СОДЕРЖАНИЕ
Александр БЕЛОВ
БРИГАДА — 4
Последний выстрел
Книга четвертая
1997-1998
Часть 1
НАЕЗД
I
Больше года минуло с того дня, когда Фил очутился в палате реанимации. Больше года проливала слезы у постели неподвижного мужа Тамара. И больше года Белый искал возможности отомстить Кордону.
Это желание оказалось настолько сильным, что даже оттеснило на второй план беспокойство о судьбе друга. Нет, Белов навещал Фила в больнице, беседовал с врачами и делал для него все необходимое. Но, стоя у постели Фила, он постоянно думал о том, как поквитаться с продюсером. Его неотступно преследовала одна навязчивая мысль — пока подонок Кордон топчет землю, Филу не выкарабкаться!
Но убрать продюсера оказалось непросто. Сразу после взрыва он исчез из Москвы. Белову удалось выяснить, что он удрал в Штаты, впрочем, в своем доме в Калифорнии он не появился. Можно было, конечно, поставить всех на уши и отыскать гада хоть в преисподней, но Белый рассудил иначе.
Он решил переждать. Все надо было сделать чисто, а для этого нужно дать Кордону время убедиться, что он вне подозрений. Его враг должен успокоиться, вернуться домой, расслабиться, перестать даже думать о возможной мести — вот тогда его можно устранить без лишнего шума.
Было еще одно обстоятельство в пользу этого плана. Убрать Кордона сразу — значило в какой-то степени подставиться самому, поскольку о романе Белого с бывшей любовницей Кордона знало пол-Москвы. Прежде надо было свернуть все отношения с Анной и сделать их разрыв достоянием гласности, чтобы мотив ревности не пришел на ум ни одному, даже самому дотошному, следователю.
Разумеется, Белый не боялся того, что его упекут в кутузку — уж такую мелочь, как алиби для себя, Пчелы и Космоса, предусмотреть было проще простого — он опасался за свою репутацию. Слишком много сил и времени было потрачено им на то, чтобы уйти от одиозного образа «братка». В итоге Белов добился своего — в глазах многих он превратился в добропорядочного легального бизнесмена, его Фонд исправно платил налоги, и такое положение Сашу более чем устраивало. В структуре его бизнеса еще оставалось немало черных схем, но все они были самым строгим образом законспирированы, так что в целом он походил теперь на рядового нового русского, разве что заметно более удачливого и предприимчивого, чем большинство его коллег. Вот почему светиться в числе прочих подозреваемых в предстоящем убийстве Кордона ему было совсем не с руки.
Белов набрался терпения и ждал. А точнее сказать — готовился. Весной он расстался с надоевшей актрисой, причем постарался сделать это открыто. Он пообещал Анне отпуск на Багамах, она раззвонила об этом всем подружкам, а вместо этого Саша устроил публичный скандал в популярном ночном клубе и, что называется, хлопнул дверью. Наутро Аня сама позвонила Белову (размолвка-то произошла из-за ерунды), но тот с необъяснимой решительностью и холодностью объявил ей, что между ними все кончено.
А в конце лета в Москву вернулся Кордон. Саша подождал еще месяц и только тогда дал команду начать наблюдение за продюсером. Прежде чем приступить к делу, к клиенту надо было как следует присмотреться. Поначалу Кордон предпочитал оставаться в тени, на люди особенно старался не лезть, и наблюдения за ним почти ничего не давали. Но к зиме он успокоился окончательно, стал появляться на тусовках, чаще всего — все с той же Анной.
Впрочем, Белов прекрасно знал, что артистка была для продюсера всего лишь прикрытием — нечто вроде маскхалата. На самом деле Кордона куда больше интересовали молодые мужчины вполне определенного толка. Причем пресыщенного продюсера неудержимо тянуло на авантюры — он легко сходился с самыми сомнительными личностями и так же легко с ними расставался.
Столь неосмотрительным поведением врага грех было не воспользоваться. Убийства гомосексуалистов случайными партнерами происходили довольно часто, и еще одно преступление из этого ряда вряд ли кого-нибудь удивило бы. Белый приказал Шмидту начать подготовку именно в этом направлении.
Подгонять его не требовалось — Шмидт давно уже, как говорится, бил от нетерпения копытом. Желание отомстить за Фила у него было настолько сильным, что обычно невозмутимый Шмидт почти oi крыто выражал свое неудовольствие медлительностью и нерешительностью Белого в данном вопросе.
Наконец Шмидт доложил — все готово. В тот же день Белов поехал в больницу к Филу.
Ему хотелось просто посидеть с другом, посмотреть на него, коснуться его теплой руки… Но дело обернулось иначе. Его встретил лечащий врач Фила и, пряча глаза, пригласил в свой кабинет.
Разговор получился тяжелым. Доктор не стал тянуть резину и сразу выложил суть дела — никаких положительных сдвигов в состоянии его друга нет и, что хуже всего, нет никаких оснований рассчитывать на улучшение ситуации в будущем.
— Понимаете, фактически Филатов мертв, — негромко, но твердо говорил врач. — Функционирование его организма поддерживает система жизнеобеспечения, но жизнью, как вы понимаете, это назвать нельзя. Если б у нас оставалась надежда, можно было бы ждать и дальше, но…
— Короче, что вы предлагаете? — оборвал его помрачневший Белов.
— Александр Николаевич, такое положение не может длиться бесконечно, — доктор решительно покачал головой. — По закону, для того чтобы отключить больного от жизнеобеспечения, требуется согласие родственников, и жена Филатова фактически такое согласие дала. Но я хотел бы узнать и ваше мнение…
Белый встал и, глубоко засунув руки в карманы, смерил молодого врача тяжелым взглядом.
— Знаете, доктор, я ни черта не понимаю в медицине, но одно я знаю точно: даже если у Фила не осталось ни одного шанса, ваша аппаратура жизнеобеспечения все равно будет работать. И мне плевать — можете вы назвать это жизнью или нет. Если моему другу не суждено поправиться, он умрет в вашей больнице. Но только от старости, ясно?!..
Белов развернулся и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Из машины он позвонил Борису Моисеевичу Боркеру — нейрохирургу, оперировавшему Фила. Оказалось, что молодой лечащий врач из больницы советовался с ним, прежде чем говорить с Тамарой и Беловым. И Боркер, в целом, его поддержал. Впрочем, в голосе опытного доктора Саша не услышал той абсолютной убежденности, которая была у его молодого коллеги.
— Как же так, Борис Моисеич, — нажимал на него Белов. — Ну неужели никакой надежды?..
