Страница:
Вздор!
Лангелан слегка изменил позу, удобнее перехватывая руль. Быстро взглянул на спидометр - сто десять миль, хорошо. Он отдохнул и мог позволить себе такую скорость. Каждая секунда по-прежнему приближала его к Бакстону, но в глубине души Лангелан чувствовал, что был момент, когда он мог плюнуть на все это дело.
Был, один-единственный.
"Солгал или нет полицейский?"
В принципе это не исключалось, но казалось маловероятным. Слишком многим рисковал констебль, громоздя такую грубую, легко опровергаемую ложь. Скорее об убийстве ему ничего неизвестно. Но это означало, что кто-то своевременно позаботился о трупе.
Кто?
Разумеется, тот, кому не нужна огласка. И надо сказать, история журналистки на этот вопрос с легкостью дает ответ. Верно. Но также верно и то, что можно предложить еще пяток версий - и все они будут выглядеть правдоподобно. Но...
Ни одна из них не способна объяснить утренние события в мотеле.
Лангелан быстро взглянул на небо, которое вот-вот грозило разразиться снежным зарядом. Он включил и покрутил настройку приемника в надежде поймать сводку погоды. Бейсбол. Настойчивые предложения купить японскую искусственную акулу для домашнего бассейна. "Она нападает в точности как живая!.." Снова бейсбол. Потом голос Джека Пултона с придыханием запел "Сальто в ночи".
Лангелан выключил радио.
Сегодня утром журналистку по имени Энни Грин хотели убить. Это произошло в Толидо - в городе, где она была только проездом. Во второсортном мотеле, о существовании которого Энни вряд ли подозревала. А застрелить ее хотел человек, долгие годы успешно работавший на Синдикат. Разумеется, последнее обстоятельство не было стопроцентной гарантией Лангелан знал случаи, когда предавали люди, считавшиеся до того совершенно надежными, которым Фейдак не годился в подметки. Однако все сводится в конечном итоге к количеству денег. Или количеству боли. Предельному - о котором иногда забывают. Но здесь была совсем другая история. Злополучный владелец мотеля не мог знать, что Энни и Лангелан появятся в его заведении.
Выходит, он получил инструкции уже после того, как они приехали. Допустим. Допустим, владельца мотеля в Толидо купили. Но это значит, что заплатить ему должны были столько, чтобы хватило на все. На брошенный мотель - потому что Фейдак после своего выстрела должен был моментально убираться, насовсем.
На безбедную жизнь в дальнейшем. Однако самое главное - на то, чтобы примириться со страхом, который отныне становился его постоянным спутником. На все годы; хотя вряд ли бы ему удалось прятаться слишком долго. Тем не менее он рискнул.
Снег начался неожиданно. Лангелан включил "дворники", которые принялись размазывать по ветровому стеклу ледяную крупу. Видимость быстро падала, и он поспешил обогнать тяжелый трейлер, который уже минут пятнадцать шел впереди. Промелькнул высокий борт с надписью: "Лучшая свинина Монтелли".
Дальше шоссе было свободно, но Лангелан сбросил скорость.
И все же, кому могла понадобиться жизнь Энни Грин из Чикаго?
Секта?.. Дешевый пророк из провинции с десятком поклонников. Зачем им убийство? К тому же, если девчонку все же требовалось убрать, они могли проделать это давно. Однако Грин пробыла с ними почти две недели. И потому...
Диктофон.
Единственное объяснение. Потому что до того момента, когда Энни пришла в голову мысль прихватить с собой диктофон, для людей из Фиолетового дома девушка не представляла угрозы. Возможно, у них даже были какие-то свои планы на ее счет. Однако потом все круто изменилось. Засечь диктофончик, работавший в режиме записи, не представляло труда. Однако почему болтовню их гуру допускалось слушать, но нельзя было фиксировать на пленку?
"Кажется, я начинаю воспринимать слишком всерьез фантазии девушки, которая добывает себе на жизнь, собирая сплетни".
Лангелан потянулся к перчаточному ящичку, достал сигарету. Снег не прекращался, и местность на глазах становилась неузнаваемой. Редкие деревья у подножия холмов оплела белая паутина; они стояли, словно уже готовые встречать Рождество.
"И все же. Если диктофонная запись для пророка из Бакстона оказалась столь опасной, что он решился на двойное убийство, - значит, Энни Грин нечаянно нащупала что-то, куда более значимое, чем ее доморощенное досье. Не догадываясь сама, запустила руку в осиное гнездо?"
Лангелан сделал несколько затяжек и загасил сигарету. Он вдруг вспомнил далекие фары позади, когда прошлой ночью они выбирались из Бакстона. После того как они выехали на автостраду, за ними никто не последовал... так ему показалось. Но в принципе при полной луне опытный водитель может идти с выключенными фарами, хорошо зная трассу.
Голоса в холле - они раздались вскоре после нашего приезда.
"Приглушенные голоса. А машину можно припарковать у дальнего крыла мотеля, - тогда, понятно, не слышно шума мотора".
Возможно, что он притащил убийц на "хвосте". Не лучшая характеристика для человека его профессии. Но все же те ничего не стали предпринимать сами. Переговорили с Фейдаком, раскрыли бумажник, и тот согласился оказать небольшую услугу.
"Переговорили -и все. Забавно".
Но это было не забавно. Это было просто невероятно.
И вместе с тем это было правдой. Что же из того следует?
"Энни подписала себе приговор, когда включила свой диктофончик. И она была бы уже мертва, если бы..."
Начинало смеркаться. Незаметно для себя Лангелан вновь стал прибавлять скорость. Тяжелая машина все еще шла устойчиво.
Девчонка была бы мертва, если б спустилась в холл одна. Ее спасло то, что они вышли вместе. Сейчас Лангелан не был уверен, что ему стоило вмешиваться. Он действовал рефлекторно, и возможно, в тот раз рефлексы сыграли с ним скверную шутку. Потому что вмешавшись он попадал в поле зрения секты. И это могло внести осложнения в работу, которую он собирался завершить не позднее чем через двадцать четыре часа.
Во всяком случае, такую возможность нельзя было сбрасывать со счета. Из-за набиравшего силу снегопада Лангелан едва не пропустил указатель. Свернув с автострады, он посмотрел на часы. Без двадцати минут пять.
Пятого ноября в четверть шестого вечера Лангелан снова прибыл в Бакстон.
В свои шестьдесят четыре Руфь Йельсен выглядела отлично. Небольшого роста, полненькая. Румяное лицо, словно она только что отошла от плиты. Одна из тех женщин, для которых улыбка столь же естественна, как и дыхание. Но даже когда губы ее принимали другое выражение, глаза, окруженные тонкой сетью морщин, все равно продолжали улыбаться.
