Бенцони Жюльетта. Констанция. Книга первая

   Но в глазах у него сразу же потемнело, и последние силы покинули его…
   Очнулся Филипп, лежа на спине под ночным небом, плотно застланным облаками. Над ним склонился его дядя Марсель Бланше.
   — Ну вот, наконец-то ты и пришел в себя, Филипп. И вздумалось же тебе поехать одному!
   Марсель снял со своего коня круглую деревянную фляжку, обтянутую кожей, дал Филиппу напиться вина. Живительная влага растеклась по жилам, и Филипп наконец-то поверил в то, что жив и почти спасен.Он попытался приподняться, но тут же глухо застонал.
   Лежи, скоро мы поедем домой. Но согласись, Филипп, не стоило бы тебе представать в таком виде перед глазами матери.
   Хорошо, я приведу себя в порядок.
   — По-моему, у тебя ничего не сломано, — радостно сообщил Марсель.
   Филипп наконец догадался пошевелить рукой. Пальцы слушались, правда с трудом, и каждое движение глухой болью отдавалось во всем теле.
   Марсель смочил вином носовой платок и принялся промывать рану на лице племянника. Запекшаяся кровь смывалась с трудом, да и разрез был сделан острым кинжалом. Края тут же разошлись и по щеке снова потекла кровь.
   — Осторожнее, Марсель, — попросил Филипп.
   — Об осторожности нужно было думать раньше, — посоветовал дядя.
   — Это они… — прошептал юноша.
   — Конечно, — усмехнулся Марсель, — а кто же еще Реньяры. Но ты сам виноват, приятель, любовь опасная штука и часто взамен получаешь совсем не то, на что рассчитывал.
   Только не читай мне нравоучений, — взмолился Филипп, садясь на землю, — я не выношу их, они хуже зубной боли.
   Учить тебя уже поздно, ты все равно не сможешь выбросить из своей головы Констанцию, даже после всего того, что сотворили с тобой Реньяры. Я удивляюсь только одному — как они отпустили тебя живым.
   Филипп проскрежетал зубами, это была как соль на раны.
   — Он ответит мне за все!
   — Ну вот, — вздохнул Марсель Бланше, — еще не хватало, чтобы ты укокошил ее кузена, и тогда люди Реньяров обязательно сожгут дом твоей матери, а меня и тебя повесят на дереве.
   Лишь только сейчас Филипп осознал, какой опасности подвергает свою семью, претендуя на руку Констанции Реньяр. Ведь это в самом деле было чудом, что до сих пор никто из врагов не наведал его дом. Он, Филипп Абинье, преспокойно уезжал, оставляя двух безоружных женщин.
   Но тут же Филипп вздохнул с облегчением: рядом с ним находился его дядя Марсель Бланше. Они все-таки вдвоем, и Реньярам не так-то легко будет овладеть ими.
   — Ну что, ты уже можешь стоять? — поинтересовался Марсель.
   Филипп поднялся на ноги и тут же чуть было не рухнул.
   — Держись, — Марсель подставил ему руку, и юноша устоял.
   Дядя подвел Филиппа к лошади и помог сесть в седло.
   — Ну что ж, до дома ты можешь ехать как угодно, но лишь Этель завидит тебя, держись молодцом.
   Уже издали Филипп в темноте различил окна своего дома. Мать и сестра не спали, два окна светились слабым светом.»Это отблески очага, — догадался Филипп, — они не смыкали глаз все время, пока меня не было. Молодец, Марсель, без
   Него я не знаю, сумел бы добраться до дому или нет».
   Хлопнула дверь, и на крыльцо выбежала Этель. Она вглядывалась в темноту и звала:
   — Филипп! Филипп!
   — Я здесь, мама! — воскликнул юноша и дернул поводья.
   Он летел навстречу женщине так, словно за ним гналась целая банда.
   — Филипп, мальчик мой! — воскликнула мадам Абинье, обнимая сына.
   Тот хоть и почувствовал от ее нежных объятий пронзительную боль, но сдержался, лишь ласково произнес:
   — Извини, мама, я заставил тебя волноваться.