Врач замялся.
— Видите ли, Саша, мы ведь, в сущности, так мало знаем о человеческом мозге, что утверждать что-либо с уверенностью очень трудно… Вот послушайте. В шестьдесят втором году, сразу после института, я работал на зоне под Котласом, и там У меня имел место быть один прелюбопытнейший случай. Зек пытался бежать на машине, которая привезла в лагерь продукты. У него, понятно, ничего не вышло — врезался в стальной шлагбаум, и все. А шофер этой машины подбежал к зеку и пробил ему голову этой, как ее… монтировкой. Она вошла в левый висок, а вышла справа за ухом. Мне принесли бедолагу прямо с этой самой монтировкой в голове. Я мельком его осмотрел — травма тяжелейшая, признаков жизни не подает — и велел отнести его в морг. К вечеру за трупом пришла машина, и тут вдруг обнаружилось, что зек-то жив! Перевели его в больничку — помирать, а он возьми и выживи! Его и лечить-то толком не лечили — нечем было, — но он выкарабкался и восстановился почти полностью. Только ногу стал приволакивать и немного ухудшилось зрение. Вот так, Саша… Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?..
— Да, Борис Моисеич, вполне. Спасибо вам… — Белов выключил мобильник и поехал домой.
Это желание оказалось настолько сильным, что даже оттеснило на второй план беспокойство о судьбе друга. Нет, Белов навещал Фила в больнице, беседовал с врачами и делал для него все необходимое. Но, стоя у постели Фила, он постоянно думал о том, как поквитаться с продюсером. Его неотступно преследовала одна навязчивая мысль — пока подонок Кордон топчет землю, Филу не выкарабкаться!
Но убрать продюсера оказалось непросто. Сразу после взрыва он исчез из Москвы. Белову удалось выяснить, что он удрал в Штаты, впрочем, в своем доме в Калифорнии он не появился. Можно было, конечно, поставить всех на уши и отыскать гада хоть в преисподней, но Белый рассудил иначе.
Он решил переждать. Все надо было сделать чисто, а для этого нужно дать Кордону время убедиться, что он вне подозрений. Его враг должен успокоиться, вернуться домой, расслабиться, перестать даже думать о возможной мести — вот тогда его можно устранить без лишнего шума.
Было еще одно обстоятельство в пользу этого плана. Убрать Кордона сразу — значило в какой-то степени подставиться самому, поскольку о романе Белого с бывшей любовницей Кордона знало пол-Москвы. Прежде надо было свернуть все отношения с Анной и сделать их разрыв достоянием гласности, чтобы мотив ревности не пришел на ум ни одному, даже самому дотошному, следователю.
Разумеется, Белый не боялся того, что его упекут в кутузку — уж такую мелочь, как алиби для себя, Пчелы и Космоса, предусмотреть было проще простого — он опасался за свою репутацию. Слишком много сил и времени было потрачено им на то, чтобы уйти от одиозного образа «братка». В итоге Белов добился своего — в глазах многих он превратился в добропорядочного легального бизнесмена, его Фонд исправно платил налоги, и такое положение Сашу более чем устраивало. В структуре его бизнеса еще оставалось немало черных схем, но все они были самым строгим образом законспирированы, так что в целом он походил теперь на рядового нового русского, разве что заметно более удачливого и предприимчивого, чем большинство его коллег. Вот почему светиться в числе прочих подозреваемых в предстоящем убийстве Кордона ему было совсем не с руки.
Белов набрался терпения и ждал. А точнее сказать — готовился. Весной он расстался с надоевшей актрисой, причем постарался сделать это открыто. Он пообещал Анне отпуск на Багамах, она раззвонила об этом всем подружкам, а вместо этого Саша устроил публичный скандал в популярном ночном клубе и, что называется, хлопнул дверью. Наутро Аня сама позвонила Белову (размолвка-то произошла из-за ерунды), но тот с необъяснимой решительностью и холодностью объявил ей, что между ними все кончено.
А в конце лета в Москву вернулся Кордон. Саша подождал еще месяц и только тогда дал команду начать наблюдение за продюсером. Прежде чем приступить к делу, к клиенту надо было как следует присмотреться. Поначалу Кордон предпочитал оставаться в тени, на люди особенно старался не лезть, и наблюдения за ним почти ничего не давали. Но к зиме он успокоился окончательно, стал появляться на тусовках, чаще всего — все с той же Анной.
Впрочем, Белов прекрасно знал, что артистка была для продюсера всего лишь прикрытием — нечто вроде маскхалата. На самом деле Кордона куда больше интересовали молодые мужчины вполне определенного толка. Причем пресыщенного продюсера неудержимо тянуло на авантюры — он легко сходился с самыми сомнительными личностями и так же легко с ними расставался.
Столь неосмотрительным поведением врага грех было не воспользоваться. Убийства гомосексуалистов случайными партнерами происходили довольно часто, и еще одно преступление из этого ряда вряд ли кого-нибудь удивило бы. Белый приказал Шмидту начать подготовку именно в этом направлении.
Подгонять его не требовалось — Шмидт давно уже, как говорится, бил от нетерпения копытом. Желание отомстить за Фила у него было настолько сильным, что обычно невозмутимый Шмидт почти oi крыто выражал свое неудовольствие медлительностью и нерешительностью Белого в данном вопросе.
Наконец Шмидт доложил — все готово. В тот же день Белов поехал в больницу к Филу.
Ему хотелось просто посидеть с другом, посмотреть на него, коснуться его теплой руки… Но дело обернулось иначе. Его встретил лечащий врач Фила и, пряча глаза, пригласил в свой кабинет.
Разговор получился тяжелым. Доктор не стал тянуть резину и сразу выложил суть дела — никаких положительных сдвигов в состоянии его друга нет и, что хуже всего, нет никаких оснований рассчитывать на улучшение ситуации в будущем.
— Понимаете, фактически Филатов мертв, — негромко, но твердо говорил врач. — Функционирование его организма поддерживает система жизнеобеспечения, но жизнью, как вы понимаете, это назвать нельзя. Если б у нас оставалась надежда, можно было бы ждать и дальше, но…
— Короче, что вы предлагаете? — оборвал его помрачневший Белов.
— Александр Николаевич, такое положение не может длиться бесконечно, — доктор решительно покачал головой. — По закону, для того чтобы отключить больного от жизнеобеспечения, требуется согласие родственников, и жена Филатова фактически такое согласие дала. Но я хотел бы узнать и ваше мнение…
Белый встал и, глубоко засунув руки в карманы, смерил молодого врача тяжелым взглядом.
