Белов Руслан Альбертович. Сумасшедшая шахта

   Скоро об этом грандиозном строительстве прослышали главврачи всех психиатрических стационаров России и прошения о приеме их на работу, а их больных – на излечение, полетели в Приморье плотными стаями. И эти прошения имели немедленный отклик – представители покровителя и заступника сумасшедших в скором времени прибыли в каждый российский стационар и, отобрав больных требуемого профиля, увезли их на туманные берега Японского моря.
   Но люди болтливы и скоро вдоль хребта Сихотэ-Алинь потекли слухи, что сумасшедших используют в каком-то дьявольском проекте...
   Ирину Ивановну эти слухи расстроили и, поразмыслив, она на время отставила в сторону проект широкого использования сумасшедшей рабочей (и военной) силы в своих планах превращения Приморского края в республику, независимую от России, тем более, что планы эти и без того осуществлялись успешно. Ее люди к этому времени уже заняли ключевые посты в большинстве банд и администраций. Крупные бизнесмены ближайшего заморского государства с пониманием отнеслись к стремительно распространявшимся идеям независимости и организовали интеллектуально-финансовый фонд содействия Приморью (ИФФСП). Первая конфиденциальная конференция ИФФСП и представителей Приморского края, прошедшая в Йокосуке, определила основные направления своей деятельности, в том числе:
   1. Повсеместное повышение уровня жизни населения Приморского края путем создания совместных предприятий по эксплуатации природных ресурсов (лес, уголь, цветные металлы, морепродукты, гидроресурсы). Привлечение к деятельности этих предприятий высшего и среднего комсостава Тихоокеанского флота и Пограничных войск.
   2. Создание непреодолимых проблем в снабжении основных населенных пунктов теплом, электроэнергией, наличных денег.
   3. Использование всех средств для недохождения до мест отчислений из бюджета РФ.
   4. Всемерное и повсеместное противление любым отчислениям в госбюджет РФ.
   5. Развитие национального самосознание нерусских национальностей Приморского края – украинцев (в первую очередь), корейцев, выходцев из Средней Азии, китайцев и пр.).
   6. Содействие эмиграции в Приморье китайцев и корейцев и втройне – эмиграции китайцев в южные районы Дальнего Востока для создания нерусского коридора между Приморским краем и РФ.
   7. Проведение западными фирмами в популистских целях крупных экологических мероприятий (биологическая борьба с разносчиками энцефалита и др.), доведение до широкой общественности всей правды об катастрофическом загрязнении уникальной природной среды Приморского края дальнегорским комбинатом "Бор" и Тихоокеанским флотом, особенно ядерной его частью.
   Так что дел у Ирины Ивановны и ее ближайших соратников хватало и без сумасшедших, тем более, что уже имеющихся в ее распоряжении психов уже вполне хватало для выполнения частных задач...
   Следующее задание зомберкоманде привез Шура. Когда он здоровался со своими бывшими приятелями, собравшимися в конспиративной шашлычной, в его глазах не было обычной теплоты: приятели были уже не те, да и задание было последним – шансов, что кто-нибудь с него вернется не было ровно никаких.
   – Вот, значит... – начал Шура, отложив в сторону врученную ему Баламутом поджаристую, сочащуюся соком палочку свиного шашлыка. – Значит, поедете в бухту Ольга... Там база ядерных подводных лодок. По дороге к вам в машину подсядет мичман Крамаренко Иван Борисович. Он расскажет вам как и когда можно будет добраться до места хранения ядерных отходов. Ваша задача – взорвать хранилище. Если удастся, прихватите с собой один контейнер и потом взорвите его где-нибудь в тайге поближе к Владивостоку или Артему. В случае выполнения задания получите денег, сколько хотите, и вольную. "В небеса..." окончив говорить, мысленно прибавил Шура.
   – В жо-пу воль-ну-ю, – почти по буквам выдавил Бельмондо, ковыряясь в зубах жженной спичкой. – М-не хо-ро-шо и та-к.
   – И м-не, – добавила Ольга, не сводя пустых глаз с открывающегося у горизонта серого моря.
   – Как хотите... – пожал плечами Шура. – Прямо сейчас в Шамору поедем. Там вас Ирина обработает для повышения жизнестойкости и боеспособности и завтра – вперед, на танки!

* * *

   В Шаморе зомберкоманду до утра поместили в Валерином особняке, вернее в его просторном, но душном подвале, половину которого занимали каркасные ящики с мебелью. По приказу Шуры мужчины разобрали несколько ящиков с полосатыми матрацами и разлеглись на них, плотоядно поглядывая на Ольгу, из-за жары сразу же скинувшую с себя кофточку и оставшуюся по пояс голой. Заметив эти взгляды, Шура погрозил им указательным пальцем и приказал отдыхать.
   Когда все четверо уже лежали, рассматривая влажный от сырости потолок или приводя в порядок личное оружие, в подвал сначала вкатилась инвалидная коляска, управляемая чем-то недовольным Валерой, а вслед за ним вошла сосредоточенная Ирина Ивановна в белом халате с небольшим медицинским чемоданчиком в правой руке. Внимательно осмотрев лица личного состава зомберкоманды, она приказала им повернуться на живот и, открыв на полу чемоданчик, начала готовить сто миллиметровый шприц к инъекциям. Приготовив, уколола каждого в позвоночник чуть ниже шеи. Затем отошла к находившемуся в глубине подвала Валере и нервно, но вполголоса, начала ему что-то выговаривать. Явно недовольный характером (и предметом?) их разговора, Шура мотнул головой, отошел к окошку и начал внимательно рассматривать защищавшую его ажурную решетку.
   Разговор супругов закончился тем, что Ирина Ивановна с размаху ударила Валеру нижней частью кулака по макушке. На глазах инвалида моментально выступили слезы, но, тем не менее он метнул дергающиеся руки к отворотам халата супруги и, сильным движением притянув ее к себе, вцепился своими длинными желтыми зубами ей в нос. Ирина Ивановна истошно завизжала и, кое-как освободив свой вспухший и покрасневший носик, начала бешено колотить Валеру сжатыми кулачками.
   Зомберкоманда наблюдала за семейной сценой вполглаза. Но вдруг Ирина Ивановна прекратила мутузить своего благоверного и, глотая воздух, уставилась в сторону окна. Члены зомберкоманды как по приказу повернули головы в ту же сторону и... увидели монстра трехсотпроцентной трансформации.
   Через секунду в Джекилле – Хайде приморского копчения сидело четыре пули, а еще через полсекунды – восемь. Но свинец не обездвижил разъярившегося Шуру – он продвигался к соратникам тяжело, но неостановимо. Когда в нем сидело уже десять пуль (у Бельмондо заклинило недочищенный пистолет, а у Ольги кончились патроны) Валера с Ириной Ивановной были мертвы. Они были убиты как и Хачик, посредством поворачивания голов на сто двадцать градусов по часовой стрелке. Получив две недостающие пули, Шура упал на своих жертв и затих. Бельмондо подошел к нему и ткнул дулом пистолета в шею. Шура сразу же открыл глаза и светло улыбнулся. Было видно, что он старается, чтобы улыбка получилась как можно теплее. Когда вокруг него стояла вся зомберкоманда, он, набираясь сил, закрыл глаза. Для предсмертного отдыха ему потребовалось около трех минут. Распахнув веки по их истечении, Шура немигающим взглядом уставился на Черного. Рассмотрение длилось секунд пятнадцать, затем он, пузырясь кровью из ран на груди и шее, прошептал:
   – Ольга... бухта... от-ме-ня-ет-ся... Идите... Инессе... На Ши... Шилинку, – и умер.

* * *

   Оставив трупы хозяев в подвале, зомберкоманда в поисках холодильника со съестным поднялась в комнаты. Обстоятельно утолив голод колбасой и кефиром, они последовательно поимели Ольгу на широкой кровати с голубым, пахнущим лавандой, бельем. После всеобщего и полного удовлетворения чувств они уселись тесным рядком на полу, на бескрайнем и пушистом персидском ковре, и начали думать.
   – Пой-дем? – так ни до чего и не додумавшись, первый нарушил тягучее молчание Бельмондо.
   – П-ой-дем... – ответил Черный, также не преуспевший в мыслительном процессе.
   Они вышли во двор. Небо голубело. Пахло морем и тайгой. Почесав грудь, Баламут уселся в машину и начал ее заводить.
   – Не... – покачал головой Бельмондо, заглянув в кузов. – Он... ск-аза-л: "Идите".
   Не ответив и словом, Баламут вышел из машины и присоединился к уже выходящим из ворот товарищам.

4. Возвращение на Шилинку. – Инесса ошиблась в дозировке. – Плюс поголовная химизация всего населения... – Буйных прибыло. – Придется лезть опять...

   Черный знал дорогу, хотя и не ведал откуда. Он знал, что до Шилинки можно добраться двумя путями – через Арсеньев и Новочугуевку и через Находку и Щербаковку. Последняя дорога петляла рядом с побережьем и была несколько короче, поэтому Черный выбрал ее. Выбор этот мог бы показаться непродуманным – вдоль побережья было полно военно-морских баз и, соответственно, пограничников, а у пограничников в каждом населенном пункте были друзья пограничников, в основном из числа пионеров тридцатых годов и браконьеров. Но Черный чувствовал, что сможет избежать осложнений. В одном из промтоварных магазинов он купил за двести долларов четыре энцефалитки, в другом – крепкие туристические ботинки, рюкзаки и котелок, в третьем – молотки, в четвертом – еды на неделю. Как только пригороды Владивостока остались за плечами, они переоделись, быстро прикрепили к молоткам длинные ручки и стали ничем не отличимы от геологов, проводящих маршруты в тайге (хотя, если бы хоть один приморский геолог увидел их, то немедленно бы побежал в ближайшее отделение ФСБ и сделал бы там следующее заявление: "Где это видано, чтобы российские геологические организации в конце девяностых годов получали хоть какие-нибудь деньги на полевые исследования?").
   Шли от зари до зари без привалов и остановок. Каждый день преодолевали по 60-65 километров. Когда становилось темно, разводили костер, кипятили чай и пили его, заедая шоколадом и копченой колбасой.
   В утренних сумерках второго дня перехода на место их ночевки вышел тигр-убийца. Почувствовав неладное, Черный, лежавший со стороны тайги, проснулся и в полутора метрах от себя увидел желтые немигающие глаза огромного тигра. Он сразу же отметил, что в них было что-то от слабости, нерешительности, чуть-чуть, но было. "Боится, сука!" – подумал Черный и презрительно скривил губы. Глаза тигра немедленно сломались, он мотнул хвостом и подался назад... А Черный пошарил рукой под боком, нашел сухую ветку и, с криком "Бры-сь, перн-атая" швырнул ею в тигра. И тот отпрянул в сторону, как кошка от шлепанца, и убежал в тайгу.
   На пятый или шестой день зомберкоманда вышла на Шилинку. На площадке перед Конторой Смоктуновский развешивал белье. Увидев старых знакомых, он не удивился и, закивав головой, помчался в здание. Через минуту из Конторы, поправляя передник, выбежала Инесса. На раскрасневшемся ее лице сияла радостная улыбка. Она подошла к Бельмондо, взяла его за обе руки и стала вглядываться в глаза. Не найдя в них ничего, нежно погладила по щеке и прошептала:
   – Бедненький ты мой... Шура умер, да?
   – У-мер, – ответил Бельмондо и начал ногтем мизинца выковыривать из зубов застрявшую там жилку из утренней колбасы.
   – Он вас любил... – погрустнев, сказала Инесса и вздохнула. – Пойдемте со мной.
   И повела прибывших на второй этаж, в комнату, в которой ранее они никогда не были. Открыв дверь тремя ключами, впустила зомберкоманду в сверкавшую чистотой и никелем больничную палату на четыре койки и коротко приказала:
   – Ложитесь и не вставайте! – и, о чем-то задумавшись, вышла.
   Через полчаса она вернулась с подносом, на котором громоздились капельницы, шприцы и бутылочки. Еще через полчаса каждый зомбер, получив по уколу в верхний отдел шеи, был присоединен к капельнице. Когда Инесса уходила, все уже спали мертвецким сном.

* * *

   ...Сознание к нам возвращалось постепенно. Час за часом, превращаясь в людей, мы прокручивали в памяти события минувших дней и ужасались содеянному. Десятки убитых и искалеченных людей, взрывы и поджоги, скотская ежедневная групповуха, каждый следующий день выздоровления оценивались нами все мучительней и мучительней. Сначала наши преступления вызывали у нас легкие сожаления, потом они последовательно стали восприниматься как гадкие, отвратительные, гнусные, омерзительные, преступные, нечеловеческие... Мы не могли смотреть на Ольгу, часами плакавшую в подушку. Сопереживание чужой боли проникало в нашу кровь и мы уже не могли думать ни о чем другом, как о всемерной бескорыстной помощи всем пострадавшим от наших рук людям и семьям, и не только им, но и всем страждущим, на всей этой грешной земле...
   Но Инесса вылечила нас... Как-то войдя в палату и увидев нас совершенно убитыми раскаянием, она испуганно покачала головой и растерянно запричитала:
   – Ой, мальчики и девочки... Кажется, я поболее нужного вас перелечила! Ведь неграмотная я, ой неграмотная. Шура говорил мне: пятьдесят кубиков, пятьдесят кубиков, а я, глазами вашими напуганная, по сотне вам вкатила! И вы, милые мои, теперь в ангелов земных преждевременно превращаетесь! А как от этого лечить, я знаю только приблизительно... – и, всплеснув руками, убежала вон.
   Она вернулась к вечеру с маленьким шприцом, в котором синела какая-то отвратительная, очень откровенная на вид жидкость.
   – Вот, нашла в Шуриных записках, как вас от излишков совести освободить. Антиангелин это крепкое средство называется. Вы, если хотите, дозу туда или сюда можете поправить... А для человеческой нормальности полкубика всего нужно.
   – Не надо поправлять! – вскричал Баламут на эти слова. – Коли мне покубика!
   И, повернувшись на спину, выгнул шею для укола.
   Через день мы чувствовали себя более чем удовлетворительно. Ольга сначала краснела под нашими взорами, но после того, как я нежно, без всякой памяти во взгляде, поцеловал ее в шею, выздоровела окончательно.
   – Да, повеселились мы во Владике, ох, повеселились... – отвернувшись от нас, сказал Бельмондо Баламуту. – Нельзя нам туда возвращаться, никак нельзя...
   – Да, на первом же перекрестке нам местная братва аутодафе устроит, – согласился я. – Боюсь, возвращаться придется через Хабаровск...
   – А как мы Ольгу чуть не грохнули! – улыбнулся Баламут, имея в виду базу подводных лодок. Но после того, как я тяжело посмотрел на него, смешался и начал лепетать что-то извинительное.
   К вечеру Инесса разрешила нам покинуть палату и, немного посидев на улице под грибком и повспоминав Шуру, мы переместились в кают-компанию. У нас, естественно, накопилась масса вопросов к Инессе, но она была всецело поглощена приготовлением праздничного ужина и попросила повременить до вечернего чая.
   Ужин был великолепным. Смоктуновский был полностью равнодушен к еде и потому за эти недели без нас в голове у хозяйки шахты накопилось множество кулинарных фантазий, которые она и реализовала в этот вечер. Все эти западно-восточные штучки, которыми нас потчевали на борту "Восторга" не шли не в какое сравнение с тем, что предложила нам за ужином Инесса. Бесподобные котлеты из рябчиков, всевозможные запеканки и подливы, невероятный шашлык а-ля Шура из пяти сортов мяса на одной палочке... И все это под несколько бутылок великолепного марочного вина из личных запасов приснопамятных Валеры и его супруги. Короче, когда пришло время задавать вопросы, никто из нас не спешил из прекрасного настоящего в неприятное прошлое...
   Убрав со стола, Инесса села на Шурино место и с удовольствием начала оценивать по нашим лицам результаты своего кулинарного подвига. Я в это время рассматривал этикетки коллекционной бутылки "Киндзмараули".
   – Ирина Ивановна его очень любила... – поймав мой взгляд, сказала Инесса.
   – Любила? – переспросил я. – А откуда ты знаешь, что она приказала долго жить?
   – Если бы она была жива, вы бы здесь не сидели... – мягко улыбнулась она.
   – А кто она вообще такая? – спросил Николай, ковыряя в зубах зубочисткой. – Сначала: "Я год мяса не ела...", а потом оказалась главной сучкой Приморья, если не всего мира...
   – И еще этот случай с Вовиком, шофером "Мерседеса" Хачика... – вспомнила Ольга. – Как она его за десять минут охмурила! Безропотным рабом, можно сказать, сделала.
   – Она... Она – бывший главный врач Харитоновской психиатрической больницы... – счастливо улыбаясь, ответила Инесса и, наслаждаясь произведенным эффектом, прошлась взглядом по нашим вмиг застывшим от удивления лицам. – Она, очень, очень известный в мире доктор наук, почетный профессор многих западных университетов, там опыты над нами производила. Во всех больницах такие опыты делают, чтобы душевнобольных лечить. А она, самый умный в мире доктор, решила, что многого в деле излечения больных можно достичь, наоборот, усиливая болезни. Понимаете, у сильной болезни последствия и всякие там физиологические изменения и выделения сильнее и гуще и потому гораздо заметнее. И она не очень буйных разгоняла до буйных, а очень буйных – вообще до монстров. И когда она изобрела как их делать такими, тогда поняла по анализам, как обратно заставлять их быть послушными и правильными для нее и остатнего общества. И еще, кроме этого, она мании прививала – боятся чего-нибудь особенного и неособенного, жуликов убивать и еще всякое многое другое. И несколько годков назад Ирина Ивановна достигла таких успехов в своей кропотливой работе, что даже тяжело и беспросветно больные становились здоровыми, добрыми людьми...
   – А добрые и здоровые – беспросветно больными, послушными и страшными... – вставила Ольга.
   – Да... И тогда она ушла из Харитоновки и сразу же о больнице все забыли и она разбежалась в разные таежные стороны...
   – А тебя она тоже... тоже "лечила"? – поинтересовался Борис, закуривая.
   – Я медсестрой была... Больные меня любили и слушались... А потом Ирина Ивановна меня вызвала и спросила: "Хочешь девой Марией стать и второго Христа родить?" Я не знала, что и отвечать, смешалась. Простая я, деревенская, вы знаете... А тут такое богохульство... А она говорит ласково, что для пользы человечества я должна попробовать. И тут же стакан воды в руки сунула. Я выпила почти весь, потом совсем обомлела и вскорости как будто в дверь вышла из той в эту совсем другую жизнь... А она через несколько месяцев поняла, что и в самом деле у меня святой мальчик может родится, святой мальчик, который пальчиком ей погрозит и порчу бесповоротную нашлет. Поняла и выскребла. И до Жениного приезда я никак не могла забеременеть... Спасибо ему – к врачу отвез, трубы мои развязал... И Бореньке спасибо, здорово он мне и небу подсобил...
   – А Шурины странности тоже ее рук дело? – спросил я, чувствуя, что краснею.
   – Да... Она интересовалась, как аг... агрессивных лечить и его таким сделала. Но потом стала интересоваться, можно ли буйными спокойно управлять. Но у нее ничего не выходило с ним... Он то очень буйным был, как она говорила – монстром чистым, то добрым как Айболит... Но потом он сбежал и потихоньку сам по себе выздоровел...
   – Ага, выздоровел... Представляю, каким он больным был... – скептически проговорил я, живо вспомнив Шурины ужасные превращения. – А как они с Ириной Ивановной вновь встретились?
   – Когда Валерка от Шуриных денег разбогател, Ирина Ивановна его, инвалида, приметила и приручила. И Валерка ей все рассказал и о шахте, и о Шуре, и о станке печатном. И она Шуру тоже добрым к себе сделала и все к рукам своим прибрала... Женщины это и без химии прекрасно делают, сам знаешь.
   – Все-таки непонятно, почему она с нами таким странным образом познакомилась... – пробормотал Николай, когда Инесса закончила. – В шахте, с этими дурацкими погонями и похищениями...
   – А ничего удивительного... – протянула Инесса, с нежностью поглаживая свой заметно увеличившийся живот. – Петр Ильич одним из ее подопытных был. Она его на вас испытывала, но что-то в нем не заладилось. Все у нее получилось – и ужасным он стал и послушным до пяток, но трусливость его природная никак не миновалась. "Брак, – потом сказала она Шуре. – Брак исходного материала, то бишь мещанского воспитания"...
   – Буйные, ну, те, которые в шахте были и те, которых Валера привез, как я понимаю, тоже "отходами" были? – спросила Ольга, внимательно глядя в ничего не выражающие Инессины глаза.
   – Да, отходами... Хорошие зомберы не из всех получаются... Башковитые нужны... Как вы. Потому она на вас всех глаз и положила. "Вот из этих в самый раз получится!" – говорила она, но Шура все не соглашался вас отдать, оттягивал укольчики, но она его в конце концов какими-то лекарствами сломала. Или словами.
   – А папа? Мой папа, – не отрываясь от глаз Инессы, спросила Ольга. – Шура говорил, что ты ему прутом железным по голове ударила?
   – Нет, не было этого... – ответила Инесса и в глазах у нее засветилось сострадание к потерявшей отца девушке. – Ирина Ивановна, когда твой папа мой борщ со сметаной ел, его сзади в шею шприцом ударила с дозой повышенной и он озверел совсем... И надо же было так случится, что Шура аккурат в тот же день в монстра превратился... И по какому-то пустяку сцепились они. Это был кошмар! Битва гигантов прямо! Они шахту всю чуть не разнесли, рельсами друг друга и все вокруг дубасили! Но Шура победил... Перстнем своим золотым лоб твоему папе пробил... Потом, когда все успокоилось, Ваня его в тайгу отнес. А он, видите, ожил...
   – И сорок километров полумертвым прошел... – добавил я.
   – Зверь был твой Шура, – с ненавистью во влажных глазах бросила Ольга Инессе. – Ненавижу его... Даже мертвого ненавижу... Убил папу перстнем, а потом...
   – Если бы ты столько лекарств приняла... Нет, он добрый был... И учился у Иры чему мог. Н-е-ет, он добрый был...
   – А эти дурацкие перезомбирования? – спросила Ольга и, вспомнив, видимо, клоповник, содрогнулась.
   – Это просто совсем... Шура как-то услышал по телевизору, что... – осеклась Инесса, припоминая мудреную фразу, – что надо быть человеком, на котором обрывается цепочка зла и заболел совсем. Месяц целый ходил, не пивши, не евши, все думал, думал. Потом стал опыты на себе ставить – сможет или не сможет он зло из себя ликвидировать. И на других некоторых тоже испытания проводил. И понял, что зло победить нельзя, можно только отрезать. И начал методику извлечения зла из человека разрабатывать – и шаманскими разными способами и химическими прямо... Но больше всего он в клещей своих верил. Он специально их в свободное время изобрел и разводил потихоньку, чтобы они не убивали и калечили, а улучшали человека повсеместно. Вот, Коленька ваш совсем пить перестал и все из-за этих клещиков...
   – Что-то у меня крыша едет... – покачал я головой, когда Инесса перестала говорить. – А зачем вам самостийная Приморская республика понадобилась?
   – А так быстрее было бы всех добрыми сделать. Можно прямо с детства всем младенцам прививки от зла по законному делать... В детских садах и поликлиниках...
   Мы, вспоминая Шуру, замолчали. Инесса смотрела на нас добрыми глазами и мы видели – она прощается с нами навсегда.
   – Когда уезжаете? – спросила она, наконец.
   – Завтра утром... – ответил я.
   – А долларов возьмете?
   – Фальшивых что ли? – усмехнулся Коля.
   – Да нет... Там же и настоящие есть, вы знаете. Хватит вам на всю остатнюю жизнь. Вот только...
   – "Вот только" меня и волнует... – вздохнул я. – У меня эти подпольные сумасшедшие в печенках сидят...
   – Да там не только они... – улыбнулась Инесса смущенно. – Несколько дней назад кто-то в шахте появился... Сначала я звуки странные слышала, как будто по стенкам каменным кто-то кувалдой вдалеке колотил, потом заметила, что стенки выработок во многих местах оббиты... А совсем недавно – что наших буйных кто-то подкармливает... Потом нашла в камере взрывников, где они сейчас квартируются, несколько бутылок пустых из-под водки... А вчера припозднилась и еду им только под вечер принесла... И, представляете, подхожу к камере, а оттуда шум, гам и топот веселый вовсю по всей шахте раздаются. Вошла в дверь, а там буйных не трое, а целых пятеро, в стельку пьяных... Один чужак, худенький такой, вид интеллигентный, на четвереньках по полу бегал и рычал во все стороны, другой, красивый такой, горбоносый, с Гришей (так бугра буйных я назвала) рокенролл танцевал... Меня увидели – сначала испугались, потом интеллигентный встал на ноги, ко мне подскочил и начал что-то про мои зеленые глаза и красивый носик рассказывать, а симпатичный его в сторону оттолкнул и стал мне предлагать с ним доллары в ближайшей темноте искать... А наши буйные, как псы цепные, из-под их ног на меня щерились. Я рассердилась и убежала...И с тех пор там не была...
   – А оружие у них было? – спросил Николай, сосредоточенно рассматривая свои ногти.
   – Да... У обоих пистолеты подмышками и лимонки в карманах. Серьезные они ребята, я вам прямо скажу. У интеллигентного взгляд такой, как у упыря недоевшего, а симпатичному, сразу видно, не впервой в человеках дырки сквозные делать... И умные – не стали с психами бодаться-соревноваться, приручили... Ну, чего, пойдете?
   – А куда деваться? Их пятеро, нас четверо... Взломаем музей, возьмем бабки и домой... – с тяжелым вздохом сказал Коля. – Не с пустыми же карманами возвращаться.
   – Ну, ну... – усмехнулся Борис. – "Возьмем бабки и домой"... Свежо преданьице, да верится с трудом... Забыл Юльку с Кузьмой?

5. Борькины подозрения. – Вымаливаем на коленях. – Инесса берет ситуацию под контроль.

   Мы, не глядя друг другу в глаза, посидели еще немного за столом. Хотя каждый из нас мог бы добраться до музея с закрытыми глазами, никому лезть в эту проклятую, опостылевшую шахту не хотелось... Опять стрельба, непредсказуемые сумасшедшие, опасность за каждым поворотом... Но делать было нечего и мы, вооружившись до зубов и взяв с собой пару кувалд и зубила, пошли к шахте.