Стефани была слишком потрясена, чтобы полностью осознать отчаяние, которое, как она знала, почувствует позже. Она не может это сделать. Просто не может. Кузина Берта восклицала, протестовала и, наконец, – поскольку у нее действительно не было выбора – пробормотал что-то о том, что ее светлость слишком добра.
– Я провожу вас вниз, мисс Грей, – сказала герцогиня, по прежнему держа Стефани под руку. – Алистер проводит вас, миссис Кавендиш.
Стефани отчаянно захотелось как-то оправдаться, прежде чем они уйдут. Впервые она чувствовала себя полной идиоткой. Но герцогиня заговорила до того, как ей пришло хоть что-то в голову.
– Я была дочерью графа, – сказала она тихо. – Но я жила в деревне – безопасное, хотя и одинокое существование. Я помню, с каким страхом я воспринимала свой первый Сезон и ухаживания отца Алистера. Я думала, что никогда не буду отвечать требованиям, которые предъявляются к герцогине. Но удивительно, чего можно достигнуть, приложив немного храбрости и старания.
– Боюсь, потребуется гораздо больше, чем немного, ваша светлость, – сказала Стефани, впервые справившись с речью.
Герцогиня сжала ей руку.
– Вы правы, – сказала она. – Только спустя время мы осознаем, сколько усилий пришлось приложить. Значит, немало храбрости и старания.
– Да, ваша светлость, – сказала Стефани. Она постаралась улыбнуться, и мышцы лица впервые за много часов послушались ее.
Когда она прощалась, герцог Бриджуотер снова взял ее руку и поднес к губам.
– До свидания, мисс Грей, – сказал он.
– До свидания, ваша светлость.
Она подумала, что, может, все-таки удастся вечером написать то письмо. Или уже слишком поздно? Она чувствовала, что события вырываются из-под ее контроля.
ГЛАВА 7
ГЛАВА 8
– Я провожу вас вниз, мисс Грей, – сказала герцогиня, по прежнему держа Стефани под руку. – Алистер проводит вас, миссис Кавендиш.
Стефани отчаянно захотелось как-то оправдаться, прежде чем они уйдут. Впервые она чувствовала себя полной идиоткой. Но герцогиня заговорила до того, как ей пришло хоть что-то в голову.
– Я была дочерью графа, – сказала она тихо. – Но я жила в деревне – безопасное, хотя и одинокое существование. Я помню, с каким страхом я воспринимала свой первый Сезон и ухаживания отца Алистера. Я думала, что никогда не буду отвечать требованиям, которые предъявляются к герцогине. Но удивительно, чего можно достигнуть, приложив немного храбрости и старания.
– Боюсь, потребуется гораздо больше, чем немного, ваша светлость, – сказала Стефани, впервые справившись с речью.
Герцогиня сжала ей руку.
– Вы правы, – сказала она. – Только спустя время мы осознаем, сколько усилий пришлось приложить. Значит, немало храбрости и старания.
– Да, ваша светлость, – сказала Стефани. Она постаралась улыбнуться, и мышцы лица впервые за много часов послушались ее.
Когда она прощалась, герцог Бриджуотер снова взял ее руку и поднес к губам.
– До свидания, мисс Грей, – сказал он.
– До свидания, ваша светлость.
Она подумала, что, может, все-таки удастся вечером написать то письмо. Или уже слишком поздно? Она чувствовала, что события вырываются из-под ее контроля.
ГЛАВА 7
Лорд Фрэнсис Неллер действительно был в городе. Бриджуотер встретился с ним на следующее утро. Герцог заметил, что его друг выглядит загорелым и здоровым, как настоящий помещик, хотя не отказался от своих излюбленных ярких костюмов изысканного покроя. На этот раз он был одет в зеленое.
Лорд Фрэнсис с радостью отложил бумаги, чтобы поздороваться с давним другом.
– Бридж, – сказал он, вставая из-за стола и сердечно пожимая герцогу руку, – как поживаешь, старина? Да, мне тебя поздравить или выразить сочувствие? – Он немного неуверенно улыбнулся.
Бриджуотер поднял бровь и посмотрел на него сквозь монокль.
– Я бы предпочел поздравления, – сказал он. – Спасибо.
Они сели.
– Помню, как ты говорил, – сказал лорд Фрэнсис, – что собираешься стать затворником. Что боишься даже посмотреть на какую-нибудь девушку, чтобы против соей воли не попасть под венец. Как раз перед тем, как я женился на Коре, – и ты во всем винил себя. Но вот это и случилось с тобой.
Его светлость сделал паузу, чтобы понюхать табак, и постарался не заметить последнего замечания.
– Как поживает леди Фрэнсис? – спросил он. – Как дети? Надеюсь, нормально, после того как вы сначала гостили в Йоркшире и потом проделали долгое путешествие домой?
– Замечательно, – сказал лорд Фрэнсис с улыбкой. – Нам повезло, что последней родилась девочка. Кора уже начала меня укорять, что я хочу произвести на свет целую крикетную команду. И должен заметить, что крайне приятно стать отцом дочери. Мне придется себя сдерживать, чтобы не избаловать ее.
«Брак, который оказался очень неплохим, несмотря на неблагоприятное начало», – мрачно подумал Бриджуотер. Лорд Фрэнсис Неллер, сын и брат герцога, был вынужден сделать предложение дочери бристольского торговца, после того как дважды публично скомпрометировал ее – оба раза непреднамеренно. И Бриджуотер действительно винил себя в этом. Кора Даунс в то время была протеже его матери, и герцог сам представил ее Неллеру и попросил пригласить ее на танец.
В течение последовавших шести лет его светлость встречался с этой парой не однажды, последний раз – в Йоркшире в гостях у графа Торнхила. Не было никаких сомнений в том, что эти двое испытывали привязанность друг к другу – а может, и то не поддающееся определению чувство, что называют любовью.
– Мы провели дома всего две недели, – продолжил лорд Фрэнсис со вздохом, – как Кора завела свой обычный разговор. Якобы несправедливо с ее стороны удерживать меня вдали от общества только потому, что она сама привыкла жить в деревне, и что окружение там более здоровое для детей. Я должен приехать на месяц в город – и ей тоже придется поехать, поскольку она не вынесет целый месяц без меня, как и детям, поскольку она не вынесет целый месяц без детей. Я уже понял из опыта, Бридж, что бесполезно спорить с Корой, когда ею овладевают жертвенные порывы. Бесполезно доказывать, что я прекрасно провожу время в деревенском имении в компании жены, и возясь с сыновьями – Аннабел еще слишком мала, чтобы с ней возиться. – Он снова вздохнул, после чего рассмеялся.