   — О чем ты говоришь? Идем скорее в дом! Мадам Абинье понимая, что сын не хочет казаться в ее глазах слабым, тут же передала его в руки Лилиан. Та помогла брату добраться до постели. Тут-то Филипп уже не сдерживал себя. Он скрежетал зубами, стонал. Только сейчас он ощутил боль, которую должен был почувствовать, находясь на земле Реньяров.
   — Ты должен уснуть, — посоветовала Лилиан.
   — Легко сказать, — горько усмехнулся Филипп.
   — Очень больно?
   — Но все кости целы, — не очень-то радостно добавил Филипп.
   — Я знаю, что тебе нужно, брат, — засуетилась Лилиан, — сейчас, подожди, — и она опрометью бросилась вниз. Вскоре девушка вернулась с чашкой горячего вина, пахнущего специями.Филипп жадно выпил напиток и тут же по его телу разлилась
   Блаженная истома.
   — Ты прямо колдунья, Лилиан, — похвалил он сестру, закрывая глаза.
   — Если тебе еще что-нибудь нужно…
   — Извини меня, сестренка, ведь я не подумал ни о тебе, ни о матери.
   — Да брось ты, главное, ты жив и мы все вместе.
   — Этого мало для счастья, — вздохнул Филипп.
   — А ты знаешь, я только сегодня поняла, что счастлива. Я не хочу
   Другой жизни. Когда мы все вместе, втроем, мы можем порадовать друг друга, например, как я сегодня. И это тоже счастье, — убежденно сказала Лилиан. — Ведь вспомни, в притче отец радовался возвращению блудного сына.
   — Ну вот и дождался, — попытался улыбнуться Филипп, — я блудный сын. Недолго же я блуждал, меня изловили.
   — Ты еще совсем глуп, — по праву старшей сестры сказала Лилиан.
   И Филипп не стал ей возражать. Во-первых, ему уже и в самом деле захотелось спать, а во-вторых, он знал, с женщиной спорить бесполезно, пусть это даже умная Лилиан.
   Но прежде чем заснуть, Филипп попросил:
   — Позови, пожалуйста. Марселя, я должен с ним переговорить.Девушка пожала плечами, но просьбу брата выполнила.
   Марсель сел прямо на кровать рядом с Филиппом.
   — Ты хочешь, племянник, предложить мне хитроумный план, как похитить твою возлюбленную?
   — Но ведь ты даже не знаешь, что случилось с ней, я же тебе не успел ничего рассказать.
   — Думаешь я, Филипп, тратил время понапрасну? Я прекрасно видел, что происходит в имении Реньяров. Я сразу же отправился туда, лишь только ты не вернулся.
   — Но я же не видел тебя! — изумился Филипп.
   — Ты слишком доверчив, Филипп, извини, что не пришел тебе на помощь сразу. Но вдвоем мы никому ничего не смогли бы доказать.
   — Так ты ехал за мной, когда я, связанный, лежал на лошади?
   Марсель улыбнулся.
   — Конечно же ехал.
   — И не мог сразу освободить меня! — возмутился Филипп.
   — А ты как думаешь? — спросил Марсель. Юноша засомневался.
   — Если ты не освободил меня сразу, значит на то были свои причины.
   — Ну конечно же, наконец-то до тебя дошло. Ты думаешь, Виктор просто так отпустил тебя? Он послал следом одного мерзавца, и мне пришлось немного проучить его.
   — Ты убил человека Реньяра?
   — Нет, я всего лишь сбросил его с лошади, связал и отправил назад к его хозяину.
   — Я знал, ты не бросишь меня в беде! — воскликнул Филипп Абинье и тут же поморщился, порез на щеке вновь стал кровоточить.
   — Да спи ты, — уже немного зло бросил Марсель Бланше, — тебе нужно прийти в себя.
   — А Констанция, что будет с ней?
   — Я тебе обещаю, Филипп, что-нибудь мы с тобой придумаем. Ведь выходило же у нас все хорошо до этого, значит, получится и потом.
   Эти нехитрые слова успокоили юношу. Он безгранично верил в возможности своего дяди — мятежника.
