Заметно похолодало. Пошел редкий снег, и я вспомнил, что последний раз ел в самолете и что обед даже для экстра класса был более чем скромным. Леха скорчил недовольную мину и полез в карман. Все-таки он был жадноват. Надо ли упоминать, что у Лехи в карманах можно было найти все, что требовалось в любой жизненной ситуации. На этот раз он вытащил пол-литра водки и три кубика сушеного мяса. Я невольно посмотрел на Сорок пятого. Юмон был невозмутим, как скала. Даже не поморщившись, сделал большой глоток, а кубик заложил за щеку и принялся сосать, как всамделишный человек. Чудеса да и только. Остальную водку мы с Лехой разделили по-братски. Кубик я разгрыз и проглотил. От такой закуски есть захотелось еще сильнее, но зато окончательно прошел кишечник.
   – Схожу-ка поищу что-нибудь съедобное, – сказал я.
   Два года назад в схожих условиях мы утолили голод почерневшими макаронами. Но тогда мы путешествовали по базе черных ангелов, на которой имитировалась часть Земли с лесом, горами и избушкой. После этого никаких приключений, кроме развода с Полиной и продолжительного романа с Катажиной, в моей жизни не происходило. Наверное, я подспудно стремился к новым. Иначе бы зачем я прикатил сюда?
   – А я сбегаю в капонир, может, что-нибудь стоящее найду, – сказал Леха. – Сбор через полчаса на этом месте.
   Сорок пятый, которому все было нипочем, сел на ящик, поднял воротник куртки и, прислонившись к обгоревшему вездеходу, закрыл глаза. Его не мучили никакие проблемы. У него была чистая совесть. И, честно говоря, мне было жаль для него мясного кубика и глотка водки. Юмоны легко обходятся без алкоголя. Их специально делали трезвенниками, выбирая из человечества наиболее устойчивый генный материал. Возможно, юмон был клоном самого стойкого трезвенника. Но возможно также, у это юмона были какие-то скрытые гены алкоголика, которые в обычных условиях не проявлялись.
   Рассуждая таким образом, я отправился к домам. В первом ничего не обнаружил, кроме черного перца, рассыпанного на кухне. Здесь кто-то уже побывал: дверцы буфета были распахнуты, рукомойник опрокинут, крышка погреба откинута – следы сапог на полу. Я обследовал ящики стола, заглянул в погреб, из которого тянуло могилой, и понял, что здесь пусто. В комнатах еще хуже – все перевернуто и разбито. Пахло человеческими нечистотами.
   Зато во втором доме в кладовке за листом фанеры я нашел связку сухой кумжи – такой древней, что она была покрыта коркой соли. Значит, еще вкуснее. Уже выходя из кладовки, на удачу пошарил на полках: слева за балкой нащупав квадратную коробку. И уже догадываясь, что это такое, вытащил на белый свет пистолетные патроны. В сумраке, который царил в кладовке, патроны поблескивали, как пузатые поросята, похожие друг на друга. Тогда я принес из коридора ящик и встал на него и в глубине полки под какими-то коробками обнаружил тяжелый сверток. Это оказался большой армейский пистолет, завернутый в вафельное полотенце.
   В это момент снаружи раздались странные звуки. Засовывая на бегу пистолет за пояс и не забыв связку кумжи, я бросился во двор форта.
   Над воротами висел красный аэромобиль марки “яуза”, в котором собственной персоной восседал мордатый комиссар Ё-моё.
   – Не стреляйте! – кричал он, высовываясь в окно. – Не стреляйте! Ё-моё! Давайте поговорим!
   – Твоя работа?! – спросил я Сорок пятого, который как ни в чем ни бывало пожирал глазами начальство.
   С другой стороны транспортера высунулся Леха и махнул комиссару нейтрализатором. Оказалось, что пока я искал еду, Леха вел здесь настоящие боевые действия.
   Аэромобиль послушно опустился во дворе базы.
   – Слава богу, что я вас нашел, – радостно сообщил комиссар, покидая свою машину.
   – И что вас подвигло на сей подвиг? – спросил я, приближаясь и стараясь держаться так, что если комиссар надумает стрелять – у меня будет мгновение, чтобы выйти из зоны поражения и спрятаться за груды хлама, разбросанного во дворе.
   – И вы еще спрашиваете? – по-одесски удивился комиссар. – Да если бы не я, вас уже на свете не было.
   – Это почему? – удивились мы с Лехой.
   – Потому что по адресу, где вы живете, – он выразительно посмотрел на Леху, – вас ждала засада черных ангелов.
   – Ничего не понял, – удивился я. – Могли бы сразу нам сказать.
   – Мне нужно было твердо знать, кто вы такой, – кивнул мне, как старому знакомому, комиссар. – А то сейчас ошибиться пару пустяков, ё-моё.
   – Понятно. А это ваш сексот! – я выхватил пистолет и приставил к голове юмона.
   К его чести, он даже не моргнул глазом.
   – Хозяин, – спокойно сказал Сорок пятый, – я сделал все, как надо.
   – Докладывать – его долг, – заступился комиссар, с любопытством наблюдая на мной. На лице у него было такое выражение, словно разговор шел о лошади.
   За убийство юмона можно было получить пожизненный срок. Эту норму юридического права ввели совсем недавно по одной единственной причине – юмонов не воспринимали в качестве людей и убивали при каждом удобном случае. Теперь их приравняли к человеческим полицейским. А вот сколько давали за убийство черного ангела, никто не знал. Похоже, они сами разбирались со своими обидчиками. Отныне комиссар Ё-моё у них на крючке.
   – Ладно, – сказал я Сорок пятому. – Еще один такой фокус, и я продырявлю тебе башку. Выходит, комиссар, вы наш спаситель? – я спрятал пистолет.
   Леха с удивлением взирал на меня – он не имел понятие, что у меня было оружие. Я подмигнул Лехе.
   – Выходит, – согласился комиссар.
   – А связь у вас есть? – спросил я и посмотрел на юмона.
   Известно было, что юмоны обладали встроенными радиостанциями. И вообще, много чего умели. А значит, мы с Лехой дали маху, оставив юмона в живых.
   – Боюсь, что это невозможно. Хотите, чтобы черные ангелы явились сюда?
   – Если вы только их за собой не притащили, – кисло произнес Леха, всматриваясь в бескрайнюю тундру.
   – Здесь вам тоже нельзя оставаться.
   – Нам, – напомнил я, – одного из них вы убили.
   Солнце выглянуло в прореху туч, и тусклые краски тундры вспыхнули оранжевым и бордовым, лишний раз напоминая, что наступила осень.
   – В пятницу я получил обычную информацию, что прибудет журналист, – как ни в чем ни бывало поведал нам комиссар, усаживаясь в аэромобиль. – А в субботу утром из агентурных источников узнал, что вас хотят захватить черные ангелы.
   – Комиссар, мы квиты, – сказал я, совершенно не поверив ему. – Поехали. С чего бы им меня захватывать?
   – Люди всегда неблагодарны, – проворчал комиссар, и мы плавно взлетели.
   Леха сидел на заднем сидении рядом с юмоном и теребил сухую рыбу. Кажется, юмон тоже что-то жевал.
 
   ***
   Рифовую долину мы пересекли очень быстро. Блеснула полоска воды, по которой бежали крохотные белые волны, потом появились горы, а на них – огни. Леха высказался:
   – А это что за черти?
   – Геологи… – ответил комиссар.
   – Здесь не было геологов, – удивился Леха. – По крайней мере, я о них не слышал.
   Мне надо было срочно с ним поговорить. Что-то мне не нравилось в комиссаре. Каким-то он был правильным. А с правильными полицейскими мне не приходилось встречаться. Соглядатая к нам приставил. Не верил я в совпадения, с кем угодно, но только не с нами.
   Не успели мы сесть, как машину окружила пестрая толпа. Да не какая-нибудь, а негров. Все галдели, и в сумерках их белозубые улыбки казались страшным оскалом.
   – Черт! – выругался Леха. – Только черномазых не хватало.
   Было чему удивится. Мало того, что из всех народов, населяющих Марс, афромарсианцы были самыми малочисленными, они каким-то чудом попали за шестьдесят девятую параллель. Да еще и в военный форт.
   Впрочем, от форта осталось одно название – Кагалма. Мы это поняли сразу, как только покинули аэромобиль комиссара Ё-моё. Дома, правда, были сохранены. Заселены были и военные объекты. Пахло свежеиспеченным хлебом и какой-то экзотической похлебкой. Мне страшно захотелось есть.
   Вперед вышел большой человек и что-то сказал.
   – Нас приглашают ужинать, – перевел комиссар Ё-моё.
   Леха необычайно оживился:
   – Мы согласны!
   Окруженные толпой, мы отправились в самое большое здание, которое судя по всему было когда-то казармой. Во всю длину помещения был накрыт стол. Я хотел спросить, кого ждали радушные афромарсианцы, но не успел оглянуться, как ни комиссара Ё-моё, ни юмона рядом уже не было.
   – Бахагн, – спросил я человека, который был за главного, – вы что нас ждали?
   Он что-то ответил, но я ничего не понял. Возникла пауза. Бахагн улыбался. Мне, честно говоря, было не до шуток – получается, что столы накрыты в нашу честь. Ерунда какая-то.
   – Что ты пристал к человеку?! – возмутился Леха. – Садись и не бери в голову!
   Ему не терпелось напиться. Это было написано у него на роже.
   – Век бы тебя не видеть, – проворчал я в сердцах.
   Вначале нам смотрели в рот, и мы подняли несколько тостов за наше же здоровье. На голодный желудок местный напиток ложится волшебным бальзамом. У меня так бывало: если я не пью слишком долго, то первые три дня хожу трезвым, как стеклышко – ничего не берет. Потом потихонечку выдыхался – печень уставала и начинала болеть голова.
   Постепенно о нас с Лехой забыли, и мы налегли на жаркое.
   Потом появилась высокая и толстая негритянка в оленьих шкурах. Начались экзотические танцы под не менее экзотическую музыку. Вслед за этим принесли большой сосуд, и любой желающий мог кинуть в него объедки. Толстая негритянка перемешивала содержимое сосуда, вынимала содержимое и гадала. При этом она безошибочно угадывала владельца объедок.
   – Я своего будущего не знаю, кроме того, что подохну в одиночестве, как собака, – сказал с обидой Леха.
   Мне стало его жалко. И я налил ему еще. Он выпил и совсем раскис:
   – Я так люблю свою жену…
   Стало совсем тоскливо. Я вспомнил Полину Кутепову. Мы прожили семь лет. У нас была дочь Наташка. Но по решению суда я не должен был приближаться к их дому ближе, чем на триста метров. Первые два года я сильно страдал. Особенно скучал по Наташке. А затем свыкся. Человек ко всему привыкает.
   Леха размазывал слезы по лицу и вздыхал, как тюлень. Толстая негритянка безраздельно владела вниманием наивных соплеменников. Их вождь Бахагн от нетерпения подпрыгивал на своем троне из оленьих шкур.
   Наступила пора делать ноги. Я подхватил Леху под мышки и поволок в темноту. Уж очень быстро он набрался.
   Снаружи царствовал ветер. Он прилетал с севера – холодный и дерзкий. Я любил его, как любишь старые воспоминания. Он холодил щеки и залезал за воротник.
   – Привет… – сказал я, опуская Леху на землю, – привет, старый бродяга.
   Мне показалось, что Леха что-то бормотал. В пьяном состоянии он нес всякую чепуху. Срочно надо было найти аэромобиль комиссара. И ничего, что у нас с Лехой не было ключей – в чем, в чем, а в технике я разбирался.
   – Вам тоже нравится смотреть на звезды? – спросил кто-то за моей спиной.
   Я оглянулся. Это был белый. Среднего роста. В очках и какой-то чокнутый.
   – Я прихожу сюда каждый вечер, когда выпадет первый марсианский снег. Все это… – он показал на лежащую там в темноте долину. – Все это отражает лунный свет и маленькие зеленые человечки пляшут на льду.
   Черт, подумал я, сумасшедший.
   – Вы подумали, что я сумасшедший? – спросил человек, словно угадав мои мысли.
   – Нет, – соврал я. – Не подумал.
   – Понтегера, – представился он с легким поклоном и щелкая каблуками.
   – Не понял? – переспросил я.
   Это был не мой день – я плохо соображал. После трех часов полета, водки и всех приключений голова у меня гудела. Но оказывается, приключения еще не кончились.
   – Рем Понтегера, – повторил он, не отрывая взгляда от долины.
   – Простите… Викентий… Сператов… журналист.
   – Искатель истин?! – то ли спросил, то ли риторически воскликнул Рем Понтегера.
   Я промолчал, потому что обычно не представлялся журналистом – если в этом не было надобности. Период, когда я метал икру, рассказывая, какой я умный, давно прошел. Теперь я знал, что жизнь – жестокая штука. Везет в ней далеко не всем. И вел себя скромнее.
   – Пойдемте, – предложил он, – я кое-что тебе покажу.
   Мое секундное замешательство привело его в восторг.
   – Не бойтесь, – он схватил меня двумя руками за воротник куртки, и я увидел, что глаза у него за стеклами очков светлые, как туман над рекой, и дикие, как у кошки.
   – Я и не боюсь, – сказал я из вежливости. – Идемте. Но надо взять… – я осторожно пнул Леху, лежащего на боку, как мешок с картошкой.
   Казалось, Понтегера только теперь обратил внимание на Леху. С минуту он сосредоточенно пялился на него.
   – Друг. Круглов, – представил я Леху.
   – А я знаю, – ответил Рем Понтегера.
   Я не успел спросить, откуда он знает Леху Круглова. Рем Понтегера повернулся и пошел в темноту. Мне осталось только, кряхтя, подхватить друга и последовать за Ремом Понтегера, ориентируясь по едва различимой фигуре, поминутно спотыкаясь о камни и чертыхаясь. Со стороны казармы доносилось хоровое пение.
   Внезапно Рем Понтегера остановился, и я с разгона налетел на него.
   – Ужасная привычка переходить на ты, – извиняясь, Рем Понтегера, ткнул меня пальцем в грудь.
   – Ничего… – сказал я миролюбиво, топчась на месте, – бывает.
   – Я рад нашему знакомству, – заметил он.
   Меня вдруг осенило. Я едва не уронил мирно посапывающего Леху. Он него несло табаком, кислятиной и еще какими-то козлиными запахами.
   – Послушайте… – сказал я.
   Мы стояли перед чем-то массивным и темным. Потом это массивное и темное вдруг разрезала яркая полоса света. Я зажмурился. Рем Понтегера бесцеремонно подтолкнул меня в спину.
   – Осторожно ступенька…
   Я едва не рухнул вниз. Из подвала тянуло сыростью и конюшней. На свету я разглядел, что Рем Понтегера рыжий, как лиса, и волосатый, как енот, – из-под ворота рубашки торчала густая поросль.
   – Я знал, что ты придешь, – сказал он, с непонятной тревогой поглядывая вниз.
   – Почему? – спросил я, внимательно смотря под ноги – лестница была крутой и щербатой, словно по ней часто ходили.
   Рем Понтегера загадочно улыбнулся.
   – Знал, и все.
   – Послушайте, – снова сказал я, поправляя Леху на плечах. – А что вы празднуете?
   – Как что? – удивился Рем Понтегера. – Новый год.
   – Какой новый год?
   Сердце мое упало куда-то в пятки.
   – Какой, какой?! – удивился Рем Понтегера. – Год бывает только один – новый.
   – Какой именно?! – гнул я свое.
   На этот раз Рем Понтегера снизошел до объяснения.
   – Две тысячи сто восемнадцатый.
   – Не может быть… – осипшим голосом произнес я и едва не уронил Леху.
   – Почему не может быть? – удивился Рем Понтегера. – А какой ты предпочитаешь?
   – По меньшей мере две тысячи сто шестнадцатый. Да и до нового года еще два месяца…
   – А мы празднуем один и тот же год сто двадцать пятый раз.
   Я не успел спросить, что это означает. Мы двигались по длинному коридору. С одной стороны он был освещен, с другой – терялся в темноте.
   – Вы говорите загадками, – сказал я, когда мне надоело считать шаги.
   – Точно так же, как и ты, – насмешливо парировал Рем Понтегера.
   – Какими? – удивился я.
   – А не ты ли обладаешь способность перемещаться во времени? Тебя здесь все ждали.
   – Кто именно?
   – Ваш комиссар, наши враги, то бишь астросы с черными ангелами, и ваш покорный слуга.
   – А вы при чем?
   – При том, что только при этом сдвиге времени я могу вернуться домой именно в то время, когда я его покинул.
   Я все понял. Это была ловушка. Тайна, которую, кроме Лехи знали еще два человека: Люся и Лука. Но Люся осталась на Земле. А вот Лука… И тут меня озарило. Конечно Лука! Кто еще остался на базе в обществе черных ангелов?! После всех приключений и треволнений Лука нас предал. Теперь он наверняка выполняет какое-нибудь задание черных ангелов, то бишь их хозяев – астросов, которые высасывали соки из человечества. Без Луки здесь не обошлось. Черт! И Леха напился. Я попробовал было привести его в чувства и сообщить, что нас выбросило на два года и два месяца в будущее, но он только мычал и нес какую-то ахинею о своей горячо любимой женушке. Послал бог напарника. Надо было срочно убираться из форта, пока мы не остались здесь навечно. Два года назад я тоже думал, что неосознанно влияю на время. Но с тех пор у меня не было случая испытать себя.
   Похоже, нас с Лехой использовали вслепую. Правда, я не понял, каким образом и при чем здесь комиссар Ё-моё? Если он только связан с черными ангелами. Но я точно видел, как он убил одного из них.
   – Тихо! – вдруг сказал Рем Понтегера и поднял руку.
   Мы замерли. Где-то в трубах текла вода.
   – Ничего не слышу, – признался я.
   – Тихо!
   Тогда я услышал какие-то неясные голоса, больше похожие на бормотание. Рем Понтегера вдруг побежал. Я за ним. Пот лил с меня в три ручья – Леха был тяжел, как покойник, и дышал в ухо перегаром.
   – Я их не боюсь, – поведал мне Рем Понтегера на бегу, идиотски хихикая.
   Сделал он это так искренне, что я усомнился в собственной здравости. На мгновение показалось, что он во всем, во всем прав, а я не прав. И что его мировоззрение о зеленых человечках самое что ни на есть честное. И поэтому он – Понтегера – расскажет мне что-то такое, что превосходит весь мой жизненный опыт. Однако в следующее мгновение скептицизм взял во мне верх и я снова стал прежним Викентием Сператовым.
   – Кого, их? – спросил я, тоже не останавливаясь.
   – Черт! – выругался Рем Понтегера. – Я думал, ты сразу поймешь!
   – Пойму! – зло сказал я, потому что мне надоело таскать растолстевшего Леху и выслушивать тайны полоумного человека.
   – Вначале я должен подготовить тебя, – Рем Понтегера резко остановился.
   По инерции я снова ткнулся в него. Леха недовольно проворчал во сне. Езда на моей спине казалась ему слишком тряской.
   Во мне было больше любопытства, чем страха. И то правда, что Рем Понтегера мог со мной сделать. Я был выше его на голову и судя по всему тяжелее килограммов на двадцать. К тому же за поясом у меня торчал большой армейский пистолет. И я точно знал, что в ствол был дослан патрон.
   С минуту Рем Понтегера снова вслушивался в тишину. Затем потащил меня дальше. Подземелье разветвлялось на множество коридоров. Кое-где горели лампочки, вокруг которых еще больше сгущался мрак.
   – Смотри! – почти торжественно воскликнул Рем Понтегера.
   Мы стояли на металлической площадке, вниз вела лестница.
   – Куда? – спросил я, потому что, кроме бесчисленных решеток и прутьев, ничего не видел.
   – Вот они… – выдохнул Рем Понтегера, – не так! Не так! – потребовал он и отвернулся.
   И тогда я действительно увидел – какие-то вовсе не зеленые дергающиеся тени там, где было особенно темно. Но с таким же успехом это могла быть игра воображения. Так или иначе, но Рем Понтегера заставил меня усомниться в самом себе.
   – Узрел?! – Рем Понтегера оскалился, не поворачивая головы в сторону решеток.
   – Да… – боясь его расстроить, неопределенно согласился я.
   По-моему, даже Леха проснулся, потому что проворчал что-то типа: “Дайте поспать, козлы!..” и брыкнулся, как бычок. Меня зашатало.
   – Все ради тебя… – поведал Рем Понтегера, спускаясь вниз.
   Легкий озноб пробежал у меня по спине. Всю жизнь я не верил ни в какую чертовщину, почему я должен верить сейчас?
   Пришлось тащить Леху дальше. Его ноги гулко стучали по ступеням. Рем Понтегера даже не потрудился помочь. А Леха становился все тяжелее и тяжелее.
   Странное подозрение возникло у меня. Я почти уверовал, куда, а главное, зачем мы бежим. Нет, Понтегера не был сумасшедшим. Он жил на грани миров и искренне верил в маленьких зеленых человечков. Впрочем, от Марса можно было ожидать всего, что угодно, в том числе и чудес, потом что Марс еще не был досконально изучен. Я даже обрадовался: если Понтегера связан с очередной тайной Марса, то редакционная статья у меня в кармане. Отдам ее в отдел криптозоологии или под псевдонимом – в конкурирующую газету. Все деньги.
   Мы свернули раз, потом еще куда-то, потом еще и еще. Спускались, поднимались, карабкались и дышали спетым воздухом подземелья. Я вконец запутался, еле волочил ноги и слышал только своей хриплое дыхание. Наконец Рем Понтегера повернул такое же колесо, как на военном корабле, с трудом открыл массивную дверь, и мы попали на эстакаду. Запахло точно так же, как на базе черных ангелов, то бишь астросов, по которой я бродил два года назад, – навозом и сеном.
   Я расстегнул куртку. Рубашка под ней была мокрая – хоть выжимай. В ушах звенело от натуги. А Леха преспокойно видел десятый сон и по-детски почмокивал. Идиот!
   Теперь, если прислушаться, в могильной тишине подземелья можно было угадать все что угодно: и человеческую речь, и вопли маленьких зеленых человечков. Недаром Понтегера свихнулся. Силы мои были на исходе.
   – Ты поможешь мне, я помогу тебе… – бормотал Рем Понтегера, спускаясь по очередной лестнице.
   – Как? В чем?
   Я терялся в догадках.
   – Ты уже помог…
   В голосе Рема Понтегера послышались торжественные нотки.
   – Вы говорите загадками, – почти стонал я, следуя за ним.
   – Как только ты их увидишь, тотчас все поймешь, – торжественно сказал Рем Понтегера и посмотрел на меня белыми безумными глазами.
   – Кого их? – спросил я скептически.
   Мне хотелось одного – улечься где-нибудь под стенкой и поспать минут шестьсот.
   – С крыльями… – поведал он.
   Нет. Не может быть, вяло подумал я. Так не бывает. Слишком просто. Реальность страшнее любых зеленых человечков – тюрьма под землей. Об этом поговаривали в редакции, но на уровне слухов. Никто не верил. Даже Алфен с его чутьем. Это была тайна за семью печатями, раскрытие которой могло привести к прямому столкновению с астросами. А как известно, астросы обладали абсолютной властью над человечеством, да и вообще во вселенной. Не дай бог с ними связаться, хотя они и не вмешивались в дела человечества миллионы лет, но тем не менее.
   Правда, оказалось, что наши военные тоже не лыком шиты. Кое-что они умели. Например, захватить базу, а всех его обитателей упрятать в это подземелье. Я все еще не верил в удачу. Последнее время мне не особенно везло, хотя я и не потерял профессионального чутья. Спокойная жизнь засасывает, как болото.
   – Там… – со страхом произнес Рем Понтегера и остановился.
   Во внутреннем кармане куртки у меня лежал фотоаппарат. Я уложил Леху на пол и потряс руками, чтобы они не ходили ходуном и чтобы побыстрее восстановить кровообращение. Едва различимые отблески света давали возможность сносно ориентироваться. К тому же пахло навозом. Скорее даже не пахло, а воняло, поэтому я знал, куда надо идти и что делать.
   Мною овладел журналистский азарт. Такой же азарт я испытывал на Земле, в Питере во время восстания хлыстов. Но тогда все приключения закончились благополучно, хотя Мирон Павличко превратился в куколку черных ангелов и погиб (не проходило и дня, чтобы я не думал о нем), а мы с Лукой побывали в плену у хлыстов и совершили дерзновенный побег, который организовал Леха. Одних приключений на Земле с лихвой хватило бы на всю жизнь и толстенную книгу.
   И еще – я не очень-то верил в способность военных держать черных ангелов в узде, то есть в тюрьме – слишком могущественны были астросы. Потом – этот сумасшедший Понтегера. Для очистки совести я направил объектив в темноту и нажал на затвор. Серия вспышек вырвала из темноты оскаленные, изможденные лица. Это были черные ангелы! На матрице фотоаппарата они выглядели зловещими тенями, и было такое впечатление, что они готовы броситься на меня.
   Их было много – сотни, тысячи. Черных, бурых, с рубиновым отливом. Копошащихся, ползающих, мычащих, стонущих.
   Я отпрянул. Фотоаппарат продолжал снимать.
   Рем Понтегера обрадовался. Он скакал вдоль клеток, как заяц, и кричал:
   – Видел? Видел?! Видел!!!
   Да, я видел, что кое-кто из черных ангелов был в звании полковника, и даже трех метатронов, которые были в особых доспехах, а на лбу у них красовался рубиновый икосаэдр.
   – Черт! – выругался я. – Да это действительно тюрьма!
   Черные ангелы бросились к решетке.
   – Выпустите нас отсюда! Выпустите!
   Первым моим порывом было открыть клетки. Я даже поискал глазами, чтобы такое засунуть под душку замка, чтобы сломать его.
   – Викентий! – позвал кто-то.
   Рем Понтегера сделал знак, чтобы я не отвечал. Как по команде замолчали и черные ангелы.
   – Это комиссар, – зашептал я.
   – Это не комиссар, – горячо возразил он.
   – А кто?
   – Черный ангел.
   – Послушайте… – начал я.
   – Он убьет тебя и твоего друга!..
   Потом я услышал звук перезаряжаемого винчестера и упал на то место, где посапывал Леха. Но его уже там не было. Пистолет выскользнул из-за брючного ремня и со стуком отлетел в сторону. Эхо отозвалось через секунду.
   – На вашем месте я бы не дергался, – ехидно крикнул комиссар Ё-моё.
   – Вы за нами следили? – спросил я, перекатываясь на спину.
   Тотчас же грохнул выстрел. Сноп пламени озарил бесконечные решетки, низкий потолок и колонны, подпирающие его. Картечь ударила в стены, и в воздухе повисла пыль. Я услышал, как на пол упала гильза и как Сорок пятый перезарядил винчестер. В ушах стоял грохот от выстрела, но было такое ощущение, что я различаю каждый звук в отдельности. Эхо гуляло в лабиринтах подземелья.