Страница:
Это был день большого ликования даже у Стормера, и даже для Ганса у него нашлась ласковая улыбка.
Все столпились у окна. Перед ними среди гор расстилалась каменистая равнина. Многочисленные ручьи перерезали ее во всех направлениях. Всего несколько часов тому назад эта равнина была ложем грозного и могучего потока, который увлекал тяжелую ракету, как щепку. Равнина замыкалась цепью гор со снежными, конусообразными вершинами. Ни растений, ни птиц, ни зверей... Камень и вода...
Ганс попросил пассажиров выйти из кают-компании и открыл окно, держа наготове противогазовую маску. Пахнуло теплым, влажным воздухом.
— Дышать можно, — сказал он, обращаясь к Цандеру и Винклеру. — И серой меньше пахнет. Воздух очень плотный. А кислорода, пожалуй, даже слишком много[7]. Смеяться хочется, словно от вина. Вероятно, весенним потоком нас снесло ниже и подальше от вулканов.
Ганс взобрался на раму открытого иллюминатора и спустил ноги.
— Под окном лежит большой камень, — сообщил он. — Почти правильной эллипсоидальной формы. Словно большая шлюпка, перевернутая вверх дном. Поверхность его покрыта наложенными друг на друга слоями шестигранной формы, как соты.
Винклер влез на стул, чтобы посмотреть.
— Выход какого-нибудь венерианского базальта, — продолжал Ганс и спрыгнул на камень.
Камень вдруг приподнялся и медленно пополз вверх. Ганс испугался:
— Ползающий камень! Венерианская черепаха! А я принял ее за камень.
Из-под выпуклого панциря вдруг показалась плоская голова, в мелких серых чешуйках, величиною с голову быка, и шея толщиною со слоновую ногу. «Черепаха» уползла в сторону.
— Шутки в сторону! — воскликнул Ганс и соскочил на каменистую почву. Оглянувшись назад, он изумленно вскрикнул.
— Что там, новое чудовище? — спросил Винклер. Ганс покачал головой и ответил:
— Мы на волоске от гибели. Наша ракета у края обрыва. Вся носовая часть висит над бездной. От нас, да и от ракеты, мало осталось бы, если бы она грохнулась с высоты десятка километров. Зато какое идеальное место для старта! Впереди нет горных вершин. Путь свободен, семафор открыт. Лети хоть сейчас Да вы сойдите сюда, не бойтесь, «черепаха» уползла.
— Одна уползла, появились другие. Смотри, сколько «камней» ожило! — сказал Винклер.
По равнине медленно двигались неуклюжие существа, быть может только что пробудившиеся от зимней спячки.
— Интересно, чем они питаются. У них должен быть слоновый аппетит. А кругом только голые камни. Человечины они, во всяком случае, не пробовали. Думаю, что они для нас безопасны.
И Ганс побежал к «черепахе», которая что-то искала меж камней, ворочая толстой длинной шеей.
— Вот она и нашла, чем позавтракать.
Перед «черепахой» лежало нечто бугристое, пористое как губка ржавого цвета, величиной с одеяло и толщиной в полметра, с неровными, рваными краями. «Черепаха» начала рвать края этого «одеяла» и жадно есть. Ганс вспрыгнул на «одеяло», его подбросило вверх, как на тугих пружинах матраца. «Черепаха» испугалась и, пятясь назад, уползла.
Блоттон, Амели, Делькро и Пинч через несколько минут присоединились к Гансу. Мхи повсюду залегли меж камней. Одни были совсем маленькие, величиною с подушку, другие — как огромный ковер, иные покрывали почву сплошными островками. Да, пищи для «черепах»-было достаточно.
Забыв недавние треволнения, пассажиры ракеты радовались солнцу, воздуху, теплу, простору, свободе.
А неугомонный Ганс уже заинтересовался иным. Он увидал в узкой расщелине слежавшийся снег и в нем множество ходов.
— Что вы тут так внимательно разглядываете? — спросил Текер. Солнце и его вытянуло на воздух.
— Тут должны жить какие-то «ледяные кроты», — ответил Ганс. — Видите во льду ходы, лазы, туннели? Они не могут быть естественного происхождения. Посмотрим, не покажется ли какой-нибудь траншейных дел мастер.
Ожидать пришлось недолго. Совершенно черное существо, похожее на утюг, вдруг появилось из-подо льда, пробежало по граниту и со всего разбега вонзилось своей острой мордочкой в ледяную стену, вошло в нее, словно это был не лед, а туман. Из нового туннеля вытекла вода, образовавшая большую лужу.
— Надо поймать этого зверька, — сказал Ганс.
Новое животное появилось из-подо льда, мокрое, блестящее, покрытое паром. Ганс схватил его, но тотчас вскрикнул и бросил. Животное быстро скрылось.
— Укусила? — спросил Текер.
Ганс молча показал ладони. На них и на пальцах вздулись большие пузыри.
— Гм.., похоже на ожог, — сказал Текер.
— Ожог и есть, — ответил Ганс. — Оно горячее, как раскаленный утюг.
— Интересно. Очень интересно! — оживленно сказал Текер.
— Совсем неинтересно, — возразил Ганс, глядя на покрасневшие, опухшие ладони. — Теперь придется дня два возиться с руками.
— Идемте, я дам вам мазь от ожога и забинтую... Но все-таки это очень интересно... Я не о руках, — продолжал Текер. — Я думаю.., почему бы и нет? Ведь сумела же на Земле часть животных превратиться из холоднокровных в теплокровных, сохранив постоянную температуру около тридцати семи градусов по Цельсию. Многие породы птиц имеют температуру даже в сорок градусов. На Венере температурные колебания много больше, чем на Земле. И здесь некоторые животные в процессе эволюции, очевидно, выработали в себе способность повышать температуру, быть может, градусов до семидесяти...
— В этом «утюге», наверно, было сто! Текер улыбался.
— Если только белок здесь обладает большой теплостойкостью. Но достаточно и шестидесяти — семидесяти градусов, чтобы превратить этих «кротов» в живой горячий утюг. Это, вероятно, зимующие животные, которые находят под снегом пищу — мох, лишайники. При такой высокой температуре тела им не страшны даже неимоверные венерианские морозы. Притом же лед должен предохранять их от внешней стужи.
— А чем же они подо льдом дышат?
— Чем дышит крот? «Ледяные кроты» могут устраивать вентиляцию, как и наши землеройки. — Текер остановился и посмотрел на небо. — Однако пора возвращаться. Смотрите, какие черные тучи надвигаются из-за гор... И как быстро! Вот одна покрыла солнце... Странно! Вы слышите шум, словно от приближающегося ливня, хотя дождя не видно. Странный шум! Быть может, это градовая туча?
Облако приближалось; глухой шум, гул, свист увеличивались. Шум превратился в треск, напоминающий пощелкивание кастаньет, послышались отрывистые взвизгивания и урчащие звуки, словно кваканье гигантских лягушек.
