Тонино Бенаквиста

Сага


   В книге есть заимствования у Грушо, Бергмана, Шаффера, Превера и некоторых других.

   Но прежде всего я обязан воздать должное Цезарю, моему отцу.

   Моя благодарность Даниелю, Жану-Филиппу, Франсису и Фредерику.




   Он писал свои драмы по мере того, как их транслировали. Я убедился, что написание каждой главы занимало у него почти вдвое больше времени, чем исполнение, то есть один час.

   – Только что гинеколог принимал роды тройни у своей племянницы, но один из этих лягушат застрял. Не можете ли вы подождать пока минут пять? Я сделаю девушке кесарево сечение, а затем мы выпьем с вами отвара йербалуисы с мятой.

Марио Варгас Льоса «Тетушка Хулия и писака»




Тонино Бенаквиста


   Тонино Бенаквиста родился в 1961 г. в семье итальянских иммигрантов. Изучал кинематографическое искусство, работал проводником поезда, декоратором, продавцом пиццы. Автор романов «Недоразумение в спальном вагоне» (в русском переводе «Охота на зайца»), «Машина для раздавливания маленьких девочек», «Укусы зари». За романы «Три красных квадрата на черном фоне» и «Комедия неудачников» получил несколько литературных премий, в том числе «Гран-при» в области полицейского романа и «Приз-мистерия критиков». В 1998 г. признан читателями журнала «Elle» лучшим автором года за роман «Сага».


КОМАНДА



   Литература – это роскошь.

   Вымысел – это необходимость.