— Знаете, доктор, я ни черта не понимаю в медицине, но одно я знаю точно: даже если у Фила не осталось ни одного шанса, ваша аппаратура жизнеобеспечения все равно будет работать. И мне плевать — можете вы назвать это жизнью или нет. Если моему другу не суждено поправиться, он умрет в вашей больнице. Но только от старости, ясно?!..
Белов развернулся и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Из машины он позвонил Борису Моисеевичу Боркеру — нейрохирургу, оперировавшему Фила. Оказалось, что молодой лечащий врач из больницы советовался с ним, прежде чем говорить с Тамарой и Беловым. И Боркер, в целом, его поддержал. Впрочем, в голосе опытного доктора Саша не услышал той абсолютной убежденности, которая была у его молодого коллеги.
— Как же так, Борис Моисеич, — нажимал на него Белов. — Ну неужели никакой надежды?..
Врач замялся.
— Видите ли, Саша, мы ведь, в сущности, так мало знаем о человеческом мозге, что утверждать что-либо с уверенностью очень трудно… Вот послушайте. В шестьдесят втором году, сразу после института, я работал на зоне под Котласом, и там У меня имел место быть один прелюбопытнейший случай. Зек пытался бежать на машине, которая привезла в лагерь продукты. У него, понятно, ничего не вышло — врезался в стальной шлагбаум, и все. А шофер этой машины подбежал к зеку и пробил ему голову этой, как ее… монтировкой. Она вошла в левый висок, а вышла справа за ухом. Мне принесли бедолагу прямо с этой самой монтировкой в голове. Я мельком его осмотрел — травма тяжелейшая, признаков жизни не подает — и велел отнести его в морг. К вечеру за трупом пришла машина, и тут вдруг обнаружилось, что зек-то жив! Перевели его в больничку — помирать, а он возьми и выживи! Его и лечить-то толком не лечили — нечем было, — но он выкарабкался и восстановился почти полностью. Только ногу стал приволакивать и немного ухудшилось зрение. Вот так, Саша… Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?..
— Да, Борис Моисеич, вполне. Спасибо вам… — Белов выключил мобильник и поехал домой.
II
В просторной гостиной дома Беловых был накрыт чайный столик. Пара изящных чашек на тонких фарфоровых блюдечках, высокий чайник с длинным и узким носиком, хрустальная вазочка с печеньем, открытая коробка конфет — все это стояло нетронутым. Чай в чашках давно остыл и успел подернуться мутноватой пленкой.
За столом, на низеньком диванчике, плечом к плечу сидели Оля Белова и Тамара Филатова. Тамара плакала — и уже, судя по всему, давно. Теребя в руках совершенно мокрый платок и ежесекундно всхлипывая, она потерянно бормотала:
— Вот я сижу, сижу… и на него смотрю… Час смотрю, два смотрю — не шелохнется… У него щетина… Господи, у него даже щетина поседела! Я Бога молю, чтобы он очнулся… Я бы ему ребеночка родила… — и она не выдержала, зарыдала в голос, горестно качая головой. — Никаких надежд не остается… Никаких, Оля, никаких… Все…
— Подожди, Том, сейчас Саня придет, — вздохнула Ольга, поглаживая подругу по вздрагивающему плечу.
Она не представляла, что можно сказать в такой ситуации. Посоветовать набраться терпения и ждать? Но ведь прошло уже больше года, а силы Томы не беспредельны… Подруга и так уже дошла до крайности, насколько еще ее может хватить?.. А как же Валера? Неужели и правда — никаких надежд ?!..
— Понимаешь, Оль… — Тамара, чуть успокоившись, уткнулась носом в мокрый платок и простонала: — Я… я уже не верю…
«Господи, да где же он?..» — растерянно подумала Ольга. Она не сомневалась, что муж наверняка нашел бы для Тамары нужные слова — те самые, которые вернули бы ей веру и придали сил.
И тут снизу послышался голос Белова. Он поднимался по лестнице, разговаривая на ходу по телефону:
— Да добрался, там снегу намело… Короче, я пока дома буду. Ну все, давай!..
Он вошел в зал и приветливо улыбнулся обеим женщинам, словно и не заметив ни заплаканных глаз Тамары, ни растерянного вида жены.
— Здравствуй, Томочка. Привет, Оль… — Белов наклонился к жене и мельком обозначил поцелуй.
Поцелуй был более чем формальный. Разрыв Белова с артисткой, которого так ждала Ольга, почти ничего не изменил в их отношениях с мужем. Ситуация была странной: уйдя от Анны, Белов к жене фактически не вернулся — их жизнь, вполне благополучная внешне, изнутри напоминала сосуществование вполне корректных, но при этом абсолютно равнодушных друг к другу соседей в коммуналке.
Саша прошел к окну, задернул шторы и только после этого, уже точно зная, о чем пойдет речь, спросил:
— Ну что, Том, какие дела?
Тамара отняла ладони от лица. Саша поразился — какие страшные темные круги были у нее под глазами. Как у вампира в каком-нибудь голливудском ужастике.
— Саш, я уже не знаю… Понимаешь, я так устала… — она смотрела на него с жуткой смесью боли, вины и отчаянья, как побитая собака. — Я больше ничего уже не понимаю… Врачи говорят, бесполезно ждать. Чудес не бывает…
Смотреть в ее глаза было трудно, и Белов снова повернулся к окну — поправить и без того ровно висевшие шторы.
— И что они предлагают? — все тем же ровным, почти равнодушным, голосом спросил он.
— Они предлагают сделать эвтаназию… — еле слышно проговорила Тамара.
— Как это делается? — продолжал свою игру Белов.
— Отключают… отключают систему жизнеобеспечения…
Голос Тамары дрогнул и беспомощно угас. Ольга молча накрыла ее руку ладонью. Они обе выжидающе смотрели на Сашу.
Белов повернулся к ним и, медленно покачивая головой, потянул узел галстука. Он выглядел все таким же невозмутимым, но внутри у него все кипело от негодования. Как только Тамара дала себя уговорить! Эх, бабы, бабы…
— Тома, если хочешь знать мое мнение, я против, — изо всех сил стараясь скрыть клокочущий в груди гнев, сказал он. — Поверь, мне тоже больно, что мой друг стал как растение. Но! Если есть хоть один шанс из тысячи… Да что там — из миллиона, из миллиарда! Если этот шанс есть, то его надо использовать!
Тамара попыталась что-то сказать, но Белов остановил ее движением руки.
— Все будет нормально, Томочка! Мы переведем Валеру в Бурденко, Пчела подтянет спецов по нейрохирургии — немецких, американских… С завтрашнего дня сиделка при нем будет круглые сутки. Так что тебе станет полегче, Том.
Не прекращая говорить, Белов подошел к бару, плеснул в стакан немного виски. Потом внимательно взглянул на Тамару и долил стакан почти до краев.
— Дальше. Тебе надо отдохнуть, — он протянул виски Тамаре, та, низко опустив голову, беззвучно плакала. — Вот, выпей и ложись спать. Пока поживешь у нас, а завтра люди займутся, отправим тебя на время в теплые страны. Отдохнешь, придешь в себя…
Тамара не двигалась, Саша опустился перед ней на корточки и вложил бокал в ее безжизненную руку. Она подняла на него красные от слез, измученные глаза. Белов ободрительно кивнул.
— И будем просить Господа, чтобы Валерка выкарабкался, — он говорил так убежденно и проникновенно, что не поверить ему было невозможно. — А он выкарабкается, Томочка, я в него верю! Он же у нас боец!..
Саша неожиданно улыбнулся и взял ее за руку.
— И запомни: все, что было, — это только первый раунд! — он сжал ее ладонь в кулак. — Ты верь мне, Тома, верь…
За столом, на низеньком диванчике, плечом к плечу сидели Оля Белова и Тамара Филатова. Тамара плакала — и уже, судя по всему, давно. Теребя в руках совершенно мокрый платок и ежесекундно всхлипывая, она потерянно бормотала:
— Вот я сижу, сижу… и на него смотрю… Час смотрю, два смотрю — не шелохнется… У него щетина… Господи, у него даже щетина поседела! Я Бога молю, чтобы он очнулся… Я бы ему ребеночка родила… — и она не выдержала, зарыдала в голос, горестно качая головой. — Никаких надежд не остается… Никаких, Оля, никаких… Все…
— Подожди, Том, сейчас Саня придет, — вздохнула Ольга, поглаживая подругу по вздрагивающему плечу.
Она не представляла, что можно сказать в такой ситуации. Посоветовать набраться терпения и ждать? Но ведь прошло уже больше года, а силы Томы не беспредельны… Подруга и так уже дошла до крайности, насколько еще ее может хватить?.. А как же Валера? Неужели и правда — никаких надежд ?!..
— Понимаешь, Оль… — Тамара, чуть успокоившись, уткнулась носом в мокрый платок и простонала: — Я… я уже не верю…
«Господи, да где же он?..» — растерянно подумала Ольга. Она не сомневалась, что муж наверняка нашел бы для Тамары нужные слова — те самые, которые вернули бы ей веру и придали сил.
И тут снизу послышался голос Белова. Он поднимался по лестнице, разговаривая на ходу по телефону:
— Да добрался, там снегу намело… Короче, я пока дома буду. Ну все, давай!..
Он вошел в зал и приветливо улыбнулся обеим женщинам, словно и не заметив ни заплаканных глаз Тамары, ни растерянного вида жены.
— Здравствуй, Томочка. Привет, Оль… — Белов наклонился к жене и мельком обозначил поцелуй.
Поцелуй был более чем формальный. Разрыв Белова с артисткой, которого так ждала Ольга, почти ничего не изменил в их отношениях с мужем. Ситуация была странной: уйдя от Анны, Белов к жене фактически не вернулся — их жизнь, вполне благополучная внешне, изнутри напоминала сосуществование вполне корректных, но при этом абсолютно равнодушных друг к другу соседей в коммуналке.
Саша прошел к окну, задернул шторы и только после этого, уже точно зная, о чем пойдет речь, спросил:
— Ну что, Том, какие дела?
Тамара отняла ладони от лица. Саша поразился — какие страшные темные круги были у нее под глазами. Как у вампира в каком-нибудь голливудском ужастике.
— Саш, я уже не знаю… Понимаешь, я так устала… — она смотрела на него с жуткой смесью боли, вины и отчаянья, как побитая собака. — Я больше ничего уже не понимаю… Врачи говорят, бесполезно ждать. Чудес не бывает…
Смотреть в ее глаза было трудно, и Белов снова повернулся к окну — поправить и без того ровно висевшие шторы.
— И что они предлагают? — все тем же ровным, почти равнодушным, голосом спросил он.
— Они предлагают сделать эвтаназию… — еле слышно проговорила Тамара.
— Как это делается? — продолжал свою игру Белов.
— Отключают… отключают систему жизнеобеспечения…
Голос Тамары дрогнул и беспомощно угас. Ольга молча накрыла ее руку ладонью. Они обе выжидающе смотрели на Сашу.
Белов повернулся к ним и, медленно покачивая головой, потянул узел галстука. Он выглядел все таким же невозмутимым, но внутри у него все кипело от негодования. Как только Тамара дала себя уговорить! Эх, бабы, бабы…
— Тома, если хочешь знать мое мнение, я против, — изо всех сил стараясь скрыть клокочущий в груди гнев, сказал он. — Поверь, мне тоже больно, что мой друг стал как растение. Но! Если есть хоть один шанс из тысячи… Да что там — из миллиона, из миллиарда! Если этот шанс есть, то его надо использовать!
Тамара попыталась что-то сказать, но Белов остановил ее движением руки.
— Все будет нормально, Томочка! Мы переведем Валеру в Бурденко, Пчела подтянет спецов по нейрохирургии — немецких, американских… С завтрашнего дня сиделка при нем будет круглые сутки. Так что тебе станет полегче, Том.
Не прекращая говорить, Белов подошел к бару, плеснул в стакан немного виски. Потом внимательно взглянул на Тамару и долил стакан почти до краев.
— Дальше. Тебе надо отдохнуть, — он протянул виски Тамаре, та, низко опустив голову, беззвучно плакала. — Вот, выпей и ложись спать. Пока поживешь у нас, а завтра люди займутся, отправим тебя на время в теплые страны. Отдохнешь, придешь в себя…
Тамара не двигалась, Саша опустился перед ней на корточки и вложил бокал в ее безжизненную руку. Она подняла на него красные от слез, измученные глаза. Белов ободрительно кивнул.
— И будем просить Господа, чтобы Валерка выкарабкался, — он говорил так убежденно и проникновенно, что не поверить ему было невозможно. — А он выкарабкается, Томочка, я в него верю! Он же у нас боец!..
Саша неожиданно улыбнулся и взял ее за руку.