Если бы Санта-Клаус был женщиной, подумал Лангелан, он выглядел бы в точности как Руфь Йельсен.
- Надолго к нам, мистер Росс? -спросила Йельсен, протягивая гостю книгу для записи постояльцев.
- Не знаю, - беспечно сказал Лангелан. - Не думаю, что слишком задержусь.
- Многие так говорят. - Руфь Йельсен склонилась над книгой, и Лангелан увидел тугой пучок волос на ее затылке, почти нетронутых сединой. -Многие так говорят, а потом остаются.
Она протянула ему ключ с брел ком, на котором была выбита цифра "9".
Лангелан засмеялся.
- Возможно, - сказал он. - Однако вы не обрадуетесь, если я действительно останусь надолго.
Руфь подняла голову - и улыбка ее удивила Лангелана. Абсолютно естественная, ни доли фальши. Так может улыбаться лишь человек, которому в самом деле приятно видеть вас и разговаривать с вами. Он вспомнил рассказ Энни о какой-то особой атмосфере в Фиолетовом доме.
"Черт его знает, что она там имела в виду, но местный пансион определенно действует успокаивающе".
- Вот как? - проговорила Йельсен. - Почему?
- Собираюсь стать вашим конкурентом, Во всяком случае, имелась такая мысль до недавнего времени. Откровенно говоря, я уже был здесь вчера, переговорил кое с кем из местных. Мне сказали, что нам с вами вдвоем в Бакстоне не прокормиться.
- Какая чушь, - мягко произнесла миссис Йельсен. - Вероятно, вам встретились не те люди.
- Вот и я так подумал. Поэтому вернулся, чтобы раскрыть карты. Вы не против обсудить возможности... гм, для второго пансиона в Бакстоне?
- Разумеется, нет. Да вы присядьте, Джон. - Руфь Йельсен так легко и естественно назвала его просто по имени... Будто добрая родственница, на коленях которой ты провел свое детство.
- Я не собирался обсуждать это прямо сейчас, - сказал Лангелан, опускаясь на низкую софу возле окна, прикрытую грубоватой декоративной материей.
- Конечно, - согласилась Йельсен, - я хотела только чуть-чуть рассказать вам о Бакстоне. Это удивительное место. У каждого из нас есть свои, особенные воспоминания, самые светлые - как вещие сны, которые не забываются никогда. А в этих краях они словно бы оживают. Мгновения юности вновь проносятся перед глазами - самые волнующие и удивительные, - и мы на миг опять становимся юными. Словно... Словно кто-то невидимый тихонько раскачивает прибрежный тростник. Нос лодки приминает стебли, и вот они уже скользят в полной тишине по глади темной воды.
Озеро кажется неподвижным, даже утренний ветер не морщит его поверхность. Двое мальчиков в лодке будто попали в иной мир - мир, где, кроме них, нет никого.
Постепенно остров - цель путешествия - становится все ближе. Остров в полутора милях от берега. Одному из мальчиков тринадцать, другой на год старше. Они впервые одни на озере. Впереди целый день полной свободы, день, который должен украсить спиннинг, заботливо уложенный на дно лодки. Однако в тот раз спиннинг так и остался лежать нерасчехленным, потому что на острове их ждало...
- ...в сказке. - Руфь Йельсен опять улыбнулась. -А кто же откажется очутиться в сказке хоть ненадолго? - Она легонько стиснула ему запястье, словно подкрепляя сказанное.
- Вы останетесь ужинать? - спросила миссис Йельсен. - Через двадцать минут я накрываю стол.
- Да, пожалуй, - если для меня найдется лишняя порция.
Руфь Йельсен рассмеялась: - Ну вы скажете! Беспокоиться не о чем. Мои постояльцы всегда могут рассчитывать на добавку.
- Ваши гости ужинают в пансионе?
- Да, почти все.
Беспокоиться действительно оказалось не о чем.
Среди шестерых, спустившихся к ужину, Филипа Спаатца не было. Интуитивно Лангелан не ожидал другого.
Однако он вновь ощутил беспокойство - впервые с той минуты, как перешагнул порог заведения Йельсен. Филипа Спаатца не оказалось за ужином. Филипа Спаатца вообще нет в пансионе.
Нельзя исключить вероятность, что его попросту нет в Бакстоне. И наконец, Филип Спаатц мог... Но эту мысль додумывать не хотелось.
- Благодарю, - сказал Лангелан, поднимаясь.
Он не торопясь поставил на место стул, ощущая брошенные украдкой взгляды оставшихся за столом.
- Джон, десерт? - На этот раз голос миссис Йельсен звучал недоуменно, почти с обидой.
- Великолепный ужин, - улыбаясь, проговорил Лангелан. - Но мой желудок привык к другим объемам. Чаще он сталкивался с чизбургерами. А чтобы одолеть еще и десерт, требуется известная тренировка.
- Не буду настаивать, - хозяйка заведения слегка пожала плечами, и все же Лангелан видел, что ответ польстил ей.
Без пяти минут восемь Лангелан поднялся в свой номер. Комната была аккуратна и совершенно безлика.
Все на своих местах, все исправно, если не считать нескольких выщербинок в полированной поверхности платяного шкафа. Возможно, кто-то упражнялся здесь в дартсе, выбрав шкаф за неимением лучшей мишени.
Подойдя к окну, он смотрел, как сумерки опускаются на город, курил и стряхивал пепел на ковер.
Кете Флетчер в зеленом аду.
Дерьмовый боевик с дерьмовым названием. Один - среди сотни подобных. "Джи-ай" спасают демократию где-то на Юге. Или на Востоке. Фильм запомнился одной-единственной репликой главного героя. Флетчер (а может, его звали Рейзнер или как-нибудь еще в этом духе) изрек ее, натаскивая молодого солдата. Нет, кажется, то был гангстерский боевик... Черт, неважно.
Важно, что было сказано в той сцене:
"Любовь? Пусть будет любовь. Жизнь? Да, жизнь. Смерть... не спорю, существует и смерть. Но главное -рок, потому что именно рок в конце концов определяет все".
Звук шагов Лангелан услышал до того, как раздался стук в дверь.
- Войдите, -сказал он, оборачиваясь.
На пороге возникла ладная фигура миссис Йельсен.
- Ключ, - произнесла она, протягивая ему небольшой ключ желтого металла с брелком.
- Что это?
- От входной двери. Возможно, вам захочется прогуляться. После десяти я обычно ложусь спать, Джон. Поэтому берите - так будет удобнее для всех.
- Хорошо, - Лангелан повертел в пальцах брелок.
Потом подбросил ключ на ладони.
- Это продиктовано опытом, так? -Он заговорщицки подмигнул ей.
- Опытом?.. Я не вполне...
Лангелан небрежно опустил ключ в карман.
- Я заметил, -сказал он, -что среди постояльцев одни мужчины. Если не считать той почтенной пары, что сидела напротив меня за столом. Но у них такой вид, будто они только что узнали о существовании медового месяца после свадьбы и никак не могут решить -розыгрыш это или действительно правда.
Санта-Клаус, отчего-то одетый женщиной, хихикнул: - А вы привыкли не церемониться в своих суждениях. Верно, Джон?
Верно, как и то, что ты знаешь: на самом деле мое имя звучит несколько иначе.
- Однако насчет супругов Фрицпатрик вы несправедливы. Они слегка чудаки - но это все, поверьте. Они уже двадцать три года вместе, - дай-то нам всем Бог такой судьбы.
"Девять против одного: сейчас она расскажет, как овдовела".
Однако Руфь Йельсен произнесла совсем другое: - Доброй вам ночи... и не забудьте опустить окно.
- Доброй ночи, Руфь. Я могу вас так называть?
- Конечно. - Она обернулась, задержавшись у выхода.
- И все-таки жаль, что среди ваших гостей нет девушек. Ни одной молодой девушки. Не берусь сказать за других, но меня это огорчает, Руфь. Искренне. Девушки создают атмосферу. Вы понимаете, что я имею в виду?
- Думаю, да. - Миссис Йельсен опять улыбнулась, хотя и не столь оживленно. - Но девушке не пристало путешествовать одной. К тому же не забывайте, Джон, - мы все живем здесь немного в сказке. Если это может вас хоть частично утешить.
Хозяйка пансиона беззвучно вышла и прикрыла за собой дверь.
Подождав немного, Лангелан раскрыл дорожную сумку. Извлек со дна черный кожаный футляр и достал девятимиллиметровый "люгер". Запаянное в прозрачный пластик, под ним лежало разрешение на оружие, выданное в штате Пенсильвания Стивену Р. Лангелану.
Однако в разрешении вовсе не оговаривалось наличие металлического цилиндра длиной около пяти с половиной дюймов, который легко крепился и столь же просто снимался со ствола.
Этот цилиндр представлял собой глушитель индивидуальной работы. Он превращал действительно в бесшумные (насколько это вообще возможно) лишь первые три выстрела. Далее толку от него практически не было. Однако Лангелан не мог вспомнить, чтобы ему приходилось стрелять трижды. Как правило, все ограничивалось однократным спуском курка, особенно учитывая мощность и эффективность "люгера".
Лангелан поместил пистолет за пояс, глушитель убрал в карман и застегнул куртку.
Если здесь столько говорят о сказках, пожалуй, пора навестить замок волшебника.
Он вышел на улицу, поднял воротник. Снегопад продолжался. До Фиолетового дома было верных полторы мили, но Стивен решил прогуляться пешком. Фонари еще не горели, и зыбкий отсвет умирающего где-то в бесконечной толще облаков солнца был едва виден на серых панелях зданий.
Лангелан неторопливо двинулся к развилке у двух холмов. Почему он решил, что разговор с Армистедом позволит выйти на Филипа Спаатца? И кто сказал, что местный гуру вообще знает о его существовании? Все правильно: никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
Опыт и интуиция - но не только, потому, потому что именно рок в конце концов определяет все.
Через двадцать минут Лангелан подошел к столбам, обозначавшим ворота.
"Значит, вот сюда приходят неофиты Бакстона на свои медитации. Две недели назад здесь была Энни Грин, журналистка из Чикаго. Возможно, у нее тоже имелись свои предчувствия. Если так, то она не прислушалась к их голосу!"
Лангелан вспомнил недавние слова Овцы Йельсен: "Девушке не пристало путешествовать в одиночестве".
Еще бы. С девушкой, путешествующей в одиночестве, могут приключиться неприятности. Скажем, дождливой ночью кто-то вздумает позабавиться с топором. Или портье в придорожном мотеле внезапно сойдет с ума, а под рукой у него как раз окажется подходящего калибра пушка. Но может случиться так, что девушке встретится человек с довольно своеобразной, хотя и не слишком редкой профессией. И одинокая девушка станет представлять известную угрозу для этого человека. Что ждет ее в этом случае?
Он оставил Грин в Коннеоте - городке, изо всех сил старавшемся выглядеть курортным. Кто знает, возможно, летом это и получалось. Но сейчас... Сейчас городок старательно готовился к зиме, и никому в нем не было дела до того, чтобы производить впечатление. Что и требовалось.
Лангелан остановился в мотеле, стоявшем на берегу Великого озера. До береговой черты оставалось ярдов триста; одноэтажное здание словно пригнулось, стараясь покрепче ухватиться за грунт. В шторм, без сомнения, волны не раз бились о его фундамент. В осеннюю погоду лишь сумасшедший мог поселиться здесь надолго.
Именно эта мысль читалась на лице дежурного, когда он выкладывал на стойку ключ и сдачу мелочью с двадцатидолларовой купюры.
Лангелан снял номер на двое суток. Он полагал закончить все в ближайшие часы; вторые сутки были резервными. Вряд ли доведется их использовать, но если это все-таки случится, значит, его ждут большие проблемы. Энни Грин продемонстрировала вырезки и рассказала о своей теории, но потом она потеряла к ней видимый интерес. Смерть подруги разом лишила ее воли; во всяком случае, на какое-то время. На всем пути до Коннеота она молчала, не задавая вопросов, не протестуя и делая то, что требовалось.
По пути Лангелан заехал в магазин готового платья и приобрел несколько вещей для Энни. Ее желтый свитер с чужого плеча никуда не годился: рисковать лишний раз было ни к чему, особенно если обстоятельства того не требовали.
Она переоделась прямо в машине. Ее старые вещи Лангелан упаковал в пластиковый мешок и запихнул в багажник "тандеберда". Затем они направились в мотель. Коннеот был выбран по двум причинам: во-первых, рядом проходила оживленная трасса и при необходимости можно уехать на попутке. А во-вторых - и это являлось самым главным, - до Бакстона отсюда было всего шестьдесят миль.
В номере Энни отказалась от еды и лишь выпила апельсиновый сок. Она все еще казалась оглушенной - в других обстоятельствах Лангелана бы это насторожило, теперь же было лишь на руку. Он запер дверь и усадил Энни в низкое кресло возле окна. Задернул штору. Она следила за его действиями без интереса, словно, коротая время, листала страницы скучной книги без начала и без окончания.
"Но окончание будет, крошка. Обязательно будет. Вот только придется ли оно тебе по душе?"
Он закатал рукав ее светло-голубой блузки. Кстати, в этой блузке и черных брючках, которые он купил для нее, девушка смотрелась неплохо.
Она выглядела весьма соблазнительно.
"Блузка. Брючки... Потом. Возможно - потом, но сейчас я оставлю все на своих местах. Потому что..."
Потому что рок в конечном итоге определяет все.
Лангелан раскрыл сумку и вытащил маленький плоский пенал. Сняв крышку, он достал ампулу на два миллиграмма и шприц. Сломал стекло, втянул поршнем желтоватую маслянистую жидкость.
"Два кубика много. Один. Да, один - это то, что требуется".
Из маленькой фляги он налил в пробку немного виски и протер Энни локтевой сгиб. Девушка молча наблюдала за его действиями, затем что-то прошептала - так тихо, что он не расслышал. Она слегка вздрогнула, когда игла проколола кожу и вошла в вену.
Лангелан ожидал более бурной реакции и приготовился... Но ничего такого не потребовалось.
Один миллиграмм наркотика перекочевал из шприца в кровь Энни Грин. Лангелан выдернул иглу, опустил рукав блузки и внимательно посмотрел в глаза Энни.
Зрачки уже начали расширяться. А скоро они станут такими, что можно будет заглянуть в самую душу девчонке. Но этого никто не увидит, потому что ближайшие сутки ей предстоит провести одной.
Лангелан поднял Энни и отнес на кровать. Все. В течение многих часов крошке обеспечено интереснейшее кино - без перерывов между сеансами.
Лангелан вышел из номера, заперев дверь. Перевернул и повесил табличку: "Просьба не беспокоить". Хотя, скорее всего, это была излишняя предосторожность.
...Две снеговые шапки венчали каменные столбы, обозначавшие ворота. Лангелан стоял перед ними, опустив руки в карманы. Уже почти неразличимая под снегом дорожка тянулась к Фиолетовому дому. Огней в окнах не было: ни единого. Дом казался абсолютно нежилым. Угрюмое здание словно нависало с холма, разглядывая окрестности с пристальным и холодным вниманием. В нем было что-то от зрячего, притворявшегося слепым.
Лангелан оглянулся.
Напротив через дорогу возле церковной ограды сидел нищий. Возможно, он спал, - если так, то нынешней ночью он имел все шансы отморозить свой зад.
Вновь повернувшись к Фиолетовому дому, Лангелан увидел, что от крыльца по дорожке торопливо, направляясь к воротам, идет человек.
"Домик не так уж необитаем. И весьма внимателен к возможным гостям".
Лангелан смотрел на приближавшегося человека.
Через минуту тот подошел вплотную.
Невысокий, широкоплечий.
Голову покрывал ежик седых волос. Темное пальто с поднятым воротником скрадывало фигуру, однако во всем его облике угадывалась изрядная сила. Его можно было принять за борца или отставного боксера - если бы не лицо. Лицо не походило на портрет вышибалы ночного клуба. Слишком тонкое. Без профессиональных шрамов.
Умное лицо.
И тем не менее это был охранник. Какой-то особой, новой породы.
- Сэм Гевин, - он слегка поклонился.
Человек говорил, чуть заметно растягивая гласные.
- Я могу что-нибудь сделать для вас?
"Акцент. Южный акцент, над которым долго работали, но следы все же остались".
- Возможно, - сказал Лангелан. - Меня зовут Джон Росс. Я ищу мистера Армистеда. Это его дом?
- Да, - Гевин кивнул и сообщил далее: - Я секретарь мистера Армистеда. Чем могу быть полезен?
"Малый придуривается. Или лицо его все-таки лжет?"
Однако это было ни то ни другое.
- Я бы хотел видеть хозяина, - отрывисто проговорил Лангелан. - Прямо сейчас.
- Разумеется, - сказал Гевин. - Скорее всего, это возможно. Я уже восемь лет работаю с мистером Армистедом, но знаете, с каждым годом стал все более убеждаться, что не понимаю в нем очень и очень многого. Однако я никак не могу уразуметь, что конкретно из непонятого мною я все-таки понимаю, и, боюсь, никогда не пойму, в чем отличие между тем, что я уже понял, и тем, что не понимаю.
Лангелан молчал. Боковым зрением он видел, что во время этой краткой беседы нищий пересек улицу и теперь стоит рядом, позади, дожидаясь конца разговора.
"Я бы и сам не прочь его завершить".
- Обсудим это по дороге, - Лангелан сделал жест, чтобы секретарь посторонился, и в этот момент почувствовал прикосновение сзади. Он мгновенно обернулся.
Нищий робко стоял за спиной, протягивая руку. В другой он сжимал шляпу, которая, судя по запаху, совмещала функции кружки для милостыни и отхожего места.
- Так вы проводите меня?
- Конечно, - согласился Сэм Гевин. - Но учтите, пожалуйста, что для меня это может оказаться неправильным действием, и даже правильность его в нынешней ситуации...
Новое прикосновение сзади.
Лангелан словно окаменел, чувствуя растущее желание разбить физиономию нищему - или секретарю - или обоим вместе.
- ...может создать неправильность в дальнейшем, а я бы этого не хотел, это моя работа, и для того...
Нищий снова коснулся его, на этот раз левого плеча.
- ...чтобы понять правильность неправильного поступка...
Опять! Где-то в середине спины.
Происходило нечто немыслимое. Если бы он был один, то легко сумел бы отделаться от попрошайки. Но Лангелан был не один, рядом, переминаясь, стоял секретарь и говорил не умолкая. Давно следовало прервать ту дикую махровую чушь, которую он плел, но вместо того Лангелан поймал себя на мысли, что старается угадать, где в следующий момент он почувствует прикосновение нищего.
- ...да-да, чтобы понять правильность неправильного поступка, нужно поступать обязательно правильно!
Лангелан посмотрел на Сэма Гевина. Ему показалось вдруг, что лицо секретаря слегка расплывается перед глазами.
Сумерки... Сумерки.
Он развернулся.
Не говоря ни слова, пошел обратно по Мейн-стрит.
Он шел не торопясь, и единственное, что занимало его в данный момент, - это созерцание далекого фонаря возле пансиона Йельсен. Через несколько минут Лангелан остановился и посмотрел назад.
Секретаря мистера Армистеда не было видно. Исчез и нищий. Только снег продолжал тихо кружиться в воздухе, устилая холмы и дорогу. Отсюда он отчего-то выглядел черным.
Входная дверь была закрыта. Чтобы попасть в пансион, Стивену пришлось воспользоваться ключом, что дала ему миссис Йельсен. Петли повернулись совершенно беззвучно, и дверь легко отворилась внутрь, открыв затемненный холл. Свет уличного фонаря позади, неясный и бледный, словно разбавленное молоко, вливался через проем, чуть обозначив рисунок ковровой дорожки у самого входа и далее контуры лестницы на второй этаж.
Лангелан слегка изменил позу, удобнее перехватывая руль. Быстро взглянул на спидометр - сто десять миль, хорошо. Он отдохнул и мог позволить себе такую скорость. Каждая секунда по-прежнему приближала его к Бакстону, но в глубине души Лангелан чувствовал, что был момент, когда он мог плюнуть на все это дело.
Был, один-единственный.
"Солгал или нет полицейский?"
В принципе это не исключалось, но казалось маловероятным. Слишком многим рисковал констебль, громоздя такую грубую, легко опровергаемую ложь. Скорее об убийстве ему ничего неизвестно. Но это означало, что кто-то своевременно позаботился о трупе.
Кто?
Разумеется, тот, кому не нужна огласка. И надо сказать, история журналистки на этот вопрос с легкостью дает ответ. Верно. Но также верно и то, что можно предложить еще пяток версий - и все они будут выглядеть правдоподобно. Но...
Ни одна из них не способна объяснить утренние события в мотеле.
Лангелан быстро взглянул на небо, которое вот-вот грозило разразиться снежным зарядом. Он включил и покрутил настройку приемника в надежде поймать сводку погоды. Бейсбол. Настойчивые предложения купить японскую искусственную акулу для домашнего бассейна. "Она нападает в точности как живая!.." Снова бейсбол. Потом голос Джека Пултона с придыханием запел "Сальто в ночи".
Лангелан выключил радио.
Сегодня утром журналистку по имени Энни Грин хотели убить. Это произошло в Толидо - в городе, где она была только проездом. Во второсортном мотеле, о существовании которого Энни вряд ли подозревала. А застрелить ее хотел человек, долгие годы успешно работавший на Синдикат. Разумеется, последнее обстоятельство не было стопроцентной гарантией Лангелан знал случаи, когда предавали люди, считавшиеся до того совершенно надежными, которым Фейдак не годился в подметки. Однако все сводится в конечном итоге к количеству денег. Или количеству боли. Предельному - о котором иногда забывают. Но здесь была совсем другая история. Злополучный владелец мотеля не мог знать, что Энни и Лангелан появятся в его заведении.
Выходит, он получил инструкции уже после того, как они приехали. Допустим. Допустим, владельца мотеля в Толидо купили. Но это значит, что заплатить ему должны были столько, чтобы хватило на все. На брошенный мотель - потому что Фейдак после своего выстрела должен был моментально убираться, насовсем.
На безбедную жизнь в дальнейшем. Однако самое главное - на то, чтобы примириться со страхом, который отныне становился его постоянным спутником. На все годы; хотя вряд ли бы ему удалось прятаться слишком долго. Тем не менее он рискнул.
Снег начался неожиданно. Лангелан включил "дворники", которые принялись размазывать по ветровому стеклу ледяную крупу. Видимость быстро падала, и он поспешил обогнать тяжелый трейлер, который уже минут пятнадцать шел впереди. Промелькнул высокий борт с надписью: "Лучшая свинина Монтелли".
Дальше шоссе было свободно, но Лангелан сбросил скорость.
И все же, кому могла понадобиться жизнь Энни Грин из Чикаго?
Секта?.. Дешевый пророк из провинции с десятком поклонников. Зачем им убийство? К тому же, если девчонку все же требовалось убрать, они могли проделать это давно. Однако Грин пробыла с ними почти две недели. И потому...
Диктофон.
Единственное объяснение. Потому что до того момента, когда Энни пришла в голову мысль прихватить с собой диктофон, для людей из Фиолетового дома девушка не представляла угрозы. Возможно, у них даже были какие-то свои планы на ее счет. Однако потом все круто изменилось. Засечь диктофончик, работавший в режиме записи, не представляло труда. Однако почему болтовню их гуру допускалось слушать, но нельзя было фиксировать на пленку?
"Кажется, я начинаю воспринимать слишком всерьез фантазии девушки, которая добывает себе на жизнь, собирая сплетни".
Лангелан потянулся к перчаточному ящичку, достал сигарету. Снег не прекращался, и местность на глазах становилась неузнаваемой. Редкие деревья у подножия холмов оплела белая паутина; они стояли, словно уже готовые встречать Рождество.
"И все же. Если диктофонная запись для пророка из Бакстона оказалась столь опасной, что он решился на двойное убийство, - значит, Энни Грин нечаянно нащупала что-то, куда более значимое, чем ее доморощенное досье. Не догадываясь сама, запустила руку в осиное гнездо?"
Лангелан сделал несколько затяжек и загасил сигарету. Он вдруг вспомнил далекие фары позади, когда прошлой ночью они выбирались из Бакстона. После того как они выехали на автостраду, за ними никто не последовал... так ему показалось. Но в принципе при полной луне опытный водитель может идти с выключенными фарами, хорошо зная трассу.
Голоса в холле - они раздались вскоре после нашего приезда.
"Приглушенные голоса. А машину можно припарковать у дальнего крыла мотеля, - тогда, понятно, не слышно шума мотора".
Возможно, что он притащил убийц на "хвосте". Не лучшая характеристика для человека его профессии. Но все же те ничего не стали предпринимать сами. Переговорили с Фейдаком, раскрыли бумажник, и тот согласился оказать небольшую услугу.
"Переговорили -и все. Забавно".
Но это было не забавно. Это было просто невероятно.
И вместе с тем это было правдой. Что же из того следует?
"Энни подписала себе приговор, когда включила свой диктофончик. И она была бы уже мертва, если бы..."
Начинало смеркаться. Незаметно для себя Лангелан вновь стал прибавлять скорость. Тяжелая машина все еще шла устойчиво.
Девчонка была бы мертва, если б спустилась в холл одна. Ее спасло то, что они вышли вместе. Сейчас Лангелан не был уверен, что ему стоило вмешиваться. Он действовал рефлекторно, и возможно, в тот раз рефлексы сыграли с ним скверную шутку. Потому что вмешавшись он попадал в поле зрения секты. И это могло внести осложнения в работу, которую он собирался завершить не позднее чем через двадцать четыре часа.
Во всяком случае, такую возможность нельзя было сбрасывать со счета. Из-за набиравшего силу снегопада Лангелан едва не пропустил указатель. Свернув с автострады, он посмотрел на часы. Без двадцати минут пять.
Пятого ноября в четверть шестого вечера Лангелан снова прибыл в Бакстон.
В свои шестьдесят четыре Руфь Йельсен выглядела отлично. Небольшого роста, полненькая. Румяное лицо, словно она только что отошла от плиты. Одна из тех женщин, для которых улыбка столь же естественна, как и дыхание. Но даже когда губы ее принимали другое выражение, глаза, окруженные тонкой сетью морщин, все равно продолжали улыбаться.
Если бы Санта-Клаус был женщиной, подумал Лангелан, он выглядел бы в точности как Руфь Йельсен.
- Надолго к нам, мистер Росс? -спросила Йельсен, протягивая гостю книгу для записи постояльцев.
- Не знаю, - беспечно сказал Лангелан. - Не думаю, что слишком задержусь.
- Многие так говорят. - Руфь Йельсен склонилась над книгой, и Лангелан увидел тугой пучок волос на ее затылке, почти нетронутых сединой. -Многие так говорят, а потом остаются.
Она протянула ему ключ с брел ком, на котором была выбита цифра "9".
Лангелан засмеялся.
- Возможно, - сказал он. - Однако вы не обрадуетесь, если я действительно останусь надолго.
Руфь подняла голову - и улыбка ее удивила Лангелана. Абсолютно естественная, ни доли фальши. Так может улыбаться лишь человек, которому в самом деле приятно видеть вас и разговаривать с вами. Он вспомнил рассказ Энни о какой-то особой атмосфере в Фиолетовом доме.
"Черт его знает, что она там имела в виду, но местный пансион определенно действует успокаивающе".
- Вот как? - проговорила Йельсен. - Почему?
- Собираюсь стать вашим конкурентом, Во всяком случае, имелась такая мысль до недавнего времени. Откровенно говоря, я уже был здесь вчера, переговорил кое с кем из местных. Мне сказали, что нам с вами вдвоем в Бакстоне не прокормиться.
- Какая чушь, - мягко произнесла миссис Йельсен. - Вероятно, вам встретились не те люди.
- Вот и я так подумал. Поэтому вернулся, чтобы раскрыть карты. Вы не против обсудить возможности... гм, для второго пансиона в Бакстоне?
- Разумеется, нет. Да вы присядьте, Джон. - Руфь Йельсен так легко и естественно назвала его просто по имени... Будто добрая родственница, на коленях которой ты провел свое детство.
- Я не собирался обсуждать это прямо сейчас, - сказал Лангелан, опускаясь на низкую софу возле окна, прикрытую грубоватой декоративной материей.
- Конечно, - согласилась Йельсен, - я хотела только чуть-чуть рассказать вам о Бакстоне. Это удивительное место. У каждого из нас есть свои, особенные воспоминания, самые светлые - как вещие сны, которые не забываются никогда. А в этих краях они словно бы оживают. Мгновения юности вновь проносятся перед глазами - самые волнующие и удивительные, - и мы на миг опять становимся юными. Словно... Словно кто-то невидимый тихонько раскачивает прибрежный тростник. Нос лодки приминает стебли, и вот они уже скользят в полной тишине по глади темной воды.
Озеро кажется неподвижным, даже утренний ветер не морщит его поверхность. Двое мальчиков в лодке будто попали в иной мир - мир, где, кроме них, нет никого.
Постепенно остров - цель путешествия - становится все ближе. Остров в полутора милях от берега. Одному из мальчиков тринадцать, другой на год старше. Они впервые одни на озере. Впереди целый день полной свободы, день, который должен украсить спиннинг, заботливо уложенный на дно лодки. Однако в тот раз спиннинг так и остался лежать нерасчехленным, потому что на острове их ждало...
- ...в сказке. - Руфь Йельсен опять улыбнулась. -А кто же откажется очутиться в сказке хоть ненадолго? - Она легонько стиснула ему запястье, словно подкрепляя сказанное.
- Вы останетесь ужинать? - спросила миссис Йельсен. - Через двадцать минут я накрываю стол.
- Да, пожалуй, - если для меня найдется лишняя порция.
Руфь Йельсен рассмеялась: - Ну вы скажете! Беспокоиться не о чем. Мои постояльцы всегда могут рассчитывать на добавку.
- Ваши гости ужинают в пансионе?
- Да, почти все.
Беспокоиться действительно оказалось не о чем.
Среди шестерых, спустившихся к ужину, Филипа Спаатца не было. Интуитивно Лангелан не ожидал другого.
Однако он вновь ощутил беспокойство - впервые с той минуты, как перешагнул порог заведения Йельсен. Филипа Спаатца не оказалось за ужином. Филипа Спаатца вообще нет в пансионе.
Нельзя исключить вероятность, что его попросту нет в Бакстоне. И наконец, Филип Спаатц мог... Но эту мысль додумывать не хотелось.
- Благодарю, - сказал Лангелан, поднимаясь.
Он не торопясь поставил на место стул, ощущая брошенные украдкой взгляды оставшихся за столом.
- Джон, десерт? - На этот раз голос миссис Йельсен звучал недоуменно, почти с обидой.
- Великолепный ужин, - улыбаясь, проговорил Лангелан. - Но мой желудок привык к другим объемам. Чаще он сталкивался с чизбургерами. А чтобы одолеть еще и десерт, требуется известная тренировка.
- Не буду настаивать, - хозяйка заведения слегка пожала плечами, и все же Лангелан видел, что ответ польстил ей.
Без пяти минут восемь Лангелан поднялся в свой номер. Комната была аккуратна и совершенно безлика.
Все на своих местах, все исправно, если не считать нескольких выщербинок в полированной поверхности платяного шкафа. Возможно, кто-то упражнялся здесь в дартсе, выбрав шкаф за неимением лучшей мишени.
Подойдя к окну, он смотрел, как сумерки опускаются на город, курил и стряхивал пепел на ковер.
Кете Флетчер в зеленом аду.
Дерьмовый боевик с дерьмовым названием. Один - среди сотни подобных. "Джи-ай" спасают демократию где-то на Юге. Или на Востоке. Фильм запомнился одной-единственной репликой главного героя. Флетчер (а может, его звали Рейзнер или как-нибудь еще в этом духе) изрек ее, натаскивая молодого солдата. Нет, кажется, то был гангстерский боевик... Черт, неважно.
Важно, что было сказано в той сцене:
"Любовь? Пусть будет любовь. Жизнь? Да, жизнь. Смерть... не спорю, существует и смерть. Но главное -рок, потому что именно рок в конце концов определяет все".
Звук шагов Лангелан услышал до того, как раздался стук в дверь.
- Войдите, -сказал он, оборачиваясь.
На пороге возникла ладная фигура миссис Йельсен.
- Ключ, - произнесла она, протягивая ему небольшой ключ желтого металла с брелком.
- Что это?
- От входной двери. Возможно, вам захочется прогуляться. После десяти я обычно ложусь спать, Джон. Поэтому берите - так будет удобнее для всех.
- Хорошо, - Лангелан повертел в пальцах брелок.
Потом подбросил ключ на ладони.
- Это продиктовано опытом, так? -Он заговорщицки подмигнул ей.
- Опытом?.. Я не вполне...
Лангелан небрежно опустил ключ в карман.
- Я заметил, -сказал он, -что среди постояльцев одни мужчины. Если не считать той почтенной пары, что сидела напротив меня за столом. Но у них такой вид, будто они только что узнали о существовании медового месяца после свадьбы и никак не могут решить -розыгрыш это или действительно правда.
Санта-Клаус, отчего-то одетый женщиной, хихикнул: - А вы привыкли не церемониться в своих суждениях. Верно, Джон?
Верно, как и то, что ты знаешь: на самом деле мое имя звучит несколько иначе.
- Однако насчет супругов Фрицпатрик вы несправедливы. Они слегка чудаки - но это все, поверьте. Они уже двадцать три года вместе, - дай-то нам всем Бог такой судьбы.
"Девять против одного: сейчас она расскажет, как овдовела".
Однако Руфь Йельсен произнесла совсем другое: - Доброй вам ночи... и не забудьте опустить окно.
- Доброй ночи, Руфь. Я могу вас так называть?
- Конечно. - Она обернулась, задержавшись у выхода.
- И все-таки жаль, что среди ваших гостей нет девушек. Ни одной молодой девушки. Не берусь сказать за других, но меня это огорчает, Руфь. Искренне. Девушки создают атмосферу. Вы понимаете, что я имею в виду?
- Думаю, да. - Миссис Йельсен опять улыбнулась, хотя и не столь оживленно. - Но девушке не пристало путешествовать одной. К тому же не забывайте, Джон, - мы все живем здесь немного в сказке. Если это может вас хоть частично утешить.
Хозяйка пансиона беззвучно вышла и прикрыла за собой дверь.
Подождав немного, Лангелан раскрыл дорожную сумку. Извлек со дна черный кожаный футляр и достал девятимиллиметровый "люгер". Запаянное в прозрачный пластик, под ним лежало разрешение на оружие, выданное в штате Пенсильвания Стивену Р. Лангелану.
Однако в разрешении вовсе не оговаривалось наличие металлического цилиндра длиной около пяти с половиной дюймов, который легко крепился и столь же просто снимался со ствола.
Этот цилиндр представлял собой глушитель индивидуальной работы. Он превращал действительно в бесшумные (насколько это вообще возможно) лишь первые три выстрела. Далее толку от него практически не было. Однако Лангелан не мог вспомнить, чтобы ему приходилось стрелять трижды. Как правило, все ограничивалось однократным спуском курка, особенно учитывая мощность и эффективность "люгера".
Лангелан поместил пистолет за пояс, глушитель убрал в карман и застегнул куртку.
Если здесь столько говорят о сказках, пожалуй, пора навестить замок волшебника.
Он вышел на улицу, поднял воротник. Снегопад продолжался. До Фиолетового дома было верных полторы мили, но Стивен решил прогуляться пешком. Фонари еще не горели, и зыбкий отсвет умирающего где-то в бесконечной толще облаков солнца был едва виден на серых панелях зданий.
Лангелан неторопливо двинулся к развилке у двух холмов. Почему он решил, что разговор с Армистедом позволит выйти на Филипа Спаатца? И кто сказал, что местный гуру вообще знает о его существовании? Все правильно: никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
Опыт и интуиция - но не только, потому, потому что именно рок в конце концов определяет все.
Через двадцать минут Лангелан подошел к столбам, обозначавшим ворота.
"Значит, вот сюда приходят неофиты Бакстона на свои медитации. Две недели назад здесь была Энни Грин, журналистка из Чикаго. Возможно, у нее тоже имелись свои предчувствия. Если так, то она не прислушалась к их голосу!"
Лангелан вспомнил недавние слова Овцы Йельсен: "Девушке не пристало путешествовать в одиночестве".
Еще бы. С девушкой, путешествующей в одиночестве, могут приключиться неприятности. Скажем, дождливой ночью кто-то вздумает позабавиться с топором. Или портье в придорожном мотеле внезапно сойдет с ума, а под рукой у него как раз окажется подходящего калибра пушка. Но может случиться так, что девушке встретится человек с довольно своеобразной, хотя и не слишком редкой профессией. И одинокая девушка станет представлять известную угрозу для этого человека. Что ждет ее в этом случае?
Он оставил Грин в Коннеоте - городке, изо всех сил старавшемся выглядеть курортным. Кто знает, возможно, летом это и получалось. Но сейчас... Сейчас городок старательно готовился к зиме, и никому в нем не было дела до того, чтобы производить впечатление. Что и требовалось.
Лангелан остановился в мотеле, стоявшем на берегу Великого озера. До береговой черты оставалось ярдов триста; одноэтажное здание словно пригнулось, стараясь покрепче ухватиться за грунт. В шторм, без сомнения, волны не раз бились о его фундамент. В осеннюю погоду лишь сумасшедший мог поселиться здесь надолго.
Именно эта мысль читалась на лице дежурного, когда он выкладывал на стойку ключ и сдачу мелочью с двадцатидолларовой купюры.
Лангелан снял номер на двое суток. Он полагал закончить все в ближайшие часы; вторые сутки были резервными. Вряд ли доведется их использовать, но если это все-таки случится, значит, его ждут большие проблемы. Энни Грин продемонстрировала вырезки и рассказала о своей теории, но потом она потеряла к ней видимый интерес. Смерть подруги разом лишила ее воли; во всяком случае, на какое-то время. На всем пути до Коннеота она молчала, не задавая вопросов, не протестуя и делая то, что требовалось.
По пути Лангелан заехал в магазин готового платья и приобрел несколько вещей для Энни. Ее желтый свитер с чужого плеча никуда не годился: рисковать лишний раз было ни к чему, особенно если обстоятельства того не требовали.
Она переоделась прямо в машине. Ее старые вещи Лангелан упаковал в пластиковый мешок и запихнул в багажник "тандеберда". Затем они направились в мотель. Коннеот был выбран по двум причинам: во-первых, рядом проходила оживленная трасса и при необходимости можно уехать на попутке. А во-вторых - и это являлось самым главным, - до Бакстона отсюда было всего шестьдесят миль.
В номере Энни отказалась от еды и лишь выпила апельсиновый сок. Она все еще казалась оглушенной - в других обстоятельствах Лангелана бы это насторожило, теперь же было лишь на руку. Он запер дверь и усадил Энни в низкое кресло возле окна. Задернул штору. Она следила за его действиями без интереса, словно, коротая время, листала страницы скучной книги без начала и без окончания.
"Но окончание будет, крошка. Обязательно будет. Вот только придется ли оно тебе по душе?"
Он закатал рукав ее светло-голубой блузки. Кстати, в этой блузке и черных брючках, которые он купил для нее, девушка смотрелась неплохо.
Она выглядела весьма соблазнительно.
"Блузка. Брючки... Потом. Возможно - потом, но сейчас я оставлю все на своих местах. Потому что..."
Потому что рок в конечном итоге определяет все.
Лангелан раскрыл сумку и вытащил маленький плоский пенал. Сняв крышку, он достал ампулу на два миллиграмма и шприц. Сломал стекло, втянул поршнем желтоватую маслянистую жидкость.
"Два кубика много. Один. Да, один - это то, что требуется".
Из маленькой фляги он налил в пробку немного виски и протер Энни локтевой сгиб. Девушка молча наблюдала за его действиями, затем что-то прошептала - так тихо, что он не расслышал. Она слегка вздрогнула, когда игла проколола кожу и вошла в вену.
Лангелан ожидал более бурной реакции и приготовился... Но ничего такого не потребовалось.
Один миллиграмм наркотика перекочевал из шприца в кровь Энни Грин. Лангелан выдернул иглу, опустил рукав блузки и внимательно посмотрел в глаза Энни.
Зрачки уже начали расширяться. А скоро они станут такими, что можно будет заглянуть в самую душу девчонке. Но этого никто не увидит, потому что ближайшие сутки ей предстоит провести одной.
Лангелан поднял Энни и отнес на кровать. Все. В течение многих часов крошке обеспечено интереснейшее кино - без перерывов между сеансами.
Лангелан вышел из номера, заперев дверь. Перевернул и повесил табличку: "Просьба не беспокоить". Хотя, скорее всего, это была излишняя предосторожность.
...Две снеговые шапки венчали каменные столбы, обозначавшие ворота. Лангелан стоял перед ними, опустив руки в карманы. Уже почти неразличимая под снегом дорожка тянулась к Фиолетовому дому. Огней в окнах не было: ни единого. Дом казался абсолютно нежилым. Угрюмое здание словно нависало с холма, разглядывая окрестности с пристальным и холодным вниманием. В нем было что-то от зрячего, притворявшегося слепым.
Лангелан оглянулся.
Напротив через дорогу возле церковной ограды сидел нищий. Возможно, он спал, - если так, то нынешней ночью он имел все шансы отморозить свой зад.
Вновь повернувшись к Фиолетовому дому, Лангелан увидел, что от крыльца по дорожке торопливо, направляясь к воротам, идет человек.
"Домик не так уж необитаем. И весьма внимателен к возможным гостям".
Лангелан смотрел на приближавшегося человека.
Через минуту тот подошел вплотную.
Невысокий, широкоплечий.
Голову покрывал ежик седых волос. Темное пальто с поднятым воротником скрадывало фигуру, однако во всем его облике угадывалась изрядная сила. Его можно было принять за борца или отставного боксера - если бы не лицо. Лицо не походило на портрет вышибалы ночного клуба. Слишком тонкое. Без профессиональных шрамов.
Умное лицо.
И тем не менее это был охранник. Какой-то особой, новой породы.
- Сэм Гевин, - он слегка поклонился.
Человек говорил, чуть заметно растягивая гласные.
- Я могу что-нибудь сделать для вас?
"Акцент. Южный акцент, над которым долго работали, но следы все же остались".
- Возможно, - сказал Лангелан. - Меня зовут Джон Росс. Я ищу мистера Армистеда. Это его дом?
- Да, - Гевин кивнул и сообщил далее: - Я секретарь мистера Армистеда. Чем могу быть полезен?
"Малый придуривается. Или лицо его все-таки лжет?"
Однако это было ни то ни другое.
- Я бы хотел видеть хозяина, - отрывисто проговорил Лангелан. - Прямо сейчас.
- Разумеется, - сказал Гевин. - Скорее всего, это возможно. Я уже восемь лет работаю с мистером Армистедом, но знаете, с каждым годом стал все более убеждаться, что не понимаю в нем очень и очень многого. Однако я никак не могу уразуметь, что конкретно из непонятого мною я все-таки понимаю, и, боюсь, никогда не пойму, в чем отличие между тем, что я уже понял, и тем, что не понимаю.
Лангелан молчал. Боковым зрением он видел, что во время этой краткой беседы нищий пересек улицу и теперь стоит рядом, позади, дожидаясь конца разговора.
"Я бы и сам не прочь его завершить".
- Обсудим это по дороге, - Лангелан сделал жест, чтобы секретарь посторонился, и в этот момент почувствовал прикосновение сзади. Он мгновенно обернулся.
Нищий робко стоял за спиной, протягивая руку. В другой он сжимал шляпу, которая, судя по запаху, совмещала функции кружки для милостыни и отхожего места.
- Так вы проводите меня?
- Конечно, - согласился Сэм Гевин. - Но учтите, пожалуйста, что для меня это может оказаться неправильным действием, и даже правильность его в нынешней ситуации...
Новое прикосновение сзади.
Лангелан словно окаменел, чувствуя растущее желание разбить физиономию нищему - или секретарю - или обоим вместе.
- ...может создать неправильность в дальнейшем, а я бы этого не хотел, это моя работа, и для того...
Нищий снова коснулся его, на этот раз левого плеча.
- ...чтобы понять правильность неправильного поступка...
Опять! Где-то в середине спины.
Происходило нечто немыслимое. Если бы он был один, то легко сумел бы отделаться от попрошайки. Но Лангелан был не один, рядом, переминаясь, стоял секретарь и говорил не умолкая. Давно следовало прервать ту дикую махровую чушь, которую он плел, но вместо того Лангелан поймал себя на мысли, что старается угадать, где в следующий момент он почувствует прикосновение нищего.
- ...да-да, чтобы понять правильность неправильного поступка, нужно поступать обязательно правильно!
Лангелан посмотрел на Сэма Гевина. Ему показалось вдруг, что лицо секретаря слегка расплывается перед глазами.
Сумерки... Сумерки.
Он развернулся.
Не говоря ни слова, пошел обратно по Мейн-стрит.
Он шел не торопясь, и единственное, что занимало его в данный момент, - это созерцание далекого фонаря возле пансиона Йельсен. Через несколько минут Лангелан остановился и посмотрел назад.
Секретаря мистера Армистеда не было видно. Исчез и нищий. Только снег продолжал тихо кружиться в воздухе, устилая холмы и дорогу. Отсюда он отчего-то выглядел черным.
Входная дверь была закрыта. Чтобы попасть в пансион, Стивену пришлось воспользоваться ключом, что дала ему миссис Йельсен. Петли повернулись совершенно беззвучно, и дверь легко отворилась внутрь, открыв затемненный холл. Свет уличного фонаря позади, неясный и бледный, словно разбавленное молоко, вливался через проем, чуть обозначив рисунок ковровой дорожки у самого входа и далее контуры лестницы на второй этаж.