Они любили друг друга. Иначе и нельзя назвать то, что произошло прошлой ночью. Физически это была страсть, и настоящая, потому что он взял ее без грубости и боли и ввел в мир приятных наслаждений и покоя, о которых она не ведала. Эмоционально же их союз был… О, у нее просто не хватит слов, чтобы описать все, что она чувствовала.
Но сегодня снова появились какие-то неуверенность и натянутость. Она проснулась, когда он снял ее с себя и положил рядом на постели. Он не промолвил ни слова при этом, хотя видел ее открытые глаза и знал, что она не спит. Он просто встал с постели, а затем повернулся и заботливо поправил одеяло, укутав ее до подбородка, и лишь на мгновение посмотрел ей в глаза. Но сегодня они дружелюбно переглядывались и обменивались словами. Между ними не было привычной холодности. Но не более.
Ничто не напоминало о том, какими страстными и нежными любовниками они стали в эту ночь. Не просто муж и жена в привычной супружеской близости. Или ей все это причудилось? Возможно, муж не разделяет этих ее ощущений?
– Да, – подтвердила Элинор. – Я люблю его, дядя Сэм. Как мне хотелось бы, чтобы папа был с нами! – Неожиданная жестокая боль и чувство какой-то пустоты напомнили ей об утрате, и в горле появился комок, мешавший дышать. Сознание того, что отец никогда не сможет увидеть ни этого зала, ни собравшейся в нем семьи, ощутимо ранило ее.
Дядя словно почувствовал это и ободряюще сжал ее плечо.
– И мне тоже этого хотелось бы, детка, – промолвил он.
Через зал к ним шел граф. Он улыбался, отряхивая с себя пыль.
– Получилось все замечательно, правда, дядя Сэм? – воскликнул он.
– Что я могу тебе сказать, мой мальчик? – ответил дядя Сэм, отпуская плечо Элинор и широко разводя руки. – Сразу видно, что за дело взялись Трэнсомы. Это вы претендуете на следующий танец с Элли? Мне она сказала, что все ее танцы расписаны.
– Вот как? – удивился граф. – Но мне, надеюсь, она не откажет, не так ли, как вы считаете, дядюшка Сэм? Я ее муж. Вальс, миледи?
Элинор рассмеялась.
– Как скажет дядя, – проговорила она. – Что касается меня, то мне так весело, что голова пошла кругом и я забыла счет танцам и какой объявлен сейчас. – Она забавно захлопала ресницами, изображая растерянность.
Взяв ее за руку, граф обвел зал взглядом, словно искал кого-то среди весело беседующего общества.
– Джесон! – наконец громко крикнул он, увидев того, кто был ему нужен. – Вальс, пожалуйста. Садись за фортепьяно. Ты согласен быть аккомпаниатором на нашем празднике?
Лорд Созерби прервал беседу с тетушками Берил и Рут, посмотрел на него непонимающим взглядом.
– Я отвлекся, чтобы передохнуть немного. Сейчас возьмусь за работу, граф. Что прикажете? Вальс так вальс.
– Миледи, – промолвил граф. – Это мой танец, не так ли?
Элинор сделала вид, что сверяется со своей воображаемой карточкой.
– Да, вы правы, милорд. – Она склонилась в низком реверансе. – Все как положено.
И закружилась в вальсе так, как ей довелось танцевать лишь в школьном зале, но она готова была поклясться на ста Библиях, что с графом она не танцевала, а парила в воздухе. Она улыбалась, смотрела ему в глаза, а он отвечал ей таким же взглядом, и чувствовала, как ее сердце переполняется счастьем. Граф, должно быть, испытывал те же чувства вчера ночью, думала она. Их чувство взаимно. Еще никогда им не было так хорошо вместе.
– Становится довольно тесно, вам не кажется, миледи? – Она, оглянувшись, увидела, что все ее кузины, тетушки и дядья, за редким исключением, вальсируют. Даже тетушка Рут кружится в объятиях отзывчивого мистера Бедкомба и готова вот-вот взвизгнуть от удовольствия.
– Рождество, – смеясь, промолвил граф, глядя на жену. – Оно сводит с ума даже самых рассудительных людей. Ничего, рассудок к нам вернется уже на следующей неделе.
Что он хотел сказать? Значит, всему виной Рождество? И только это? Неужели через неделю волшебство исчезнет, словно его и не было? Не оставит даже следа? Не будет больше хорошей дружбы и подшучиваний, воображаемых балов и танцев? Все исчезнет через неделю? Не будет любви?
– Надеюсь, что это не произойдет, – произнесла Элинор, и ее обрадовал огонек одобрения в глазах графа. Но он почти тут же повернулся к залу, когда музыка смолкла.
Сразу стало шумно, все заговорили, засмеялись.
– Нам, пожалуй, пора разойтись по. своим комнатам и переодеться, – громко сказал граф, надеясь, что все его слышат. – Это, разумеется, относится к тем, кто собирается побывать на концерте.
А желающих оказалось очень много, почти все, и снова вспыхнул шумный и живой обмен мнениями. Граф, глядя на все это, только улыбался.
Элинор почувствовала, как кто-то тронул ее за руку, и быстро обернулась.
– Миледи, – услышала она голос сэра Альберта Хэгли. – Не уделите ли вы мне минут пять? Могу я с вами поговорить?
Первой мыслью было отказать ему. Она всегда чувствовала какое-то смущение в обществе сэра Альберта и старалась избегать его. Ей казалось, что он делает то же самое.
– Конечно, – настороженно ответила она. – Может, мы пройдем в оранжерею?
Сказав это, она немедленно проследовала туда.
– Погода, кажется, улучшилась, – заметил сэр Альберт, рассеянно прикоснувшись к мягкому, похожему на зеленый бархат листку какого-то растения и глядя в широкие окна оранжереи.
– Думаю, да, и я очень рада за детишек и всех приглашенных. Да и за нас всех тоже. Теперь мы все сможем пойти вечером на мессу в церковь.
Наступила неловкая пауза. О чем он хочет говорить с ней, думала Элинор. Меньше всего она ожидала от него такой просьбы.
– Я должен извиниться перед вами, миледи, – внезапно сказал сэр Альберт и, отвернувшись от окна, посмотрел ей прямо в лицо.
Элинор вспомнила, как, гостя у своей одноклассницы Памелы, на первом же званом обеде обратила внимание на худощавого шатена с узким лицом и темными глазами. Тогда она нашла его привлекательным. Но, как оказалось, так было на первый взгляд. Однако теперь она понимала кузину Речел, влюбившуюся в него. Рассказывая Элинор о нем, Речел тоже произнесла слово «привлекательный».
– Надеюсь, я смогу это сделать, – продолжал сэр Альберт. – Мое поведение тогда было недопустимым, да и позднее тоже. Те, кого поставили на место и кого мучит стыд из-за этого, нередко прибегают к насмешке как наилучшему орудию отмщения. Я поступил тогда именно так и помню, что постарался склонить к этому и других. Вам тогда пришлось нелегко.
Господи, да ведь он говорит о том, что произошло два года назад! Элинор почувствовала, как краснеет.
– Да, мне тогда было нелегко, – призналась она. – Хотя я делала все, чтобы скрыть это.
Теперь чуть покраснел он.
– Кокни, – вспомнил он. – У вас это отлично получалось. И громкий смех. Я не подозревал тогда, что вы искусно разыгрывали меня и всех, что на самом деле вы такая же воспитанная леди, как любая из тех, с кем я… Как любая леди. Вы и есть леди.
Элинор вдруг охватило сомнение, словно она что-то заподозрила.
– Мой муж потребовал от вас этого? – наконец прямо спросила она.
– Нет, – заверил ее сэр Альберт. – Хотя сегодня утром он говорил со мной о мисс Трэнсом.
Элинор прикусила губу, чтобы не выдать себя.
– Вы не должны опасаться повторения того, что было два года назад, – поспешил успокоить ее сэр Альберт. – Я хочу сказать, с вашей кузиной. За то, что было, миледи, я приношу вам свои искренние извинения. Жаль, что тогда не нашлось никого, кто бы мог поставить меня на место.
Губы Элинор тронула улыбка.
– Благодарю вас, – сказала она. – Вы близкий друг моего мужа, не так ли? Сколько раз я желала, чтобы вы не были им. Мне было неприятно бывать в вашем обществе так часто, как это случалось.
– Да, я вас понимаю, – согласился с ней сэр Альберт, – я сам чувствовал себя по-идиотски. – Он протянул ей руку. –Вы пожмете мою руку, миледи, в знак нашего примирения? Мы можем быть друзьями?
– Я бы хотела, – ответила Элинор, подавая ему руку и отвечая на рукопожатие. В эту минуту она разглядела ссадину и синяк на его щеке и вспомнила, какие оживленные толки это вызвало за ленчем. – Кстати, относительно двери, на которую вы так неудачно налетели из-за собственной неосторожности, – промолвила она. – Возможно, это был всего лишь кулак моего мужа?
Посмотрев на нее, сэр Альберт поджал губы.
– Это все из-за Речел? – спросила Элинор. – Он не должен был так поступать.
– Из-за вас, – вынужден был пояснить сэр Альберт. – Из-за того, что я не проявил должного уважения к вам два года назад.
– О! – воскликнула Элинор и закрыла рот рукой, чтобы скрыть улыбку. Но глаза ее смеялись. – О! – не удержалась она.
– Вы, кажется, довольны, – произнес сэр Альберт, – но, поверьте, мне было чертовски больно. Вы рады тому, что он ударил меня, или тому, что вступился за вас, а это значит, что вы ему далеко не безразличны?
«Второе!», – хотелось крикнуть ей. Конечно, второе.
– Сэр Альберт, – взяв себя в руки, искренне проговорила она, – мне очень жаль, что ваша челюсть пострадала. И все же не считаете ли вы, что сочельник – самое лучшее время года? Не так ли?
– Признаюсь, у меня бывали куда лучшие дни. Но этот день можно исправить. Время еще есть. Могу я вам сказать, что кузен Рэндольфа все же заслуживает благодарности?
Элинор в недоумении смотрела на него.
Он тоже удивленно поднял брови, не понимая ее взгляда.
– Если бы не его кузен, Рэндольфу не встретить бы вас, а не встретив, не жениться. Вам понятен ход моей мысли?
– Какой кузен? – Элинор по-прежнему ничего не понимала. – Я, должно быть, чего-то не знаю? О ком вы говорите?
– О кузене Рэндольфа, бывшем графе Фаллодене, – пояснил сэр Альберт. – Об этом жалком подобии человека, прошу извинить меня за резкость, кто промотал все и залез в долги, потому что был игрок, да такие, что все должно было пойти с молотка, если бы он вовремя не отдал Богу душу. Рэндольф унаследовал одни долги, хотя мог бы отказаться оплачивать личные долги кузена. Но ваш отец сумел скупить все долговые векселя и закладную на имение Гресвелл-Парк. Вы должны были знать об этом. Разве не так? О Господи, что я такое говорю? Кажется, я слишком разболтался?
Элинор быстро положила руку на его локоть.
– Я знала, – успокоила она его. – Знала о долгах и почему он женился на мне. Только я думала, что это были долги моего мужа.
– Рэндольфа? – Сэр Альберт рассмеялся. – Это действительно комичная ситуация. Когда мы с ним учились в университете, да и после, он был единственным из нашей компании, кто научился жить по средствам, хотя они у него были ничтожными. Для вас это новость? Возможно, мне не следовало вам это говорить.
– Нет, наоборот. – Элинор одарила его счастливой улыбкой. – Наоборот. Я вам благодарна, мой друг. – Мило прикусив губку, она продолжала улыбаться, вспомнив, как граф сам пытался рассказать ей об этом вчера вечером. Но она по-прежнему не понимала, почему он так долго молчал. Правда, вчера она сама помешала ему рассказать ей обо всем. Ей хотелось его ласк и любви, а серьезный разговор мог все испортить – вернуть его к тому, почему он был вынужден жениться на ней. Ведь так уже было в их первую ночь. Она вспомнила свое безразличие, упрямое стремление скрывать от него свое желание тоже любить его, сказать ему, что ей нравится все, что он с ней делает. Ей надо было выслушать его. Все, что рассказал ей сэр Альберт, она должна была услышать из уст своего мужа.
– Мне надо приготовиться к встрече с детьми, – заторопилась Элинор и поспешила к двери. – Вы будете на концерте?
– Если я не буду там, – сказал сэр Альберт, – то окажусь в полном одиночестве. Конечно, я буду на концерте.
Когда он открыл перед нею дверь, она взяла его под руку, и они вместе вышли в холл, чтобы, поднявшись по лестнице, разойтись каждый по своим комнатам.
– Погода обязательно улучшится, обещаю вам, – заверила его Элинор на прощание. – Ведь это Рождество, не забывайте. Сейчас все должно казаться новым и прекрасным. Никому нельзя чувствовать себя несчастным в день Рождества, даже если у него болит челюсть. – Она весело рассмеялась, а сэр Альберт охотно улыбнулся.
Напевая что-то, Элинор проследовала в гардеробную и даже успела покружиться там в вальсе с воображаемым партнером. Лишь потом она решила вызвать горничную, хотя знала, что в ее распоряжении осталось полчаса или того меньше. Однако она не дернула за шнур звонка, остановленная внезапно пришедшей в голову мыслью.
Уилфред! За весь день она ни разу не вспомнила о своем кузене, хотя ее взгляд случайно останавливался на нем. Выходит, теперь ему совсем нет места в ее мыслях? А вот о муже она думает постоянно. И Элинор пришлось признаться себе: она любит его. Но неужели она также любит Уилфреда? Разве может такое быть?
Нет, конечно, она не любит Уилфреда. Он больше ничего для нее не значит. Следовательно, она непостоянна и легкомысленна? Неужели это так? Она изменчива в своих чувствах? Да, призналась она себе, замужество изменило ее. Вынужденная интимность с мужем заставила ее не только оценить его красивую внешность, но и узнать черты его характера. А после того, что рассказал ей сэр Альберт, она убедилась, что не ошиблась. Это верно, что граф женился на ней из-за денег. Но он сделал это, чтобы спасти родовое поместье, где он вырос. В последнее время она поняла, как ему дорог Гресвелл-Парк. Он женился на ней отнюдь не из эгоистического желания вести рассеянную жизнь светского гуляки.
Элинор тихо улыбнулась и закрыла глаза. Она любит мужа. Она наслаждалась этим новым для нее открытием, произнося вслух слова любви к нему. Может, он еще не влюблен в нее по-настоящему, но она чувствовала, как менялось его отношение к ней. Возможно даже, что он так и не полюбит ее, но сейчас она не станет мучить себя сомнениями. Сейчас Рождество, а в сочельник все может случиться. Она обещала отцу, что у нее будет радостное и веселое Рождество. И помнила слова отца, что когда-нибудь она будет счастлива в этом браке.
Что ж, она подождет.
Элинор с улыбкой повернулась к горничной, когда та вошла.
Глава 14
Но сегодня снова появились какие-то неуверенность и натянутость. Она проснулась, когда он снял ее с себя и положил рядом на постели. Он не промолвил ни слова при этом, хотя видел ее открытые глаза и знал, что она не спит. Он просто встал с постели, а затем повернулся и заботливо поправил одеяло, укутав ее до подбородка, и лишь на мгновение посмотрел ей в глаза. Но сегодня они дружелюбно переглядывались и обменивались словами. Между ними не было привычной холодности. Но не более.
Ничто не напоминало о том, какими страстными и нежными любовниками они стали в эту ночь. Не просто муж и жена в привычной супружеской близости. Или ей все это причудилось? Возможно, муж не разделяет этих ее ощущений?
– Да, – подтвердила Элинор. – Я люблю его, дядя Сэм. Как мне хотелось бы, чтобы папа был с нами! – Неожиданная жестокая боль и чувство какой-то пустоты напомнили ей об утрате, и в горле появился комок, мешавший дышать. Сознание того, что отец никогда не сможет увидеть ни этого зала, ни собравшейся в нем семьи, ощутимо ранило ее.
Дядя словно почувствовал это и ободряюще сжал ее плечо.
– И мне тоже этого хотелось бы, детка, – промолвил он.
Через зал к ним шел граф. Он улыбался, отряхивая с себя пыль.
– Получилось все замечательно, правда, дядя Сэм? – воскликнул он.
– Что я могу тебе сказать, мой мальчик? – ответил дядя Сэм, отпуская плечо Элинор и широко разводя руки. – Сразу видно, что за дело взялись Трэнсомы. Это вы претендуете на следующий танец с Элли? Мне она сказала, что все ее танцы расписаны.
– Вот как? – удивился граф. – Но мне, надеюсь, она не откажет, не так ли, как вы считаете, дядюшка Сэм? Я ее муж. Вальс, миледи?
Элинор рассмеялась.
– Как скажет дядя, – проговорила она. – Что касается меня, то мне так весело, что голова пошла кругом и я забыла счет танцам и какой объявлен сейчас. – Она забавно захлопала ресницами, изображая растерянность.
Взяв ее за руку, граф обвел зал взглядом, словно искал кого-то среди весело беседующего общества.
– Джесон! – наконец громко крикнул он, увидев того, кто был ему нужен. – Вальс, пожалуйста. Садись за фортепьяно. Ты согласен быть аккомпаниатором на нашем празднике?
Лорд Созерби прервал беседу с тетушками Берил и Рут, посмотрел на него непонимающим взглядом.
– Я отвлекся, чтобы передохнуть немного. Сейчас возьмусь за работу, граф. Что прикажете? Вальс так вальс.
– Миледи, – промолвил граф. – Это мой танец, не так ли?
Элинор сделала вид, что сверяется со своей воображаемой карточкой.
– Да, вы правы, милорд. – Она склонилась в низком реверансе. – Все как положено.
И закружилась в вальсе так, как ей довелось танцевать лишь в школьном зале, но она готова была поклясться на ста Библиях, что с графом она не танцевала, а парила в воздухе. Она улыбалась, смотрела ему в глаза, а он отвечал ей таким же взглядом, и чувствовала, как ее сердце переполняется счастьем. Граф, должно быть, испытывал те же чувства вчера ночью, думала она. Их чувство взаимно. Еще никогда им не было так хорошо вместе.
– Становится довольно тесно, вам не кажется, миледи? – Она, оглянувшись, увидела, что все ее кузины, тетушки и дядья, за редким исключением, вальсируют. Даже тетушка Рут кружится в объятиях отзывчивого мистера Бедкомба и готова вот-вот взвизгнуть от удовольствия.
– Рождество, – смеясь, промолвил граф, глядя на жену. – Оно сводит с ума даже самых рассудительных людей. Ничего, рассудок к нам вернется уже на следующей неделе.
Что он хотел сказать? Значит, всему виной Рождество? И только это? Неужели через неделю волшебство исчезнет, словно его и не было? Не оставит даже следа? Не будет больше хорошей дружбы и подшучиваний, воображаемых балов и танцев? Все исчезнет через неделю? Не будет любви?
– Надеюсь, что это не произойдет, – произнесла Элинор, и ее обрадовал огонек одобрения в глазах графа. Но он почти тут же повернулся к залу, когда музыка смолкла.
Сразу стало шумно, все заговорили, засмеялись.
– Нам, пожалуй, пора разойтись по. своим комнатам и переодеться, – громко сказал граф, надеясь, что все его слышат. – Это, разумеется, относится к тем, кто собирается побывать на концерте.
А желающих оказалось очень много, почти все, и снова вспыхнул шумный и живой обмен мнениями. Граф, глядя на все это, только улыбался.
Элинор почувствовала, как кто-то тронул ее за руку, и быстро обернулась.
– Миледи, – услышала она голос сэра Альберта Хэгли. – Не уделите ли вы мне минут пять? Могу я с вами поговорить?
Первой мыслью было отказать ему. Она всегда чувствовала какое-то смущение в обществе сэра Альберта и старалась избегать его. Ей казалось, что он делает то же самое.
– Конечно, – настороженно ответила она. – Может, мы пройдем в оранжерею?
Сказав это, она немедленно проследовала туда.
– Погода, кажется, улучшилась, – заметил сэр Альберт, рассеянно прикоснувшись к мягкому, похожему на зеленый бархат листку какого-то растения и глядя в широкие окна оранжереи.
– Думаю, да, и я очень рада за детишек и всех приглашенных. Да и за нас всех тоже. Теперь мы все сможем пойти вечером на мессу в церковь.
Наступила неловкая пауза. О чем он хочет говорить с ней, думала Элинор. Меньше всего она ожидала от него такой просьбы.
– Я должен извиниться перед вами, миледи, – внезапно сказал сэр Альберт и, отвернувшись от окна, посмотрел ей прямо в лицо.
Элинор вспомнила, как, гостя у своей одноклассницы Памелы, на первом же званом обеде обратила внимание на худощавого шатена с узким лицом и темными глазами. Тогда она нашла его привлекательным. Но, как оказалось, так было на первый взгляд. Однако теперь она понимала кузину Речел, влюбившуюся в него. Рассказывая Элинор о нем, Речел тоже произнесла слово «привлекательный».
– Надеюсь, я смогу это сделать, – продолжал сэр Альберт. – Мое поведение тогда было недопустимым, да и позднее тоже. Те, кого поставили на место и кого мучит стыд из-за этого, нередко прибегают к насмешке как наилучшему орудию отмщения. Я поступил тогда именно так и помню, что постарался склонить к этому и других. Вам тогда пришлось нелегко.
Господи, да ведь он говорит о том, что произошло два года назад! Элинор почувствовала, как краснеет.
– Да, мне тогда было нелегко, – призналась она. – Хотя я делала все, чтобы скрыть это.
Теперь чуть покраснел он.
– Кокни, – вспомнил он. – У вас это отлично получалось. И громкий смех. Я не подозревал тогда, что вы искусно разыгрывали меня и всех, что на самом деле вы такая же воспитанная леди, как любая из тех, с кем я… Как любая леди. Вы и есть леди.
Элинор вдруг охватило сомнение, словно она что-то заподозрила.
– Мой муж потребовал от вас этого? – наконец прямо спросила она.
– Нет, – заверил ее сэр Альберт. – Хотя сегодня утром он говорил со мной о мисс Трэнсом.
Элинор прикусила губу, чтобы не выдать себя.
– Вы не должны опасаться повторения того, что было два года назад, – поспешил успокоить ее сэр Альберт. – Я хочу сказать, с вашей кузиной. За то, что было, миледи, я приношу вам свои искренние извинения. Жаль, что тогда не нашлось никого, кто бы мог поставить меня на место.
Губы Элинор тронула улыбка.
– Благодарю вас, – сказала она. – Вы близкий друг моего мужа, не так ли? Сколько раз я желала, чтобы вы не были им. Мне было неприятно бывать в вашем обществе так часто, как это случалось.
– Да, я вас понимаю, – согласился с ней сэр Альберт, – я сам чувствовал себя по-идиотски. – Он протянул ей руку. –Вы пожмете мою руку, миледи, в знак нашего примирения? Мы можем быть друзьями?
– Я бы хотела, – ответила Элинор, подавая ему руку и отвечая на рукопожатие. В эту минуту она разглядела ссадину и синяк на его щеке и вспомнила, какие оживленные толки это вызвало за ленчем. – Кстати, относительно двери, на которую вы так неудачно налетели из-за собственной неосторожности, – промолвила она. – Возможно, это был всего лишь кулак моего мужа?
Посмотрев на нее, сэр Альберт поджал губы.
– Это все из-за Речел? – спросила Элинор. – Он не должен был так поступать.
– Из-за вас, – вынужден был пояснить сэр Альберт. – Из-за того, что я не проявил должного уважения к вам два года назад.
– О! – воскликнула Элинор и закрыла рот рукой, чтобы скрыть улыбку. Но глаза ее смеялись. – О! – не удержалась она.
– Вы, кажется, довольны, – произнес сэр Альберт, – но, поверьте, мне было чертовски больно. Вы рады тому, что он ударил меня, или тому, что вступился за вас, а это значит, что вы ему далеко не безразличны?
«Второе!», – хотелось крикнуть ей. Конечно, второе.
– Сэр Альберт, – взяв себя в руки, искренне проговорила она, – мне очень жаль, что ваша челюсть пострадала. И все же не считаете ли вы, что сочельник – самое лучшее время года? Не так ли?
– Признаюсь, у меня бывали куда лучшие дни. Но этот день можно исправить. Время еще есть. Могу я вам сказать, что кузен Рэндольфа все же заслуживает благодарности?
Элинор в недоумении смотрела на него.
Он тоже удивленно поднял брови, не понимая ее взгляда.
– Если бы не его кузен, Рэндольфу не встретить бы вас, а не встретив, не жениться. Вам понятен ход моей мысли?
– Какой кузен? – Элинор по-прежнему ничего не понимала. – Я, должно быть, чего-то не знаю? О ком вы говорите?
– О кузене Рэндольфа, бывшем графе Фаллодене, – пояснил сэр Альберт. – Об этом жалком подобии человека, прошу извинить меня за резкость, кто промотал все и залез в долги, потому что был игрок, да такие, что все должно было пойти с молотка, если бы он вовремя не отдал Богу душу. Рэндольф унаследовал одни долги, хотя мог бы отказаться оплачивать личные долги кузена. Но ваш отец сумел скупить все долговые векселя и закладную на имение Гресвелл-Парк. Вы должны были знать об этом. Разве не так? О Господи, что я такое говорю? Кажется, я слишком разболтался?
Элинор быстро положила руку на его локоть.
– Я знала, – успокоила она его. – Знала о долгах и почему он женился на мне. Только я думала, что это были долги моего мужа.
– Рэндольфа? – Сэр Альберт рассмеялся. – Это действительно комичная ситуация. Когда мы с ним учились в университете, да и после, он был единственным из нашей компании, кто научился жить по средствам, хотя они у него были ничтожными. Для вас это новость? Возможно, мне не следовало вам это говорить.
– Нет, наоборот. – Элинор одарила его счастливой улыбкой. – Наоборот. Я вам благодарна, мой друг. – Мило прикусив губку, она продолжала улыбаться, вспомнив, как граф сам пытался рассказать ей об этом вчера вечером. Но она по-прежнему не понимала, почему он так долго молчал. Правда, вчера она сама помешала ему рассказать ей обо всем. Ей хотелось его ласк и любви, а серьезный разговор мог все испортить – вернуть его к тому, почему он был вынужден жениться на ней. Ведь так уже было в их первую ночь. Она вспомнила свое безразличие, упрямое стремление скрывать от него свое желание тоже любить его, сказать ему, что ей нравится все, что он с ней делает. Ей надо было выслушать его. Все, что рассказал ей сэр Альберт, она должна была услышать из уст своего мужа.
– Мне надо приготовиться к встрече с детьми, – заторопилась Элинор и поспешила к двери. – Вы будете на концерте?
– Если я не буду там, – сказал сэр Альберт, – то окажусь в полном одиночестве. Конечно, я буду на концерте.
Когда он открыл перед нею дверь, она взяла его под руку, и они вместе вышли в холл, чтобы, поднявшись по лестнице, разойтись каждый по своим комнатам.
– Погода обязательно улучшится, обещаю вам, – заверила его Элинор на прощание. – Ведь это Рождество, не забывайте. Сейчас все должно казаться новым и прекрасным. Никому нельзя чувствовать себя несчастным в день Рождества, даже если у него болит челюсть. – Она весело рассмеялась, а сэр Альберт охотно улыбнулся.
Напевая что-то, Элинор проследовала в гардеробную и даже успела покружиться там в вальсе с воображаемым партнером. Лишь потом она решила вызвать горничную, хотя знала, что в ее распоряжении осталось полчаса или того меньше. Однако она не дернула за шнур звонка, остановленная внезапно пришедшей в голову мыслью.
Уилфред! За весь день она ни разу не вспомнила о своем кузене, хотя ее взгляд случайно останавливался на нем. Выходит, теперь ему совсем нет места в ее мыслях? А вот о муже она думает постоянно. И Элинор пришлось признаться себе: она любит его. Но неужели она также любит Уилфреда? Разве может такое быть?
Нет, конечно, она не любит Уилфреда. Он больше ничего для нее не значит. Следовательно, она непостоянна и легкомысленна? Неужели это так? Она изменчива в своих чувствах? Да, призналась она себе, замужество изменило ее. Вынужденная интимность с мужем заставила ее не только оценить его красивую внешность, но и узнать черты его характера. А после того, что рассказал ей сэр Альберт, она убедилась, что не ошиблась. Это верно, что граф женился на ней из-за денег. Но он сделал это, чтобы спасти родовое поместье, где он вырос. В последнее время она поняла, как ему дорог Гресвелл-Парк. Он женился на ней отнюдь не из эгоистического желания вести рассеянную жизнь светского гуляки.
Элинор тихо улыбнулась и закрыла глаза. Она любит мужа. Она наслаждалась этим новым для нее открытием, произнося вслух слова любви к нему. Может, он еще не влюблен в нее по-настоящему, но она чувствовала, как менялось его отношение к ней. Возможно даже, что он так и не полюбит ее, но сейчас она не станет мучить себя сомнениями. Сейчас Рождество, а в сочельник все может случиться. Она обещала отцу, что у нее будет радостное и веселое Рождество. И помнила слова отца, что когда-нибудь она будет счастлива в этом браке.
Что ж, она подождет.
Элинор с улыбкой повернулась к горничной, когда та вошла.
Глава 14
Граф Фаллоден поднялся в гардеробную жены, чтобы сопровождать ее в бальный зал.
– Мы вместе будем встречать гостей, – напомнил он ей, хотя сам не очень-то радовался этому. Он не помнил, чтобы раньше в Гресвелл-Парке происходило что-либо подобное, поэтому совсем не представлял, как должен вести себя, и даже немного жалел о своем несколько непродуманном предложении, сделанном в школе.
– Да, конечно! – воскликнула Элинор со счастливой улыбкой. – Для детей праздник в поместье будет большой радостью, вы согласны? Я вспоминаю, как в детстве мы с кузинами радовались этому. Сначала робость и томительное ожидание, а затем радость успеха и всеобщие поздравления. Все, мол, прошло отлично. Ведь взрослые щедры на похвалы даже в тех случаях, когда дети забывают слова или неловко падают во время представления, запутавшись в громоздких маскарадных костюмах.
Элинор была радостно взволнована и, очевидно, такой останется все праздники, подумал граф. Щеки ее рдели, она была прелестной и юной в свои девятнадцать лет. Он даже позавидовал тому, что она с такой радостью ждет довольно скучного, по его мнению, испытания для взрослых.
– Элинор, не ждите, что все будут без ума от радости. Для родителей, дедушек и бабушек прием, устраиваемый ради них хозяевами, – это событие, которое скорее смущает и пугает их. Большинству из них праздник не понравится и покажется пустой тратой времени, но в одном я убежден: они будут вспоминать и говорить о нем всю свою жизнь.
Элинор с недоумением смотрела на него.
– Что за глупости! – наконец воскликнула она и рассмеялась. – Вы можете отлично сыграть роль скучного и надменного графа, но не ждите, что я тоже буду скучной и всем недовольной графиней. – Кажется, она собралась затеять ссору, с опаской подумал граф. Но Элинор улыбалась, в глазах ее были смешинки.
– Вы не совсем так поняли меня, – поспешил сказать он. – Нам не нужно играть или не играть какие-то роли. Мы граф и графиня Фаллоден. Для этих людей мы высокие особы, внушающие некий трепет и страх.
Улыбка исчезла с лица Элинор.
– Вы предостерегаете меня? – медленно произнесла она. – Это так? Напоминаете о моем происхождении и предостерегаете от ошибок, боитесь, как бы я не уронила ваше достоинство своими вульгарными манерами, как это было вчера в школе, не так ли?
Кажется, она действительно хотела ссоры. Протянув руку, граф ласково провел костяшками согнутых пальцев по ее подбородку.
– Дикобраз, колючка! – промолвил он. – Пойдемте-ка вниз, иначе встречать будет некого. Вы мне нравитесь, Элинор, такой, какая вы есть. И мне понравилось, как вы вели себя в школе.
– Это правда? – недоверчиво и осторожно спросила Элинор. – Я не казалась вульгарной?
– Может быть, моя мать и не согласилась бы со мной, – ответил граф. – Но не моя бабушка.
– О! – успокоенно вздохнула Элинор и оперлась на его руку.
В любую минуту могли появиться гости, и граф опять почувствовал неясные опасения. Его пугала встреча в своем доме, да еще в зале для танцев, с теми, с кем он обычно встречался и разговаривал в поле или в их коттеджах. Он знал, что будет сдержан и любезен, как всегда, но это и пугало его. Он хотел, чтобы гости чувствовали себя непринужденно, получили удовольствие от концерта и успехов своих детишек.
Он посмотрел на Трэнсомов, хотя было неверно их всех объединять под одной фамилией, потому что здесь были семейства Галлисов и Уиксов и его друзья Джесон, Тим и Чарльз, да и Берти тоже. Они все сгрудились в ожидании гостей поближе к двери в бальный зал, перешучивались и смеялись несколько громче, чем обычно. Дядя Сэм, словно предвкушая удовольствие, довольно потирал руки.
– Как в добрые старые времена! – восклицал он, и его бас гудел еще гуще. – Ты помнишь, Элли, наши рождественские представления, когда тетя Айрин все время толкала меня в бок, чтобы я не засмеялся там, где не надо, и ненароком не обидел вас, детей?
– Это настоящее Рождество, – широко улыбался дядя Гарри. – Все как надо: детские концерты, праздники в доме. Какое без них Рождество? И молодое поколение научится этому и передаст дальше, не так ли, Элли? Теперь твоя очередь! А всем молодым желаю найти себе пару и как можно скорее! – Он довольно ухмылялся, слушая ответные возгласы молодежи.
– Что ж, чуть попозже я кое-что вам скажу на эту тему. После полуночи, – добавил он и подмигнул тете Берил.
Мейбл покраснела, как показалось графу, а Джордж с весьма довольным и гордым видом посмотрел на девушку.
– Начинайте концерт! – нетерпеливо крикнул дядя Бен. – А затем будут праздник и чаепитие. Сейчас Рождество, и животы у всех должны быть набиты до отказа. Что скажешь, Рэнди?
Граф почувствовал, что Элинор смотрит на него. Ее рука напряглась. Взглянув на нее, он увидел в ее глазах тревогу. Пару дней назад все это, возможно, и шокировало бы его. Но сегодня лишь позабавило.
– Что касается меня, дядя Бен, то я буду есть, пока на мне не лопнет сюртук.
Все рассмеялись, в том числе и сам граф. Но он тут же посерьезнел. По лестнице уже поднимались первые гости. У многих из них был вид, будто их ведут на заклание. Граф мысленно собрался и приготовился встречать их.
Но Трэнсомы и те, кто по своей живости мог вполне примкнуть к их клану, опередили его. Нет, они не были столь невоспитанны, чтобы оттеснить графа в сторону и не дать ему самому приветствовать гостей. Он каждому смог самолично пожать руку и сказать приветственные слова. Элинор рядом с ним делала то же самое и даже успела успокоить некоторых из женщин сообщением, что все дети уже прибыли и находятся в гостиной вместе со своей учительницей.
Однако все же Трэнсомы сердечнее всех пожимали руки, громче всех произносили приветствия, смеялись, успевали перекинуться словцом о прежних рождественских праздниках и провожали гостей в бальный зал, где усаживали их перед самодельной сценой и сами садились рядом, чтобы занять гостей беседой. Казалось, что Трэнсомов здесь не каких-нибудь два десятка, а целая сотня.
– Итак, – промолвил граф, глядя на жену, когда стало ясно, что все уже пришли и более ждать некого, – я не заметил страха перед господами, а тем более почтения.
– Мне жаль, – ответила Элинор, – если ваши ожидания не сбылись. Но я не буду просить у вас извинения за свою семью. Они помогли всем почувствовать себя непринужденно в гостях.
– И мне тоже, – произнес граф. Элинор с удивлением посмотрела на него. – Как я завидую вашим родственникам, Элинор! Они умеют наслаждаться жизнью. Как много человек теряет, делая и думая только так, как положено, следуя аристократическим канонам, порою убивающим простую радость.
Элинор, не отрывая глаз от его лица, улыбнулась ему с такой теплотой, что он на мгновение забыл, что его дом полон шумных гостей. Он тоже счастливо улыбнулся ей.
– Пойду посмотрю, возможно, мисс Брукс нуждается в моей помощи, – сказала Элинор. – Готова биться об заклад, если леди позволено биться об заклад, что у нее в последнюю минуту возникло множество неразрешимых проблем.
– У меня с языка был готов сорваться совет: не ходите туда! – воскликнул граф. – Поскольку появление графини лишь усугубит проблемы и создаст множество новых. Но я уже научился не совсем доверять своему языку. Поэтому говорю: идите!
Он чуть было не добавил «моя любовь», но вовремя удержался. Между ними была дружба, как они и договорились сначала в Лондоне, затем по пути в Гресвелл-Парк. Возможно, дружба стала переходить в нечто большее. Но он не должен делать никаких предположений относительно чувств Элинор к нему. Он не должен действовать поспешно.
Он смотрел, как быстро Элинор пересекла холл и скрылась в малой гостиной, где переодевались дети. Граф, успокоенный, почувствовал, что готов к тому, что произойдет в ближайшие час или два, и даже ожидал, что это доставит ему удовольствие. Опасения и дурное настроение исчезли. Странно, думал он. Кажется, маленькая графиня многому его учит, например, как быть хорошим графом и землевладельцем. Он думал, что будет учителем, а стал учеником.
«Мещаночка». Дочь торговца углем. Элинор. Его жена. Его возлюбленная. Он улыбался, глядя вслед ее удаляющейся фигурке, а потом повернулся и направился в бальный зал. Шум разговоров утих, как только он вошел. Кое-кто из работников графа попробовал встать, но его улыбка и кивок головой успокоили их. Он прошел, сел сзади и снова вспомнил слова дяди Гарри.
Да, это настоящее Рождество, с детским концертом, волнением и ожиданием. И теплым чувством общности. Как хорошо, что он познал его и наконец у него есть Рождество! Какая удача, что старый мистер Трэнсом, в спешке решая свои земные дела, обратил взор и на него, когда искал, кому вручить судьбу любимой дочери!
И вдруг ему захотелось, чтобы старик был жив и он, граф, мог бы отблагодарить его.
Все уже собрались и ждут, заверила детей Элинор. Все с нетерпением ждут концерта. Никто, разумеется, не забудет своих строк или шага в танце. В такой важный момент этого с ними не случится. Но если, что почти невозможно, такое вдруг произойдет, мисс Брукс обязательно поможет, а папы и мамы все равно будут ими гордиться. Она сама ждет не дождется их представления, заверила детей Элинор. Она тоже волнуется вместе с ними.
Дети все же были возбуждены, когда она их оставила, а мисс Брукс – как натянутая струна, готовая лопнуть. И все же Элинор удалось оставить их в радостном возбуждении, а не в нервном страхе. Спеша в зал, она улыбалась, вспоминая слова дяди Гарри. Пришел ее черед рожать и воспитывать детей и учить их, как праздновать Рождество.
Она надеялась, что скоро это произойдет. Две ночи, и, возможно… это уже произошло. Нет, она не должна ждать, что все произойдет так скоро. Ведь если надежды не оправдаются, ее ждет разочарование. Надо запастись терпением. Надо надеяться, что ее муж, пообещав приходить каждую ночь, не передумает. Если не в этом месяце, то в следующем или еще через месяц это сбудется. У нее будет ребенок. Его ребенок.
Улыбающаяся Элинор вошла в зал – разговоры сразу же стихли.
– Дети готовы, – сказала она. – Если их ноги так же быстры, как желание порадовать вас, то через несколько минут они будут здесь.
Под общий веселый смех графиня заняла свое место рядом с мужем. Сев, она протянула ему руку, и он взял ее. Лишь потом она поняла, что этого не стоило делать. Теперь он не сможет отпустить ее руку, потому что все это заметят. Но граф, нежно сжав ладошку Элинор, положил ее себе на колено.
– О, милорд, я так рада, что вы предложили устроить праздник в поместье, – промолвила она.
– Вы так считаете? – ответил граф. – Я также рад.
И прежде чем она осознала, что нечто новое возникло в их отношениях, в дверях зала появилась мисс Брукс, а за ней цепочка странно молчаливых детей. В зале воцарилась тишина. Наконец ее нарушил громкий хлопок. Мудрый дядя Сэм захлопал в ладоши. Под всеобщие аплодисменты дети поднялись на подиум, чтобы открыть концерт двумя рождественскими песнями. Три или четыре высоких детских голоска пели чисто и в тон, остальные же, опустившись до самой низкой октавы, что-то бормотали под звуки фортепьяно.
– Мы вместе будем встречать гостей, – напомнил он ей, хотя сам не очень-то радовался этому. Он не помнил, чтобы раньше в Гресвелл-Парке происходило что-либо подобное, поэтому совсем не представлял, как должен вести себя, и даже немного жалел о своем несколько непродуманном предложении, сделанном в школе.
– Да, конечно! – воскликнула Элинор со счастливой улыбкой. – Для детей праздник в поместье будет большой радостью, вы согласны? Я вспоминаю, как в детстве мы с кузинами радовались этому. Сначала робость и томительное ожидание, а затем радость успеха и всеобщие поздравления. Все, мол, прошло отлично. Ведь взрослые щедры на похвалы даже в тех случаях, когда дети забывают слова или неловко падают во время представления, запутавшись в громоздких маскарадных костюмах.
Элинор была радостно взволнована и, очевидно, такой останется все праздники, подумал граф. Щеки ее рдели, она была прелестной и юной в свои девятнадцать лет. Он даже позавидовал тому, что она с такой радостью ждет довольно скучного, по его мнению, испытания для взрослых.
– Элинор, не ждите, что все будут без ума от радости. Для родителей, дедушек и бабушек прием, устраиваемый ради них хозяевами, – это событие, которое скорее смущает и пугает их. Большинству из них праздник не понравится и покажется пустой тратой времени, но в одном я убежден: они будут вспоминать и говорить о нем всю свою жизнь.
Элинор с недоумением смотрела на него.
– Что за глупости! – наконец воскликнула она и рассмеялась. – Вы можете отлично сыграть роль скучного и надменного графа, но не ждите, что я тоже буду скучной и всем недовольной графиней. – Кажется, она собралась затеять ссору, с опаской подумал граф. Но Элинор улыбалась, в глазах ее были смешинки.
– Вы не совсем так поняли меня, – поспешил сказать он. – Нам не нужно играть или не играть какие-то роли. Мы граф и графиня Фаллоден. Для этих людей мы высокие особы, внушающие некий трепет и страх.
Улыбка исчезла с лица Элинор.
– Вы предостерегаете меня? – медленно произнесла она. – Это так? Напоминаете о моем происхождении и предостерегаете от ошибок, боитесь, как бы я не уронила ваше достоинство своими вульгарными манерами, как это было вчера в школе, не так ли?
Кажется, она действительно хотела ссоры. Протянув руку, граф ласково провел костяшками согнутых пальцев по ее подбородку.
– Дикобраз, колючка! – промолвил он. – Пойдемте-ка вниз, иначе встречать будет некого. Вы мне нравитесь, Элинор, такой, какая вы есть. И мне понравилось, как вы вели себя в школе.
– Это правда? – недоверчиво и осторожно спросила Элинор. – Я не казалась вульгарной?
– Может быть, моя мать и не согласилась бы со мной, – ответил граф. – Но не моя бабушка.
– О! – успокоенно вздохнула Элинор и оперлась на его руку.
В любую минуту могли появиться гости, и граф опять почувствовал неясные опасения. Его пугала встреча в своем доме, да еще в зале для танцев, с теми, с кем он обычно встречался и разговаривал в поле или в их коттеджах. Он знал, что будет сдержан и любезен, как всегда, но это и пугало его. Он хотел, чтобы гости чувствовали себя непринужденно, получили удовольствие от концерта и успехов своих детишек.
Он посмотрел на Трэнсомов, хотя было неверно их всех объединять под одной фамилией, потому что здесь были семейства Галлисов и Уиксов и его друзья Джесон, Тим и Чарльз, да и Берти тоже. Они все сгрудились в ожидании гостей поближе к двери в бальный зал, перешучивались и смеялись несколько громче, чем обычно. Дядя Сэм, словно предвкушая удовольствие, довольно потирал руки.
– Как в добрые старые времена! – восклицал он, и его бас гудел еще гуще. – Ты помнишь, Элли, наши рождественские представления, когда тетя Айрин все время толкала меня в бок, чтобы я не засмеялся там, где не надо, и ненароком не обидел вас, детей?
– Это настоящее Рождество, – широко улыбался дядя Гарри. – Все как надо: детские концерты, праздники в доме. Какое без них Рождество? И молодое поколение научится этому и передаст дальше, не так ли, Элли? Теперь твоя очередь! А всем молодым желаю найти себе пару и как можно скорее! – Он довольно ухмылялся, слушая ответные возгласы молодежи.
– Что ж, чуть попозже я кое-что вам скажу на эту тему. После полуночи, – добавил он и подмигнул тете Берил.
Мейбл покраснела, как показалось графу, а Джордж с весьма довольным и гордым видом посмотрел на девушку.
– Начинайте концерт! – нетерпеливо крикнул дядя Бен. – А затем будут праздник и чаепитие. Сейчас Рождество, и животы у всех должны быть набиты до отказа. Что скажешь, Рэнди?
Граф почувствовал, что Элинор смотрит на него. Ее рука напряглась. Взглянув на нее, он увидел в ее глазах тревогу. Пару дней назад все это, возможно, и шокировало бы его. Но сегодня лишь позабавило.
– Что касается меня, дядя Бен, то я буду есть, пока на мне не лопнет сюртук.
Все рассмеялись, в том числе и сам граф. Но он тут же посерьезнел. По лестнице уже поднимались первые гости. У многих из них был вид, будто их ведут на заклание. Граф мысленно собрался и приготовился встречать их.
Но Трэнсомы и те, кто по своей живости мог вполне примкнуть к их клану, опередили его. Нет, они не были столь невоспитанны, чтобы оттеснить графа в сторону и не дать ему самому приветствовать гостей. Он каждому смог самолично пожать руку и сказать приветственные слова. Элинор рядом с ним делала то же самое и даже успела успокоить некоторых из женщин сообщением, что все дети уже прибыли и находятся в гостиной вместе со своей учительницей.
Однако все же Трэнсомы сердечнее всех пожимали руки, громче всех произносили приветствия, смеялись, успевали перекинуться словцом о прежних рождественских праздниках и провожали гостей в бальный зал, где усаживали их перед самодельной сценой и сами садились рядом, чтобы занять гостей беседой. Казалось, что Трэнсомов здесь не каких-нибудь два десятка, а целая сотня.
– Итак, – промолвил граф, глядя на жену, когда стало ясно, что все уже пришли и более ждать некого, – я не заметил страха перед господами, а тем более почтения.
– Мне жаль, – ответила Элинор, – если ваши ожидания не сбылись. Но я не буду просить у вас извинения за свою семью. Они помогли всем почувствовать себя непринужденно в гостях.
– И мне тоже, – произнес граф. Элинор с удивлением посмотрела на него. – Как я завидую вашим родственникам, Элинор! Они умеют наслаждаться жизнью. Как много человек теряет, делая и думая только так, как положено, следуя аристократическим канонам, порою убивающим простую радость.
Элинор, не отрывая глаз от его лица, улыбнулась ему с такой теплотой, что он на мгновение забыл, что его дом полон шумных гостей. Он тоже счастливо улыбнулся ей.
– Пойду посмотрю, возможно, мисс Брукс нуждается в моей помощи, – сказала Элинор. – Готова биться об заклад, если леди позволено биться об заклад, что у нее в последнюю минуту возникло множество неразрешимых проблем.
– У меня с языка был готов сорваться совет: не ходите туда! – воскликнул граф. – Поскольку появление графини лишь усугубит проблемы и создаст множество новых. Но я уже научился не совсем доверять своему языку. Поэтому говорю: идите!
Он чуть было не добавил «моя любовь», но вовремя удержался. Между ними была дружба, как они и договорились сначала в Лондоне, затем по пути в Гресвелл-Парк. Возможно, дружба стала переходить в нечто большее. Но он не должен делать никаких предположений относительно чувств Элинор к нему. Он не должен действовать поспешно.
Он смотрел, как быстро Элинор пересекла холл и скрылась в малой гостиной, где переодевались дети. Граф, успокоенный, почувствовал, что готов к тому, что произойдет в ближайшие час или два, и даже ожидал, что это доставит ему удовольствие. Опасения и дурное настроение исчезли. Странно, думал он. Кажется, маленькая графиня многому его учит, например, как быть хорошим графом и землевладельцем. Он думал, что будет учителем, а стал учеником.
«Мещаночка». Дочь торговца углем. Элинор. Его жена. Его возлюбленная. Он улыбался, глядя вслед ее удаляющейся фигурке, а потом повернулся и направился в бальный зал. Шум разговоров утих, как только он вошел. Кое-кто из работников графа попробовал встать, но его улыбка и кивок головой успокоили их. Он прошел, сел сзади и снова вспомнил слова дяди Гарри.
Да, это настоящее Рождество, с детским концертом, волнением и ожиданием. И теплым чувством общности. Как хорошо, что он познал его и наконец у него есть Рождество! Какая удача, что старый мистер Трэнсом, в спешке решая свои земные дела, обратил взор и на него, когда искал, кому вручить судьбу любимой дочери!
И вдруг ему захотелось, чтобы старик был жив и он, граф, мог бы отблагодарить его.
Все уже собрались и ждут, заверила детей Элинор. Все с нетерпением ждут концерта. Никто, разумеется, не забудет своих строк или шага в танце. В такой важный момент этого с ними не случится. Но если, что почти невозможно, такое вдруг произойдет, мисс Брукс обязательно поможет, а папы и мамы все равно будут ими гордиться. Она сама ждет не дождется их представления, заверила детей Элинор. Она тоже волнуется вместе с ними.
Дети все же были возбуждены, когда она их оставила, а мисс Брукс – как натянутая струна, готовая лопнуть. И все же Элинор удалось оставить их в радостном возбуждении, а не в нервном страхе. Спеша в зал, она улыбалась, вспоминая слова дяди Гарри. Пришел ее черед рожать и воспитывать детей и учить их, как праздновать Рождество.
Она надеялась, что скоро это произойдет. Две ночи, и, возможно… это уже произошло. Нет, она не должна ждать, что все произойдет так скоро. Ведь если надежды не оправдаются, ее ждет разочарование. Надо запастись терпением. Надо надеяться, что ее муж, пообещав приходить каждую ночь, не передумает. Если не в этом месяце, то в следующем или еще через месяц это сбудется. У нее будет ребенок. Его ребенок.
Улыбающаяся Элинор вошла в зал – разговоры сразу же стихли.
– Дети готовы, – сказала она. – Если их ноги так же быстры, как желание порадовать вас, то через несколько минут они будут здесь.
Под общий веселый смех графиня заняла свое место рядом с мужем. Сев, она протянула ему руку, и он взял ее. Лишь потом она поняла, что этого не стоило делать. Теперь он не сможет отпустить ее руку, потому что все это заметят. Но граф, нежно сжав ладошку Элинор, положил ее себе на колено.
– О, милорд, я так рада, что вы предложили устроить праздник в поместье, – промолвила она.
– Вы так считаете? – ответил граф. – Я также рад.
И прежде чем она осознала, что нечто новое возникло в их отношениях, в дверях зала появилась мисс Брукс, а за ней цепочка странно молчаливых детей. В зале воцарилась тишина. Наконец ее нарушил громкий хлопок. Мудрый дядя Сэм захлопал в ладоши. Под всеобщие аплодисменты дети поднялись на подиум, чтобы открыть концерт двумя рождественскими песнями. Три или четыре высоких детских голоска пели чисто и в тон, остальные же, опустившись до самой низкой октавы, что-то бормотали под звуки фортепьяно.