- Тонна лорианской морской воды содержит один-два грамма золота, в то время как на Земле на тонну воды приходится в среднем пять миллиграммов или редко - двадцать. Кларк золота не выше одной сотой миллиграмма на тонну. Зная объем гидросферы Земли (а он составляет один и тридцать семь сотых миллиарда кубических километров), нетрудно определить запасы золота. Получается колоссальная цифра - четырнадцать миллионов тонн. На Лории же запасы золота исчисляются фантастическими цифрами. Здесь золото - самый дешевый строительный материал.
Тарханов рассеянно смотрел на экран, пытаясь мысленно опровергнуть океанографа. Если столько золота содержат лорианские моря, то, очевидно, не меньше этого металла и в недрах Лории. Но в своих многочисленных экспедициях он еще не встречал золотых месторождений. Не было золота и в развалинах Главной обсерватории. Впрочем, золото мало интересовало командора. Есть металлы в сотни и тысячи раз дороже его...
- А вы встречали у челноков что-нибудь похожее на это? Антони Итон протянул океанологу старинную монету.
- Таких нет. А вот такие встречал. - Кузьма Петрович нарисовал на листе бумаги что-то похожее на флотскую пуговицу. - Ими играют маленькие челночата.
- Я должен иметь такую монету. Едем немедленно, - сказал Итон. Он произнес это так решительно, словно речь шла о самом безотлагательном деле.
Все невольно рассмеялись, и этот общий смех как бы превратил необыкновенные находки и открытия океанолога из чудесных чуть ли не в будничные. А Тарханов шутя укоризненно покачал головой:
- Ах, Антони!.. Я понимаю ваше нетерпение коллекционера. Но надо подождать, пока сами челноки не презентуют вам свои монеты.
С экрана послышались странные звуки: ч-ч-ч, ч-ч, ч-ч-ч-ч. Челноки! Вот какие они, оказывается. Покрыты золотистой шерстью. Глаза круглые, грустные. Никаких конечностей, кажется, у них нет. Они долго чечекали, снуя вверх и вниз, потом, словно по команде, выпустили плавники и поплыли к пирамидам из золотого песка. Челнок покрупнее размером, в пурпуровом одеянии, повис над пирамидой. Челноки подплывали к нему и по одному высыпали из-под плавников золото. Эти же плавники при необходимости превращались в подобие рук, ими челноки строили свои удивительные сооружения.
А кадры менялись за кадрами. Вот челноки на охоте за диковинными ярко-красными щеткообразными существами; на сборе урожая; на любовном игрище; на совете.
Океанолог выключил экран.
- Теперь убедились? - торжествующе спросил он своих коллег.
Воспоминания наплывали волнами. Тарханов задумался над тетрадью, отложив ручку в сторону.
Челноки вошли в жизнь колонистов. Они обычно не выходили на сушу. Это были великие подражатели, с удивительной быстротой сооружавшие все, что видели на Лории. А видели они с помощью оригинальных приспособлений - своеобразных антенн-перископов, выносимых на поверхность моря.
Кузьма Петрович был влюблен в челноков и последние годы жизни почти не выходил из моря. Похоронили его в долине тополей на закате лорианского дня. На следующее утро земляне увидели чудо - золотую статую океанолога в тополиной роще. Это челноки установили памятник на могиле Кузьмы Петровича...
Тарханов поднялся и подошел к иллюминатору. Золотая статуя сверкала в лучах Мицара. Выл полдень. Голубой свет падал на обращенное к морю лицо Кузьмы Петровича. Он был словно живой и, казалось, вот-вот сойдет с пьедестала, войдет в салон и скажет: "Я счастливый человек..."
После смерти океанолога челнокам долгие годы жизни посвятил Антони Итон.
- Понимаете, - объяснял он, - меня поразила способность челноков копировать чужую жизнь. Это невольно натолкнуло на мысль - а нет ли у челноков копий лорианской цивилизации? Не копируют ли они тот общественный строй, который некогда господствовал на Лории? Я посетил многие поселения челноков. Все они построены в тихих бухтах. Столица Челнокии, как мне удалось установить, вдходится примерно в десяти километрах от острова Главной обсерватории. Под водой имеется второй такой же город, как на острове. Главный правитель проживает во дворце, напоминающем по форме Главную обсерваторию. Подводные существа называют его Чика. Встретиться с ним мне не удалось. Дворец, в котором он проживает, охраняется...
В другой раз Итон дополнил свой рассказ новыми деталями.
- Меня всегда главным образом интересовали модели, - говорил он. - В столице Челнокии очень много сложной и непонятной аппаратуры. В одном дворце есть огромный зал, заполненный шарами. Нет, не такими, с какими мы встречались до сих пор, - они побольше размерами. Есть там башня с рефлектором. - Итон нарисовал на листе бумаги замысловатый чертеж подводной башни.
Тарханов смотрел на Итона. Годы мало изменили его. Изысканный, тщательно выбритый, он словно собирался на свидание с любимой женщиной.
Почувствовав, что его разглядывают, Итон поднял голову:
- Вы мне не верите? Знаете, командор, возникла настоятельная необходимость в самый короткий срок разгадать главную тайну Лории.
- Я догадываюсь, Итон, где вы хотите побывать, - мягко перебил его Тарханов. - Но мы не хотим, чтобы вы погибли раньше времени.
И тут Тарханов почувствовал, что говорит не то. Рано или поздно на остров надо проникнуть. Может быть, именно там они найдут средство для возвращения на Землю? Нельзя упускать ни малейшей возможности для этого!
Эта мысль обрадовала его. Он подошел к Итону, положил руку на его узкое твердое плечо, признался:
- Впрочем, я не прав. Нам надо искать пути к Земле!..
В тот день он впервые после долгого перерыва подошел к роялю. Опять надежды переполняли его сердце. Из самых глубин его поднималась волна радости. Он играл, аккорды влекли его в родные края. Белые чайки. Домик на Волге. Трель соловья. И вдруг космическая тьма. И тишина, и долгое падение в неведомое. В это неведомое издалека доносится неясная мелодия. Она все ближе, ближе, она заполняет весь мир, она означает, что ты мчишься к Солнцу, к Земле, к людям. Ты слышишь: они зовут к себе, люди. Ты мчишься к ним, потому что ты их любишь. Ты плачешь и смеешься. Здравствуй, Земля! Здравствуй, жизнь...,
Тарханов еще долго сидел за роялем и с удивлением разглядывал свои пальцы. Они, оказывается, еще живут. И как можно предаваться отчаянию, когда существует музыка?.. Впрочем, музыка может выразить и отчаяние. Важнее другое...
Он жестом подозвал к себе Итона, сказал:
- Мы пойдем на остров. Но вдвоем, Итон. Только вдвоем.
- Вы не имеете права рисковать своей жизнью, командор. Звездный устав...
Тарханов махнул рукой. Он знает Звездный устав. Он собирается на остров Главной обсерватории не для того, чтобы умереть, а чтобы вернуться на Землю. Главная обсерватория единственная их надежда, куда подему-то в течение многих лет упорно не хотят пускать землян. Какой-то заколдованный остров, закрытый плотной и невидимой стеной. На Лории давно уже можно ходить без антирадиационного костюма, а там, на острове Главной обсерватории, устойчиво держится пояс антижизни. Оттуда не возвращаются даже роботы.
- А вы знаете, командор, сегодня у нас юбилейная дата. Итон, изменяя своей обычной невозмутимости, чуть заметно улыбнулся.
Тарханов вопросительно посмотрел на него.
- В этот день мы посадили наш "Уссури" на Лорию, - объяснил Итон.
- Разве? Я думал, наш звездолет всегда стоял на этом голубом плато, - не очень удачно пошутил он. - Вы не ошиблись, сэр Итон?
- Я слишком англичанин, чтобы ошибиться, командор, серьезно ответил Итон. - По этому случаю мы устроим праздник.
Парадный салон был ярко освещен. Чуть приглушенно играла муаыка. За стеклами иллюминатора хлестал яростный лорианский ливень.
Тарханов сел на командорское место. Антони Итон разлил душистый напиток.
- В тот день, - сказал он, - когда наш звездолет опустился на эту планету, мне было тридцать два года, сейчас... Впрочем, это ре так важно. Командор, мы долгие годы прожили вдали от родины, и мы остались землянами. Так будем же до конца дней наших стойкими и мужественными. Мы вделали все, что могли. Земляне, которые прилетят на Лорию, найдут исчерпывающую информацию об этой планете, и это случится, если мы посетим остров Главной обсерватории. Поднимем бокалы за успех! - Он поднял стакан, но тут же опустил его, настороженно прислушиваясь к чему-то. - Вы слышите?
- Что такое?
- По-моему, какой-то дикий вой...
Тарханов подозрительно посмотрел на Итона: неужели галлюцинирует?
- Пустое, - успокоил он. - Здесь никого не может быть. Я был бы рад услышать какой угодно звук, но...
Тарханов не успел договорить фразу, - до его слуха тоже явственно донесся жалобный вой. Тарханов вздрогнул, но в следующую секунду, оправившись от неожиданности, позвал робота и отправил его на разведку.
Ждали в глубоком молчании.
Вернувшись, робот доложил, что никого поблизости не обнаружил.
Нервы обоих были напряжены до предела. Кто их зовет и зачем?
Вой, протяжный и долгий, повторился трижды.
У звездолетчиков перехватило дыхание. Они замерли, глядя друг на друга.
- Я пойду, - первым поднялся Итон.
- Мы пойдем вместе, - распорядился Тарханов. - Не забудьте захватить лазерный пистолет.
Впереди шел робот, то и дело исчезая за плотной заве-. сой ливня. Они медленно двигались сквозь этот водопад. Водой были насыщены и ночь и воздух. С каждым шагом вой доносился все яснее и громче.
Вот оно!
Они разом остановились. Перед ними было крупное животное с двумя ластами, длинным хвостом и лошадиной мордой. Увидев людей, зверь растянулся и положил голову на вытянутые ласты.
- Да это же морское животное! - воскликнул Итон. - Транспорт челноков.
- Странно, почему этот "транспорт" стоит на одном месте? Ба, да здесь их, кажется, несколько!
- Осторожно, командор! Перед вами все-таки не собака, а морское животное в два раза крупнее самых крупных собак Земли.
- Пустое. Он звал нас не для того, чтобы напасть.
При приближении людей животное плотнее прижалось к залитому водой песку, как бы выражая свою покорность. Итон смело подошел к нему и погладил по мокрой спине. Тут обнаружилось, что зверь привязан к огромному прозрачному шару. Внутри шара спал ребенок лет двух. Это так поразило обоих, что они не могли вымолвить и слова. Первым пришел, в себя Итон. Он простер руку над шаром и сказал с несвойственной ему торжественностью:
- Приветствую тебя, лорианин.
Тарханов осторожно отвязал шар и приказал роботу отнести находку к звездолету.
Зверь, как только отвязали его от шара, скрылся в темноте.
Так произошла первая встреча землян с представителем инопланетной цивилизации. Его назвали Артемом.
День и ночь. Ритм света и тени.
Пляска пылинок, водоворот, клубящийся вихрь проносятся над ребенком. Какие-то гулы и шумы, какие-то ежесекундно искажающиеся очертания, боль, ужас, смех и сны, без конца сны... Среди этого хаоса - свет ласковых глаз, сладостная струя, которая вливается в тело младенца из набухшей молоком материнской груди.
Потом возникают островки воспоминаний. Это крошечные звездочки, а вокруг и за ними бездонная чернота, провалы, в которых исчезают недели, месяцы жизни. Ночь. Шум прибоя. Он баюкает ребенка, как баюкал многие поколения, что жили до него. Океан пробуждал смутные желания, надежды, тоску по тем, кого Артем никогда не видел и не знал. Шум прибоя уносил его в смутные дали. Ему казалось, что над ним проносятся неведомые миры, звезды, огромные скопления звезд.
Вдруг все это куда-то проваливается, и в иллюминатор улыбается Мицар. Утро. И маленький мир, который видится Артему в постели, все, что он ценой таких усилий научился распознавать и называть по имени, внезапно озаряется. Вот стол, за которым он ест; вот кресло, под которым он прячется, играя. Стена такая же голубая, как долина, а на ней часы, огромные и непонятные. Чего только нет в его комнате! И каждое утро он отправляется в путешествие в подвластную ему Вселенную. Ничто ему тут не безразлично, все одинаково важно - и кусочек металла, и зеркало, и лучи Мицара. Комната - целая страна.
Первые дни пребывания в звездолете шумят в его воспоминаниях, как листва в тополиной роще, по которой пробегают огромные тени облаков...
А потом тени рассеиваются, и Артем начинает находить свою тропу в лабиринте дней.
Ему долго не разрешали выходить из звездолета. Однажды он все-таки удрал. Его привели назад, а потом привыкли к его отлучкам: пусть бегает, лишь бы не уходил далеко. Звездолет стоит на возвышенности. Из него видно все окрест. В долине тополей мальчик останавливается и пронзительно кричит. Прибегают кролики. До чего же он подружился с ними!
Под вечер, когда командор кончал свои дела, он брал Артема на берег моря. Они усаживались на теплый камень и долго молчали. Потом командор рассказывал о Земле и землянах. И когда он, утомленный, погружался в задумчивость или начинал дремать, Артем устраивался поблизости и ложился на спину. По оранжевому небу плыли облака, похожие то на звездолет, то на трубку дяди Антони или на скафандр с торчащими антеннами... Артем мучительно думал, на кого похоже вот то облако. Он приподнимался, озирался вокруг, а вокруг простиралась пустыня. Потом к нему подкрадывался сон, и Артему снились золотые лучи солнца, светлая дымка над долиной, далекие, окутанные синевой контуры гор. Под белой березой у ленивой сонной реки - ватага голых ребятишек. Артем кричит: "Возьмите меня, возьмите..." - и просыпается. Рядом сидит командор. Нет ни голубого неба, ни белотелой березки, ни ребят. Есть пустыня и есть море. И чего-то жалко ему. И щемит сердце.
- Что с тобой, Артем? - спрашивает командор.
Мальчик пытливо вглядывается в доброе лицо командора:
- Ты бывал на Земле?
Командор утвердительно кивает головой.
- Я сейчас видел Землю, она такая же, как в той картине из фильмотеки.
Командор низко опускает голову, и слезы появляются у него в глазах.
- Командор, почему ты плачешь? Земля так прекрасна.
- Разве тебе плохо на Лории?
- С тобой и дядей Антони - нет. Но мы полетим на Землю?
- Да. Когда-нибудь.
- Но почему не сейчас? Сядем на планетолет и полетим. Артем даже жмурился от предстоящего удовольствия, смеялся, кричал: - Земля! Земля!
А командор почему-то не разделял буйной радости Артема. Он все так же сидел с опущенной головой.
- Командор, у тебя опять слезы. Почему?
- От радости, оттого, что ты растешь, что тебе принадлежит Вселенная...
Вечер. Артем в звездолете, у себя дома, в надежном убежище от всего, что внушает страх, - от темноты, от ночи, от всех неизвестных и потому страшных вещей. В салоне ярко горят огни. Ужин. От тепла и усталости Артема совсем разморило. Командор берет его на руки и несет в постель; усаживается в кресло и рассказывает удивительную сказку о полете землян на далекую планету Лорию.
Артем спрашивает сонным голосом:
- Я с вами летел?
Командор низко наклоняется над ним и тихо шепчет:
- Ты лорианин, Артем.
- Да нет же, я землянин. Я вместе с вами прилетел сюда.
- Спи, Артем. Я расскажу тебе новую сказку.
В блаженном сумраке проплывают героические образы сказок. Почему бы Артему не быть сказочным героем. Он уже сейчас герой... Завтра он увидит новый день...
Спустя много лет Артем прочитает в дневнике командора:
"Действительность еще не наложила руку на Артема, она ежеминутно ускользает от него. Счастливая пора. В нем все приспособлено для счастья. Он верит в свою судьбу, в свое счастье каждой крупицей существа, он страстно тянется к нему всеми детскими силами. Время и судьба позаботятся, чтобы протрезвить его".
Артем спешил домой, на базу. Он выжимал из планетолета все," что можно было выжать. Машина дрожала и, кавалось, вот-вот рассыплется. Рядом сидел робот, его постоянный спутник в путешествиях по Лории. Артем разговаривал с ним, хлопал по холодному пластмассовому плечу. Робот, надежный помощник в походах, молчал и только мигал кварцевыми глазами. Три месяца назад командор написал в бортовой журнал звездолета: "Сегодня Артему Тарханову вручен диплом инженера галактических сообщений". После диплома Артем отправился в трехмесячное путешествие по планете.
Артем начал ходить в "школу" с пяти лет. Это было первого сентября по земному календарю. В то утро робот приготовил ему новую форму. Артем нарвал цветов. Потом в сопровождении робота, с цветами в руках он отправился в командорскую рубку, которая теперь называлась "школой". Ему казалось, что это продолжается игра, в которую он играл с роботом, но сейчас почему-то в эту игру решили включиться командор и дядя Антони. Они встретили его, стоя у письменного стола, торжественные, в строгих праздничных костюмах. Командор поздравил его с началом учебного года и пожелал успеха. У Артема глаза разбежались - в командорской рубке было столько интересного. Теперь-то он непременно разглядит все. На стене висел портрет женщины. Она чуть улыбалась, а в глазах затаилась печаль. Кто она? Артем не знал. Даже сейчас, когда ему почти семнадцать, многое все еще остается для него загадкой.
Учили его попеременно то командор, то дядя Антони. Первый урок прошел так: командор посадил его в кресло, сказал, чтобы он положил руки на стол и смотрел на блестящий овальный круг неизвестного Артему аппарата. Он смотрел, иногда пытался оторвать взор от зеркала, но это ему не удавалось. А потом начиналось самое интересное: Артем отправлялся в путешествие. Перед ним возникали буквы. Они плясали, сливались вместе, образуя слова "командор", "робот", "звездолет"... Артем слышал голоса букв и повторял их. Потом танцующие буквы исчезали. Артем отрывал глаза от экрана. Командор сидел в кресле и читал какую-то книгу.
- Расскажи про твое путешествие в страну букв, - просил он.
Затем командор просил его написать все буквы, которые встретились ему в удивительной стране азбуки. Писать было труднее, но Артем справлялся и с этим.
Так перед ним открывался большой мир знаний. И он с радостью окунулся в него, доставая из безграничного океана непознанного один камешек за другим. Пожалуй, самое удивительное путешествие он совершил, когда ему было десять лет. В тот день на уроке присутствовали оба учителя - и командор, и дядя Антони. Как всегда, Артему предложили положить руки на стол и смотреть в овальное зеркало. И началось путешествие в теорию относительности. Какие головокружительные уравнения! Но Артема восхитили не уравнения сами по себе, а атлетическая мускулатура мысли ученого. И командор сделал все возможное, чтобы развить у Артема эту мускулатуру.
Потом начались тренировки на одиночество. Командор и дядя Антони, задав уроки, улетали на три-четыре месяца в путешествие. Артем оставался один в обществе молчаливого робота. Он ходил на занятия в командорскую рубку, которая теперь уже называлась институтом. После уроков шел в тополиную рощу. Она давно вышла из долины и зашагала по плато. Деревья шумели теперь у самого звездолета.
Артем с жадностью слушал лес: ему казалось, что шорохи листвы зовут его куда-то вдаль, что он уже странствует где-то далеко... Закрыв глаза, он видел переливы земных красок - синие, зеленые, желтые, красные... Иногда видения становились более отчетливыми: широкая равнина луга, шумные города, синие ленты просторных рек, высокие горы. Он знал Землю и мог представить ее себе ясно и объемно, как в цветных стереофильмах.
В звездолет Артем возвращался задумчивым. Командор учил его, что в развитии личности поворотная точка достигается тогда, когда главный интерес в жизни понемногу отрывается от мгновенного и личного и все больше концентрируется в стремлении мысленно охватить природу вещей. В семнадцать лет, пожалуй, трудно это сделать. Желания, надежды, чувства - как от них отрешиться? Конечно, когда надо, Артем умел мысленно рисовать картину огромного, вечно загадочного мироздания. Но является ли этот мыслительный процесс охвата Вселенной высшей целью в жизни, как это утверждает командор?
До поры до времени Артем не придавал особенного значения словам командора. Он не раздумывал над ними, а принимал их как должное. И впервые задумался, когда кончились очередные шесть месяцев одиночества и из поездки вернулись 'на базу его учителя. Увидев планетолет, Артем радостно ринулся навстречу, не чуя ног под собой от радости. Камни плясали вокруг него. Увидев суровое лицо командора, Артем остановился. Робот вынес из планетолета дядю Антони и медленно двинулся к звездолету. Низко опустив голову, с трудом передвигал ноги командор. Артем взял его под руку - командор этого даже не заметил.
У звездолета командор остановился и тут только заметил Артема.
- Это ты, - сказал он. Глаза его не улыбнулись, как всегда, - они остались печальными и далекими.
Так впервые в жизни Артем столкнулся со смертью. Тогда ему шел пятнадцатый год.
- Мой дорогой мальчик, - говорил командор, - что будет с тобой, когда ты останешься совсем один?..
- Почему один? - Артем вдруг запнулся: как трудно задать этот вопрос. И все-таки решился: - Разве мы не вернемся на Землю?
Командор не отвел глаза.
- Я отвечу на твой вопрос, когда тебе исполнится семнадцать лет.
- Сейчас.
- Сейчас не могу и не хочу.
- А почему?
- Тебе надо закончить институт.
Потом он прослушал курс лекций по философии. Многое из того, что он знал, видел, испытал за свою короткую жизнь, пришло в порядок, в котором нашла свое место каждая строчка прочитанной книги и каждая формула. Бесконечность Вселенной. Тайны рождения звезд. Загадочный антимир. Раньше каждое из этих понятий представлялось Артему как бы островком в безбрежном океане. Философия связала их в единое целое.
Курс его был завершен беседой об экспедиции землян на Лорию, о шаровой цивилизации Лории, погибшей при неизвестных обстоятельствах. Командор говорил о том, как много могла бы принести разгадка тайны происхождения шаров. Он твердо верил: на Лории не было термоядерной войны. Об этом свидетельствовали сохранившиеся города. Но почему погибло все живое на суше? Почему жизнь сохранилась только в морях?
Звездолетчики не раз пытались проникнуть на остров Главной обсерватории, и всегда их постигала неудача. Последняя попытка стоила жизни астрофизику Антони Итону.
- Кто-то упрямо не хочет, чтобы земляне проникли на остров, - говорил командор. - Хотя... - не закончив последнюю фразу, командор оборвал беседу.
Планетолет мягко опустился возле знакомой тополиной рощи. Робот, нагруженный находками Артема, первым устремился к звездолету. За ним поспешно бросился Артем: ему хотелось скорее увидеть командора.
- Здравствуй, лорианин!
Командор стоял на верхней площадке парадной лестницы, устланной ярко-красной дорожкой. Из глубины звездолета доносилась торжественная музыка. Артем оглянулся вокруг, но никого не увидел.
- Лорианин, - повторил командор. Он был в белоснежной парадной форме с золотым значком звездолетчика на груди.
- Ты говоришь мне, командор? - спросил Артем, удивленный необычной встречей.
- Да, тебе, лорианин. Пойдем со мною.
Артем повиновался и стал подниматься по лестнице, полный недоумения и тревоги. Они очутились в парадном салоне. Здесь был накрыт большой стол со всевозможными дарами Земли. Артем вопросительно посмотрел на командора, который стоял по другую сторону стола, строгий, взволнованный, красивый. Волна какой-то неведомой радости захлестнула Артема. Он не узнавал парадного салона, превращенного в уголок Земли. Вдали виднелись контуры города. На переднем плане протекала речка. Белоствольные березы в желтом осеннем наряде, словно вытканном из солнечных лучей.
- Земля, - сказал командор.
- Я знаю, - ответил Артем.
- Ты, кажется, удивлен, Артем? Я тебе обещал рассказать одну тайну, когда тебе исполнится семнадцать лет. Это время наступило. Садись.
Вот когда Артем понял, что сегодня произойдет нечто очень важное для него.
Артем, ты задумывался над тем, как попал на Лорию?
- Да, конечно.
- И к каким выводам ты пришел?
- Я расспрашивал дядю Итона...
- Что он сказал тебе?
- Он сказал: "Все узнаешь в свой срок".
- И этот ответ удовлетворил тебя?
- Да, командор.
- А сегодня ты понял, почему я назвал тебя лориани
- Конечно. Мы живем на Лории.
- Слушай, Артем.
Тарханов поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, медленно стал расхаживать -по салону. Он был на редкость крепким для своих лет. В густой черной гриве его не было ни одного седого волоса. Глаза светились молодостью и умом.
- Пятнадцать лет назад тебя доставило к звездолету какое-то морское животное, вот в этом шаре. Мы принесли этот шар в звездолет. Ты спал. К тебе была подведена система шлангов. Нет, мы не тронули их, боясь причинить тебе боль или еще худшее. У твоих ног увидели вот этот шарик с изображением руки, которая манила нас к себе. Мы переглянулись и поняли, что рука предлагает взять шар. К нему были прикреплены два наушника. Нам ничего не оставалось, как надеть их. Я услышал русскую речь. Удивился ли я? Еще бы! И не тому, что услышал русскую речь. Конечно, это было приятное удивление. Но меня удивил сам шар. Земная техника звукозаписи известна. А здесь просто шар, какие я видел во множестве на Лории, беседовал со мной о маленьком лорианине. Сейчас мы послушаем таинственный голос незнакомца.
Тарханов положил на стол небольшой прозрачный шар с двумя наушниками; один протянул Артему, другой взял себе.
Все происходящее Артемом воспринималось как сон. Он машинально надел наушники и услышал мелодичный шепот. Казалось, в мембрану вмонтирован микроскопический музыкой, который нежно напевает ему сны далеких детских лет. Было приятно и немного грустно слушать этот шепот, словно это был голос матери, убаюкивающей ребенка. Наконец шепот умолк, а Артем все еще ждал чего-то.
Тарханов рассеянно смотрел на экран, пытаясь мысленно опровергнуть океанографа. Если столько золота содержат лорианские моря, то, очевидно, не меньше этого металла и в недрах Лории. Но в своих многочисленных экспедициях он еще не встречал золотых месторождений. Не было золота и в развалинах Главной обсерватории. Впрочем, золото мало интересовало командора. Есть металлы в сотни и тысячи раз дороже его...
- А вы встречали у челноков что-нибудь похожее на это? Антони Итон протянул океанологу старинную монету.
- Таких нет. А вот такие встречал. - Кузьма Петрович нарисовал на листе бумаги что-то похожее на флотскую пуговицу. - Ими играют маленькие челночата.
- Я должен иметь такую монету. Едем немедленно, - сказал Итон. Он произнес это так решительно, словно речь шла о самом безотлагательном деле.
Все невольно рассмеялись, и этот общий смех как бы превратил необыкновенные находки и открытия океанолога из чудесных чуть ли не в будничные. А Тарханов шутя укоризненно покачал головой:
- Ах, Антони!.. Я понимаю ваше нетерпение коллекционера. Но надо подождать, пока сами челноки не презентуют вам свои монеты.
С экрана послышались странные звуки: ч-ч-ч, ч-ч, ч-ч-ч-ч. Челноки! Вот какие они, оказывается. Покрыты золотистой шерстью. Глаза круглые, грустные. Никаких конечностей, кажется, у них нет. Они долго чечекали, снуя вверх и вниз, потом, словно по команде, выпустили плавники и поплыли к пирамидам из золотого песка. Челнок покрупнее размером, в пурпуровом одеянии, повис над пирамидой. Челноки подплывали к нему и по одному высыпали из-под плавников золото. Эти же плавники при необходимости превращались в подобие рук, ими челноки строили свои удивительные сооружения.
А кадры менялись за кадрами. Вот челноки на охоте за диковинными ярко-красными щеткообразными существами; на сборе урожая; на любовном игрище; на совете.
Океанолог выключил экран.
- Теперь убедились? - торжествующе спросил он своих коллег.
Воспоминания наплывали волнами. Тарханов задумался над тетрадью, отложив ручку в сторону.
Челноки вошли в жизнь колонистов. Они обычно не выходили на сушу. Это были великие подражатели, с удивительной быстротой сооружавшие все, что видели на Лории. А видели они с помощью оригинальных приспособлений - своеобразных антенн-перископов, выносимых на поверхность моря.
Кузьма Петрович был влюблен в челноков и последние годы жизни почти не выходил из моря. Похоронили его в долине тополей на закате лорианского дня. На следующее утро земляне увидели чудо - золотую статую океанолога в тополиной роще. Это челноки установили памятник на могиле Кузьмы Петровича...
Тарханов поднялся и подошел к иллюминатору. Золотая статуя сверкала в лучах Мицара. Выл полдень. Голубой свет падал на обращенное к морю лицо Кузьмы Петровича. Он был словно живой и, казалось, вот-вот сойдет с пьедестала, войдет в салон и скажет: "Я счастливый человек..."
После смерти океанолога челнокам долгие годы жизни посвятил Антони Итон.
- Понимаете, - объяснял он, - меня поразила способность челноков копировать чужую жизнь. Это невольно натолкнуло на мысль - а нет ли у челноков копий лорианской цивилизации? Не копируют ли они тот общественный строй, который некогда господствовал на Лории? Я посетил многие поселения челноков. Все они построены в тихих бухтах. Столица Челнокии, как мне удалось установить, вдходится примерно в десяти километрах от острова Главной обсерватории. Под водой имеется второй такой же город, как на острове. Главный правитель проживает во дворце, напоминающем по форме Главную обсерваторию. Подводные существа называют его Чика. Встретиться с ним мне не удалось. Дворец, в котором он проживает, охраняется...
В другой раз Итон дополнил свой рассказ новыми деталями.
- Меня всегда главным образом интересовали модели, - говорил он. - В столице Челнокии очень много сложной и непонятной аппаратуры. В одном дворце есть огромный зал, заполненный шарами. Нет, не такими, с какими мы встречались до сих пор, - они побольше размерами. Есть там башня с рефлектором. - Итон нарисовал на листе бумаги замысловатый чертеж подводной башни.
Тарханов смотрел на Итона. Годы мало изменили его. Изысканный, тщательно выбритый, он словно собирался на свидание с любимой женщиной.
Почувствовав, что его разглядывают, Итон поднял голову:
- Вы мне не верите? Знаете, командор, возникла настоятельная необходимость в самый короткий срок разгадать главную тайну Лории.
- Я догадываюсь, Итон, где вы хотите побывать, - мягко перебил его Тарханов. - Но мы не хотим, чтобы вы погибли раньше времени.
И тут Тарханов почувствовал, что говорит не то. Рано или поздно на остров надо проникнуть. Может быть, именно там они найдут средство для возвращения на Землю? Нельзя упускать ни малейшей возможности для этого!
Эта мысль обрадовала его. Он подошел к Итону, положил руку на его узкое твердое плечо, признался:
- Впрочем, я не прав. Нам надо искать пути к Земле!..
В тот день он впервые после долгого перерыва подошел к роялю. Опять надежды переполняли его сердце. Из самых глубин его поднималась волна радости. Он играл, аккорды влекли его в родные края. Белые чайки. Домик на Волге. Трель соловья. И вдруг космическая тьма. И тишина, и долгое падение в неведомое. В это неведомое издалека доносится неясная мелодия. Она все ближе, ближе, она заполняет весь мир, она означает, что ты мчишься к Солнцу, к Земле, к людям. Ты слышишь: они зовут к себе, люди. Ты мчишься к ним, потому что ты их любишь. Ты плачешь и смеешься. Здравствуй, Земля! Здравствуй, жизнь...,
Тарханов еще долго сидел за роялем и с удивлением разглядывал свои пальцы. Они, оказывается, еще живут. И как можно предаваться отчаянию, когда существует музыка?.. Впрочем, музыка может выразить и отчаяние. Важнее другое...
Он жестом подозвал к себе Итона, сказал:
- Мы пойдем на остров. Но вдвоем, Итон. Только вдвоем.
- Вы не имеете права рисковать своей жизнью, командор. Звездный устав...
Тарханов махнул рукой. Он знает Звездный устав. Он собирается на остров Главной обсерватории не для того, чтобы умереть, а чтобы вернуться на Землю. Главная обсерватория единственная их надежда, куда подему-то в течение многих лет упорно не хотят пускать землян. Какой-то заколдованный остров, закрытый плотной и невидимой стеной. На Лории давно уже можно ходить без антирадиационного костюма, а там, на острове Главной обсерватории, устойчиво держится пояс антижизни. Оттуда не возвращаются даже роботы.
- А вы знаете, командор, сегодня у нас юбилейная дата. Итон, изменяя своей обычной невозмутимости, чуть заметно улыбнулся.
Тарханов вопросительно посмотрел на него.
- В этот день мы посадили наш "Уссури" на Лорию, - объяснил Итон.
- Разве? Я думал, наш звездолет всегда стоял на этом голубом плато, - не очень удачно пошутил он. - Вы не ошиблись, сэр Итон?
- Я слишком англичанин, чтобы ошибиться, командор, серьезно ответил Итон. - По этому случаю мы устроим праздник.
Парадный салон был ярко освещен. Чуть приглушенно играла муаыка. За стеклами иллюминатора хлестал яростный лорианский ливень.
Тарханов сел на командорское место. Антони Итон разлил душистый напиток.
- В тот день, - сказал он, - когда наш звездолет опустился на эту планету, мне было тридцать два года, сейчас... Впрочем, это ре так важно. Командор, мы долгие годы прожили вдали от родины, и мы остались землянами. Так будем же до конца дней наших стойкими и мужественными. Мы вделали все, что могли. Земляне, которые прилетят на Лорию, найдут исчерпывающую информацию об этой планете, и это случится, если мы посетим остров Главной обсерватории. Поднимем бокалы за успех! - Он поднял стакан, но тут же опустил его, настороженно прислушиваясь к чему-то. - Вы слышите?
- Что такое?
- По-моему, какой-то дикий вой...
Тарханов подозрительно посмотрел на Итона: неужели галлюцинирует?
- Пустое, - успокоил он. - Здесь никого не может быть. Я был бы рад услышать какой угодно звук, но...
Тарханов не успел договорить фразу, - до его слуха тоже явственно донесся жалобный вой. Тарханов вздрогнул, но в следующую секунду, оправившись от неожиданности, позвал робота и отправил его на разведку.
Ждали в глубоком молчании.
Вернувшись, робот доложил, что никого поблизости не обнаружил.
Нервы обоих были напряжены до предела. Кто их зовет и зачем?
Вой, протяжный и долгий, повторился трижды.
У звездолетчиков перехватило дыхание. Они замерли, глядя друг на друга.
- Я пойду, - первым поднялся Итон.
- Мы пойдем вместе, - распорядился Тарханов. - Не забудьте захватить лазерный пистолет.
Впереди шел робот, то и дело исчезая за плотной заве-. сой ливня. Они медленно двигались сквозь этот водопад. Водой были насыщены и ночь и воздух. С каждым шагом вой доносился все яснее и громче.
Вот оно!
Они разом остановились. Перед ними было крупное животное с двумя ластами, длинным хвостом и лошадиной мордой. Увидев людей, зверь растянулся и положил голову на вытянутые ласты.
- Да это же морское животное! - воскликнул Итон. - Транспорт челноков.
- Странно, почему этот "транспорт" стоит на одном месте? Ба, да здесь их, кажется, несколько!
- Осторожно, командор! Перед вами все-таки не собака, а морское животное в два раза крупнее самых крупных собак Земли.
- Пустое. Он звал нас не для того, чтобы напасть.
При приближении людей животное плотнее прижалось к залитому водой песку, как бы выражая свою покорность. Итон смело подошел к нему и погладил по мокрой спине. Тут обнаружилось, что зверь привязан к огромному прозрачному шару. Внутри шара спал ребенок лет двух. Это так поразило обоих, что они не могли вымолвить и слова. Первым пришел, в себя Итон. Он простер руку над шаром и сказал с несвойственной ему торжественностью:
- Приветствую тебя, лорианин.
Тарханов осторожно отвязал шар и приказал роботу отнести находку к звездолету.
Зверь, как только отвязали его от шара, скрылся в темноте.
Так произошла первая встреча землян с представителем инопланетной цивилизации. Его назвали Артемом.
День и ночь. Ритм света и тени.
Пляска пылинок, водоворот, клубящийся вихрь проносятся над ребенком. Какие-то гулы и шумы, какие-то ежесекундно искажающиеся очертания, боль, ужас, смех и сны, без конца сны... Среди этого хаоса - свет ласковых глаз, сладостная струя, которая вливается в тело младенца из набухшей молоком материнской груди.
Потом возникают островки воспоминаний. Это крошечные звездочки, а вокруг и за ними бездонная чернота, провалы, в которых исчезают недели, месяцы жизни. Ночь. Шум прибоя. Он баюкает ребенка, как баюкал многие поколения, что жили до него. Океан пробуждал смутные желания, надежды, тоску по тем, кого Артем никогда не видел и не знал. Шум прибоя уносил его в смутные дали. Ему казалось, что над ним проносятся неведомые миры, звезды, огромные скопления звезд.
Вдруг все это куда-то проваливается, и в иллюминатор улыбается Мицар. Утро. И маленький мир, который видится Артему в постели, все, что он ценой таких усилий научился распознавать и называть по имени, внезапно озаряется. Вот стол, за которым он ест; вот кресло, под которым он прячется, играя. Стена такая же голубая, как долина, а на ней часы, огромные и непонятные. Чего только нет в его комнате! И каждое утро он отправляется в путешествие в подвластную ему Вселенную. Ничто ему тут не безразлично, все одинаково важно - и кусочек металла, и зеркало, и лучи Мицара. Комната - целая страна.
Первые дни пребывания в звездолете шумят в его воспоминаниях, как листва в тополиной роще, по которой пробегают огромные тени облаков...
А потом тени рассеиваются, и Артем начинает находить свою тропу в лабиринте дней.
Ему долго не разрешали выходить из звездолета. Однажды он все-таки удрал. Его привели назад, а потом привыкли к его отлучкам: пусть бегает, лишь бы не уходил далеко. Звездолет стоит на возвышенности. Из него видно все окрест. В долине тополей мальчик останавливается и пронзительно кричит. Прибегают кролики. До чего же он подружился с ними!
Под вечер, когда командор кончал свои дела, он брал Артема на берег моря. Они усаживались на теплый камень и долго молчали. Потом командор рассказывал о Земле и землянах. И когда он, утомленный, погружался в задумчивость или начинал дремать, Артем устраивался поблизости и ложился на спину. По оранжевому небу плыли облака, похожие то на звездолет, то на трубку дяди Антони или на скафандр с торчащими антеннами... Артем мучительно думал, на кого похоже вот то облако. Он приподнимался, озирался вокруг, а вокруг простиралась пустыня. Потом к нему подкрадывался сон, и Артему снились золотые лучи солнца, светлая дымка над долиной, далекие, окутанные синевой контуры гор. Под белой березой у ленивой сонной реки - ватага голых ребятишек. Артем кричит: "Возьмите меня, возьмите..." - и просыпается. Рядом сидит командор. Нет ни голубого неба, ни белотелой березки, ни ребят. Есть пустыня и есть море. И чего-то жалко ему. И щемит сердце.
- Что с тобой, Артем? - спрашивает командор.
Мальчик пытливо вглядывается в доброе лицо командора:
- Ты бывал на Земле?
Командор утвердительно кивает головой.
- Я сейчас видел Землю, она такая же, как в той картине из фильмотеки.
Командор низко опускает голову, и слезы появляются у него в глазах.
- Командор, почему ты плачешь? Земля так прекрасна.
- Разве тебе плохо на Лории?
- С тобой и дядей Антони - нет. Но мы полетим на Землю?
- Да. Когда-нибудь.
- Но почему не сейчас? Сядем на планетолет и полетим. Артем даже жмурился от предстоящего удовольствия, смеялся, кричал: - Земля! Земля!
А командор почему-то не разделял буйной радости Артема. Он все так же сидел с опущенной головой.
- Командор, у тебя опять слезы. Почему?
- От радости, оттого, что ты растешь, что тебе принадлежит Вселенная...
Вечер. Артем в звездолете, у себя дома, в надежном убежище от всего, что внушает страх, - от темноты, от ночи, от всех неизвестных и потому страшных вещей. В салоне ярко горят огни. Ужин. От тепла и усталости Артема совсем разморило. Командор берет его на руки и несет в постель; усаживается в кресло и рассказывает удивительную сказку о полете землян на далекую планету Лорию.
Артем спрашивает сонным голосом:
- Я с вами летел?
Командор низко наклоняется над ним и тихо шепчет:
- Ты лорианин, Артем.
- Да нет же, я землянин. Я вместе с вами прилетел сюда.
- Спи, Артем. Я расскажу тебе новую сказку.
В блаженном сумраке проплывают героические образы сказок. Почему бы Артему не быть сказочным героем. Он уже сейчас герой... Завтра он увидит новый день...
Спустя много лет Артем прочитает в дневнике командора:
"Действительность еще не наложила руку на Артема, она ежеминутно ускользает от него. Счастливая пора. В нем все приспособлено для счастья. Он верит в свою судьбу, в свое счастье каждой крупицей существа, он страстно тянется к нему всеми детскими силами. Время и судьба позаботятся, чтобы протрезвить его".
Артем спешил домой, на базу. Он выжимал из планетолета все," что можно было выжать. Машина дрожала и, кавалось, вот-вот рассыплется. Рядом сидел робот, его постоянный спутник в путешествиях по Лории. Артем разговаривал с ним, хлопал по холодному пластмассовому плечу. Робот, надежный помощник в походах, молчал и только мигал кварцевыми глазами. Три месяца назад командор написал в бортовой журнал звездолета: "Сегодня Артему Тарханову вручен диплом инженера галактических сообщений". После диплома Артем отправился в трехмесячное путешествие по планете.
Артем начал ходить в "школу" с пяти лет. Это было первого сентября по земному календарю. В то утро робот приготовил ему новую форму. Артем нарвал цветов. Потом в сопровождении робота, с цветами в руках он отправился в командорскую рубку, которая теперь называлась "школой". Ему казалось, что это продолжается игра, в которую он играл с роботом, но сейчас почему-то в эту игру решили включиться командор и дядя Антони. Они встретили его, стоя у письменного стола, торжественные, в строгих праздничных костюмах. Командор поздравил его с началом учебного года и пожелал успеха. У Артема глаза разбежались - в командорской рубке было столько интересного. Теперь-то он непременно разглядит все. На стене висел портрет женщины. Она чуть улыбалась, а в глазах затаилась печаль. Кто она? Артем не знал. Даже сейчас, когда ему почти семнадцать, многое все еще остается для него загадкой.
Учили его попеременно то командор, то дядя Антони. Первый урок прошел так: командор посадил его в кресло, сказал, чтобы он положил руки на стол и смотрел на блестящий овальный круг неизвестного Артему аппарата. Он смотрел, иногда пытался оторвать взор от зеркала, но это ему не удавалось. А потом начиналось самое интересное: Артем отправлялся в путешествие. Перед ним возникали буквы. Они плясали, сливались вместе, образуя слова "командор", "робот", "звездолет"... Артем слышал голоса букв и повторял их. Потом танцующие буквы исчезали. Артем отрывал глаза от экрана. Командор сидел в кресле и читал какую-то книгу.
- Расскажи про твое путешествие в страну букв, - просил он.
Затем командор просил его написать все буквы, которые встретились ему в удивительной стране азбуки. Писать было труднее, но Артем справлялся и с этим.
Так перед ним открывался большой мир знаний. И он с радостью окунулся в него, доставая из безграничного океана непознанного один камешек за другим. Пожалуй, самое удивительное путешествие он совершил, когда ему было десять лет. В тот день на уроке присутствовали оба учителя - и командор, и дядя Антони. Как всегда, Артему предложили положить руки на стол и смотреть в овальное зеркало. И началось путешествие в теорию относительности. Какие головокружительные уравнения! Но Артема восхитили не уравнения сами по себе, а атлетическая мускулатура мысли ученого. И командор сделал все возможное, чтобы развить у Артема эту мускулатуру.
Потом начались тренировки на одиночество. Командор и дядя Антони, задав уроки, улетали на три-четыре месяца в путешествие. Артем оставался один в обществе молчаливого робота. Он ходил на занятия в командорскую рубку, которая теперь уже называлась институтом. После уроков шел в тополиную рощу. Она давно вышла из долины и зашагала по плато. Деревья шумели теперь у самого звездолета.
Артем с жадностью слушал лес: ему казалось, что шорохи листвы зовут его куда-то вдаль, что он уже странствует где-то далеко... Закрыв глаза, он видел переливы земных красок - синие, зеленые, желтые, красные... Иногда видения становились более отчетливыми: широкая равнина луга, шумные города, синие ленты просторных рек, высокие горы. Он знал Землю и мог представить ее себе ясно и объемно, как в цветных стереофильмах.
В звездолет Артем возвращался задумчивым. Командор учил его, что в развитии личности поворотная точка достигается тогда, когда главный интерес в жизни понемногу отрывается от мгновенного и личного и все больше концентрируется в стремлении мысленно охватить природу вещей. В семнадцать лет, пожалуй, трудно это сделать. Желания, надежды, чувства - как от них отрешиться? Конечно, когда надо, Артем умел мысленно рисовать картину огромного, вечно загадочного мироздания. Но является ли этот мыслительный процесс охвата Вселенной высшей целью в жизни, как это утверждает командор?
До поры до времени Артем не придавал особенного значения словам командора. Он не раздумывал над ними, а принимал их как должное. И впервые задумался, когда кончились очередные шесть месяцев одиночества и из поездки вернулись 'на базу его учителя. Увидев планетолет, Артем радостно ринулся навстречу, не чуя ног под собой от радости. Камни плясали вокруг него. Увидев суровое лицо командора, Артем остановился. Робот вынес из планетолета дядю Антони и медленно двинулся к звездолету. Низко опустив голову, с трудом передвигал ноги командор. Артем взял его под руку - командор этого даже не заметил.
У звездолета командор остановился и тут только заметил Артема.
- Это ты, - сказал он. Глаза его не улыбнулись, как всегда, - они остались печальными и далекими.
Так впервые в жизни Артем столкнулся со смертью. Тогда ему шел пятнадцатый год.
- Мой дорогой мальчик, - говорил командор, - что будет с тобой, когда ты останешься совсем один?..
- Почему один? - Артем вдруг запнулся: как трудно задать этот вопрос. И все-таки решился: - Разве мы не вернемся на Землю?
Командор не отвел глаза.
- Я отвечу на твой вопрос, когда тебе исполнится семнадцать лет.
- Сейчас.
- Сейчас не могу и не хочу.
- А почему?
- Тебе надо закончить институт.
Потом он прослушал курс лекций по философии. Многое из того, что он знал, видел, испытал за свою короткую жизнь, пришло в порядок, в котором нашла свое место каждая строчка прочитанной книги и каждая формула. Бесконечность Вселенной. Тайны рождения звезд. Загадочный антимир. Раньше каждое из этих понятий представлялось Артему как бы островком в безбрежном океане. Философия связала их в единое целое.
Курс его был завершен беседой об экспедиции землян на Лорию, о шаровой цивилизации Лории, погибшей при неизвестных обстоятельствах. Командор говорил о том, как много могла бы принести разгадка тайны происхождения шаров. Он твердо верил: на Лории не было термоядерной войны. Об этом свидетельствовали сохранившиеся города. Но почему погибло все живое на суше? Почему жизнь сохранилась только в морях?
Звездолетчики не раз пытались проникнуть на остров Главной обсерватории, и всегда их постигала неудача. Последняя попытка стоила жизни астрофизику Антони Итону.
- Кто-то упрямо не хочет, чтобы земляне проникли на остров, - говорил командор. - Хотя... - не закончив последнюю фразу, командор оборвал беседу.
Планетолет мягко опустился возле знакомой тополиной рощи. Робот, нагруженный находками Артема, первым устремился к звездолету. За ним поспешно бросился Артем: ему хотелось скорее увидеть командора.
- Здравствуй, лорианин!
Командор стоял на верхней площадке парадной лестницы, устланной ярко-красной дорожкой. Из глубины звездолета доносилась торжественная музыка. Артем оглянулся вокруг, но никого не увидел.
- Лорианин, - повторил командор. Он был в белоснежной парадной форме с золотым значком звездолетчика на груди.
- Ты говоришь мне, командор? - спросил Артем, удивленный необычной встречей.
- Да, тебе, лорианин. Пойдем со мною.
Артем повиновался и стал подниматься по лестнице, полный недоумения и тревоги. Они очутились в парадном салоне. Здесь был накрыт большой стол со всевозможными дарами Земли. Артем вопросительно посмотрел на командора, который стоял по другую сторону стола, строгий, взволнованный, красивый. Волна какой-то неведомой радости захлестнула Артема. Он не узнавал парадного салона, превращенного в уголок Земли. Вдали виднелись контуры города. На переднем плане протекала речка. Белоствольные березы в желтом осеннем наряде, словно вытканном из солнечных лучей.
- Земля, - сказал командор.
- Я знаю, - ответил Артем.
- Ты, кажется, удивлен, Артем? Я тебе обещал рассказать одну тайну, когда тебе исполнится семнадцать лет. Это время наступило. Садись.
Вот когда Артем понял, что сегодня произойдет нечто очень важное для него.
Артем, ты задумывался над тем, как попал на Лорию?
- Да, конечно.
- И к каким выводам ты пришел?
- Я расспрашивал дядю Итона...
- Что он сказал тебе?
- Он сказал: "Все узнаешь в свой срок".
- И этот ответ удовлетворил тебя?
- Да, командор.
- А сегодня ты понял, почему я назвал тебя лориани
- Конечно. Мы живем на Лории.
- Слушай, Артем.
Тарханов поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, медленно стал расхаживать -по салону. Он был на редкость крепким для своих лет. В густой черной гриве его не было ни одного седого волоса. Глаза светились молодостью и умом.
- Пятнадцать лет назад тебя доставило к звездолету какое-то морское животное, вот в этом шаре. Мы принесли этот шар в звездолет. Ты спал. К тебе была подведена система шлангов. Нет, мы не тронули их, боясь причинить тебе боль или еще худшее. У твоих ног увидели вот этот шарик с изображением руки, которая манила нас к себе. Мы переглянулись и поняли, что рука предлагает взять шар. К нему были прикреплены два наушника. Нам ничего не оставалось, как надеть их. Я услышал русскую речь. Удивился ли я? Еще бы! И не тому, что услышал русскую речь. Конечно, это было приятное удивление. Но меня удивил сам шар. Земная техника звукозаписи известна. А здесь просто шар, какие я видел во множестве на Лории, беседовал со мной о маленьком лорианине. Сейчас мы послушаем таинственный голос незнакомца.
Тарханов положил на стол небольшой прозрачный шар с двумя наушниками; один протянул Артему, другой взял себе.
Все происходящее Артемом воспринималось как сон. Он машинально надел наушники и услышал мелодичный шепот. Казалось, в мембрану вмонтирован микроскопический музыкой, который нежно напевает ему сны далеких детских лет. Было приятно и немного грустно слушать этот шепот, словно это был голос матери, убаюкивающей ребенка. Наконец шепот умолк, а Артем все еще ждал чего-то.