   И уже засыпая, Филипп услаждал себя радостными грезами.Он видел себя и Констанцию радостно смеющимися, идущими рука об руку по залитому солнцем лугу. За небольшой рощицей возвышалась колокольня храма, и Филипп знал, что там их ждет священник и приглашенные.»Ведь благословил же нас старый Гильом, — думал Филипп Абинье, но тут же сердце юноши похолодело. — Но ведь он же убил моего отца! Как может соединиться в одном человеке проклятье и благословение? Стоит ли это благословение чего-нибудь, если оно дано убийцей?»
   Это был слишком сложный вопрос для измученного разума Филиппа Абинье. Он привык мыслить куда более просто, а тем более сейчас юноша не мог рассуждать здраво. Ведь с одной стороны, он был всецело обуреваем любовью к Констанции, а с другой, ненависть к Реньярам кипела в его душе.
   Ты не такая, — твердил он сам себе, имея в виду Констанцию, — ты не такая. И может быть, именно на нас с тобой лежит обязанность прекратить вражду.
   Но мысли путались в голове Филиппа Абинье, сон одолевал его и наконец, бессвязно бормоча имя своей возлюбленной, он заснул.
   Пробуждение было внезапным, словно кто-то толкнул его в бок. Филипп огляделся: комната пуста, окно закрыто ставнями и лишь слабый утренний свет пробивается в комнату. И тут же на него обрушились воспоминания последних дней. Снова досада обожгла сердце, и тревога наполнила душу. Он сейчас здесь, в безопасности, а Констанция, что с ней?
   Филипп встал, но тут же скривился от боли.
   — Нет, я пересилю тебя! — воскликнул юноша и шаг за шагом, превозмогая боль, двинулся к окну.
   Распахнулись ставни, и он вдохнул свежий утренний воздух. Прохлада бодрила его и притупляла боль. Когда Лилиан вошла в комнату, она с изумлением уставилась на брата. Чего — чего, а этого она никак не ожидала: он стоял у окна и старательно делал вид, что даже не замечает ее появления.»Так значит, он не так плох, как казался вчера, — подумала Лилиан, — а я-то побоялась ему сказать все, что о нем думаю».
   И девушка решила восполнить вчерашний промах.
   — Так ты чувствуешь себя хорошо, братец? — осведомилась она с ехидцей.
   — Лучше не бывает, — процедил сквозь зубы Филипп.
   — Ну так значит, мы все должны были волноваться, переживать, а ты из-за своей любви потерял голову и чуть было не погиб?
   — И такое могло случиться, — резонно заметил Филипп.
   — А теперь ты, конечно, обдумываешь план спасения своей возлюбленной, а она, может, и думать о тебе забыла.
   — Помолчи!
   — А почему, собственно, я должна молчать? Ты, Филипп, не хочешь думать ни о ком другом.
   И тут юноша повернулся от окна. Их взгляды встретились — взгляды брата и сестры — и столько тоски и боли было в глазах Филиппа, что Лилиан не выдержала, расплакалась и подбежала к нему.
   — Прости меня, брат, я понимаю, как тебе тяжело, но я не смогла
   Сдержаться.
   — Но я не виню тебя, Лилиан, и тоже прошу простить меня.
   — Ты хочешь увидеть Констанцию? — спросила сестра.
   Надежда загорелась в глазах Филиппа.
   — А ты знаешь, как это сделать?
   — Около нашего дома утром проезжал священник, и он сообщил, что старого Гильома похоронят сегодня. Говорят, Констанция очень любила его и конечно же, будет на похоронах. А никто из Реньяров не осмелится затевать ссору в святом месте, у гроба главы рода.
   — Я поеду, — сказал Филипп.
   — А ты уже окреп? — поинтересовалась Лилиан.
   — Я должен ехать, — Филипп не стал уточнять, как себя чувствует, потому что знал, что не сможет отказаться от этой поездки.
   — Я еду, — Филипп стал спешно одеваться.
   — Ты успеешь в деревню, — принялась уговаривать брата Лилиан, — поешь, побудь хоть немного с матерью.
   — Ей грозит беда, — Филипп взял сестру за плечи и прижал к себе, — я не имею права оставить ее одну.
   — Ну что ж, — вздохнула Лилиан, — значит, поезжай. Только что я скажу матери?!