– Месяц, – сказал герцог. – Вы должны побывать на моей свадьбе, Неллер. В церкви Святого Георга, конечно.
Лорд Фрэнсис снова посерьезнел.
– Непременно, – сказал он. – Спасибо, Коре будет приятно. Твоя невеста сейчас в Лондоне? Мисс Грей, верно? Да, мисс Грей. Как раз перед твоим приходом я прочел объявление в газете.
– Она приехала два дня назад, – сказал герцог, – и остановилась в гостинице «Палтни», но этим утром переезжает в дом моей матери.
Мать собиралась сама привезти ее. И когда он предложил свою помощь, сказала, что будет лучше, если он не будет сопровождать ее.
– Значит, мы увидим ее сегодня днем? – спросил лорд Фрэнсис. – В парке? Я приеду с Корой. Мы оба с нетерпением ждем возможности познакомиться. Умираем от любопытства – как сказала бы Кора. Ты будешь сопровождать ее на бал, который дают у Берчелов сегодня вечером?
– Нет, – ответил его светлость. – Она.., гм.., все еще отдыхает после путешествия. А сегодняшний переезд утомит ее еще больше.
Очень неубедительное объяснение, понял он, как только произнес последние слова. Какой же неженкой должна выглядеть его невеста, если все еще утомлена путешествием, проделанным два дня назад из Гэмпшира? И неужели будет утомительно проехать в карете из гостиницы в дом матери? В конце концов, багаж перевезут слуги.
Похоже, лорд Фрэнсис чувствует себя неловко. Должно быть, во всех гостиных Лондона уже знают, что он в спешке женится на женщине, которую встретил и скомпрометировал две недели назад, богатой наследнице, которая в прошлом была гувернанткой, а до того – дочерью простого сельского священника. Интерес к ней и к их отношениям, должно быть, дошел до высшей точки. Он задумался о том, стало ли уже известно, что они провели вместе в дороге три дня и две ночи. Он даже не сомневался в этом.
– Как только она начнет принимать, – сказал лорд Фрэнсис, – Кора нанесет визит в дом твоей матушки. Уверен, она захочет прийти вместе с графиней Гринуольд, своей любимой подругой. Ты уже побывал у Таттерсона? Я заходил пару раз и почти решил поставить на кон десяток-другой голов скота, которые мне не нужны. Вот что делают с человеком соблазны городской жизни.
Разговор перешел в привычное русло, пока к ним не присоединились несколько джентльменов, пожелавших поздравить герцога Бриджуотера с помолвкой.
Спустя несколько часов он в одиночку отправился домой. Он переоденется и навестит мать – и Стефани Грей, конечно. Он несколько раз вздохнул, чтобы успокоиться. Его родственницы вчера днем, когда мать вышла из комнаты, чтобы проводить гостей, тут же принялись их обсуждать.
– Алистер, – сказала его сестра Элизабет, как всегда скорая на суждения, – но она ужасна! Это старомодное платье. А прическа! Я видела гувернанток, которые выглядят более элегантно. Она даже не смогла поддержать разговор.
– О, Лиззи, – сказала Джейн успокаивающе, – она просто застенчива. И к тому же она хорошенькая. Я уверена, она лучше справится в следующий раз.
– Наверное, это было для нее очень тяжело, – сказала Луиза. – Первый визит к маме, а тут сидим мы все. Но что за вульгарное создание было с ней. Я думала, она спросит, сколько стоит наш чайный сервиз.
– Вы говорите, – сказал герцог, неподвижно стоя в дверях и чувствуя, как внутри него поднимается холодная ярость – о моей невесте. И о ее родственнице. Я не желаю, чтобы о ней отзывались в подобном тоне. И хочу, чтобы и обращались к ней с уважением, приличествующим моей будущей жене. Я полагаю, это понятно?
Их лица сказали ему, что понятно. Но за его спиной появилась мать. Она неторопливо пересекла комнату и села в кресло, пригласив жестом последовать ей.
– Очень невоспитанно обсуждать людей за их спиной, – сказала она. – Особенно тех, кто не связан с нашей семьей родственными узами. С другой стороны, Алистер, существуют затруднения, на которые нельзя закрывать глаза. Мисс Грей не способна в данный момент выполнять роль герцогини. И миссис Кавендиш никоим образом не может выводить ее в свет. Сядь, милый.
Пока она говорила, он несколько раз порывался встать и дать выход своему недовольству. Она подождала, пока он сядет и возьмет себя в руки, после чего продолжила.
– Мисс Грей – невеста Алистера, – сказала она. – Как бы быстро все ни произошло, но он сделал ей предложение и получил согласие. Объявление уже разослано в газеты и появится завтра в утреннем выпуске. Нельзя игнорировать это, как бы нам ни хотелось. Мисс Грей станет женой Алистера, моей невесткой, вашей сестрой.
– Но, мама… – начала Элизабет. Мать подняла руку, останавливая ее.
– Все, что мы можем сделать, это взять ситуацию в свои руки таким образом, чтобы через месяц мисс Грей смогла предстать перед светом как невеста Алистера. Завтра она переедет сюда, и я возьму ее по свое крыло. Задача не представляется мне невыполнимой. Девушка, как верно заметила Джейн, не лишена красоты. Я также согласна, что она застенчива, но, возможно, не стоило собираться в первый раз нам всем, когда она еще не познакомилась со мной и не виделась с Алистером больше недели. Я уверена, в этом по большей части причина ее смущения.
– Мне не нужно, чтобы ее меняли, мама, – упрямо сказал герцог. – Она мне нравится такой, какая есть.
– Алистер! – с недоверием воскликнула Элизабет.
– Для ее же блага ей нужно измениться, – ответила мать. – Даже если ты настолько упрям или настолько ослеплен, чтобы признать вслух, что ей это необходимо, Алистер, ты должен отдавать себе отчет, что она будет глубоко несчастна, если кто-то не займется ею. Я сделаю это. Ты можешь мне доверять, я не буду сурова или же высокомерна с ней. Она – моя будущая невестка, жена моего сына, мать моих внуков. Я надеюсь, что со временем мы будем относиться друг к другу с любовью и уважением. Иди домой, дорогой, занимайся обычными делами. Я извещу тебя, когда она будет готова.
– Я поеду с тобой завтра в гостиницу, чтобы помочь ей переехать, – сказал он.
– Нет, дорогой, – сказала она ему довольно твердо. – Она будет смущена. Она впервые в чужом городе, расстается с родственницей, которая по сути ей чужая, чтобы тут же поселиться у не менее чужого человека. Не нужно ее смущать твоей неразговорчивостью.
– Я не был неразговорчивым, – запротестовал он, хотя понимал, что спорить с матерью – ниже его достоинства. – Мне вообще показалось, что я был единственным, кто разговаривал с миссис Кавендиш.
– И при этом благополучно игнорировал свою невесту, – ответила мать.
Потому что он неловко чувствовал себя при всех. Но как же тогда она должна была себя чувствовать?
– Я повезу ее в парк завтра, – сказал он. – Ее следует представить свету. Во время прогулки это можно будет сделать наиболее естественно. Не так обязывает, как званый вечер или бал.
Мать прищелкнула языком.
– Алистер, – сказала она, – и как, по-твоему, ее примет свет, если она будет одета, как сегодня вечером? Или одета в платье – я не сомневаюсь, что оно чудовищно – из розового муслина, которое упомянула миссис Кавендиш? В свой первый выход в свет она должна выглядеть наилучшим образом. С нетерпением жду, когда увижу приличную прическу у нее на голове – какие чудесные волосы! Тебе понравился цвет, Луиза? Нет, мисс Грей не появится ни в парке, ни еще где-либо как минимум неделю. И я бы предложила, чтобы ты не виделся с ней все это время, Алистер, до тех пор, пока она не освоится и не станет уверенней.
– Нет, – сказал он, – я абсолютно не согласен, мама. Она – моя невеста. Я нанесу визит завтра днем. В твоем присутствии, конечно. Но я был бы благодарен, если бы ты на минуту оставила нас одних.
Он настоял на своем решении. И вот, направляясь домой, чтобы переодеться, он обдумывал будущий визит и думал о том, как странно будет сидеть в гостиной и пытаться завести разговор с мисс Грей под присмотром матери. Оставит ли она их наедине?
Он почти растерялся во время вчерашнего визита. Она казалась почти некрасивой и начисто лишенной характера, когда сидела вот так, молча и безучастно, в старомодном голубом платье, с волосами, собранными в невыразительный узел. Она не съела ни кусочка пирога и даже не пригубила чай. Она говорила, только когда обращались прямо к ней, но и в этих случаях отвечала односложно. Она ни разу не посмотрела ему в глаза. Она не дала ему возможности заговорить с ней, даже если бы он захотел.
Его охватила паника. И с этой женщиной он собрался провести остаток своих дней?
Но ни растерянность, ни паника не владели им долго. Отчасти его спасла критическая реакция женщин. Как они смеют осуждать ее, если по его вине она попала в подобное положение и явно чувствует себя неловко? Отчасти его спасли воспоминания.
Он вспомнил, какой она была те три дня – вульгарно одетой, но утонченной в манерах и речи. Да, теперь, зная всю правду, он ясно это видел. Вульгарность не распространялась дальше того отвратительного костюма. Он вспомнил ее улыбки – кокетливые, как тогда ему казалось, но простые и искренние, как он понял сейчас. Он вспомнил, с какой теплотой и любовью она рассказывала о своем детстве и взрослении, с умом рассуждая о книгах, детях и воспитании.
Как он мог так ошибаться? Казалось невероятным, что он составил свое представление о ней, основываясь на плаще цвета фуксии и розовой шляпке с разноцветными перьями. Неужели теперь он составит свое мнение, основываясь на немодном голубом платье и неловких манерах – и на вульгарности ее спутницы?
Она заслуживает, чтобы он отнесся к ней с большим вниманием.
И он помнил, конечно, женщину, увиденную в первую ночь, когда она откинулась на кровати, опершись на руки – лицо, поднятое вверх, волна рыжих волос, разметавшихся за ее спиной.
Нет, она не некрасива. Ни в коем случае. Легко было воскресить волну желания, которое он почувствовал к ней тем вечером.
Но какая же настоящая Стефани Грей? Он не знал. Но он должен был узнать. Если он хочет, чтобы из этого брака хоть что-то получилось, он должен понять, какая она на самом деле, и должен научиться смиряться и даже любить ту, какой она окажется. Нельзя позволять матери менять ее слишком сильно.
Он ускорил шаги. Он испытывал волнение перед сегодняшним визитом, почти как перед вчерашним.
Она снова надела голубое платье. Герцогиня предложила подобрать что-нибудь новое на сегодня, но после подробного изучения гардероба Стефани ее светлости пришлось признать, что голубое – единственный приемлемый вариант.
– Серое платье слишком простое и даже потрепанное, – сказала герцогиня. – А остальные платья.., ужасны, если ты простишь мне мою прямоту, милая. Я буду права, если скажу, что в их выборе чувствуется рука миссис Кавендиш?
– Да, ваша светлость, – сказала Стефани. – Она уверяла меня, что платья – самые модные, хотя я возненавидела их еще до того, как они были сшиты.
Она чувствовала себя невежливой по отношению к миссис Кавендиш, но еще больше ее пугала мысль, что герцогиня подумает, будто платья отражают вкусы самой Стефани.
– У меня есть на примете несколько служанок, которые умрут от счастья, получив их, – сказала ее светлость. – Может, тебе будет удобнее называть меня мамой? Так ты быстрее забудешь, что я – человек, который внушает тебе страх.
Стефани не была уверена, что название способно что-то изменить. Уверенность в себе, некая царственность и неосознанное превосходство – вот что в будущей свекрови вселяло в нее страх.
– Да, спасибо, – сказала она, – мама.
– Я буду называть тебя Стефани, – объявила герцогиня. – Такое красивое имя.
Так что придется носить голубое платье, пока завтра они не отправятся к модистке, где проведут – герцогиня подчеркнула это – весь день, подбирая все от первой до последней детали туалета, на все случаи жизни для всех событий, ожидающих Стефани следующие шесть месяцев.
– Не будем заглядывать дальше, – сказала герцогиня как бы между прочим. – Если все пойдет как надо, тебе понадобится более свободная одежда на последующие шесть месяцев.
Стефани понадобилось несколько минут, чтобы понять, что имеется в виду. Она покраснела, когда поняла.
Ее светлость собиралась нанять горничную для Стефани – той, которая приехала вместе с миссис Кавендиш, щедро заплатили и отправили обратно. Пока же личная горничная герцогини была прислана в комнаты Стефани, чтобы заняться ее волосами. Локоны и завитки, полученные в результате, смотрелись не в пример лучше тех, что были на ней вчера. Они даже придавали ей элегантный вид. Герцогиня, склонив голову набок, смотрела на полученный эффект.
– Нет, – сказала наконец Стефани. Прошлой ночью в гостинице, очень длинной и бессонной ночью, она поклялась, что перестанет заикаться от страха. Но, конечно, легче сказать, чем сделать. Она снова дрожала. – Это очень красиво, Мари. Но, ваша.., мама, это не я. Я… Я не могу.
– Может, для бала? – сказала герцогиня. – Конечно, эта прическа выгодно подчеркивает твои достоинства. Но если днем тебе удобнее с чем-то более простым, Мари что-нибудь придумает. Но только не вчерашний невыразительный узел, Стефани. Давай поищем компромисс между двумя этими крайностями.
Они попытались, и обе оказались довольны результатом. Волосы Стефани зачесали назад, но не стали туго закалывать, а слегка завили сзади.
– Да, – сказала Стефани. – Да, мне так нравится. Спасибо большое, Мари. У вас все замечательно получается. Боюсь, я причинила вам немало беспокойства, заставив изменить тот изысканный стиль, который вы продемонстрировали мне первый раз. – Она улыбнулась служанке в зеркало.
– Да, так очень хорошо, – согласилась герцогиня, делая служанке знак уйти. Подождав, пока та закроет за собой дверь, она мягко продолжила:
– Нет нужды благодарить слуг, Стефани. Достаточно сдержанной похвалы время от времени. И, конечно, не стоит извиняться за причиненное беспокойство. Слугам платят, чтобы они работали.
Стефани, которая все еще сидела у трюмо, посмотрела на отражение своей будущей свекрови. Она покраснела. Какой бестактной она, должно быть, выглядит. И все же она сомневалась, что перестанет видеть в слугах людей, как, например, делали Бернаби. Слуги – такие же люди.
– Прошу прощения, мама, – сказала она. Ее светлость улыбнулась.
– Тебе предстоит стать герцогиней, Стефани, – сказала она. – Значит, на тебя будут смотреть, как на герцогиню. Много, конечно, лишнего, но это – жизнь. Тебе придется научиться различать гордость и тщеславие и балансировать между ними. От тебя ждут, что ты будешь смотреть на прочих сверху вниз, за исключением, конечно, членов королевской семьи. Это получится, если ты будешь любезна, но не фамильярна. Тебе будет легче в будущем, если ты с самого начала начнешь вырабатывать правильные манеры. Пройдет не меньше недели, прежде чем сошьют достаточно одежды, чтобы ты могла посещать приемы. Мы используем эту неделю, чтобы подготовить тебя. Это не так страшно, как тебе кажется. Достаточно один раз принять как телом, так и душой мысль о том, что ты больше никому не подчиняешься, что ты станешь женой Алистера, его герцогиней, и весь страх перед встречей со светом пройдет. Большинство представителей высшего света будут подчиняться тебе.
– Вы вчера знали, что я испугалась? – спросила Стефани.
Герцогиня подняла брови.
– Я надеюсь, что ты испугалась, – сказала она. – Не хочется думать, что вчерашнее поведение – лучшее, на что ты способна.
Стефани смутилась.
– Да и сейчас, – сказала ее светлость, – ты никоим образом не относишься к низшим кругам. Твой отец был джентльменом, а мать – леди. Ты – богатая женщина, независимая богатая женщина, что редко встречается. Не так много женщин, в чьем единоличном распоряжении находится такое имение, как Синдон-Парк. Алистер придет сегодня к чаю, дорогая. Он будет уже скоро. Он рос, с детства зная, что однажды станет герцогом и главой семьи. И вот уже одиннадцать лет, со дня смерти моего мужа, успешно справляется с обеими обязанностями. Ему свойственны внушенные с самого рождения независимые манеры и упрямая гордость. Он очень похож на своего отца. Чтобы доставить ему удовольствие, ты должна стать ему ровней. Этого не получится, если ты будешь трепетать перед ним и бояться поднять на него глаза. Брак не может быть счастливым, если партнеры не равны. Сегодня я оставлю тебя наедине с Алистером на полчаса. Ты должна поговорить с ним.
Ее светлость до сих пор ни разу не упомянула, что он придет к чаю. Стефани была уверена, что не увидит его, пока не будет выглядеть, как полагается. Он, должно быть, был недоволен ею вчера. Он держался холодно, хоть и был вежлив, особенно с кузиной Бертой, которую все остальные леди игнорировали.
Неужели герцогиня сказала правду? Если она станет такой, как хочет герцогиня, будет ли он доволен? Будет ли ей легче вести образ жизни герцогини? Будет ли их брак иметь больше шансов на успех?
Но хочет ли она сама меняться? Она всегда помнила о собственном несовершенстве – да и как иначе, ведь она была дочерью священника, – и она всегда хотела стать лучше. Но в целом она была довольна тем, какой была. Неужели ей предстояло стать повторением ее будущей свекрови? Сможет ли она думать, чувствовать и вести себя, как человек, выше всех по рождению, кроме королевской семьи? Отец учил ее думать о себе как о равной всем, но вести себя, как низшая из служанок, как беднейшая из бедных. Ее отец, конечно, преувеличивал, но все равно уверенность в собственном превосходстве была чужда ее натуре.
Хочет ли она измениться настолько?
Хочет ли она, чтобы он был доволен? Она должна добиться его одобрения. Его доброта и порядочность довели его до этого – жениться на женщине, которая никоим образом не подходила ему в качестве жены.
Она отдала бы все, думала она, – почти все на земле, – чтобы выпутаться из этой ужасной неприятности. Ей казалось, что она переживает кошмар наяву.
И все же иногда ей хотелось рассмеяться. Когда-то она была гувернанткой, а теперь – богатая, независимая женщина. Она была дочерью священника, а станет герцогиней. Она была двадцатишестилетней старой девой, а теперь выходит замуж за красивого, влиятельного мужчину, Разве это кошмар?
– Пошли, Стефани, – говорила в это время герцогиня. – Пора спуститься в гостиную и подготовиться к визиту Алистера. Подними подбородок, дорогая. Вот так. Теперь ты выглядишь более приемлемо. Помни, что всегда следует держать его поднятым. Ты кое-что из себя представляешь. Ты станешь герцогиней Бриджуотер меньше чем через месяц.
И она увидит герцога Бриджуотера через несколько минут, думала она. Интересно, будет ли он держаться, как будто они незнакомы, как это было вчера. Она вздрогнула и напомнила себе, что должна держать подбородок поднятым, когда последовала за будущей свекровью вниз по лестнице.
Лорд Фрэнсис с радостью отложил бумаги, чтобы поздороваться с давним другом.
– Бридж, – сказал он, вставая из-за стола и сердечно пожимая герцогу руку, – как поживаешь, старина? Да, мне тебя поздравить или выразить сочувствие? – Он немного неуверенно улыбнулся.
Бриджуотер поднял бровь и посмотрел на него сквозь монокль.
– Я бы предпочел поздравления, – сказал он. – Спасибо.
Они сели.
– Помню, как ты говорил, – сказал лорд Фрэнсис, – что собираешься стать затворником. Что боишься даже посмотреть на какую-нибудь девушку, чтобы против соей воли не попасть под венец. Как раз перед тем, как я женился на Коре, – и ты во всем винил себя. Но вот это и случилось с тобой.
Его светлость сделал паузу, чтобы понюхать табак, и постарался не заметить последнего замечания.
– Как поживает леди Фрэнсис? – спросил он. – Как дети? Надеюсь, нормально, после того как вы сначала гостили в Йоркшире и потом проделали долгое путешествие домой?
– Замечательно, – сказал лорд Фрэнсис с улыбкой. – Нам повезло, что последней родилась девочка. Кора уже начала меня укорять, что я хочу произвести на свет целую крикетную команду. И должен заметить, что крайне приятно стать отцом дочери. Мне придется себя сдерживать, чтобы не избаловать ее.
«Брак, который оказался очень неплохим, несмотря на неблагоприятное начало», – мрачно подумал Бриджуотер. Лорд Фрэнсис Неллер, сын и брат герцога, был вынужден сделать предложение дочери бристольского торговца, после того как дважды публично скомпрометировал ее – оба раза непреднамеренно. И Бриджуотер действительно винил себя в этом. Кора Даунс в то время была протеже его матери, и герцог сам представил ее Неллеру и попросил пригласить ее на танец.
В течение последовавших шести лет его светлость встречался с этой парой не однажды, последний раз – в Йоркшире в гостях у графа Торнхила. Не было никаких сомнений в том, что эти двое испытывали привязанность друг к другу – а может, и то не поддающееся определению чувство, что называют любовью.
– Мы провели дома всего две недели, – продолжил лорд Фрэнсис со вздохом, – как Кора завела свой обычный разговор. Якобы несправедливо с ее стороны удерживать меня вдали от общества только потому, что она сама привыкла жить в деревне, и что окружение там более здоровое для детей. Я должен приехать на месяц в город – и ей тоже придется поехать, поскольку она не вынесет целый месяц без меня, как и детям, поскольку она не вынесет целый месяц без детей. Я уже понял из опыта, Бридж, что бесполезно спорить с Корой, когда ею овладевают жертвенные порывы. Бесполезно доказывать, что я прекрасно провожу время в деревенском имении в компании жены, и возясь с сыновьями – Аннабел еще слишком мала, чтобы с ней возиться. – Он снова вздохнул, после чего рассмеялся.
– Месяц, – сказал герцог. – Вы должны побывать на моей свадьбе, Неллер. В церкви Святого Георга, конечно.
Лорд Фрэнсис снова посерьезнел.
– Непременно, – сказал он. – Спасибо, Коре будет приятно. Твоя невеста сейчас в Лондоне? Мисс Грей, верно? Да, мисс Грей. Как раз перед твоим приходом я прочел объявление в газете.
– Она приехала два дня назад, – сказал герцог, – и остановилась в гостинице «Палтни», но этим утром переезжает в дом моей матери.
Мать собиралась сама привезти ее. И когда он предложил свою помощь, сказала, что будет лучше, если он не будет сопровождать ее.
– Значит, мы увидим ее сегодня днем? – спросил лорд Фрэнсис. – В парке? Я приеду с Корой. Мы оба с нетерпением ждем возможности познакомиться. Умираем от любопытства – как сказала бы Кора. Ты будешь сопровождать ее на бал, который дают у Берчелов сегодня вечером?
– Нет, – ответил его светлость. – Она.., гм.., все еще отдыхает после путешествия. А сегодняшний переезд утомит ее еще больше.
Очень неубедительное объяснение, понял он, как только произнес последние слова. Какой же неженкой должна выглядеть его невеста, если все еще утомлена путешествием, проделанным два дня назад из Гэмпшира? И неужели будет утомительно проехать в карете из гостиницы в дом матери? В конце концов, багаж перевезут слуги.
Похоже, лорд Фрэнсис чувствует себя неловко. Должно быть, во всех гостиных Лондона уже знают, что он в спешке женится на женщине, которую встретил и скомпрометировал две недели назад, богатой наследнице, которая в прошлом была гувернанткой, а до того – дочерью простого сельского священника. Интерес к ней и к их отношениям, должно быть, дошел до высшей точки. Он задумался о том, стало ли уже известно, что они провели вместе в дороге три дня и две ночи. Он даже не сомневался в этом.
– Как только она начнет принимать, – сказал лорд Фрэнсис, – Кора нанесет визит в дом твоей матушки. Уверен, она захочет прийти вместе с графиней Гринуольд, своей любимой подругой. Ты уже побывал у Таттерсона? Я заходил пару раз и почти решил поставить на кон десяток-другой голов скота, которые мне не нужны. Вот что делают с человеком соблазны городской жизни.
Разговор перешел в привычное русло, пока к ним не присоединились несколько джентльменов, пожелавших поздравить герцога Бриджуотера с помолвкой.
Спустя несколько часов он в одиночку отправился домой. Он переоденется и навестит мать – и Стефани Грей, конечно. Он несколько раз вздохнул, чтобы успокоиться. Его родственницы вчера днем, когда мать вышла из комнаты, чтобы проводить гостей, тут же принялись их обсуждать.
– Алистер, – сказала его сестра Элизабет, как всегда скорая на суждения, – но она ужасна! Это старомодное платье. А прическа! Я видела гувернанток, которые выглядят более элегантно. Она даже не смогла поддержать разговор.
– О, Лиззи, – сказала Джейн успокаивающе, – она просто застенчива. И к тому же она хорошенькая. Я уверена, она лучше справится в следующий раз.
– Наверное, это было для нее очень тяжело, – сказала Луиза. – Первый визит к маме, а тут сидим мы все. Но что за вульгарное создание было с ней. Я думала, она спросит, сколько стоит наш чайный сервиз.
– Вы говорите, – сказал герцог, неподвижно стоя в дверях и чувствуя, как внутри него поднимается холодная ярость – о моей невесте. И о ее родственнице. Я не желаю, чтобы о ней отзывались в подобном тоне. И хочу, чтобы и обращались к ней с уважением, приличествующим моей будущей жене. Я полагаю, это понятно?
Их лица сказали ему, что понятно. Но за его спиной появилась мать. Она неторопливо пересекла комнату и села в кресло, пригласив жестом последовать ей.
– Очень невоспитанно обсуждать людей за их спиной, – сказала она. – Особенно тех, кто не связан с нашей семьей родственными узами. С другой стороны, Алистер, существуют затруднения, на которые нельзя закрывать глаза. Мисс Грей не способна в данный момент выполнять роль герцогини. И миссис Кавендиш никоим образом не может выводить ее в свет. Сядь, милый.
Пока она говорила, он несколько раз порывался встать и дать выход своему недовольству. Она подождала, пока он сядет и возьмет себя в руки, после чего продолжила.
– Мисс Грей – невеста Алистера, – сказала она. – Как бы быстро все ни произошло, но он сделал ей предложение и получил согласие. Объявление уже разослано в газеты и появится завтра в утреннем выпуске. Нельзя игнорировать это, как бы нам ни хотелось. Мисс Грей станет женой Алистера, моей невесткой, вашей сестрой.
– Но, мама… – начала Элизабет. Мать подняла руку, останавливая ее.
– Все, что мы можем сделать, это взять ситуацию в свои руки таким образом, чтобы через месяц мисс Грей смогла предстать перед светом как невеста Алистера. Завтра она переедет сюда, и я возьму ее по свое крыло. Задача не представляется мне невыполнимой. Девушка, как верно заметила Джейн, не лишена красоты. Я также согласна, что она застенчива, но, возможно, не стоило собираться в первый раз нам всем, когда она еще не познакомилась со мной и не виделась с Алистером больше недели. Я уверена, в этом по большей части причина ее смущения.
– Мне не нужно, чтобы ее меняли, мама, – упрямо сказал герцог. – Она мне нравится такой, какая есть.
– Алистер! – с недоверием воскликнула Элизабет.
– Для ее же блага ей нужно измениться, – ответила мать. – Даже если ты настолько упрям или настолько ослеплен, чтобы признать вслух, что ей это необходимо, Алистер, ты должен отдавать себе отчет, что она будет глубоко несчастна, если кто-то не займется ею. Я сделаю это. Ты можешь мне доверять, я не буду сурова или же высокомерна с ней. Она – моя будущая невестка, жена моего сына, мать моих внуков. Я надеюсь, что со временем мы будем относиться друг к другу с любовью и уважением. Иди домой, дорогой, занимайся обычными делами. Я извещу тебя, когда она будет готова.
– Я поеду с тобой завтра в гостиницу, чтобы помочь ей переехать, – сказал он.
– Нет, дорогой, – сказала она ему довольно твердо. – Она будет смущена. Она впервые в чужом городе, расстается с родственницей, которая по сути ей чужая, чтобы тут же поселиться у не менее чужого человека. Не нужно ее смущать твоей неразговорчивостью.
– Я не был неразговорчивым, – запротестовал он, хотя понимал, что спорить с матерью – ниже его достоинства. – Мне вообще показалось, что я был единственным, кто разговаривал с миссис Кавендиш.
– И при этом благополучно игнорировал свою невесту, – ответила мать.
Потому что он неловко чувствовал себя при всех. Но как же тогда она должна была себя чувствовать?
– Я повезу ее в парк завтра, – сказал он. – Ее следует представить свету. Во время прогулки это можно будет сделать наиболее естественно. Не так обязывает, как званый вечер или бал.
Мать прищелкнула языком.
– Алистер, – сказала она, – и как, по-твоему, ее примет свет, если она будет одета, как сегодня вечером? Или одета в платье – я не сомневаюсь, что оно чудовищно – из розового муслина, которое упомянула миссис Кавендиш? В свой первый выход в свет она должна выглядеть наилучшим образом. С нетерпением жду, когда увижу приличную прическу у нее на голове – какие чудесные волосы! Тебе понравился цвет, Луиза? Нет, мисс Грей не появится ни в парке, ни еще где-либо как минимум неделю. И я бы предложила, чтобы ты не виделся с ней все это время, Алистер, до тех пор, пока она не освоится и не станет уверенней.
– Нет, – сказал он, – я абсолютно не согласен, мама. Она – моя невеста. Я нанесу визит завтра днем. В твоем присутствии, конечно. Но я был бы благодарен, если бы ты на минуту оставила нас одних.
Он настоял на своем решении. И вот, направляясь домой, чтобы переодеться, он обдумывал будущий визит и думал о том, как странно будет сидеть в гостиной и пытаться завести разговор с мисс Грей под присмотром матери. Оставит ли она их наедине?
Он почти растерялся во время вчерашнего визита. Она казалась почти некрасивой и начисто лишенной характера, когда сидела вот так, молча и безучастно, в старомодном голубом платье, с волосами, собранными в невыразительный узел. Она не съела ни кусочка пирога и даже не пригубила чай. Она говорила, только когда обращались прямо к ней, но и в этих случаях отвечала односложно. Она ни разу не посмотрела ему в глаза. Она не дала ему возможности заговорить с ней, даже если бы он захотел.
Его охватила паника. И с этой женщиной он собрался провести остаток своих дней?
Но ни растерянность, ни паника не владели им долго. Отчасти его спасла критическая реакция женщин. Как они смеют осуждать ее, если по его вине она попала в подобное положение и явно чувствует себя неловко? Отчасти его спасли воспоминания.
Он вспомнил, какой она была те три дня – вульгарно одетой, но утонченной в манерах и речи. Да, теперь, зная всю правду, он ясно это видел. Вульгарность не распространялась дальше того отвратительного костюма. Он вспомнил ее улыбки – кокетливые, как тогда ему казалось, но простые и искренние, как он понял сейчас. Он вспомнил, с какой теплотой и любовью она рассказывала о своем детстве и взрослении, с умом рассуждая о книгах, детях и воспитании.
Как он мог так ошибаться? Казалось невероятным, что он составил свое представление о ней, основываясь на плаще цвета фуксии и розовой шляпке с разноцветными перьями. Неужели теперь он составит свое мнение, основываясь на немодном голубом платье и неловких манерах – и на вульгарности ее спутницы?
Она заслуживает, чтобы он отнесся к ней с большим вниманием.
И он помнил, конечно, женщину, увиденную в первую ночь, когда она откинулась на кровати, опершись на руки – лицо, поднятое вверх, волна рыжих волос, разметавшихся за ее спиной.
Нет, она не некрасива. Ни в коем случае. Легко было воскресить волну желания, которое он почувствовал к ней тем вечером.
Но какая же настоящая Стефани Грей? Он не знал. Но он должен был узнать. Если он хочет, чтобы из этого брака хоть что-то получилось, он должен понять, какая она на самом деле, и должен научиться смиряться и даже любить ту, какой она окажется. Нельзя позволять матери менять ее слишком сильно.
Он ускорил шаги. Он испытывал волнение перед сегодняшним визитом, почти как перед вчерашним.
Она снова надела голубое платье. Герцогиня предложила подобрать что-нибудь новое на сегодня, но после подробного изучения гардероба Стефани ее светлости пришлось признать, что голубое – единственный приемлемый вариант.
– Серое платье слишком простое и даже потрепанное, – сказала герцогиня. – А остальные платья.., ужасны, если ты простишь мне мою прямоту, милая. Я буду права, если скажу, что в их выборе чувствуется рука миссис Кавендиш?
– Да, ваша светлость, – сказала Стефани. – Она уверяла меня, что платья – самые модные, хотя я возненавидела их еще до того, как они были сшиты.
Она чувствовала себя невежливой по отношению к миссис Кавендиш, но еще больше ее пугала мысль, что герцогиня подумает, будто платья отражают вкусы самой Стефани.
– У меня есть на примете несколько служанок, которые умрут от счастья, получив их, – сказала ее светлость. – Может, тебе будет удобнее называть меня мамой? Так ты быстрее забудешь, что я – человек, который внушает тебе страх.
Стефани не была уверена, что название способно что-то изменить. Уверенность в себе, некая царственность и неосознанное превосходство – вот что в будущей свекрови вселяло в нее страх.
– Да, спасибо, – сказала она, – мама.
– Я буду называть тебя Стефани, – объявила герцогиня. – Такое красивое имя.
Так что придется носить голубое платье, пока завтра они не отправятся к модистке, где проведут – герцогиня подчеркнула это – весь день, подбирая все от первой до последней детали туалета, на все случаи жизни для всех событий, ожидающих Стефани следующие шесть месяцев.
– Не будем заглядывать дальше, – сказала герцогиня как бы между прочим. – Если все пойдет как надо, тебе понадобится более свободная одежда на последующие шесть месяцев.
Стефани понадобилось несколько минут, чтобы понять, что имеется в виду. Она покраснела, когда поняла.
Ее светлость собиралась нанять горничную для Стефани – той, которая приехала вместе с миссис Кавендиш, щедро заплатили и отправили обратно. Пока же личная горничная герцогини была прислана в комнаты Стефани, чтобы заняться ее волосами. Локоны и завитки, полученные в результате, смотрелись не в пример лучше тех, что были на ней вчера. Они даже придавали ей элегантный вид. Герцогиня, склонив голову набок, смотрела на полученный эффект.
– Нет, – сказала наконец Стефани. Прошлой ночью в гостинице, очень длинной и бессонной ночью, она поклялась, что перестанет заикаться от страха. Но, конечно, легче сказать, чем сделать. Она снова дрожала. – Это очень красиво, Мари. Но, ваша.., мама, это не я. Я… Я не могу.
– Может, для бала? – сказала герцогиня. – Конечно, эта прическа выгодно подчеркивает твои достоинства. Но если днем тебе удобнее с чем-то более простым, Мари что-нибудь придумает. Но только не вчерашний невыразительный узел, Стефани. Давай поищем компромисс между двумя этими крайностями.
Они попытались, и обе оказались довольны результатом. Волосы Стефани зачесали назад, но не стали туго закалывать, а слегка завили сзади.
– Да, – сказала Стефани. – Да, мне так нравится. Спасибо большое, Мари. У вас все замечательно получается. Боюсь, я причинила вам немало беспокойства, заставив изменить тот изысканный стиль, который вы продемонстрировали мне первый раз. – Она улыбнулась служанке в зеркало.
– Да, так очень хорошо, – согласилась герцогиня, делая служанке знак уйти. Подождав, пока та закроет за собой дверь, она мягко продолжила:
– Нет нужды благодарить слуг, Стефани. Достаточно сдержанной похвалы время от времени. И, конечно, не стоит извиняться за причиненное беспокойство. Слугам платят, чтобы они работали.
Стефани, которая все еще сидела у трюмо, посмотрела на отражение своей будущей свекрови. Она покраснела. Какой бестактной она, должно быть, выглядит. И все же она сомневалась, что перестанет видеть в слугах людей, как, например, делали Бернаби. Слуги – такие же люди.
– Прошу прощения, мама, – сказала она. Ее светлость улыбнулась.
– Тебе предстоит стать герцогиней, Стефани, – сказала она. – Значит, на тебя будут смотреть, как на герцогиню. Много, конечно, лишнего, но это – жизнь. Тебе придется научиться различать гордость и тщеславие и балансировать между ними. От тебя ждут, что ты будешь смотреть на прочих сверху вниз, за исключением, конечно, членов королевской семьи. Это получится, если ты будешь любезна, но не фамильярна. Тебе будет легче в будущем, если ты с самого начала начнешь вырабатывать правильные манеры. Пройдет не меньше недели, прежде чем сошьют достаточно одежды, чтобы ты могла посещать приемы. Мы используем эту неделю, чтобы подготовить тебя. Это не так страшно, как тебе кажется. Достаточно один раз принять как телом, так и душой мысль о том, что ты больше никому не подчиняешься, что ты станешь женой Алистера, его герцогиней, и весь страх перед встречей со светом пройдет. Большинство представителей высшего света будут подчиняться тебе.
– Вы вчера знали, что я испугалась? – спросила Стефани.
Герцогиня подняла брови.
– Я надеюсь, что ты испугалась, – сказала она. – Не хочется думать, что вчерашнее поведение – лучшее, на что ты способна.
Стефани смутилась.
– Да и сейчас, – сказала ее светлость, – ты никоим образом не относишься к низшим кругам. Твой отец был джентльменом, а мать – леди. Ты – богатая женщина, независимая богатая женщина, что редко встречается. Не так много женщин, в чьем единоличном распоряжении находится такое имение, как Синдон-Парк. Алистер придет сегодня к чаю, дорогая. Он будет уже скоро. Он рос, с детства зная, что однажды станет герцогом и главой семьи. И вот уже одиннадцать лет, со дня смерти моего мужа, успешно справляется с обеими обязанностями. Ему свойственны внушенные с самого рождения независимые манеры и упрямая гордость. Он очень похож на своего отца. Чтобы доставить ему удовольствие, ты должна стать ему ровней. Этого не получится, если ты будешь трепетать перед ним и бояться поднять на него глаза. Брак не может быть счастливым, если партнеры не равны. Сегодня я оставлю тебя наедине с Алистером на полчаса. Ты должна поговорить с ним.
Ее светлость до сих пор ни разу не упомянула, что он придет к чаю. Стефани была уверена, что не увидит его, пока не будет выглядеть, как полагается. Он, должно быть, был недоволен ею вчера. Он держался холодно, хоть и был вежлив, особенно с кузиной Бертой, которую все остальные леди игнорировали.
Неужели герцогиня сказала правду? Если она станет такой, как хочет герцогиня, будет ли он доволен? Будет ли ей легче вести образ жизни герцогини? Будет ли их брак иметь больше шансов на успех?
Но хочет ли она сама меняться? Она всегда помнила о собственном несовершенстве – да и как иначе, ведь она была дочерью священника, – и она всегда хотела стать лучше. Но в целом она была довольна тем, какой была. Неужели ей предстояло стать повторением ее будущей свекрови? Сможет ли она думать, чувствовать и вести себя, как человек, выше всех по рождению, кроме королевской семьи? Отец учил ее думать о себе как о равной всем, но вести себя, как низшая из служанок, как беднейшая из бедных. Ее отец, конечно, преувеличивал, но все равно уверенность в собственном превосходстве была чужда ее натуре.
Хочет ли она измениться настолько?
Хочет ли она, чтобы он был доволен? Она должна добиться его одобрения. Его доброта и порядочность довели его до этого – жениться на женщине, которая никоим образом не подходила ему в качестве жены.
Она отдала бы все, думала она, – почти все на земле, – чтобы выпутаться из этой ужасной неприятности. Ей казалось, что она переживает кошмар наяву.
И все же иногда ей хотелось рассмеяться. Когда-то она была гувернанткой, а теперь – богатая, независимая женщина. Она была дочерью священника, а станет герцогиней. Она была двадцатишестилетней старой девой, а теперь выходит замуж за красивого, влиятельного мужчину, Разве это кошмар?
– Пошли, Стефани, – говорила в это время герцогиня. – Пора спуститься в гостиную и подготовиться к визиту Алистера. Подними подбородок, дорогая. Вот так. Теперь ты выглядишь более приемлемо. Помни, что всегда следует держать его поднятым. Ты кое-что из себя представляешь. Ты станешь герцогиней Бриджуотер меньше чем через месяц.
И она увидит герцога Бриджуотера через несколько минут, думала она. Интересно, будет ли он держаться, как будто они незнакомы, как это было вчера. Она вздрогнула и напомнила себе, что должна держать подбородок поднятым, когда последовала за будущей свекровью вниз по лестнице.
ГЛАВА 8
На ней было все то же простое платье, что и вчера. Ее лицо было по-прежнему бледным, а под глазами залегли темные круги, будто она не спала несколько ночей. «Скорее всего, не спала», – подумал он. Как и он сам. Она снова не улыбалась. Только прическа изменилась. Ненамного, правда. Волосы были все так же зачесаны назад и сколоты на затылке, только не так туго, как обычно, от чего казались более мягкими и пушистыми. Узел заменили небольшие изящные локоны.
Она все еще выглядела гувернанткой.
Но сегодня она была почти красивой.
– Мисс Грей.
Он склонился над рукой Стефани – ладонь была такой же холодной, как вчера – и поднял глаза на нее. Сегодня она ответила на его взгляд. Он сразу вспомнил о золотых искорках в ее глазах.
– Ваша светлость, – произнесла она почти шепотом.
Они продвинулись не дальше, чем вчера днем в это же время.
– Проводи Стефани к креслу, Алистер, – сказала мать. – И садись сам. Ты можешь стоять и изображать всем своим видом герцога, когда читаешь речь в палате лордов, но здесь ты – мой сын и гость.
Вот как? Мать зовет Стефани просто «Стефани», не так ли? Он пока себе такого не позволял. Он задумался, насколько искренне верит мать в то, что задача, которую она на себя взвалила, выполнима.
Они поговорили некоторое время о погоде, которая была дождливой и ветреной и ничуть не изменилась за последнюю неделю или две. Они поговорили о гостинице «Палтни», поскольку о ней зашел разговор, и он вместе с матерью рассказал мисс Грей о визите, упомянутом вчера. Русский царь и его сестра останавливались там, когда были в Лондоне вместе с представителями других королевских домов, празднуя победу Европы над Наполеоном Бонапартом – еще до Ватерлоо. И он рассуждал о битве под Ватерлоо, пока мать не дала ему взглядом понять, что война – неподходящая тема для бесед с леди.
Она все еще выглядела гувернанткой.
Но сегодня она была почти красивой.
– Мисс Грей.
Он склонился над рукой Стефани – ладонь была такой же холодной, как вчера – и поднял глаза на нее. Сегодня она ответила на его взгляд. Он сразу вспомнил о золотых искорках в ее глазах.
– Ваша светлость, – произнесла она почти шепотом.
Они продвинулись не дальше, чем вчера днем в это же время.
– Проводи Стефани к креслу, Алистер, – сказала мать. – И садись сам. Ты можешь стоять и изображать всем своим видом герцога, когда читаешь речь в палате лордов, но здесь ты – мой сын и гость.
Вот как? Мать зовет Стефани просто «Стефани», не так ли? Он пока себе такого не позволял. Он задумался, насколько искренне верит мать в то, что задача, которую она на себя взвалила, выполнима.
Они поговорили некоторое время о погоде, которая была дождливой и ветреной и ничуть не изменилась за последнюю неделю или две. Они поговорили о гостинице «Палтни», поскольку о ней зашел разговор, и он вместе с матерью рассказал мисс Грей о визите, упомянутом вчера. Русский царь и его сестра останавливались там, когда были в Лондоне вместе с представителями других королевских домов, празднуя победу Европы над Наполеоном Бонапартом – еще до Ватерлоо. И он рассуждал о битве под Ватерлоо, пока мать не дала ему взглядом понять, что война – неподходящая тема для бесед с леди.