– Может, прогуляешься со мной по террасе? – с надеждой предложил он. – Не могу выразить, как я буду тебе благодарен.
Юнис негромко рассмеялась:
– Ты что, намекал тетушкам, что я одна из прочих красавиц в бальном зале? Став графом Хейвордом, ты обрел льстивый язык.
На ней было голубое платье, ни модное, ни вышедшее из моды, ни новое, ни старое, ни красивое, ни уродливое. Одно из тех платьев, подумалось Эдварду, которое покупают, когда не намереваются купить сразу дюжину и не хотят, чтобы оно оказалось слишком бросающимся в глаза и узнаваемым везде, куда в нем ни пойдешь. Не из дешевых – ее отец хоть и не был чрезмерно богатым, недостатка в средствах тоже не испытывал. Юнис не надела ни драгоценностей, ни украшений, каштановые волосы уложила в высокий узел на затылке и выпустила несколько локонов на висках и на шее, чтобы смягчить суровость. Она была среднего роста, с изящной, приятной фигурой и лицом, привлекательным не столько чертами, сколько живым умом, светившимся в карих глазах.
– Я не намекал, – ответил Эдвард. – Я утверждал.
– В таком случае спасибо, – сказала она, когда они вышли на террасу. – Впрочем, насчет леди Анджелины Дадли ты абсолютно прав. Она действительно красавица, хотя, полагаю, можно составить целый список ее недостатков, если рассматривать ее по частям. Это справедливо по отношению к кому угодно. Не существует такого понятия, как чистая красота. Ее красота идет скорее изнутри. Конечно, я вижу ее только женскими глазами, но мне кажется, что она относится к тому типу девушек, который является для мужчин наиболее привлекательным. Я права?
Они прогуливались по террасе. Эдвард взглянул на Юнис с высоты своего роста. Будь на ее месте любая другая женщина, он бы решил, что в этом вопросе заключен скрытый мотив, просьба заверить, что он вовсе не находит леди Анджелину привлекательной, а, напротив, считает неотразимой свою собеседницу. Но у Юнис такого мотива быть не могло, это он знал.
– Да, мне в самом деле кажется, что внешне она прелестна, – согласился он. – Но, Юнис, она настолько легкомысленна! И ногу подвернула специально, чтобы не танцевать с таким неуклюжим партнером, как я. Интересно, многие ли заметили, что она положила на пуфик не ту ногу?
– О! – воскликнула Юнис, посмотрела на Эдварда, и он увидел веселые искорки в ее глазах. – Я не заметила. Но с ее стороны это слишком беспечно.
– И она продолжала услаждать мой слух рассказом о том, как сломала в прошлом году ногу, потому что залезла на дерево, спасаясь от разъяренного быка. Причем по лугу, на котором он пасся, шла сознательно, опаздывая принять каких-то своих гостей. И предполагалось, что я буду над этим смеяться!
– Ты должен признать, – заметила Юнис, – что история и впрямь курьезная.
Внезапно перед мысленным образом Эдварда возникла леди Анджелина Дадли, опрометью бегущая через луг и взлетающая прямо на дерево, и преследующий ее бык. Да, это и вправду забавно, если перевести из слов в картинки. И ему пришлось признать еще одну вещь в пользу леди – она не стеснялась смеяться над собой, а ведь это последнее, на что обычно готовы согласиться люди.
– Да, полагаю, это так, – сказал он, – если закрыть глаза на то, что она могла погибнуть либо от рогов быка, либо неудачно упав с дерева.
– Но тогда она просто не смогла бы рассказывать эту историю ни тебе, ни кому бы то ни было другому, – здраво заметила Юнис, – и вопрос наличия или отсутствия в этой истории юмора просто не возник бы.
– Вероятно, нет, – согласился Эдвард. – Сегодня она появилась в Гайд-парке, Юнис, когда я рано утром катался там верхом с Хедли и Полсоном. Она приехала туда одна, с одним только грумом, и по чистой случайности встретила там брата – другого брата, не Трешема, а лорда Фердинанда Дадли. Он был там с какими-то молодыми людьми, и она вместе с ними скакала галопом по всей Роттен-роу, несмотря на грязь, и улюлюкала при этом! Да еще нацепила какую-то кричащую шляпу. Если в этой шляпе не было хотя бы одного известного человечеству цвета, я буду сильно удивлен.
– Ну, во всяком случае, грума она с собой взяла, – сказала Юнис, подойдя к каменной балюстраде, остановившись и глядя вниз, в сад, тускло освещенный несколькими свисающими с деревьев фонарями.
Неужели Юнис пытается убедить его, что он и в самом деле занудливый? Но право же, молодая леди, еще не выезжающая официально, не должна вот так выставлять себя на потеху людям. Да знаком ли ей хоть один из тех джентльменов, кроме брата? Но так типично для Юнис всегда видеть в других только хорошее. Она совсем не похожа на тех старых сплетниц, с которыми сидела. Бедняга Юнис, ничего удивительного, что она не любит светские мероприятия.
– Эдвард, – произнесла вдруг она, – я думаю, что ты в самом деле должен начать за ней ухаживать.
– Что? – изумленно воскликнул он, повернув к ней голову.
– Она очень значительная персона, – настойчиво сказала Юнис. – Ты только оглянись вокруг. Сомневаюсь, что хотя бы один член светского общества не явился сегодня сюда. А причина в том, что это Дадли-Хаус и хозяин тут герцог Трешем, а бал дается в честь его сестры, сегодняшней дебютантки, готовой выбрать себе мужа.
– Но, Юнис…
Она не дала ему закончить фразу.
– И она по-настоящему прелестна, полна жизни и веселья. Она обладает всеми теми качествами, которых тебе, похоже, не хватает в жизни.
Какой-то миг он ошеломленно молчал, а вновь обретя дар речи, твердо произнес:
– Все это качества, без которых я прекрасно обойдусь. Она Дадли, Юнис. Трешем – ее брат. Если ты помнишь, он был одним из самых близких друзей Мориса, и все они одинаково необузданны и безответственны. Именно с Трешемом состязался Морис, когда погиб.
– Леди Анджелина Дадли является герцогом Трешемом не больше, чем ты – Морисом, – подчеркнула Юнис. – И если быть до конца справедливой, Эдвард, герцог еще холост и еще совсем молод, вероятно, не старше тебя. Кто знает, как он будет себя вести, когда женится? Он может полностью измениться. Ты и сам знаешь, многие мужчины меняются, в особенности если они привязаны к женам. К сожалению, твоего брата женитьба не изменила. Но мы не должны его осуждать, потому что не были на его месте, хотя я полагаю, что у тебя больше прав судить его, чем у меня. Но он изменил тебя, Эдвард, или по крайней мере очень сильно на тебя повлиял. Казалось, что чем необузданнее становится он, тем быстрее ты движешься в противоположном направлении. И вполне вероятно, что это не самое лучшее для тебя место. Как правило, крайности не бывают лучшим. Я знаю, ты твердо настроен не стать таким мужем, каким был он, но, возможно…
Она замолчала. Что она такое говорит – что он не прав? Что нужно меньше заботиться о своем долге, и здравом смысле, и… и простых приличиях? Конечно же, нет. Только не Юнис!
– Возможно?.. – подтолкнул ее он.
– О, не обращай внимания, – сказала она. – Но я считаю, что тебе нужно серьезно задуматься о женитьбе на ней, Эдвард.
Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– Я по-прежнему хочу жениться на тебе, – сказал он и внезапно захотел этого, по-настоящему захотел. Без дальнейших проволочек. По специальной лицензии. Вот тогда он будет чувствовать себя спокойно и безопасно.
Юнис вздохнула.
– В свое время это и вправду казалось неплохой мыслью, – мягко произнесла она, – и все еще может казаться… утешающей. Получив полную свободу, человек чувствует себя обделенным. Но я твердо верю, Эдвард, что все происходит не просто так. Тот факт, что теперь ты граф Хейворд, все для нас обоих изменил. Он лишил нас безмятежности. Но вероятно, так и должно было случиться.
– Ты думаешь, – скованно произнес он, – что теперь я считаю себя слишком важной персоной, чтобы жениться на тебе?
– Ничего подобного я не думаю, – улыбнулась она в темноту сада. – О, Эдвард, я знаю, что ты вовсе не такой непостоянный. Но может быть, я считаю тебя слишком важной персоной для меня. Хотя «важный», вероятно, не совсем верное слово.
– Я не изменился! – возразил он.
– Еще как изменился, – печально произнесла Юнис. – Не сам по себе, возможно, но в… в том, чем ты стал. Ты теперь граф Хейворд, Эдвард, и титул вынудил тебя измениться. Так и должно было произойти. Ты никогда не уклонялся от своего долга.
Эдвард повернулся и невидящим взором уставился сквозь французское окно в бальный зал, где завершалась последняя фигура их танца. Он чувствовал себя по-настоящему несчастливым. Как ее убедить, что она единственная женщина, на которой он когда-либо хотел жениться, единственная, брак с которой может подарить ему покой, уют и дружеское общение?
Покой, уют и дружеское общение?
В браке?
Так что же, больше и надеяться не на что? А, еще безопасность. Это слово пришло ему в голову несколько минут назад. Безопасность? Ну да, брак и должен быть безопасным, разве нет? Внезапно ход его мыслей оборвался, невидящий взгляд сосредоточился.
– Ничего себе, – произнес он.
– Что такое? – Юнис тоже повернулась и всмотрелась в бальный зал.
– Что за наглость, – воскликнул он. – С ней танцует Уиндроу!
– Уиндроу? – переспросила Юнис. – Танцует с…
И он рассказал ей о том случае по дороге в Лондон, пропустив лишь несколько незначительных деталей. К примеру, в этой версии леди Анджелина Дадли просто стояла у окна в пивной.
Юнис негромко рассмеялась:
– Ты что, намекал тетушкам, что я одна из прочих красавиц в бальном зале? Став графом Хейвордом, ты обрел льстивый язык.
На ней было голубое платье, ни модное, ни вышедшее из моды, ни новое, ни старое, ни красивое, ни уродливое. Одно из тех платьев, подумалось Эдварду, которое покупают, когда не намереваются купить сразу дюжину и не хотят, чтобы оно оказалось слишком бросающимся в глаза и узнаваемым везде, куда в нем ни пойдешь. Не из дешевых – ее отец хоть и не был чрезмерно богатым, недостатка в средствах тоже не испытывал. Юнис не надела ни драгоценностей, ни украшений, каштановые волосы уложила в высокий узел на затылке и выпустила несколько локонов на висках и на шее, чтобы смягчить суровость. Она была среднего роста, с изящной, приятной фигурой и лицом, привлекательным не столько чертами, сколько живым умом, светившимся в карих глазах.
– Я не намекал, – ответил Эдвард. – Я утверждал.
– В таком случае спасибо, – сказала она, когда они вышли на террасу. – Впрочем, насчет леди Анджелины Дадли ты абсолютно прав. Она действительно красавица, хотя, полагаю, можно составить целый список ее недостатков, если рассматривать ее по частям. Это справедливо по отношению к кому угодно. Не существует такого понятия, как чистая красота. Ее красота идет скорее изнутри. Конечно, я вижу ее только женскими глазами, но мне кажется, что она относится к тому типу девушек, который является для мужчин наиболее привлекательным. Я права?
Они прогуливались по террасе. Эдвард взглянул на Юнис с высоты своего роста. Будь на ее месте любая другая женщина, он бы решил, что в этом вопросе заключен скрытый мотив, просьба заверить, что он вовсе не находит леди Анджелину привлекательной, а, напротив, считает неотразимой свою собеседницу. Но у Юнис такого мотива быть не могло, это он знал.
– Да, мне в самом деле кажется, что внешне она прелестна, – согласился он. – Но, Юнис, она настолько легкомысленна! И ногу подвернула специально, чтобы не танцевать с таким неуклюжим партнером, как я. Интересно, многие ли заметили, что она положила на пуфик не ту ногу?
– О! – воскликнула Юнис, посмотрела на Эдварда, и он увидел веселые искорки в ее глазах. – Я не заметила. Но с ее стороны это слишком беспечно.
– И она продолжала услаждать мой слух рассказом о том, как сломала в прошлом году ногу, потому что залезла на дерево, спасаясь от разъяренного быка. Причем по лугу, на котором он пасся, шла сознательно, опаздывая принять каких-то своих гостей. И предполагалось, что я буду над этим смеяться!
– Ты должен признать, – заметила Юнис, – что история и впрямь курьезная.
Внезапно перед мысленным образом Эдварда возникла леди Анджелина Дадли, опрометью бегущая через луг и взлетающая прямо на дерево, и преследующий ее бык. Да, это и вправду забавно, если перевести из слов в картинки. И ему пришлось признать еще одну вещь в пользу леди – она не стеснялась смеяться над собой, а ведь это последнее, на что обычно готовы согласиться люди.
– Да, полагаю, это так, – сказал он, – если закрыть глаза на то, что она могла погибнуть либо от рогов быка, либо неудачно упав с дерева.
– Но тогда она просто не смогла бы рассказывать эту историю ни тебе, ни кому бы то ни было другому, – здраво заметила Юнис, – и вопрос наличия или отсутствия в этой истории юмора просто не возник бы.
– Вероятно, нет, – согласился Эдвард. – Сегодня она появилась в Гайд-парке, Юнис, когда я рано утром катался там верхом с Хедли и Полсоном. Она приехала туда одна, с одним только грумом, и по чистой случайности встретила там брата – другого брата, не Трешема, а лорда Фердинанда Дадли. Он был там с какими-то молодыми людьми, и она вместе с ними скакала галопом по всей Роттен-роу, несмотря на грязь, и улюлюкала при этом! Да еще нацепила какую-то кричащую шляпу. Если в этой шляпе не было хотя бы одного известного человечеству цвета, я буду сильно удивлен.
– Ну, во всяком случае, грума она с собой взяла, – сказала Юнис, подойдя к каменной балюстраде, остановившись и глядя вниз, в сад, тускло освещенный несколькими свисающими с деревьев фонарями.
Неужели Юнис пытается убедить его, что он и в самом деле занудливый? Но право же, молодая леди, еще не выезжающая официально, не должна вот так выставлять себя на потеху людям. Да знаком ли ей хоть один из тех джентльменов, кроме брата? Но так типично для Юнис всегда видеть в других только хорошее. Она совсем не похожа на тех старых сплетниц, с которыми сидела. Бедняга Юнис, ничего удивительного, что она не любит светские мероприятия.
– Эдвард, – произнесла вдруг она, – я думаю, что ты в самом деле должен начать за ней ухаживать.
– Что? – изумленно воскликнул он, повернув к ней голову.
– Она очень значительная персона, – настойчиво сказала Юнис. – Ты только оглянись вокруг. Сомневаюсь, что хотя бы один член светского общества не явился сегодня сюда. А причина в том, что это Дадли-Хаус и хозяин тут герцог Трешем, а бал дается в честь его сестры, сегодняшней дебютантки, готовой выбрать себе мужа.
– Но, Юнис…
Она не дала ему закончить фразу.
– И она по-настоящему прелестна, полна жизни и веселья. Она обладает всеми теми качествами, которых тебе, похоже, не хватает в жизни.
Какой-то миг он ошеломленно молчал, а вновь обретя дар речи, твердо произнес:
– Все это качества, без которых я прекрасно обойдусь. Она Дадли, Юнис. Трешем – ее брат. Если ты помнишь, он был одним из самых близких друзей Мориса, и все они одинаково необузданны и безответственны. Именно с Трешемом состязался Морис, когда погиб.
– Леди Анджелина Дадли является герцогом Трешемом не больше, чем ты – Морисом, – подчеркнула Юнис. – И если быть до конца справедливой, Эдвард, герцог еще холост и еще совсем молод, вероятно, не старше тебя. Кто знает, как он будет себя вести, когда женится? Он может полностью измениться. Ты и сам знаешь, многие мужчины меняются, в особенности если они привязаны к женам. К сожалению, твоего брата женитьба не изменила. Но мы не должны его осуждать, потому что не были на его месте, хотя я полагаю, что у тебя больше прав судить его, чем у меня. Но он изменил тебя, Эдвард, или по крайней мере очень сильно на тебя повлиял. Казалось, что чем необузданнее становится он, тем быстрее ты движешься в противоположном направлении. И вполне вероятно, что это не самое лучшее для тебя место. Как правило, крайности не бывают лучшим. Я знаю, ты твердо настроен не стать таким мужем, каким был он, но, возможно…
Она замолчала. Что она такое говорит – что он не прав? Что нужно меньше заботиться о своем долге, и здравом смысле, и… и простых приличиях? Конечно же, нет. Только не Юнис!
– Возможно?.. – подтолкнул ее он.
– О, не обращай внимания, – сказала она. – Но я считаю, что тебе нужно серьезно задуматься о женитьбе на ней, Эдвард.
Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– Я по-прежнему хочу жениться на тебе, – сказал он и внезапно захотел этого, по-настоящему захотел. Без дальнейших проволочек. По специальной лицензии. Вот тогда он будет чувствовать себя спокойно и безопасно.
Юнис вздохнула.
– В свое время это и вправду казалось неплохой мыслью, – мягко произнесла она, – и все еще может казаться… утешающей. Получив полную свободу, человек чувствует себя обделенным. Но я твердо верю, Эдвард, что все происходит не просто так. Тот факт, что теперь ты граф Хейворд, все для нас обоих изменил. Он лишил нас безмятежности. Но вероятно, так и должно было случиться.
– Ты думаешь, – скованно произнес он, – что теперь я считаю себя слишком важной персоной, чтобы жениться на тебе?
– Ничего подобного я не думаю, – улыбнулась она в темноту сада. – О, Эдвард, я знаю, что ты вовсе не такой непостоянный. Но может быть, я считаю тебя слишком важной персоной для меня. Хотя «важный», вероятно, не совсем верное слово.
– Я не изменился! – возразил он.
– Еще как изменился, – печально произнесла Юнис. – Не сам по себе, возможно, но в… в том, чем ты стал. Ты теперь граф Хейворд, Эдвард, и титул вынудил тебя измениться. Так и должно было произойти. Ты никогда не уклонялся от своего долга.
Эдвард повернулся и невидящим взором уставился сквозь французское окно в бальный зал, где завершалась последняя фигура их танца. Он чувствовал себя по-настоящему несчастливым. Как ее убедить, что она единственная женщина, на которой он когда-либо хотел жениться, единственная, брак с которой может подарить ему покой, уют и дружеское общение?
Покой, уют и дружеское общение?
В браке?
Так что же, больше и надеяться не на что? А, еще безопасность. Это слово пришло ему в голову несколько минут назад. Безопасность? Ну да, брак и должен быть безопасным, разве нет? Внезапно ход его мыслей оборвался, невидящий взгляд сосредоточился.
– Ничего себе, – произнес он.
– Что такое? – Юнис тоже повернулась и всмотрелась в бальный зал.
– Что за наглость, – воскликнул он. – С ней танцует Уиндроу!
– Уиндроу? – переспросила Юнис. – Танцует с…
И он рассказал ей о том случае по дороге в Лондон, пропустив лишь несколько незначительных деталей. К примеру, в этой версии леди Анджелина Дадли просто стояла у окна в пивной.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента