Способ поклонения Перуну — это подвиг. Маленький подвиг волн над собственной ленью и нерадивостью или большая заслуга в счастье своего ближнего. Кто способен не только знать, но и следовать, не только ясно мыслить, излагать, но и воплощать идею в действие, тому достаточно прибавить несложный мир символов, и Перунова вера скрестит над ним золотые стрелы Громовержца.
   Посадите дуб и считайте это местом своего поклонении.
   Носите знаки громовой символики или символ сокола.
   Сделайте для себя четверг праздничным днем. В четверг обязательно ношение громовой символики, ношение оружия, обрядовый поединок, символическое разделение хлеба на четыре части и кубок с некрепким напитком. Если у вас есть единомышленники, кубок следует пустить по кругу.
   Более пикантная деталь — старайтесь не упускать возможности соединиться в четверг любовью с женщиной.
   В четверг также следует прочитать славление Перуна. Вот его текст:
 
«Перуне! Вми призвающе тя!
Славен и трехславен буди!
Оружия, хлеба и родя благость дажди.
Тако бысть, тако есьм, тако буди!»
 

Что стоит за славяно-горицкой борьбой?

    Обычная практика национального клуба — древнерусское оружие. Без этой практики нет кулачного боя, являющегося только прообразом реального боя с оружием. Не случайно древние мастера боя «сам на сам» имели ещё и воинскую славу. Атрибутика ратоборства — немаловажный элемент сечи. Речь идет не только о состоянии духа, создаваемом этим обличием. Доспех дружинника снижает опасность случайного ранения соперника боевым оружием. Стало быть, сам поединок имеет меньшую степень условности.
 
   Попривыкнув к словесному сквозняку вокруг идеи единоборчества, определимся в одном организующем начале этого явления. Будем исходить из того, что мир поделен между ортодоксальностью и свободомыслием, закономерностью и случайностью, теорией и практикой, то есть консерватизмом и либерализмом бытия. Схема имела бы больше практического толка, если бы искала единство обозначенных понятий, а не подчеркивала их антагонизм. Почему на стыке правых и левых течений целое чаще разрушается, чем крепнет? Это вовсе не риторический вопрос, ибо мировая состязательная культура тоже подвержена разделению на кулачный бой, борьбу и некое сочленение двух начал. В Древней Греции таковым был панкратион. Схождение, третья величина, не может быть независимым. Идея полной самостоятельности только разрушает базис правого и левого крыла, сводя в конечном счете образ бойца-пантакраста к одновременному плохому борцу и плохому боксеру.
   Славяно-горицкая борьба как идея есть соединение русской состязательной культуры в единый технический сплав, кроме того, объединяющий, а вовсе не разводящий, понятия ортодоксальности и реформаторства.
   Идея эта тесно связана с самим происхождением борьбы, являясь следствием ограниченности познаний конкретного стиля или школы в результате отсутствия полного объема реальной информации. Вместе с тем разрозненные сведения и традиции оказались вполне сочетаемыми, что и позволило их объединить под одним условным названием.
   Само же название не имеет никакого исторического смысла, если только не считать его связь с языческой традицией погребальных состязаний — тризной, наиболее ярким свидетельством условной состязательности. Условную состязательность сейчас называют спортом. Раньше такого понятия не было, однако соперничество существовало всегда. Традиционные обряды являлись лучшим воплощением соперничества. Погребальные состязания проводились на насыпном кургане, о чем имеются соответствующие свидетельства. (См.? например: Сборник. «По следам древних культур: Древняя Русь.» М., Гос. изд-во Культпросветлитературы, 1953, с. 85). К числу распространенных народных понятий относится и «горица», то есть искусственная насыпь, курган. Историческая самобытность традиционной культуры русских воплотила память о погребальных игрищах в детской игре «Царь горы», весеннем народном празднике — Радунице — Навьем дне — Красной горке, — в хороводах вокруг горы и т. п.
   На начальном этапе своего развития славяно-горицкая борьба не стремилась выдвигаться дальше идеи фольклорного действия и потому вполне умещалась в горицком образе. Однако теперь название перекочевало в архаизм, едва совпадающий с целями самой борьбы. Может быть, это прозвучит странным, но славяно-горицкая борьба развивается в соответствии с определенными целевыми установками. Первое — отражение и развитие национальной состязательной культуры. В данном случае оба понятия едины. Только ортодоксальная подлинность должна влиять на развитие, а без потенциала развития любая сфера национальной культуры усыхает. Такова уж объективная реальность: бытие должно поспевать за сознанием. Кстати, ленинская трактовка «Бытие определяет сознание» годится только для первобытного стада. На примере тоталитарных государств можно учиться как раз обратному — идея определяет и государственный строй, и внутриобщественные отношения, и, соответственно, нормы жизни.
   Второе — создание наиболее оптимальной технической схемы поединка, наивысшей результативности на уровне расчета. Почему именно расчета? Потому, что в подавляющем большинстве традиционных видов единоборства, практикуемых сейчас в мире, результативность строится лишь на индивидуальном мастерстве бойца, на его природных данных и на его практике боя. Сама же техническая схема данного вида бездарна. Она делает бойца то постоянно открытым под удары противника, взывая лишь к скорости его реакций, то малоподвижным из-за усиленных стоек, то перегружает сложностью технических действий. Схема должна работать, и работать помимо личностных данных спортсмена. Славяно-горицкая борьба в этом отношении — явление уникальное. Приходилось ли вам наблюдать единоборства, строго разделяющие свою техническую базу по типизации противника? Думаю, что нет. Во всех видах состязательного боя технические элементы, или, попросту говоря, приемы, одинаковы для любого противника. Но ведь с картечью на уток не ходят. То есть жизнь учит тому, что средства и способы ведения боя должны быть гибкими, должны соответствовать каждому отдельному случаю. В колчане у лучника стрелы имели до десяти различных наконечников: бронебойных, подкольчужных, подкожных и т. п. Бронебойной стрелой кожаный доспех не пробить, здесь нужно шило. Потому наш боец не станет растрачивать силу на удары, которые в данном случае противник способен удержать только благодаря своим физическим данным.
   Третье — выведение системы на международный профессиональный ринг. Культивирование русских национальных традиций в ратоборчестве должно стать всемирным. Они того стоят. Не случайно славяно-горицкая борьба уже вызвала бурный восторг в Японии благодаря телекомпании «Фудзи». На этом уровне сами собой снимаются многие проблемы. Например, наши псевдо-«отечественники», называющие русским стилем типичное каратэ, никогда не пробьются сквозь заслон мирового идеологического тотализатора. Даже если им и удастся внушить, что их действо и есть русский стиль, то такой «стиль» будет всемирно признан заимствованием и не более того. Уже первый опыт всемирной пропаганды славяно-горицкой борьбы показывает, что воспринимается она не благодаря какой-то особой результативности и чудодейственности, этим как раз никого не удивишь, а именно благодаря отличительной самобытности как идеи, подхода и технических способов боя. Профессионально безыдейная, легко оспоримая система действий, построенная только на ура-патриотизме или схоластических примитивизмах, резко снижает свой потенциал. Место под солнцем сейчас может иметь только монолитная система с принципиально новым подходом. Славяно-горицкая борьба имеет не только абсолютную конкурентоспособность, но и притягательную новизну. Славяно-горицкая борьба — это драка высочайшего профессионального класса, с выверенным схематизмом действий, с использованием познания рефлекторной природы движения.
   Бытие и сознание. Техника боя и идея — их сочетание уравновешено могучим стимулом — результатом. Конечный результат определяет все. На Востоке подход несколько иной. Там прижился принцип До (путь), который результату отводит более скромную, второстепенную роль. Восток обожествляет способ, то есть путь следования. Именно путь в данном случае становится доминирующим началом, в конечном счете заменяя изначальную цель. Значит, если вы собрались в лес за грибами, в основе ваших устремлений… ношение корзины.
   Техника боя может влиять на идею, сподобив ее своему придатку. Возьмите в руку саблю, и вам откроется, что суть удара здесь составляет режущий момент, то есть пронос руки с сокращением амплитуды движения. Как видим, идея следует из конструкции сабли как существующего факта. Оттого, например, трудно сочетать чужеродную стилистику борьбы, имеющую свое специфическое обоснование, с русской идеей. Об этом у нас речь пойдет в следующей главе. Бытие и сознание едины. Оно определяет другое. В данном случае речь идет ещё об одной идее, основание которой составила славяно-горицкая борьба уже как существующий факт. Духотворчество — созидание активного мужского начала. Не секрет, что без борьбы как способа выживания, как нормы бытия мужчина деградирует. Точно так же, как в постоянной борьбе деградирует женщина. Конечно, практика состязательного боя и активная жизненная позиция вовсе не одно и то же. Однако трудно отрицать то влияние, которое оказывает модель поведения, сформированная борцовским залом на само сознание. Особенно если учесть, что нормой здесь является все-таки не просто состязательность (по принципу восточного До), а достижение конкретного результата, то есть победы. Действия, не приводящие к результату, подобны бесплодию. Напомню, что восточная традиция в аналогичном случае стремится подвести человека через борцовскую практику к состоянию покоя и недеяния, то есть пассивности. Впрочем, я не собираюсь акцентировать преимущества славяно-горицкой борьбы на выставлении недостатков иных систем. Это не метод. Сравнение мной используется лишь в качестве различимости. Кроме того, образ боевых искусств Востока по-своему прекрасен. На каком-то этапе нашей истории он оказал нам неоценимую услугу, зародив идею воинского духотворчества. Однако не будем все-таки благословлять дуб на роль не будем все-таки благословлять дуб на роль баобаба. Борьба — не только полигон для совершенствования телесных форм или для упражнений в назидательной философии. Это еще и способ заговорить тому мужскому Я, чей голос у многих и многих просто дистрофирован. И потому путь к смирению через борьбу все равно, что дорога к югу через Полярный круг.
 
    Традиционный костюм бойца в славяно-горицкой борьбе — славянская мужская расшитая рубаха.
    Сакральная символика вышивки, а также технология изготовления полотна и раскрой рубахи держится Национальным Клубом в секрете.
    Справа — легализованная символика славяно-горицкой борьбы.
 
    Чисто выполняемая свиля создает иллюзию фатальной неуязвимости, ирреальности присутствия воина на площадке.
   Нельзя сказать, что славяно-горицкая борьба создавалась на потребу дня, как сейчас почему-то принято считать. Дескать, на Востоке есть, а мы что, хуже? Эта идея заедала многих, познавших каратэ в той или иной степени. Иные быстро перековались в «русский стиль», при этом так и не покинув пределов своих городских квартир и экзотических, восточных стоек. Перековались больше по убеждению, чем по технике, конечно. Убеждение вообще-то сильная вещь. Есть здесь уже и свои отработанные штампы вроде утверждения «дед учил»! Если попросите аудиенции у деда, непременно скажет, что, дескать, помер уже. И концы в воду. Если бы дед знал, что «учил» почти классическому каратэ, перекрестился бы, наверно. Однако многие верят. Не все деды, впрочем, отошли в иной мир. Сейчас, почувствовав вкус к русской идее, возникает, словно тень, некий матерый «старичок» сталинской закваски. Правда, его никто не видел, говорит он устами своих молодых учеников, которые всех очень пугают фантастическим мастерством учителя. Страшно. Учитель, конечно, прошел школу спецотрядов НКВД. Если верить на слово, то, по общим подсчетам, сейчас орудует несколько матерых старичков, причем независимо друг от друга. Впрочем, я вовсе не хочу ставить под сомнение чьи-то подлинные боевые заслуги и степень подготовленности. Единственное, что мне не понятно, почему ощепковские или спиридоновские оборонительные системы (оборонительные если исходить из их названия), построенные на модифицировании дзюдо и джиу-джитсу, перекочевали в «русский стиль», что в них, собственно говоря, русского?
   Таким образом, у нас создался некий общий фон, оттеняющий славяно-горицкую борьбу. Пусть я кого-то уже и разочаровал своим признанием в непричастности к «национальному заказу», но давайте разберемся, разве можно создать борьбу по заказу? Борьба всегда является олицетворением технической и идеологической практики народа. Практики, сверяемой со временем, а не с сиюминутными социальными прихотями. Можно создать стиль, вычленив его из уже сложившейся традиции. Но для этого нужно, как минимум, представлять себе эту традицию и не просто представлять, но быть специалистом, а главное — вообще обосновать целесообразность какого-либо видоизменения ее. Значит, в любом случае нужно начинать с изучения. На период разложения отечественного каратэ на собственно каратэ и «русский стиль», на мой искушенный взгляд, в Советском Союзе было только два серьезных специалиста по теории и практике русского состязательного боя: Михаил Николаевич Лукашев и Борис Владимирович Горбунов. Несмотря на свои знания, ни один из них не создал ни свой собственный стиль, ни тем паче, борьбу.
   Почему же на тогда еще пустом горизонте возникла славяно-горицкая борьба? По двум причинам. Во-первых, потому, что собранный за три года материал требовал постоянной практической реализации, практического воплощения, а во-вторых, осознавая объективную невозможность повторения какой-то одной, отдельно взятой школы, удалось выработать принципы соединения этого разнородного материала. Причем без ущерба изначальному облику. А это уже — стратегическая идея. Она позволяет сохранить весь экспедиционный материал, систему сделать более гибкой и жизнеспособной. Жизнеспособность зависит от развиваемости борьбы, то есть не только от постоянного пополнения ее новыми элементами, что само по себе уже невозможно при ортодоксальности, но и от изменения, при необходимости, стратеги ческой схемы. Так возник контур некоего всеобщего соединения без условной дробности на отдельные регионы и исторические периоды. И все же это было только началом процесса. Но какого! Объединенный русский стиль — лицо всей национальной культуры. При необходимости на его основе можно моделировать наиболее спортотизированный сплав, можно — сугубо боевой, можно — ритуальный.
   Творческие задатки человека часто мешают ему спокойно жить. Ну, казалось бы, знай себе повторяй за кем-то, следуй по проторенной дороге. Так нет же! Это я не про славяно-горицкую. Взять хотя бы каратэ. Стиль Кумикан каратэ-до. Интересный стиль, неординарный. Но не ищите его в Японии, там о таком не знают. Придумал Кумикан один мой хороший приятель. Стиль оказался, конечно же, «тайным», особым, иначе как объяснишь, что его на родине каратэ не практикуют? Да и таинства имеют свою притягательную силу, особенно среди молодежи. Она, как известно, отличается от всего остального человечества не только по признаку возраста, но и по отсутствию житейского опыта. Однако дело не пошло, забуксовало. Показательным здесь, на мой взгляд, является не авантюризм, а невостребованный творческий потенциал человека, воплотивший в восточный образ некоторые свои, совершенно не востребованные никем невосточные идеи. Творческий потенциал, модифицирующий чужеродную доктрину. Сколько ж еще таких новых «восточных» школ рождено на нашей творческой почве?! И разве это не форма истребления генофонда? Часто приходят в борцовский зал люди, давлеемые идеей не то исторической памяти, не то инстинктом действия. В нем — образ приема. Неученного, незнаемого, просто ощутимого, въевшегося. А посмотришь — старорусский «плечевой залом» или еще что-нибудь известное. Сколько же эти «заломов», «накатов», «подсадов» ушли к неким «черным драконам» и сколько уйдет еще?
   Однако все эти рассуждения остаются для многих не более чем пустым звуком при условии невообразимости появления самого материала. Борьба из ничего? Но так ли уж из ничего? Может быть, все-таки информационная пустота принимается за отсутствие явления? По принципу: «Раз я об этом не слышал, значит, этого нет!» Подобное мнение выражает не более чем обыденное невежество. Представление об отечественном поборческом укладе можно составить, даже не прибегая к этнографическим экспедициям. Так сказать, не покидая пределов городских. Главное — приложить старание. Конечно, этого мало для практического воплощения. Но почву создать можно, а природу явления следует постигать во всех аспектах, в том числе и в литературных свидетельствах современников. Потому мы не станем отказываться от любой достоверной информации. Итак, посмотрим, что отразилось в печатных источниках.
   VI век. Иордан: «Славяне превосходят германцев как телом, так и духом, сражаясь со звериной лютостью». Прокопий Кесарийский: «Они научились вести войну лучше, чем римляне, стали богаты, имеют золото и серебро, табуны коней и много оружия. Панцирей же они никогда не надевают, иные не носят ни хитонов, ни плащей, а одни только штаны, подтянутые широким поясом на бедрах, и в таком виде идут в сражение с врагом». Маврикий Стратег: «Они многочисленны, выносливы, легко переносят жар, холод, дождь, наготу, недостаток в пище. Сражаться со своими врагами они любят… внезапными атаками, хитростями, и днем и ночью изобретая много разнообразных способов. Они не признают военного строя, не способны сражаться в правильной битве…»
   Весьма любопытно, не правда ли? Особенно сочетание сложившегося образа с последней фразой. Что ж это за бой, о котором идет речь, если не рукопашный? Ведь упоминание о нетрадиционности куда как красноречиво. Однако пойдем дальше.
   X век. Радзивилловская летопись: «Есть у меня сын младший дома, если он выходил и с четырьмя драться, то с детства не было того, кто мог его хотя бы ударить. И попросил испытать его, узнав, есть ли большой и сильный бык. И нашелся бык, и раздразнили его раскаленным железом, и пустили быка на него, и уклонился он, схватив быка рукою за бок и оторвав мяса вместе со шкурою сколько рука могла взять».
   XI век. Событие, происшедшее в 1095 году, когда в княжеских палатах Ольбег Ратиборч в поединке убивает половца Итларя. Событие, отраженное в былине «Алеша Поповичи и Идолище»:
 
Выдернул чингалище булатное,
Бросил в Алешу Поповича,
Алеша на то-то верток был —
Не мог Тугарин попасть в него.
 
   Возвращусь ко внешнему облику праславянских воинов. Если тело не защищает себя доспехом, значит, оно защищается с помощью увертливости, прекрасной реакции на удар или летящий предмет. Что и подтверждается приведенными выше примерами.
   Древнейшая «Русская Правда» 1015-1016 годов — весьма показательный документ с точки зрения проблематики регулируемых ею вопросов. Писалась она в Новгороде, и складывается такое впечатление, что там царил полный беспредел. Хотя бы и не можем расценить «Русскую Правду» как рукописный памятник поборческого дела, но даже беглого взгляда здесь достаточно, чтобы обнаружить — драка была повседневной нормой. Дерутся даже на пирах «чашами и турьими рогами», калечат друг друга оружием и без него. Но самое вопиющее не в этом, а в том, что безо всяких правил. Причем в качестве какого-то особо показательного хулиганства выделяется выдергивание бороды и усов. Есть в этом свой хулиганский шик.
   Другой край славянской земли — Южная Балтика и Полабия (см. карту), отторгнутые почему-то нашей памятью. Показательно этническое и социальное сходство западных славян с сопредельными франкскими племенами. «Правда Англов и Варинов». Общественные нравы, воплощенные в закон. «Правда» имеет в виду не славянизированных варягов. Известно, что поселения варягов уже с VI века начинают проникать все дальше на запад, к Рейну. Они соединяются с этнической средой германцев, составляя племенную смесь, называемую тюрингами. И хотя юрисдикция «Правды» направлена «по ту сторону» Лабы, она проливает свет на обычное право собственно славянорусов.
   Кто убьет благородного, платит 600 солидов.
   Кто убьет свободного человека, платит 200 солидов.
   В обоих случаях, если обвиняемый не признает вины, должен принести присягу с 12 присяжными или принять поединок — как решит тот, кого касается дело.
   За голову убитого на воровстве не платится; если же ближайший родственник заявит, что он убит невинно, то родственник должен невинность убитого доказать поединком…
   Кто поработит свободного человека, платит 10 солидов, за благородного — 30; если же не признает вины, то должен присягнуть с 12 присяжными или же решить спор поединком.
   Кто ночью подожжет дом другого… если будет отрицать вину… то должен решить дело поединком.
   Если будет донесено, что жена мужа отравила или умертвила, ближайший ее родственник должен доказать ее невинность поединком.
   В исках за воровство и раны от двух солидов до самой большой суммы разбираются поединками. И так далее.
   По-видимому, владеть или не владеть техникой индивидуального боя — дело уже не личное. Общественная мораль выдвигает эту норму как способ регулирования общественных отношений. Напомню, что в России судные поединки просуществовали до Петра I. В дальнейшем их заменила дуэль. Что же касается «Правды Англов и Варинов», процитирую одну показательную строку из комментария: «Примечательно также, что спорные вопросы чаще всего разрешаются поединками. Восточные авторы такой обычай находят у русов». (Из «Правды Англов и Варинов или Тюрингов» в сборнике «Откуда есть пошла Русская земля». Ч. П. М., Молодая гвардия, 1986, с.591.) Стало быть, вполне по теме наших рассуждении.
   На долю христианских хронистов выпала немалая часть исторических свидетельств славянского бытия. Конечно, следует учитывать, что в них отразился авторский взгляд. Иногда наивный, как наивно бывает мнение постороннего наблюдателя, к тому же еще не очень посвященного в дела, им подсмотренные. Взгляд этот иногда может быть предвзятым, особенно в идеологических вопросах. И все-таки свидетельства — это зеркало эпохи. Однако, красноречием владели не только на Западе. Вот восточные высказывания в копилку формируемого здесь мнения о ратоборческом потенциале славянорусов.
   Ибн-Мискавейх о походе русов в Бердаа в 934-944 годах. «…Пять людей русов собрались в одном из садов Бердаа. Среди них был безбородый юноша, чистый лицом, сын одного из их начальников, а с ними — несколько женщин-пленниц. Узнав об их присутствии, мусульмане окружили сад. Собралось большое число Дейлемитов и других, чтобы сразиться с этими пятью людьми. Они старались получить хотя бы одного пленного из них, но не было к нему доступа, ибо не сдавался ни один из них. И до тех пор не могли они быть убиты, пока не убивали в несколько раз большее число мусульман. Безбородый юноша был последним, оставшимся в живых. Когда он заметил, что будет взят в плен, он влез на дерево, которое было близко от него, и наносил сам себе удары кинжалом своим в смертельные места до тех пор, пока не упал мертвым». «Народ этот могущественный, телосложение у них крупное, мужество большое, не знают они бегства… В обычае у них, чтобы всякий носил оружие».