озорной и упрямой. Мать умерла вскоре после рождения Пола. Грейс дружила с единственным сыном виконта Сандерсфорда с caмого раннего возраста. Гарет, такой же бойкий и настырный, как и она сама, был самоуверенным, умным, полным жизни, но обладал изрядной жестокостью, которая нередко проявлялась по отношению к младшим товарищам детских игр, особенно по отношению к Полу.
Грейс играла с Гаретом, защищала его, спорила с ним, дралась и в конце концов полюбила его. Она отдалась ему в последние дни перед уходом Гарета на войну, не задумываясь о серьезных последствиях. А должна была бы знать о них. Ей уже исполнился двадцать один год. Грейс помнила ощущение радостной одновременно пугающей гордости, возникшее при первых признаках беременности, хотя Гарета, который мог бы разделить с ней презрение к мнению света на этот счет, не было рядом.
То была любовь с жестоким финалом. Любовь, способная убить в женщине всякую радость жизни. И Грейс все девять лет после потери Джереми чувствовала себя убитой, исключенной из реальной действие сльности с ее страстями и заботами; а до этого она четыре года жила одними страданиями, осознав слишком поздно, что эгоистическое пренебрежение нормами морали принесло куда большие беды ее ни в чем не повинному ребенку, нежели ей самой. Джереми был её единственной радостью. Однако она предала его уже момент зачатия.
Стоило ли возрождаться к жизни теперь? Гораздо спокойнее было существовать в сумрачной стране полумертвых. Там не было боли. Она прогнала прочь боль от потери брата, прогнала с решимостью отчаяния, сразу после похорон оставив ее за стеной, которую выстроила для своих чувств. Но утром пришел сэр Лэмпмен и мгновенно разрушил эту стену.
Однако Перри женился с самыми добрыми намерениями сделать ее своей истинной женой. Он так и поступил нынче утром, когда их тихо обвенчал новый священник, занявший место Пола. Он так и поступил в этой вот постели час назад. И хотя в те минуты Грейс не делала никаких сравнений, она не могла не сделать их сейчас.
Гарет — и Перри.
Она позволяла Гарету множество интимных ласк в те немногие дни, потому как знала, что теряет его, возможно, навсегда. А еще и потому, что ей было наплевать на мнение отца, или ее чванливого старшего брата, или заносчивой невестки. А еще потому, что была очень юной и очень, очень глупой.
Все происходило почти всегда прямо на земле. Гарет так тяжело наваливался на нее, что иногда Грейс готова была закричать от боли, когда в спину впивались острые камешки или твердые комья земли. Ей нравилось то, что он делал, так как это был запретный плод, и к тому же опасный. Гарет совершал любовный акт быстро и страстно, только ради собственного удовольствия. И Грейс тогда решила, что, видимо, такими и должны быть любовные отношения.
Перри оказался совершенно другим. Называл ее красивой, и Грейс чувствовала себя красивой, когда он без всякой спешки и лихорадочности овладел ею вот на этой постели. Вначале Грейс была смущена и напряжена оттого, что она женщина средних лет, а он почти мальчик, и оттого, что не была с мужчиной вот уже четырнадцать лет, но Перри заставил ее снова ощутить себя женщиной, милой и желанной.
И все барьеры рухнули от нежных и ласковых прикосновений его рук, теплых губ, мягкого, успокаивающего голоса. Грейс вернулась к жизни. Все ее чувства медленно оживали для него, и, когда Перри овладел ею, Грейс уже не могла представить себя женой лишь по обязанности. Она стала женщиной, открытой, для любимого. Если оставался хоть один шанс, что она остынет, одумается, то Перри уничтожил этот шанс. И Грейс, отдаваясь ему всем существом, получила от него дар наслаждения.
Она обнимала его и старалась сдерживать внутреннюю дрожь. Закрыла глаза и уткнулась лицом ему в плечо, когда Перри положил руку ей под голову, поцеловал в щеку, укрыл ей плечи одеялом и, видимо, Решив, что она уже спит, уснул сам. Грейс не знала, понял ли он. И даже не знала, хочется ли ей, чтобы муж ее понял.
Зато она поняла, что Перигрин — человек с огромным запасом доброты, нежности и любви. Поняла, что это мужчина один на тысячу. Мужчина, которому нужны в его доме любовь и радость. И дети.
С новой силой Грейс осознала свое возрождение и с новой силой ощутила невероятную боль. Она старалась лежать как можно тише, чтобы не побеспокоить Перри. Она не должна была допускать это. Не смела допускать. Слишком поздно ей возвращаться к жизни и пытаться стать такой женой для Перри, в которой он нуждался. Чем полнее будет ее возрождение, тем больше она будет думать о том, что не сумеет стать ему хорошей женой. Начнет отыскивать в нем признаки неудовлетворенности, начнет следить за тем, как он общается с молодыми женщинами, и беспокоиться. И в конце концов возненавидит его.
Когда Грейс взглянула на него в очередной раз, глаза Перри были открыты. Он, как всегда, улыбался.
— Все еще не спишь, леди Грейс? — спросил он и легонько провел пальцем по ее носу. — Тебе это кажется непривычным, дорогая? Мне тоже, смею тебя заверить. Я не привык, просыпаясь, видеть голову жены на подушке рядом с моей.
— Да. Это немного странно.
Его улыбка угасла.
— Я не причинил тебе боль, Грейс? Не был груб? Не обидел тебя? — Она только покачала головой:
— Я — твоя жена.
— Да, ты — жена моя. — Некоторое время он молча смотрел ей в глаза. — Грейс, я знаю, что у тебя много воспоминаний. Я знаю, что ты любила. Сегодня ночью воспоминания, вероятно, были особенно мучительными. Я не могу соперничать с отцом твоего ребенка. И не хочу этого. Я всего лишь хочу дать тебе немного покоя, дорогая, покоя и надежности. Дать тебе свою привязанность. Не вини себя, если сегодня ночью ты вспоминала о нем.
Грейс молчала и не отводила взгляда. Перри улыбнулся и, прежде чем поцеловать ее, сказал:
— Мне нравится, просыпаясь, видеть рядом жену.
У нее было мало времени, чтобы справиться со своими ожившими чувствами, привести их в порядок. Возможно, ей это уже никогда не удастся, ведь Грейс будет жить вместе с Перри и спать с ним в одной постели. Вряд ли она сможет снова убить свою душу, пока они женаты. Так не следует дней вернуться в мир и заново научиться жить, любит, радоваться и страдать?
Грейс вдруг поняла, что хочет большего, чем всего лишь нежный поцелуй. Ей хотелось узнать, всегда ли у них будет так, как в первый раз, навсегда ли Перри останется ее любовником, а не только мужем. И когда его губы приникли к ее шее, а руки скользнули к ней ночную рубашку, страхи Грейс улетучились и она позволила себе стать его женщиной, которую делала счастливой нежная сила любовных ласк Перри Лэмпмена.
Глава 3
Обе мисс Стэнхоп пунцово покраснели и опустили глаза. Сестры ничего не знали о подобном деликатном предмете или по крайней мере были слишком утонченными, чтобы о нём рассуждать.
Каждая из дам сочла своим долгом нанести Грейс визит, поздравить ее и пожелать счастья. В этих пожеланиях не было ни капли лицемерия. Все ее уважали, и все были рады, что ее будущее устроилось так удачно. Соседи от души желали Грейс добра.
Большинство из них полагали, что брак вряд ли окажется удачным — в конечном счете он не принесет счастья сэру Перигрину, но каждая рада была бы ошибиться. Ведь Перри, без сомнения, был любимцем всей округи.
Мужчины, разумеется, тоже имели мнение об этом обручении. Некоторые делились своими суждениями с женами. Во всяком случае, мистер Уильям Кэррингтон, брат графини Эмберли и дядя графа Эдмунда, высказался в том духе, что этот брак не хуже любого другого.
— Но, Уильям, ведь она на целых десять лет или даже больше старше! — с нескрываемой насмешкой возразила супруга. — Что хорошего может из этого выйти?
— Ладно тебе, дорогая. — Уильям ущипнул свою половину за пышный зад так ощутимо, что она вскрикнула и шлепнула его по руке. — Я почти на десять лет старше тебя, но мне кажется, мы с тобой всегда отлично ладили. За исключением тех случаев, когда ты начинаешь драться, как сейчас.
— Уильям! Держи себя в руках, — сказала жена. — Что, если дети увидят?
— Им не дозволено входить в нашу спальню без приглашения, любовь моя, — вполне резонно заметил муж. — А если они и увидят, то подумают, что их папа все еще любит их маму после восемнадцати лет брака. — Уильям, — не уступала супруга, — но ведь эта помолвка совсем другое дело. В данном случае она старше. Просто неслыханно! Перри такой беззаботный молодой человек.
— Ох, кто знает, какие пары самые удачные? Кто может поверить, что такой легкомысленный, игривый паренек, как я, все еще щиплет свою сварливую жену, а она отвечает только тем, что бьет его по руке? Они сами уладят все между собой, можешь не беспокоиться. Предоставь уж это им, любовь моя. Иди-ка лучше ко мне, Виола.
— Надеюсь, что ты прав насчет мисс Ховард и нашего милого Перри, — заметила супруга. — О, Уильям, что это с тобой сегодня? Прямо средь бела дня… Можно подумать, я все еще молоденькая. Ну ладно, ладно… Ты уверен, что дверь заперта?
* * *
Граф Эмберли, узнав новость, сразу же посетил своего друга.— Так это правда, Перри?
— Полагаю, ты имеешь в виду мою помолвку. В последние несколько дней я уже слышал кое от кого речи в подобном тоне. Но никак не ожидал этого от тебя, Эдмунд. Да, это правда. Мисс Грейс Ховард удостоила меня согласием стать моей женой.
Лорд Эмберли помолчал, затем, осторожно подбирая слова, заговорил:
— Она нуждается в помощи, поскольку осталась совершенно без средств. Но эта леди старше тебя, Перри, и хотя я признаю ее красоту, мне она кажется лишенной открытости и шарма. Не перестарался ли ты, проявляя благородство? Готов ли ты полностью изменить свою привычную жизнь ради доброго дела?
Перигрин позволил другу высказаться, а потом вложил весь свой вес в удар.
— Будь ты проклят, Эдмунд! — сквозь зубы процедил он, глядя на то, как граф поднимается и прижимает руку к носу, из которого потекла кровь. — Пошел к черту! Если ты не извинишься, я навсегда перестану с тобой разговаривать.
Граф достал платок и прижал его к переносице дрогнувшей рукой, прежде чем взглянуть на друга.
— Приношу извинения, Перри. То, что я позволил себе, непростительно. Эта леди — твоя невеста, и ты, разумеется, обязан защищать ее честь.
Он отнял от лица платок, посмотрел на него поморщившись и слегка коснулся покрасневшего носа.
— Мне не следовало бить тебя, — сказал Перигрин, отворачиваясь к окну.
— Следовало, — возразил лорд Эмберли. — Само собой, лучше было бы обойтись без твоего кулака, но я рад, что ты меня ударил. Это доказывает кое-что. Прости меня, пожалуйста.
Он протянул Перигрину руку. Тот взял ее, и друзья улыбнулись.
— Это совсем не то, что ты думаешь, Эдмунд, — заговорил Перри. — Я женюсь на мисс Грейс не потому, что она бедна, и не потому, что Пол был моим другом. Я ее люблю. Понимаю, что очень многие этому не верят, но для меня это ничего не значит. Только бы она мне поверила. И я хочу, чтобы ты поверил. Ты мой самый старый друг, Эдмунд, и, наверное, самый лучший из всех, кого я знаю.
Лорд Эмберли крепко пожал руку друга.
— Странно думать, что ты, и вдруг женишься, Перри, — сказал он. — Никогда не мог представить тебя остепенившимся. Считал, что обгоню тебя на пути к алтарю, но я не собираюсь жениться, пока мне не стукнет тридцать. Еще три года! Тебе я от души желаю счастья. Правда, все здешние молодые леди облачатся в траур по случаю потери в твоем лице возможного жениха.
— На что им я, если они могут подцепить тебя? — рассмеялся Перигрин. — И Доминику уже двадцать, он такой высокий и красивый, к тому же титул лорда Идена плюс имение в Уилтшире тоже чего-то стоят. Слушай, Эдмунд, нос у тебя горит, как бакен. Нам следует вернуться в дом и раздобыть для него если не льда, то хотя бы холодной воды.
* * *
Грейс весь месяц занималась уборкой в доме и разбирала вещи покойного брата. Его книги и наиболее ценные предметы она передала своему жениху. Все остальное — весьма немногое, в том числе его облачения, проповеди, часы и еще некоторые мелочи, — уложила в особое отделение своего чемодана, который тем не менее оказался не столь уж полным.Перигрин договорился, что новый священник обвенчает их на следующий день после своего приезда. Ночь перед свадьбой Грейс провела в доме у мисс Стэнхоп, и сестры необычайно гордились тем, что новобрачная отправится в церковь из их дома.
Сэр Перигрин Лэмпмен и Грейс Ховард обвенчались прохладным весенним утром в присутствии всех своих друзей и соседей. Это было тихое торжество. Оба, жених и невеста, носили глубокий траур. Граф Эмберли с матушкой, а также сестра и брат графа, леди Мадлен Рейн и Доминик, лорд Иден, отложили свой отъезд в Лондон к началу сезона ради того, чтобы устроить свадебный завтрак в своих парадных апартаментах.
Гостей собралось немало. Если теплые чувства и добрые пожелания способствуют счастью в браке, то эта семья должна была стать одной из счастливейших. И если кто-то из присутствующих испытывал сомнения по поводу возраста невесты и жениха и разницы их положения в обществе, то он эти свои опасения тщательно скрывал и, возможно, даже себя старался убедить в том, что для дурных предчувствий нет оснований.
Он привез жену уже во второй половине дня и показал ей и дом, и сад, и конюшни. Грейс была в Рирдон-Парке только раз, несколько лет назад, когда еще жив был отец Перигрина и мать не покинула дом.
Грейс осматривала длинные газоны и немногочисленные деревья позади дома и вдруг заметила, что муж улыбается.
— Мой садовник совершенно лишен воображения, а у меня самого с этим обстоит не лучше, — сказал он. — Если вы, Грейс, захотите и здесь применить ваши волшебные способности, прошу вас, действуйте совершенно свободно по вашему усмотрению. Я всегда восхищался вашим садиком при доме священника.
— Я всегда мечтала об отдельном розарии, но там для этого не хватало места. А между деревьями можно посадить нарциссы и примулы. И разбить клумбы. — Она огляделась по сторонам и явно видела в своем воображении нечто совсем иное, нежели окружающие ее однообразные зеленые лужайки. — Вон там хорошо бы выстроить оранжерею.
Она показала на луг у восточной стороны дома.
Перигрин засмеялся.
— Мой садовник не изменит своим привычкам, — сказал он. — Я найму других. И стану учиться у вас, Грейс. Мне всегда хотелось иметь красивый сад, но боюсь, я плохо представляю, как именно он должен выглядеть. Вы можете превратить меня в преданного садовода.
Грейс взглянула на него очень серьезно.
— Пожалуйста, не изменяйте ни своим привычкам, ни своим делам из-за меня. Я вполне довольна же тем, что я здесь. Не надо менять ваш обычный образ жизни.
— Но моя жизнь уже изменилась, — улыбнулся Перигрин. — Сегодня. Я теперь женатый человек, дорогая.
Грейс казалось странным, что спустя девять лет у нее снова появилась горничная, которая помогала ей переодеваться к обеду, расчесывать и укладывать волосы. Странно было спускаться в столовую и есть обед, приготовленный не ею самой и поданный к столу дворецким и лакеем. Странно, что кто-то другой убирал со стола, а еще кто-то мыл посуду.
Но самое странное и немного пугающее заключалось в том, что, хотя у нее были своя гардеробная и гостиная, спальня, как Грейс теперь узнала, у них с мужем общая. Весь предсвадебный месяц мисс Ховард не представляла, какой брак задумал Перигрин.
— Я считала, что вы собираетесь предложить мне, чисто номинальный брак, — заметила она, когда муж вошел после того, как она отпустила горничную и стояла посреди спальни уже в длинной ночной рубашке.
Волосы свободно легли ей на плечи и спину. Единственной уступкой женскому тщеславию было отсутствие ночного чепца.
— Грейс, прошу вас, если можно — сказал он, близ ко подойдя к ней. — Грейс, вы — моя жена. Я мог бы предложить вам положение экономки, если бы не хотел большего. Мне никогда не нравилось обыкновение супругов занимать отдельные спальни. Я хочу любить вас часто. Будет гораздо удобнее для нас спать одной постели. Вы не против?
— Да, — произнесла она. — Да, Перри, я буду для вас такой женой, какую вы хотите.
— У вас красивые волосы, — сказал он и погладил шелковистые пряди. — Вы красивая женщина, Грейс. Перри наклонил голову и поцеловал ее бледные губы. — Ложитесь в постель. Я только задую свечи.
* * *
Как это часто бывает в пасмурные дни, к вечер облака разошлись, и ночь ярко сияла в свете почти полной луны и бесконечного множества звезд.Леди Грейс Лэмпмен смотрела, как спит ее муж. Он выглядел таким невероятно юным, светлые волосы растрепались, а лицо было полно умиротворения. Грейс испытывала к нему почти болезненную нежность. Возможно, пришел конец ее душевным мукам.
Она потеряла целых девять лет. Ни разу за эти долгие годы Грейс не подумала о самоубийстве, заставляя себя дышать, есть, спать, выполнять свои обязанности — словом, существовать до тех пор, пока не придёт смерть. Она всегда была благодарна за малый, но ценный дар — любовь брата, благодарна судьбе за то что Полу нужны ее любовь и стремление создать емy маломальский уют. Грейс не ждала большего.
До тех пор, пока Перри не сделал ей предложено, а она в своей слабости не поддалась этому искушению. Но даже тогда она не верила, что вернется к полноценной жизни. Перри хочет того же, полагала Грейс, что девять лет принимал от нее брат. Она считала, что станет для мужа не более чем экономкой, носящей его имя.
Ей всегда нравился Перри. Грейс радовалась, когда он звонил в дверь, радовалась его неизменной улыбке, постоянным расспросам о ее самочувствии, тому, как он восхищался ее вышивками и ее садом. Она полюбила Перри за тот свет, который он приносил в жизнь брата. Пол был совершенно другим человеком: маленький, хрупкий, погруженный в научные занятия, детские годы не понимаемый и нередко оскорбляемый другими мальчиками, чужой в семье, члены которой хотели бы видеть его более напористым и честолюбивым в качестве служителя церкви. Перри внес в его существование смех и радость, которых тот никогда не знал раньше.
Грейс нравилось смотреть на Перри, стройного и сильного, наделенного особой, солнечной, красотой, однако в ее отношении к нему не было ничего такого, что обычно вкладывает женщина в отношение к мужчине, который ее привлекает. Ведь он настолько моложе… Грейс забавлялась, наблюдая за тем, как в церкви или на одном из светских сборищ, которые она иногда посещала вместе с братом, девицы смотрели на Перигрина с восхищением и даже неким вожделением, а он улыбался и вежливо ухаживал за ними, никогда не теряя чувства меры; любая тотчас понимала, что это всего лишь ни к чему не обязывающий светский флирт. Точно так же он вел себя с дамами более старшего возраста… кроме нее.
Грейс считала, что сэр Перигрин скорее всего женится на леди Мадлен Рейн, юной девушке, которая, как и он сам, отличалась веселым характером и способностью флиртовать беззаботно и безобидно. Из них вышла бы красивая пара. Леди Мадлен исполнилось только двадцать. Но Перигрин женился на тридцатипятилетней женщине. Как давно миновало время ее собственной юности! То была совершенно иная жизнь. Избалованная , любимица отца, у которого, кроме нее, было только два сына, она росла озорной и упрямой. Мать умерла вскоре после рождения Пола. Грейс дружила с единственным сыном виконта Сандерсфорда с caмого раннего возраста. Гарет, такой же бойкий и настырный, как и она сама, был самоуверенным, умным, полным жизни, но обладал изрядной жестокостью, которая нередко проявлялась по отношению к младшим товарищам детских игр, особенно по отношению к Полу.
Грейс играла с Гаретом, защищала его, спорила с ним, дралась и в конце концов полюбила его. Она отдалась ему в последние дни перед уходом Гарета на войну, не задумываясь о серьезных последствиях. А должна была бы знать о них. Ей уже исполнился двадцать один год. Грейс помнила ощущение радостной одновременно пугающей гордости, возникшее при первых признаках беременности, хотя Гарета, который мог бы разделить с ней презрение к мнению света на этот счет, не было рядом.
То была любовь с жестоким финалом. Любовь, способная убить в женщине всякую радость жизни. И Грейс все девять лет после потери Джереми чувствовала себя убитой, исключенной из реальной действие сльности с ее страстями и заботами; а до этого она четыре года жила одними страданиями, осознав слишком поздно, что эгоистическое пренебрежение нормами морали принесло куда большие беды ее ни в чем не повинному ребенку, нежели ей самой. Джереми был её единственной радостью. Однако она предала его уже момент зачатия.
Стоило ли возрождаться к жизни теперь? Гораздо спокойнее было существовать в сумрачной стране полумертвых. Там не было боли. Она прогнала прочь боль от потери брата, прогнала с решимостью отчаяния, сразу после похорон оставив ее за стеной, которую выстроила для своих чувств. Но утром пришел сэр Лэмпмен и мгновенно разрушил эту стену.
Однако Перри женился с самыми добрыми намерениями сделать ее своей истинной женой. Он так и поступил нынче утром, когда их тихо обвенчал новый священник, занявший место Пола. Он так и поступил в этой вот постели час назад. И хотя в те минуты Грейс не делала никаких сравнений, она не могла не сделать их сейчас.
Гарет — и Перри.
Она позволяла Гарету множество интимных ласк в те немногие дни, потому как знала, что теряет его, возможно, навсегда. А еще и потому, что ей было наплевать на мнение отца, или ее чванливого старшего брата, или заносчивой невестки. А еще потому, что была очень юной и очень, очень глупой.
Все происходило почти всегда прямо на земле. Гарет так тяжело наваливался на нее, что иногда Грейс готова была закричать от боли, когда в спину впивались острые камешки или твердые комья земли. Ей нравилось то, что он делал, так как это был запретный плод, и к тому же опасный. Гарет совершал любовный акт быстро и страстно, только ради собственного удовольствия. И Грейс тогда решила, что, видимо, такими и должны быть любовные отношения.
Перри оказался совершенно другим. Называл ее красивой, и Грейс чувствовала себя красивой, когда он без всякой спешки и лихорадочности овладел ею вот на этой постели. Вначале Грейс была смущена и напряжена оттого, что она женщина средних лет, а он почти мальчик, и оттого, что не была с мужчиной вот уже четырнадцать лет, но Перри заставил ее снова ощутить себя женщиной, милой и желанной.
И все барьеры рухнули от нежных и ласковых прикосновений его рук, теплых губ, мягкого, успокаивающего голоса. Грейс вернулась к жизни. Все ее чувства медленно оживали для него, и, когда Перри овладел ею, Грейс уже не могла представить себя женой лишь по обязанности. Она стала женщиной, открытой, для любимого. Если оставался хоть один шанс, что она остынет, одумается, то Перри уничтожил этот шанс. И Грейс, отдаваясь ему всем существом, получила от него дар наслаждения.
Она обнимала его и старалась сдерживать внутреннюю дрожь. Закрыла глаза и уткнулась лицом ему в плечо, когда Перри положил руку ей под голову, поцеловал в щеку, укрыл ей плечи одеялом и, видимо, Решив, что она уже спит, уснул сам. Грейс не знала, понял ли он. И даже не знала, хочется ли ей, чтобы муж ее понял.
Зато она поняла, что Перигрин — человек с огромным запасом доброты, нежности и любви. Поняла, что это мужчина один на тысячу. Мужчина, которому нужны в его доме любовь и радость. И дети.
С новой силой Грейс осознала свое возрождение и с новой силой ощутила невероятную боль. Она старалась лежать как можно тише, чтобы не побеспокоить Перри. Она не должна была допускать это. Не смела допускать. Слишком поздно ей возвращаться к жизни и пытаться стать такой женой для Перри, в которой он нуждался. Чем полнее будет ее возрождение, тем больше она будет думать о том, что не сумеет стать ему хорошей женой. Начнет отыскивать в нем признаки неудовлетворенности, начнет следить за тем, как он общается с молодыми женщинами, и беспокоиться. И в конце концов возненавидит его.
Когда Грейс взглянула на него в очередной раз, глаза Перри были открыты. Он, как всегда, улыбался.
— Все еще не спишь, леди Грейс? — спросил он и легонько провел пальцем по ее носу. — Тебе это кажется непривычным, дорогая? Мне тоже, смею тебя заверить. Я не привык, просыпаясь, видеть голову жены на подушке рядом с моей.
— Да. Это немного странно.
Его улыбка угасла.
— Я не причинил тебе боль, Грейс? Не был груб? Не обидел тебя? — Она только покачала головой:
— Я — твоя жена.
— Да, ты — жена моя. — Некоторое время он молча смотрел ей в глаза. — Грейс, я знаю, что у тебя много воспоминаний. Я знаю, что ты любила. Сегодня ночью воспоминания, вероятно, были особенно мучительными. Я не могу соперничать с отцом твоего ребенка. И не хочу этого. Я всего лишь хочу дать тебе немного покоя, дорогая, покоя и надежности. Дать тебе свою привязанность. Не вини себя, если сегодня ночью ты вспоминала о нем.
Грейс молчала и не отводила взгляда. Перри улыбнулся и, прежде чем поцеловать ее, сказал:
— Мне нравится, просыпаясь, видеть рядом жену.
У нее было мало времени, чтобы справиться со своими ожившими чувствами, привести их в порядок. Возможно, ей это уже никогда не удастся, ведь Грейс будет жить вместе с Перри и спать с ним в одной постели. Вряд ли она сможет снова убить свою душу, пока они женаты. Так не следует дней вернуться в мир и заново научиться жить, любит, радоваться и страдать?
Грейс вдруг поняла, что хочет большего, чем всего лишь нежный поцелуй. Ей хотелось узнать, всегда ли у них будет так, как в первый раз, навсегда ли Перри останется ее любовником, а не только мужем. И когда его губы приникли к ее шее, а руки скользнули к ней ночную рубашку, страхи Грейс улетучились и она позволила себе стать его женщиной, которую делала счастливой нежная сила любовных ласк Перри Лэмпмена.
Глава 3
Весна стояла прекрасная, и не было времени сидеть дома. Не было, потому что большой и неухоженный сад звал ее к себе. Грейс не могла не откликнуться на этот призыв, как не может не откликнуться живописец на зов чистого холста.
Старый садовник Перигрина вместе с недавно наснятыми в деревне двумя пареньками взялись за самую тяжелую работу, но всю планировку и большинства посадок Грейс делала сама: ползала на коленях по заново перекопанной земле в старом черном платье, которое носила после смерти Джереми. Такая же старая соломенная шляпа защищала ее лицо и шею от весеннего солнца.
Она подолгу стояла, глядя, как ее мечты мало-помалу становятся реальностью, и уже представляла себе деревья и цветники, которые сделают их дом красивее уже в этом году.
Перигрин часто опускался на колени, сажая в землю луковицы или прикалывая саженцы. Он громко смеялся, когда Грейс переворачивала луковицу, которую он клал в лунку вверх ногами.
Уже через несколько недель Перигрин вынужден был признать, что, хотя и осталось еще много не занятой посадками земли и лишь отдельные, такие слабые на вид растения пробиваются к солнцу, а посаженные рядами молодые деревца кажутся невероятно хрупкими, его усадьба обретает куда более приветливый вид. Он был уверен, что через несколько лет картина будет хоть куда, и с немалым удивлением поглядывал на жену, которая творила все эти чудеса.
Довольно часто они во второй половине дня, а бывало, и по вечерам, навещали друзей и соседей, принимали приглашения на званые обеды, которыми развлекали себя местные семейства. Грейс держалась менее замкнуто, чем в те времена, когда была домоправительницей священника, понимая, что от леди Грейс Лэмпмен ждут несколько большего, нежели от мисс Грейс Ховард. Она была рада тому, что соседи готовы принять ее в новом статусе, так как опасалась, что они осуждают совершенное ею похищение их фаворита.
Перигрин оставался таким же очаровательным и приветливым, как всегда, очень любезно разговаривал с дамами, сыпал комплименты по поводу чьей-то прелестной новой шляпки, поздравлял с выздоровлением и так далее, но уже ни с кем не флиртовал.
Леди помоложе гадали, когда же вернется из Лондона граф Эмберли. Некоторые сходились на том, что он, без сомнения, самый красивый джентльмен в графстве, хотя и более сдержан, чем хотелось бы; к тому титул, деньги и недвижимость делают его недосягаемым. Другие, в особенности совсем молоденькие леди, утверждали, что младший брат графа лорд Идеи гoраздо красивее. У него такие открытые, приятные манеры. Любопытно, вернется ли он летом в Эмберли или уедет в свое поместье в Уилтшире?
Перигрин очень редко выезжал один, и вначале это немного беспокоило Грейс. Она не хотела связывать мужа. Не хотела, чтобы из его жизни исчезла радость, но со временем немного успокоилась, убедившись, что ему приятно проводить время с ней и наблюдать, как его парк меняется просто на глазах.
Когда они оставались дома, Перигрин большей частью читал — это было его излюбленным занятием. Теперь он радовался ему еще больше, убедившись, что всегда может поделиться с женой вычитанными в книжке интересными фактами, не рискуя наскучить ей или привести в недоумение. Перри очень скоро понял, что Грейс умна и образованна.
Иногда он читал вслух, пока жена занималась вышиванием. Ему не надоедало смотреть, как под тонкими пальцами Грейс возникает на белом полотне узор. Бывало и так, что Перри ничем не занимался, а просто сидел, глядя на стройную и красивую фигуру жены в черном, на блестящие волосы под кружевным черным чепчиком, который она носила дома, и на темные длинные ресницы, тенью-веером ложившиеся на бледные щеки, когда она склонялась над работой.
Порой она вскидывала на Перигрина большие серые глаза и улыбалась; тогда он возобновлял чтение, чтобы не смущать Грейс и не нарушать естественную грацию ее движений. Если его собственные родители поступили просто ужасно, дав ему имя одного из самых несимпатичных, чтобы не сказать более, персонажей Смоллета (Имеется в виду герой сатирического романа Т. Смоллета «Приключения Перигрина Пикля» (1751). Грейс в переводе с английского языка означает “грация”), то родители Грейс выбрали для дочери имя на редкость подходящее.
Перри не мог понять, счастлива жена или нет. Она делала всю работу спокойно и энергично. Грейс заняла достойное место как его супруга в глазах друзей и знакомых. Она больше не была в обществе бессловесной тенью, как это было при жизни Пола.
Однако Перри хотел знать, как чувствует себя Грейс по ночам в их постели. Она никогда не жаловалась и не выражала ни малейших признаков недовольства или нежелания, даже если он будил ее среди ночи или на рассвете, что случалось нередко. Пока жив был Пол, он как-то не давал себе труда задуматься над тем, привлекательна ли его сестра, но теперь припоминал, что и тогда ему было приятно смотреть на Грейс. Ее нельзя было назвать красавицей в обычном смысле этого слова, однако Перри находил эту женщину красивой с того самого дня, как они поженились.
Ему нравилось смотреть на ее узкое, немного бледное лицо, на темные волосы, на стройную фигуру. Ему нравилось прикасаться к ней, ее тело возбуждало его и побуждало любить ее снова, снова и снова. Порой Перри думал, что и Грейс это небезразлично, хотя она и не принимала активного участия в любовных играх и ни словом, ни звуком не выдавала своих чувств.
Однако и не скрывала своего наслаждения. Перри была ненавистна даже мысль о том, что Грейс всего лишь терпит их ночные ласки, которые для него становились все более чудесными. Он понимал, что жена его не любит, и даже не ждал любви. Она столько пережила. Перри не мог забыть душевной муки на ее лице и в ее голосе, когда Грейс рассказывала о своем возлюбленном и сыне. Перри не мог бороться с ее прошлым, со смертью. Он просто принял то и другое, взял Грейс такой, какой она была, и решил довольствоваться тем, что она могла ему дать.
Старый садовник Перигрина вместе с недавно наснятыми в деревне двумя пареньками взялись за самую тяжелую работу, но всю планировку и большинства посадок Грейс делала сама: ползала на коленях по заново перекопанной земле в старом черном платье, которое носила после смерти Джереми. Такая же старая соломенная шляпа защищала ее лицо и шею от весеннего солнца.
Она подолгу стояла, глядя, как ее мечты мало-помалу становятся реальностью, и уже представляла себе деревья и цветники, которые сделают их дом красивее уже в этом году.
Перигрин часто опускался на колени, сажая в землю луковицы или прикалывая саженцы. Он громко смеялся, когда Грейс переворачивала луковицу, которую он клал в лунку вверх ногами.
Уже через несколько недель Перигрин вынужден был признать, что, хотя и осталось еще много не занятой посадками земли и лишь отдельные, такие слабые на вид растения пробиваются к солнцу, а посаженные рядами молодые деревца кажутся невероятно хрупкими, его усадьба обретает куда более приветливый вид. Он был уверен, что через несколько лет картина будет хоть куда, и с немалым удивлением поглядывал на жену, которая творила все эти чудеса.
Довольно часто они во второй половине дня, а бывало, и по вечерам, навещали друзей и соседей, принимали приглашения на званые обеды, которыми развлекали себя местные семейства. Грейс держалась менее замкнуто, чем в те времена, когда была домоправительницей священника, понимая, что от леди Грейс Лэмпмен ждут несколько большего, нежели от мисс Грейс Ховард. Она была рада тому, что соседи готовы принять ее в новом статусе, так как опасалась, что они осуждают совершенное ею похищение их фаворита.
Перигрин оставался таким же очаровательным и приветливым, как всегда, очень любезно разговаривал с дамами, сыпал комплименты по поводу чьей-то прелестной новой шляпки, поздравлял с выздоровлением и так далее, но уже ни с кем не флиртовал.
Леди помоложе гадали, когда же вернется из Лондона граф Эмберли. Некоторые сходились на том, что он, без сомнения, самый красивый джентльмен в графстве, хотя и более сдержан, чем хотелось бы; к тому титул, деньги и недвижимость делают его недосягаемым. Другие, в особенности совсем молоденькие леди, утверждали, что младший брат графа лорд Идеи гoраздо красивее. У него такие открытые, приятные манеры. Любопытно, вернется ли он летом в Эмберли или уедет в свое поместье в Уилтшире?
Перигрин очень редко выезжал один, и вначале это немного беспокоило Грейс. Она не хотела связывать мужа. Не хотела, чтобы из его жизни исчезла радость, но со временем немного успокоилась, убедившись, что ему приятно проводить время с ней и наблюдать, как его парк меняется просто на глазах.
Когда они оставались дома, Перигрин большей частью читал — это было его излюбленным занятием. Теперь он радовался ему еще больше, убедившись, что всегда может поделиться с женой вычитанными в книжке интересными фактами, не рискуя наскучить ей или привести в недоумение. Перри очень скоро понял, что Грейс умна и образованна.
Иногда он читал вслух, пока жена занималась вышиванием. Ему не надоедало смотреть, как под тонкими пальцами Грейс возникает на белом полотне узор. Бывало и так, что Перри ничем не занимался, а просто сидел, глядя на стройную и красивую фигуру жены в черном, на блестящие волосы под кружевным черным чепчиком, который она носила дома, и на темные длинные ресницы, тенью-веером ложившиеся на бледные щеки, когда она склонялась над работой.
Порой она вскидывала на Перигрина большие серые глаза и улыбалась; тогда он возобновлял чтение, чтобы не смущать Грейс и не нарушать естественную грацию ее движений. Если его собственные родители поступили просто ужасно, дав ему имя одного из самых несимпатичных, чтобы не сказать более, персонажей Смоллета (Имеется в виду герой сатирического романа Т. Смоллета «Приключения Перигрина Пикля» (1751). Грейс в переводе с английского языка означает “грация”), то родители Грейс выбрали для дочери имя на редкость подходящее.
Перри не мог понять, счастлива жена или нет. Она делала всю работу спокойно и энергично. Грейс заняла достойное место как его супруга в глазах друзей и знакомых. Она больше не была в обществе бессловесной тенью, как это было при жизни Пола.
Однако Перри хотел знать, как чувствует себя Грейс по ночам в их постели. Она никогда не жаловалась и не выражала ни малейших признаков недовольства или нежелания, даже если он будил ее среди ночи или на рассвете, что случалось нередко. Пока жив был Пол, он как-то не давал себе труда задуматься над тем, привлекательна ли его сестра, но теперь припоминал, что и тогда ему было приятно смотреть на Грейс. Ее нельзя было назвать красавицей в обычном смысле этого слова, однако Перри находил эту женщину красивой с того самого дня, как они поженились.
Ему нравилось смотреть на ее узкое, немного бледное лицо, на темные волосы, на стройную фигуру. Ему нравилось прикасаться к ней, ее тело возбуждало его и побуждало любить ее снова, снова и снова. Порой Перри думал, что и Грейс это небезразлично, хотя она и не принимала активного участия в любовных играх и ни словом, ни звуком не выдавала своих чувств.
Однако и не скрывала своего наслаждения. Перри была ненавистна даже мысль о том, что Грейс всего лишь терпит их ночные ласки, которые для него становились все более чудесными. Он понимал, что жена его не любит, и даже не ждал любви. Она столько пережила. Перри не мог забыть душевной муки на ее лице и в ее голосе, когда Грейс рассказывала о своем возлюбленном и сыне. Перри не мог бороться с ее прошлым, со смертью. Он просто принял то и другое, взял Грейс такой, какой она была, и решил довольствоваться тем, что она могла ему дать.