— Это птицы. Перелетные птицы! — воскликнул Ганс, всматриваясь в надвигающуюся плотную массу.
— Или драконы, летучие мыши.., птеродактили...
— Да, я вижу перепончатые крылья... А хвост с оперением...
— Смотрите, они несут в когтях своих детенышей!
— А может быть, добычу... Мистер Пинч! Блоттон! Шнирер!.. Сюда!..
Курлыканье, клохтанье, урчанье, визг, треск заглушили голоса людей. Птицы опускались все ниже. Ганс чувствовал на лице волны воздуха от взмахов гигантских крыльев.
Блоттон, Пинч, Амели и Делькро поспешили к ракете. В это время, подбирая полы своей рясы, из окна спускался епископ. За его торжественным спуском наблюдали через иллюминаторы леди Хинтон, Стормер, Эллен. Епископ решил, подобно Ною, возблагодарить господа и «освятить новую землю». Где-то за горами шел дождь. Двойная радуга невиданной на Земле яркости перекинулась от края до края далеких горных вершин. Епископ принял это за особое знамение, которое бог положил между небом и землей... А птицы все летели и летели.
Блоттон, Пинч, Амели и Делькро уже приближались к «ковчегу».
Гансу показалось, что черный тюк упал с неба на эту группу людей. Тюк неожиданно развернулся многометровыми крыльями. Длинные когти схватили Блоттона. Лорд взмахнул руками, заболтал в воздухе ногами и полетел вместе с птицей, набиравшей высоту. Все это произошло в одно мгновение. Из-за свиста и шума, издаваемых птичьей тучей, почти никто не слыхал ни причитаний епископа, ни крика Эллен, видевшей похищение Блоттона. Эллен взмахнула руками вслед удалявшемуся жениху и упала в обморок. Уэллер стоял с раскрытым ртом, прекратив свое богослужение. Радуга померкла. Небо потемнело от дождевых туч. По ущельям прокатился оглушительный удар грома. Птичья черная лента поднялась выше облаков и скрылась. Над долиной неслась только одна птица, отяжелевшая от добычи. В когтях у птицы барахтался человек. Ганс выхватил револьвер, но стрелять не решался, боясь попасть в Блоттона.
Торжественный молебен был безнадежно испорчен. Закрыв голову руками от крупных градин, позабыв о благолепии, путаясь в длинных полах и спотыкаясь, Уэллер побежал к иллюминатору. Все вернулись в кают-компанию, подавленные трагическим происшествием. Прекрасной богине Венере была принесена первая человеческая жертва.
«Хорошо, если эта жертва искупительная... — думал епископ. — Но какая жертва! Если бы это был хоть безбожник Ганс!» — Упокой, господи, душу новопреставленного раба твоего! — произнес он вслух. Эллен заплакала. Леди Хинтон высморкалась в кружевной платок.
— Не отпевайте живых людей! — разозлился Ганс. — Лорд Блоттон молодой, здоровый, спортсмен, охотник. С ним не так-то легко справиться этой летучей венерианской жабе. С таким грузом она не могла улететь далеко. Я предлагаю организовать спасательную экспедицию. Кто со мною?
Вызвались Цандер, Амели, Пинч и Текер.
— Слишком много для одной птицы! Я думаю, мне будет достаточно и одного доктора. Кстати, его помощь может понадобиться Блоттону, — сказал Ганс.
— А как же ваши руки? — спросил Текер. — Необходимо сделать хоть перевязку.
— Успеем! Берите вашу походную аптечку, доктор, и идемте. Не забудьте захватить револьверы и сухарей на завтрак.
4. В ПОИСКАХ БЛОТТОНА
5. ПЕЩЕРНЫЕ ЖИТЕЛИ
Все столпились у окна. Перед ними среди гор расстилалась каменистая равнина. Многочисленные ручьи перерезали ее во всех направлениях. Всего несколько часов тому назад эта равнина была ложем грозного и могучего потока, который увлекал тяжелую ракету, как щепку. Равнина замыкалась цепью гор со снежными, конусообразными вершинами. Ни растений, ни птиц, ни зверей... Камень и вода...
Ганс попросил пассажиров выйти из кают-компании и открыл окно, держа наготове противогазовую маску. Пахнуло теплым, влажным воздухом.
— Дышать можно, — сказал он, обращаясь к Цандеру и Винклеру. — И серой меньше пахнет. Воздух очень плотный. А кислорода, пожалуй, даже слишком много[7]. Смеяться хочется, словно от вина. Вероятно, весенним потоком нас снесло ниже и подальше от вулканов.
Ганс взобрался на раму открытого иллюминатора и спустил ноги.
— Под окном лежит большой камень, — сообщил он. — Почти правильной эллипсоидальной формы. Словно большая шлюпка, перевернутая вверх дном. Поверхность его покрыта наложенными друг на друга слоями шестигранной формы, как соты.
Винклер влез на стул, чтобы посмотреть.
— Выход какого-нибудь венерианского базальта, — продолжал Ганс и спрыгнул на камень.
Камень вдруг приподнялся и медленно пополз вверх. Ганс испугался:
— Ползающий камень! Венерианская черепаха! А я принял ее за камень.
Из-под выпуклого панциря вдруг показалась плоская голова, в мелких серых чешуйках, величиною с голову быка, и шея толщиною со слоновую ногу. «Черепаха» уползла в сторону.
— Шутки в сторону! — воскликнул Ганс и соскочил на каменистую почву. Оглянувшись назад, он изумленно вскрикнул.
— Что там, новое чудовище? — спросил Винклер. Ганс покачал головой и ответил:
— Мы на волоске от гибели. Наша ракета у края обрыва. Вся носовая часть висит над бездной. От нас, да и от ракеты, мало осталось бы, если бы она грохнулась с высоты десятка километров. Зато какое идеальное место для старта! Впереди нет горных вершин. Путь свободен, семафор открыт. Лети хоть сейчас Да вы сойдите сюда, не бойтесь, «черепаха» уползла.
— Одна уползла, появились другие. Смотри, сколько «камней» ожило! — сказал Винклер.
По равнине медленно двигались неуклюжие существа, быть может только что пробудившиеся от зимней спячки.
— Интересно, чем они питаются. У них должен быть слоновый аппетит. А кругом только голые камни. Человечины они, во всяком случае, не пробовали. Думаю, что они для нас безопасны.
И Ганс побежал к «черепахе», которая что-то искала меж камней, ворочая толстой длинной шеей.
— Вот она и нашла, чем позавтракать.
Перед «черепахой» лежало нечто бугристое, пористое как губка ржавого цвета, величиной с одеяло и толщиной в полметра, с неровными, рваными краями. «Черепаха» начала рвать края этого «одеяла» и жадно есть. Ганс вспрыгнул на «одеяло», его подбросило вверх, как на тугих пружинах матраца. «Черепаха» испугалась и, пятясь назад, уползла.
Блоттон, Амели, Делькро и Пинч через несколько минут присоединились к Гансу. Мхи повсюду залегли меж камней. Одни были совсем маленькие, величиною с подушку, другие — как огромный ковер, иные покрывали почву сплошными островками. Да, пищи для «черепах»-было достаточно.
Забыв недавние треволнения, пассажиры ракеты радовались солнцу, воздуху, теплу, простору, свободе.
А неугомонный Ганс уже заинтересовался иным. Он увидал в узкой расщелине слежавшийся снег и в нем множество ходов.
— Что вы тут так внимательно разглядываете? — спросил Текер. Солнце и его вытянуло на воздух.
— Тут должны жить какие-то «ледяные кроты», — ответил Ганс. — Видите во льду ходы, лазы, туннели? Они не могут быть естественного происхождения. Посмотрим, не покажется ли какой-нибудь траншейных дел мастер.
Ожидать пришлось недолго. Совершенно черное существо, похожее на утюг, вдруг появилось из-подо льда, пробежало по граниту и со всего разбега вонзилось своей острой мордочкой в ледяную стену, вошло в нее, словно это был не лед, а туман. Из нового туннеля вытекла вода, образовавшая большую лужу.
— Надо поймать этого зверька, — сказал Ганс.
Новое животное появилось из-подо льда, мокрое, блестящее, покрытое паром. Ганс схватил его, но тотчас вскрикнул и бросил. Животное быстро скрылось.
— Укусила? — спросил Текер.
Ганс молча показал ладони. На них и на пальцах вздулись большие пузыри.
— Гм.., похоже на ожог, — сказал Текер.
— Ожог и есть, — ответил Ганс. — Оно горячее, как раскаленный утюг.
— Интересно. Очень интересно! — оживленно сказал Текер.
— Совсем неинтересно, — возразил Ганс, глядя на покрасневшие, опухшие ладони. — Теперь придется дня два возиться с руками.
— Идемте, я дам вам мазь от ожога и забинтую... Но все-таки это очень интересно... Я не о руках, — продолжал Текер. — Я думаю.., почему бы и нет? Ведь сумела же на Земле часть животных превратиться из холоднокровных в теплокровных, сохранив постоянную температуру около тридцати семи градусов по Цельсию. Многие породы птиц имеют температуру даже в сорок градусов. На Венере температурные колебания много больше, чем на Земле. И здесь некоторые животные в процессе эволюции, очевидно, выработали в себе способность повышать температуру, быть может, градусов до семидесяти...
— В этом «утюге», наверно, было сто! Текер улыбался.
— Если только белок здесь обладает большой теплостойкостью. Но достаточно и шестидесяти — семидесяти градусов, чтобы превратить этих «кротов» в живой горячий утюг. Это, вероятно, зимующие животные, которые находят под снегом пищу — мох, лишайники. При такой высокой температуре тела им не страшны даже неимоверные венерианские морозы. Притом же лед должен предохранять их от внешней стужи.
— А чем же они подо льдом дышат?
— Чем дышит крот? «Ледяные кроты» могут устраивать вентиляцию, как и наши землеройки. — Текер остановился и посмотрел на небо. — Однако пора возвращаться. Смотрите, какие черные тучи надвигаются из-за гор... И как быстро! Вот одна покрыла солнце... Странно! Вы слышите шум, словно от приближающегося ливня, хотя дождя не видно. Странный шум! Быть может, это градовая туча?
Облако приближалось; глухой шум, гул, свист увеличивались. Шум превратился в треск, напоминающий пощелкивание кастаньет, послышались отрывистые взвизгивания и урчащие звуки, словно кваканье гигантских лягушек.
— Это птицы. Перелетные птицы! — воскликнул Ганс, всматриваясь в надвигающуюся плотную массу.
— Или драконы, летучие мыши.., птеродактили...
— Да, я вижу перепончатые крылья... А хвост с оперением...
— Смотрите, они несут в когтях своих детенышей!
— А может быть, добычу... Мистер Пинч! Блоттон! Шнирер!.. Сюда!..
Курлыканье, клохтанье, урчанье, визг, треск заглушили голоса людей. Птицы опускались все ниже. Ганс чувствовал на лице волны воздуха от взмахов гигантских крыльев.
Блоттон, Пинч, Амели и Делькро поспешили к ракете. В это время, подбирая полы своей рясы, из окна спускался епископ. За его торжественным спуском наблюдали через иллюминаторы леди Хинтон, Стормер, Эллен. Епископ решил, подобно Ною, возблагодарить господа и «освятить новую землю». Где-то за горами шел дождь. Двойная радуга невиданной на Земле яркости перекинулась от края до края далеких горных вершин. Епископ принял это за особое знамение, которое бог положил между небом и землей... А птицы все летели и летели.
Блоттон, Пинч, Амели и Делькро уже приближались к «ковчегу».
Гансу показалось, что черный тюк упал с неба на эту группу людей. Тюк неожиданно развернулся многометровыми крыльями. Длинные когти схватили Блоттона. Лорд взмахнул руками, заболтал в воздухе ногами и полетел вместе с птицей, набиравшей высоту. Все это произошло в одно мгновение. Из-за свиста и шума, издаваемых птичьей тучей, почти никто не слыхал ни причитаний епископа, ни крика Эллен, видевшей похищение Блоттона. Эллен взмахнула руками вслед удалявшемуся жениху и упала в обморок. Уэллер стоял с раскрытым ртом, прекратив свое богослужение. Радуга померкла. Небо потемнело от дождевых туч. По ущельям прокатился оглушительный удар грома. Птичья черная лента поднялась выше облаков и скрылась. Над долиной неслась только одна птица, отяжелевшая от добычи. В когтях у птицы барахтался человек. Ганс выхватил револьвер, но стрелять не решался, боясь попасть в Блоттона.
Торжественный молебен был безнадежно испорчен. Закрыв голову руками от крупных градин, позабыв о благолепии, путаясь в длинных полах и спотыкаясь, Уэллер побежал к иллюминатору. Все вернулись в кают-компанию, подавленные трагическим происшествием. Прекрасной богине Венере была принесена первая человеческая жертва.
«Хорошо, если эта жертва искупительная... — думал епископ. — Но какая жертва! Если бы это был хоть безбожник Ганс!» — Упокой, господи, душу новопреставленного раба твоего! — произнес он вслух. Эллен заплакала. Леди Хинтон высморкалась в кружевной платок.
— Не отпевайте живых людей! — разозлился Ганс. — Лорд Блоттон молодой, здоровый, спортсмен, охотник. С ним не так-то легко справиться этой летучей венерианской жабе. С таким грузом она не могла улететь далеко. Я предлагаю организовать спасательную экспедицию. Кто со мною?
Вызвались Цандер, Амели, Пинч и Текер.
— Слишком много для одной птицы! Я думаю, мне будет достаточно и одного доктора. Кстати, его помощь может понадобиться Блоттону, — сказал Ганс.
— А как же ваши руки? — спросил Текер. — Необходимо сделать хоть перевязку.
— Успеем! Берите вашу походную аптечку, доктор, и идемте. Не забудьте захватить револьверы и сухарей на завтрак.
4. В ПОИСКАХ БЛОТТОНА
Дорога шла ущельем по высохшему руслу «сезонной» реки. Кое-где в расщелинах еще лежал снег, от него, пересекая путь, протекали небольшие ручьи.
— Скверное место! — ворчал Ганс. — Если здесь из пещеры выползет какой-нибудь гад, то не убежишь... И ливень, проклятый, не прекращается. А туман!..
— Ветер совсем теплый. К дождям же и туманам нам придется привыкнуть. Здесь, по-видимому, дня не проходит без дождя, — заметил доктор.
Обогнули скалы. Ветер валил с ног. Туман редел. Яркий цветной луч, как бы пропущенный сквозь призму, ударил в глаза. Ганс в недоумении осмотрелся.
В просвете сизых туч проглянуло солнце. Но не оно ослепило разноцветными брызгами света. Синими, красными, желтыми лучами горела и искрилась подошва горы.
— Радуга на почве? Странный феномен! — воскликнул Ганс. Путники подошли ближе. Перед ними сверкали в лучах солнца драгоценные камни: изумруды, топазы, аметисты, алмазы, рубины... У Текера даже дух перехватило.
— Груды, тонны ценностей! — воскликнул он, потрясенный. Самоцветы гроздьями покрывали гранитные утесы, блестели то кровавой росой, то яркой зеленью, то голубой синевой. Повыше, на скалах, виднелись большие полосы молочно-опалового цвета, ниже виднелся выход черной, блестящей горной породы, еще ниже — красная, желтая, зеленая полосы. На гранях и остриях скал сверкали огромные кристаллы.
Ганс громко рассмеялся.
— Вы что? — тревожно спросил Текер, опасаясь, не помутился ли у молодого человека рассудок при виде такого сказочного богатства.
— Я вспомнил смешную историю, — ответил Ганс. — Однажды я застал леди Хинтон, когда она перебирала свои алмазы. Она со страхом посмотрела на меня и прикрыла руками свои сокровища, как курица прикрывает крыльями птенцов, завидя коршуна. С самой Земли Хинтон таскает свои мешочки и дрожит над ними. Мне, право, хочется подшутить над старухой.
Ганс отобрал несколько крупных самородков и положил в карман.
— Идем дальше!
Солнце зашло. Туман снова сгустился.
— Блоттон, Бло-отто-он! — кричал Ганс. «Оттон!..» — отзывалось горное эхо. Ганс споткнулся о камень и упал.
— Что за дьявольщина! — воскликнул он, лежа. — Здесь на каждом шагу сокровища! — Он поднялся, подошел к Текеру и показал огромный самородок золота.
— В нем килограмма три. Тяжело таскать, а все же захвачу с собой. — Ганс положил самородок в сумку. — Какие мы с вами богатые, доктор! Целое состояние в кармане. Блоттон! Блот-то-он!
— Нетрудно и заблудиться в таком тумане, — озабоченно сказал Текер.
— Не заблудимся. Я иду по компасу.
Стены раздвигались; наконец ущелье кончилось. Путники вышли на открытую горную поляну, полого спускавшуюся. Как далеко она простиралась, не было видно за пеленой дождя и испарений, поднимавшихся снизу.
Подул сильный, горячий ветер. Ганс оглянулся. Высоко вверху, над отвесной скалой, был виден нос ракеты. Еще выше — снежные горы, уходящие вершинами за облака, — гнездо дымящихся вулканов. Пелена дождя и тумана уходила в сторону. Внизу синела полоска моря. Лес на берегу казался почти черным.
Когда воздух стал почти прозрачным, Ганс увидел у подошвы горы большой залив, в который вдавался полуостров. На склоне горы росли высочайшие деревья, безлистные, сухие, похожие на хвощи. Коленчатые, постепенно суживающиеся к вершине стволы. У каждого колена топорщились вверх совершенно ровные сучья. Сучья на концах разветвлялись тонкими прямыми прутьями, похожими на острия громоотвода. На концах прутьев — пучки длинных игл. Путников заинтересовали плоды, висевшие возле иглистых пучков. Эти плоды, по определению Ганса, были похожи на шары-зонды, такие же круглые и примерно такого же размера. Несколько плодов лежало на земле...
— Подойдем ближе, — продолжал Ганс. — Блоттон! Блоттон! — громко крикнул он.
Произошло необычайное: несколько лежавших на земле плодов-шаров, словно испугавшись крика, поднялись выше дерева и были унесены ветром в сторону. Сорвалась и часть плодов, висевших на ветвях.
— Занятно. Летающие арбузы!
Они подошли к самому дереву. Еще несколько шаров оторвалось от ветвей и полетело по ветру.
— Эти пузыри определенно боятся нас, — заметил Текер. — Надо полагать, что это не плоды, а живые существа.
— Попробуем подстрелить один из них.
Ганс прицелился и выстрелил. «Арбуз» вдруг сморщился, проткнутый, как детский воздушный шар, и упал на почву.
Возле сморщенной оболочки извивалась тонкая, «гусиная», не очень длинная шея, оканчивающаяся круглой головой с тончайшим клювом, острым, как игла шприца. Текер вынул нож и произвел вскрытие. Внутри шара он нашел подобие сердца, пищевод, желудок, в котором были обнаружены шишки, хвоя; далее был кишечник.
— Почек, печени, селезенки не видно, — говорил Текер, роясь во внутренностях шара-зонда. — Любопытная птица, — засмеялся он. — Конечно, это птица, если она летает. Но какой странный способ передвижения по воздуху изобрела она! Очевидно, ее организм вырабатывает какой-то газ легче воздуха. Это птицы-аэронавты. Интересно, могут ли они управлять своим полетом?
Ганс вспугнул еще несколько шаров и проследил за их полетом. Птицы-шары летели по ветру. Они то поднимались почти до облаков, то опускались совсем низко. Наконец, видимо, нашли такое воздушное течение, которое начало относить их к роще гигантских «хвощей», стоявшей вдали от неизвестных двуногих посетителей.
— Несомненно, птицы-аэронавты могут регулировать высоту полета. На Венере очень много воздушных течений и шары-птицы легко находят нужное направление. Поэтому им вполне достаточно обладать одним органом управления полета по вертикали. Они, вероятно, то выпускают часть газа и снижаются, то вырабатывают его вновь при помощи какого-нибудь специального органа.
А какой газ выделяют они? Текер раскрыл складки пузыря и понюхал. Тотчас же он отчаянно закашлялся, завертелся, завыл, сделал несколько прыжков и упал как подкошенный.
Ганс поспешил к нему на помощь.
Лицо доктора было сиреневого цвета. Губы обметаны сиреневой пеной, глаза открыты, зрачки сильно расширены.
Неужели отравлен?.. Ганс вынул из докторской походной аптечки спирт и начал тереть сиреневые виски доктора. Проходили минуты, Текер лежал без движения. Только сиреневый цвет начал сменяться желтым, и Ганс не знал, лучше это или хуже. Через полчаса, когда Ганс уже терял надежду вернуть Текера к жизни, тот внезапно очнулся и вскочил на ноги. Легкая желтизна переходила в нормальный цвет лица.
— Что с вами произошло? — спросил Ганс.
Руки и ноги доктора дрожали. Он щелкал зубами и кричал:
— Надо взять себя в руки!..
Наконец ему удалось подавить приступ судорожной дрожи.
— Не спрашивайте меня! Это такая гадость.., такая гадость, которой на Земле нет названия.
Молча пошли дальше. Текер начал чихать и чихал без конца. Пришлось остановиться. При каждом чихании тело доктора спазматически искривлялось. Наконец из носа пошла кровь. И лишь после этого Текер окончательно пришел в себя.
На большой каменистой площадке росли бурые растения. Их листья, шириною в тридцать сантиметров, постепенно суживались к концу, имели длину в пятнадцать метров и шли от корня во все стороны правильной розеткой. Из середины «звезды» поднимался высокий ствол, увенчанный четырехрогими «бра». На конце каждого рога росли продолговатые темно-красные шишки. Поверхность листьев была покрыта пупырышками.
— Словно присоски на щупальцах спрута, — сказал Ганс, входя между листьев. Он прикоснулся спиною к листку. Конец листа обвил его туловище сзади и начал скручиваться вместе с захваченной добычей. Вращаясь, крича, болтая ногами и руками, Ганс докатился до центра растения. Соседние растения, затронутые руками и ногами Ганса, также свернулись в трубку. Медленно свернулись и все остальные листья. «Звезда» превратилась в клубок.
— Скорее нож.., режьте! — кричал, задыхаясь, Ганс. Растение сжимало его тело, как гигантский удав.
Текер выхватил охотничий нож, подбежал к растению и начал резать лист.
— Осторожно.., смотрите, чтобы вас самого не прихватило! — кричал Ганс. Лицо его багровело от прилива крови.
Поверхностный слой листа поддавался ножу туго. Текер кряхтел, топтался возле Ганса.
— У вас руки дрожат... Дайте мне! — прохрипел Ганс. Текер передал нож. Ганс полоснул, лист хрустнул. Красная, как кровь, жидкость облила Ганса и Текера. Ужасное щупальце было отрезано.
Ганс упал вместе с листом. Текер откатил Ганса, как бочонок, подальше от растения. Попробовал раскрутить, но лист не раскрывался. Лишь по мере того, как вытекал красный сок, упругость листа уменьшалась, и Ганс наконец был освобожден.
Возле него стояла огромная лужа сока, черневшая и быстро затвердевавшая.
Ганс вздохнул всей грудью:
— Спасибо, доктор! Я думал, что этот растительный спрут сломает мне грудную клетку. Венера, кажется, каждому из нас приготовила по подарку. Здесь надо быть очень осторожным. Опасности подстерегают нас на каждом шагу.
Ганс ударил ногой почерневший лист:
— Плотоядное растение вроде наших мухоловок. Но пора домой. Скоро стемнеет. Только бы добраться до ущелья, там не собьемся с дороги. Блоттон! Блоттон!..
Блоттон не отзывался.
— Неужели он погиб? — воскликнул Ганс.
И, словно в подтверждение этого, на обратном пути Текер нашел несколько перьев, обрывков черной кожи — быть может, от крыла «птеродактиля», — следы крови в каменной ложбинке.
— Не здесь ли летучий гад расправился с Блоттоном?
— Но где же кости? — спросил Текер.
— Такой гиппопотам на крыльях способен сожрать и с костями...
— Скверное место! — ворчал Ганс. — Если здесь из пещеры выползет какой-нибудь гад, то не убежишь... И ливень, проклятый, не прекращается. А туман!..
— Ветер совсем теплый. К дождям же и туманам нам придется привыкнуть. Здесь, по-видимому, дня не проходит без дождя, — заметил доктор.
Обогнули скалы. Ветер валил с ног. Туман редел. Яркий цветной луч, как бы пропущенный сквозь призму, ударил в глаза. Ганс в недоумении осмотрелся.
В просвете сизых туч проглянуло солнце. Но не оно ослепило разноцветными брызгами света. Синими, красными, желтыми лучами горела и искрилась подошва горы.
— Радуга на почве? Странный феномен! — воскликнул Ганс. Путники подошли ближе. Перед ними сверкали в лучах солнца драгоценные камни: изумруды, топазы, аметисты, алмазы, рубины... У Текера даже дух перехватило.
— Груды, тонны ценностей! — воскликнул он, потрясенный. Самоцветы гроздьями покрывали гранитные утесы, блестели то кровавой росой, то яркой зеленью, то голубой синевой. Повыше, на скалах, виднелись большие полосы молочно-опалового цвета, ниже виднелся выход черной, блестящей горной породы, еще ниже — красная, желтая, зеленая полосы. На гранях и остриях скал сверкали огромные кристаллы.
Ганс громко рассмеялся.
— Вы что? — тревожно спросил Текер, опасаясь, не помутился ли у молодого человека рассудок при виде такого сказочного богатства.
— Я вспомнил смешную историю, — ответил Ганс. — Однажды я застал леди Хинтон, когда она перебирала свои алмазы. Она со страхом посмотрела на меня и прикрыла руками свои сокровища, как курица прикрывает крыльями птенцов, завидя коршуна. С самой Земли Хинтон таскает свои мешочки и дрожит над ними. Мне, право, хочется подшутить над старухой.
Ганс отобрал несколько крупных самородков и положил в карман.
— Идем дальше!
Солнце зашло. Туман снова сгустился.
— Блоттон, Бло-отто-он! — кричал Ганс. «Оттон!..» — отзывалось горное эхо. Ганс споткнулся о камень и упал.
— Что за дьявольщина! — воскликнул он, лежа. — Здесь на каждом шагу сокровища! — Он поднялся, подошел к Текеру и показал огромный самородок золота.
— В нем килограмма три. Тяжело таскать, а все же захвачу с собой. — Ганс положил самородок в сумку. — Какие мы с вами богатые, доктор! Целое состояние в кармане. Блоттон! Блот-то-он!
— Нетрудно и заблудиться в таком тумане, — озабоченно сказал Текер.
— Не заблудимся. Я иду по компасу.
Стены раздвигались; наконец ущелье кончилось. Путники вышли на открытую горную поляну, полого спускавшуюся. Как далеко она простиралась, не было видно за пеленой дождя и испарений, поднимавшихся снизу.
Подул сильный, горячий ветер. Ганс оглянулся. Высоко вверху, над отвесной скалой, был виден нос ракеты. Еще выше — снежные горы, уходящие вершинами за облака, — гнездо дымящихся вулканов. Пелена дождя и тумана уходила в сторону. Внизу синела полоска моря. Лес на берегу казался почти черным.
Когда воздух стал почти прозрачным, Ганс увидел у подошвы горы большой залив, в который вдавался полуостров. На склоне горы росли высочайшие деревья, безлистные, сухие, похожие на хвощи. Коленчатые, постепенно суживающиеся к вершине стволы. У каждого колена топорщились вверх совершенно ровные сучья. Сучья на концах разветвлялись тонкими прямыми прутьями, похожими на острия громоотвода. На концах прутьев — пучки длинных игл. Путников заинтересовали плоды, висевшие возле иглистых пучков. Эти плоды, по определению Ганса, были похожи на шары-зонды, такие же круглые и примерно такого же размера. Несколько плодов лежало на земле...
— Подойдем ближе, — продолжал Ганс. — Блоттон! Блоттон! — громко крикнул он.
Произошло необычайное: несколько лежавших на земле плодов-шаров, словно испугавшись крика, поднялись выше дерева и были унесены ветром в сторону. Сорвалась и часть плодов, висевших на ветвях.
— Занятно. Летающие арбузы!
Они подошли к самому дереву. Еще несколько шаров оторвалось от ветвей и полетело по ветру.
— Эти пузыри определенно боятся нас, — заметил Текер. — Надо полагать, что это не плоды, а живые существа.
— Попробуем подстрелить один из них.
Ганс прицелился и выстрелил. «Арбуз» вдруг сморщился, проткнутый, как детский воздушный шар, и упал на почву.
Возле сморщенной оболочки извивалась тонкая, «гусиная», не очень длинная шея, оканчивающаяся круглой головой с тончайшим клювом, острым, как игла шприца. Текер вынул нож и произвел вскрытие. Внутри шара он нашел подобие сердца, пищевод, желудок, в котором были обнаружены шишки, хвоя; далее был кишечник.
— Почек, печени, селезенки не видно, — говорил Текер, роясь во внутренностях шара-зонда. — Любопытная птица, — засмеялся он. — Конечно, это птица, если она летает. Но какой странный способ передвижения по воздуху изобрела она! Очевидно, ее организм вырабатывает какой-то газ легче воздуха. Это птицы-аэронавты. Интересно, могут ли они управлять своим полетом?
Ганс вспугнул еще несколько шаров и проследил за их полетом. Птицы-шары летели по ветру. Они то поднимались почти до облаков, то опускались совсем низко. Наконец, видимо, нашли такое воздушное течение, которое начало относить их к роще гигантских «хвощей», стоявшей вдали от неизвестных двуногих посетителей.
— Несомненно, птицы-аэронавты могут регулировать высоту полета. На Венере очень много воздушных течений и шары-птицы легко находят нужное направление. Поэтому им вполне достаточно обладать одним органом управления полета по вертикали. Они, вероятно, то выпускают часть газа и снижаются, то вырабатывают его вновь при помощи какого-нибудь специального органа.
А какой газ выделяют они? Текер раскрыл складки пузыря и понюхал. Тотчас же он отчаянно закашлялся, завертелся, завыл, сделал несколько прыжков и упал как подкошенный.
Ганс поспешил к нему на помощь.
Лицо доктора было сиреневого цвета. Губы обметаны сиреневой пеной, глаза открыты, зрачки сильно расширены.
Неужели отравлен?.. Ганс вынул из докторской походной аптечки спирт и начал тереть сиреневые виски доктора. Проходили минуты, Текер лежал без движения. Только сиреневый цвет начал сменяться желтым, и Ганс не знал, лучше это или хуже. Через полчаса, когда Ганс уже терял надежду вернуть Текера к жизни, тот внезапно очнулся и вскочил на ноги. Легкая желтизна переходила в нормальный цвет лица.
— Что с вами произошло? — спросил Ганс.
Руки и ноги доктора дрожали. Он щелкал зубами и кричал:
— Надо взять себя в руки!..
Наконец ему удалось подавить приступ судорожной дрожи.
— Не спрашивайте меня! Это такая гадость.., такая гадость, которой на Земле нет названия.
Молча пошли дальше. Текер начал чихать и чихал без конца. Пришлось остановиться. При каждом чихании тело доктора спазматически искривлялось. Наконец из носа пошла кровь. И лишь после этого Текер окончательно пришел в себя.
На большой каменистой площадке росли бурые растения. Их листья, шириною в тридцать сантиметров, постепенно суживались к концу, имели длину в пятнадцать метров и шли от корня во все стороны правильной розеткой. Из середины «звезды» поднимался высокий ствол, увенчанный четырехрогими «бра». На конце каждого рога росли продолговатые темно-красные шишки. Поверхность листьев была покрыта пупырышками.
— Словно присоски на щупальцах спрута, — сказал Ганс, входя между листьев. Он прикоснулся спиною к листку. Конец листа обвил его туловище сзади и начал скручиваться вместе с захваченной добычей. Вращаясь, крича, болтая ногами и руками, Ганс докатился до центра растения. Соседние растения, затронутые руками и ногами Ганса, также свернулись в трубку. Медленно свернулись и все остальные листья. «Звезда» превратилась в клубок.
— Скорее нож.., режьте! — кричал, задыхаясь, Ганс. Растение сжимало его тело, как гигантский удав.
Текер выхватил охотничий нож, подбежал к растению и начал резать лист.
— Осторожно.., смотрите, чтобы вас самого не прихватило! — кричал Ганс. Лицо его багровело от прилива крови.
Поверхностный слой листа поддавался ножу туго. Текер кряхтел, топтался возле Ганса.
— У вас руки дрожат... Дайте мне! — прохрипел Ганс. Текер передал нож. Ганс полоснул, лист хрустнул. Красная, как кровь, жидкость облила Ганса и Текера. Ужасное щупальце было отрезано.
Ганс упал вместе с листом. Текер откатил Ганса, как бочонок, подальше от растения. Попробовал раскрутить, но лист не раскрывался. Лишь по мере того, как вытекал красный сок, упругость листа уменьшалась, и Ганс наконец был освобожден.
Возле него стояла огромная лужа сока, черневшая и быстро затвердевавшая.
Ганс вздохнул всей грудью:
— Спасибо, доктор! Я думал, что этот растительный спрут сломает мне грудную клетку. Венера, кажется, каждому из нас приготовила по подарку. Здесь надо быть очень осторожным. Опасности подстерегают нас на каждом шагу.
Ганс ударил ногой почерневший лист:
— Плотоядное растение вроде наших мухоловок. Но пора домой. Скоро стемнеет. Только бы добраться до ущелья, там не собьемся с дороги. Блоттон! Блоттон!..
Блоттон не отзывался.
— Неужели он погиб? — воскликнул Ганс.
И, словно в подтверждение этого, на обратном пути Текер нашел несколько перьев, обрывков черной кожи — быть может, от крыла «птеродактиля», — следы крови в каменной ложбинке.
— Не здесь ли летучий гад расправился с Блоттоном?
— Но где же кости? — спросил Текер.
— Такой гиппопотам на крыльях способен сожрать и с костями...
5. ПЕЩЕРНЫЕ ЖИТЕЛИ
Ганс и Текер вернулись к ужину — к скудному ужину из галет.
— Увы, мы не нашли следов лорда Блоттона, — грустно сказал Текер. О перьях и следах крови он не упоминал, чтобы не растравлять сердце невесты. Глаза Эллен без того были красны от слез.
В конце ужина Цандер произнес речь. Он говорил о том, что их пищевые запасы приближаются к концу. Нельзя терять ни одного дня. Необходимо спуститься в долину, развести огород, засеять поле, сделать запасы на зиму.
— А ппока чем мы пи-питаться будем?
— Придется промышлять охотой, рыбной ловлей...
— У меня пропадает всякий аппетит, когда я подумаю о здешних летучих гадах, — сказал Стормер.
— Не может быть, чтобы на планете не нашлось годных для еды животных, рыб и растений. Как вы полагаете, доктор? — спросил Цандер.
— Я полагаю, что растения и животные в общем везде сделаны из одного теста. Белки, жиры, углеводы... Но могут быть и какие-либо неизвестные нам вредные примеси. Ведь и на Земле есть ядовитые растения. Здесь надо быть очень, очень осторожным. — И, несмотря на то что он запретил Гансу упоминать о птицах-шарах, сам Текер не мог удержаться, чтобы не рассказать об их приключениях. На лицах слушателей были ужас, испуг, отвращение.
— Каким же об-образом мы уззнаем, что мможно есть и чего нельзя ддаже нюхать? — спросил барон.
Текер пожал плечами:
— А каким образом первобытные люди научились отличать съедобные растения от ядовитых? Опытом. Только опытом.
— Расплачиваясь за опыт жизнью?
— Разумеется, многие гибли. Если бы в моем распоряжении была оборудованная химическая лаборатория...
— Недурная пперспектива! Заахочешь сорвать лук, а он скрутит тебя; ппонюхаешь мясо — свежее ли оно? — и подохнешь от одного только запаха.
— Я не переступлю порога ракеты! — решительно заявила леди Хинтон.
— Охотой и рыбной ловлей можно заниматься, живя в ракете. Зачем нам переселяться в долину? Не правда ли, барон? — И Стормер хлопнул по плечу Маршаля.
Тот брезгливо поежился от такой фамильярности.
— Разумеется. Наше дело стариковское. Леди Хинтон, мистер Стормер, я, профессор, епископ, во всяком случае.., кх.., кх... Цандер воспользовался паузой.
— Это невозможно, — прервал он речевые потуги барона. — Все работоспособные будут работать в приморской долине на поле, и носить вам сюда продовольствие никто не будет.
— Но у меня есть прислуга Мэри.
— А у меня Жак.
— Здесь, на Венере, нет личной прислуги. Нам предстоит тягчайшая борьба с суровой, незнакомой природой. И мы должны напрячь все наши силы, создать крепкий трудовой коллектив.
— Ком.., ком.., коммуну?
— Дело не в словах, барон.
— От.., отказываюсь.
— Не отпущу от себя Мэри!
— А я иду! — воскликнул профессор Шнирер. — И мы все должны идти. Работать на земле, а жить на лоне природы. Среди мирных животных и растений...
— Хороши мирные животные и рас.., рас...
— ..Обрабатывать землю. Собирать урожай. Пасти стада. Питаться плодами земли. И никаких машин, никаких рабочих вопросов, никаких революций.
— Нне пойду.
— Отказываюсь, — вторила леди Хинтон.
— Что за тупоумная публика! — тихо сказал Винклер Гансу.
— Погоди, они сами побегут. «Кто не работает, тот не ест». Кроме того, у меня есть верное средство выгнать их на работу, — так же тихо ответил Ганс.
Под шум спорящих он вынул большой бриллиант и, будто нечаянно, начал катать его по столу перед глазами леди Хинтон.
— Откуда это у вас? — подозрительно спросила она, мигом переменив тон.
— Нашел на дороге, леди Хинтон.
— Бриллианты на дороге не валяются.
— Венерианка обронила, может быть? — с насмешкой спросил барон.
— Возможно, — ответил Ганс. — И венерианки, очевидно, очень рассеянные женщины. Такие камушки мы встречали на всем пути. Вот, не угодно ли полюбоваться? — Ганс засунул руку в карман и высыпал горсть крупных самоцветов. Затем вынул из походной сумки большой слиток золота и небрежно бросил на стол. — Они здесь валяются, как булыжники.
— Золото! Алмазы! Бриллианты! Изумруд! — воскликнула леди Хинтон, наваливаясь на стол и протягивая руки к груде самоцветов.
Стормер покраснел, барон стал бледен. Глаза епископа блеснули алчностью. К драгоценностям потянулись дрожащие руки: толстые, поросшие рыжими волосами — Стормера; бледно-синие, с вздувшимися венами — барона; пухлые — епископа; тонкие, с длинными пальцами и розовыми ногтями — Делькро... Толстые, худые, красные, белые пальцы сбились в шевелящийся клубок. Пассажиры тяжело дышали, разгребали кучу, отталкивали чужие жадные руки.
— Бриллиант! Шестьдесят каратов!
— Восемьдесят!
— Дайте мне!
— Да не отнимайте же!..
— Я только посмотрю!
— А вот этот! Какая прелесть!
— На пятьдесят тысяч фунтов!
— Миллион!
Леди Хинтон зажимала в левой руке бриллиант чистейшей воды. Даже Эллен забыла о своей печали и смотрела на это неожиданное богатство как зачарованная.
Камни быстро разошлись по рукам. Из-за самородка золота разгорелась горячая ссора.
Ганс рассмеялся.
— Не жадничайте, господа, — сказал он. — Уверяю, что каждый из вас может набрать этих камней и золота целый мешок. Сомневаюсь только, что эти стекляшки обогатят вас.
— Это не стекляшки, молодой человек! — наставительно произнесла леди Хинтон, не понявшая Ганса. Она все еще жила в мире земных ценностей.
— Где это вы нашли? — спросил Стормер, прижимая под полою пиджака к животу слиток золота.
— Я уже говорил вам: на дороге. По пути к заливу. И если мы переселимся туда...
— Разумеется!
— И возможно скорее! Что вы скажете, леди Хинтон? Вот так Венера! Вот так планета! Недаром ее назвали именем богини красоты. Нет, ради этого стоило полететь в звездолете. Черт возьми, мы будем богаты как крезы! Да что крезы! Крезы будут нищими по сравнению с нами...
— Увы, мы не нашли следов лорда Блоттона, — грустно сказал Текер. О перьях и следах крови он не упоминал, чтобы не растравлять сердце невесты. Глаза Эллен без того были красны от слез.
В конце ужина Цандер произнес речь. Он говорил о том, что их пищевые запасы приближаются к концу. Нельзя терять ни одного дня. Необходимо спуститься в долину, развести огород, засеять поле, сделать запасы на зиму.
— А ппока чем мы пи-питаться будем?
— Придется промышлять охотой, рыбной ловлей...
— У меня пропадает всякий аппетит, когда я подумаю о здешних летучих гадах, — сказал Стормер.
— Не может быть, чтобы на планете не нашлось годных для еды животных, рыб и растений. Как вы полагаете, доктор? — спросил Цандер.
— Я полагаю, что растения и животные в общем везде сделаны из одного теста. Белки, жиры, углеводы... Но могут быть и какие-либо неизвестные нам вредные примеси. Ведь и на Земле есть ядовитые растения. Здесь надо быть очень, очень осторожным. — И, несмотря на то что он запретил Гансу упоминать о птицах-шарах, сам Текер не мог удержаться, чтобы не рассказать об их приключениях. На лицах слушателей были ужас, испуг, отвращение.
— Каким же об-образом мы уззнаем, что мможно есть и чего нельзя ддаже нюхать? — спросил барон.
Текер пожал плечами:
— А каким образом первобытные люди научились отличать съедобные растения от ядовитых? Опытом. Только опытом.
— Расплачиваясь за опыт жизнью?
— Разумеется, многие гибли. Если бы в моем распоряжении была оборудованная химическая лаборатория...
— Недурная пперспектива! Заахочешь сорвать лук, а он скрутит тебя; ппонюхаешь мясо — свежее ли оно? — и подохнешь от одного только запаха.
— Я не переступлю порога ракеты! — решительно заявила леди Хинтон.
— Охотой и рыбной ловлей можно заниматься, живя в ракете. Зачем нам переселяться в долину? Не правда ли, барон? — И Стормер хлопнул по плечу Маршаля.
Тот брезгливо поежился от такой фамильярности.
— Разумеется. Наше дело стариковское. Леди Хинтон, мистер Стормер, я, профессор, епископ, во всяком случае.., кх.., кх... Цандер воспользовался паузой.
— Это невозможно, — прервал он речевые потуги барона. — Все работоспособные будут работать в приморской долине на поле, и носить вам сюда продовольствие никто не будет.
— Но у меня есть прислуга Мэри.
— А у меня Жак.
— Здесь, на Венере, нет личной прислуги. Нам предстоит тягчайшая борьба с суровой, незнакомой природой. И мы должны напрячь все наши силы, создать крепкий трудовой коллектив.
— Ком.., ком.., коммуну?
— Дело не в словах, барон.
— От.., отказываюсь.
— Не отпущу от себя Мэри!
— А я иду! — воскликнул профессор Шнирер. — И мы все должны идти. Работать на земле, а жить на лоне природы. Среди мирных животных и растений...
— Хороши мирные животные и рас.., рас...
— ..Обрабатывать землю. Собирать урожай. Пасти стада. Питаться плодами земли. И никаких машин, никаких рабочих вопросов, никаких революций.
— Нне пойду.
— Отказываюсь, — вторила леди Хинтон.
— Что за тупоумная публика! — тихо сказал Винклер Гансу.
— Погоди, они сами побегут. «Кто не работает, тот не ест». Кроме того, у меня есть верное средство выгнать их на работу, — так же тихо ответил Ганс.
Под шум спорящих он вынул большой бриллиант и, будто нечаянно, начал катать его по столу перед глазами леди Хинтон.
— Откуда это у вас? — подозрительно спросила она, мигом переменив тон.
— Нашел на дороге, леди Хинтон.
— Бриллианты на дороге не валяются.
— Венерианка обронила, может быть? — с насмешкой спросил барон.
— Возможно, — ответил Ганс. — И венерианки, очевидно, очень рассеянные женщины. Такие камушки мы встречали на всем пути. Вот, не угодно ли полюбоваться? — Ганс засунул руку в карман и высыпал горсть крупных самоцветов. Затем вынул из походной сумки большой слиток золота и небрежно бросил на стол. — Они здесь валяются, как булыжники.
— Золото! Алмазы! Бриллианты! Изумруд! — воскликнула леди Хинтон, наваливаясь на стол и протягивая руки к груде самоцветов.
Стормер покраснел, барон стал бледен. Глаза епископа блеснули алчностью. К драгоценностям потянулись дрожащие руки: толстые, поросшие рыжими волосами — Стормера; бледно-синие, с вздувшимися венами — барона; пухлые — епископа; тонкие, с длинными пальцами и розовыми ногтями — Делькро... Толстые, худые, красные, белые пальцы сбились в шевелящийся клубок. Пассажиры тяжело дышали, разгребали кучу, отталкивали чужие жадные руки.
— Бриллиант! Шестьдесят каратов!
— Восемьдесят!
— Дайте мне!
— Да не отнимайте же!..
— Я только посмотрю!
— А вот этот! Какая прелесть!
— На пятьдесят тысяч фунтов!
— Миллион!
Леди Хинтон зажимала в левой руке бриллиант чистейшей воды. Даже Эллен забыла о своей печали и смотрела на это неожиданное богатство как зачарованная.
Камни быстро разошлись по рукам. Из-за самородка золота разгорелась горячая ссора.
Ганс рассмеялся.
— Не жадничайте, господа, — сказал он. — Уверяю, что каждый из вас может набрать этих камней и золота целый мешок. Сомневаюсь только, что эти стекляшки обогатят вас.
— Это не стекляшки, молодой человек! — наставительно произнесла леди Хинтон, не понявшая Ганса. Она все еще жила в мире земных ценностей.
— Где это вы нашли? — спросил Стормер, прижимая под полою пиджака к животу слиток золота.
— Я уже говорил вам: на дороге. По пути к заливу. И если мы переселимся туда...
— Разумеется!
— И возможно скорее! Что вы скажете, леди Хинтон? Вот так Венера! Вот так планета! Недаром ее назвали именем богини красоты. Нет, ради этого стоило полететь в звездолете. Черт возьми, мы будем богаты как крезы! Да что крезы! Крезы будут нищими по сравнению с нами...