Г.К.Честертон




1. Луи


   Она лежала на паркетном полу с окровавленным лбом и левой рукой, скрытой складками шторы.
   – Ваши ноги в кадре, – сказал тип из отдела идентификации. Старший инспектор отступил на шаг, чтобы не мешать фотографу сделать несколько общих снимков тела.
   – Когда это случилось?
   – Здесь можно приготовить кофе?
   – Сосед услышал шум около семи часов утра.
   – Можно убрать тело?
   – Наверное, она зашла сюда случайно. Убийца оказался застигнутым врасплох.
   Младший из двух инспекторов оторвался от записной книжки, бросил взгляд на коллегу и поспешно, чтобы его не опередили, высказал гипотезу:
   – Похоже на работу взломщика, из тех, что работают только в августе и быстро приходят в панику при малейшей опасности.
   – Скорее всего, у него были ключи от квартиры. Некоторое время он рылся в комнате, перевернул все вверх дном, и шум разбудил жертву. Женщина встала и вышла из спальни, чтобы посмотреть, что происходит в гостиной.
   Необычная суета вокруг тела Лизы достигла разгара. Со всех сторон раздавались обрывки фраз, на которые редко кто реагировал.
   – Он запаниковал, схватил пепельницу с каминной полки и два раза ударил жертву по голове.
   – Видимо, здорово перепугался – удар очень сильный.
   – Выяснили, что украли?
   Молодой инспектор показал деревянную шкатулку, инкрустированную перламутром.
   – Здесь явно лежали драгоценности. Похоже, больше ничего не взяли.
   – Что известно о ее семье?
   – Детей у нее не было, она жила с мужем. Сейчас он в Барселоне, должен вернуться вечером.
   – Можно убрать тело?
   – Отпечатков мы не обнаружили.
   – У консьержки и горничной были запасные ключи.
   – Вызовите их ко мне. И соседа тоже.
   Санитары с носилками скрылись в коридоре. Как всегда, едва вынесли тело, комната сразу почти опустела. Старший инспектор застегнул на молнию свою куртку, его коллега в последний раз посмотрел в окно.
   В комнате воцарилась тишина.
   Было около одиннадцати, и полицейские обменялись несколькими общими фразами по поводу завтрака и этого странного августа, больше похожего на октябрь. Им нужно было уладить дела в комиссариате, и Дидье, самый молодой из всех, предложил поехать по улице Прованс, чтобы избежать пробок на Больших Бульварах.
   – Никто бы не захотел погибнуть так, как вы описали…
   Полицейские, стоявшие в коридоре, одновременно обернулись. В гостиной, на стуле, втиснутом между забитым до предела книжным шкафом и дверью в соседний кабинет, сидел Луи. Ему удалось, словно хамелеону, слиться с окружающей обстановкой; странная неподвижность и костюм такого же цвета, что и старинная мебель, сделали его совершенно незаметным. Он явно не считал нужным подняться и сохранял полнейшую невозмутимость, как умел делать это в самых сложных ситуациях.
   Дидье почувствовал, что совершил оплошность, не заметив постороннего в комнате.
   – Вы здесь давно?
   – С полчаса. Просто решил зайти, и меня никто не заметил. Я редко привлекаю внимание.
   – И что вам здесь понадобилось?
   – Я почти родственник. Еще два года назад я был женат на этой женщине. Но она развелась со мной и вышла замуж за известного актера. К сожалению, я не настолько богат, чтобы жить с ней в такой квартире.
   – Как вас зовут?
   – Луи Станик.
   Старший инспектор, не сводя глаз с Луи и не скрывая раздражения, снял куртку.
   – Значит вы «просто» решили зайти?
   – У меня была деловая встреча в двух шагах отсюда. Я знал, что ее муж в отъезде, так как прочел в газете, что он снимается в Испании. Вот и решил, что если зайду «просто так», то, может быть, она меня впустит.
   Старший инспектор подумал, что его раздражает больше всего: то ли невероятно естественное поведение Станика, то ли его способность обходить острые углы в этой необычной ситуации.
   – У вас есть ключи от квартиры?
   – Нет. Но у меня есть алиби на это утро.
   – У нас здесь не американский телефильм.
   Луи недавно исполнилось пятьдесят. Прямые усики и густые брови придавали его лицу серьезность, с которой не вязалось лукавство во взгляде светлых глаз. Он встал, распрямив свое высокое нескладное тело, и хрустнул пальцами. В бархатном голосе, идущем словно из глубины горла, прозвучали нотки печали.
   – В американском телефильме я бы уже давно проливал слезы. Но я предпочитаю заняться этим позже.
   – Да, похоже на правду, – сказал Дидье. – Вы явно переживаете случившееся как-то уж слишком… слишком спокойно…
   Старший инспектор взглядом дал понять юному коллеге, что тот мог бы и воздержаться от подобного замечания. Похоже, и сам Дидье удивился тому, что сказал.
   – Вы ошибаетесь, мне совсем не легко видеть распахнутой дверь в ее квартиру и каких-то типов, шныряющих вокруг ее тела. Но больше всего меня огорчает ваша версия случившегося.
   Полицейский набрал полную грудь воздуха, чтобы не вспылить. В общении с Луи нужно было держать ухо востро.
   – И чем вас не устраивает наша версия?
   – Она правдоподобна, но маловероятна. Возможна, но абсолютно нереальна. Нет, никто бы не захотел погибнуть так, как вы описали.
   – Если у вас есть какие-то сведения, сообщите их.
   – Кому хочется умереть от удара пепельницей, нанесенного каким-то воришкой, удирающим затем с драгоценностями?
   – В нашей профессии сталкиваешься и с более нелепыми смертями.
   – Но не в моей. Вы действительно верите, что ее убили из-за драгоценностей в шкатулке?
   – Это нам должен подтвердить ее муж. Или горничная.
   Луи чуть было не возразил, что ни горничная, ни, тем более, муж ничего не расскажут им про Лизу.
   – Лиза ненавидела драгоценности, что меня очень устраивало, так как за десять лет совместной жизни я не смог подарить ей ни одного украшения. Кстати, она умудрилась потерять обручальное кольцо во время нашего свадебного путешествия.
   – …?
   – А если в этой шкатулке находилось что-то другое? То, чем она очень дорожила? То, за чем специально пришел убийца?
   – Пока он для нас всего лишь обычный взломщик, которому не хватило хладнокровия.
   – Думаю, можно придумать что-нибудь и получше.
   Слова Луи прозвучали без капли иронии. Напротив, чувствовалось, что он пытается быть логичным и помочь следствию.
   – Вы прожили с ней десять лет. Мы вас слушаем.
   Солнечный луч заскользил по спинке кресла. Луи устроился в нем и прищурил глаза от яркого света.
   – Лиза спала очень чутко. Грабитель никогда бы не смог перевернуть вверх дном всю квартиру, не разбудив ее. Она видела, как он орудует. Ключей при нем не нашли, значит, это она впустила его.
   – Продолжайте.
   – Этот тип рассуждал так же, как я. Он пришел на рассвете, зная, что ее муж в Испании. А в семь утра в квартиру впускают только близких.
   – Или любовника.
   – Почему бы и нет? Это в ее стиле – завести любовника. Ведь в течение двух последних лет нашего брака у нее была связь с актером, за которого она потом вышла замуж.
   – И что же этот любовник хотел найти в шкатулке?
   – Пока мы можем рассмотреть один или два возможных варианта. Пожалуй, есть и третий, но он слишком сложен и, следовательно, не заслуживает внимания. Представим, что любовник решает сообщить ей, что хочет с ней порвать. Но Лиза об этом не подозревает; наоборот, она собирается воспользоваться неожиданной возможностью провести с ним ночь, не боясь внезапного появления мужа. Однако любовник не желает преподносить ей такой подарок в ознаменование разрыва. Поэтому он появляется как можно позднее, ранним утром, чтобы поставить ее перед свершившимся фактом. И даже подготавливает примерно такую фразу: «Мне так хотелось, чтобы ты меня полюбила, по ты всегда видела во мне лишь любовника». Однако проблема в том, что он не может считать себя совершенно свободным, пока не вернет свои письма.
   – Какие письма?
   – Безумно романтические письма, которые он написал ей за время их романа. Лиза обожала любовные послания, ей нужны были такие доказательства, чтобы чувствовать себя любимой. Она ценила их несравненно выше, чем драгоценности! Я знаю, о чем говорю – ведь я добился ее только благодаря своим письмам. В то время они у меня прекрасно получались.
   – У вас есть хоть малейшее представление о том, кто бы мог быть ее любовником?
   – Никакого. Но это явно женатый человек. Совершенно необходимое условие. Она никогда бы не заинтересовалась юным воздыхателем, который третировал бы ее просьбами, чтобы она развелась. Ее возбуждала двойственность ситуации, двойной адюльтер. Когда она познакомилась с артистом, тот тоже был женат. И потом, Лиза не бросилась бы на шею первому встречному, ей нужен был человек, с которым было бы престижно появляться в обществе, который был бы широко известен, то есть, занимал бы видное положение в шоу-бизнесе, понимаете, что я имею в виду?
   – Более-менее.
   Луи любил изображать ситуацию так, словно самое странное было вполне естественным. И делал это весьма убедительно.
   – Следовательно, любовник должен был любой ценой уничтожить письма, иначе Лиза непременно воспользовалась бы ими. Вытряхивая содержимое ящиков серванта, он наконец натыкается на перламутровую шкатулку. Чувствуя себя в безопасности, но не в силах противиться нахлынувшей ностальгии, он говорит ей приблизительно следующее: «Теперь остается самое трудное, Лиза, забыть все, забыть, что ты существовала, пусть о тебе останется лишь смутное воспоминание, а потом я забуду и это воспоминание». Рассвирепевшая Лиза угрожает обо всем рассказать его жене. Он паникует, она отвешивает ему пощечину, он хватает пепельницу и…
   Молчание.
   Инспектор пристально взглянул на шкатулку, потом попросил Дидье сходить на кухню и принести остатки остывшего кофе.
   – Такая версия событий вам подошла бы больше, да, месье Станик?
   В этом инспектор ни капли не сомневался. Это убийство явно носило необычный характер, а он всегда предпочитал убийства из ревности у богачей, чем потасовки двух сопляков.
   – Не знаю, – ответил Луи. – Вообще-то мне бы очень хотелось, чтобы тайна ее смерти раскрыла наконец секрет ее рождения.
   – Что вы имеете в виду?
   Дидье принес чашку кофе. Луи достал пачку сигарет, и инспектор стрельнул у него одну. Закуривая, он бегло обменялся с Дидье взглядами.
   – Значит, вы не знаете, что Лиза – подкидыш?
   Дидье, хотя его никто об этом не просил, достал блокнот и зачитал вслух информацию, полученную из Центрального банка данных.
   – Все верно. Лиза Колетт была найдена в 1957 году у дверей госпиталя в Кане, ей было два года.
   – До шестнадцати лет она находилась на попечении департаментской комиссии по санитарии и общественной деятельности, – добавил Луи. – В то время ходили слухи, что у нее есть брат, но его никто никогда не видел.
   – Похоже, вы информированы лучше, чем кто-либо.
   – И тем не менее Лиза редко бывала откровенной. Впрочем, ее любовь к секретам еще сильнее сводила меня с ума…
   Старший инспектор, все более явно выражая свое нетерпение, попросил продолжать.
   – Допустим, что брат решил связаться с Лизой.
   – Из-за денег?
   – Тогда бы он объявился намного раньше.
   – Проснулись родственные чувства?
   – Через сорок-то лет?
   – Тогда что же?
   – Есть только одна причина: ему нужна была операция по пересадке костного мозга.
   – Простите, что?
   – Попробуйте найти другой мотив, и вы поймете, что это единственно возможный. И только сестра могла ему помочь.
   – …?
   – Однако такая сложная операция не может пройти незамеченной, а Лиза не хочет, чтобы с появлением этого человека кто-то начал рыться в ее прошлом. Она категорически отказывается помочь. Но брат настаивает – речь идет о его жизни. Утром он приходит к Лизе и умоляет ее, это его последний шанс. Однако она снова отказывается спасти его. Он знает, что приговорен и должен умереть, но эта девка его не переживет!
   Подобно пьяному, пытающемуся любой ценой выглядеть трезвым, инспектор счел делом чести скрыть свое удивление искренностью Луи. Дидье застыл, опустив руки и ожидая реакции начальника.
   – Она приговорила к смерти своего брата?
   – Это был единственный способ, чтобы больше с ним не встречаться.
   – Вы изобразили нам настоящее чудовище.
   – Только чудовище способно пробудить истинную страсть.
   Инспектор уже начал сожалеть, что это не рутинное расследование. Особенно после того, как Луи сообщил:
   – Подумав как следует, я решил предложить вам кое-что иное.
   Инспектор, словно уже ожидавший подобного поворота, возвел глаза к небу и сжал кулаки. Луи сохранял полную невозмутимость. И искренность.
   – Валяйте! И покончим с этим!
   – Инспектор, кто, по-вашему, может уничтожить чудовище? – …?
   – Только другое чудовище.
   Дидье подавил вздох, сделав вид, будто хотел откашляться.
   – Вы помните о деле Андре Карлье?
   Никто из инспекторов не прореагировал.
   – Это военный преступник, которого преследовала полиция всех стран мира. Он исчез в районе Кана в 1957 году. Больше никто его не видел.
   – Никогда не слышал о нем.
   – Однажды, просматривая бумаги Лизы, я случайно наткнулся на старую вырезку из газеты, в которой шла речь о том деле. Очевидно, это не было случайным совпадением. Лиза – дочь Андре Карлье.
   Инспектор даже не успел удивиться.
   – Она полагала, что он далеко, может быть, даже мертв, но призрак в конце концов возвратился. Зачем? Чтобы в последний раз перед смертью повидать свое милое дитя? Чтобы шантажировать ее? Или, наоборот, отдать ей награбленные во время войны сокровища? Кто знает? Утром она впускает в дом этого человека, которого никогда не видела и который давным-давно ее бросил. Во время встречи, о которой мы тоже никогда ничего не узнаем, Лиза погибает от ударов, которые он наносит ей по голове.
   – Почему вы считаете, что мы никогда ничего не узнаем?
   – А вы представьте себе личность Карлье. Он так и не искупил вину за свое прошлое. Теперь он стар, затравлен, и лишь надежда увидеть дочь до последнего времени придавала ему силы. Вы думаете, что он сможет пережить страшную сцену, разыгравшуюся утром? Вполне возможно, что в ближайшие дни тело этого негодяя ваш патруль обнаружит на одном из берегов Сены.
   Инспектор с отсутствующим видом скрестил руки на груди и о чем-то задумался. Дидье раскрыл блокнот и нацарапал в нем несколько слов.
   Впервые за все время глаза Луи затуманились при виде обрисованного мелом контура тела Лизы. Возможно, именно в этот момент он осознал, что больше никогда ее не увидит.
   – Месье Станик, я должен составить отчет. Ваш рассказ будет зафиксирован в протоколе.
   – Стоит ли, инспектор? Забудьте все, что я вам сообщил.
   – … Забыть?
   Луи закрыл глаза, чтобы скрыть выступившие слезы, как это часто бывает в торжественные моменты.
   – Вы были правы, инспектор. Лизу наверняка убил грабитель.
   – …?
   – Но люди моей профессии не могут представить себе, чтобы жизнь заканчивалась так глупо. Особенно жизнь тех, кого вы любили. Так и хочется придумать для них смерть, связанную со страстями.
   Луи медленно направился в комнату Лизы. Ошеломленные полицейские двинулись следом.
   – И… и что у вас за профессия?
   После некоторого молчания Луи опустился на колени перед кроватью.
   – Я – сценарист.
   Его рука скользнула по смятым простыням, и он уткнулся лицом в подушку.


2. Матильда


   Любовь.
   Любовь никогда не приносила денег Матильде. Ну, может, совсем немного. Она двадцать лет служила любви, преподносила ее в лучшем виде, как настоящая мастерица показывала ее лучшие стороны. Любовь – это была ее работа, она овладела всеми ее хитростями и уловками. Иногда даже придумывала новые. Прежде, чем сдаться, любовь навязывала ей свои капризы, свои условия. И так день за днем, с утра до вечера. Но к чему считать часы, когда речь идет о любви? Разве любовь когда-нибудь спит? Разве у любви бывает отдых? Любовь постоянно требовала от нее все новых фантазий, однако ничем не помогала. Матильда искусно черпала вдохновение из сокровищницы своей тайной нежности. За двадцать лет, прошедших в погоне за любовью, она усвоила, что самопожертвование – неиссякающий жизненный источник.
   Так или иначе, но ни на что другое Матильда не была способна. Виктор повторял ей это каждый день.
   – Твой талант – божий дар. Ты только и умеешь, что делать это, но, черт возьми, как здорово ты это делаешь!
   В конце концов, она сама поверила в тот образ великой жрицы любви, который так нравился Виктору. «Колдунья, повелительница сердец и страстей, хранительница неугасимого любовного огня», – он никогда не боялся преувеличений, когда требовалось подбодрить ее во время работы. Она свято верила во все, что слышала из уст Виктора, начиная с первого дня их знакомства.
   Ни на миг у нее не возникло желания избежать ловушки, таившейся в его взгляде, когда она, сидя за краешком стола в бистро на площади Вогезов, увидела его. В ту же секунду Матильда бросила писать свой дневник. С обаянием проповедника, отрекшегося от веры, Виктор увлек в свои сети ее наивную душу. В тот же день он стал и ее любовником. Ей тогда не было и восемнадцати. Он ни за что не провел бы с ней в постели больше одного вечера, если бы она очень быстро не проявила поразительные способности ко всем тонкостям любви.
   Десять лет безоблачного счастья. Она – за своей работой, он – за своей конторкой. Прямо как в песенке из «Трехгрошо-вой оперы». Он всегда умел дать ей совет и обеспечить уют, в котором она нуждалась для спокойной работы. Время от времени Виктор выводил Матильду в свет, чтобы немного развлечь и чтобы румянец оживил ее бледные щеки. Ему было достаточно проявлять к ней хоть каплю внимания, чтобы ловко избегать фразы «Я люблю тебя», которую она так мечтала услышать.
   Потом все стало таким рутинным, таким печально предсказуемым. Раз в три недели Виктор появлялся в ее квартирке на улице Месье-ле-Прэнс, чтобы забрать плоды ее трудов. За пять минут он овладевал Матильдой на краю постели, и она никогда не требовала от него большего. В ней было достаточно любви еще на десять лет. И еще десять лет она любила его, несмотря на его брак с первой встречной женщиной и на рождение двух детей. «Любовь не имеет отношения к семье», – часто повторял Виктор. В конце концов, Матильда в это поверила. В тридцать лет она превратилась в старую любовницу, которой можно ничего не обещать.
   Матильда с еще большим ожесточением ушла в работу. Чтобы забыть Виктора или, наоборот, вызывать его восхищение, она и сама толком не знала. Он становился все требовательнее и часто настаивал на том, чтобы она вносила побольше пикантностей в свои сочинения.
   – Пикантности… Что ты имеешь в виду?
   – Фантазии, жаркие сцены, черт побери! Заставь в конце концов говорить свою плоть!
   В свои сорок лет Матильда соглашалась на все. Она пожертвовала своей юностью, своей мечтой родить детей. И все во имя чего? Во имя любви?
   – Мне очень жаль, милочка, но я не смог продать даже тысячи экземпляров «Забытой любовницы».
   – Но, Виктор… Я сделала все, что ты требовал. Добавила главы, где действие происходит в «Эрос-центре»…
   – Я знаю, что ты старалась, но задница больше не привлекает читателя.
   – Это из-за моего псевдонима. Кого привлечет последний роман Клариссы Гранвиль? Следующий роман я подпишу иначе. Например, Пэтти Пендельтон. Она уже давно ничего не публиковала.
   Пэтти Пендельтон. «Очертя голову», «Замок без любви», «Та, которая ждет». Тридцать пять тысяч экземпляров каждой книги. Пэтти Пендельтон и неожиданные повороты сюжета, ее безумная романтичность, коттедж в Сассексе…
   – Все это было уже пятнадцать лет назад, Матильда. Сегодня ты этим не возместишь даже стоимости бумаги.
   – А Сара Худ? Ведь фаны ждут продолжения приключений Джейнис!
   «Джейнис и Дама червей», «Джейнис идет на войну», «У Джейнис есть сестра», «Наследие Джейнис» и так далее.
   – И что ты родишь на этот раз? «Джейнис в Интернете»? «Джейнис теряет вставную челюсть»? Читателям наплевать на эту дуру.
   – Я могу возобновить серию «Экстаз». «Запретные мечты», «Экзотическая дрожь», «Дикая девушка Андреа», «Оазис наслаждений» и так далее.
   Сидевший за письменным столом Виктор зашелся от смеха и схватил с закрывавшей всю стену полки первую попавшуюся книгу.
   – Ты хочешь писать о сексе? Тебе прочитать любой отрывок из «Скандалистки»? «Эдвина почувствовала, что ее воля ослабевает под настойчивой рукой Дэвида. Она поняла, что рано или поздно отдастся ему, и этот час наконец наступил. Она опустилась на колени перед своим возлюбленным и коснулась губами его древка». Его древка! Нужно быть по меньшей мере шестидесятилетним, чтобы понять, о чем идет речь, черт возьми! Всем плевать на твой устаревший изысканный язык. Хуже всего то, что ты в этом даже не виновата. Как ты можешь надеяться, что читатель поверит твоим идиотским «Экстазам», если сама знакома только с двумя позами, да и то вторая предназначается исключительно для праздничных вечеров…
   – Мне неприятно говорить это, Матильда, но тебе придется забрать свою последнюю рукопись.
   – Что ты сказал?
   – Я не стану ее издавать.
   – …?
   – Если мне не удастся увеличить торговый оборот, придется продать часть нашей конторы. А я слишком долго сражался за нее, чтобы делиться с незнакомыми людьми.
   Бледная как смерть, задыхающаяся, Матильда склонилась над столом, пытаясь дотянуться до руки Виктора.
   – Издательство «Феникс» – ведь это мы вдвоем… Вот уже двадцать лет… Мы вместе создали это издательство… Конечно, делами управляешь ты, но ведь это я написала первые книги и отдала их тебе без контракта, без задатка… Да у меня и сегодня нет контракта! Мы всегда работали, доверяя друг другу… Всегда были одной командой, разве не так?
   Матильда с надеждой ловила улыбку на лице Виктора. Но он старательно отводил взгляд. Возможно, чувствовал неловкость. Или испытывал к ней отвращение.
   – Забери свою рукопись. Завтра получишь все, что я тебе должен за «Забытую любовницу».
   Она поднесла ледяную руку ко лбу. Господи, да ведь это жест Джейнис, полный изящества и патетики!
   – Я должен дать шанс и другим авторам, как когда-то дал его тебе. У молодых более современный стиль, он лучше отвечает запросам публики. Ты слишком много работала последние годы, моя милочка. Возьми отпуск. Попытайся заняться чем-то другим.
   Матильда ухватилась за спинку кресла, чтобы не потерять равновесия. Еще никогда она не была так похожа на своих героинь – прекрасных и беззащитных.
   – Я больше ничего не умею…
   – Тебе будет сложно пристраивать свои рукописи, Матильда. Я не знаю ни одного издателя, который бы согласился их взять.
   Лучше бы он ударил ее, разбил в кровь лицо…
   – Как же я буду жить?
   – Поработай на женские журналы, попиши юморески для телевидения – для этого не надо быть семи пядей во лбу. Или выйди замуж. В твоем возрасте это еще возможно. Почему все находят любовь, кроме тебя?


3. Жером


   Убийца склоняется над облаченным в оранжевые одежды бонзой, преклонившим колени перед гигантской статуей Будды. Звучит апокалиптическая музыка. Стены храма содрогаются от взрыва, земля проваливается у них под ногами.
   – Слушай, парень, как быстро можно научиться левитации?
   Столб голубоватого дыма вихрем кружит вокруг статуи Будды, который медленно открывает глаза. Перед зрителями возникает лицо Джин-зо.
   Борец со смертью не верит своим глазам. Он хватает бонзу и бросается прочь, пока последняя стена не рухнула им на головы. Они выбегают из храма и оказываются в центре Лос-Анджелеса.
   Превратившись в человека, Джин-зо врывается внутрь небоскреба. Сумасшедшая гонка по лестницам, схватки врукопашную. Крепко держа Джин-зо, Борец бросается в пустоту… и хватается за подъемный кран. Рабочие приводят в действие подрывное устройство, и небоскреб взлетает в воздух. Джин-зо исчезает под грудой дымящихся развалин. Борец, словно кот, подтягивается и смотрит с высоты подъемного крана, как на Лос-Анджелес опускается ночь.