— И запомни: все, что было, — это только первый раунд! — он сжал ее ладонь в кулак. — Ты верь мне, Тома, верь…
III
Премьерный показ нового фильма закончился. Отхлопав положенное, зрители бурлящей рекой потекли из зала в фойе. По широкой лестнице Дома кино спускалась оживленная, веселая толпа, в которой было немало знаменитостей. Впрочем, сегодня основное внимание было приковано не к ним, а к главным виновникам торжества.
В эпицентре людского круговорота находился продюсер фильма Андрей Кордон. С плохо скрываемым выражением надменной скуки он принимал сыпавшиеся на него со всех сторон поздравления. Лишь изредка на губах появлялась вежливая полуулыбка, куда чаще он только сдержанно кивал. Рядом с ним, под руку, гордо шествовала Анна.
— Смотри, а народу-то нравится!.. — будто бы даже с удивлением озиралась по сторонам сияющая Анна.
Кордону вручали один букет за другим. Он уже с трудом удерживал огромную охапку цветов.
— А что это все цветы — тебе? — капризно поджала губки артистка, ткнув его локтем в бок. — А мне?..
— На!.. — продюсер не глядя небрежно свалил ей на руки груду разномастных букетов.
Анна довольно заулыбалась, окинула величественным взглядом толпу поверх голов и заметила Киншакова, стоящего внизу, у колонны. Тот по случаю премьеры был облачен в изящный смокинг и галстук-бабочку.
— Слушай, Александр Иваныч у нас — ну прямо Зигфрид! — шепнула она Кордону.
Тот проследил за ее взглядом и тоже увидел нарядного Киншакова. Рядом с ним с микрофонами в руках толкались несколько корреспондентов и оператор с телекамерой на плече. Суетливая девчушка в простецком свитерке и потертых джинсах торопилась задать свой очередной вопрос:
— Александр Иванович, если можно, ваши впечатления от премьеры?
— Хороший фильм, талантливый режиссер, — спокойно отвечал Киншаков. — Главное, что в картине есть искренность и романтика. Поэтому мне кажется, что сегодняшняя премьера удалась.
— Скажите, а что означает ваше участие в картине в качестве актера? — спросил долговязый парень в очках. — Значит ли это, что вы оставляете продюсирование и снова возвращаетесь на экран?
— Ну почему же? — сдержанно улыбнулся Киншаков. — Согласитесь, не могу же я продюсировать все снимающиеся фильмы, правда? В этой картине мне предложили одну из главных ролей, и я согласился. О чем, кстати, ничуть не жалею.
Доброжелательно кивнув журналистам в знак окончания интервью, Александр повернулся к лестнице и нос к носу столкнулся с взмыленным администратором киногруппы — круглым, как колобок, лысым толстячком.
— Александр Иваныч, банкет, банкет!.. — озабоченно выпалил тот. — Ждем вас на банкет…
— Спасибо, не голоден, — холодно бросил Киншаков и, отодвинув администратора в сторонку, шагнул навстречу Кордону.
— Ох, Александр Иваныч, вижу, вам что-то опять не по нраву!.. — с шутливой укоризной покачал головою продюсер.
Киншаков взглянул на него без тени улыбки.
— Куда делись все сцены с Филатовым? — сухо спросил он.
— А куда их теперь? — равнодушно пожал плечами Кордон. — Вырезал. Погоды они не делают, так что… — он отвернулся и кивнул кому-то в сторону: — Да-да… Спасибо…
— Я хочу выкупить все негативы с Валерой, — все так же сухо сказал Киншаков. По всему было видно — разговор с продюсером ему неприятен.
— Для вас даром, Александр Иваныч! — с добродушным видом развел руками Кордон. — Нет проблем — обращайтесь в любое время!..
Киншаков кивнул и тут же ушел.
Кордон остался один. Большинство окружающих ему улыбались, но это продюсера не слишком радовало — он знал истинную цену и этим улыбкам, и нескончаемым комплиментам. Ему было скучно, он с трудом сдержал зевок и неторопливо огляделся.
Вдруг его взгляд остановился на длинноволосом смазливом пареньке, одиноко стоявшем в сторонке. Его стройную фигуру обтягивала ярко-красная водолазка и узкие джинсы. В руке юноша держал белую лилию. Их взгляды скрестились, и в тот же миг они все поняли друг о друге. Поколебавшись секунду, Кордон шагнул к незнакомцу, тот немедленно двинулся ему навстречу. Паренек трогательно смущался, его щеки покрылись нежным румянцем, необыкновенно красиво контрастирущим с кипенно-белыми лепестками лилии. Кордон почувствовал сладкую ноющую тяжесть в паху — он уже хотел этого мальчика.
Они сошлись. Юноша поднял на продюсера изумрудно-зеленые глаза и протянул ему цветок. Кордон поднял руку, но вместо того чтобы взять лилию, легко коснулся кисти парнишки и с бесстыдной откровенностью ухмыльнулся. Молодой человек зарумянился еще сильнее, похлопал чуть подкрашенными ресницами, но взгляда не отвел.
Кордон медленно повел глазами в сторону выхода, юноша в знак согласия опустил глаза и сразу же пошел к дверям.
Настроение продюсера взлетело до заоблачных высот. Он немедленно направился в банкетный зал, чтобы предупредить о своем внезапном отъезде. Анна, исподтишка наблюдавшая за этой душещипательной сценой от начала и до конца, понимающе улыбнулась и тут же принялась высматривать в толпе подходящую кандидатуру для нескучного времяпрепровождения на сегодняшний вечер, а, может быть и ночь…
В полупустом банкетном зале сновали официанты, завершая подготовку к пиршеству. К подошедшему к столу Кордону бросился администратор.
— Андрей Андреич, еще четверть часа, и можно начинать! — утирая мокрую от пота лысину, доложил он.
— Мне наплевать, я уезжаю… — процедил Кордон.
— Как?.. — ужаснулся администратор.
— Так. Голова разболелась…
— Но, Андрей Андреич, как же без вас?.. Может быть, таблеточку? — предложил толстяк, суетливо обшаривая карманы.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи, Куперман, просто хотел предупредить, чтоб не искали, — осадил его продюсер. — Хотя… Знаете, налейте-ка мне коньяка.
Администратор схватил со стола бутылку, наполнил рюмку, подал ее Кордону. Тот смерил его презрительным взглядом и, взяв бутылку, плеснул себе почти полстакана. Коньяк он выпил одним махом, сунул в рот дольку лимона и, дожевывая на ходу, вышел из зала.
На улице, у дверей Дома кино, толпились те, кто не был приглашен на банкет. Увидев продюсера, к нему снова потянулись поклонники с цветами и комплиментами. Не обращая на них никакого внимания, Кордон прямиком двинулся к своей «БМВ», около которой его поджидал молодой человек с лилией.
К машине продюсер подошел с новой охапкой цветов — их ему успели насовать по дороге. Он небрежно бросил их на капот и взял из рук юноши лилию.
— Андрей Андреич, чудная картина, очень живая, страстная… — взволнованно залепетал парень. — Поздравляю вас с очередным успехом…
Кордон усмехнулся и сразу перешел к делу:
— Чистые натуралы — фашисты, а ты как считаешь? — спросил он.
Молодой человек замялся:
— Ну почему?.. По-моему, и среди них есть очень приятные люди…
— А!.. — Кордон презрительно взмахнул рукой. — Кунц… кунтс… кунсткамера.
Он распахнул дверь машины и кивнул парню вовнутрь. В голове продюсера приятно шумело от выпитого коньяка и от предчувствия веселой ночи. Он сел в машину, вставил ключ в замок зажигания и повернулся к сидящему рядом пареньку.
— Как хоть тебя зовут, подарок судьбы?
— Роберт, — слегка кокетничая, ответил юноша.
Кордон не сдержал нервного, возбужденного смешка.
— Ну что ж, Бобби, поедем в «Шанс»! Как в том анекдоте, знаешь? «К цыганам!» — «Ага, в метро».
Ехать пришлось недолго. Попетляв по улочкам центра столицы, «БМВ» остановилась в безлюдном переулке. Кордон выключил зажигание и, чуть приглушив сладкоголосое пение Марка Алмонда, повернулся к парню.
— Ну что, Робертино, пойдем, зажжем огня? Может, ты еще и споешь мне? Ты вообще-то бывал здесь? — продюсер легонько похлопал соседа по коленке.
— Нет, что вы! Здесь очень дорого. Только вот я забыл кое-что… — юноша смущенно опустил глаза и принялся озабоченно шарить по карманам.
«Нет, он просто прелесть!..» — с неожиданным умилением подумал Кордон.
— Да у меня есть все… — он наклонился к пареньку и коснулся губами его розовой щечки.
— Да нет, я не про это, — Роберт, казалось, смутился еще больше и вытащил из кармана что-то похожее на спутанную леску. — Я вам привет забыл передать. От Саши Белого.
Мгновенно изменившись в лице, Кордон схватился за ручку дверцы, рванул ее, но было уже поздно. Удавка захлестнула его горло, он мучительно захрипел, засучил ногами. Изо всех сил он пытался разжать ставшими стальными руки парня — бесполезно! С каждой секундой он слабел, сознание затягивала мутная, грязная пелена…
В его угасающем мозгу, как испуганный чижик в тесной клетке, беспомощно трепыхалась, постепенно затихая, одна-единственная мысль — «Суки!..»
Спустя минуту-другую его муки закончились, Кордон был мертв.
Дверь «БМВ» открылась, тот, кто представился своей жертве Робертом, вышел из машины и, внимательно оглядевшись, неторопливо скрылся в ближайшей подворотне.
В эпицентре людского круговорота находился продюсер фильма Андрей Кордон. С плохо скрываемым выражением надменной скуки он принимал сыпавшиеся на него со всех сторон поздравления. Лишь изредка на губах появлялась вежливая полуулыбка, куда чаще он только сдержанно кивал. Рядом с ним, под руку, гордо шествовала Анна.
— Смотри, а народу-то нравится!.. — будто бы даже с удивлением озиралась по сторонам сияющая Анна.
Кордону вручали один букет за другим. Он уже с трудом удерживал огромную охапку цветов.
— А что это все цветы — тебе? — капризно поджала губки артистка, ткнув его локтем в бок. — А мне?..
— На!.. — продюсер не глядя небрежно свалил ей на руки груду разномастных букетов.
Анна довольно заулыбалась, окинула величественным взглядом толпу поверх голов и заметила Киншакова, стоящего внизу, у колонны. Тот по случаю премьеры был облачен в изящный смокинг и галстук-бабочку.
— Слушай, Александр Иваныч у нас — ну прямо Зигфрид! — шепнула она Кордону.
Тот проследил за ее взглядом и тоже увидел нарядного Киншакова. Рядом с ним с микрофонами в руках толкались несколько корреспондентов и оператор с телекамерой на плече. Суетливая девчушка в простецком свитерке и потертых джинсах торопилась задать свой очередной вопрос:
— Александр Иванович, если можно, ваши впечатления от премьеры?
— Хороший фильм, талантливый режиссер, — спокойно отвечал Киншаков. — Главное, что в картине есть искренность и романтика. Поэтому мне кажется, что сегодняшняя премьера удалась.
— Скажите, а что означает ваше участие в картине в качестве актера? — спросил долговязый парень в очках. — Значит ли это, что вы оставляете продюсирование и снова возвращаетесь на экран?
— Ну почему же? — сдержанно улыбнулся Киншаков. — Согласитесь, не могу же я продюсировать все снимающиеся фильмы, правда? В этой картине мне предложили одну из главных ролей, и я согласился. О чем, кстати, ничуть не жалею.
Доброжелательно кивнув журналистам в знак окончания интервью, Александр повернулся к лестнице и нос к носу столкнулся с взмыленным администратором киногруппы — круглым, как колобок, лысым толстячком.
— Александр Иваныч, банкет, банкет!.. — озабоченно выпалил тот. — Ждем вас на банкет…
— Спасибо, не голоден, — холодно бросил Киншаков и, отодвинув администратора в сторонку, шагнул навстречу Кордону.
— Ох, Александр Иваныч, вижу, вам что-то опять не по нраву!.. — с шутливой укоризной покачал головою продюсер.
Киншаков взглянул на него без тени улыбки.
— Куда делись все сцены с Филатовым? — сухо спросил он.
— А куда их теперь? — равнодушно пожал плечами Кордон. — Вырезал. Погоды они не делают, так что… — он отвернулся и кивнул кому-то в сторону: — Да-да… Спасибо…
— Я хочу выкупить все негативы с Валерой, — все так же сухо сказал Киншаков. По всему было видно — разговор с продюсером ему неприятен.
— Для вас даром, Александр Иваныч! — с добродушным видом развел руками Кордон. — Нет проблем — обращайтесь в любое время!..
Киншаков кивнул и тут же ушел.
Кордон остался один. Большинство окружающих ему улыбались, но это продюсера не слишком радовало — он знал истинную цену и этим улыбкам, и нескончаемым комплиментам. Ему было скучно, он с трудом сдержал зевок и неторопливо огляделся.
Вдруг его взгляд остановился на длинноволосом смазливом пареньке, одиноко стоявшем в сторонке. Его стройную фигуру обтягивала ярко-красная водолазка и узкие джинсы. В руке юноша держал белую лилию. Их взгляды скрестились, и в тот же миг они все поняли друг о друге. Поколебавшись секунду, Кордон шагнул к незнакомцу, тот немедленно двинулся ему навстречу. Паренек трогательно смущался, его щеки покрылись нежным румянцем, необыкновенно красиво контрастирущим с кипенно-белыми лепестками лилии. Кордон почувствовал сладкую ноющую тяжесть в паху — он уже хотел этого мальчика.
Они сошлись. Юноша поднял на продюсера изумрудно-зеленые глаза и протянул ему цветок. Кордон поднял руку, но вместо того чтобы взять лилию, легко коснулся кисти парнишки и с бесстыдной откровенностью ухмыльнулся. Молодой человек зарумянился еще сильнее, похлопал чуть подкрашенными ресницами, но взгляда не отвел.
Кордон медленно повел глазами в сторону выхода, юноша в знак согласия опустил глаза и сразу же пошел к дверям.
Настроение продюсера взлетело до заоблачных высот. Он немедленно направился в банкетный зал, чтобы предупредить о своем внезапном отъезде. Анна, исподтишка наблюдавшая за этой душещипательной сценой от начала и до конца, понимающе улыбнулась и тут же принялась высматривать в толпе подходящую кандидатуру для нескучного времяпрепровождения на сегодняшний вечер, а, может быть и ночь…
В полупустом банкетном зале сновали официанты, завершая подготовку к пиршеству. К подошедшему к столу Кордону бросился администратор.
— Андрей Андреич, еще четверть часа, и можно начинать! — утирая мокрую от пота лысину, доложил он.
— Мне наплевать, я уезжаю… — процедил Кордон.
— Как?.. — ужаснулся администратор.
— Так. Голова разболелась…
— Но, Андрей Андреич, как же без вас?.. Может быть, таблеточку? — предложил толстяк, суетливо обшаривая карманы.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи, Куперман, просто хотел предупредить, чтоб не искали, — осадил его продюсер. — Хотя… Знаете, налейте-ка мне коньяка.
Администратор схватил со стола бутылку, наполнил рюмку, подал ее Кордону. Тот смерил его презрительным взглядом и, взяв бутылку, плеснул себе почти полстакана. Коньяк он выпил одним махом, сунул в рот дольку лимона и, дожевывая на ходу, вышел из зала.
На улице, у дверей Дома кино, толпились те, кто не был приглашен на банкет. Увидев продюсера, к нему снова потянулись поклонники с цветами и комплиментами. Не обращая на них никакого внимания, Кордон прямиком двинулся к своей «БМВ», около которой его поджидал молодой человек с лилией.
К машине продюсер подошел с новой охапкой цветов — их ему успели насовать по дороге. Он небрежно бросил их на капот и взял из рук юноши лилию.
— Андрей Андреич, чудная картина, очень живая, страстная… — взволнованно залепетал парень. — Поздравляю вас с очередным успехом…
Кордон усмехнулся и сразу перешел к делу:
— Чистые натуралы — фашисты, а ты как считаешь? — спросил он.
Молодой человек замялся:
— Ну почему?.. По-моему, и среди них есть очень приятные люди…
— А!.. — Кордон презрительно взмахнул рукой. — Кунц… кунтс… кунсткамера.
Он распахнул дверь машины и кивнул парню вовнутрь. В голове продюсера приятно шумело от выпитого коньяка и от предчувствия веселой ночи. Он сел в машину, вставил ключ в замок зажигания и повернулся к сидящему рядом пареньку.
— Как хоть тебя зовут, подарок судьбы?
— Роберт, — слегка кокетничая, ответил юноша.
Кордон не сдержал нервного, возбужденного смешка.
— Ну что ж, Бобби, поедем в «Шанс»! Как в том анекдоте, знаешь? «К цыганам!» — «Ага, в метро».
Ехать пришлось недолго. Попетляв по улочкам центра столицы, «БМВ» остановилась в безлюдном переулке. Кордон выключил зажигание и, чуть приглушив сладкоголосое пение Марка Алмонда, повернулся к парню.
— Ну что, Робертино, пойдем, зажжем огня? Может, ты еще и споешь мне? Ты вообще-то бывал здесь? — продюсер легонько похлопал соседа по коленке.
— Нет, что вы! Здесь очень дорого. Только вот я забыл кое-что… — юноша смущенно опустил глаза и принялся озабоченно шарить по карманам.
«Нет, он просто прелесть!..» — с неожиданным умилением подумал Кордон.
— Да у меня есть все… — он наклонился к пареньку и коснулся губами его розовой щечки.
— Да нет, я не про это, — Роберт, казалось, смутился еще больше и вытащил из кармана что-то похожее на спутанную леску. — Я вам привет забыл передать. От Саши Белого.
Мгновенно изменившись в лице, Кордон схватился за ручку дверцы, рванул ее, но было уже поздно. Удавка захлестнула его горло, он мучительно захрипел, засучил ногами. Изо всех сил он пытался разжать ставшими стальными руки парня — бесполезно! С каждой секундой он слабел, сознание затягивала мутная, грязная пелена…
В его угасающем мозгу, как испуганный чижик в тесной клетке, беспомощно трепыхалась, постепенно затихая, одна-единственная мысль — «Суки!..»
Спустя минуту-другую его муки закончились, Кордон был мертв.
Дверь «БМВ» открылась, тот, кто представился своей жертве Робертом, вышел из машины и, внимательно оглядевшись, неторопливо скрылся в ближайшей подворотне.
IV
Ольге опять приснился странный и тягостный сон. Будто идет она по лесной тропинке от своей дачи к станции, а следом за ней, то и дело выглядывая из-за деревьев, крадется Саша. Ей беззаботно и весело, игра, затеянная полузнакомым дачным соседом, доставляет ей неизъяснимое удовольствие. И вдруг сзади раздается громкий звук, похожий на хлопанье крыльев взлетевших разом десятков птиц. Ольга мгновенно оборачивается — и никого! Нет ни птиц, ни Саши, ни даже леса. Она стоит одна-одинешенька посреди совершенно пустого и ровного, как стол, пространства…
Ольга проснулась и повернулась на бок. Подушка рядом снова была несмятой — значит, Саша опять ночевал в кабинете. В последнее время это стало почти нормой. Муж рано уезжал и поздно возвращался, а вернувшись, подолгу засиживался в кабинете, зачастую там же и ночуя.
Вообще ситуация в их семье сложилась более чем странная. Они жили вроде бы вместе и в то же время — врозь. Разговаривали редко, да и то — только по делу. Ольга надеялась, что что-то изменится после разрыва мужа с артисткой, но все осталось по-прежнему — непонятно, тягостно и беспросветно.
Вероятно, причина такого охлаждения крылась в истории со спасением Вити Пчелкина, в той жуткой сцене, что разыгралась между Олей и Сашей в кабинете главврача больницы год назад. Хотя, если вспомнить, то с артисткой-то Саша закрутил гораздо раньше. Странным было и то, что Ольга практически смирилась с таким положением вещей. Никакой вины за собой она не чувствовала, а объяснить поведение мужа не могла, как ни старалась. Просто в их отношениях что-то кончилось, оборвалось, исчезло, и Ольга приняла это как данность. Она словно впала в спячку, не в силах решиться на какие-то радикальные действия.
Ольга встала и, на ходу запахивая халат, направилась на кухню. У двери кабинета окликнула негромко:
— Саша…
Тишина. Она приоткрыла дверь — в кабинете было пусто, а рядом с диваном лежала аккуратная стопочка постельного белья. Ольга вздохнула и пошла дальше.
— Тома, Ваня, все вставайте! Будем завтракать!.. — громко позвала она. — Тома, Ваня!..
Ольга коротко постучала в дверь спальни Тамары и свернула к детской. Вдруг навстречу ей выскочил Ваня.
— Р-р-р-р!.. — зарычал он.
— Ах ты мой тигр, ты уже встал?! — Оля засмеялась и подхватила сынишку на руки.
— Мам, испугалась?.. — спросил он.
— Ну конечно, испугалась, — пряча улыбку, подтвердила Ольга. — Даже поджилки затряслись…
Они вошли в кухню. Ваня тут же вскарабкался на свой высокий стульчик, а Ольга подошла к холодильнику.
— Кашку будешь, Вань? — спросила она. — Какую? Манную, гречневую?..
Достав из холодильника пакет с молоком, Оля поставила его на стол, повернулась за кастрюлькой, снова взяла молоко и замерла как вкопанная…
Под пакетом лежала свежая газета. В глаза бросился крупный заголовок — «Убийство в день премьеры». А ниже — фотография Кордона и снимок его машины с трупом.
Оля непроизвольно ахнула, едва не выронив при этом из рук кастрюльку. Она схватила газету и отошла в сторону, торопливо глотая строчку за строчкой.
Из коридора послышался голос Тамары:
— Оля, ты где? Доброе утро!..
Она вошла в кухню и сразу обратила внимание на мрачную, взволнованную хозяйку с газетой в руке.
— Что случилось? — встревожилась Тамара. Ольга не отвечала, поглощенная чтением. Тома перевела растерянный взгляд на Ваню и вскрикнула — в руках у мальчика был самый настоящий пистолет!
В тот же миг Тамара опрометью кинулась к нему и выхватила из рук ребенка оружие.
— Оля! Ты что?! — воскликнула она.
Ольга с нескрываемым раздражением взяла пистолет и сердито объяснила:
Ольга проснулась и повернулась на бок. Подушка рядом снова была несмятой — значит, Саша опять ночевал в кабинете. В последнее время это стало почти нормой. Муж рано уезжал и поздно возвращался, а вернувшись, подолгу засиживался в кабинете, зачастую там же и ночуя.
Вообще ситуация в их семье сложилась более чем странная. Они жили вроде бы вместе и в то же время — врозь. Разговаривали редко, да и то — только по делу. Ольга надеялась, что что-то изменится после разрыва мужа с артисткой, но все осталось по-прежнему — непонятно, тягостно и беспросветно.
Вероятно, причина такого охлаждения крылась в истории со спасением Вити Пчелкина, в той жуткой сцене, что разыгралась между Олей и Сашей в кабинете главврача больницы год назад. Хотя, если вспомнить, то с артисткой-то Саша закрутил гораздо раньше. Странным было и то, что Ольга практически смирилась с таким положением вещей. Никакой вины за собой она не чувствовала, а объяснить поведение мужа не могла, как ни старалась. Просто в их отношениях что-то кончилось, оборвалось, исчезло, и Ольга приняла это как данность. Она словно впала в спячку, не в силах решиться на какие-то радикальные действия.
Ольга встала и, на ходу запахивая халат, направилась на кухню. У двери кабинета окликнула негромко:
— Саша…
Тишина. Она приоткрыла дверь — в кабинете было пусто, а рядом с диваном лежала аккуратная стопочка постельного белья. Ольга вздохнула и пошла дальше.
— Тома, Ваня, все вставайте! Будем завтракать!.. — громко позвала она. — Тома, Ваня!..
Ольга коротко постучала в дверь спальни Тамары и свернула к детской. Вдруг навстречу ей выскочил Ваня.
— Р-р-р-р!.. — зарычал он.
— Ах ты мой тигр, ты уже встал?! — Оля засмеялась и подхватила сынишку на руки.
— Мам, испугалась?.. — спросил он.
— Ну конечно, испугалась, — пряча улыбку, подтвердила Ольга. — Даже поджилки затряслись…
Они вошли в кухню. Ваня тут же вскарабкался на свой высокий стульчик, а Ольга подошла к холодильнику.
— Кашку будешь, Вань? — спросила она. — Какую? Манную, гречневую?..
Достав из холодильника пакет с молоком, Оля поставила его на стол, повернулась за кастрюлькой, снова взяла молоко и замерла как вкопанная…
Под пакетом лежала свежая газета. В глаза бросился крупный заголовок — «Убийство в день премьеры». А ниже — фотография Кордона и снимок его машины с трупом.
Оля непроизвольно ахнула, едва не выронив при этом из рук кастрюльку. Она схватила газету и отошла в сторону, торопливо глотая строчку за строчкой.
Из коридора послышался голос Тамары:
— Оля, ты где? Доброе утро!..
Она вошла в кухню и сразу обратила внимание на мрачную, взволнованную хозяйку с газетой в руке.
— Что случилось? — встревожилась Тамара. Ольга не отвечала, поглощенная чтением. Тома перевела растерянный взгляд на Ваню и вскрикнула — в руках у мальчика был самый настоящий пистолет!
В тот же миг Тамара опрометью кинулась к нему и выхватила из рук ребенка оружие.
— Оля! Ты что?! — воскликнула она.
Ольга с нескрываемым раздражением взяла пистолет и сердито объяснила: