Бельтюков Андрей. Секта

   "Тридцать секунд, - подумал он. - Она будет здесь через тридцать секунд -или не будет вообще".
   Осень ушла ночью. Был ясный, солнечный день, но осень уже покинула эти края, отступая все дальше к югу. Черный "тандеберд" стоял в придорожном лесу, ярдах в пятидесяти от шоссейки. Невидимые отсюда, по трассе сновали машины, порой проносились груженые трейлеры или "грейтхаузы", -тогда почва устало содрогалась и ключи в замке зажигания слегка дребезжали.
   - Я хочу, чтобы ты мне рассказала все, что знаешь, - проговорил мужчина. - Все. И это может оказаться важным в первую очередь для тебя самой.
   Вместо ответа девушка приподняла край своего безразмерного свитера и вытащила заткнутую за пояс джинсов мятую картонную папку. В последний раз папку, схожую с этой, мужчине приходилось видеть на предпоследнем курсе колледжа у преподавателя английской литературы, в которой тот собирал худшие сочинения выпускников на протяжении последних двадцати лет.
   - Кажется, нам пора познакомиться, - сказала девица, раскладывая на коленях папку и разглаживая края. - Меня зовут Энни Грин. Я журналистка.
   "Значит, за этим она и бегала в номер, когда копы уже строились возле подъезда".
   - И что же ты здесь хранишь? Любовные письма?
   - По-моему, вы до сих пор не представились.
   Голос девушки казался удивительно спокойным. Но это было обманчивое спокойствие.
   - Стивен Лангелан. - Мужчина на секунду прикрыл глаза. - И на этом обмен любезностями закончен. Я жду ответа на вопрос, который задал.
   Она вздохнула:
   - Я приехала в Бакстон пятнадцать дней назад. Вообще это даже не было редакционным заданием. Журналистское расследование - главным образом по моей инициативе.
   - Что за издание?
   - "Чикаго трибьюн". Далековато отсюда, верно?
   Она нервно засмеялась, однако в ее глазах не было и намека на веселье.
   - Я занималась криминальной хроникой в отделе происшествий. Поэтому исчезновения людей -бесследные исчезновения - обязательно попадали в поле моего зрения. Я вела своеобразный учет - там, где удалось размотать хоть какой-то след, и там, где полиция садилась в лужу. Постепенно это стало моей темой. Со временем меня перестала интересовать только территория штата. В других происходили дела и почище. СентЛуис, Цинциннати, Колумбус... Узнать что-нибудь стоящее на Восточном побережье было сложнее, там хватает своих репортеров. Но кое-что удалось разнюхать в Бостоне и даже в Нью-Йорке. Тема казалась неисчерпаемой... еще полгода назад.
   - Что, полгода назад у копов сильно поубавилось дел? -лениво спросил Лангелан.
   - Да... и нет. Исчезновений действительно стало меньше, но подскочило число самоубийств. Причем самоубийств, совершенно немотивированных.
   Лангелан улыбнулся:
   - Существует очень мало событий, мотивированных меньше, чем самоубийство.
   Энни слегка покраснела.
   - Я не говорю о людях, известных только ближайшим родственникам. В стране - во всяком случае, в ряде центральных штатов и на побережье - стали сводить счеты с жизнью люди весьма заметные. Влиятельные. Преуспевающие на самом пике карьеры, у которых абсолютно не было мотивов для суицида.
   Лангелан молчал. Он знал о внезапных исчезновениях и убийствах, мастерски замаскированных под самоубийства, столько, сколько этой дамочке не узнать за всю свою репортерскую карьеру, занимайся она ею даже лет девяносто. Ну и что?
   Он отвернулся и посмотрел в окно. Мох у самой земли был припорошен первым инеем. Холод постепенно просачивался в уютный салон "тандеберда". Зимы впрямь осталось ждать очень недолго. Ему вдруг вспомнилась шумная, искрящаяся огнями Тампа и уютное местечко неподалеку от Сарасоты. Край, где не бывает зимы. Край, куда он и собирался отправиться, но прежде требовалось отработать контракт. Он почувствовал, как Энни тронула его за рукав.
   - Взгляните. - Она протягивала свою папку.
   Лангелан неохотно взял и раскрыл обложку. Мятый картон еще хранил тепло ее тела. В папке были собраны газетные вырезки. Некоторые пожелтевшие, с надорван-, ными уголками. Другие совсем свежие. Он принялся их бегло просматривать. Практически все они были некрологами.
   Вырезка из "Балтимор тайме", датированная 29 января 1993 года.
   ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ КОНГРЕССМЕНА
   "Скончался в больнице, не приходя в сознание, конгрессмен от штата Мэриленд Джон Пейси, 42 лет.
   По словам его секретарши мисс Томпсон, конгрессмен этим же днем должен был вылететь в Вашингтон на слушания в комиссии, где он председательствовал.
   Приблизительно около полудня -мисс Томпсон собиралась на ленч - она услышала звук открываемого окна в кабинете своего шефа и почти сразу крики людей внизу на улице. Дежурный врач из Балтиморской городской клиники констатировал смерть от многочисленных переломов и обильной потери крови.
   По словам шефа полиции, оснований для подозрения в умышленном убийстве нет.
   "Он просто покончил с собой. Зачем он это сделал - знает один Бог", сказал лейтенант Майкл О'Кенни".
   Лангелан отложил вырезку и наугад взял следующую.
   ТЕЛО ОБНАРУЖИЛИ ЧЕРЕЗ 12 ЧАСОВ
   На сей раз это была вырезка со второй страницы бостонской "Сан" за 25 июля 1993 года.
   "Покончил с собой вице-президент корпорации "Нью-кемикел индастри" Росс Мелиот. Покойному было всего 52 года. Лечащий врач Росса Мелиота не замечал последнее время никаких признаков невроза или депрессии у своего пациента, которого он знал более десяти лет. Он отказался комментировать версии случившегося.
   "Единственно, что беспокоило порой Росса, -легкая бессонница, что не удивительно при той нагрузке, с которой он работал. В этих случаях я рекомендовал ему малые дозы валиума", -сказал доктор Пол Карр.
   Тело Росса Мелиота обнаружила его жена, Кристина Мелиот, которая до сих пор находится в больнице в состоянии нервного шока. Как удалось выяснить, спальня вице-президента была буквально усыпана пустыми упаковками из-под снотворного. Их насчитали более ста штук. В бумагах и записях не удалось обнаружить ничего, проливающего свет на причину трагедии.
   Росс Мелиот оставил двоих детей - дочь восьми и сына четырнадцатихгет".
   Вырезок было около двух десятков. Они шелестели под пальцами, как засохшие жухлые листья.
   Еще заметка -из "Нью-йоркера", датированная 2 мая 1994 года.
   НОВАЯ ЖЕРТВА НЬЮ-ЙОРКСКОЙ ПОДЗЕМКИ
   "Вчера около полудня двадцатитрехлетний журналист из Ричмонда был раздавлен насмерть мчавшимся составом. По словам очевидцев..."
   "Интересно. Здесь хотя бы имеются свидетели".
   "...молодой человек стоял на платформе в ожидании поезда. Ничто не выдавало его намерений. Он спрыгнул на рельсы в последний момент, когда машинист был бессилен что-либо сделать. Идентифицировать тело удалось хотя и не без труда - лишь по удостоверению прессы, найденному в нагрудном кармане самоубийцы".
   Лангелан захлопнул папку.
   - Ну и что?
   - Вы не просмотрели и половины. Хотя это неважно. В остальных примерно то же самое. Но вот что существенно: каждый из покончивших с собой людей незадолго до своей смерти побывал в Бакстоне.
   - Даже тот молокосос из Ричмонда?
   - Да, но вы зря так: то был молодой способный издатель. Его многие любили и не захотели пачкать имя в прессе - хотя это может показаться странным для нашей профессии.
   Лангелан кивнул:
   - Понятно. Значит, ты, разнюхав такую сенсацию, тут же примчалась в Бакстон. Получить сведения, так сказать, из первых рук?
   - Не совсем... У вас есть сигарета? -Энни закурила и слегка приспустила стекло со своей стороны. - Я, может, и выгляжу дурой, не знаю. Мне, правда, об этом не говорили. Но я все же сообразила, что приехать сюда и начать задавать вопросы - быстрый способ пополнить список некрологов. Поэтому я придумала кое-что... не столь прямолинейное. Около месяца назад в одном журнале - название значения не имеет - я опубликовала статью, которая касалась растущей волны самоубийств в Штатах. Я все свела к сокращению социальных программ, нищете, бездуховности - словом, привычная банальная болтовня. В одном месте даже упомянула вскользь, что и самой порою не слишком-то хочется жить. Упомянула так, мимоходом, но с умыслом. Вы понимаете? А в качестве примера - какой же материал подобного сорта может обойтись без примеров! - я перечислила все случаи самоубийств гостей славного городка Бакстона. Подписалась вымышленным именем. Рукопись отправила по почте.
   "Провернула довольно профессионально. Закинула удочку и обрубила к себе подходы".
   Впервые Лангелан взглянул на нее с интересом.
   - Вероятно, на твою статью были отклики.
   - Еще бы! Целый ворох писем в редакцию. Но я ждала одного-единственного. Оно пришло через неделю. Приглашение в частный пансион мистера Банниера.
   Лангелан усмехнулся:
   - Странно. По моим данным, в Бакстоне только один пансион и содержит его некая Руфь Йельсен. Или Банниер - ее псевдоним?
   Энни Грин осторожно загасила сигарету.
   - Дело в том, что заведение Виктора Банниера находится в двенадцати милях от города. На берегу Пайматунингского водохранилища. Любопытно. Я уверен, что письмо у тебя с собой.
   - Да, - Энни порылась в папке и протянула узкий почтовый конверт. В нем был сложенный вдвое листок тонкой дорогой бумаги с легким сиреневым оттенком.
   Лангелан развернул письмо. К его удивлению, оно было написано от руки. Почти каллиграфический почерк отчего-то вызывал раздражение. Письмо датировалось 25 октября.
   Уважаемая миссис А. Дж. Мерчисон! С удовольствием ознакомились с Вашими рассуждениями по поводу действительно важной для нашего общества проблемы. Однако не все в тексте вызвало наше согласие, тем более что мы достаточно близко знакомы с практической, если угодно, стороной проблемы. Дело в том, что наш пансион много лет в качестве своих постоянных клиентов имеет лиц, подверженных реактивной депрессии, которая, как Вам, безусловно, известно, способна подтолкнуть к непоправимому шагу. Пусть вас не смущает название "пансион" - оно применяется скорее в целях психотерапевтических. В действительности это небольшая частная клиника с прекрасным квалифицированным персоналом, имеющим большой опыт работы. И этот опыт некоторым образом противоречит выдвинутым Вами положениям, особенно в заключительной части статьи, содержащей выводы. Мы были бы рады, если б Вы лично смогли ознакомиться с результатами нашей работы, проведя несколько дней в качестве нашей гостьи.
   Разумеется, все расходы за счет пансиона.
   Примите и проч.
   С уважением Виктор Банниер.
   - Разумеется, ты никуда не поехала.
   - Конечно. Но теперь я была уверена, что напала на верный след. Я отправилась в Бакстон как туристка, путешествующая автостопом. Минимум багажа, минимум косметики.
   - И минимум денег. На что ты рассчитывала?
   - Я думала остановиться и пожить в городишке дней пять, максимум неделю. Такие Богом забытые уголки, как Бакстон, всегда полнятся слухами. Если бы за это время совершенно ничего не удалось узнать, я бы признала свое поражение и вернулась.
   - Но раз ты задержалась на целых две недели, узнать тебе что-то удалось.
   Слегка наклонив голову, Энни посмотрела на мужчину за рулем:
   - Вы очень сообразительны, мистер Стивен Лангелан! Да, кое-что удалось узнать.
   - Где ты поселилась?
   - У Руфь Йельсен. Кстати, все называют ее Овца Йельсен - и это очень подходит к ней. Пансион - громко сказано, скорее, меблированные комнаты. На вчерашний день там было семь человек жильцов...
   Энни Грин вдруг запнулась, и Лангелан увидел, как на ее лице вновь отразилось мгновенное выражение пережитого животного ужаса. Возникла пауза.
   К услышанному нельзя было отнестись серьезно.
   Лангелан имел знакомых среди журналистов. И он вполне уяснил суть их ремесла. Любой репортер отталкивается от факта. Нет факта -нет материала. Но факты -вещь своеобразная: имея способности и желание, нетрудно научиться ими манипулировать. Выстраивать по своему усмотрению. Так появляются сенсации, издающие громкое "пуф-ф!" при самой легкой проверке. Лопаются под пальцем, как лесные клопы, оставляя после себя лишь соответствующий запах. Во всей истории этой девчонки не было главного: доказательств.
   Ни одного, ни даже намека. Кроме...
   Кроме женского трупа на Вууд-роуд.
   - Скажи, среди жильцов пансиона был мужчина по имени Филип Спаатц?
   Энни смотрела отрешенно, непонимающе. Потом покачала головой:
   - Нет.
   Сейчас Лангелан пожалел, что поторопился уничтожить снимок.
   - Постарайся вспомнить. Такой лысоватый парень, в очках, с оттопыренными ушами.
   - Лет сорока?
   - Ну да, - быстро сказал Лангелан.
   -Кажется, был. Только его звали Филип Сканторп. Что, это ваш знакомый?
   - Возможно. Большой любитель проводить отпуск подальше от жены. Кстати, к тебе он подкатиться не пробовал?
   - Что? Подкатиться? Ну, тогда это наверняка не тот, о ком вы говорите. Сканторпа интересовали мальчики. Он иногда уезжал, и кто-то видел его однажды в соответствующем заведении в Янгстауне.
   Вот это попало в точку. Филип Спаатц был гомиком.
   Такая подробность имелась среди информации о клиенте, которой располагал Лангелан. То, что он зарегистрировался под чужой фамилией, не имело значения.
   Значение имело то, что он до сих пор жив.
   "Нужно быстрее кончать с этим делом. Однако... не исключено, что в городишке впрямь происходит нечто... не вполне обычное".
   - Хорошо. Что же тебе удалось узнать?
   В глазах Энни снова мелькнул страх.
   - В Бакстоне существует что-то вроде общины. Ее возглавляет Леонард Армистед. Однако никто его не называет по имени... - Девушка говорила с трудом, словно выталкивая из себя слова.
   - Как же к нему обращаются?
   - Учитель. Но это не связано с религией... К нему просто приходят, приходят и...
   - Ну? Поют хором или играют в бутылочку?
   - Просто разговаривают. Рассказывают о своих проблемах. Но большей частью говорит сам Армистед. Иногда он устраивает среди своих...
   - Прихожан? - небрежно подсказал Лангелан.
   - Да, это именно то слово - прихожан. Так вот, иногда он устраивает маленькие инсценировки и назначает роли. Людям это нравится. - Сколько последователей у этого гуру?
   - Совсем немного. Среди жителей Бакстона - с десяток, не больше.
   - Почему?
   - Наверное, -сказала Энни, -Армистед приглашает тех, кого хочет видеть. Другие жители считают его врачом-шарлатаном или чудаком, выжившим из ума, а многие просто не замечают. Не хотят замечать.
   - Ты сказала - врачом. Что это значит?
   - У Армистеда весьма тесные отношения с клиникой Банниера. Четыре раза в неделю специальный автобус возит больных в Фиолетовый дом...
   - Тот на холме, что напротив церкви? Это и есть его резиденция?
   - Да. Пациенты клиники и составляют большую часть... прихожан Учителя. Они -и еще жители заведения Йельсен.
   Лангелан ощущал, что Энни говорит все с большей неохотой. От первоначальной живости рассказа не осталось и следа.
   - Кстати, у Учителя есть два ассистента, нет, более того - доверенных лица. Мужчина и женщина, оба - жители Бакстона.
   - И женщина, - сказал Лангелан, осененный внезапной догадкой, - Руфь Йельсен.
   Энни удивленно посмотрела на него.
   - Вы и впрямь очень догадливы, мистер спасительодиноких-девушек. Да, Руфь - одна из них.
   - Сейчас я удивлю тебя еще больше. Эта Овца Йельсен и привела тебя к Армистеду. Предложила сама, примерно через неделю, как ты пожила у нее.
   Энни Грин усмехнулась:
   - Может, мне незачем продолжать? Похоже, вы знаете больше меня.
   - Людей я действительно знаю лучше тебя. А так продолжай.
   - Когда Руфь позвала меня в Фиолетовый дом, я не сразу поняла, что подобралась к самому главному. До этого все мои подозрения касались только клиники Банниера. Поэтому, когда миссис Йельсен однажды постучалась в дверь моего номера, вошла и сказала: "Деточка, я хотела бы, чтобы ты прогулялась со мной нынче вечером", я едва не отказалась. Я паршиво себя чувствовала, близился мой месячный цикл и вообще... но, словом, я пошла. Пошла и поняла после, что едва не пропустила то, ради чего трудилась столько времени.
   - Этот Армистед действительно доктор?
   - Не знаю. Думаю, скорее всего, нет. Но больным он помогает, это без сомнения. Банниер готов молиться на него.
   - Гм, представляю. Но чем же он все-таки пользуется? Гипноз, транс? Или сует какое-нибудь снадобье?
   - Ничего подобного. Скорее, все заключается в атмосфере. Общаясь с Учителем, проникаешься удивительным доверием - словно это человек, с которым ты провел свое детство. О твоем детстве мы поговорим позднее. Что было дальше?
   - Однажды я взяла на очередное собрание общины свой диктофон. В тот вечер Учитель говорил особенно хорошо. Мой аппарат работал, пока не кончились батарейки. Придя домой, я решила прослушать запись, но... при первых звуках меня охватил страх. Даже не страх - отвратительный, недостойный человека пещерный ужас. Хуже всего, что он не имел никакой видимой причины и от него было невозможно избавиться. Я провела кошмарную ночь. На следующее утро позвонила знакомой в Чикаго и уговорила ее приехать. Мне просто необходима была помощь. Кроме того, я хотела, чтобы моя знакомая воспользовалась своими связями в ФБР. Я- надеялась, что там прослушают пленку для аудиоидентификации. Может, Учитель... Армистед когда-то уже имел дело с полицией.
   - При чем здесь полиция?
   - Еще до той жуткой ночи я решила, что посещение Бакстона и последующие самоубийства, - Энни хлопнула по лежащей у нее на коленях папке, -имеют стопроцентную связь. Но какую? Повторяю, гипноз или наведение порчи и тому подобное - чушь. Напрашивался единственный вывод: все самоубийства инсценированы. На самом деле это искусно выполненные убийства. Но чтобы проделать все столь виртуозно, будущую жертву требовалось изучить как можно полнее. Для этой цели их и приглашали в Бакстон.
   - У тебя очень интересные мысли, - сказал Лангелан, - продолжай, пожалуйста.
   - Моя подруга приехала в полдень. Она пробыла со мной до вечера. К ночи забрала диктофон с записью и отправилась обратно в Чикаго.
   - После этого тебе стало легче?
   - Немного. Но когда я вновь осталась одна, все началось снова и даже хуже. Я чувствовала, что со мной что-то произойдет что-то ужасное, если я... если я...
   - ...не выпрыгну в окно, -закончил за нее Лангелан.
   Энни ошеломленно уставилась на него.
   - Нет, ничего подобного мне не приходило в голову. Только страх, страх, от которого не было спасения. И когда я почувствовала, что больше не могу его выдерживать, я побежала на улицу. Кажется, по дороге прихватила чужую одежду... наплевать. Чтобы прекратить эти мучения, я была готова на все.
   - Например, броситься под колеса проезжавшей автомашины, - голосом, лишенным интонаций, проговорил Лангелан.
   - Я?! Нет... может быть... - Она вновь согнулась, обхватив руками коленки. Под свитером проступили очертания острых лопаток.
   Холод в салоне ощущался все сильнее, и Лангелан включил обогреватель.
   - Ты выстроила целую теорию, - сказал он. - Возможно, она кое-что объясняет. Но должен заметить: в теории твоей есть изъян. И не маленький прокольчик, а такая прореха, через которую вывалится все содержимое корзинки.
   - Какой?
   - Я допускаю, что все жертвы побывали предварительно в Бакстоне. Но для этого они должны были приехать добровольно, понимаешь? Одного-двух можно уговорить, третьего запугать, четвертого запутать в диагнозах и приволочь к этому Банниеру - а там и в Фиолетовый дом. Но не всех. Ведь по твоим словам, их больше двух десятков. Нельзя поверить в то, что взрослый, усиленно делающий карьеру мужчина, получив сомнительное приглашение из какой-то дыры, бросает все дела и мчится сломя голову навстречу собственной кончине. А кроме того, -продолжал Лангелан, -ты забыла еще кое о чем. Ты совсем упустила из виду, что всего несколько часов назад тебя собирался пристрелить человек и слыхом не слыхивавший ни о каком Фиолетовом доме.
   - С этим подонком в мотеле разберется ФБР! -сказала Энни, выпрямляясь. Глаза у нее блеснули. - И мне нужно как можно скорее позвонить своей подруге в Чикаго.
   - Я бы не хотел продолжать удивлять тебя своей осведомленностью, задумчиво произнес Лангелан, - но должен сказать: связаться с подругой вряд ли удастся.
   - Почему? -произнесла Энни, и голос изменил ей.
   - Потому что я видел ее в Бакстоне прошлой ночью. На обочине Вууд-роуд. Кто-то снес ей полголовы. А одета она была в темный блестящий плащ, верно?
   - Вы действительно... видели?.. Тогда... тогда мне больше нечего добавить, - прошептала девушка. Она замолчала на минуту, потом повернулась и в упор посмотрела на Лангелана. - Кроме одного. По-моему, я догадываюсь, кто вы такой.
   Отпущенное ему время неумолимо сокращалось. И возникшие осложнения, хотя бы и весьма необычные, во внимание не принимались. Контракт требовалось выполнить -или же отказаться. Последнее допускалось, но тогда в дальнейшем придется поискать другую работу, а кроме того, вернуть задаток, который составлял более половины всей суммы. Кого станет интересовать, что значительная часть денег уже потрачена?
   Итак, Бакстон.
   Теперь придется действовать быстро и вместе с тем с той максимальной осторожностью, которую вообще позволяют сложившиеся обстоятельства. Потому что при повторной попытке риск возрастает... нет, не вдвое, возрастает черт его знает во сколько.
   В Юклиде Лангелан сделал остановку на полчаса.
   Он был голоден, но главное -требовалось позвонить в Бакстон. Один звонок. Очень важный звонок: в зависимости от того, что он услышит, будет спланирован первый ход. Будка с телефоном-автоматом располагалась возле аптеки.
   С Бакстоном не было автоматической связи, и звонить пришлось через коммутатор. Это было плохо, но выбирать в данной ситуации не приходилось.
   - Какой номер вам нужен в Бакстоне? - спросила телефонистка.
   - Мне нужен полицейский участок. Я не знаю, какой там номер. Полагаю, уточнить это несложно.
   - Минуту.
   В трубке прозвучала серия далеких гудков, потом вдруг донеслась едва различимая мелодия, которая тут же оборвалась, и мужской голос отрывисто произнес:
   - Констебль Холлмен.
   - Добрый день, констебль. Меня зовут Флетчер, Джон Флетчер. Возникла проблема. Два дня назад моя сестра приехала в ваш город. Сестра позвонила один раз, сказала, что добралась благополучно, и с тех пор от нее нет известий. Это сильно меня беспокоит.
   - Зачем ваша сестра поехала в Бакстон?
   - Ее пригласила подруга.
   - Где живет подруга вашей сестры?
   - В каком-то пансионе. Точнее не могу сказать.
   "Любопытно, записывается ли наш разговор на пленку?" Лангелан вспомнил входную дверь в контору констебля, внешне сильно напоминавшую скобяную лавку, и отогнал эту мысль.
   - Мистер, - прозвучал после секундного молчания голос Холлмена в трубке, - мне ничего неизвестно о вашей сестре. Последние два месяца у нас не было несчастных случаев с проявлением насилия. В пансионе миссис Йельсен действительно две недели жила молодая леди. Если потребуется, я уточню ее имя. Но вчера она уехала из Бакстона. Возможно, ваша сестра... Как, кстати, ее имя?
   - Линда Флетчер. Она не замужем. У нас одинаковая фамилия.
   - Так вот, возможно, ваша сестра попросту разминулась с подругой, у меня нет других данных.
   Разговор можно было заканчивать. То, что сказал констебль, было совершенно невозможно, и вместе с тем он это сказал.
   Два месяца не было несчастных случаев.
   Женщина с размозженным черепом в двухстах ярдах от главной улицы не просто "проявление насилия" или "несчастный случай". Для городишка такого масштаба это - событие, которое станут вспоминать лет двадцать.
   "Ч-черт! Ее обязательно должны были найти. Ее просто не могли не найти. Тогда о чем, спрашивается, толкует этот тип, назвавшийся констеблем Холлменом?" - Вот как? - проговорил Лангелан. Он постарался придать голосу взволнованность - и это потребовало особых усилий. - И все же прошу простить мою настойчивость, констебль. Сестра была одета в темный блестящий плащ, на голове - черная шапочка. Эти приметы ни о чем вам не говорят?
   Пауза.
   - Мистер, - теперь интонации Холлмена сделались равнодушно-терпеливыми, - к сожалению, мне это ни о чем не говорит. Хотя городок у нас небольшой, но сестры вашей я не встречал. Кстати, где она живет?
   - В Детройте.
   - И вы там же?
   -Да.
   - Сдается мне, что звоните вы, мистер, вовсе не из Детройта. Я думаю, вы уже рванули сюда, а по пути решили позвонить на всякий случай. Мой вам совет: возвращайтесь. Скорее всего, сестра ваша уже подъезжает к дому. Чем скорее вы повернете, тем меньше будет волнений. Для всех.
   - Но если сестра так и не объявится?
   Вздох -тихий, но вполне отчетливый.
   - Тогда позвоните мне снова, и я приму все надлежащие меры. А сейчас возвращайтесь.
   - Хорошо, - медленно произнес Лангелан, - я так и сделаю.
   Он повесил трубку и направился к своему "тандеберду".
   По правую сторону шоссе тянулись пологие холмы.
   Над ними нависли низкие дряблые облака. Шоссе было единственной деталью, оживлявшей ландшафт.
   Более унылый и отвратительный пейзаж просто невозможно придумать.
   Он снова вспомнил Юг. Тампа. Океан, ветер рвет с гребней волн ослепительно-белую пену. В стране, где царит вечное лето, этот край, в котором словно сцепились все ветры мира, будет казаться неудачной декорацией. Прошлогодней линялой афишей. Скверным, тревожным воспоминанием...
   На миг Лангелан ощутил острое желание последовать совету констебля. Вернуться в Кливленд, а там - на юг, только на юг!