Страница:
— Пролезли где-нибудь по ущелью. И гуляют по тылам…
— Сколько их?
— Десятка три, сам видел. Похоже, разъезд!
— Холера им в бок! — выругался Пашков и, привстав на стременах, скомандовал громко и повелительно, так, чтобы слышали все — и те, кто был в голове колонны, и те, кто замыкал ее, и те, кто вез раненых: — Второй взвод — отразить атаку! Обозу — прибавить шаг! Гони, хлопцы, коней!
И тотчас неторопливо двигавшийся обоз и сопровождавший его эскадрон словно очнулись. Все отлично поняли, что за опасность неожиданно навалилась на них. Понимали они и то, что помощи ждать совершенно неоткуда. И что все их спасение сейчас зависит исключительно от их командира и от того, насколько они будут проворно и четко выполнять его приказания.
Повозочный погнал коней, а Серега взял винтовку, зарядил ее на полную обойму, загнал патрон в патронник:
— Рано, значит, мы в лазарет собрались…
— Будем отстреливаться? — спросил Ашот.
— Да уж, известно, живыми не дадимся, — ответил Серега.
Повозку бросало на каждом ухабе, на каждой выбоине. Тяжелораненого растрясло. Он застонал. Но помочь ему ничем было нельзя. Стрельба позади обоза уже слилась в сплошной гул. Ашот не знал, какой маневр решил предпринять командир эскадрона. Но одно он понял ясно: уйти от преследования, надеясь на коней, обозу не удастся. Ашот не раз бывал в этих местах, хорошо их знал. И знал, что дорога, уже давно петлявшая между гор, дальше пойдет все круче и круче. Через полчаса такой гонки лошади, запряженные в тяжелые повозки, выдохнутся. Бока у них уже сейчас в мыле, а до перевала оставалось еще добрых часа полтора самой быстрой скачки.
— Не уйдем мы так! — прокричал Ашот Сереге.
Тот не сразу разобрал, что хочет сказать парнишка. А когда, наконец, понял, почти безразлично поморщился и пожал плечами.
— Значит, другого выхода нет. Держись! — крикнул он в ответ.
Но командир эскадрона, очевидно, нашел выход. На первой же поляне, пятачком обозначившейся среда гор, обоз начал останавливаться. Повозочные с трудом сдерживали разгоряченных коней. Кони хрипели, ржали, косили налитыми кровью глазами. Их выстраивали в линию так, чтобы плотно перегородить повозками дорогу через поляну.
— Баррикаду будем робить, — сказал повозочный и, осадив за узду коней, поставил повозку в общий ряд.
— Толку-то что? — ответил ему кто-то из бойцов. — Сколько нас тут? Да и патронов не густо…
— А ты целься лучше! — посоветовал Серега.
— Я не об себе пекусь. С ними вот что делать? — кивнул боец на тяжелораненого.
Подъехал Пашков. К нему сразу же подбежали бойцы.
— Куда раненых девать?
— Снимайте с повозок, перекладывайте на коней, увозите в лес!
— А там куда? — хотели знать бойцы.
— А я почем знаю, куда! — вскипел вдруг Пашков. — Сам думай, как его к своим доставить. А я тут останусь. Понял?
— Та хоть бы место это кто знал, — понурились бойцы. — Хоть бы рассказал, какие куда дороги.
— А хлопец! — вспомнил кто-то.
— Какой хлопец?
— А что с колодца вытащили. Он же местный. Может, он чего знает…
— А ну, давайте его сюда! — обрадовался Пашков.
Ашота тотчас нашли. И пока он бежал к командиру эскадрона, рассказали, зачем его вызывают.
Пашков положил руку на плечо Ашота и сказал спокойно, будто встретились они где-нибудь на прогулке:
— И ты, сынок, потребовался.
— Скорей говорите, что надо!
— Немного, сынок. Бывал ты в этих горах?
— Бывал.
— Припомни, где можно укрыть раненых.
— В пещере можно, — сразу решил Ашот.
— В какой пещере?
— Есть тут, впереди.
— Далеко?
— За поворотом. Там тоже поляна будет, а за ней пещера. Большая. Весь обоз спрятать можно!
— Ты не шутишь, сынок? — насторожился Пашков. — Целый обоз…
— Клянусь прахом своих предков! Пещера большая. На ту сторону горы выходит…
Пашков схватил Ашота своими железными ручищами и как кутенка легко поднял над землей. И хотя момент для проявления такого бурного восторга был явно неудачный — стрельба слышалась совсем рядом, — бойцы, видевшие эту сцену, заулыбались. Пашков осторожно опустил Ашота на свое седло и сам легко и ловко сел сзади.
— Показывай, где твоя пещера, — сказал он и пришпорил коня.
Вороной жеребец с коротко подстриженной гривой, почувствовав на себе, кроме хозяина, еще и незнакомого седока, попытался укусить Ашота за колено. Но, увидев предостерегающий жест хозяина, закусил удила и как птица понесся вперед. За командиром помчались бойцы. За бойцами, с каждым шагом набирая скорость, двинулся обоз.
Через полчаса вся группа остановилась на поляне перед пещерой. Ашот говорил правду: пещера поражала своими размерами. Она зияла чернотой, как разверзшаяся пропасть. Бойцы быстро собрали с елей смолу, соорудили что-то наподобие факелов и вошли под каменные своды. В пещере оказалось сухо и даже не очень грязно.
— Вот здесь другое дело. Здесь и двое и трое суток можно продержаться, — сказал Пашков.
Дальше он уже только командовал:
— Заносите раненых в пещеру!
— Распрягайте коней! Заводите их тоже сюда!
— Брички! Повозки! Фуры! Все в кучу! Забить ими в пещеру вход и забаррикадироваться! — гремел его голос в такт перестрелке.
Как только раненых занесли в глубь пещеры, заслон, прикрывавший путь белым, начал потихоньку отходить. Дорога была узкой. Казаки не могли обойти бойцов ни справа, ни слева и, волей-неволей подставляя себя под выстрелы красных, лишь теснили заслон все выше и выше в горы.
Пока бой шел за поворотом, Ашот вместе со всеми помогал переносить в пещеру раненых, таскал с повозок сено и солому им для подстилки, бегал к ручью под отвесной скалой на поляне с котелками и ведрами — за водой. Когда заслон отступил за поворот, бойцы закончили баррикадировать вход. Они перевернули несколько повозок, завалили их камнями, оборудовали для стрельбы удобные бойницы. Когда казаки, преследуя заслон, выбежали на поляну, защитники пещерного гарнизона встретили их дружным залпом. Белые также ответили огнем. По камням защелкали пули. Но, очевидно, казаки опешили, напоровшись на такую оборону, потому что на какое-то время даже перестали стрелять. Пашков воспользовался затишьем и собрал командиров.
— Спас нас хлопец, одним словом. Спасибо ему. А то казачня уже всех бы порубала! — сказал он.
— Надо, значит, его наградить, — подсказал кто-то.
— И наградим! — согласился Пашков. — Ежели, конечно, выберемся отсюда.
Наступила пауза. Пашков обвел всех взглядом и продолжал:
— Я, в общем-то, об этом и хотел потолковать. Конечно, дня два-три мы тут продержимся, если казачня не подвезет орудие. А подвезет, тогда эту баррикаду в минуту словно ветром сдует. А ежели без орудия — то продержимся. Но потом без воды подохнем. И коней поить надо, и самим пить, а пуще раненых поить нечем будет.
— Да и с патронами худо, — заметил кто-то.
— Худо, — согласился Пашков. — Поэтому сидеть нам тут и ждать, пока нас хватятся да на помощь придут, нечего. Надо пробиваться к своим.
— Атаковать будем? — спросил командир второго взвода Одинцов.
— Не было бы у нас лазарета — атаковали бы. А зараз по другому действовать будем. Давайте-ка сюда нашего хлопца!
В полутьме и сутолоке Ашота нашли не сразу. Но нашли и привели к Пашкову. Пашков, ярко осветив факелом его лицо, сказал:
— Помнится, ты говорил, что пещера эта аж на ту сторону горы выходит. Или мне такое только послышалось?
— Говорил, — подтвердил Ашот.
— И можно по ней на ту сторону выйти?
— Можно.
— А ты ходил?
— Ходил.
— И помнишь, как пройти?
— Найду, — уверенно ответил Ашот.
— Господь бог тебя нам послал, сынок! — сказал Пашков.
— Нет, — покрутил головой Ашот. — Сам из колодца вылез.
Командиры засмеялись.
— И то верно, — согласился Пашков. — Одним словом, времени терять нечего. Будем из этого каменного мешка к своим выбираться. Ты покажешь дорогу.
Пашков достал из сумки карту, нашел на ней пещеру, обвел ее карандашом и передал карту командиру второго взвода.
— Возьми трех человек побойчее в двигайте к нашим. Дойдете — покажешь на карте, где мы. Значит, нас выручат. Не дойдете — дня через три всем нам тут крышка. Ситуацию понял?
— Понял, — ответил Одинцов.
— Тогда вперед, — хлопнул его по плечу Пашков.
Взводный быстро отобрал людей. Бойцы вооружились факелами, зажгли их. Факелы нещадно чадили, разливая по сторонам неяркий, колеблющийся свет.
— На животе ползти буду, а к нашим приду. И наших сюда приведу, — полушепотом поклялся Ашот и пошел вместе с бойцами в глубь пещеры.
Он шел впереди. За ним, подсвечивая ему факелами, двигались бойцы. Пещера была просторной, и идти было легко. Пока шли по прямой, за спиной долго мерцал дневной свет. Но как только свернули по каменному коридору пещеры в сторону, вокруг сомкнулся мрак. Теперь только огненные языки факелов давали возможность ориентироваться в темноте. С каменных сводов пещеры то и дело срывались летучие мыши и беззвучно проносились над головами людей.
Ашот по каким-то только ему одному известным признакам находил путь и вел бойцов все дальше и дальше.
Раза два командир взвода останавливал Ашота и справлялся:
— Не сбились? Точно?
— Правильно идем, — отвечал Ашот.
— А долго еще идти-то?
Ашот недоуменно пожал плечами.
— Как можно в темноте время считать? Часов нет. Солнца тоже нет. Надо еще идти, — словно оправдываясь, отвечал он.
Часов действительно во всей группе ни у кого не было. И никто точно не мог сказать, сколько времени они уже двигаются в этой кромешной тьме.
За большим каменным уступом Ашот неожиданно остановился.
— Заблудился? — с тревогой спросил командир взвода.
— Нет, идем правильно, — успокоил взводного Ашот и показал рукой вверх. — Только потолок почему-то совсем низкий стал.
Бойцы подняли факелы. Каменная кровля действительно спустилась почти на головы людей.
— В горах так бывает. Может, обвал. Может, земля тряслась. В горах всякое бывает, — объяснил Ашот.
Они двинулись дальше. Каменный коридор становился все ниже и уже.
— И так было? — снова спросил взводный.
— Так не было. Но идем мы правильно, — решительно ответил Ашот.
— Будь они прокляты, эти горы! — не выдержал взводный. — Только баранам на них и жить.
— Правильно идем, — повторил Ашот. И вдруг увидел впереди неясное белесое пятно. — Вон же!
— Что? — вскрикнули бойцы все разом.
— Свет вижу!
Радость была большой, но оказалось, преждевременной. Чем ближе бойцы продвигались к долгожданному выходу из пещеры, тем труднее было им протискиваться между каменными глыбами. Теперь они уже не шли по пещере, как вначале, а ползли: где на четвереньках, а где и просто на животах. Но скоро изо всей группы ползти мог только Ашот. Он карабкался между камнями, до крови царапая колени и руки об их острые края. Он разорвал на себе штаны и куртку, перемазал в грязи лицо, но упорно лез вперед и вперед.
— Крышка, командир, — послышался вдруг сзади него приглушенный голос кого-то из бойцов. — Застрял я как кость в горле: ни туда, ни сюда.
— И я тоже, братцы, как тот квач в бочке, шоб ее разорвало, — признался взводный. — Ни на вершок ни назад, ни вперед. Что будем делать?
— Похоже, щель эта не для нас. И нам через нее не выползти, — послышался ответ.
— А как же отряд? Кто же приведет помощь?
— Проси мальца, командир. Может, он еще как-нибудь вылезет отсюда…
— Доверить мальцу такую задачу? Да с нас Пашков головы посрывает! — испугался взводный.
— Тогда вытащи отсюда меня, и я дойду до наших! — сердито прохрипел боец.
Весь этот разговор долетал до Ашота будто издали, хотя бойцы были совсем рядом. Взводный даже время от времени помогал Ашоту, подталкивая его вперед то головой, то руками. Зажатые со всех сторон камнями, не зная, что предпринять, бойцы долго спорили, ища выход из создавшегося крайне нелепого положения. Взводный никак не хотел соглашаться с мыслью, что через завал им не пробиться, и шумел сильнее всех, кляня на чем свет стоит и горы, и пещеру, и не поддающиеся никаким его усилиям холодные, бездушные камни.
— И карту ему отдадим? — спросил он в конце концов совета у бойцов.
— А черта ли в ней секретного? Белым и так известно, где мы, — рассудили бойцы. — А нашим она службу сослужит… Да ты не тяни! Не тяни время!
— А, была не была! — смирился наконец с полной своей беспомощностью взводный и окликнул Ашота: — Слышал, парень, о чем мы тут толковали?
Ашот все слушал очень внимательно. Он прекрасно понимал, почему так долго не решается на этот шаг взводный, и не обижался. Шутка ли сказать, от него одного будет зависеть теперь судьба всего отряда!
— Я все слышал.
— Тогда, дорогой, я засуну сейчас тебе в ботинок карту. А ты выползай отсюда и передай ее нашим, — сказал взводный. — И скажи: больше трех дней мы тут не продержимся.
— А где мне их искать?
— Пробирайся на Благодать. А там они недалеко. Знаешь, в какую сторону идти?
— Примерно знаю.
— Тогда спеши! — взводный хлопнул на прощанье Ашота по ботинку. — Вся наша надежда теперь только на тебя, парень.
Глава 5
Глава 6
— Сколько их?
— Десятка три, сам видел. Похоже, разъезд!
— Холера им в бок! — выругался Пашков и, привстав на стременах, скомандовал громко и повелительно, так, чтобы слышали все — и те, кто был в голове колонны, и те, кто замыкал ее, и те, кто вез раненых: — Второй взвод — отразить атаку! Обозу — прибавить шаг! Гони, хлопцы, коней!
И тотчас неторопливо двигавшийся обоз и сопровождавший его эскадрон словно очнулись. Все отлично поняли, что за опасность неожиданно навалилась на них. Понимали они и то, что помощи ждать совершенно неоткуда. И что все их спасение сейчас зависит исключительно от их командира и от того, насколько они будут проворно и четко выполнять его приказания.
Повозочный погнал коней, а Серега взял винтовку, зарядил ее на полную обойму, загнал патрон в патронник:
— Рано, значит, мы в лазарет собрались…
— Будем отстреливаться? — спросил Ашот.
— Да уж, известно, живыми не дадимся, — ответил Серега.
Повозку бросало на каждом ухабе, на каждой выбоине. Тяжелораненого растрясло. Он застонал. Но помочь ему ничем было нельзя. Стрельба позади обоза уже слилась в сплошной гул. Ашот не знал, какой маневр решил предпринять командир эскадрона. Но одно он понял ясно: уйти от преследования, надеясь на коней, обозу не удастся. Ашот не раз бывал в этих местах, хорошо их знал. И знал, что дорога, уже давно петлявшая между гор, дальше пойдет все круче и круче. Через полчаса такой гонки лошади, запряженные в тяжелые повозки, выдохнутся. Бока у них уже сейчас в мыле, а до перевала оставалось еще добрых часа полтора самой быстрой скачки.
— Не уйдем мы так! — прокричал Ашот Сереге.
Тот не сразу разобрал, что хочет сказать парнишка. А когда, наконец, понял, почти безразлично поморщился и пожал плечами.
— Значит, другого выхода нет. Держись! — крикнул он в ответ.
Но командир эскадрона, очевидно, нашел выход. На первой же поляне, пятачком обозначившейся среда гор, обоз начал останавливаться. Повозочные с трудом сдерживали разгоряченных коней. Кони хрипели, ржали, косили налитыми кровью глазами. Их выстраивали в линию так, чтобы плотно перегородить повозками дорогу через поляну.
— Баррикаду будем робить, — сказал повозочный и, осадив за узду коней, поставил повозку в общий ряд.
— Толку-то что? — ответил ему кто-то из бойцов. — Сколько нас тут? Да и патронов не густо…
— А ты целься лучше! — посоветовал Серега.
— Я не об себе пекусь. С ними вот что делать? — кивнул боец на тяжелораненого.
Подъехал Пашков. К нему сразу же подбежали бойцы.
— Куда раненых девать?
— Снимайте с повозок, перекладывайте на коней, увозите в лес!
— А там куда? — хотели знать бойцы.
— А я почем знаю, куда! — вскипел вдруг Пашков. — Сам думай, как его к своим доставить. А я тут останусь. Понял?
— Та хоть бы место это кто знал, — понурились бойцы. — Хоть бы рассказал, какие куда дороги.
— А хлопец! — вспомнил кто-то.
— Какой хлопец?
— А что с колодца вытащили. Он же местный. Может, он чего знает…
— А ну, давайте его сюда! — обрадовался Пашков.
Ашота тотчас нашли. И пока он бежал к командиру эскадрона, рассказали, зачем его вызывают.
Пашков положил руку на плечо Ашота и сказал спокойно, будто встретились они где-нибудь на прогулке:
— И ты, сынок, потребовался.
— Скорей говорите, что надо!
— Немного, сынок. Бывал ты в этих горах?
— Бывал.
— Припомни, где можно укрыть раненых.
— В пещере можно, — сразу решил Ашот.
— В какой пещере?
— Есть тут, впереди.
— Далеко?
— За поворотом. Там тоже поляна будет, а за ней пещера. Большая. Весь обоз спрятать можно!
— Ты не шутишь, сынок? — насторожился Пашков. — Целый обоз…
— Клянусь прахом своих предков! Пещера большая. На ту сторону горы выходит…
Пашков схватил Ашота своими железными ручищами и как кутенка легко поднял над землей. И хотя момент для проявления такого бурного восторга был явно неудачный — стрельба слышалась совсем рядом, — бойцы, видевшие эту сцену, заулыбались. Пашков осторожно опустил Ашота на свое седло и сам легко и ловко сел сзади.
— Показывай, где твоя пещера, — сказал он и пришпорил коня.
Вороной жеребец с коротко подстриженной гривой, почувствовав на себе, кроме хозяина, еще и незнакомого седока, попытался укусить Ашота за колено. Но, увидев предостерегающий жест хозяина, закусил удила и как птица понесся вперед. За командиром помчались бойцы. За бойцами, с каждым шагом набирая скорость, двинулся обоз.
Через полчаса вся группа остановилась на поляне перед пещерой. Ашот говорил правду: пещера поражала своими размерами. Она зияла чернотой, как разверзшаяся пропасть. Бойцы быстро собрали с елей смолу, соорудили что-то наподобие факелов и вошли под каменные своды. В пещере оказалось сухо и даже не очень грязно.
— Вот здесь другое дело. Здесь и двое и трое суток можно продержаться, — сказал Пашков.
Дальше он уже только командовал:
— Заносите раненых в пещеру!
— Распрягайте коней! Заводите их тоже сюда!
— Брички! Повозки! Фуры! Все в кучу! Забить ими в пещеру вход и забаррикадироваться! — гремел его голос в такт перестрелке.
Как только раненых занесли в глубь пещеры, заслон, прикрывавший путь белым, начал потихоньку отходить. Дорога была узкой. Казаки не могли обойти бойцов ни справа, ни слева и, волей-неволей подставляя себя под выстрелы красных, лишь теснили заслон все выше и выше в горы.
Пока бой шел за поворотом, Ашот вместе со всеми помогал переносить в пещеру раненых, таскал с повозок сено и солому им для подстилки, бегал к ручью под отвесной скалой на поляне с котелками и ведрами — за водой. Когда заслон отступил за поворот, бойцы закончили баррикадировать вход. Они перевернули несколько повозок, завалили их камнями, оборудовали для стрельбы удобные бойницы. Когда казаки, преследуя заслон, выбежали на поляну, защитники пещерного гарнизона встретили их дружным залпом. Белые также ответили огнем. По камням защелкали пули. Но, очевидно, казаки опешили, напоровшись на такую оборону, потому что на какое-то время даже перестали стрелять. Пашков воспользовался затишьем и собрал командиров.
— Спас нас хлопец, одним словом. Спасибо ему. А то казачня уже всех бы порубала! — сказал он.
— Надо, значит, его наградить, — подсказал кто-то.
— И наградим! — согласился Пашков. — Ежели, конечно, выберемся отсюда.
Наступила пауза. Пашков обвел всех взглядом и продолжал:
— Я, в общем-то, об этом и хотел потолковать. Конечно, дня два-три мы тут продержимся, если казачня не подвезет орудие. А подвезет, тогда эту баррикаду в минуту словно ветром сдует. А ежели без орудия — то продержимся. Но потом без воды подохнем. И коней поить надо, и самим пить, а пуще раненых поить нечем будет.
— Да и с патронами худо, — заметил кто-то.
— Худо, — согласился Пашков. — Поэтому сидеть нам тут и ждать, пока нас хватятся да на помощь придут, нечего. Надо пробиваться к своим.
— Атаковать будем? — спросил командир второго взвода Одинцов.
— Не было бы у нас лазарета — атаковали бы. А зараз по другому действовать будем. Давайте-ка сюда нашего хлопца!
В полутьме и сутолоке Ашота нашли не сразу. Но нашли и привели к Пашкову. Пашков, ярко осветив факелом его лицо, сказал:
— Помнится, ты говорил, что пещера эта аж на ту сторону горы выходит. Или мне такое только послышалось?
— Говорил, — подтвердил Ашот.
— И можно по ней на ту сторону выйти?
— Можно.
— А ты ходил?
— Ходил.
— И помнишь, как пройти?
— Найду, — уверенно ответил Ашот.
— Господь бог тебя нам послал, сынок! — сказал Пашков.
— Нет, — покрутил головой Ашот. — Сам из колодца вылез.
Командиры засмеялись.
— И то верно, — согласился Пашков. — Одним словом, времени терять нечего. Будем из этого каменного мешка к своим выбираться. Ты покажешь дорогу.
Пашков достал из сумки карту, нашел на ней пещеру, обвел ее карандашом и передал карту командиру второго взвода.
— Возьми трех человек побойчее в двигайте к нашим. Дойдете — покажешь на карте, где мы. Значит, нас выручат. Не дойдете — дня через три всем нам тут крышка. Ситуацию понял?
— Понял, — ответил Одинцов.
— Тогда вперед, — хлопнул его по плечу Пашков.
Взводный быстро отобрал людей. Бойцы вооружились факелами, зажгли их. Факелы нещадно чадили, разливая по сторонам неяркий, колеблющийся свет.
— На животе ползти буду, а к нашим приду. И наших сюда приведу, — полушепотом поклялся Ашот и пошел вместе с бойцами в глубь пещеры.
Он шел впереди. За ним, подсвечивая ему факелами, двигались бойцы. Пещера была просторной, и идти было легко. Пока шли по прямой, за спиной долго мерцал дневной свет. Но как только свернули по каменному коридору пещеры в сторону, вокруг сомкнулся мрак. Теперь только огненные языки факелов давали возможность ориентироваться в темноте. С каменных сводов пещеры то и дело срывались летучие мыши и беззвучно проносились над головами людей.
Ашот по каким-то только ему одному известным признакам находил путь и вел бойцов все дальше и дальше.
Раза два командир взвода останавливал Ашота и справлялся:
— Не сбились? Точно?
— Правильно идем, — отвечал Ашот.
— А долго еще идти-то?
Ашот недоуменно пожал плечами.
— Как можно в темноте время считать? Часов нет. Солнца тоже нет. Надо еще идти, — словно оправдываясь, отвечал он.
Часов действительно во всей группе ни у кого не было. И никто точно не мог сказать, сколько времени они уже двигаются в этой кромешной тьме.
За большим каменным уступом Ашот неожиданно остановился.
— Заблудился? — с тревогой спросил командир взвода.
— Нет, идем правильно, — успокоил взводного Ашот и показал рукой вверх. — Только потолок почему-то совсем низкий стал.
Бойцы подняли факелы. Каменная кровля действительно спустилась почти на головы людей.
— В горах так бывает. Может, обвал. Может, земля тряслась. В горах всякое бывает, — объяснил Ашот.
Они двинулись дальше. Каменный коридор становился все ниже и уже.
— И так было? — снова спросил взводный.
— Так не было. Но идем мы правильно, — решительно ответил Ашот.
— Будь они прокляты, эти горы! — не выдержал взводный. — Только баранам на них и жить.
— Правильно идем, — повторил Ашот. И вдруг увидел впереди неясное белесое пятно. — Вон же!
— Что? — вскрикнули бойцы все разом.
— Свет вижу!
Радость была большой, но оказалось, преждевременной. Чем ближе бойцы продвигались к долгожданному выходу из пещеры, тем труднее было им протискиваться между каменными глыбами. Теперь они уже не шли по пещере, как вначале, а ползли: где на четвереньках, а где и просто на животах. Но скоро изо всей группы ползти мог только Ашот. Он карабкался между камнями, до крови царапая колени и руки об их острые края. Он разорвал на себе штаны и куртку, перемазал в грязи лицо, но упорно лез вперед и вперед.
— Крышка, командир, — послышался вдруг сзади него приглушенный голос кого-то из бойцов. — Застрял я как кость в горле: ни туда, ни сюда.
— И я тоже, братцы, как тот квач в бочке, шоб ее разорвало, — признался взводный. — Ни на вершок ни назад, ни вперед. Что будем делать?
— Похоже, щель эта не для нас. И нам через нее не выползти, — послышался ответ.
— А как же отряд? Кто же приведет помощь?
— Проси мальца, командир. Может, он еще как-нибудь вылезет отсюда…
— Доверить мальцу такую задачу? Да с нас Пашков головы посрывает! — испугался взводный.
— Тогда вытащи отсюда меня, и я дойду до наших! — сердито прохрипел боец.
Весь этот разговор долетал до Ашота будто издали, хотя бойцы были совсем рядом. Взводный даже время от времени помогал Ашоту, подталкивая его вперед то головой, то руками. Зажатые со всех сторон камнями, не зная, что предпринять, бойцы долго спорили, ища выход из создавшегося крайне нелепого положения. Взводный никак не хотел соглашаться с мыслью, что через завал им не пробиться, и шумел сильнее всех, кляня на чем свет стоит и горы, и пещеру, и не поддающиеся никаким его усилиям холодные, бездушные камни.
— И карту ему отдадим? — спросил он в конце концов совета у бойцов.
— А черта ли в ней секретного? Белым и так известно, где мы, — рассудили бойцы. — А нашим она службу сослужит… Да ты не тяни! Не тяни время!
— А, была не была! — смирился наконец с полной своей беспомощностью взводный и окликнул Ашота: — Слышал, парень, о чем мы тут толковали?
Ашот все слушал очень внимательно. Он прекрасно понимал, почему так долго не решается на этот шаг взводный, и не обижался. Шутка ли сказать, от него одного будет зависеть теперь судьба всего отряда!
— Я все слышал.
— Тогда, дорогой, я засуну сейчас тебе в ботинок карту. А ты выползай отсюда и передай ее нашим, — сказал взводный. — И скажи: больше трех дней мы тут не продержимся.
— А где мне их искать?
— Пробирайся на Благодать. А там они недалеко. Знаешь, в какую сторону идти?
— Примерно знаю.
— Тогда спеши! — взводный хлопнул на прощанье Ашота по ботинку. — Вся наша надежда теперь только на тебя, парень.
Глава 5
Есаул Попов пришел в бешенство, когда, смяв, как ему казалось, заслон красных, казаки не нашли перед собой их обоза. До него, как говорится, уже рукой было подать, еще напор — и казаки захватили бы сотни полторы-две пленных красноармейцев, оружие, коней, повозки. И вдруг все это словно сквозь землю провалилось. А когда сотня, в поисках так неожиданно исчезнувшего врага, вырвалась на поляну, из-под горы в упор по казакам ударил дружный залп. Еще один! Еще! Казаки спешно отступили, оставив на поляне больше десятка своих людей. Пока определили точно, откуда ведется стрельба, и пытались проскочить под градом пуль через поляну по дороге дальше, чтобы посмотреть, не ушел ли обоз вперед, потеряли еще несколько человек.
Попов поклялся не выпустить из пещеры живым ни одного человека.
— Удушу там всех! И раненых и здоровых! Рубите ельник! Больше рубите! — кричал он на своих подчиненных.
Казаки клинками рубили зеленый лапник и стаскивали его в кучу. А те, кто не был занят этой работой, пробивали в камнях тропу над входом в пещеру. Там, на этой тропе, будучи недосягаемы для красноармейцев, казаки могли надежно контролировать вход и выход из пещеры. Но не только для этого была нужна им эта тропа. Когда ее в конце концов пробили, казаки набросали с нее перед входом в пещеру целую гору сухого валежника и подожгли его. А когда костер разгорелся и над поляной заплясали языки огня, забросали костер сверху зеленым лапником. В пещеру потянулся густой, как вата, желтый удушливый дым.
— Лапника не жалеть! Валежника не жалеть! Я посмотрю, сколько они там выдержат, — наблюдая из леса за входом в пещеру, говорил Попов.
К нему подъехал средних лет казак с Георгиевским крестом на груди.
— Разрешите доложить, ваше благородие, — приостанавливая коня, проговорил он.
— Говори, Чибисов, — разрешил есаул.
— Дозвольте, ваше благородие, с другой стороны гору осмотреть. Случается, что пещеры энти наскрозь проходят, — доложил казак.
— Дело предлагаешь. Осмотри, — разрешил есаул. — Только как же ты через поляну проскочишь? Простреливают они ее.
— Прикажите, ваше благородие, дыму поболе накурить и казачкам пошибче пострелять по ихней баррикаде. И проскочим на аллюре, господь милостив, — перекрестился Чибисов.
— И это дело, — похвалил казака есаул и отдал все необходимые на этот случай приказания.
А Чибисов, выбрав трех самых лихих наездников, приготовился к броску.
Как только дым от костра заволок поляну, казаки — и те, которые были сверху, и те, которые залегли у дороги, — открыли по пещере беглый огонь. Есаул махнул рукой, и Чибисов, пришпорив коня, рванул через поляну. За ним аллюром помчалась вся его группа. Кони их, распластавшись как птицы, казалось, летели по воздуху. Мгновения достаточно, чтобы они проскочили поляну. И все же только двоим удалось доскакать до выступа скалы, который скрыл их от пуль осажденных в пещере красноармейцев. А двое, пораженные меткими выстрелами, кубарем слетев с коней, остались на поляне.
За поворотом, осадив разгоряченного коня, Чибисов оглянулся на убитых казаков, снял фуражку и перекрестился:
— Уберегла матушка, заступница…
— Не всех, однако, — заметил его напарник, казак помоложе.
— За себя молись, губошлеп, — буркнул Чибисов и повернул коня в сторону от поляны.
Казаки поскакали в объезд горы. День был жаркий. Стрельба смолкла, или ее просто не стало слышно, но в горах было тихо. Только снизу, из-под обрыва, доносился монотонный шум речки. Пробитая по карнизу отвесной скалы дорога висела над самой рекой. Казалось, оступится лошадь — и неминуемо вместе с седоком очутится в бурлящем, стремительном потоке. Но чем дальше мчались казаки, тем шире становился карниз. Гора отступала от дороги и уже не дыбилась над ней непреодолимой кручей, а спускалась книзу все более отлогим откосом. Там, где дорога неожиданно повернула к реке, Чибисов осадил лошадь. Натянул поводья и его напарник. Они остановились.
— Ежели судить по солнцу, мы аккурат с обратной стороны заехали, — сказал Чибисов.
— Ну и где ж пещера? — спросил молодой казак.
Чибисов окинул пристальным взглядом склон.
— Там где-нибудь, в кустах, — неопределенно ответил он, кивнув в сторону горы. — А может, и нет ее вовсе.
— Полезем искать?
Чибисов криво усмехнулся.
— Не для того я тебя, дурака, из-под пуль увел, чтобы тебе здесь башку продырявили.
— И то верно. Спасибо, дядя Захар, — быстро сообразил молодой казак. — А што их благородию скажем?
— А ничего. Не видно никого — и говорить нечего, — рассудил Чибисов.
— Тогда, может, скупаемся? Ишь как пекет… И тихо, — обрадовался молодой казак.
— Ополоснуться неплохо, — согласился Чибисов и, легонько потянув повод, повернул коня к густому кусту можжевельника.
Тут, на лужайке, станичники сложили винтовки, разделись и, крестясь, полезли в воду.
Попов поклялся не выпустить из пещеры живым ни одного человека.
— Удушу там всех! И раненых и здоровых! Рубите ельник! Больше рубите! — кричал он на своих подчиненных.
Казаки клинками рубили зеленый лапник и стаскивали его в кучу. А те, кто не был занят этой работой, пробивали в камнях тропу над входом в пещеру. Там, на этой тропе, будучи недосягаемы для красноармейцев, казаки могли надежно контролировать вход и выход из пещеры. Но не только для этого была нужна им эта тропа. Когда ее в конце концов пробили, казаки набросали с нее перед входом в пещеру целую гору сухого валежника и подожгли его. А когда костер разгорелся и над поляной заплясали языки огня, забросали костер сверху зеленым лапником. В пещеру потянулся густой, как вата, желтый удушливый дым.
— Лапника не жалеть! Валежника не жалеть! Я посмотрю, сколько они там выдержат, — наблюдая из леса за входом в пещеру, говорил Попов.
К нему подъехал средних лет казак с Георгиевским крестом на груди.
— Разрешите доложить, ваше благородие, — приостанавливая коня, проговорил он.
— Говори, Чибисов, — разрешил есаул.
— Дозвольте, ваше благородие, с другой стороны гору осмотреть. Случается, что пещеры энти наскрозь проходят, — доложил казак.
— Дело предлагаешь. Осмотри, — разрешил есаул. — Только как же ты через поляну проскочишь? Простреливают они ее.
— Прикажите, ваше благородие, дыму поболе накурить и казачкам пошибче пострелять по ихней баррикаде. И проскочим на аллюре, господь милостив, — перекрестился Чибисов.
— И это дело, — похвалил казака есаул и отдал все необходимые на этот случай приказания.
А Чибисов, выбрав трех самых лихих наездников, приготовился к броску.
Как только дым от костра заволок поляну, казаки — и те, которые были сверху, и те, которые залегли у дороги, — открыли по пещере беглый огонь. Есаул махнул рукой, и Чибисов, пришпорив коня, рванул через поляну. За ним аллюром помчалась вся его группа. Кони их, распластавшись как птицы, казалось, летели по воздуху. Мгновения достаточно, чтобы они проскочили поляну. И все же только двоим удалось доскакать до выступа скалы, который скрыл их от пуль осажденных в пещере красноармейцев. А двое, пораженные меткими выстрелами, кубарем слетев с коней, остались на поляне.
За поворотом, осадив разгоряченного коня, Чибисов оглянулся на убитых казаков, снял фуражку и перекрестился:
— Уберегла матушка, заступница…
— Не всех, однако, — заметил его напарник, казак помоложе.
— За себя молись, губошлеп, — буркнул Чибисов и повернул коня в сторону от поляны.
Казаки поскакали в объезд горы. День был жаркий. Стрельба смолкла, или ее просто не стало слышно, но в горах было тихо. Только снизу, из-под обрыва, доносился монотонный шум речки. Пробитая по карнизу отвесной скалы дорога висела над самой рекой. Казалось, оступится лошадь — и неминуемо вместе с седоком очутится в бурлящем, стремительном потоке. Но чем дальше мчались казаки, тем шире становился карниз. Гора отступала от дороги и уже не дыбилась над ней непреодолимой кручей, а спускалась книзу все более отлогим откосом. Там, где дорога неожиданно повернула к реке, Чибисов осадил лошадь. Натянул поводья и его напарник. Они остановились.
— Ежели судить по солнцу, мы аккурат с обратной стороны заехали, — сказал Чибисов.
— Ну и где ж пещера? — спросил молодой казак.
Чибисов окинул пристальным взглядом склон.
— Там где-нибудь, в кустах, — неопределенно ответил он, кивнув в сторону горы. — А может, и нет ее вовсе.
— Полезем искать?
Чибисов криво усмехнулся.
— Не для того я тебя, дурака, из-под пуль увел, чтобы тебе здесь башку продырявили.
— И то верно. Спасибо, дядя Захар, — быстро сообразил молодой казак. — А што их благородию скажем?
— А ничего. Не видно никого — и говорить нечего, — рассудил Чибисов.
— Тогда, может, скупаемся? Ишь как пекет… И тихо, — обрадовался молодой казак.
— Ополоснуться неплохо, — согласился Чибисов и, легонько потянув повод, повернул коня к густому кусту можжевельника.
Тут, на лужайке, станичники сложили винтовки, разделись и, крестясь, полезли в воду.
Глава 6
Преодолев с величайшим усилием еще метра два, Ашот неожиданно почувствовал, что лаз стал расширяться. Гора, словно вдоволь натешившись над своими добровольными пленниками, смилостивилась и разжала объятия. Ашот уже мог опираться на руки. Потом встал на колени. А скоро и вовсе поднялся в полный рост.
Он очутился в просторной каменной нише, увидел солнечный свет, непривычно режущий после пещерной тьмы глаза, деревья у входа, серый пепел костра на полу и свернутую в рулон и перевязанную веревкой кошму. Поначалу он от радости не обратил особого внимания ни на пепел, ни на кошму, а перво-наперво достал из ботинка засунутую туда взводным карту и спрятал ее под подкладку своей шапки. Но потом вдруг заметил, что под пеплом еще тлеют горящие угли, а кошма даже будто шевелится… Ашот вздрогнул: значит, тут кто-то был? А возможно, есть и сейчас? Он мгновенно спрятался за большим камнем и затаился. Но кругом все было тихо. И только в кошме действительно кто-то шевелился, явно желая высвободиться из нее.
Ашот осторожно подошел к этому странному свертку и слегка приоткрыл его с одной стороны. На него в упор уставились вытаращенные от страха голубые глаза и послышался полный ужаса голос:
— А-а-а!…
Ашот проворно отпрянул назад и оглянулся по сторонам. Под каменными сводами по-прежнему, кроме него и странного, завернутого в кошму существа, никого не было. Тогда он снова открыл сверток. И на этот раз увидел белокурые волосы и лицо девчонки. Она снова начала было кричать, но Ашот, не церемонясь, зажал ей рот рукой.
— Замолчи! — зашипел он. — Чего орешь?
— А ты кто такой? — тараща на него глаза, спросила Женя.
— Какая разница! — фыркнул Ашот. — Скажи лучше, зачем ты туда залезла?
— А ты не с ними? — спросила Женя.
— С кем?
— С бандитами!
— С какими бандитами?
— Которые меня связали!
— Ни с какими я не с бандитами, — сказал Ашот и начал развязывать веревку. Она оказалась затянутой так крепко, что некоторые узлы пришлось растягивать зубами. В конце концов ему удалось вызволить Женю из кошмы. Он схватил ее за руку и буквально потащил за собой. А когда, продираясь через заросли, попытался отпустить, то почувствовал, что не он ее, а она его держит крепко-накрепко. Так они бежали до тех пор, пока лес не поредел и пещера не осталась далеко позади. И тут они, не сговариваясь, свалились на траву, чтобы отдышаться от сумасшедшего бега. И только тогда Женя разжала руку, отпустила Ашота и стала его разглядывать.
— Почему ты такой грязный и рваный? — удивилась она.
— Цха! Побывала бы ты там, где я был, посмотрел бы я на тебя, — усмехнулся Ашот.
— А где ты побывал?
— Это неважно. А вот как ты в пещере очутилась?
Женя рассказала всю свою историю. Ашот с интересом слушал ее, сочувственно качал головой, вздыхал, поминутно повторял: «Вай-вай-вай!»
— И зачем ты им понадобилась? — не понял он главного.
— Они за меня у дедушки выкуп требуют, — объяснила Женя.
— Деньги? И сколько?
— Миллион.
Ашот даже привскочил:
— Это же целый мешок денег!
— А что я, по-твоему, меньше стою? — обиделась Женя.
— Не знаю, — пожал плечами Ашот. — Смотря что ты умеешь делать. Лаваш печешь? Хаш хорошо готовишь?
— Совсем не умею, — ответила Женя.
— Ухаживаешь за виноградом? Прядешь шерсть?
— Да ты что! — отмахнулась Женя.
— Тогда за что миллион?
Женя начала было рассказывать о дедушке, но Ашот прервал ее.
— Где, ты говоришь, он живет? — спросил он.
— В Благодати, — ответила Женя.
— Вот туда мне и надо! — Ашот быстро встал, но Женя снова схватила его за руку.
— Не бойся меня, — взмолилась она. — Я пойду с тобой.
Ашот от неожиданности замялся. Дело принимало совершенно непредвиденный оборот. Он совсем не знал эту городскую девчонку. И хотя она была ему симпатична, он понимал, что она будет мешать ему в пути и он из-за нее лишь потеряет драгоценное время. Поэтому он попытался ее отговорить:
— Я очень быстро пойду. Ты за мной не успеешь.
— Успею! — еще крепче сжала Женя его руку. — Я буду бежать за тобой. И не отстану ни на шаг.
В голосе ее звучала такая мольба, что Ашот заколебался. «А может, и на самом деле не помешает? — подумал он. — Бегает она, действительно, как коза. И не хнычет… И дорогу знает…» Но тут он вспомнил напутствие взводного командира: «На тебя на одного вся наша надежда». И ответил тоже себе: «Наверняка не разрешил бы… Потому как дело такое, особое…»
— Я одна никогда не дойду до дома, — просила Женя.
«И Одинцов тоже не разрешил бы тратить на нее время», — думал свое Ашот.
— Ты человек или нет? Что ты молчишь? — На глазах у Жени блеснули слезы.
«А Серега? — вспомнил своего кареглазого друга Ашот. — Серега, пожалуй, не оставил бы человека в беде, даже если бы увидел его в первый раз». Ашот неожиданно улыбнулся.
— Ладно, пойдем, — сказал он и предупредил: — Только слушаться меня во всем.
— Хорошо! — обрадовалась Женя.
Они побежали дальше. Миновали редкий лес и увидели внизу кусты и дорогу. Ашот остановился. Надо было оглядеться: этого требовала осторожность. Но кусты мешали широкому обзору, и Женя проворно забралась на большой, поросший мхом камень.
— Там река, — сообщила она свои наблюдения. — А в ней какие-то дядьки купаются…
— Какие дядьки? — насторожился Ашот и вслед за Женей полез на камень.
— И лошади две возле куста, — продолжала Женя.
Но Ашот уже и сам хорошо видел все, что делалось на берегу. И даже разглядел то, чего не заметила Женя. Тут же возле куста, к которому были привязаны лошади, на траве лежали две винтовки, казачья форма и стояли, поблескивая на солнце голенищами, две пары сапог.
Ашот слез с камня, потянул за собой Женю. Наверное, лицо у него было очень растерянным, потому что Женя даже испугалась.
— Что случилось? — с тревогой спросила она.
— Казаки, — шепотом ответил Ашот.
— Ну и хорошо, — обрадовалась Женя. — Надо сейчас же рассказать им все о бандитах.
Ашот от неожиданности даже поперхнулся.
— Ты что? Кому рассказывать? Сами они бандиты. Еще хуже бандитов! — сказал он и укоризненно покачал головой.
— Да уверяю тебя, они ничего плохого нам не сделают, — запротестовала Женя.
Но Ашот не стал ее слушать.
— Сразу видно, что мы с тобой разные люди.
— Почему?
— Наверное, потому, что ты богатая, — серьезно сказал Ашот. — Ты миллион стоишь. А я? Да что я… Если все наше село продать — то половину таких денег не наберешь. Я тебе больше ничего не скажу. Но мне никак нельзя казакам попадаться.
— Да почему? — не могла понять его Женя.
— Врозь нам идти надо, — вместо объяснения сказал Ашот.
Но Женя снова схватила его за руку.
— Нет! Я пойду только с тобой! И ни о чем тебя больше спрашивать не буду, — пообещала она.
И опять ему стало жалко ее.
— Ладно. Второй раз ты меня уговорила, — сказал он. — Но теперь быстрей в Благодать.
— А как же мы пойдем? Поднимемся обратно в горы? — мгновенно забыв о своем обещании, снова спросила Женя.
— Там не пройдешь. Там пропасть, — сказал Ашот. — Один у нас путь, по дороге.
— Но там казаки…
Он очутился в просторной каменной нише, увидел солнечный свет, непривычно режущий после пещерной тьмы глаза, деревья у входа, серый пепел костра на полу и свернутую в рулон и перевязанную веревкой кошму. Поначалу он от радости не обратил особого внимания ни на пепел, ни на кошму, а перво-наперво достал из ботинка засунутую туда взводным карту и спрятал ее под подкладку своей шапки. Но потом вдруг заметил, что под пеплом еще тлеют горящие угли, а кошма даже будто шевелится… Ашот вздрогнул: значит, тут кто-то был? А возможно, есть и сейчас? Он мгновенно спрятался за большим камнем и затаился. Но кругом все было тихо. И только в кошме действительно кто-то шевелился, явно желая высвободиться из нее.
Ашот осторожно подошел к этому странному свертку и слегка приоткрыл его с одной стороны. На него в упор уставились вытаращенные от страха голубые глаза и послышался полный ужаса голос:
— А-а-а!…
Ашот проворно отпрянул назад и оглянулся по сторонам. Под каменными сводами по-прежнему, кроме него и странного, завернутого в кошму существа, никого не было. Тогда он снова открыл сверток. И на этот раз увидел белокурые волосы и лицо девчонки. Она снова начала было кричать, но Ашот, не церемонясь, зажал ей рот рукой.
— Замолчи! — зашипел он. — Чего орешь?
— А ты кто такой? — тараща на него глаза, спросила Женя.
— Какая разница! — фыркнул Ашот. — Скажи лучше, зачем ты туда залезла?
— А ты не с ними? — спросила Женя.
— С кем?
— С бандитами!
— С какими бандитами?
— Которые меня связали!
— Ни с какими я не с бандитами, — сказал Ашот и начал развязывать веревку. Она оказалась затянутой так крепко, что некоторые узлы пришлось растягивать зубами. В конце концов ему удалось вызволить Женю из кошмы. Он схватил ее за руку и буквально потащил за собой. А когда, продираясь через заросли, попытался отпустить, то почувствовал, что не он ее, а она его держит крепко-накрепко. Так они бежали до тех пор, пока лес не поредел и пещера не осталась далеко позади. И тут они, не сговариваясь, свалились на траву, чтобы отдышаться от сумасшедшего бега. И только тогда Женя разжала руку, отпустила Ашота и стала его разглядывать.
— Почему ты такой грязный и рваный? — удивилась она.
— Цха! Побывала бы ты там, где я был, посмотрел бы я на тебя, — усмехнулся Ашот.
— А где ты побывал?
— Это неважно. А вот как ты в пещере очутилась?
Женя рассказала всю свою историю. Ашот с интересом слушал ее, сочувственно качал головой, вздыхал, поминутно повторял: «Вай-вай-вай!»
— И зачем ты им понадобилась? — не понял он главного.
— Они за меня у дедушки выкуп требуют, — объяснила Женя.
— Деньги? И сколько?
— Миллион.
Ашот даже привскочил:
— Это же целый мешок денег!
— А что я, по-твоему, меньше стою? — обиделась Женя.
— Не знаю, — пожал плечами Ашот. — Смотря что ты умеешь делать. Лаваш печешь? Хаш хорошо готовишь?
— Совсем не умею, — ответила Женя.
— Ухаживаешь за виноградом? Прядешь шерсть?
— Да ты что! — отмахнулась Женя.
— Тогда за что миллион?
Женя начала было рассказывать о дедушке, но Ашот прервал ее.
— Где, ты говоришь, он живет? — спросил он.
— В Благодати, — ответила Женя.
— Вот туда мне и надо! — Ашот быстро встал, но Женя снова схватила его за руку.
— Не бойся меня, — взмолилась она. — Я пойду с тобой.
Ашот от неожиданности замялся. Дело принимало совершенно непредвиденный оборот. Он совсем не знал эту городскую девчонку. И хотя она была ему симпатична, он понимал, что она будет мешать ему в пути и он из-за нее лишь потеряет драгоценное время. Поэтому он попытался ее отговорить:
— Я очень быстро пойду. Ты за мной не успеешь.
— Успею! — еще крепче сжала Женя его руку. — Я буду бежать за тобой. И не отстану ни на шаг.
В голосе ее звучала такая мольба, что Ашот заколебался. «А может, и на самом деле не помешает? — подумал он. — Бегает она, действительно, как коза. И не хнычет… И дорогу знает…» Но тут он вспомнил напутствие взводного командира: «На тебя на одного вся наша надежда». И ответил тоже себе: «Наверняка не разрешил бы… Потому как дело такое, особое…»
— Я одна никогда не дойду до дома, — просила Женя.
«И Одинцов тоже не разрешил бы тратить на нее время», — думал свое Ашот.
— Ты человек или нет? Что ты молчишь? — На глазах у Жени блеснули слезы.
«А Серега? — вспомнил своего кареглазого друга Ашот. — Серега, пожалуй, не оставил бы человека в беде, даже если бы увидел его в первый раз». Ашот неожиданно улыбнулся.
— Ладно, пойдем, — сказал он и предупредил: — Только слушаться меня во всем.
— Хорошо! — обрадовалась Женя.
Они побежали дальше. Миновали редкий лес и увидели внизу кусты и дорогу. Ашот остановился. Надо было оглядеться: этого требовала осторожность. Но кусты мешали широкому обзору, и Женя проворно забралась на большой, поросший мхом камень.
— Там река, — сообщила она свои наблюдения. — А в ней какие-то дядьки купаются…
— Какие дядьки? — насторожился Ашот и вслед за Женей полез на камень.
— И лошади две возле куста, — продолжала Женя.
Но Ашот уже и сам хорошо видел все, что делалось на берегу. И даже разглядел то, чего не заметила Женя. Тут же возле куста, к которому были привязаны лошади, на траве лежали две винтовки, казачья форма и стояли, поблескивая на солнце голенищами, две пары сапог.
Ашот слез с камня, потянул за собой Женю. Наверное, лицо у него было очень растерянным, потому что Женя даже испугалась.
— Что случилось? — с тревогой спросила она.
— Казаки, — шепотом ответил Ашот.
— Ну и хорошо, — обрадовалась Женя. — Надо сейчас же рассказать им все о бандитах.
Ашот от неожиданности даже поперхнулся.
— Ты что? Кому рассказывать? Сами они бандиты. Еще хуже бандитов! — сказал он и укоризненно покачал головой.
— Да уверяю тебя, они ничего плохого нам не сделают, — запротестовала Женя.
Но Ашот не стал ее слушать.
— Сразу видно, что мы с тобой разные люди.
— Почему?
— Наверное, потому, что ты богатая, — серьезно сказал Ашот. — Ты миллион стоишь. А я? Да что я… Если все наше село продать — то половину таких денег не наберешь. Я тебе больше ничего не скажу. Но мне никак нельзя казакам попадаться.
— Да почему? — не могла понять его Женя.
— Врозь нам идти надо, — вместо объяснения сказал Ашот.
Но Женя снова схватила его за руку.
— Нет! Я пойду только с тобой! И ни о чем тебя больше спрашивать не буду, — пообещала она.
И опять ему стало жалко ее.
— Ладно. Второй раз ты меня уговорила, — сказал он. — Но теперь быстрей в Благодать.
— А как же мы пойдем? Поднимемся обратно в горы? — мгновенно забыв о своем обещании, снова спросила Женя.
— Там не пройдешь. Там пропасть, — сказал Ашот. — Один у нас путь, по дороге.
— Но там казаки…